о больше не походило на драку - скорее, на какой-то непонятный ритуал. Они словно... общались, бросаясь друг другу в объятия, словно не могли в одиночку постичь происшедшее и хотели объединить умственные усилия. Внезапно все черви исчезли. Наступила тишина, воцарился полный покой, который не нарушило ни единое движение. Казалось, застыла даже пыль в воздухе. - Все кончилось? - спросила Лиз. - Не знаю. Я заставил себя отцепиться от рукоятки фонаря; пальцы ломило от напряжения. В груди снова разгоралась боль, я едва мог пошевелиться. - Что они сейчас делают? - Не знаю, но нам лучше убраться отсюда. И поживее, пока они не вернулись. Едва я это вымолвил, как по борту вертушки вскарабкался <краб>. Он балансировал на крыше рядом с фонарем, направив на меня прожектор и бинокулярный объектив камеры. Одной из механических лап робот бодро отдал мне честь. Я автоматически вскинул было руку, но тут же с досадой опустил. <Краб> весело замигал всеми огоньками. Я ответил ему свирепым взглядом. - Как мило, Маккарти. В самом деле! - крикнула Лиз из кабины. Она видела меня с <краба> - запись транслировалась на ее экран. - Только шутника <краба> мне сейчас и не хватает, - проворчал я и спрыгнул на пол. - Ну, попадись мне оператор... - Ладно. Отойдите-ка в сторонку и Дьюка тоже уберите. Я собираюсь отстрелить фонарь. Я оттащил Дьюка подальше, стараясь не обращать внимания на его стоны - здесь я ничем не мог ему помочь. Надев на него новую кислородную маску, я пробрался к Лиз. Она открывала крышку предохранителя. Я передал ей маску, а свою повесил на шею. - Все готово? - поинтересовалась Лиз у микрофона. - Можешь портить казенное имущество, скверная девчонка. Под крышкой оказалось три кнопки. Лиз нажала на первую. Послышался равнодушный механический голос: <Взрывные болты заряжены. В вашем распоряжении три минуты>. Я выглянул в переднее окно. Два червя возвращались, мрачно и торжественно вползая в круг света. Они выглядели... задумчивыми. Я молча показал на них Лиз. Она посмотрела, потом искоса взглянула на меня. - Дальше они не пойдут? - Не знаю. - Подумайте. Что может быть хуже? Я лишь покачал головой. Самое худшее мы уже вроде бы пережили. Лиз нажала на вторую кнопку. Механический голос предупредил: <В вашем распоряжении три минуты, чтобы взорвать заряды>. Появилась еще пара червей. Их глаза ярко поблескивали, что свидетельствовало об интересе. Я открыл было рот, но Лиз, не поднимая головы, остановила меня: - Вижу. Наденьте маску. Радар дирижабля показывал на экране неровный крут сигарообразных теней, сжимающийся вокруг вертолета. Вернулись все черви. Лиз начала натягивать маску, но остановилась и улыбнулась уголками рта. - Не забудь - ты задолжал мне обед с омарами, приятель. Она нажала на кнопку. Фонарь с грохотом отлетел от вертушки, и моментально внутри закружил вихрь розовой пыли. Я пошел в хвост машины. <Краб> растопырился над аварийным люком. Одной из лап он сбросил вниз четвертый, последний трос, на конце которого болтался крюке надписью <Зацепи меня>. Я схватил его и зацепил за одно из кресел. - Сейчас прибудет канатная дорога, - сообщила Лиз. Я поднял голову и увидел, как сверху падает что-то, освещенное одиноким красным маячком. <Краб> отступил в сторону, освобождая дорогу. На крышу вертушки со стуком упала корзина-носилки и нечто вроде пары ременных сбруй. <Краб> ухватил корзину и просунул ее вниз, потом проделал то же самое с ремнями. Я потянул корзину на себя. - Помоги, Лиз, мне не справиться. Теперь Дьюк стонал громче. Со всеми возможными предосторожностями мы положили его в корзину. Я проверил застежки на одеяле, в то время как Лиз привязывала его ремнями. Потом я вставил консоль в специальное гнездо. <Краб> спустил нам три конца. Первый я прикрепил к изголовью корзины Дьюка; потом бросил одну ременную сбрую Лиз, а другую взял себе. - Камера, - напомнил я. - Все записи уже здесь. - Лиз похлопала по сумке. Прежде чем пристегнуться, она продела свой конец в ручки сумки. - Так не потеряется. Я натянул ремни на себя и пристегнулся к третьему концу. - Готово, - сообщил я. - Первым идет Дьюк, потом вы, а я замыкающим. - Виновата, лейтенант, - напомнила Лиз. - Но капитан покидает корабль последним. Пойдете за Дьюком. - Я собирался прикрыть вас с тыла. - Подождите до завтрашнего обеда. Это - приказ. Все в порядке, - сообщила она <крабу>. - Помоги нам вытащить корзину наружу. Тросы натянулись. Корзина поползла назад и вверх. Мы следили, чтобы она ни за что не зацепилась. Вторым наружу выбрался я, следом вылезла Лиз. Внезапно меня стал колотить озноб - ночь, оказывается, была холодной. Хторры расположились вокруг машины и наблюдали за нами - огромные черные бугры в полумраке. Сколько их было, я не знал, но явно - больше четырнадцати. Может быть, тридцать, а может, и все пятьдесят, утверждать не берусь. Все с шелестом вращали глазами. Лиз оперлась ча мою руку, потянулась и быстро поцеловала меня в губы. - Спасибо. Повернувшись к <крабу>, она подняла большой палец вверх. Механическая лапа ответила ей тем же. И тут, издав боевой клич: <Хторр! Хторр!