о мы в долгу перед вами за вашу самоотверженность", - подумал Уайт, испытывая короткий прилив раздражения, но тотчас отбросил эту мысль как инфантильную. - А остальные слова, - произнес он, - те самые, которые пропустили... как с ними? - Если это вообще слова, - Макдональд указал на два символа внизу картинки, под "яйцом". - Вот эти, внизу дублируют слово из верхнего угла. Возможно, они означают "солнце". - А другое слово внизу? - Пока не знаем, - ответил Макдональд. - Возможно, - "более яркое солнце". Обратите внимание: солнце слева внизу из каждого угла испускает лучи. А у находящегося вверху - лишь единственный намек на излучение. Может, удаленное солнце горячее, и нам пытаются об этом сообщить, на той случай, если объем наших астрономических знаний окажется достаточным и позволит различить эти солнца на таком расстоянии. Уайт снова всмотрелся в рисунок. - И все это из одних только точек? - Как вы удачно заметили, это криминалистическая загадка, детективный ребус. Мы, как детективы, собираем улики, и таковых уже предостаточно. Кроме того, мы располагаем превосходной исследовательской аппаратурой. - Он показал на стену, за которой находился компьютерный зал. - Здесь собраны вся история и литература, - все дошедшие до наших дней тексты, причем на всех языках. Все, что делается и обсуждается в Программе, также записывается. Как раз для этого и предназначен компьютер. Он обучается, сопоставляет, интерпретирует, переводит, хранит, шифрует и дешифрует коды. Вот только мы, ясное дело, не занимаемся криптографией, скорее наоборот: антитайнописью. Разрабатываем код, не понять который оказалось бы делом невозможным. - И наш разговор накануне, когда вы звонили, - полувопросительно проговорил Уайт, - он тоже записан. - В любой момент можно изъять информацию устным приказанием или стереть из памяти распоряжением, введенным в печатной форме. Уайт безразлично махнул рукой. - Не имеет значения. Что бы я ни сделал и ни сказал, - все фиксируется, и по истечении срока моего президентства разные люди - ученые и историки - так или иначе все выудят и рассуют по своим архивам... Но я так и не понял, какой смысл в посещении обсерватории Иеремией. Макдональд помолчал, мысленно что-то взвешивая. - До последнего времени - я имею в виду получение послания - Программа не содержала секретов. Пожалуй, основной моей обязанностью является поддержание ее в жизнеспособном, рабочем состоянии. Один из способов достижения этого заключается в информировании общественности, что мы и делаем, подчеркивая везде и постоянно значение и актуальность наших усилий. "Именно этим ты и занимаешься сейчас со мной", - подумал Уайт, а вслух спросил: - Обработка общественного мнения? Реклама? - Верно, - подтвердил Макдональд. "Что да, то да, - подумал Уайт. - Все, кто занят в сфере управления, обязаны постоянно помнить об этой стороне дела, если хочешь управлять успешно, непременно следует добиться общественного признания того, чем занимаешься. Да, общественное признание путем общественного понимания". - Информация? - опять спросил Уайт. - Как раз это мне наиболее импонирует, - подтвердил Макдональд. - И мне тоже, - признался Уайт. Открылась дверь, и заглянул Джон. - Мистер президент, информация из Хьюстона. - Давайте посмотрим, - сказал Уайт. Макдональд нажал кнопку на столе. Глядя, как прямо перед ним зажигается знакомый экран, Уайт заметил: - Терпеть не могу всего этого. - Я тоже, - сообщил Макдональд. - Отфильтрованная информация неизбежно утрачивает большую часть своей ценности. Слегка удивленный Уайт взглянул на собеседника, но тут экран ожил. Открылся вид с воздуха, - наверное, съемки велись с вертолета, зависшего над улицей у храма в Хьюстоне. По улице - туда и обратно - вышагивала толпа мужчин и женщин с транспарантами. Слова на плакатах из-за расстояния разобрать было невозможно, но уже минуту спустя камера дала их крупным планом: "ПОСЛАНИЕ ВРЕТ"; "ИЕРЕМИЯ ЛЖЕЦ"; "ЭТО НЕ АНГЕЛЫ - ЭТО ГРЕМЛИНЫ"; "ТРЕБУЕМ ЗАКРЫТИЯ ПРОГРАММЫ"; "ХВАТИТ БОЛТАТЬ СО ВСЯКИМИ МОНСТРАМИ!" Сквозь строй пикетчиков, взявших Храм в плотное кольцо, неравномерным, но неиссякающим потоком шли люди. Камера приблизилась к собравшейся за пикетчиками толпе - подобно туче, они скапливались вокруг здания в ожидании чего-то: команды, события, просто знака? По их виду трудно было понять: зрители это или же ожидающие своего часа активные участники событий. Телекамера переместилась под огромный купол, и через минуту объектив выхватил передние ряды стадиона. Свободных мест уже не оставалось, стоявшие и сидевшие люди заполняли проходы. Внизу в освещенном круге, похожий на рисованного человечка, неистовствовал Иеремия. Сегодня он был не один. За его спиной высилось некое существо, нереальная, прозрачная фигура. Впрочем, мало кто сомневался, что это ангел - с нимбом и распростертыми крыльями. Правая рука его покоилась на плече