не поняли этого. Что это значит? Что вообще все это значит? Я моргнул и очнулся. Где я нахожусь? Местность была мне незнакома. Я медленно повернулся. В отдалении на вершине холма виднелся мой фургон. Незаметно для себя я отошел от него на добрых полмили. Зелень почти исчезла, здесь царили другие цвета. Они пахли так... интересно. Я опустился на четвереньки, чтобы получше все рассмотреть. Трава еще виднелась. Под всем остальным. Я решил, что это растения, но возможно, что и не растения. Они выглядели как маленькие серебристые нити, ползущие вверх по каждой травинке. Там, где они прикасались к травяным стеблям, зеленый цвет исчезал - трава становилась странного белого цвета и ломалась от прикосновения, крошилась, как старые листья. Нити слегка поблескивали. Более тонкие нити были белыми. По мере того как они становились... старше? - да, старше - и толще, они розовели. Там, где они окончательно утверждались, земля приобретала пастельный оттенок. Зелень пожиралась розовым. Естественно. Розовые ростки выглядели гладкими и чистыми, как макаронины, тогда как голубые были тощими и колючими. Они напоминали лапки насекомых, обвившиеся вокруг розовых спагетти и сосущие из них соки. Хотел бы я знать, сколько здесь эволюционных уровней. Паразит питался травой. Растение это или животное? Или в нем понемногу и от того, и от другого? А на нем паразитирует следующий вид. Кто тут следующий? Как безжалостна хторранская экология! Подожди немного, и сам увидишь. Заткнись, внутренний голос. Убирайся прочь. Я схожу с ума? Нет, просто я по-прежнему сумасшедший. Я или эти растения? Перестань и понаблюдай. Нет, все-таки я. Я узнавал свою ненормальность. Сколько времени я сумасшедший, кстати? Всю свою жизнь. Розовые существа имели корни. Значит, могли питаться сами. Но они жрали зеленое. Разумно. Если у них возникала необходимость зарабатывать на пропитание самостоятельно, они это и делали. Но предпочитали дармовщинку. А как насчет голубых? Я примял землю пальцами. Она была податливой, как губка. Внезапно моя голова стала огромной пещерой, в которой я снова услышал эхо своих мыслей. Заморгав, я выпрямился. Что произошло? Я вышел из автобуса... У меня галлюцинации. Или что-то вроде. Я устал - и прилег на траву. В траве было... Ах да, розовое и голубое. Розовое я узнал. Знал и голубое. Я видел их раньше. Мне показывал их Джейсон. Кондитерская - вот что это такое. Всевозможные фруктово-сахарные оттенки розового и терпкие лавандовые цвета переливались под солнцем. Воздух был густым от приторно-сладкого запаха. Здесь росли хохолки - голубовато-белые, как облака, и белые, как зефир, - красные леденцовые палочки стеблей, проплешины глазури "снежка" и лепешки пудинга. Все это тянулось за горизонт и терялось в желтом мареве бесконечности. Воздух был таким сладким, как будто я стоял посередине гигантского именинного пирога. Стебли были свечами, а все эти переливающиеся цвета - кондитерскими блестками на поверхности трехметрового слоя карамельной глазури. А под ним - нежнейшие, толстые, сладчайшие слои белого бисквита и в самой глубине шоколадная начинка... Но добраться до нее ты сможешь только голым. Надо снять с себя одежду и покататься по пирогу, пока не станешь сладким и сахарным, и потом, когда у тебя вырастет штопорообразное рыло, можно начинать копать... Я хохотал, сбрасывая туфли, хихикал, стаскивая рубаху и белье. Мне предстояло приятное развлечение. Да, я знал это розовое и голубое. Джейсон показывал их перед самым Откровением. А здесь целое поле апокалипсических растений, и все это принадлежит мне одному. Я не собирался встречать бога. Я собирался стать богом сам. Солнце горело большой красной розой на жирном желтом небе. Все растения на вспухавшем поле пели. Я смеялся и бормотал. Скакал по полю и пел, Пока не остановился. И уставился на гигантскую лепешку мягкого леденца. Он был слишком велик, чтобы его съесть. Лучше уж жить в нем. Не думаю, что черви станут возражать. Леденцовый тотемный столб стоял перед входом, сахарный и мягкий. Он гласил: "Свободно. Для ознакомления пройти внутрь". Знаете, почему такой странный Вальтер? Ошибся немного небесный бухгалтер. Пенис такого большого размера Выдала парню богиня Венера, Л мать-природа - - то, на чем носят бюстгальтер. 