> - черви кинулись на вертолет. Один из них наползал спереди. Обтекатель под его тушей треснул. Червь уже был на крыше, полу появился запыленный <краб>. За ним вынырнул болтающийся конец троса. Отверстие закрылось, и человек в наушниках сказал: - А-2 на борту, люк закрыт. Эвакуация завершена. Снова началось ликование. Даже я радовался - между приступами кашля. Ноги меня не держали. Кто-то поднял меня, двое других подхватили под мышки. Боль была нестерпимой... - Отдать якорные концы, - скомандовал человек в наушниках. - Курс на Окленд. - Он улыбнулся мне: - Лейтенант хочет омаров. Я взглянул на Лиз и вспыхнул. Она подмигнула в ответ. В. Как хторране называют партийный съезд? О. Дикая оргия.  29 <ПОЛ БАНЬЯН> Новости меня мало интересуют - это не мои проблемы. Соломон Краткий Четверо человек подхватили носилки с Дьюком и исчезли за дверью. Лиз могла идти самостоятельно. Меня поддерживали. Я двигался словно в розовом тумане. Мы прошли длинный коридор и попали в медицинский отсек. Здесь нас разлучили, засунув Лиз в одну уютную нору, а меня в другую. Кто-то надел на мою правую руку какую-то штуковину, кто-то воткнул иглу в левую, потом с меня сняли кислородную маску и заменили большей по размеру. Я жадно присосался к ней. - Аккуратнее, а то опять закашляетесь. Вдыхайте потихоньку. добирался до нас, как вдруг <краб> направил на него прожектора и врубил их на полную мощность. Червь, моргая, отскочил назал. <Краб> наступал, размахивая всеми своими руками, ногами и остальными причиндалами - камерами, прожекторами, какими-то приборами, - причем с самым свирепым видом. Хторр нерешительно попятился... Ролик с визгом устремился вверх, и мы взмыли в воздух! От рывка Дьюк вскрикнул. Должно быть, ему было невероятно больно. Я задохнулся, но на кашель сил уже не оставалось. Лиз завизжала, как ребенок на русских горках. Вертушка провалилась куда-то вниз и теперь выглядела розовым оазисом света в чернильной тьме. Черви наползали на нее. <Краб> предусмотрительно отступил перед их натиском, пристегнулся к тросу и взлетел следом за нами. Одна из тварей бросилась вдогонку, но промахнулась. А в следующую секунду вертушка пропала из виду. Я посмотрел вверх. Дирижабль походил на огромную дыру в ночном небе. Его огни были по-прежнему потушены. Мы возносились в зловещую пустоту. Потом прямо над нашими головами появился квадрат теплого желтого света. После двух суток, проведенных в розовом мире, он выглядел несимпатично. Квадрат увеличился и превратился в люк. Мы пролетели через него и оказались в дирижабле - сначала корзина, потом я, потом полковник Тирелли. Какие-то люди в комбинезонах оттащили нас от люка и принялись расстегивать ремни. Они хлопали в ладоши и что-то кричали - мелькал калейдоскоп ладоней и лиц. Я ничего не слышал и плакал. Кто-то помог мне освободиться от сбруи и снял кислородную маску. Я лишь моргал от неожиданности: светло, шумно, толпятся люди! Все слишком яркое! А помещение - огромное. Здесь хватит места и для вертушки, и для небольшого дансинга. Из отверстия в Я зажмурился от боли. Глаза покрывала толстая корка слипшейся розовой пыли. Я попытался протереть их, но мою руку перехватили. Послышалось шипение аэрозоля, и я ощутил на лице влагу. Она холодила кожу и пахла лекарствами. Кто-то осторожно протирал мне кожу. Когда я смог открыть глаза, то увидел перед собой молоденькую девушку в белом халате, озабоченно смотревшую на меня. - Как вы себя чувствуете? Рядом с ней стоял медицинский анализатор. На дисплее мигали огоньки - голубые, желтые, красные - все, кроме зеленого. О-хо-хо. Она перехватила мой взгляд. - Не надо волноваться. Он пока не подключен. Можете говорить? Как вы себя чувствуете? Я подавил приступ кашля - грудь буквально взрывалась - и сумел выдавить: - В горле першит, в груди давит, тело чешется. Боль. Глаза и уши горят. Я хочу вымыться. Мне холодно. Словом, я чувствую себя прекрасно! - И улыбнулся. Она ответила дежурной улыбкой и открыла сумку. - Хорошо. Снимите рубашку. - А где же доктор? - Я - ваш доктор. Раздевайтесь. Я закрыл рот и стянул форменную рубаху. У девицы вырвался вздох - моя кожа покраснела и покрылась прыщами. Даже я не ожидал такого. Девушка поджала губы и задумалась. - Что это такое? - Я собиралась спросить у вас. - Она потрогала кожу пальцем. - Осторожнее! - Что, больно? - Нет, странный вкус. - Вкус? - Она нахмурилась. - Что вы имели в виду? - То, что сказал. Просто... это самое подходящее слово. - М-м, - задумалась она. - Вероятно, своеобразная тактильная реакция. По- видимому, у