проповедника. Тем временем рисованный человечек простер левую руку вверх, и все, как один, встали. Уайт ничего не услышал - звуком показ не сопровождался, однако ему показалось, он ощутил ударную волну от крика, вырвавшегося из более чем пятидесяти тысяч глоток и сотрясшего высоченный купол храма. - Ну вот, опять прибавилось хлопот, - произнес Уайт, когда изображение исчезло и Макдональд выключил экран. - Суета, - сказал Макдональд. - Беспорядки, волнения... - продолжил мысль Уайт. - Все это создает такие трудности. Сколько проблем, угрожающих единству нашего народа, решено еще полвека назад, когда ваша Программа только начиналась. А сегодня любые затруднения препятствуют разрешению оставшихся. Сейчас, когда так остро ощущается необходимость в мире и спокойствии, этот ангел на пару с Иеремией предвещают новые заботы. Снова искусственно привносятся старые проблемы, - опять народы делятся на избранных и угнетенных, господ и рабов, избираемых и избирателей... Этот ангел Иеремии несет не мир, но меч. Ума не приложу, каким образом ему удалось узреть это все в послании, - закончил он, очевидно, позабыв, о чем совсем недавно расспрашивал Макдональда. Макдональд взял со стола картинку в рамочке. "Что-то я еще прозевал", - подумал Уайт, когда Макдональд вручал ему вещицу. - Как я уже говорил, художник выполнил это для вас. Нечто подобное, полагаю, представил на обозрение своим зрителям Иеремия. Уайт взял рамочку и, повернув лицевой стороной, стал внимательно рассматривать изображение. Еще один рисунок, но на этот раз с изображением долговязого птицеподобного существа с рудиментарными крыльями. Прозрачный шлем покрывал голову. В противоположных углах рисунка располагались стилизованные изображения светил, а под солнцем, в правом углу, находилась напоминающая Юпитер планета с четырьмя спутниками - парой малых, как Луна, и парой больших, похожих на Венеру и Землю. Под ними колонкой вдоль правого края картинки выстроились цифры: от единицы до девяти. Вдоль левого края размещалась колонка слов: "Солнце - капелланин - крыло - капелланин - торс - бедра - стопы - капелланин". Под ногами существа виднелось большое Круглое яйцо, а под ним еще два слова - "солнце" и "более горячее солнце". Через забрало шлема смотрело лицо существа несомненно похожего на птицу, впрочем, существа разумного, и эта одухотворенность придавала ему отдаленное сходство с человеком. В выражении лица читались любознательность, доброта и понимание... - Полагаю, оба изображения в одинаковой степени приемлемы, - сказал Уайт. - Между прочим, - заметил Макдональд, - имеется еще одна причина, почему я так и не решился указать Иеремии на его ошибку. У него столько же прав интерпретировать послание, сколько и у меня. - А еще одним мотивом послужила его благосклонность к посланию, и Программа воспользовалась этим. Макдональд пожал плечами. - Конечно. Я все время пытался втолковать: послание не содержит никакой угрозы - ни ему, ни его религиозным верованиям. И так оно есть на самом деле. Уайта несколько удивило циничное замечание Макдональда. Впрочем, не так уж и сильно - чья-либо соглашательская позиция давно уже не являлась для него неожиданностью. Наверное, он рисовал себе иной образ Макдональда. - Иными словами, вы милостиво позволили ему заблуждаться. - Нет, - спокойно возразил Макдональд. - Просто, еще не зная содержания послания, по сути, мы автоматически интерпретируем его на уровне опять-таки детских картинок. Иеремия, переведя его символы в образы, тем самым интерпретировал послание уже на гораздо более серьезном уровне. Грубо говоря, оба рисунка - наш и сделанный Иеремией - одно и то же. Единственная объективная реальность, присутствующая здесь, - это компьютерная сетка. - Такая малость, - негромко произнес Уайт, - а сколько за ней стоит. - Это продлится недолго, - заверил его Макдональд. - Если вы не воспрепятствуете и мы обнародуем основную часть послания, - ученым всего мира предоставится прекрасная возможность исследования данного документа; появятся новые трактовки, интерпретации, и тогда, думается, нам не только удастся составить ответ, но и отправить его капелланам... Уайт еще раз глянул на рисунок, но от прямого возражения все же решил воздержаться. - У вас найдется карандаш или авторучка? - спросил он. Макдональд протянул ему фломастер. С минуту Уайт усердно трудился над птичьей головой; закончив, вручил рисунок Макдональду. Теперь птица уже не походила на человека. Удлинившийся и искривленный на конце клюв сейчас казался более приспособленным для захвата добычи и ее растерзания. А птичьи глаза уже не казались невинными и смотрели злобно. Одним словом - хищник, подстерегающий очередную жертву. - А если на самом деле они выглядят вот так? - осведомился Уайт. "Все дело в том, - так следовало ему начать, - каков мир на самом деле. Таков ли, каким его видишь ты, или каким знаю его