оже, - сказал я, вспомнив. - Вот. Это тоже было в загоне. - Я передал ему пустые панцири и членики тела. Тед поднял брови. - Ланч, - объяснил я. Я показал на клетку. - Кторры едят их. - Звучит рискованно, - сказал он насмешливо, но в этом есть смысл. И лучше их, чем нас. - Потом он задумался. - Скажи, как ты их поймал, что они тебя не атаковали? - Не знаю - просто не интересовались мной. Я думал, что это не опасно, так и вышло. - Хм, - нахмурился Тед. - Должна быть причина. - Может, я просто несъедобный. - Да? Сунь палец в клетку и проверь. - Ну, - быстро сказал я, - может, есть другая причина. Тед смотрел с разочарованием: - Предположения - должен быть настоящий тест. - Если ты такой нетерпеливый, сунь свой палец. - А-а, но ведь мы проверяем не мою съедобность. Однако, ты прав, должна быть другая причина. Наверное, ты съедобен, просто не очень вкусный. Как ты попал в загон? Просто сунул нос и прыгнул? - Нет, сначала я проверил ногой. Помахал над их головами, посмотреть, не нападут ли они. - Ну, ты умнее, чем кажешься. Я думал, ты скрестил пальцы и прокричал: "Король Икс!". Может, им просто не нравилась кожа ботинок - давай попробуем. - Он снял ботинок и прижал боком к сетке. Все три тысяченожки атаковали его. Что ж, это разрешилось. Он попытался отобрать ботинок, но их совместная хватка была слишком сильна. - Эй, ну-ка отдайте... - Не желая повредить им, дернув порезче, он отпустил ботинок. Тот повис, инсектоиды грызли его, а люди вокруг нас хихикали. Тысяченожки отгрызли все что смогли и ботинок свалился на пол. Тед с досадой поднял его и сунул пальцы в дыры. - Моя лучшая пара, - опечалился он. Вздохнул и надел его, все время качая головой. Глянул на меня. - Окей, теперь давай твой... - Эй? Ты сдвинулся? Ты только что доказал, что им нравится кожа ботинок - зачем ты хочешь уничтожить и мои ботинки? - Дурак, - сказал он спокойно, - это научный эксперимент, определяющий, почему ты все еще ходишь. Теперь дай мне свой ботинок, пока я не оторвал тебе ногу и не забил тебя ею насмерть. Он был прав. Я видел, как тысяченожки напали на его приспособление для ходьбы. Оно было идентично моему, а меня тысяченожки игнорировали. Я снял ботинок и отдал ему. Он прижал его к сетке. Тысяченожки попробовали антеннами, потом потеряли к нему интерес и удалились. Тед попробовал еще раз с другой стороны. Тысяченожки проделали то же самое. Тед нахмурился и поднес ботинок близко к лицу. Понюхал. Раз, другой, третий, с любопытством. - Пахнет рыбой. Во что ты вляпался? - Ни во что, - сказал я. Потом вспомнил. - Э-э, в яйца. - Яйца?... Ты имеешь в виду цыплячьи, цыпа-цыпа? - Нет. Я имею в виду кторровые. Он смотрел недоверчиво. - Ты наступил на яйца кторров?... - Они были внутри гнезда... - Внутри гнезда!... Юп! Я все беру назад, Джимми-бой. Ты вовсе не умный. Есть более безопасный способ убивать кторров, чем заходить в их гнезда и топтать их яйца. Для чего, думаешь, нужен огнемет? - Я не хотел наступать на яйца. Это произошло случайно. - Надеюсь, ты не скажешь об этом Маме Кторров. - Кроме того, Дюк все равно сжег бы их, поэтому я залез туда и взял несколько. На мгновение повисла тишина. Потом Тед спросил: - Они у тебя с собой? Я достал сумку и вывалил содержимое на стол. Там был десяток как минимум. Тед уставился, как и двое оставшихся парней. Я не знал, как их зовут. Яйца были кроваво-красными и гладкими, все еще выглядели влажными и полупрозрачными. Внутри было что-то темное. Очень осторожно Тед поднял одно и понюхал. - Сырая рыба, все в порядке. - Он поднес его к боку клетки с тысяченожками. Они попробовали его без всякого любопытства, потом потеряли интерес. - Что ж, вот это и спасло твою жизнь, Джимбо - тот факт, что ты такой неуклюжий увалень. Тебе надо было всему вывозиться в яйцах. Я обдумал это: - Ты прав. Я выпачкал ноги до колен и руки. - Я содрогнулся, представив, что было бы, если бы так не случилось. Вероятно, именно это объясняет, почему три мои образца не пытались прогрызть себе путь сквозь сумку - запах яиц вокруг них. - У-гу... - Тед держал яйцо на просвет. - Видишь что-нибудь?, - спросил я. - Говорят: избегайте протухших яиц. - Он положил яйцо на стол. - Не могу сказать. - Знаешь, что это напоминает?, - сказал я. - Муравьиные яйца. - Муравьиные? - Угу. Они такие же полупрозрачные. Скорлупа тоже мягкая. Смотри, видишь, как они отскакивают? Что это напоминает? - Гандбол? Я пропустил замечание мимо ушей: - Это значит, что мы начали понимать, как они развиваются. У птиц и рептилий яйца с твердой скорлупой - для лучшей прочности и удержания воды. Для кторров это может означать низкую степень развития. Насекомые или амфибии. - Черви - немного те и другие? - Наверное. - Я снова взял яйцо. - С другой стороны, может быть атмосфера Кторра достаточно влажная, чтобы удержание воды не было