53 НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА Как Злая Волшебница Запада принимает ванну? Соломон Краткий Мягкий леденец был очень славный. Дверь была открыта, и я вошел внутрь. Я знал, какая комната будет моей. И надеялся, что не опоздал к обеду. Черви будут беспокоиться, Я пошел вниз по тапиоковым туннелям. Стены были покрыты великолепнейшим голубым мехом, какого я никогда не видел. Он свисал длинными бархатистыми нитями. Можно было вести по нему рукой, спускаясь вниз по спиральному ходу. Мех слегка покалывал, мерцая и звеня, как маленькие колокольчики. От прикосновения поднимались искрящиеся клубы феерической пудры. Почему я раньше не замечал этого? А если его не трогать, он радостно светился сам по себе. Повсюду на стенах виднелись маслянистые наросты, мягкие и аппетитные на вид, но есть мне пока не хотелось. Две жирные краснобрюхие тысяченожки прошмыгнули мимо, что-то бормоча о своем брюхе. Я сказал им: "Привет", - но они были слишком заняты и не ответили. Прежде всего их заботило, как поскорее стать большими и толстыми. Меня радовал вид кровеносных сосудов, пронизывающих леденец. Они разбухли от влажного красного сиропа, пахнущего тоже очень сладко. Это был, похоже, один из лучших леденцов на свете. Здесь имелось все. Я надеялся, что понравлюсь червям и они разрешат мне остаться. Я мог бы рассказывать им леденцовые истории. Черви были в большой камере левого желудочка. Я знал это, потому что туда вели все сосуды. Сейчас, по крайней мере. Позже они направятся к настоящей главной камере, расположенной гораздо глубже. Внутри леденца было четыре червя. Они были прекрасны. Все в полосах. Рисунки ясные и чистые. Меня это радовало. Я любил определенность. Их бока переливались пронзительным оранжевым, нежным розовым и местами даже скорбным лиловым. Я знал имена червей, хотя и не мог их выговорить, так что просто поздоровался как можно приветливее и стал вежливо ждать, когда меня заметят. Они общались. "Аристотель" был достаточно большим, хотя и не самым крупным. У червей всегда есть большой, который передает знания остальным, и быть большим означало быть не самым крупным, а самым опытным. У "Аристотеля" лилового на боках было больше всего. "Вельзевул" только недавно стал самцом и пока еще надувался от гордости и красовался: его оранжевые полосы так и светились. Все остальные считали его прекрасным. "Аристотель" очень хотел спариться с ним. И "Горгулья" тоже; она переливалась розовым и оранжевым. "Дельта" была еще слишком юной, чтобы иметь личность; она лишь несла яйца. Она хотела перекатиться на спину и щекотаться до тех пор, пока не станет жирной от яиц. Это было видно по ее полосам - самолюбивым и малиново-розовым. Они танцевали. Это был танец "пика неугомонности перед самым отдыхом". Они обвивались друг вокруг друга и расплетались, скользили, терлись и щекотались, отчего их мех искрился. Мне хотелось присоединиться к ним. Я хотел отрастить свой собственный розовый мех. Но с этим можно и подождать. Я знал, что в свое время он у меня вырастет, и тогда я смогу слиться с червями. Они должны многому научить меня. А я - их. Они должны знать, чего им следует опасаться. Мир вне леденца по-прежнему оставался слишком жестоким, слишком диким и еще не разбуженным. Они "отдыхали". Они "были связаны друг с другом". Они "пели". "Песня" "включала" меня. Я чувствовал себя внутри "музыки". Я мог погружаться в нее, как в колодец, все глубже и глужбе, и по мере того как я делал это, я переставал быть собой и начинал быть_"мною". Я "обнимался". Я "щекотался". Весь. "Сливался". - Пошли, Джимбо. - А? - Я сказал - пошли. Пора идти. Я сел, протирая глаза со сна. Мы по-прежнему находились в гнезде. Он положил руку мне на плечо. Это напомнило историю в душе. Я поднялся на ноги. Было холодно. - Где черви? - Они ушли. А теперь и нам пора. Пошли. Мы узнали все, что нужно. Пошли отсюда. - Что мы узнали? - У тебя нет для этого слов. Пойдем. В его голосе звучало нетерпение. - Я