выбирать. Слова иссякли. В тишине он смотрел на меня, и под каменной маской лица невозможно было угадать его мысли. - Давай обсудим все с самого начала. Я задрожала, потом кивнула. - Ты - женщина. Тебе трудно там, где правят мужчины. Искусство - тонкая область, и артисты всегда под угрозой. Не имея защитника, покровителя, ты даже не можешь потребовать оплаты, если тебе отказали. - Это так, Кеймири, - с болью согласилась я. - Будучи поэтом, ты - вне социальной структуры браксианского общества. В глазах обычных людей ты - из низшего слоя. Поселившись в Доме Высокородного, ты обретешь определенный статус и право принадлежать к среднему классу. - Это так, Кеймири, но... - Ты - из мятежников. Ты думаешь, я не попросил выяснить твое прошлое? Ты вдохновила толпу на мятеж на планете Вереска - это называлось "упражнение в ораторском воздействии". И только когда ты призвала своих соратников искать более мягких путей для защиты привилегий, твоя жизнь была спасена - и то с помощью тайного голосования. Я почувствовала, как холод ползет по моим членам. Я изменила имя, внешность... Я никогда не думала, что он узнает все. - И еще. Я понял во время твоего выступления, что ты любишь верховодить над мужчинами, - он поднял руку, призывая меня к молчанию. - Ты, как Хозяйка языка, умеешь работать на уровне подсознания, но и хозяин умеет читать твои работы. Итак, ты хочешь денег, безопасности, социального статуса. И ты, браксианская женщина, хочешь начать игру со сливками расы, надеясь однажды понять наш секрет. И все - под прикрытием поэтических поисков. Пойми, что в лучшем случае тебе придется забыть о свободе в моем Доме. За каждым твоим шагом будут следить. Каждое твое слово будет известно мне. Твоя поэзия будет под присмотром цензора. И если мне не понравится что-нибудь в твоих виршах, ты будешь убита, и смерть, возможно, будет не легкой. Он посмотрел на меня так, что я содрогнулась. И поняла, на что я себя готова обречь. Совершенная глупость! Что я знаю о привычках браксана, я, которая знает только свое искусство? Чувство удовлетворения отразилось на его лице, он как будто осознавал то унижение, которое я должна почувствовать после его речи. Он повернулся, чтобы уйти - просто отказавшись от моих услуг или чтобы наказать за прошлый мятеж? - Приходи сюда завтра вечером, - его лицо было непроницаемо, но в голосе звучала легкая насмешка. - Твоя Хозяйка покажет тебе комнату и расскажет о твоих гонорарах. Спроси ее, когда придешь. Я ничего не успела сказать, так быстро он ушел. Таджхайн! Так я вошла в дом Затара - артист и подстрекатель, поэт и мятежник. Будь я мужчиной, моя жизнь была бы другой. Мне было легко представить себя умирающей на фронте, сражающейся с радостным блеском в глазах, отдающей команды... Но я родилась женщиной... Такова судьба, крест которой нести все трудней и трудней. И дело было не в том, что женщины только и делали, что проклинали свою долю, гробили здоровье и время, рожая и воспитывая детей. Душа руководителя жила во мне с самого рождения, это было жестокое предназначение среди людей, подобных мне. И я обратилась к Языку. Он позволил мне соединить творческие и командные инстинкты, и мало кто догадывался о силе воздействия моего искусства. И когда браксана, наиболее тонко воспринимающие поэзию люди, арестовали меня за неповиновение, они называли меня не революционеркой, они называли меня "Шем Ар", что значило на их языке "женщина, командующая мужчинами, слуга богини Первоначального Хаоса". Я думаю, мое искусство спасло меня. Браксана редко бывают милосердны к тем, кто идет против них, но если им могут доставить удовольствие, их гнев утихает. Я благодарю свой дар, который дал мне возможность выжить. И единственное право, которое оставили мне, это право говорить. И теперь Дом Затара! Все мое существо задрожало. Затар потребовал мою жизнь, и я добровольно отдала ее в его руки. Но как долго Шем Ар будет жить в этом Доме, как скоро придет тот час, когда взбунтуется моя душа и его неудовольствие провозгласит мою смерть? Меня не очень грызли эти опасения, поскольку моя настоящая жизнь была тоже полна невнятных течений. Молодой Кеймири, которому я служила, хорошо знал Язык, и требовались все мои умения и талант, чтобы доставлять ему удовольствие. Но разве можно сравнить это с тем огромным чувством победы, когда браксана восхищаются тобой? Ни секс, ни вино не принесут столько радости и счастливого опьянения! Моей обязанностью было также обучать Ниен утонченным особенностям нашего Языка. Это - приказ Затара, и она старалась быть хорошей ученицей: Но стоило ей усвоить тот или иной Тон, как он становился составляющей частью ее речи, к нему добавлялись еще пять или шесть уже известных, и Ниен выдавала свои чувства, чего не должна была позволять любая Хозяйка в Доме браксана. Половина наших упражнений была направлена на то, чтобы