слишком важным фактором выживания. Эта скорлупа, похоже, страшно толстая, почти хрящевая. Что, вероятно, вызывает необходимость защиты эмбрионов, особенно если на Кторре большая сила тяжести, чем на Земле. Об этом некоторые задумывались. Это могло бы объяснить чрезвычайную силу и подвижность кторров. - Я нахмурился и поднял яйцо к свету. - Не знаю. Форма яйца и текстура его скорлупы могут рассказать об условиях их высиживания и вылупления, а это должно дать ключи к природе родителей и отпрысков. Но я не знаю, как начать разгадывать. У меня мозги кипят - слишком много вопросов. Например, как получается, что такие невероятно прожорливые тысяченожки не интересуются яйцами? - Я снова прижал яйцо к сетке. - В этом нет смысла. - Может, они чувствуют, что это кторр, и боятся его еще до вылупления? - Извини, не могу представить, что эти создания пройдут мимо доступного завтрака. В яйцах должно быть нечто отпугивающее. Тед закрыл глаза: - Вау! Яйцо со встроенным механизмом защиты. - Он открыл глаза. - Что ты собираешься делать с ними? - Построить инкубатор. Тед тихо присвистнул: - Джимми. Я восхищаюсь твоей... храбростью. Или чем-то вроде. Ты либо самый умный из чертовых дураков здесь, либо самый глупый. Тебе мало риска спасти яйца кторров от сожжения; теперь ты хочешь вывести их. Когда Дюк услышит об этом, его хватит удар. Я не подумал о Дюке: - Почему? Что плохого в идее? - О, ничего, просто цель операций Специальных Сил - убивать червей, а не высиживать их. - Не совсем, - настаивал я. - Мы с тобой посланы сюда изучать кторров. - Это не значит, что мы должны делать из них домашних любимцев. - А как иначе мы подберемся к ним достаточно близко для изучения? Ты знаешь лучший способ наблюдать их? На охоте, как только увидят червя - сжигают его. Нет, единственный способ, если мы действительно посланные сюда ученые, это посадить несколько червей в клетку и наблюдать, что делает их свирепыми, а если мы не можем захватить живого кторра, то мы должны его вырастить. - Остынь, я на твоей стороне. Я думаю. Просто мне кажется, что эта идея не будет слишком популярна, здесь не лагерь военнопленных, и еще - если ты выведешь несколько червей, где ты собираешься держать их? - Мы что-нибудь придумаем, - промямлил я. Я пытался придумать что-нибудь. - Мы? - Он поднял брови. - Да. Мы. Ты ведь тоже экзобиолог. - О, да, я забыл. - Тед смотрел сконфуженно. - Мне кажется, наступает время, когда я предпочел бы брать пробы на ботулизм. - Он продолжил: - Наверное, выращивание червей - самая легкая часть проблемы... - Как? Он похлопал меня по плечу: - Джимбо, уложи жуков в постельку. Я иду говорить с Дюком. - Пойти с тобой? - Э-э, лучше нет. У Дюка был... тяжелый день. Мне кажется, я буду более тактичен. Просто пристрой их на ночь, а остальное доверь мне. - Хорошо... окей. Я оставил тысяченожек на ночь в большом зале, набросив на клетку брезент и положив сверху записку: ОПАСНО! С яйцами было труднее, и я положил их в картонную коробку, позаимствовал электрическое одеяло Теда и накинул его сверху в качестве временного инкубатора. Чтобы предохранить яйца от высыхания, я положил пластик, пачку полотенец, поставил сверху коробку и окропил все теплой водой - чтобы полотенца были волглыми, но не сырыми. Это было просто догадкой. Что-нибудь посолиднее я сделаю утром. Засыпалось мне плохо. Я не мог справиться. Кто-то кричал в моей голове: Шоти мертв! Я говорил сам себе, что мало знал его; не надо переживать так тяжело. Но болело все сильнее - о, черт, я не мог справиться, я начал снова плакать. Я еще не спал, просто лежал, всхлипывая, когда пришел Тед. Он не включил свет, разделся в темноте и улегся тихо, как только смог. - Что сказал Дюк?, - спросил я. - Что? О, я думал, ты спишь. - Не сплю. Не засыпается. Что сказал Дюк? - Ничего. Я не говорил с ним. - Тебя не было страшно долго. - Ага, - сказал он. - Расскажу утром. Может быть. - Он повернулся к стене. - Тед, - сказал я, - Шоти погиб, потому что я промедлил, да? - Не знаю, - пробормотал он, - я там не был. - Это моя вина, да? - Замолкни. - Но... - Все решится утром. Будет слушание. - Что? - Расследование, дурак! Расследование. Теперь спи, черт бы тебя побрал! 