вас аллергия на пыль или просто чесотка. В Окленде разберутся. Я ведь просто... Здесь нет необходимого оборудования. - Ладно, - проворчал я. Она чем-то смазала меня - то ли лекарством, то ли своей неопытностью, а может, всем вместе. Но на сопротивление у меня не осталось сил. - Спину тоже надо смазать, - сообщила девушка. - Снимите брюки, я хочу осмотреть ваши ноги. Да, не так уж и плохо. Просто отлично. А теперь посмотрим, что скажет мистер Силиконовый Всезнайка, хотя не думаю, что он выдаст правильный диагноз вашей пакости. Простите. Она обклеила меня покерными фишками. - Вам не больно? Я помотал головой. Она прочитала надписи на экране, кивнула и выключила его, прежде чем я успел заглянуть ей через плечо. Потом осмотрела мой нос, полость рта, глаза, уши. - Подождите минутку. Я сейчас вернусь. Она принесла поднос, на котором стояли вакуумный инжектор, стакан с апельсиновым соком и маленькая пластиковая коробка с пригоршней капсул. - Антибиотики и витамины, - извиняющимся тоном сказала она. - В профилактических целях. Простите, но ваш случай - для оклендских ребят. Инжектор, прижатый к моей руке, пшикнул. Я ощутил морозную влажность - она пронизала тело и превратилась в ледяную стужу, от которой я задрожал, затрясся, Покрывшись холодным потом. Огонь в грудной клетке, в легких и в животе странным образом преобразился - он полыхал холодом. Я не мог вздохнуть. .. Она подождала, когда пройдет приступ, и вручила мне сок и таблетки. Я послушно все проглотил. - Что было... в вашем уколе? - Я не понимаю, о чем вы говорите, - ответила девушка, и я был склонен ей верить. - Запейте, это очень дорогие лекарства. Сок был свежий и сладкий. Я уже забыл, что на свете есть такие вкусные вещи. Но он, увы, лишь на мгновение притушил бушующее внутри пламя. - Вот и хорошо, - улыбнулась девица. - Теперь вы продержитесь до Окленда. Только постарайтесь не напрягаться. Можете одеваться - с вами желает поговорить начальство. Стараясь не встречаться со мной взглядом, она отклеила покерные фишки и сложила их кучкой. Интересно, что ее тревожило: мое состояние, реакция начальства или собственная несостоятельность? Я решился было спросить, но она уже исчезла. Все лечение заняло не больше пяти минут. Застегнув рубашку, я недоуменно подумал, где, собственно, меня ждут? Какой-то человек с наклейкой <Пол Баньян> на комбинезоне заглянул в отсек. - Лейтенант Маккарти? Я кивнул. - Полковник Андерсон просит вас пройти в передний салон. Вам нужна помощь? - Нет, я могу идти сам... кажется. - Действие лекарств явно начало сказываться: у меня появились галлюцинации. Я в буквальном смысле слышал боль в груди - она звенела. Тем не менее мне удалось встать и даже идти при помощи вестового. Мы добрались до переднего салона. Прежде чем оставить меня, он убедился, что я не вывалюсь из кресла, и предложил: - Устраивайтесь поудобнее. Отличный совет! Я не мог и пошевелиться. - Полковник Андерсон придет через минуту. Если захотите выпить - бар открыт. Я отпустил его взмахом руки - хотелось спокойно умереть в одиночестве. Вестовой, похоже, с радостью оставил меня. Салон занимал всю ширину корабля и выглядел таким же просторным, как грузовой отсек. Меня поражал чрезмерный комфорт. Какой-нибудь совет директоров спокойно мог устраивать здесь приемы. Обстановка была роскошной. Что верно, то верно: тяжелые дирижабли могут не заботиться об экономии пространства. Высокие окна темной подковой опоясывали три четверти салона. Повернувшись вместе с креслом, я наклонился вперед и уперся лбом в холодное толстое стекло. Дремлющая в груди боль окатила меня с головы до ног. На секунду я зажмурился, потом посмотрел вниз. Бортовые огни снова горели. Прямо под салоном, должно быть, располагалась большая гирлянда носовых прожекторов - ночной склон заливало зарево. Казалось, мы плыли сквозь розовую дымку. Больше ничего не было видно. Мои ноги ощутили едва заметную вибрацию. По-видимому, капитан Прайс включил холодные реактивные двигатели - только они могут работать в такую погоду. В глубине салона располагался шикарный бар. Пересохшее горло требовало жидкости, но вывалиться из кресла, доползти до противоположной стены, заказать роботу-бармену напиток и потом ползти обратно было свыше моих сил. О том, чтобы дойти до бара на своих двоих, и речи не шло. Жаль, что никто не догадался усадить меня в кресло на роликах - я вмиг подкатил бы к бару. А будь я Ти-Джеем из <Дерби>, давно бы уже прогулялся до бара. <Приготовьте-ка мне крепкий <Буффало>, да полегче с соевым соусом>. Однако, черт меня возьми, в таком случае мне положено загорать на борту яхты где- нибудь на Багамах и разрабатывать очередной план ограбления банка, или переворота, или еще чего-нибудь... - Лейтенант Маккарти?.. Я поднял глаза, потом перевел их выше. Плечи шириной