удалить искренность из ее речи. Она должна была научиться скрывать свои мысли, как это делают представители клана Кеймири, умеющие придать речи приличествующий тон в любых случаях. Как она старалась доставить ему удовольствие! Наверное, ее преданность - сердце ее искренности... В моем мире уже научились не замечать этих чувств, которые вопреки всему обитают в человеческой душе. Она не принадлежала к его высокому роду и познала боль одиночества. Браксана презирали нас обеих, ее - за происхождение, меня - за мое прошлое. Где еще нам найти укрытие, как не рядом с Великим Затаром? Мало кто в Доме интересовался мной как женщиной, большинство браксана были стерильны - плод опасений за чистоту рода. Свою чувственность я вкладывала в поэзию, чего не осмеливалась делать раньше. Я знала, что это забавляет Хозяина, а я сама и развлекалась и смущалась одновременно. Моя поэзия была под цензурой, как и предупреждал Затар. Но все ограничивалось формальным контролем. Он спокойно относился ко всему, что я могла сказать. Иногда он приглашал меня читать стихи только для него, и я могла взять любую тему и экспериментировать в любом жанре. Многие считали Затара грубым - таков был его общественный образ. Что касается меня, он умел потребовать, но был снисходителен. Стараясь доставить ему удовольствие, я могла работать нетрадиционно. Я стала смелее. Его черные пронзительные глаза, казалось, проникают в мою душу, но он еще ни разу не выразил неудовольствия по поводу моих новых поэтических откровений. Я работала над крупным произведением - шедевром, сотканным из самых тончайших смыслов, в котором ставилось под сомнение стремление браксана к Бесконечным Войнам. Выступление с этой поэмой могло бы быть опасным даже в снисходительном обществе. Я не мечтала о том, что когда-нибудь мне хватит мужества (или глупого безрассудства?) исполнить ее. Но настоящий творец не способен дисциплинировать свои порывы. Но однажды я не выдержала, - и мой Хозяин выслушал эту поэму о войнах и интригах, где в подтексте слышался новый, небезопасный подход к конфликтам между бракси и ациа. Несколько минут он смотрел на меня, когда я кончила. В конце концов он сказал: - Интересно. Я задрожала - не зашла ли слишком далеко? Эта поэма была совершенна по языку, но я не отважилась бы прочесть ее никому, кроме него. Но вдруг и здесь я ошиблась? - Женщина, ты умна, - задумчиво сказал Затар. - Очень умна. Я наблюдал за публикой в прошлый раз. Ты знаешь, я всегда это делаю. Ты берешь в плен их умы - мало кто из мужчин способен на это. В тебе есть сила, сила влиять на людей. Я молчала. - Приходи ко мне вечером, - приказал он. Я хорошо его знала - мне пора уходить. Я была рада; возможность уйти дала повод не выдать мой испуг. Влияние на мужчин - вот что он имел в виду? По любым браксианским стандартам это - преступление которое наказывается смертью. В доме браксана это преступление - еще более тяжкое. Если он объявит меня "Шем Ар" - служанкой Хаоса, я умру. И никакое удовольствие, которое я могу принести, не спасет меня от той участи. Я многое могу - это всегда со мной, и Затар, знаток Языка, понимает это. Те семена превосходства и власти, которые он уловил уже давно, могли дать свои ростки, и если потребуется - у него не будет иного пути, как вырвать их с корнем. С замирающим сердцем я отправилась к нему. Никогда я еще не спала с чистокровными браксана, и нет удовольствия выше! Как не похожи эти долгие ласки на отчаянные порывы представителей низких слоев! И перед лицом смерти я могла бы сказать, что познала радость. Но хотя мой ум и дар волновали его, мое тело было для него обычным телом женщины. Он оставил меня на всю ночь - браксана спят со своими женщинами, и эта традиция не оставила меня равнодушной. Но я почти не спала, я смотрела на то, как расслабились тонко выточенные черты его лица, как вздымается в такт дыханию его обнаженная рука, лежащая на груди. Три изящных золотых кольца украшали его пальцы, но они так плотно облегали плоть, что были не заметны сквозь перчатки - часть традиционного костюма. Я изучала эту руку с длинными пальцами, превосходно сложенную. Я постараюсь сохранить его образ для своей будущей поэзии. Если моей поэзии суждено будущее. Он проснулся на рассвете, когда первые слуги уже проникали в комнату. Дрожа, я ожидала его слов. Но он ничего не сказал. Я не могла отвести глаз, наблюдая, как он надевает свои серые одежды на стройное худое тело, потом - черный короткий плащ, перчатки, ботинки. И только когда он сомкнул отвороты высокого воротника и на груди засверкал золотой медальон - символ его ранга, он обратился ко мне, словно вспомнив о моем присутствии: - Итак, ты хочешь командовать мужчинами, - просто сказал он, разглаживая перчатку. - Мне трудно спорить с тобой, Кеймири. Он быстро посмотрел на меня: - Говори не таясь. Тебе нравится власть? Я