замерз. - Знаю. Сюда. Через минуту станет теплее. Он схватил меня и подтолкнул к туннелю. Я покачнулся и упал, он выругался и помог мне подняться. - Прости. - Иди сам. Я не могу делать это за тебя. Ты должен помочь мне. - Он поднырнул под мою руку и обхватил меня за спину. - Обопрись, Почти волоком он потащил меня вверх по туннелю. Мы оба были голые. Почему? В наготе что-то было.. . Теперь гнездо казалось гораздо темнее, словно кто-то выключил свет. Вены больше не пульсировали. Оно умирает? Или его просто выключили? На улице небо было черным, а земля яркой. Звезды были розовыми. Солнце - холодным. Облака - сплошными. Они клубились и наползали друг на друга - тяжелая крышка мира. - Где мы? - Ты просто иди, Джимбо. Это очень важно. Просто продолжай идти. Все растения стали плоскими и примятыми. Умирая, они светились, словно горели изнутри. Вверх плыли тени. Поднималась пыль и уносилась прочь. Наши глаза тоже светились. Но добрых духов я больше не видел. - Спокойней, парень. Закрой глаза, если это помогает. - Я хочу вернуться обратно, спать. - Через минуту ты ляжешь. Но сперва дело. - Кто ты? - Джим, мальчик, ты меня знаешь. Я - это ты. Ты - это я. Мы - это мы. А сейчас просто иди, не останавливайся, и я научу тебя сгорать от любви. - Угу. Ты не можешь. Ты говорил, что этому нельзя научить. - Я лгал. Я споткнулся и упал. Земля была очень твердая. Я решил немного отдохнуть. Встать можно и потом. - Джим, пошли, вставай! - Потом. Мне надо немного поспать. - Нет, Джим. Сейчас! - Маки! - кудахтал кто-то надо мной. - Маки. Я раздраженно открыл глаза. - Что? Неужели мы так близко от Изумрудного города? У меня же нет серебряных башмачков. Оставь меня одного. Это совсем другая история. Почему старая сука пристает ко мне? - Потому что ты урод, и твоя мать смешно тебя раздевает. Ладно, Джим, пошли дальше. Держись за мою руку. Шагни на свет, шагни из темноты - ты же знаешь, как это делается. Одну ногу ставишь перед другой. - Я больше не хочу быть сумасшедшим, - сказал я. - Лучше уж я буду мертвым. Лучше я буду Тедом. Пусть меня лучше ведут... - Хорошо, я поведу тебя. - Он потянул меня за руку. - Пошли, я буду Питером Пэном, а ты - одним из потерявшихся мальчиков... - Мы можем летать? - Да, мы можем летать. - Правда? Мы действительно можем летать? - Да. - Тогда незачем идти пешком. Давай полетим... - Тебе придется сконцентрироваться. - Я это сделаю. Я хочу лететь. - Подними руки. Держись покрепче за меня. Давай вверх, выше, выше... - Ты Супермен?1 - Я - тот, в ком ты нуждаешься. Тот, кого ты хочешь видеть во мне. - Мы летим? - Посмотри вниз. Я посмотрел. Мы легко поднимались вверх - над полем, над гнездом, над моим фургоном... Я захихикал. - Хорошо, Джим, мальчик. Это действительно хорошо. Продолжай подниматься. Еще немного. - Какая это трудная работа - летать. - Я предупреждал, что придется сконцентрироваться. Давай, помаши руками. И ногами тоже подвигай. Вот так, словно идешь. Мы поплыли. Свечение земли было отражением нашего собственного сияния. Фургон, казалось, таял. Мы погружались навстречу ему. Супермен - герой американских комиксов и фантастических фильмов, могущественный и неуязвимый инопланетянин, умеющий летать, который помогает людям защищать справедливость. - Я больше не могу, - прошептал я. - Все в порядке, мы уже почти на месте. Теперь выпусти шасси для мягкой посадки, и ты будешь просто молодцом. - И надо убрать столики и поднять спинки сидений, - добавил я. Мы ударились о землю у самой дверцы фургона. Я отодвинул ее в сторону и упал верхней частью туловища внутрь. Он затащил мои ноги. Мы задвинули дверь, поднялись, шагнули, покачнулись и упали на койку, обвили друг друга руками и прижались друг к другу так (сильно, как только могли, в то время как ночь снаружи ревела сладострастными пурпурными звуками. От него так приятно пахло. А потом показали скотоложца Бобби В передане "Отгадай его хобби". Все сразу решили, Что живет он с шиншиллой. Только не поняли, почему он мышей не ловит. 