с Огайо, сломанный нос и улыбка на красном мясистом лице. Он протянул лапу. Только через несколько секунд, сообразив, что от меня требуется, я встал и отдал честь. - Сэр! И едва не упал, позабыв, что уже приготовился к смерти. Он тоже козырнул, скорее, отмахнулся, и снова протянул руку. Я вложил в нее ладонь и осторожно пожал. После его пожатия мне захотелось подуть на пальцы; слава богу, что он их все-таки не сломал. - Я - Дэнни Андерсон. - Его голос отдавался эхом, как в пустом ангаре. А улыбка была широченная, как дверь. Она пропала, прежде чем я упал. Он успел подхватить меня и усадил обратно в кресло. - С вами все в порядке? - Нет, - честно признался я, но замахал рукой, отказываясь от помощи. Я старался восстановить дыхание. Некоторое время Андерсон внимательно наблюдал, потом схватил ближайшее кресло и, присев на краешек, терпеливо ждал, пока я, уставившись на свои ботинки, сделал шесть глубоких вдохов. Проклятье, я еще не умер. Я устало посмотрел на него. - Хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали для моего отца. Вы спасли ему жизнь. - Э... Мне не хотелось бы перечить старшему по званию, сэр... Особенно такому большому. - Я сделал еще вдох. - Но я не выполнил и половины того, что должен был. - Да? Что же вы упустили? Он вопросительно поднял кустистую бровь. - Сэр, я сделал все, что мог. Но получилось бы еще лучше, если бы не кончилось все необходимое. Андерсон расхохотался. Я недоуменно смотрел на него. Спохватившись, он замолчал, но улыбка осталась нг. лице. Он положил гигантскую лапищу мне на плечо. - Я смеялся не над тобой, сынок. Полковник Тирел-ли предупреждала, что ты так скажешь. Я лишь хотел по благодарить тебя, а ты поспешил свести свои заслуги на нет. Пора с этим кончать, лейтенант. - Э... - Я чуть было не принялся за свое, но спохватился: - Вы правы. Спасибо, сэр. - Вот и хорошо. Разреши мне повторить: ты спас жизнь капитану Андерсону. Полковник Тирелли представляет тебя к награде. Последние слова я услышал словно издалека. - Спасибо, сэр... Могу я спросить, как Дьюк... капитан Андерсон? Дэнни Андерсон замялся; ответ прозвучал неожиданно вяло: - Похоже... гм... что он выкарабкается. Жизненные функции стабилизировались, как только мы подключили его к системе интенсивной терапии <голубого кода>. - - И тихо добавил: - Он может остаться без ног. В моей груди лопнул последний шар, воздух вышел, и я осел в кресле, не в состоянии вдохнуть. Все кончилось. Потом все же я спросил: - Из-за красных волос, да? Я тоже ими обрастаю. Ощущение такое, будто я ими вижу. Что-то вроде меха червей, но они доставляют невыносимую боль. О черт! Я боюсь за него. Я давал ему герромицин и не знал, что еще можно сделать. Дэнни Андерсон придвинулся поближе. - Эй, парень! - прервал он меня. - Я же сказал, кончай с этим. Я с трудом выдавил: - Виноват, сэр. Это... так ужасно. Он был мне как Отец и... - Я поднял глаза на Дэнни. - Вы сами знаете Дьюка... - Нет, - холодно ответил полковник Андерсон, - не знаю. - Как? - Не стоит, Маккарти. Это не ваше дело. - О... Да, конечно, сэр. Мне... - Я замолчал. И удивился. Разумеется, про себя. - Слушай, - сказал он. - Что было, то прошло. А что мы имеем, то имеем, нравится тебе это или нет. Так что прекрати самоедство и прими поздравления. Ваша с полковником Тирелли видеозапись, похоже, самый важный документ из всех, имеющихся в нашем распоряжении. Эти кроликособаки неповторимы! - Они могут стать следующим шагом вторжения. - Не спорю, лейтенант. Вы рассмотрели их лучше, чем кто-либо другой. - Да, сэр. - Ну а теперь вот что. Я знаю, что вы устали и измучены. И вероятно, соскучились по нормальной еде, горячей ванне и постели. Все это ждет. Но, честно говоря, нам хочется выслушать вас. Выдержите? Я кивнул. - Дайте мне побольше кофе и соломинку - и я ваш. Хотя нет, зарядите им капельницу. - Простите, но есть только чай и какао. - Почему нет кофе? Дэнни покачал головой. - Мы не можем позволить себе платить тридцать долларов бонами за полкило зерен. - Опять бобовая гниль? Он кивнул. - Конгресс закрыл границу на карантин. Осталось только то, что выращивается в теплицах. Если вы, конечно, можете позволить себе такую роскошь. - Тогда какао. Спасибо. - О'кей. Я собирался отвести вас в каюту, но здесь, по-видимому, удобнее. К тому же мне бы не хотелось заставлять вас двигаться. У нас есть переносной терминал и программа опроса <Хейс-6>. Кроме того, мы связались с парой экотехников из Окленда, у которых тоже есть вопросы. Если устанете, остановитесь в любую минуту. В свою очередь, я готов помочь чем смогу. Устраивает? Я кивнул. - Отлично, Мы действительно вам благодарны. - Он легонько похлопал меня по плечу. - Еще что-нибудь? - Мне необходимо что-то против кашля. И новая кислородная маска. - Я прикажу врачу принести все, что потребуется. - Спасибо, сэр. Я ответил примерно на три четверти вопросов, прежде чем закашлялся и потерял сознание. В. Как по-хторрански будет <Моби Дик>? О. Заливная рыба под белым соусом. 