кивнула. - Над мужчинами? Я вновь согласилась. - Над мужчинами, стоящими у власти... Краска бросилась мне в лицо: - Кеймири... - Скажи: да или нет? Я отвернулась от него, прошептав: - Да. - Но это - служение богине Ар. Я вздрогнула. Он приближался к определению, уже было ясно. Он просто убьет меня или... Он обратил внимание на мое смятение, и слабая улыбка тронула его губы: - К счастью для нас, ты живешь в этом Доме, ты - слуга моей воли, и формальное соглашение не обязательно. Я затаила дыхание. - Ты обладаешь силой, Ланта, у тебя есть реальная власть над чувствами публики. Ты даже можешь этого не замечать. Я наблюдаю за тобой с самого начала - твое умение даже возросло. Мне нужен твой талант. - Твоя воля - закон. - Прекрасно, - он провел рукой по волосам. - В ближайшем будущем я передам тебя в один из Высокородных Домов. Им нужны твои услуги, они восхищены твоим даром, - он рассмеялся. - Лучшего трудно придумать. Позже я буду часто уезжать, - он поднял руку, призывая меня к молчанию. - Таковы мои планы. Я рад, что Ниен находит в тебе поддержку. И я буду рад, если ты будешь упражняться в своем искусстве в других Домах, пока я буду в отъезде. - Таково твое требование? Его черные глаза смотрели на меня с напряжением: - Шем Ар не должна существовать. Поэтому ты должна сделать все, чтобы никто не назвал тебя так. В выражении моего лица он заметил нечто, что заставило его широко улыбнуться: - Все это условно, не так ли? Женщина командует мужчинами по своей воле, когда ее воля принадлежит только ей. Я начала понимать: - Но если это воля другого мужчины... - Тогда женщина всего лишь инструмент, иногда очень мощный, - он с удовлетворением кивнул. - Ты войдешь в Дом других людей, если хочешь. - Твоя воля - закон, - повторила я. Страх сменился возбуждением. Собирается ли он поселить меня среди браксана, и моей обязанностью будет творить мироздание? Способна ли женщина на такую дерзость? Я старалась сдержать чувства, но поскольку я говорила на Основном Языке, то знала - он чувствует мое волнение. - Я обещаю, ты станешь легендой. - Я знаю. Для этого ты и призвана. 7 Харкур: Правитель, не осененный вдохновением, старается развивать те существующие взаимоотношения, которые должны принести ему пользу. Правитель, осененный величием, определяет наиболее желательные взаимоотношения и претворяет их в жизнь. Император Ацийской Звездной Федерации производил сильное впечатление. Даже среди представителей самой высокой человеческой расы в галактике он был на голову выше своих соплеменников. Волосы кремового цвета спускались на плечи и вдоль спины, переплетенные золотой тесьмой, - такова была мода. Розово-золотая мантия обозначала его ранг. Лицо напоминало цветом полированную бронзу, и белки глаз резко выделялись на этом фоне. На левой руке - четыре кольца, символизирующие четырех других правителей государства, которые были одновременно его слугами и его господами. На правой руке - кольцо, украшенное рисунком двух полушарий Ации, оно служило его личной печатью. С величественным терпением царственной особы Педт иль Сет гадал. Большой Зал был полон людей: военных и гражданских, с этой и других планет; они были рождены, чтобы занимать достойное место в обществе и сделать его еще достойнее. Здесь не было места для простолюдинов. Только служащие Двора могли заполнить Большой Зал до отказа. "Мы могли бы встретиться и на Лугасте", - подумал он. Но кое-что нужно было сделать и на Ацийской земле. По традиции их объединяла работа, так или иначе связанная с этой планетой. Появился стражник: - Из Совета Наций, - объявил он, - Главный Советник Асабин Телиа, из памяти Человеческой расы. Вошедшая женщина была с Лугасты, невысокая и приятная. Традиционная одежда ее народа свободно спадала до земли - смесь пурпурного и бирюзового - и скрывала очертания тела. На голове золотая корона удерживала блестящую вуаль с хрустальными бусинками, покрывающую волосы и плечи. "Они не умеют даже одеться как должно", - подумал Император. Женщина поклонилась и заняла свое место. Хрустальные бусинки вуали чуть позвякивали. - Из Совета Справедливостей, - продолжал слуга, - Верховный Судья. Лиш зи Рейс. Вошедший был высокомерным человеком, возраст - несколько сотен Стандартных лет - уже начал давать о себе знать, морщины, пересекающие лоб, придавали ему еще больше достоинства. Он выбрал черно-красное одеяние. Обычно форма членов Совета Справедливостей была черной, но несколько лет назад зи Рейс решил добавить немного цвета для государственных приемов - в умеренных дозах. Стражник настроил свою речь на непривычные имена: - Из Совета Наций, Верховный Советник Сет Фтф Шкк, Дом Нечеловеческой Расы. На госте не было ни мантии, ни плаща, а панцирь наподобие черепашьего вряд ли годился для того, чтобы его облекать в какую-либо одежду. Сет сделал жест, должный выразить уважение. Речевой