я? И, если остается хотя бы тень сомнения, не лучше ли заглянуть в прошлое, хорошенько изучить историю собственной расы и остаться черным, пока нет уверенности, что настоящее отменило старые обычаи и образ мышления". Однако сказал он другие слова. "Ради Бога, Джон, я этот мир знаю, а ты - нет. Поверь Мне на слово, если уж сам ничего не видишь". А Джон на это ответил: "Прошлое утратило значение. Однако его слова только упрочивали это минувшее. Уайт почувствовал: время истекло. Разговор необходимо побыстрее заканчивать и приступать, наконец, к решению: как управиться со всеми этими трудностями, которые возникли с появлением послания. Однако ему искренне не хотелось прерывать этого человека, ибо он ощущал его правоту. "Пусть выскажется до конца", - решил он. - Какая разница, - проговорил Макдональд, - при расстоянии-то в сорок пять световых лет? Они жаждут понимания. Ищут собратьев по разуму во Вселенной. - А зачем? - спросил Уайт. - Наверное, не хотят оставаться в одиночестве. Затем же, зачем слушаем и мы. Дабы не остаться одинокими. Страшная это штука, одиночество. "Да что он там может знать?" - подумал Уайт и сказал: - О да. - Кроме того, они и так осведомлены о нашем существовании, - сообщил Макдональд. - То есть как? - обеспокоенно спросил застигнутый врасплох Уайт. - Голоса, - ответил Макдональд. "Голоса. Ну конечно же. Чужаки приняли радиопередачи и сразу же догадались о существовании людей". - Им неизвестно, кто мы, - продолжал Макдональд. - Они не знают, принято ли послание, прочтено ли, отправлен ли ответ. Не знают даже, в состоянии ли мы разобраться во всем этом. - Макдональд сомкнул концы пальцев. - Какое это имеет значение? Уайт в нетерпении пожал плечами. - Вы и ваши коллеги - специалисты по внеземным формам жизни и их возможному поведению. Но в данном случае даже профан может предсказать вам все последствия сложившейся ситуации. Макдональд улыбнулся. - Чудовища из Космоса? - Чудовища существуют на самом деле, - сказал Уайт. - Будь то дикие восточные или северные племена. Или злобные горцы. Или жаждущая линча толпа фермеров. - Все эти чудовища - вне цивилизации. Они не настроены на взаимопонимание и не способны к нему. - Ну что ж, это еще один пример. Вдруг, капеллане передают сигналы одновременно нескольким планетам, а нападут на ту, которая ответит? - Даже, если межзвездные путешествия возможны - хотя, скорее всего, это не так - если существует вероятность ведения звездных войн - хотя сама физическая природа космического пространства почти наверняка делает их невозможными, - даже тогда - стоило ли им все это затевать? Уайт широко развел руками. - Ну, зачем тогда затруднять себя передачей сигналов? Макдональд хотел что-то ответить, однако Уайт продолжил: - "Милая моя Обитель Одиноких Сердец, я жду уже целый миллион лет..." А может, они просто хотят убедиться, что со времен изобретения радио мы еще не успели уничтожить себя ядерным оружием. Может, они намерены передать нам инструкции для постройки какого-нибудь приемо-передатчика материи. Возможно, они руководствуются при этом собственными намерениями. И стоит нам только достигнуть определенного уровня техники, как придется заплатить им за все нашей же собственной планетой. - Если бы даже такое представлялось возможным... не следует забывать, у них столько же шансов оказаться в наших руках. Это серьезный довод в пользу предполагаемого взаимного доверия. - Равно, как и взаимного высокомерия и самонадеянности. - Я не могу поверить... - начал Макдональд. - Но вы в состоянии вообразить - перебил его Уайт. - Вся ваша жизнь прошла среди благородных ученых мужей. Вселенная для вас - некое уютное местечко, где к человеку относятся, если уж не самым сердечным образом, то - в наихудшем случае - равнодушно. Мне доводилось видеть внезапные взрывы ярости, озлобления и алчности, и мне отлично известно: разум не всегда подразумевает доброжелательность и добросердечие, но по самой своей сути - и это, к слову, прекрасно подтверждается моим личным опытом - наиболее часто выступает инструментом и своего рода стимулом непрекращающихся поисков наживы, сопоставления прибылей и убытков и определения путей достижения максимальной выгоды при минимальных затратах. Ответ Макдональда прозвучал совсем иначе, нежели рассчитывал Уайт. - В нашем деле следует руководствоваться только логикой. Единственная стоящая для передачи с одной звезды на другую вещь - информация, и очевидная польза подобного обмена намного превосходит сомнительные соображения любого другого рода. Наиглавнейшую пользу несет в себе известие о существовании во Вселенной иных разумных существ. Уже один этот факт придает силы и укрепляет дух. Далее, информация о другой планете - словно мы сами установили там собственные приборы или отправили туда наших ученых. Вполне понятно, подобное предприятие должно носить всеобъемлющий характер, охватывать