12 Расследование проходило в большом зале. Дюк, Хенк, Ларри, еще двое парней из команды (я до сих пор не знал, как их зовут), и я. Доктор Обама с офицером-медиком сидели во главе стола. Перед ней лежал большой желтый блокнот, покрытый четкими строками мелкого почерка. Тед сидел слева от нее за транскрибером, его работа была - отвечать на вопросы машины о словах, похожих на шумы или нечетко произнесенных. Я был на противоположном конце - с мокрыми ладонями. Доктор Обама казалась очень спокойной и когда, наконец, заговорила, я напрягался, чтобы ее услышать. - Итак, Дюк, - сказала она, - изложи факты. Дюк рассказал, быстро и умело. Он не упустил ничего, но и не тратил времени на детальные описания. Доктор Обама реагировала, лишь иногда кивая, словно заносила каждый из фактов Дюка в мысленный список. - Мы все время следовали процедуре, - заключил Дюк. - Это досадно. Если что-нибудь я мог расценить как ошибку - неверное решение, даже мое собственное - то по крайней мере мы могли бы чему-нибудь научиться; но я был в подобных ситуациях десятки раз, и я просто не знаю. Мы все делали по инструкции... - Он поколебался. - Наверное, инструкция неверна. - Он замолчал, положив натруженные руки на стол. - Я не могу объяснить, как мы пропустили этих червей. Доктор Обама задумалась. Она совсем не смотрела на Дюка. Наконец, она слегка покашляла и прошептала: - Мне кажется, здесь несколько тем для расследования. - Она пододвинула блокнот и прочитала: - Первое: где прятались кторры, если их не зарегистрировали сенсоры Моба, а также Дюк, Ларри... Тед что-то забормотал, его пальцы внезапно забегали по клавиатуре. - Э-э? Что такое?, - с досадой спросила доктор Обама. - Фамилии, - прошептал Тед. - Протокол их требует. - О. - Доктор Обама на мгновение смешалась, пытаясь поймать ускользающую мысль. - Э-э... - Она снова заглянула в желтый блокнот. - Где прятались кторры, если их не зарегистрировали капитан Арчибальд Дюк Андерсен, лейтенант Лоуренс Мильберн, капрал Карлос Руис и наблюдатель Джеймс Маккарти - кто еще был внутри хижины? - Никто, - сказал Дюк. - Только эти четверо. Доктор Обама, похоже, не слушала его; она перешла ко второму пункту. - Далее. Почему - и это очень важный пункт расследования - почему все они не почувствовали кторров? То, что Моб тоже пропустил их, очень важно. - Она глянула на Теда. - Это в протокол не записывайте, Джексон. - Тед остановился, ткнул клавишу и положил руки по бокам терминала. Доктор Обама продолжала: - В то время, как я знаю каждого из вас лично и могу поручиться за вашу честность, есть другие, предполагающие искать козлов отпущения, когда случается нечто подобное. В большинстве случаев они очень быстро берут сторону машины и обвиняют человеческие существа в беззаботности. У машин редко имеются скрытые мотивы. Считайте благословением, что машина здесь согласна с вами. - Она кивнула Теду, потом продолжила с чуть большей формальностью. - То, что Моб оказался неспособен обнаружить кторров, подтверждает вашу версию, что купол был, по-видимому, пуст. Считается, что Моб способен обнаружить объекты за пределами нормальных человеческих чувств - и, наоборот, человек-наблюдатель обладает способностями, недостающими машине, и не в последнюю очередь тем, что называется способностью к суждению. Где бы ни были кторры, оба вида наблюдателей не смогли зарегистрировать их, и это свидетельствует, как и некоторые другие факты, которые мы рассмотрим, что стандартные процедуры не учитывают всех случайностей. Она снова справилась со своими заметками. - Третье: было высказано предположение, что кторры могли быть в спячке внутри хижины. Такие случаи были в прошлом, но сейчас мы должны спросить, находились ли они внутри хижины все время? И были ли они действительно в их наиболее бездеятельном состоянии? Общим опытом является, и не только в нашем, но и в других районах, что когда черви - простите, кторры, становятся бездеятельными, они делают это группой, и обычно переходят в самую прохладную часть хижины, то есть на второй уровень, в подземную половину. Если бы они были там, Моб должен был засечь их, как и любой из вышеупомянутых индивидуумов. Это дает нам еще два вопроса: на какое расстояние рассчитаны сенсоры Моба? Как определялись эти параметры? На каком базисе? Вероятно, мы пересмотрим этот частный аспект нашей процедуры. Да, Хенк? - Теду: - Генри Ленникин. Хенк прокашлялся: - Да, доктор Обама, в сенсорной матрице есть окно, но оно недостаточно велико, чтобы проскользнуть кторру, тем более трем, даже четырем. Горячий кторр в десяти метрах вызовет срабатывание вспышки; холодного, то есть неактивного, Моб засечет в четырех метрах. Извините, но он работает так глубоко в инфракрасном диапазоне, что может помочь только вблизи. Если эти черви были в хижине, все равно горячие или холодные, Моб должен был сверкнуть. Единственная возможность упустить холодных кторров - если они были слишком далеко, например, вне хижины. А мы знаем, что здесь не тот случай, потому что мы не видели их. - Может, купола становятся больше внутри, - предположил Ларри. Доктор Обама холодно посмотрела на него: - Вы думаете, это возможно? - Черт, я не знаю, - сказал Ларри. - В прошлый раз когда я был внутри, там было только два уровня, верхний и нижний. Если черви начали копать глубже, я не увидел бы их. Доктор Обама обдумала эту идею: - Возможно, что чер... кторры изменили свой образ поведения, но мы должны также обратить