аппарат его расы несколько отличался от человеческого, что стражник смог только приблизительно проартикулировать иноземное имя. Сет поклонился Императору и занял место рядом с Асабин. Золотые пластинки, наклеенные на его панцирь, мягко переливались, и хотя он не очень понимал цель подобных украшений - его правительство обходилось без лишней помпезности - Верховный Советник чувствовал, что так ему легче вписаться в эту яркую компанию. Присутствие представителей нечеловеческой расы на приеме всегда доставляло удовольствие Педту. Более ста разновидностей из самых отдаленных уголков - некоторые столь отличны от расы людей, что любая надежда понять друг друга казалась безнадежной. Иногда даже возникало чувство враждебности. Но, тем не менее, Человеческая и Нечеловеческая Расы собирались вместе на заседание, объединенное мечтой о взаимопонимании. И если правительство, которое стояло во главе всех, было далеко от совершенства, этого вполне можно было ожидать; перед лицом такой разнородности в голове невольно мог возникнуть вопрос: как Империя вообще функционирует? - Из военных сил Империи, - продолжал слуга. - Директор Эбра ни Кахва, Звездный Контроль. Форма облегала мускулистую фигуру Эбры - резкий контраст с развевающимися одеждами ранее вошедших. Черный полужакет закрывал только правую часть белой рубашки. Диагональная линия - грация черного и белого - была расшита золотым орнаментом. Золотые пуговицы поблескивали; планеты, вышитые на черном рукаве, символизировали те миры, которые ему удалось присоединить к Империи - военной мощью или с помощью договора. На белом рукаве ряд ярких квадратов свидетельствовал о его нынешнем статусе. Золотой обруч - наиболее уважаемый знак в империи. На рукаве Эбры он означал его непосредственное подчинение Императору и право говорить от имени Империи. Эбра вышел и поклонился: - Светлейший, могу ли я говорить? - Твои слова мы всегда приветствуем, - Педт дал формальное разрешение. - Говорят, что если человек завоевал славу для своего народа, то нет смысла говорить о ней потом. Почти век тому назад государственная корона была водружена на мою голову - я старался оправдать доверие. Правители доверили мне ответственное дело, и я старался выполнить его по мере сил. - Твоя служба делает тебе честь, - Педт говорил доверительно. - Спасибо. Боюсь, что я теперь не молод. Здоровье покидает меня. Мне нужно признать, что я вступил в тот период, когда смерть может прийти ко мне в любой день, возможно, не предупредив о своем приходе. - Он помолчал, потом продолжил. - В Звездном Контроле есть традиция - передавать ранг Директора преемнику при жизни оного, чтобы подчиненные не остались без руководителя. Я думаю, время пришло. - Жаль, что вы уходите, Директор. Но мы знаем традицию и все причины и принимаем ваше решение. Я говорю от имени всех - мы освобождаем вас добровольно от ваших обязанностей, но с чувством глубокого личного сожаления. Голос Эбры напрягся: - Я тоже сожалею. Император вежливо подождал, пока Эбра соберется с мыслями. Потом спросил: - У вас есть преемник? - Да, Светлейший. Вы разрешите мне представить ее? Педт кивнул. Он расслышал "ее" во фразе, сказанной Эброй. Конечно, Император знал о выборе Директора и высказал свое одобрение. Но имя преемника не было известно остальным - из опасения, что бракси узнают об этом до церемонии. На этот раз Представление будет чем-то большим, чем простым ритуалом. - Я представляю блистательному обществу Звездного Капитана Торжу эр Лиц, - Эбра протянул руку, указав на преемницу, та вышла на середину прохода, поклонилась и заняла место рядом с Эброй. Золотое шитье украшало ее белый жакет весьма обильно - кто не поймет смысла происходящего, подумал Педт, все равно будет под впечатлением. - Ее называют "Огонь", тот самый огонь, который несет очищение даже руинам. Это достойное прозвище для одного из самых опытных Звездных Капитанов Империи. Ее взрослое имя - Лиц, оно было выбрано после завоевания планеты с таким же названием... Она носит с тех пор это имя, которое напоминает о ее предназначении. Служебные рекомендации превосходны - прекрасный тактический ум и авторитет во всех военных подразделениях. Она - одна из лучших. И хотя я сожалею о том, что ей придется оставить свою службу на Границе, чтобы занять мое место, я считаю, что подобное назначение принесет огромную пользу нашим военным планам. - Репутация Звездного Капитана нам известна, - сказал Педт и улыбнулся Торже. Она нервничает, это естественно, но ей удается скрыть волнение. Хорошо. Он посмотрел на Правителей, ожидая ответа. Конечно, они могут запросить время, чтобы проконсультироваться в различных Советах и поставить вопрос на голосование. С другой стороны, узнав об уходе Эбры, они, вероятно, уже начали обсуждать достоинства возможных кандидатов. Есть ли Торжа в этом списке? Да, конечно, - Главный