различные аспекты и, конечно же, осуществляться в иных масштабах и в течение гораздо большего периода. Информационный обмен предоставил бы нам возможность прикоснуться, в конечном счете, к несметным сокровищам иной культуры и науки, их знаниям, углубил бы наши представления о самом процессе развития разумной расы. Уайт предпринял попытку зайти с другой стороны. - А если реализация всего вами изложенного изменит нас до неузнаваемости? Проблемы культурного шока при столкновении с более развитой цивилизацией известны. Общества, которым у нас на Земле не удалось избежать такого вот столкновения, либо распадались, либо оказывались порабощенными, а те, кому посчастливилось выстоять, добились этого ценой кардинального пересмотра шкалы жизненных ценностей и ориентиров, устоявшихся норм-и правил поведения... Макдональд вглядывался в Уайта, словно прикидывая его способности к восприятию обсуждаемого. - По-моему, вы не из тех, кто считает наши общественные устои идеальными. Неужели бы вас огорчило любое их изменение к лучшему? Контраргумент явно не выглядел убедительным. - Если только такое изменение к лучшему коснется лично моего вкуса, - сыронизировал Уайт. - Кроме того, - продолжал Макдональд, - приведенные вами примеры относятся к примитивным, стоящим на низшей ступени развития обществам, то есть изолированным и, следовательно, неспособным вообразить ничего лучшего или хотя бы иного... - Один колдун как-то с грустью заметил Юнгу [Юнг Карл-Густав (1875-1961) - швейцарский психиатр и психолог, основатель аналитической психологии], - медленно проговорил Уайт, будто припоминая: - "Мы можем внезапно лишиться всех наших грез". - Ну, не такие уж мы примитивные, - уверенно возразил Макдональд. - Нам, например, известно, что во Вселенной есть другие разумные существа, не обязательно схожие во всем с нами, и тем не менее мы жаждем взаимопонимания и сотрудничества. Есть у нас и свои грезы и мечты о космических странствиях и перелетах, о встречах в Космосе - мечтания, вызванные к жизни богатейшей литературой и питаемые мифологией, с ее летающими тарелками и визитами пришельцев. Мы слушаем уже пятьдесят лет, и люди давно готовы услышать нечто, они психологически созрели для контакта. И вот наконец действительно узнали: контакт с Землей установлен. Услыхали голоса, увидели первую версию послания... Снова приоткрылась дверь, и Джон сказал: - Мистер президент, новая информация. Макдональд взглянул на Уайта. Президент кивнул, и тот нажал кнопку. В первом эпизоде в кадр попала полиция, атакующая толпу; собравшуюся у входа в солитарианский храм. Кое-где в свалке образовывались бреши, и тогда на асфальте хорошо просматривались алые пятна. Крупным планом камера показала и тела, некоторые в мундирах. Из храма непрерывным потоком проталкивались мужчины и женщины. Многие силились вырваться из образовавшейся свалки... Других попросту затягивало в нее. Макдональд включил звук. Шум напоминал непрерывный отдаленный гром. Во втором эпизоде они увидели небольшую толпу, собравшуюся на улице перед зданием в неоклассическом стиле, со всех сторон, словно рвом, окруженным климатическим бассейном. Он-то и сдерживал людей, но, впрочем, в отношении угрожающих жестов и выкриков оказался бесполезным. Кричали на каком-то непонятном языке. Затем в том же духе последовали третий, четвертый и пятый эпизоды, отличающиеся лишь архитектурой зданий, цветом кожи участников событий, одеждой толпы, да, пожалуй, языком доносившихся выкриков. Кое-где вопили и по-английски. В шестом эпизоде камера выхватила мужчину и женщину с детьми, окруживших на вершине холма какого-то человека в черном. Все они молча глядели в усеянное звездами небо. Седьмой эпизод: кровавое месиво, растекшееся по тротуару как на полотне абстракциониста. Камера панорамирует вверх, вдоль высоченной стены здания и замирает где-то на бетонном карнизе. Восьмой эпизод: кареты скорой помощи съезжаются ко входу приемного покоя клиники. В девятом - в объектив попал морг. В десятом эпизоде камеру установили в толпе зевак, глазеющих на огромную пробку, дорожный затор, образовавшийся в результате скопления множества машин, полных стремящимися вырваться из города... Каково же Джону в этом, столь хорошо изученном его отцом мире, со всей его реальностью, несомненное существование которой подтвердили прокрученные сейчас кадры? Уайт понимал: подсознательно он стремился оградить сына от этой действительности. Он постарался не оставить его на произвол всех тех страстей, насилия, тупости и предрассудков, каких сполна пришлось познать ему самому. Горькие воспоминания еще жили в нем, отзываясь острым сожалением и досадой. Стремление уберечь сына, скорее всего, продиктованное гипертрофированным чувством отцовского долга, сейчас обернулось против него. Он всячески препятствовал, если сын пытался углубляться во что-либо, связанное с политическими реалиями, со