54 ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ Свет обычно дают снова в тот самый момент, когда наконец находишь фонарик. Соломон Краткий Меня разбудил яркий солнечный свет, бивший прямо в глаза. Я лежал поверх измятого одеяла на полу фургона. Рядом никого не было. Теплые солнечные лучи косо падали сквозь лобовое стекло. Я сел. Голый. Кожа была какой-то маслянистой, а в голове ощущалась странная легкость. Она не кружилась, но я будто висел в воздухе, скорее парил в двух дюймах от пола, чем сидел на нем. Я протер глаза и оглянулся вокруг в поисках... как его звали? Но он уже ушел. Даже не поцеловал меня на прощанье. Что за?.. Кое-что я помнил. Леденец. Гнездо. Светящийся голубой мех на стенах. Червей. Их "имена". "Песню". А потом... Я не мог отчетливо вспомнить. Потом кто-то подошел, поднял меня и вывел из гнезда. Это я помнил. Мы шли к Изумрудному городу. А потом прилетели обратно к фургону. Это я помнил лучше всего. А потом мы занялись любовью. Я и в самом деле сумасшедший. Мои галлюцинации были реальнее, чем сама реальность. Я вылез из фургона и нагишом принялся рыскать вокруг, изучая следы на земле. Все отпечатки были моими. Единственные следы протекторов принадлежали моему автобусу. Нет. Это глупо. Он существовал на самом деле. Галлюцинации не бывают такими напряженными. Такими чертовски напряженными! Мы занимались любовью. Я помнил чувство и запах слишком четко. Могло ли это произойти в моей голове? Бывают ли иллюзии столь реалистичными? Все это... очень непонятно. Дерьмо! Я подобрал то немногое из одежды, что смог найти, и забросил в фургон. Потом натянул комбинезон и тапочки и задумался, что делать дальше. - По-прежнему существует возможность убить себя, - предположил я. - Не-а, - заметил опять же я. - Сегодня это звучит уже не так забавно, как вчера. - Гм... - хмыкнул я. Это было интересно. Я больше не чувствовал себя сумасшедшим. У меня были потрясающие галлюцинации, но, по крайней мере, не безумие. В действительности я вроде бы снова стал самим собой. Не так уж плохо, честное слово. Я мог вспомнить Семью. Мог вспомнить все, но это находилось по другую сторону стены и больше не причиняло боли. Теперь я видел все отчетливо, но ничего не чувствовал. То, что я ощущал вместо этого, было... раной. Я осторожно потер шею. Болело все тело. Откуда у меня ссадины и ушибы? Получил ли я их в порыве страсти или просто свалился с холма? Это не имело значения. Самое поразительное заключалось в том, что, несмотря на физическую боль, я чувствовал себя удивительно хорошо. Так всегда бывает после хорошего секса с любимым человеком. Даже если все пригрезилось. Я начал смеяться. Чем бы ни была эта розовая штука, она останется со мной надолго. По- видимому, я буду ухмыляться всю дорогу до Колорадо. Может, мне стоит захватить немного с собой? Нет. В этом было что-то не то. Искушение. Спрятаться в мире галлюцинаций слишком просто. А если они столь прекрасны, как мои, это опасная ошибка. Всего лишь иллюзия бегства от реальности. Пробравшись к водительскому креслу, я включил все системы. Сигнальные огни сплошь зеленые. Отлично. Значит, прошлой ночью я не натворил никаких глупостей. Я включил подогрев кофе - эта бурда хоть отдаленно, но напоминала кофе - и брикета пайка и стал ждать. В конце концов я почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы вывести фургон на шоссе и включить автопилот. Я почти не видел, где мы ехали. Мой мозг по-прежнему пытался постичь непостижимое. Из любопытства я включил бортовой журнал и прокрутил вчерашнюю запись. Сенсоры на двигающиеся предметы включались всего два раза. На первой записи я голый в одиночестве скакал по холму. По крайней мере, выглядел я довольным. Вторая запись продемонстрировала, как я, шатаясь, возвращаюсь назад, тоже один. Я походил на зомби, вздрагивал и вертелся так, как будто меня дергали за нитки. Ладно, все встало на свои места. Либо эта розовая штука - потрясающий галлюциноген, либо я - сумасшедший лунатик. Либо то и другое вместе. Не важно. Это сделало меня слишком сумасшедшим, чтобы умереть. Я должен идти дальше. Жил однажды человек по имени Гленн, У которого был удивительный член: Мог он нюхать и отыскивать по следу Те влагалища, где праздновал победу. А при виде ануса, губ и рук он свисал ниже колен. 