Советник Асабин кивнула в знак согласия. И Верховный Судья зи Рейс тоже, но не столь охотно, как показалось Педту. - Мы принимаем отставку и приветствуем преемника. Одно за одним Эбра ни Кахва снял пять колец Директората - четыре с левой руки и одно, служившее также печатью Звездного Контроля, - с правой. Он протянул их Императору и снял с головы небольшой круг - символическую корону уходящей власти. В его глазах стояли слезы, но его печаль ни на йоту не изменила порядок ритуала. Педт повернулся к Торже, которая опустилась на колени. - Я дарю вам свою жизнь и свою правду, - сказала она, - и клянусь служить вам, Верховная Корона, и Империи, почитая свой долг превыше всего. Я клянусь защищать Империю, ее планеты и народы, от всех угроз и нападений. Император протянул ей правую руку, и она прижала печать Ации к своему лбу. - Ты будешь защищать мою Империю, я обещаю защищать твой путь в Звездном Контроле. Он передал ей кольца Эбры. Она последовательно опускалась на колени перед каждым Правителем, и вновь звучали ритуальные слова и обещания взаимной поддержки, и каждый из Правителей дарил ей кольца, которые связывали их пути. Педт призвал переводчика, но Торжа отрицательно помахала рукой и обменялась ритуальными словами с Верховным Советником Сетом на родном для того языке. Эбра с гордостью улыбнулся. "Неужели она выучила этот щелкающий язык специально для сегодняшнего дня? - подумал Педт. - Что ж, это многообещающий поступок". Торжа вновь вернулась к Императору и встала на колени. Торжественно тот возложил на ее голову маленькую корону. Это была минута, когда кто-либо мог еще возразить. Он оглядел собравшихся, потом бросил взгляд в окно, за которым бушевали смертоносные ветры Ации и серая пыль с отчаянной яростью билась о стекло. Все молчали. Тогда он удовлетворенно кивнул - золотая корона засверкала на голове Торжи. Положив ей руки на плечи, Император поднял ее с колен. - Империя всегда готова поддержать эту женщину в ее деле. Она имеет право говорить от имени Империи. Поздравляю, Директор! Он повел ее по традиционному ритуальному кругу, чтобы Торжа могла обняться с лугастинцем, поклониться Охране, пожать руку Верховному Судье. Но в глазах Императора было тревожное ожидание. Новые политические интриги не удивят его. Торжественно судья объявил порядок заседания. Позже, в сердце Императорского Дворца, будет прием, и тысяча тех, кто не были удостоены чести присутствовать на Представлении, будут иметь возможность задать свои вопросы. Педт тяжело вздохнул. Было бессмысленно затевать все эти политические игры в его собственном Доме. Немало вопросов рождаются словно из этого воздуха, где вокруг царила иллюзия комфорта. Там, за пределами этого Дома, родилась ацийская мечта - среди воздуха, дышать которым могли только ациа. Только там - в окружении смертоносных ветров планеты - можно было понять ацийский народ. Служащие выражали свое уважение поклонами, рукопожатием, паданием на пол - в соответствии с традициями своей расы. Педт наблюдал за всем с дипломатической улыбкой. Затем все начали покидать Большой Зал. Вначале Советники - люди шли медленно, торжественно, стараясь не обгонять неторопливых представителей нечеловеческой расы, затем Император, окруженный бывшими и нынешними Директорами. Они удалялись через высокую арку, церемония закончилась. Когда они шли по коридору, Педт замедлил шаги. Советники скрылись за углом, и он кивнул охраннику, который быстро отворил дверь в одну из боковых комнат. Эбра, ожидавший этого (как давно они знают друг друга!), вошел следом; после секундного перерыва туда же вошла Торжа. Закрыв дверь, Педт отсек их от остального мира. И он перестал быть Императором - тон стал менее торжественным, походка естественной. В конце концов он просто практичный человек. Эбра знал это. Новый Директор узнает вскоре. - Итак? - сказал он. - Эбра говорил, вы хотели поговорить со мной. Он подразумевал, что мы должны встретиться до вашей беседы с Верховным Судьей. И поскольку зи Рейс вряд ли догадывается, что мы уединились здесь, чтобы обсудить дела, я думаю, мы можем это сделать. Итак, Директор? Она слегка покраснела, не привыкшая к этому титулу. Но ее голос был тверд, когда она сказала: - Есть дело очень большой важности. Я не собиралась обсуждать его сегодня... - Но Эбра считал, что это лучше сделать сейчас. Я согласен. Честно говоря, я не" люблю протоколы. Ей понравилась его попытка ободрить ее. Он знал, о чем пойдет речь, и уже принял решение. - Итак, Торжа эр? Она глубоко вздохнула, собираясь с духом: - Речь пойдет о молодой женщине, которая находится под моей защитой... 