всеми сопутствующими им компромиссами, ибо не хотел, чтобы к рукам Джона прилипла вся эта грязь. Но, скорее всего, он не желал, чтобы его сыну когда-либо стало известно то, на чем так жестоко обжегся его черный отец. Черный отец, оставшийся без сына?.. Уайт сделал глубокий вздох. Привычка, бравшая начало еще с тех времен, когда ему впервые пришлось принимать трудные решения. Будто вместе с воздухом он вбирал в себя саму ситуацию, отправляя ее туда, поглубже - в самое естество, где и рождались решения. Очень скоро ему придется высказаться, сформулировать, наконец, окончательный вердикт, и тогда высвободятся стихии, более ему не подвластные. - Похоже, что-то начинается, - заметил он тихо. - Столкновения на религиозной почве, а возможно, еще одна религиозная война... или же... или же просто завершается нечто. - Подобная реакция людей обусловлена дефицитом информации, - заявил Макдональд. - Мы должны говорить с ними, ведь они дезориентированы, сбиты с толку. Необходимо официальное сообщение - коммюнике - а также широкомасштабная информационная кампания во всех средствах информации, посвященная Программе, посланию и ответу на него... - Это либо умерит опасения и страх, либо лишь усилит их, - закончил Уайт. - Страх иррационален. Рассеять его способны лишь факты. Капеллане прилететь к нам не могут. Передатчики материи так же следует отнести к области сказочного вымысла. В настоящее время невозможно даже представить двигатель, позволяющий хотя бы приблизиться к световому барьеру... - В последние столетия, - перебил его Уайт, - невообразимое, как правило, воплощалось в реальность. А считавшееся невозможным для людей одного поколения, их потомки воспринимали как обыденное. Прошу вас, объясните мне, отчего вы так настаиваете на ответе? Не следует ли нам всем ограничиться признанием достижений Программы и факта существования разумной жизни во Вселенной? - Могу предложить доступное объяснение, - ответил Макдональд. - Существует немало веских доводов, важнейший из них я уже привел: познание иного разума - процесс, взаимовыгодный для всех. Однако у вас возникли обоснованные подозрения: не стоят ли за всеми этими аргументами мои очень личного свойства побуждения? Действительно, вы правы, так оно и есть. До того, как капеллане получат наш ответ, меня уже не будет в живых. Однако хотелось бы, чтобы мои труды не оказались напрасными и исполнились мечты, в которые я верую, и тогда бы прожитая жизнь имела смысл. Думаю, на моем месте вы рассуждали бы также. - Наконец-то мы добрались до главного. - Как обычно, под конец... Так вот, я желал бы кое-что оставить миру и собственному сыну в наследство. Я не поэт и не пророк, не художник и не артист, не строитель, не государственный муж. Не занимаюсь и филантропией. Единственное, что я могу оставить после себя, - широко распахнутые двери, путь во Вселенную, вместе с надеждами на обновление, - послание, которое достигнет отсюда другой планеты в лучах далеких, чужих светил... - Все мы стремимся к чему-то подобному, - сказал Уайт. - Только вот вся суть в том, как этого достичь. - Не все, - возразил Макдональд. - Кое-кто жаждет оставить в наследство будущим поколениям наши ненависть и войны, только это старье и больше ничего. Однако жизнь стремительно меняется, время уходит, и мы обязаны дарить нашим детям будущее, а не прошлое. Последнее достойно быть наследуемым лишь настолько, насколько содержит в себе ростки грядущего. И они в нем есть, их немало. Однако жить в нем одном - невозможно. Единственное место, где наша жизнь продолжится в детях - будущее. Ибо только оно зависит от нас и подвластно нашим усилиям. Уверяю вас, как только мы ответим, во всем мире воцарится спокойствие. - Но почему именно тогда? - Хотя бы благодаря завершенности начатого. Свершившийся факт заставит враждующих осознать себя единым человечеством. Они поймут, что являются существами, наделенными разумом, как и те, другие, обитающие где-то там. И тогда неизбежно последует вывод: если уж мы способны договориться даже с ними, почему бы всем нам не поладить и между собой, даже тем, кто говорит на разных языках и молится разным божествам. - Мистер президент, звонит китайский посол, - сообщил Джон, и Уайт отметил, увлекшись дискуссией, он даже не увидел, когда вошел сын. - Со мной нет переводчика. - Не страшно, - ответил Макдональд. - Наш компьютер все устроит. Уайт и Макдональд поменялись местами. Сидя за столом Макдональда, президент смотрел на экран, с которого броско одетый китаец, казалось, обращался к нему по-английски - настолько идеально подавался синхронный перевод. - Господин президент, мои правительство и народ почтительно требуют от вас пресечь волнения и беспорядки в пределах ваших границ, а также прекратить публикацию провокационных известий, угрожающих другим миролюбивым народам. - Можете передать вашему премьеру следующее, - осторожно