55 ВЕРТУШКА Конечно же стукнуть лежачего - самое удобное. А если не хочешь бить, пока он лежит, тем более не бей, когда он поднимется. Соломон Краткий Запищал радар. На экране высветилось: "Вертолет на 6:00". Я потянулся и нажал на кнопку Ш, запрашивая опознавательные знаки. Экран сообщил: "Ответ негативный". Я снова нажал на кнопку. На этот раз экран высветил: "Хью Валькирия 111"-Модификация "Стелс". Потом прибавил: "С эмблемой Соединенных Штатов". - Угу. Как раз это теперь ничего не значит. - Не отрывая глаз от дороги, я еще раз нажал на кнопку. Экран предупредил: "Вертолет хорошо вооружен". Я нажал на другую клавишу, и экран очистился, чтобы показать саму вертушку. Изображение слегка дрожало из-за движения фургона, но потом включился логический блок компьютера, на экране возникла четкая картинка, сменяющаяся с интервалом четыре секунды. На носу вертолета кто-то нарисовал хищную улыбку. - Ладно, кем бы ты ни была, я не собираюсь с тобой тягаться. В тебе достаточно артиллерии, чтобы сровнять с землей Детройт. Вертушка несла полный боекомплект, напоминая взбешенную гарпию. Но тем не менее я привел в боевую готовность лазерные пушки и зенитные ракеты. Компьютер мягко заметил: - Нас сканируют. Сообщить позывные? - Не волнуйся. Либо они знают, кто мы такие, либо им все равно. - Потом я добавил: - А может быть, они просто не поверят нашим позывным, точно так же, как мы не поверим им. Но в любом случае - спасибо, - Пожалуйста. Я снова взглянул на экран. Теперь вертушка могла оказаться над нами в любой момент. Я отпустил руль. - Возьми управление! И встал со своего сиденья. Компьютер взял машину на себя. Я устроился у турели. - Подготовь арсенал. Жди противобомбового маневра. Вертушка с ревом пронеслась над самой головой, прежде чем я закончил пристегивать ремни. Она прошла прямо над деревьями. Я мог пересчитать направляющие под ее брюхом. Даже прочесть цифры номеров на оперении ракет. - Ч-черт! Вертолет прогудел, как сирена, проклекотал, как ястреб! Фургон качнуло от воздушной волны. Грохот был как в мусоропроводе. Вертушка снова пошла вверх и, разворачиваясь на обратный курс, спланировала, пока пилот определял положение. По тому, как вертушка начала пикировать на фургон, я понял, что пилот снова поймал меня. - Включай помехи! - завопил я. Вертушка снова пошла на бреющем, завывая, как бан-ши. В какой-то момент я решил, что она врежется в нас, и зажал уши руками, но она проскочила мимо, пошла вверх, и... дорога позади фургона вздыбилась со страшным грохотом! Воздух стал красным! От взрывной волны фургон пошел юзом! Компьютер снова перехватил управление, и мы нырнули за крутой поворот, прикрытый скалой. Шины взвизгнули. У меня хватило времени оглянуться и увидеть огненный шар. Он был размером с ангар, с дирижабль, с гору и все продолжал разрастаться вширь и ввысь! Что за чудо? Боевая головка этой штуковины, должно быть, содержала фосфор. Яркие огненные полосы все еще высверкивали из ядра, поджигая окрестные деревья. - Прямо-таки замечательное дерьмо! - Ракеты поймали цель, - доложил компьютер. - Открыть ответный огонь? - Нет! - закричал я и ударил по кнопкам, поставив все вооружение на предохранители, прежде чем вывалился из турели. Потом я пробрался обратно на водительское место. - Беру управление на себя. - Не советую, - предупредил компьютер. - У вас замедленная реакция. - Прекрати! Я привстал на педали тормоза при очередном повороте, а потом мы покатили с холма по длинному прямому отрезку шоссе. Я слышал рев настигающего нас вертолета. Потом он прошел над машиной и снова начал набирать высоту. От его брюха что-то отделилось. Я успел зажмуриться, когда раздался взрыв, но даже сквозь веки меня ослепило. Я ощутил жар. Фургон под-, няло на воздух взрывной волной. Всем телом я почувствовал, как охнули шасси, когда мы шлепнулись обратно, на землю и со скрежетом отлетели назад. Колеса заклинило. В автобусе звенели все сигналы тревоги. Выли все до единой сирены. Пищали все кнопки. Мигали все экраны. - Докладываю о повреждениях, - произнес компьютер. - Докладываю о