8 Витон: В природе человека заложен антагонизм, особенно если речь идет о лицах одного пола. Каждый человек видит в другом потенциального соперника в борьбе за сексуальные награды. Возникающая враждебность - составная часть равновесия человеческого существования. Если речь идет об отце и сыне, то они иногда объединяются, и враждебность может принимать самые разнообразные формы. Обязанность общества - найти средства для поддержания должной степени антагонизма. - Да будет он благословен! - вместе с этими словами Турак допил вино. Он был молод, красив, в его жилах текла достойная кровь. Плащ небрежно свисал с плеча, волосы взъерошены - их недавно касалась женщина... Он поднял руку в перчатке, чтобы призвать к вниманию: - Вина! - приказал он. - Достойного моей расы! Женщина рядом с ним улыбнулась и отодвинула ряд пустых бутылок на другой край стола. Она постоянно ощущала потребность заботиться о нем, но показать свои чувства браксана было в этой ситуации не должно, даже не безопасно. Наверное, он сможет еще понять - что и сколько он выпил, хотя другой на его месте уже не смог бы это осознать. - И пусть придет он, чтобы воспеть божество! - пробормотал Турак, и она бросила на него предупреждающий взгляд - даже здесь могут не снести таких слов. Виночерпий пробился сквозь сидящих за столами - угрюмый и нервный. - Господин, - тихо сказал он, - у нас больше нет вина браксана. Но есть другое... - Почему?! - голос Турака был требователен. - Нижайше прошу прощения, но, Господин, вы... я хотел сказать, оно - кончилось. Виночерпий указал рукой на множество пустых бутылок на столах. Турак, сын Секхавея, встал, с грохотом опрокинув табуретку: - Это все вино? Виночерпий беспомощно склонил голову, разведя руками, пытаясь показать, что в таком скромном месте подвалы не столь богаты, чтобы принимать столь достойных господ. - В случае, если к тебе зайдет браксана, ты должен иметь все, чтобы удовлетворить его. Его пронзительный голос привлек внимание собравшихся. Женщина рядом с ним боялась его, но даже больше - за него. Когда Турак потянулся за Цхаором, она вскочила и схватила его за руку. - Господин, нужно выйти на воздух. Я заплачу, - бросила она виночерпию, но тот готов был даже расстаться с этой суммой, лишь бы не продлить присутствие Турака в этом зале. Тот весь дрожал от ярости, но, казалось, плохо осознавал происходящее. Виночерпий повернулся к женщине: - Уведите его, пусть он забудет нашу таверну. У меня и так масса проблем. Не хватало еще мести высокородных. Каким сильным казался Турак, но сколь слаб он был! Сверкающие глаза уже ничего не видели, его обычно высокомерная походка только казалась таковой - без поддержки женщины он бы просто упал. Даже в пьяном забытьи он подсознательно чувствовал потребность не уронить чести браксана. Даже ведомый женщиной, он путал простых людей. Как ему удается, будучи таким слабым, производить впечатление сильного? Она вывела его на темные улицы. Они встретились, когда солнце было высоко в небе, а теперь его место заняла луна. Женщина вызвала экипаж и, прижав Турака к стене, попыталась успокоить. - Я хотел тебя, - пробормотал он. На его лице выступил пот. - Но боюсь, что сейчас не могу... Она покачала головой, печально улыбаясь: - Это неважно, Господин, будут еще ночи и другие женщины. Мало кто из женщин моего клана может похвастаться тем, что был с браксана. Если я угодила тебе... - Да, да! Нам так отчаянно нужны женщины. Мы не спим с людьми одного с нами пола. У простых людей по-другому? Она печально покачала головой: - Нет. Это не имеет значения, Господин, Экипаж сейчас будет, вам нужно отдохнуть. В полубреду он шептал: - Я убью его. Я должен. Нет другого способа... Подъехал экипаж и остановился. Она помогла ему отойти от стены. Заметила, что какой-то человек вышел из таверны, чтобы взглянуть на их отъезд, но Тураку она ничего не сказала. Он споткнулся, но с ее помощью добрался до двери экипажа. Женщина набрала адрес на специальном компьютере, запрограммировала возможность тревоги в непредвиденном случае. Турак уже храпел на полу. Она отправила экипаж. Кто из видевших эту сцену захочет женщину, которую выбрал Господин? К счастью, никто. Но счастье бракси так быстротечно... - И перед кем ты выставил себя дураком? Даже не перед представителями высшего класса, которые по крайней мере знают, что ты представляешь собой некое расовое исключение. Нет, тебе нужно было отправиться в Сулос и уронить себя в глазах людей, которые даже не подозревают о твоем достоинстве. Турак, тебе придется многое сделать, чтобы отмыть это грязное пятно. - Отец... Гневным жестом Секхавей остановил его, пытающегося подняться с постели: - Я не хочу больше слышать о твоем разгуле. И не пытайся меня убедить, что этого не было, или что я преувеличиваю. Я послал Караса следить за тобой. Он все видел. Итак, - глаза Секхавея яростно сверкали, - ты не достоин своего Клана. Ты - живой пример того, что презирают браксана. Я сожалею о том дне, когда позволил тебе считать себя взрослым! - А я сожалею о тех днях, которые я провел в этом благословенном Доме. Отец, неужели ты