30 ОТРАВЛЕНИЕ ПЫЛЬЮ Справедливости как таковой не существует. Есть только желание распределить боль на всех поровну. Соломон Краткий Очнулся я в машине <Скорой помощи>. На улице что-то происходило; через мегафон кто-то уговаривал людей разойтись. Толпа не слушала. В неразборчивом многоголосье чувствовался вызов. Казалось, назревает очередной мятеж. Я не мог понять, где нахожусь. Я лежал на спине, над головой нависал пластиковый потолок. Повернул голову - окно зашторено. С легкими явно творилось что-то неладное, все тело ныло от боли. Грудь онемела, и в то же время я чувствовал ее. Простыня была белой, воздух - красным. Отовсюду тянулись какие-то трубочки - к рукам, носу, рту. Однако я как-то умудрился слегка сдвинуть занавеску, чуть-чуть. Мы останавливались. День был по-прежнему розовым - и воздух и небо... Вокруг толпились испуганные люди. На лужайках, на подъездных дорожках, но большинство - вокруг дверей приемного покоя. Некоторые явно ночевали здесь в ожидании помощи - усталые и равнодушные, с красными глазами и отекшими лицами. Неужто это начало последней эпидемии, которая окончательно сломит нашу волю к сопротивлению? <Скорая> остановилась, и санитары перевалили меня, как мешок, на тележку. Кто-то в белом ухватился за рукоятки у изголовья, и носилки поехали - очень быстро - через море страдальцев. Кто-то расчищал нам путь в толпе. Я пытался рассмотреть людей. Ближе ко входу они стояли колонной по пять человек в ряд, изломанным, уставшим ждать строем. Я вроде бы разглядел мундиры военной полиции. Неужели кто-то собрался на нас напасть? Впрочем, нет, это было подразделение борьбы с массовыми беспорядками. В больнице творился кошмар. Стоял сплошной гул - плакали дети, спорили и что-то доказывали взрослые кто-то кричал. Шум бил по ушам, каждый голос, казалось, звучал на грани безумия. Рядом раздался истериче-ский женский визг, носилки покачнулись и едва не опро-кинулись. Женщина вцепилась в них и кричала мни прямо в лицо. Мне захотелось ударить ее. Она сорвала с меня одеяло. - Смотрите! Еще один сраный солдат! Знаем мы та-ких! У них, видите ли, право на помощь! А остальные пусть подыхают! Ее оттащили, и носилки покатились намного быстрее, чем раньше. Потом снова остановились - начался спор. - Я не могу ничем помочь. Сделайте ему укол, ингаляцию и отправьте отдыхать домой... - С розовым отравлением легких третьей степени? - Когда появятся симптомы, привезете опять... - Мне платят не за доставку на дом. Я подрядился поставлять вам убоину, а на этой туше уже стоит штамп. У него армейская первоочередность степени <три- А-плюс>, и ваш главврач уже подписал акт о приемке больного. - А он не сказал вам, куда его положить? Забиты все коридоры... - Это ваши проблемы. Вот, читайте... - Я не могу! Тогда придется выкинуть кого-то на улицу. - - Это ваши проблемы. Неожиданно надо мной склонилось женское лицо, злое и усталое. - Откройте глаза! - потребовала она. - Двигаться можете? Я и говорить-то не мог, только издал звук, который даже стоном назвать нельзя. Звук перешел в кашель. Изо рта полетели розовые брызги. Похоже, я выиграл спор. Тележка покатила еще быстрее... Сознание вернулось, когда меня перекладывали на койку. Проморгавшись от слез, я повернул голову и сощурился от света. Отдельная палата! Я попытался протестовать, но сил не хватило даже на хрип. Я протянул руку к двери, к невидимой толпе и отчаянно замахал, несмотря на взрыв боли. Сиделка уложила меня на подушку: - Вам нельзя волноваться. Теперь ваш долг - лежать и не двигаться. Это была пухленькая коротышка с абсолютно незапоминающимся маленьким личиком. Ей с одинаковым успехом могло быть и тридцать, и пятьдесят лет. Она походила на чью-нибудь незамужнюю тетушку. Но руки - на Удивление сильные. Уложив меня, она приставила к моему лицу кислородную маску. - Постарайтесь расслабиться. Я все время буду рядом. Словно сквозь пелену я наблюдал какую-то суету. В комнате появились люди. Что-то укололо меня в руку. Я отключился и воспарил, с интересом наблюдая за своим умиранием. Меня мяли, кололи, прослушивали, просвечивали насквозь, делали провокации широкодиапазонными вакцинами Келли, ждали результатов. Потом вакуумизировали легкие - боль при этом совершенно не соответствовала зверскому названию процедуры - и положили в гелиево-кислородную палатку. А потом меня оставили в покое. Я продолжал витать. Реакция наступила на следующее утро. Я проснулся, кажется, уже перейдя во сне границу между жизнью и смертью. Изо всех сил я пробивался назад, но меня словно засасывало в болото. Вздохнуть я не мог. Вокруг звенели сигналы тревоги. Я пытался закричать, но из горла не вылетело ни звука. Заметавшись на постели, я понял, что опять делаю ошибку. А потом руки коснулось что-то холодное, и я почувствовал укол в грудь. Какая-то влага потекла в горло. Я снова терял сознание и снова приходил в себя. Свет. Тьма. Свет. Тьма. Я сбился со счета. В. Из каких ингредиентов состоит хторранская жидкость для полоскания рта? О. Из керосина, азотной кислоты и тридцати двух адвокатов. 