повреждениях, - повторил он. - Докладываю о повреждениях. Докладываю о повреждениях... Все это я слышал как бы издалека, с расстояния тысячи миль. Шум в ушах не прекращался. Я конвульсивно разевал рот, но не мог сглотнуть. Меня тошнило. Потом послышался голос компьютера: - Включилось автоматическое управление! И фургон накренился. Удивительно! Машина работала! Мы ехали задним ходом. Прочь от распухающего огненного шара. Я проморгался сквозь слезы и вытер лицо рукавом. Похоже, лобовое стекло оплавилось и даже немного вдавилось внутрь. Фургон по-прежнему ехал задним ходом; он вздрогнул, обо что-то ударившись. И остановился. Поколебался. Потом поехал вперед. Навстречу огню! Я в панике ударил по клавише и заорал: - Все остановить! Фургон резко затормозил. Под днищем громыхнуло, зашипело, машина вздохнула и затихла. Я слышал, как стучит мое сердце. Практически упав с сиденья, я открыл дверцу и вывалился на землю, хватая ртом воздух. Вертушка в этот момент садилась на шоссе метрах в двадцати от меня, лопасти ее винтов медленно рассекали воздух. Мне хотелось вышибить дух из этого аса - и я это сделаю, как только поднимусь с карачек. Люк небесной птички распахнулся, и аккуратная фигурка в летном комбинезоне спрыгнула на землю. - С тобой все в порядке? Она бежала ко мне с санитарной сумкой первой помощи. - Нет, не все! - отрезал я, жалея, что нет ремня с кобурой. - Где болит? - Я не могу вздохнуть! - прохрипел я. - Не могу видеть! Слышать! Не могу пошевелиться... Я начал было подниматься, но она нежно толкнула меня в грудь, уложив назад. Потом прикоснулась шприцем к моей руке. Он тихо прожужжал. - Что это такое? - Для профилактики. - Приподняв мне веко, она посмотрела на мой зрачок. - С тобой все в порядке. Полежи еще минуту. В автобусе кто-нибудь есть? Она уже шла к нему, по дороге вынимая пистолет из кобуры - на всякий случай. Она исчезла в машине, потом появилась оттуда уже с пистолетом в кобуре, картриджем бортового журнала и моей дорожной сумкой. - Дойдешь сам? Колени все еще подгибались, но я решил попробовать. Голова немного кружилась. - Подождите минутку! - Джим! Перестать прикидываться ослом! - Она подняла забрало шлема. - Лиз! - Для тебя полковник Тирелли! - Она была зла. Ее лицо горело. - Ты пока еще офицер Специальных Сил! США, не забыл? - Я умер, Меня демобилизовали. - Демобилизоваться нельзя. Это работа на всю жизнь. Тебя снова призвали из запаса... - Черта лысого призвали! - ... на службу или в подразделение по сжиганию червей, - закончила она. - Так или иначе, я прилетела тобой. Твое дело закрыто. Это не подлежит обсуждению Я не собираюсь возвращаться с пустыми руками. Я потянулся и отобрал у нее сумку. - Подожди минуту. Он должен быть где-то здесь. Ах, вот. Я вытащил из сумки свой собственный пистолет и на-правил его в живот Лиз. Она даже не моргнула. - Полковник, вы - прекрасная женщина. Отзывчи-вая. Почему бы вам не сесть обратно в свою птичку и не улететь по-хорошему? И мы оба забудем обо всем, здесь произошло. Договорились? Она набрала воздуха. Потом спокойно заметила: - Мило, Джим. Очень мило. - Я не шучу! - Я помахал пистолетом. Мне самому хотелось бы знать, шучу я или нет. - Далеко ты не уйдешь. - А это уж как повезет! - Я взорвала дорогу. У тебя осталось, наверное, с четверть мили бетона между двумя воронками. Кстати, они будут гореть еще трое суток. - Тогда пойду пешком! Все равно мне будет лучше! Это прозвучало глупо. Я заткнул пистолет за пояс, подхватил сумку и пошел мимо Лиз. - Джим, тебе стоит выслушать одну вещь... - Меня это не интересует, - бросил я на ходу. Ноги болели, но я не собирался показывать ей этого. Из-за деревьев послышался пурпурный щебет. Где-то совсем рядом. Слишком громко. - Это из-за взрывов, - объяснила Лиз. - Они пришли посмотреть, не остались ли тела. - Вот уж не думал, что черви питаются мертвечиной. - Теперь питаются. Они демонстрируют целый набор новых поведенческих реакций. - И Лиз добавила: - Я думала, что тебе будет интересно узнать об этом. - Нет, - упрямо сказал я. - Неинтересно. Из леса снова донесся щебет. Он приближался. В фургоне остался огнемет. Успею