начал Уайт. - Более других мы обеспокоены этими беспорядками и надеемся в ближайшее же время овладеть ситуацией. Передайте также, в отличие от него, мы не располагаем столь аффективными механизмами контроля за информацией. Толстый китаец с почтением поклонился. - Мой народ желал бы не отвечать на послание с Капеллы - ни сейчас, ни в будущем. - Благодарю вас, господин посол, - вежливо произнес Уайт. Не успел он и головы повернуть к Макдональду, как китайское лицо на экране сменилось славянским. - Русский посол, - представил Джон. - Россия весьма обеспокоена сокрытием послания, - без церемоний начал русский. - Я уполномочен довести до вашего сведения следующее: послание получено и нами готовится ответ. В скором времени последует официальное сообщение. Экран опустел. - Наверное, все, - сказал Уайт. Экран погас. Уайт положил руку на крышку стола. Удобный и солидный, каким и подобает быть настоящему рабочему столу, - не в пример всей этой громоздкой, монументальной мебели Овального кабинета. Он вдруг подумал, наверное ему приятно бы работалось здесь. Он сидел за столом Макдональда, и ему казалось, будто они поменялись ролями и главный здесь отныне он. - Ни один из человеческих языков, - продолжал, словно не прерывался, Макдональд, - не чужд нам более, нежели капелланский, равно как и ни одна человеческая религия не отстоит так далеко от верований капеллан. - Вы наверняка знали про китайцев и русских, - проговорил Уайт. - Что ж, наука роднит гораздо крепче, нежели узы землячества или наличие общего языка... - Каким образом им известно о послании? Макдональд в недоумении развел руками. - Слишком много людей знало о нем. Если б я мог еще тогда предвидеть все те трудности, связанные с обнародованием послания и с ответом на него, уверяю вас: в момент нашего триумфа здесь не собрался бы никто. Но, поскольку все сразу же стало известно, полностью исключить утечку информации не представлялось возможным. Ведь мы - не какая-то там секретная программа, а обычная научная лаборатория, исследовательское учреждение, которое в общем-то обязано информировать общественность и коллег-ученых, делиться своими достижениями и открытиями со всем миром. Вот почему у нас здесь даже практиковался обмен учеными с Китаем и Россией. Они работали вместе с нами, в том числе и на заключительном этапе... - Кто же тогда мог рассчитывать на положительный результат? - раздраженно перебил его Уайт. Макдональд с изумлением взглянул на президента. Уайт, пожалуй, впервые за все время их знакомства увидел, как Макдональд удивляется. - Зачем же в таком случае нас финансировали? - осведомился он. - Мне неизвестно, зачем была развернута Программа, - ответил Уайт. - В ее истоки я не заглядывал, а если бы и сделал это, то вряд ли обнаружил бы там исчерпывающий ответ. Но, я подозреваю, ответ здесь, и для многих похожих предприятий последних лет он один и тот же: просто существовало нечто, чего ученым хотелось добиться, и никто в этом не мог заподозрить ничего скверного. В конце концов, живем-то мы во времена благоденствия. - В обществе благоденствия, - уточнил Макдональд. - Всеобщего благоденствия, - подчеркнул Уайт. - Наша страна, как и другие, - кто раньше, кто позже - сознательно и целеустремленно реализует политику ликвидации нищеты и несправедливости. - "Целью правительства является достижение всеобщего благоденствия", - процитировал Макдональд. - В равной степени это и политическая цель. Нищету и несправедливость можно вынести, если в мире параллельно с ними еще существуют большие трудности. Однако в едином технократическом обществе, основой которого является сотрудничество, - нищета и несправедливость абсолютно неприемлемы. Беспорядки, разруха и хаос способны дезорганизовать не только жизнь общества, но и саму цивилизацию. - Несомненно. - Вот мы и обратились к нашему народу и поставили перед ним задачу уничтожить нищету и несправедливость. Задача эта выполнена. Установлена стабильная социально-политическая система, гарантирующая каждому устойчивый ежегодный доход и свободу делать то, что ему, в общем и целом, нравится, за исключением неограниченного деторождения и других действий, способных причинить вред остальным членам общества. Макдональд согласно покивал. - Да, движение к благосостоянию - величайшее достижение последних десятилетий. Мы уже перестали называть это благосостоянием. Теперь это - неотъемлемая составная демократии, присущая нашему обществу, элемент - общепризнанный. И почему вы полагаете, будто наука не входит в эту систему? - Наука рождает перемены. - Лишь в случае достижения положительных результатов, - сказал Уайт. - Да и то - в определенных, заранее запланированных и предписанных структурой управления областях, таких, например, как исследование космического пространства. И, Бог свидетель, ваша Программа казалась всем абсолютно безопасной. Она имеет прямое и непосредственное