31 СТАРГАЗМ Жизнь подобна сюрреализму. Если вы хотите, чтобы вам объяснили ее смысл, она может показаться непозволительной роскошью. Соломон Краткий Я сидел на верхушке красного дерева, был обезьяной с красной шерстью, живущей под красным солнцем на красной планете. В красном небе плыли красные облака. Все вокруг - красное. Мой красный мех розовел в нежных местах, и я мог созерцать всех своих предков на тысячу поколений назад. Дальше все расплывалось в мягком розовом мареве, а за ним я ощущал красное тепло границ Вселенной. От малейшего прикосновения они прогибались и тихо гудели. Мы были внутри лона, и оно обволакивало нас. Оголенными нервами я чувствовал упругость его стенок. А за ними - стенками теплого лона - я ощущал Всевышнюю. Она наслаждалась. Она пела. Для себя. Она чему-то радовалась - и мы тоже вместе с ней. Я был счастлив. Ветви моего дерева были толстыми и клейкими. Они пронизывали мои руки, мои ноги, мои ягодицы. Я ощущал в жилах биение крови земли. Сладкий черный сок тек по артериям мира и питал нас всех. Он пульсировал оргастическими толчками, от которых становилось щекотно и хотелось смеяться. Я сидел на верхушке дерева, внутри одного из гигантских красных цветков. Они окружали меня, их ворсинки переплелись с моей шерстью - открытые губы, нежные поцелуи, сладостные и обволакивающие. Цветки были бархатистыми и жестокими, полными сладострастного восторга. Я чувствовал, как они поглощают воздух. Слабый вздох завихрения, почти невесомое падение пуховика-я ощущал его вкус. Я ощущал собственный вкус. Я был насекомым, которое ели, - упоительное состояние. Чувствовал его утонченный вкус своими лепестками. Вкус всего дерева от вершины до корней, до темной и жирной почвы. Ощущал вкус прохладного воздуха и щелочного дождя, воскового налета на мне, на моей коре, на моих ветвях, на моих листьях. Дерево было моей пуповиной с огромным миром, до кромки океана. Природа замерла накануне грозы. Во мне копился взрыв. На западе висела розовая пыль, соленая на вкус. С севера тянуло сладким туманом. В превкушении я задрожал. Земля была сладкой и жирной, полной гниения и теплой свежести. Красная поросль пробивала путь во мне, красные существа ползали по моим венам и артериям, скользили по моим корням и ветвям, по перепутанным лозам, устремляясь то вверх, то вниз. Дерево было таким высоким! Мир внизу казался причудливой розовой картинкой, разукрашенной розовой пудрой и цветами, с прядками и завитками лесов. По кромке мира росли огромные деревья - алые и черные, оранжевые и желтые. Они тянулись до горизонта и пропадали в желтоватой дымке. Что-то ползало - рыжее и золотистое, голубое и пурпурное, черное и розовое. Сонм существ сновал повсюду. Земля - розовая, с красными, пурпурными и черными полосами. Я находился так высоко, что мог видеть, как они скручивались спиралью, подобно зарождающемуся красному циклону. От этой потрясающей картины снова стало жарко в паху. Мы росли, поднимаясь выше и выше. Мир пульсировал все сильнее - до боли, - но наслаждение не позволяло остановиться. Мне нравилось сидеть на дереве. Меня раскачивали волны, я видел глазами деревьев, глазами неба. Вкушал весь мир с его запахами, вкусом, цветом. Я поднялся над мандалой сущего, смеялся и пел в холодном, очень холодном воздухе. Мандала мира, свернувшись, растворилась в темной пустоте. Вершины высоких деревьев почернели. Но те, что росли ниже, казались еще темнее. Дающие им жизнь артерии земли, сплетаясь, прочерчивали мир темными нитями. Как высоко! Воздух был подо мной, а Солнце - рядом. Мир остался позади. Вокруг - только небо. Высоко над розовой пылью, дотягиваясь до звезд, оставив внизу такой яркий и красный мир, я парил и пел песню для Всевышней и ждал Ее ответа. Она была за стенкой раковины, окружавшей звезды. Во мне нарастали звуки божественного гимна. Наконец-то! Я так долго ждал! Богиня сейчас счастлива! Вкус звезд, далеких, невидимых. Я ощущал его. Вот одна, с ярким радиоизлучением, приторно-сладкая. Я дотронулся до нее своими языками. Все было густым, как жизнь, застывшим, как будущее, и стремилось вверх, как мое дерево. Я рвался, дрожал и устремлялся все выше...... и взорвался. Мир раскололся по швам. Брызнула черная кровь Всевышней. Небо стало розовым от пыли, исполосованным языками пламени, оставлявшими яркие следы. Я ринулся вверх, вскрикнул и облился кровью. Из сломанных ветвей, пульсируя, вытекала моя жизнь. Мир провалился в бездонную черную яму. Я умер в исступленном восторге. И родился. Одинокий. Во тьме. Мечущийся. Падающий. И наконец...... заснул. В. Как хторране называют кучу из тысячи червей? О. Соревнование по выеданию пути наружу. В. И каков результат победителя? О. Секунды. 