внимание на несколько других противоречий. - Она казалась раздраженной. - Этот случай совершенно нетипичен. - Она вернулась к своей холодной профессиональной манере. - Шестой вопрос: почему в гнезде был четвертый кторр? Откуда он появился? И почему он промедлил с атакой? Чем он отличался от других, что задержался на некоторое время? Заметим также, что это был наибольший из четырех обнаруженных кторров - значительно больший. Важно ли это? Наконец, будут ли подобные события происходить в будущем? Очевидно, мы должны модифицировать наши существующие процедуры, признавая такую возможность. Седьмой и восьмой вопросы. В чем состоит важность растительной жизни, окружающей хижину кторров? Мы не находили в прошлом таких растений вокруг хижин. Почему здесь? Почему сейчас? Являются ли они на самом деле представителями природной растительности Кторра? Я пересадил все образцы, каждый ы свой горшок. У меня не было идей, как обращаться с ними. Опасны ли они - и чем? Я не знал даже, как это проверить. Вопросы доктора Обама едва поцарапали поверхность. Она продолжала: - И, наконец, о созданиях, обнаруженных в коррале кторров - их тоже сожгли? Да, хорошо. Каково их место в экологии Кторра? - Она остановилась, оглядев сидящих за столом. - Есть ли другие вопросы, которые мы хотим рассмотреть? Пожалуйста, Дюк. - Как с Шоти? Мой желудок резко сжался. - Да. - Доктор Обама посмотрела свои записи, но открытая страница была пуста. Вопроса не было. - Мы все огорчены этим. - Я не это имею в виду, - очень тихи сказал Дюк. Мне хотелось оказаться больным. - Я знаю. что вы имеете в виду. Дюк. - Доктор Обама была абсолютно спокойна. - Хорошо, - сказала она. - Покончим с этим. Вы могли спасти его? - Нет, - сказал Дюк. - Есть здесь кто-нибудь, кто мог спасти сержанта Харриса?, - спросила доктор Обама. Она оглядела комнату. Ларри изучал свои кулаки, лежавшие на коленях. Он, похоже, молился. Карлос и Хенк вообще не ответили, даже руки Теда неподвижно лежали на клавиатуре. - Мне следовало быть быстрее, - сказал я. В большом зале слова прозвучали неестественно громко. Все, кроме доктора Обама, посмотрели на меня, но выговорив это, я почувствовал облегчение. Я шагнул, наконец. - Мне можно было быть быстрее, помешал мешок с образцами. Я не успел изготовить факел достаточно быстро. Если бы я был быстрее, то наверное смог бы спасти его, может, я достал бы червя до того, как... Доктор Обама сказала: - Я сомневаюсь. Сержант Харрис сам учил вас пользоваться факелом. - Она продолжала смотреть в блокнот. - И я подтвердила его заключение о вас. При данных обстоятельствах это делает меня в равной степени ответственной. Так же, как и Дюка. - Благодарю вас, мэм. Я понимаю, что вы пытаетесь сделать - но я знаю, что нес сумку неправильно. Доктор Обама покачала головой: - Никто этого не видел. Несмотря на ваши добрые намерения, Маккарти, я не могу признать ваше заявление как свидетельство. - Извините, - сказал я. - Что-нибудь еще? - Да, - настаивал я. Я внезапно понял, что все в комнате смотрят на меня. - Я был в шлеме. Делал видеозапись со звуком. Я... я думаю, имеются некоторые вопросы о том, что я делал и правильно ли я, э-э... действовал. Мне кажется, видеозапись может прояснить все. Я хочу, чтобы ее показали. Пожалуйста. - Извините, это невозможно. - Что?... - Дюк и я пытались посмотреть ее прошлой ночью. К несчастью... э-э... клип был неисправен. - Что?! - Была включена защита записи... - Это был абсолютно новый клип. Я зарядил его сам. - ... так что сигналы камеры и микрофона не записывались. Клип оказался пустым. - Она сказала это твердо и смотрела на меня, словно просила не спорить с нею. - Но... - Я сам проверил этот клип! Я перехватил взгляд Теда - и остановился. - Да, мэм. Она сделала жест Теду и он снова включил транскрибер. Она сказала: - Слушайте, это не относится к делу. Неважно, что мы решим здесь, это не вернет Шоти. Он останется мертвым. Поэтому, если вы пытаетесь загладить чувство вины, пожалуйста, не тратьте наше время попусту. Это на даст больших результатов. - Я извиняюсь, мэм, - возразил я. - Я понял, что вы сказали - но мне надо было действовать лучше, я имею в виду, если б только... - Хватит! - Она через стол смотрела на меня. - Джексон, эта штука выключена? - Он проверил и кивнул. - Благодарю, - сказала она. - Вы не поняли. Позвольте мне объяснить вам по-другому. Слушайте, Маккарти, ответственность за то, что такое оружие попало в ваши руки, лежит на мне - вы понимаете? Я кивнул. - Поэтому, если там была ошибка, это и моя ошибка. Вы поняли это? Я снова кивнул. - А я не совершаю ошибок. Таких. Вам вручили это оружие, потому что пришли к выводу, что вы можете нести ответственность. Шоти думал так. Дюк думает так. Я думаю так. И вы говорите нам сейчас, что все трое ошиблись? - Э-э, нет, но... - Никаких