ли я? - Лучше давай к вертушке, - предложила Лиз, но не сдвинулась с места, поджидая меня. Я посмотрел на вертушку, на нее, на фургон, на столб дыма впереди и точно такой столб позади нас. Посмотрел на лес. - Дерьмо! Что я больше всего ценю в Спецсилах, так это богатый выбор. И мы побежали к вертушке. Лиз схватила у меня сумку и швырнула ее в люк, потом подсадила меня. Я упал в первое попавшееся кресло. Лиз даже не подождала, пока люк закроется до конца. Мы резко оторвались от земли в тот самый момент, когда первый червь появился из-за деревьев. Лиз перегнулась над приборной доской, чтобы посмотреть вниз. Следом за первым появились еще два. Они уселись на хвосты и, размахивая клешнями, тянулись к нам. - Просто как дети, - заметила Лиз и прикоснулась к кнопке на приборной доске. Что-то трахнуло - и земля под нами окрасилась в алый цвет. Лиз развернула вертушку, нацелившись носом на фургон. Мы висели в воздухе, как большой вопросительный знак. - Ты все оттуда забрал? - Да, а в чем дело? - Я собираюсь подорвать его. Хочешь посмотреть? Я с трудом поднялся на ноги. - Зачем? - Там слишком много оружия, чтобы бросать его. - Она проверяла что-то на приборной доске. - Ты ведь путешествовал не налегке, не так ли? Думаю, тебя учили-достаточно хорошо. Она дотронулась до красной кнопки. Фургон взорвался, как будто был начинен динамитом. Затем последова-ла серия более мелких взрывов. - Твое оружие, - заметила Лиз, бросила вертушку в сторону, набрала высоту и повернула на запад. - Эй! Я думал, мы направляемся в Денвер! - Туда! Только сначала я хочу кое-что тебе показать. - Она похлопала по креслу рядом с собой. Я осторожно опустил себя в него. Она что-то вызывала на главный экран, расположенный так, чтобы его одинаково хорошо видели и командир, и второй пилот. - Вот смотри, - сказала Лиз; на экране появилась карта местности. - Мы здесь... Красным отмечено место, где мы оставили фургон. Разобрался? Отлично. - Она дотронулась до низа экрана, и масштаб начал уменьшаться, захватывая окружающую территорию. Первоначальная карта осталась более светлым квадратиком в центре экрана, съеживаясь по мере того, как обзорная картина расширялась. Когда это закончилось, Лиз сказала: - Теперь видно еще четыреста километров. Хочешь посмотреть, какова степень заражения? - Я имел доступ к некоторым картам. По спутниковому каналу. Она улыбнулась, и улыбка мне не понравилась. - Ага. Вот что показал спутник, верно? - Она пробежала пальцами по клавишам, и на карте появились маленькие красные точки. - Локализованные очаги. Просим не приближаться. Да? - Э... да. - А вот территории, где заражение возможно. Передвигаться только в составе армейских конвоев. - Лиз снова пробежала по клавишам, и вокруг красных точек появились широкие розовые ободки. В некоторых местах они находили друг на друга. Штат Колорадо выглядел как запущенный случай кори. - А теперь, - сказала Лиз, - ты действительно хочешь знать правду? - Правду? - Твой Дядя Сэм трусливый лгунишка. Он не хочет пугать гражданское население. Думает, что это деморализует людей. Вот о чем они помалкивают - это настоящая карта. Она нажала на клавишу, и красные с розовым пятнышки разрослись, слившись в один темно-красный ожог, захватывающий половину штата. - О, дерьмо! - простонал я. - То же самое говорит большинство людей. А сейчас я покажу территории, где мы. подозреваем заражение. И это по самой осторожной оценке... - Западная часть карты стала розовой. Восточная была наполовину исчерчена розовыми полосами. Лиз указала на маленький квадратик, обозначающий фургон. - А здесь я подобрала тебя - в самом центре безобразия. Меня начало трясти. - Здесь горы, - пояснила она. - А в горах засечь червей довольно трудно. Подожди, сам увидишь. - Она взглянула на меня. - У меня к тебе только один вопрос: как ты ухитрился заехать так далеко? Тебя должны были сожрать на несколько сот километров раньше. Господь, видимо, приберегал для тебя что-то особенное. - И, повернувшись к своим приборам, добавила: - Наверное, повешение. Я не ответил. Меня по-ирежнему трясло. Я все еще не мог оторвать взгляда от ярко-розовой