32 СУП Лучший будильник на свете - переполненный мочевой пузырь. Соломон Краткий И однажды ночью я проснулся, задыхаясь. В горле пе-зсохло и першило. Страшно хотелось пить. Я попытался 1позвать кого-нибудь, но легкие взорвались болью. В гру-ди все мумифицировалось. Я молил о смерти как об избавлении. Откуда-то донеслось: - Все хорошо, лейтенант, расслабьтесь, если можете. Я попытался рассмотреть говорившего, но все расплывалось. В комнате было слишком темно. - Не разговаривайте, - произнес кто-то. - Не пытайтесь дышать, за вас это делает аппарат. Не мешайте ему. Подождите. Мне так и не удалось рассмотреть, что делает обладатель голоса, а в следующее мгновение я снова куда-то поплыл, но сознания не потерял. Спустя еще мгновение голос спросил: - Может, попробуете поесть? Я кивнул - хотелось подольститься, чтобы меня не покидали. - Хорошо. Откройте рот. - Меня мягко приподняли и, поддерживая голову, стали кормить с ложечки супом. - Ешьте и молчите. Говорить буду я. - Голос принадлежал медсестре с очень гладкой кожей. - Мн-н-ф. - Я поперхнулся, разбрызгав суп. Она вытерла мне рот салфеткой. - Вы - в Центральной Оклендской. Уже вечер понедельника, так что вы пропустили очередную серию <Дерби>. Очень жаль, было интересно. Грант по- прежнему разыскивает пропавшего робота и теперь выяснил, что робот все еще на заводе. Керри стало известно о последних торгах - рассказал конечно же Ти- Джей, - и она потребовала собрания акционеров. Все упирается в Стефанию, но она неожиданно отказалась улетать из Гонконга, никто не знает почему... Еще ложечку? - М-м-фл. - Хорошо. Откройте рот пошире... Так что по сравнению с этим ваши проблемы - сущие пустяки, верно? Я не ответил, слишком сильно болели легкие. А кроме того, Грант с самого начала знал, что Ти-Джей не осмелится стереть у пропавшего робота память. - Отлично, еще один глоток, и довольно. Ну, вот и все. Сейчас придет доктор Флетчер. Флетчер была в перчатках; сквозь маску виднелись усталые глаза. Прямо с порога она начала: - Не разговаривайте, иначе рискуете порвать голосовые связки. - Они присела на край койки и осмотрела мои глаза, уши, нос. Потом взглянула на дисплей, лежавший у нее коленях, и наконец сказала: - Примите мои поздравления. - М-м? - Вы будете жить. Честно говоря, мы этого не ожидали. Ваши легкие так отекли, что в них не осталось места для воздуха. Вы родились в рубашке. Остальным двум тысячам пострадавших мы не смогли помочь - не было приборов искусственного дыхания. Я попытался задать вопрос, но она прижала палец к моим губам. - Я же сказала: молчите. - И, поколебавшись, добавила: - У вас один из самых тяжелых случаев отравления в штате, лейтенант. Мы уже собирались поставить на вас крест - позарез требовались свободные койки, - но руководство отстояло вас. Говорят, вы задолжали кое-кому обед с омарами, и вам не позволят так легко отделаться. Кроме того, вы помогли кое-что выяснить. Теперь мы знаем, что даже при самых тяжелых отравлениях состояние обратимо. Если удалось спасти вас - можно вытащить любого. Мы уже начали готовиться. - Умф. Я поднял руку, останавливая Флетч. - Вы поправитесь, - успокоила она. - Худшее позади. Я сжал ее руку. - М-мф? - С полковником Тирелли тоже все в порядке. - Дмк? - И с Дьюком тоже. Он лежит в палате интенсивной терапии в стабильном состоянии под постоянным наблюдением. Лейтенант, вы можете гордиться собой. - Мп. - Вам надо поспать, - сказала Флетчер. - Сейчас я снова подключу вас к искусственной поддержке. Так вам будет легче. Она дотронулась до клавиши на аппарате, и я опять вырубился. В. Почему хторране никогда не пьют соду? О. Потому что у них не бывает изжоги. 33 ЛЕЧАЩИЙ ВРАЧ Я бы относился к врачам намного лучше, если бы их работа не называлась <пользованием больного>. Соломон Краткий К следующему визиту доктора Флетчер я чувствовал себя гораздо лучше. Первым делом она посмотрела на дисплей. Здесь, наверное, принято делать это автоматически. - Ну и как мое состояние? - поинтересовался я. - Прекрасно. Заявляю это с полной ответственностью, потому что я - ваш лечащий врач. Только президент и кинозвезды получают лучшее лечение. - Она накрыла ладонью мою руку. - Дело в том, что весь медицинский персонал научного отдела срочно перебросили на помощь здешним врачам. Но я все равно не бросила бы вас. Ваш случай интересен не столько с медицинской, сколько с научной точки зрения. - Потому что я больше других надышался пыли? - И поэтому тоже, - уклончиво ответила Флетчер и