но. Либо мы были правы, либо нет. Думать, что вы оплошали, есть ни что иное, как попытка избежать ответственности и переложить ошибку на людей, разрешивших дать вам оружие. Я прошу прощения, но мы запрещаем капитуляцию. Вы взяли на себя работу. Вы знали, что за этим последует. Вы взяли на себя ответственность. Поэтому я не забочусь о том, что вам кажется как вы с ним управлялись. Вы действовали соответственно обстановке. - Она смотрела на меня огненными глазами. - Вы понимаете это? - Д-да, мэм. - Я спрятал кулаки в колени и уставился на них. Она не желала слушать меня. Доктор Обама остановилась и покашляла в кулак. Выпила глоток воды, потом снова подняла глаза, ни на ком в отдельности не фокусируя взгляд. Кивнула Теду. Тот включил транскрибер. - Есть ли у кого-нибудь что-нибудь добавить? - Она подождала. - Я расцениваю молчание как знак, что все присутствующие здесь согласны с тем, что смерть Шоти Харриса была неизбежной. Кто не согласен? Кто оспаривает законность действий Маккарти? Никто? - Она посмотрела на Дюка. Дюк уклонился от ее взгляда. Он выглядел встревожено и мне показалось, что он сейчас заговорит, но он просто покачал головой. Доктор Обама подождала еще немного, потом тихо вздохнула с облегчением. - Хорошо, пусть протокол покажет, что наше слушание установило, что Джеймс Маккарти действовал с необходимой быстротой и мужеством. Присутствующие согласны, что действия Маккарти были соответствующими обстановке и безупречными. Кроме того, общим мнением этого собрания является, что признание самого Маккарти в неловкости есть лишь выражение его чувства неопытности в бою, а не небрежности. Она оглядела стол. Дюк неохотно кивнул. Все остальные казались... намеренно безучастными. - Хорошо, прежде чем мы объявим перерыв, есть ли у кого-нибудь информация, проливающая свет на поставленные вопросы? - Она ждала лишь секунду. - Мне кажется, нет. Поэтому установлено, что данное совещание не способно прийти к решению об обстоятельствах вчерашней операции по самой простой причине: у нас нет знаний о виде кторров, которые нам нужны. Общим мнением этого совещания и его решением является то, что у нас есть только вопросы и нет ответов. Поэтому мы не можем дать никаких рекомендаций. В совещании объявляется перерыв. Оформите это, Джексон, и пошлите копию по сети - нет, перед отправкой дайте мне посмотреть. - Она встала, взяла блокнот и кивнула. - До свидания, джентльмены. 13 Дюк и я остались в помещении одни. Он выглядел изможденным и очень старым. Он опирался на локти и всматривался во вчерашний день. Rостлявые руки были сжаты, два узловатых кулака крепко притиснуты друг к другу, подпирая челюсть. - Э-э, Дюк... Он, вздрогнув, поднял глаза. При виде меня лицо застыло. - Что? - Э-э, у меня несколько образцов. Дюк мигнул. Еще мгновение он отсутствовал, потом вспомнил: - Правильно. Набор переносных клеток ты найдешь в кладовой. Знаешь. где она? Бунгало 6. Мы отошлем их в четверг. Постарайся сохранить яйца и тысяченожек живыми. - Мне кажется, более трудной проблемой будет убить их... - Я увидел, что он снова погрузился в себя. Перестал обо мне думать. - Э-э, Дюк?... Он раздраженно вернулся. Глаза были красными: - Да? - Э-э, Тед не говорил еще с тобой? - Нет, не говорил. О чем? - Он обещал, что поговорит. Мы думаем, что возможно - я имею в виду, что я экзобиолог... Дюк поднял руку: - Сократи историю. Чего ты хочешь? - Лабораторию, - быстро сказал я. - Тогда я смогу делать собственные наблюдения за тысяченожками, яйцами и пурпурными растениями купола. Он смотрел раздраженно: - Я не хочу, чтобы ты испортил образцы до того, как они попадут в Денвер! У меня хватает проблем... - Я не испорчу ничего! Дюк фыркнул. Я сказал: - Дюк, если ты плюешь на меня, скажи прямо. - Я не плюю. - Я тебе не верю. - Я обошел стол, уселся в кресло доктора Обама и посмотрел ему в лицо. - Что происходило здесь, Дюк? Это глупейшее расследование из всех, что я видел... - Он вопросительно поднял глаза. - Три, - ответил я, прежде, чем он успел спросить, - не считая этого. Здесь ничего не было установлено. Вообще ничего. Я допускаю, что еще нет ответов на большинство наших вопросов - но вопросов, на которые мы могли бы ответить, здесь не было. Они отставлены. Поэтому, извини меня за подозрительность, но что все это значит? Дюк покачал головой. Уставился на руки: - Тебе знать не надо. - Но я хочу! Дюк обдумал эту идею. Потом сказал тихо: - Ты делал только то, что говорил тебе Шоти. Ты выполнял приказ. Я засопел и процитировал: - "Я только выполнял приказ" - это не оправдание, это обвинение. - Кто это сказал? - Я только что. Дюк смотрел презрительно: - Не надо лозунгов, сынок. У меня полная пазуха вранья. Особенно сегодня. - Нам говорили это на курсе глобальной этики. И это не лозунг. Для меня это истина. Послушай. я хочу кое-что