не понимаешь, - Турак поднял глаза и взглядом молил, чтобы его выслушали, - я не мог продолжать так жить! Мне 30 лет. Мое время пришло. - Тридцать, говоришь ты? А что такое тридцать лет перед лицом двух сотен? По Ацийскому календарю тебе всего лишь шесть, я часто думаю, что это более точно... Турак, ты - ребенок. Я не вижу в тебе качеств мужчины. И ты думаешь, что я назначу тебя своим наследником, прокричу на весь мир о твоей зрелости? Веди себя как подобает браксана, и ты унаследуешь то, что уготовано тебе рождением! - Подобно моему отцу? - фыркнул Турак, используя тон иронии. Это было опасно - напоминать Кеймири о его чужеродном происхождении, даже завуалировав насмешку. Но Турак не смог не почувствовать радости, когда лицо Секхавея потемнело, а глаза налились холодным блеском. Ненависть, просто ненависть стояла в них. Но странным образом Турак почувствовал счастливое возбуждение. - Я преодолел свое прошлое, - прошипел Секхавей. - Но сможешь ли ты сделать то же? Или ты останешься рабом женщин с иноземной кровью, рожденных на одной из гнилых планет на краю Пустоши? - Секхавей рассмеялся, самообладание возвращалось к нему. - Наверное, это то, что тебе нужно, Турак. Именно то, чего ты сам хочешь. Он отвернулся от сына, незащищенной спиной выражая презрение. Насладившись бессилием Турака - тот вряд ли осмелился бы ударить, - Секхавей пошел к двери, которая автоматически распахнулась перед ним. Потом он повернулся, чтобы с улыбкой нанести последний удар: - Ты помнишь ту женщину? Она мертва. - И ты рад? - Дело не в этом... - Ты и твои благословенные... - Другие свидетели твоего позора умрут тоже. Дело не замедлит себя ждать. Но она умрет первой. Медленно, Турак, она будет умирать медленно. Тебя это не волнует? Черные глаза неотрывно смотрели на Турака, словно пытаясь проникнуть в его душу. Женщина, женщина, какую она играла роль? Он хотел ее, пил с нею, оставил ее. Турак искал удовольствий и тем обрек женщину на мучительную смерть. И этот человек, его отец, которого он презирает, купается в своих садистских наклонностях, радуясь тому, что лишил сына даже мелкой радости. - Я браксана, - с вызовом сказал Турак. - Ты? - Секхавей, казалось, удивился, и это удивление - еще один способ задеть гордость сына. - Действительно? Турак в ярости бросил в него платком, но дверь уже закрылась. - Так больше не может продолжаться, - пробормотал Турак. - Если он хочет заставить меня... Дверь отворилась. Селина вошла, подняла платок, мягко спросила: - Господин? Он рукой сделал ей знак приблизиться. Селина была невысокой, черноволосой женщиной, полубраксана. Узкие бедра явно имели своим генетическим источником какую-то другую расу. "Почему она осталась? - подумал он. - Что заставляет ее служить такому человеку?". Она несла небольшой поднос, на котором стоял болеутоляющий напиток в изящной чаше. Это было средство, которое принимали часто, и вряд ли оно может ему помочь. Но это лучше, чем ничего. Турак с благодарностью выпил. Покровительство. Она - в этом Доме, потому что она здесь под защитой. Независимо от того, что Секхавей ненавидит женщин, одна, по крайней мере, нужна ему для ведения дел. И даже если он ненавидит Селину, ему приходилось смириться, пусть даже держа камень за пазухой, с ее присутствием, ее осведомленностью. Традиция браксана требовала этого. - Неужели... та женщина? - Турак не мог употребить какие-то более конкретные слова, словно опасаясь, что кошмар станет реальностью только в силу словесного образа. Она покорно улыбнулась: - Та? Из простых? Я сомневаюсь. Возможно, за ней следят, - он знал, что она лжет, но был благодарен. - Для тебя это имеет значение? - Он делает это, чтобы причинить боль мне, - в его голосе звучала ненависть. - Он хочет, чтобы ты был к этому безразличен. - Он ненавидит меня! - Не больше, чем должно. - Она взяла чащу у него из рук и поставила, уже пустую, на поднос. - Нет, это не так. Он закрыл глаза, и голова его откинулась на подушки из грубого шелка. - Да. Сколько должно... Вечная ненависть... Я хочу убить его, Селина! Она помолчала минуту, потом сказала: - Если бы ты действительно этого хотел, ты не сказал бы мне. Ты никому бы не сказал, даже под пыткой. Слишком опасно. Убийство браксана... это непросто, Господин. Могу я считать, что ты не был серьезен? Он посмотрел на нее и попытался угадать, о чем она думает. Но то ли он не умел читать людей, как книги, то ли она была начеку... Какой должна быть женщина, выбравшая для себя служение Секхавею и делающая это столь успешно, что так и не стала жертвой его человеконенавистничества. - Можешь, - ответил он ей наконец, удивляясь силе ее духа. Селина покинула комнату. "Если бы ты действительно этого хотел...". Он говорил себе это тысячу раз, он видел во сне бесконечное число вариаций гибели отца, и всякий раз его рука, рука Турака, держала нож, бросала