многозначительно замолчала. После секундной растерянности до меня все-таки дошло. - Значит, есть другая причина? - А вы сами не помните? Я покачал головой. - У меня были странные красные галлюцинации. От какой гадости? - Герромицин. Флетчер снова замолчала. Я потрогал грудь: прохладная и сухая кожа, может быть, слегка шершавая, но в остальном абсолютно нормальная. Я больше не ощущал вкус пальцев... - Шерсть? - У вас поросло ею все тело. На самом деле это мелкие организмы. Для червей они симбионты, а для человека - паразиты. В научном отделе их называют иглами. К настоящему времени описано двадцать три подвида. - В прошлый раз вы говорили, что мех червей - их нервные окончания. - По сути, так и есть. В этом заключается симбиоти-ческая функция игл. Они буравят червя, пока не наталкиваются на нервное сплетение, а потом начинают расти, свешиваясь хвостом наружу из тела хозяина. Очень действенная адаптация. Без игл червь - просто огромный мерзкий слизняк. Я не смог представить себе голого червя. - Вот почему вы испытывали такие странные ощущения, - добавила Флетчер. - Вы стали живой подушечкой для булавок. Пыль содержит вещество, привлекающее паразитов и стимулирующее их рост. Прекрасная идея с герромицином! Очень эффективный препарат. Жаль только, вы не догадались сами принять его, тогда было бы намного легче. Впрочем, все уже позади. - Спасибо, - хрипло пробормотал я. Требовалось время, чтобы осознать все до конца. Шерсть хторранина! - Вам страшно повезло, - продолжала Флетчер. - Пыль - самая безобидная, насколько это вообще возможно, форма хторранской жизни. Ожидаемый уровень смертности не более трек тысяч. - Вы расстроены? - Не совсем. Ваш случай обернулся очень интересным исследованием. Я узнала о хторранской экологии гораздо больше, чем ожидала. Хотя, да, мне не терпится вернуться к своим червям. - Червям? Во множественном числе? Она кивнула: - Мы получили еще пару живых экземпляров. - Вы еще не сажали их вместе? - Они в одном бункере. Почему вы спросили? - Часто они - как бы поточнее сказать, - обвивают друг друга, словно занимаются любовью, Флетчер удивленно посмотрела на меня. - Откуда вам известно? Мы держим их вместе всего несколько дней, и эксперимент пока засекречен. - Я наблюдал это в естественных условиях. Разве вы не видели наши видеозаписи? Она удивленно подняла бровь. - Когда? - Ладно, виноват. Так вот, мы тоже видели, как сцепились черви, когда прибыл дирижабль. Они словно обезумели. Я решил, что они нападают друг на друга, но это было что-то другое. Они пришли в себя и выглядели смущенными, но мне некогда было думать, что происходит. - М-м, - протянула Флетчер. Похоже, она что-то решала. - Я хочу взглянуть на ваших червей, - попросил я. Она кивнула. - А я хочу посмотреть видеозаписи. Как только вас переведут на амбулаторный режим, договорились? Я все устрою. - Она встала, собираясь уйти. - Если вам надоест валяться в постели - в шкафу есть кресло на колесах. Только позовите сестру, чтобы она помогла. Стыдиться тут нечего. - Спасибо. В какой палате полковник Тирелли? - Она выписалась на прошлой неделе. Но на верхнем этаже лежит капитан Андерсон, вы можете навестить его в любое время. - Она спохватилась: - Ой, почта. Вас ждет целая куча посланий. Пожалуйста, прочтите самые срочные. Да, кажется, ваша мать хотела навестить вас. И Флетчер вышла. Немного полежав, я вызвал сиделку, с ее помощью принял ванну, побрился и, взгромоздившись в инвалидное кресло, без особых приключений добрался до двенадцатого этажа. Дьюк все еще лежал в кислородной палатке. Он напоминал зажаренную тушу с техасского барбекю. Я не мог на него смотреть, но и отвести глаза тоже не мог. Его лицо раздулось, веки покрылись волдырями, черная кожа сходила лохмотьями, руки мокли и гнили заживо. От него исходил тяжелый запах. Я едва сдержался, чтобы не убежать в панике. Живые так не чыглядят и так не пахнут. Но я не знал, как перевести кресло на задний ход, да и в голове зазвенело: <Трус! Трус!> Я собрался с силами - и остался. Объехав койку, я взял дисплей. Дьюка подключили к системе искусственного жизнеобеспечения. К счастью, он был без сознания - я не знал, что ему сказать. Сомневаюсь, что смог бы разговаривать с ним сейчас. Монстр из фильма ужасов. Я не мог отождествить этот страшный кусок мяса с человеком, которого так хорошо знал. Даже если он выживет, жизнь его кончена. Я это точно знал. Нахлынули воспоминания. Дьюк научил меня почти всему, что должен знать офицер. В двух словах: будь уверенным. <Это легко проверить, - говорил он. - Можешь ли ты дать голову на отсечение? Если однозначно не скажешь <да>, - значит, по-прежнему не уверен. Если ты чего-то не берешь в расчет, не знаешь, не замечаешь, не уверен - тут тебе и крышка. Нравится тебе или нет, но твоя работа заключается в том, чтобы зна