узнать. - Я в самом деле не хочу говорить об этом, - сказал он. - По крайней мере сегодня. - Я тоже, - сказал я, чувствуя, что голос начинает дрожать. - Но мне надо. Пусть кто-нибудь просто выслушает меня! - Горло перехватило и я испугался, что начну плакать. Все это было чепухой. Я даже не знал, о чем речь. - Я тот, кто нажал спуск, Дюк. Я несу ответственность. Ты и доктор Обама можете говорить что угодно на расследовании, но я остаюсь парнем, который это сделал. Похоже, он хотел что-то сказать, но сдержался: - Хорошо, расскажи, что с тобой, и покончим с этим. - Его голос звучал очень тихо. - Я не спал прошлой ночью. Не мог. Мне надо было с кем-то поговорить. Я хотел поговорить с тобой. Я даже встал и пошел к тебе. Дошел до твоей двери. Я почти постучал. И не стал - не знаю, почему. Да, я... я был испуган. Видишь, я не знаю, правильно ли я сделал вчера или нет. Я нуждался в некоторой... помощи. Но все, что я слышал - это голос Шоти: "Пойми это сам". Как он делал с учебниками. Поэтому я не постучал. И, кроме того, я увидел свет под дверью. И мне показалось, что я слышал голоса. И не хотел никого прерывать... Дюк начал говорить что-то, но я прервал его: - Нет, я хочу закончить. Потом скажешь. Я не сразу вернулся в комнату. Знаешь холм позади лагеря? Я пошел туда и посидел немного. И - я позволил себе заплакать. Вначале думал, что плачу по Шоти, но потом понял, что нет. Я плакал по себе, потому что узнал себя. И у этого нет ничего общего со смертью Шоти. Я чувствовал, что трясусь. Руки на столе дрожали. Я сжал их коленями. Я чувствовал себя очень маленьким и очень замерзшим. Я посмотрел на Дюка и сказал: - Я понял вот что: даже если бы Шоти не сказал мне, что делать, я все равно сделал бы это, сделал бы то же самое. Дюк искренне удивился: - Сделал бы? Я тяжело сглотнул. Было нелегко говорить. - Дюк, это единственное, что можно было сделать. Вот почему я был такой... безумный. Я действительно пытался убедить себя, что сделал это, потому что Шоти приказал мне, только понял, что нет. Не было времени думать - это просто случилось. Я даже не вспомнил, что надо делать или что мне говорили. Я просто сделал это - не думая! - Теперь я смотрел на свои колени. - Дюк, я никого не убивал прежде. Я даже не думал, что придется. Я знал, что не хотел бы это делать, а потом, вчера днем, понял, что могу это делать - и делать легко. И мне все безумнее хочется объяснить себе это. Я ищу способ сказать себе, что все правильно. Я продолжаю говорить себе, что виноваты обстоятельства, только знаю, что обстоятельства совсем не при чем. Это - я! А теперь - после расследования - я не могу даже расценивать это как ошибку! Это - я. Я сделал это. И никто другой. И мне придется отныне жить с этим знанием - что я могу убивать людей. - Я добавил: - Это действительно не то, что я хотел бы узнать. Дюк помолчал, изучая меня. Я в упор смотрел на него. Его лицо было костистым и иссохшим, кожа побурела от солнца и сморщилась. Глаза были острыми и вновь живыми и упирались прямо в мои. Я твердо выдержал взгляд. Он резко сказал: - Хорошо, ты получишь лабораторию. - Э-э, благодарю! - Да, посмотрим, что будет через неделю. Где ты хочешь устроить этот зоопарк? - В новой бане. Дюк остро глядел на меня: - Почему? - Это очевидно. Единственное подходящее здание в лагере. Бетонные стены и очень высокие маленькие окошки. Ничего не сможет убежать. По крайней мере, легко. Оно никем не используется, потому что водопровод не доделан; мы смогли бы установить портативные нагреватели и сделать внутри все, что нужно. Дюк кивнул: - Я выбрал бы так же. Еще и потому, что она на приличном безопасном расстоянии от лагеря. Тебе надо очистить ее от хлама. Скажи Ларри, что тебе нужно из специального оборудования или если надо что-нибудь построить. Он найдет людей в помощь. - Да, сэр - и спасибо. Он поднял руку, жестом попросив помолчать: - Джим? - Сэр? - Это не вечеринка. Добейся результатов. Образцы обошлись страшно дорого. - Когда он смотрел на меня, глаза были ярче, чем до сих пор. Он выглядел встревоженным. - Знаю, - сказал я. Говорить было очень тяжело. - Я... я попытаюсь. Я быстро ушел. 14 Часом позже я начал очищать баню. У Теда на лице было кислое выражение. Я объяснил, что хочу сделать, и он возился внутри, но без обычных остроумных ответов, каламбуров, острот и безапелляционных высказываний. Обычно Тед излучал чувство собственной важности, словно пришел прямо с какой-то значительной встречи. Он всегда стремился узнать, во что вовлечены другие. Но этим утром он казался понесшим кару, словно его поймали за подсматриванием в замочную скважину. Через некоторое время Ларри, Карл и Хенк присоединились к нам и работа пошла заметно быстрее. Вообще, они говорили мало. Смерть Шоти проделала дыру в наших жизнях и болело слишком сильно, чтобы