отношение к уровню благосостояния, ведь к разбазариванию общественных фондов приложили руку и ученые. Программу содержали в течение стольких лет, дабы ученые занимались своими игрушками и не вмешивались ни во что более серьезное, в чем они некомпетентны. Как видите, важнейшими задачами любого правительства являются поддержание стабильности и самой власти, пресечение беспорядков и центробежных тенденций. И наилучший способ сделать это - предоставить каждому, я повторяю, возможность поступать так, как наиболее нравится, но ничего не меняя при этом по существу. И прошу не уверять меня, будто вам и в голову не приходило такое или сроду не доводилось все это задействовать на вашей личной практике. - Нет, - сказал Макдональд. - Все так. Или почти так. Известно: чем больше надоедаешь, тем проще обстоят дела с финансированием. Хотя я всячески старался не признаваться себе в этом. А вот теперь вы намереваетесь всех нас разогнать. - Не сразу, - запротестовал Уайт. - Я дам вам время свернуть паруса. Сделайте вид, будто занимаетесь составлением ответного послания. Можете даже поискать другие послания. Разверните где-нибудь новую программу, все окажутся при деле. Пораскиньте умом - вам лучше знать, как это сделать. Впрочем, Уайт хорошо знал: война с нищетой и несправедливостью далеко не окончена. Это Джон думал, будто победа одержана и можно сложить оружие. На самом же деле любой отход означал бы дезертирство. Уайт, собственно, так и назвал Джона: "Дезертир". Достижения одного благосостояния недостаточно. Слишком много черных довольствовались гарантированными им доходами и потеряли всякую охоту, а может, и просто побаивались требовать большего. Их необходимо как следует встряхнуть и направить; они нуждаются в таких примерах, как он. Таких, каким мог бы стать Джон, займись он политикой. Примеры найдутся - есть ведь среди черных ученые, врачи и даже сотрудники Программы. Однако их слишком мало. Процентное соотношение показывает: неравенство по-прежнему остается фактом. Он стоит у кормила государства всеобщего благоденствия, однако, похоже, одним благополучием Джона не привлечь. Макдональд погрузился в размышления. "Он-то, чем думает? - задался вопросом Уайт. - Неужели тоже поясницей, как мы с Тэдди?" - Моя жизнь посвящена постижению истины, - сказал Макдональд. - И солгать я не смогу. Уайт вздохнул. - Ну что ж, придется поискать кого-нибудь, кто сможет. - У нас ничего не выйдет. Реакция научного сообщества будет аналогичной, как любого притесняемого меньшинства. - Должен воцариться мир. - В нашем технологизированном мире перемены - явление неизбежное. Поэтому вам придется признать: мир и спокойствие - не что иное, как умеренные, находящиеся под жестким контролем изменения. - Однако изменения, которые несет в себе послание, невозможно ни предвидеть, ни подготовиться к ним надлежащим образом. Одно ясно: их-то уж обуздать не удается. - И все это произойдет потому, что вы не позволили их обуздать нам... Не могу принять и вашего решения... Не позволить объявить всей правды, объяснить людям все, пусть они на это взглянули как на великолепное, многообещающее приключение, восприняли это как дар разума, творческого созидания и информационного прогресса, ощутили некое предчувствие будущего своих потомков... А кроме того, откуда вам знать, в чем будут нуждаться мир и страна через девяносто лет? - Вы сказали, через девяносто лет? - Уайт натянуто рассмеялся. - Я не забегаю далее следующих выборов. К чему мне эти девяносто лет? - Именно столько времени пройдет, прежде чем наш ответ достигнет Капеллы и поступит их ответное сообщение, - сказал Макдональд. - Это я и имел в виду, говоря о своем желании кое-что оставить в наследство сыну... и сыну моего сына. Ведь прежде, чем наш ответ достигнет Капеллы, нас с вами, мистер президент, увы, уже не будет в живых. Не будет на свете и большинства из ныне здравствующих. Ваш сын войдет уже в преклонные лета, а мой - вступит в зрелый возраст. И, прежде чем придет ответ с Капеллы, умрут все - все, ныне живущие на Земле. Таким образом, то, что мы делаем - не для нас, но для грядущих поколений. Мы лишь вписываем в собственные завещания... - голос Макдональда дрогнул. - ...