бомбу, опускала меч... Но действительно ли он готов? Учитывая все, что может повлечь за собой эта смерть... Да, это было бы прекрасно! Он вновь представил утес на Матинаре, но видение было нечетким. Воображение не приносило ему очищающей силы... Сны и видения бледнели перед лицом реальности, им не хватало истинных чувств. Сможет ли он это сделать? Много лет назад Турак бы однозначно ответил: нет, больше не возвращаясь к этой мысли; несколько месяцев или даже дней тому назад он бы прогнал от себя эту мысль после краткого анализа возможных последствий. Сейчас же... идея казалась многообещающей. Секхавей довел его до такой степени отчаяния, отобрав права совершеннолетнего, превратив в игрушку, радуясь его страданиям, что Турак чувствовал необходимость что-то делать, а не сидеть изо дня в день, из года в год сложа руки - именно этого и ждет от него отец. Месть будет сладкой после всех этих унижений. Но как? В эту ночь он не пил. Впервые за много месяцев он решил обойтись без фальшивой помощи алкоголя, чтобы ум его был ясен. Турак убрал в шкаф приготовленные бутылки. С чувством терпкой горечи он вспомнил унижения, причиненные ему Кеймири, и ненависть загорелась в нем. Он чуть было вновь не вернулся к вину, чтобы забыться. В этом Доме Турак теперь был как в ловушке, зависящий от человека, единственным чувством которого по отношению к Тураку была ненависть. Взаимное презрение было нередкой основой взаимоотношений взрослых браксана, но Турак был даже лишен права называть себя взрослым. Для сына наступило время действовать - пусть отец пожнет семена ненависти, брошенные в благодатную почву. А если действовать придется не без риска и даже нарушая закон - что ж, значит, нужно быть осторожнее. Он стал размышлять о последствиях: браксана контролируют огромные пространства, они заблаговременно вооружились именем закона, чтобы предотвращать убийства своих сородичей. Не было более тяжкого преступления, чем убийство чистокровного браксана, оно каралось немедленно. Все законы стояли на страже... Если бы убийца или подозреваемый попросил убежища на одной из планет, и власти по глупости согласились бы, то планета и ее население могли быть уничтожены, поскольку жизни других ничтожны перед лицом справедливости браксана. И немыслимо себе представить, что ожидало бы пойманного преступника. Это был бы набор изощренных пыток - самых современных или пришедших от прародителей, набор кровавых истязаний и воздействий на нейросистему, призванный лишить человека достоинства, силы, жизни. Картина была столь мрачной, что отравляла все мысли Турака о мщении, которые начинали казаться бесплодными мечтами. Так было. Но сейчас... Он начал разрабатывать план. Как один браксана может убить другого? Мечи всех браксана оставляют раны, по которым легко узнать представителя высокородного клана. Яд доступен только членам клана, и отравление тоже сразу укажет на высшую расу. Кроме этого, Турак хотел встретиться в последний миг с Секхавеем лицом к лицу, и это значительно затрудняло дело. Для Турака было немыслимо, чтобы жертва не узнала о том, кто же был мстителем. Это была самая большая трудность. Слишком много вариантов. Дни тянулись, наполненные унижением - у Турака не было ни собственного имущества, ни женщин. Он давил в себе желание напиться до потери сознания, как это бывало раньше. Однажды он даже подумал, что, может быть, ему стоит заслужить наследство так, как желал Секхавей. Но нет, это - невозможно: отец издевается над ним намеренно, с прирожденным умением, откладывая выполнение обещания о признании сына независимым вновь и вновь. Кеймири сделал собственного сына врагом - теперь ему придется расплачиваться. Никто из Кеймири не исчезает бесследно, но и его смерть может быть случайной. Однако глупо ставить на эту карту. Турак хорошо знал, с какой легкостью Центральный Компьютер соотнесет вроде бы связанные между собой факты и выведет четкое суждение, раскрывающее все тайные течения. Он знал, как это делается. Итак, если он убьет Секхавея, как бы тщательно он ни готовился, расследование скорее всего приведет к нему. Если только не будет другого кандидата. Он решил изучить политические интриги среди браксана, стал обращать внимание на приходящих в Дом Секхавея - хотел собрать как много больше информации без помощи компьютера. Факт запроса был бы зафиксирован в памяти машины, это было бы небезопасно. Было бы лучше, если бы ему удалось получить деньги - нужны еще глаза для наблюдения, неизвестные люди, следящие за жертвой. Пока ему приходилось все делать самому. Турак составил список помощников Секхавея. Он никого ни о чем не спрашивал напрямую. Иногда требовались часы или даже дни, чтобы задавать вопросы, и никому в голову не пришло бы, о чем именно он хотел спросить. Пользовался Турак и домашним компьютером, но очень осторожно. Так, например, на планете Ауа