говорить о ней. Сделать надо было много. Полдня заняло только выбросить хлам и всякую рухлядь, хранившуюся в бетонном бункере, а остаток дня - сделать место тысяченожкоупорным. Отверстия следовало закрыть сеткой, а окна запечатать наглухо; нам пришлось также укрепить двери - внутренние обили проволочной сеткой, а на полу устроили металлические порожки точно по высоте. Последний штрих был нанесен Тедом: ярко раскрашенное объявление, составленное в не совсем обычных выражениях. Дом Бенедикта Арнольда для Своенравных Червей. Нарушители будут съедены!! Не допускаются жуки, вши, змеи, улитки жабы, пауки, крысы, воблы, ящерицы, тролли, орки, гули, политики, пожизненники, адвокаты, Новые Христиане, Откровенники и другие невкусные формы жизни. Да-да, это относится именно к вам! Визиты только во время кормления. Пожалуйста, уходя, пересчитайте пальцы. Тед Джексон, Джим Маккарти, - владельцы. Внутри баня делилась на две комнаты. Одна планировалась как душевая, другая - как раздевалка. Мы решили использовать раздевалку для тысяченожек, а душевую - для яиц, и если выбрали что-то, чтобы устроить в крытой кафелем комнате за двумя солидными дверьми, то именно яйца, из-за представлявшей ими потенциальной опасности. Сбежавшая тысяченожка была бы гораздо менее серьезной заботой, чем сбежавший кторр. Мы установили по два больших рабочих стола в каждой комнате, подсоединили электрическое освещение и обогреватели, построили специальный инкубатор для яиц и большую клетку из металла и стекла для тысяченожек. Сержант Келли была счастлива - ей вернули большой холл; мы тоже - у нас была лаборатория. К вечеру мы получили первые результаты. Мы определили, что тысяченожки всеядны в такой степени, которая делает всех других всеядных привередами. Главным образом они предпочитали корни, клубни, ростки, стебли, цветки, траву, листья, кору, ветви, завязи, плоды, зерно, орехи, ягоды, лишайники, мхи, папоротники, грибы и водоросли; им также нравились насекомые, лягушки, мыши, жуки, вши, змеи, жабы, пауки, крысы, воблы, ящерицы, белки, птицы, кролики, цыплята и любая другая форма мяса, которую мы ставили перед ними. Если ничто из перечисленного не было доступно, они ели все, что под руками. Это включало сахар-сырец, ореховое масло, старые газеты, кожаную обувь, резиновые подметки, деревянные карандаши, баночные сардины, картонные коробки, старые носки, целлюлозную фотопленку и вообще все, что хотя бы отдаленно относилось к органике. Они ели даже продукты извержения других организмов. Они не ели лишь собственный помет, густую маслянистую пасту - одно из немногих исключений. Через три дня Тед начал смотреть слегка ошарашенно: - Я начинаю сомневаться, существует ли что-нибудь, что они не едят. - Он держал один конец красящей ленты от принтера и наблюдал, как другой исчезает в пасти тысяченожки. Я сказал: - Их желудок, должно быть, химически эквивалентен кислородному горну; похоже, нет ничего, чтобы устояло перед ним. - Все эти зубы на переднем конце, вероятно, для чего-то нужны, - показал Тед. - Конечно, - согласился я. - Они размалывают еду на подходящие кусочки, в частности, достаточно малые, чтобы раствориться - но для того, чтобы использовать эту пищу, желудок продуцирует энзимы, разбивающие сложные молекулы на меньшие, удобоваримые. Я хотел бы знать, какой вид энзимов может одновременно работать с такими вещами как обрезки ногтей, щетина зубных щеток, брезентовые рюкзаки и старые видеодиски. И я хотел бы знать, какой вид желудков может продуцировать такие кислоты регулярно, без саморазрушения во время этого процесса. Тед смотрел на меня, подняв одну бровь: - Разрежешь одну и поищешь? Я покачал головой: - Я пытался. Их почти невозможно убить. Хлороформ едва замедляет их. Все, что я хотел сделать - это усыпить одну на время, чтобы я мог исследовать ее поближе и взять несколько срезов и соскобов - но не повезло. Вату с хлороформом они просто едят. Тед наклонился вперед, положил локти на стол, а лицо на руки. Он вглядывался в клетку с тысяченожками со скучающим, почти утомленным выражением. Он слишком устал, даже для того, чтобы шутить. Лучшее, что он смог произвести, был сарказм. Он сказал: - Не знаю. Может, у них всех гипогликемия... Я повернулся посмотреть на него: - Неплохо... - Что? - То, что ты сейчас сказал. - То есть? - О сахаре в крови. Наверное, что-то держит сахар в их крови на постоянно низком уровне, поэтому они все время голодны. Мы еще можем сделать из тебя ученого! Он даже не взглянул, просто проворчал: - Не надо оскорблений. Я не обеспокоился ответом. Я продолжал обдумывать его импровизированное предположение: - Два вопроса. Как? И почему? В чем причина? Какова польза для выживания? - Ну, - сказал он гадательно, - это топливо. Для роста? - Да... и тогда это приводит к другим вопросам. Каков их возраст? И