звездное послание. - Девяносто лет, - повторил Уайт. - Какой же это диалог? - Как только люди все поймут, - с уверенностью подчеркнул Макдональд, - любые волнения и беспорядки прекратятся. Страх, гнев, ненависть и недоверие не могут длиться вечно. Продолжительным может оставаться лишь спокойствие, и оно постепенно вернется - вместе в неуловимым предчувствием чего-то светлого, ожидающего наших потомков впереди. Это - как земля обетованная - достичь ее берегов суждено не сегодня и не завтра, но когда-нибудь туда обязательно попадут. Поэтому те, кто ныне угрожает миру и спокойствию - будь то целые народы или отдельные группы людей, - представляют, собой объективную угрозу безоблачному и счастливому грядущему. И они должны отступить. Уайт еще раз пробежался взглядом по кабинету. Небольшая, скромно, по-спартански обставленная Комнатка, где в течение двадцати лет работал один человек. Правда, следы столь долгого его пребывания здесь не бросались в глаза. "Возможно, - подумал он, - настоящий след Макдональдом оставлен где-то там, в людях, идеях, - в самой Программе и среди звезд..." Уайт все время ощущал мучительное беспокойство, внутренний голос в очередной раз подсказывал: ты не прав, не прав; его терзала жалость ко всем и каждому, и он хотел надеяться, ему не по себе ото всех этих идей вовсе не потому, что он не интеллектуал и не способен мыслить категориями будущего... - Я не могу рисковать, - произнес он. - Ответа быть не должно. Приступайте к расформированию Программы. Справитесь? Он поднялся, давая тем самым понять, - дискуссия закончилась. Макдональд встал. - Неужели ничто не в состоянии изменить вашего решения? - задумчиво спросил он. Уайт отрицательно покачал головой. - Все уже обговорено. Поверьте, вы сделали все возможное. - Я знаю, что пожелал бы оставить в наследство своему сыну, - сказал Макдональд. - А вот какое наследство оставите вы своему? Уайт с грустью взглянул на него. - Это бестактно. Ведь я исполняю свой долг. Итак вы сделаете, о чем я вас прошу? Макдональд вздохнул, и Уайту показалось, будто жизнь покинула стоящего напротив человека. Ему стало еще тоскливее. - Прошу предоставить мне свободу действий, - попросил Макдональд. - Мы продолжим изучение послания, будем расшифровывать его содержание. Постепенно изменим и направления прослушивания. - Уж не собираетесь ли вы пережить меня? - спросил Уайт. - Надеетесь, с моим преемником вам повезет больше? - У нас с вами разные понятия о времени. Программа может и подождать. - Во мне вы еще можете видеть человека, который верит в перемены, - сказал Уайт... - Мой преемник, несомненно, отнесется с недоверием к любому изменению, а уж следующий президент наверняка захочет вернуть прежнее. - Он с сожалением пожал плечами и осторожно протянул руку для пожатия, машинально оберегая ее, как делал это во время предвыборной кампании. - Хотя, как знать, - на время вашего руководства, возможно, это и есть наилучший выход. Оставляю вам надежду. Согласен на продолжение Программы, и пусть все ваши люди останутся. Но послания не отправляйте. Все эти распоряжения я подтвержу письменно, в дополнение к записям вашего компьютера. И еще: имейте в виду, в Программе у меня есть свои люди. И они уже получили соответствующие инструкции. Чуть помедлив, Макдональд пожал президенту руку. - Ну что ж, прошу прощения, - пробормотал он. Уайт не знал, как понимать эту фразу Макдональда. Возможно, он извинялся перед самим собой, ибо не смог отстоять дело всей жизни, а может, просил прощения у президента, ведь соглашаясь с ним, по сути, изменял себе ради идеалов собственной страны? Или эти его слова имели отношение ко всему роду людскому, ведь он понимал: человечество никогда уже не получит посланий со звезд?.. Или извинялся перед капелланами, которые, конечно же, надеются, но так и не получат ответа на свое исполненное предчувствий послание... А скорее всего, он просил прощения за все это, вместе взятое. - Забыл вас спросить о самом важном, - сказал Уайт. - Какой бы вы составили ответ, имея на то разрешение? Протянув руку, Макдональд взял со стола листок и подал его Уайту. - Постарались бы ответить просто и понятно, - сказал он и, немного помолчав, добавил: - Такая вот... антитайнопись. Это даже не назовешь оригинальным. Нечто подобное предложено еще Бернардом Оливером более пятидесяти лет назад. Попытка сообщить капелланам то же, что сообщили нам они: кто мы, где живем, как называемся, говорим, мыслим... Уайт принялся разглядывать листок. - Держите его боком, - посоветовал Макдональд. - Нам пришлось развернуть изображение, ради сохранения тех же параметров сетки. Уайт повернул листок и несколько секунд рассматривал его. Потом неожиданно расхохотался. Так же внезапно смех оборвался. Президент вытер платком глаза и нос. - Прошу прощения, - сказал он. - Меня рассмешил не ответ - тем более я не понял и половины. Но вот здесь как раз есть отец, мать и сын, то бишь ребенок, и мне пришло в голову: капеллане так никогда и не узнают: черные они или белые. "Что скажет он Джону по прибытии в Вашингтон? Что велел этому человеку упрятать все свои великие надежды в долгий ящик и разрушить возведенное его же руками? Впрочем, он звал, как воспримет это Джон и как скажется все это на их отношениях. С одной стороны, он исповедует веру в талант вождя революции, с другой - отвергает и подавляет чужие способности к руководству. "Ты способен принять лишь собственную точку зрения, - заявит ему Джон. - В остальном же ты - слепец". И что в таких случаях говорят в ответ? А если сын прав? Если время р