насколько большими они вырастают? И сохраняется ли их аппетит? И каков их полный размер? - Я сел на краешек стола, глядя на стеклянную стенку клетки тысяченожек. Начал грызть кончик карандаша. - Слишком много вопросов... - Снующие тысяченожки передразнивали мой способ питания. Я сложил руки на груди: - А что если мы не задаем правильных вопросов? Я имею в виду что-нибудь столь простое и очевидное, что мы его не замечаем? - Хм, - сказал Тед, потом: - Может, они не получают правильного питания, поэтому остаются такими голодными... - Хей! Тед поднял глаза: - Что? Я набросился на идею. - Попробуем: может быть, они декстро-, а мы - лево-; они сделаны из право-закрученной ДНК! И им нужны право-закрученные протеины для выживания! А у нас - лево-закрученный мир! - Умм, - сказал Тед. Он поскреб нос и обдумал идею: - Да и нет. Может быть. У меня сложности с право-лево-закрученной идеей. Не думаю, что это возможно. Это, конечно, неправдоподобно. - Черви сами неправдоподобны, - настаивал я. Он снова поскреб нос: - Мне кажется, тот факт, что они безопасно могут есть любую земную органику, не падая немедленно с пеной у рта в смертельных конвульсиях, есть очень хороший признак, что наши биологические основы чертовски близки. На найдя лучшего, я бы сказал - почти родственны. Еще одна идея пробилась к поверхности: - Хорошо, тогда попробуем другой путь. Земля не является их родной планетой, поэтому, может быть, им нужно есть пропасть различных вещей, чтобы получить все, что требует их дневной рацион. Я имею в виду, что их метаболизм должен отличаться, потому что он развивался для отличного набора условий, поэтому они неспособны найти наилучшее применение земной еде - это понятно? - и должны увеличивать свой паек просто, чтобы выжить. - Угу, но посмотри, если это справедливо для тысяченожек, то должно быть справедливо и для червей. Они могут стать еще прожорливее, чем сейчас. Они будут жрать все в пределах досягаемости. - Хорошо, а дальше? Он пожал плечами: - Кто знает, что нормально для червей? - Другой червь?, - предположил я. - М-м, - сказал он. И добавил: - ... если исключить, что нормальных червей вообще нет на этой планете. - Э?, - я резко оглянулся на него. - Я пошутил, - сказал он. - Нет, скажи еще раз! - На этой планете нет нормальных червей. - Что ты под этим понимаешь? Он пожал плечами: - Не знаю, просто это выглядит... очевидным. Ты понимаешь? Я имею в виду, что мы не знаем, на что похожи черви в их собственной экологии, мы знаем их только в нашей - и даже не представляем, откуда они здесь взялись. Поэтому, если есть что-нибудь - все равно что - что делает их или их поведение атипичными, то мы этого не знаем, не так ли? И на этой планете не может быть других червей, потому что на них должны воздействовать те же самые эффекты. - Замечательно!, - сказал я. - Так и есть, удивляюсь, как до сих пор никто не догадался. - О, я уверен, что догадались... - Но я могу сделать упор на эту часть ответа. Мы имеем дело с безумными кторрами! Мне нравится и другая твоя идея: о чем-то, держащим уровень сахара в их крови постоянно низким. Я просто хотел бы иметь хорошее биологическое подтверждение. - Я занес идею в записную книжечку. - Это соответствует еще одному факту. Вот, посмотри... - Я начал рыться в хаосе на столе и нашел папку с пометкой UGH. Вытащил пачку цветных снимков 8х10 и протянул ему. Он встал, чтобы дотянуться. Наклонился над столом и начал просматривать. - Когда ты их получил? - Сегодня утром, когда ты был за терминалом. Я нашел, наконец, хорошие объективы. Взгляни на устройство их ртов. Он поморщился. - Похоже на пасти червей. Я пожал плечами: - Сходные эволюционные линии, мне кажется. Что еще ты видишь? - Зубы похожи на маленькие ножи. - Ты заметил? Зубы наклонены внутрь. Вот, смотри - сравни эти два снимка, где она ест сигарету. Когда рот открыт максимально широко, зубы стоят прямо и даже немного наружу, но когда рот закрывается, они сгибаются назад. Вот, видишь, как они работают? Раз тысяченожка откусила что-нибудь, зубы не только отрубают кусок, они толкают его в глотку. Тысяченожка не может остановиться есть - до тех пор, пока объект не закончен - потому что она не может отпустить. Каждый раз, когда она открывает рот, то автоматически делает еще один укус; каждый раз, когда закрывает - она толкает кусок в горло. Вот почему ее зубы должны молоть, рубить и резать - иначе она подавится насмерть. - Ну, в этом я сомневаюсь, - сказал он. - Не думаю, что они способны подавиться. С подобно устроенным ртом, у них не может быть механизма глотания, который так легко мог бы убить их. Это было бы саморазрушением. Мне кажется, устройство зубов таково, что они способны крепко схватить жертву и, за неимением лучшего, отхватить хороший кусок ее - как от Луиса? - У вас оригинальный взгляд на