карты. Руки, лежащие на коленях, дрожали. Я беззвучно заплакал, и слезы бежали по моим щекам. Не знаю, были это слезы испуга или облегчения. - О, дерьмо! - воскликнула Лиз. - Держи... Она вынула из ящичка на приборной доске бумажное полотенце и сунула мне. Я тер им лицо, пока полотенце не расползлось на куски - В холодильнике есть пиво. Хочешь? - Нет. Но все-таки спасибо. - Принеси мне баночку, ладно? - Э... хорошо. Я прошел в хвост и взял банку для нее, поколебался полсекунды и прихватил еще одну - для себя. Забравшись обратно в кресло второго пилота, я открыл одну банку' и передал ей. Потом открыл вторую. Пиво было холодным. И вкусным. Я уже забыл его вкус. Она крякнула. - Спасибо. Как ты сейчас? - Прекрасно, я думаю. - А ты не думай. Если тебя это смущает, не думай, и будешь чувствовать себя прекрасно. - Я чувствую себя прекрасно, - сказал я. - Вот и хорошо. Потому что мне понадобится твоя помощь для управления огнем, когда мы прилетим туда. - Куда? - Туда, куда летим. - Она показала на карте самое большое и самое темное пятно. - Я хочу показать тебе, как сегодня выглядит заражение. Салли свои секс хорошенько планирует. Она говорит: "Пусть это вас не шокирует, Только дырки анальные Всегда такие банальные. А то, что торчит, оргазм гарантирует". 56 ПОЛКОВНИК ТИРЕЛЛИ Злоупотребление доверием вызывает неудобство. Соломон Краткий Я смотрел на скользящую под нами землю. Ландшафт стал еще суровее. Плавные складки холмов превратились в скалистые гребни, и Лиз приходилось поднимать вертушку все выше и выше над каждым новым хребтом. Вскоре мы уже летели по каньону, заросшему кустарником и соснами, следуя за изгибами его крутых склонов. До них можно было дотянуться рукой. - Почему ты не поднимешься выше? - поинтересовался я. - Не люблю, когда за мной следят. - Следят? У червей нет приборов... Она хмыкнула. Я не стал продолжать этот разговор и спустя некоторое время сказал: - Наверное, ты ждешь, что я поблагодарю тебя. - Ошибаешься. Меня не волнует твоя благодарность. - Но ты же летела за мной. - Вовсе нет. Ты был непредвиденной остановкой на ^оем пути. Мы поднялись над перевалом и снова нырнули вниз. Это напоминало катание на русских горках. Мой желудок остался за две горки отсюда. - Я летаю столько раз в неделю, на сколько могу достать горючего и боезапаса. - Она продолжала: - Ты все еще не избавился от мании величия, Джим. Думаешь, мы заботились о тебе? Если честно, то ты не стоишь даже топлива для спецрейса. - Она взглянула на меня. - Правда. - Тогда почему волновалась? - Ехал разведывательный автобус. Мне стало интересно: кто в нем? Откуда его взял? И куда спешит? Согласно данным спутникового слежения, ты направлялся прямиком в самое сильное заражение на континенте. Мы приняли тебя за ренегата и чуть не нажали на кнопку еще неделю назад. - Как это? - Эти автобусы оборудованы приборами спутниковой связи, верно? Твой компьютер постоянно поддерживал контакт с сетью. И сеть все время знала, где ты находишься. - Я думал, что отключил связь. - Отключил. Но это военный автобус. Он просто перешел на дублирующий канал. - Это невозможно! Я отключил контакты. - Все правильно. Ты добрался до каждого передатчика, указанного на схемах. Это и было одной из причин, почему мы приняли тебя за ренегата, доставляющего оружие червям. Я не обратил внимания на конец фразы, потому что никак не мог понять смысл первой части. - Эти автобусы имеют секретные каналы связи? Лиз улыбнулась мне: - Ты любишь секреты? Я пожал плечами: - Не особенно. Весь опыт общения с ними сводился к сплошным неприятностям. Она согласилась: - В этом ты прав, они такие. - Потом спросила: - Хочешь узнать самый величайший военный секрет Америки за последние двадцать лет? Моим первым побуждением было сказать "да", но потом я задумался. Это заняло секунд десять. - Не думаю. - На самом деле это не важно, - сказала Лиз. - Потому что это больше не секрет. - Ладно, считай, что я клюнул. Что это такое? - Слушай: каждая единица военного оборудования, произведенная в этой стране за последние два десятилетия, была троянским конем. - Что? - Все дело в микросхемах. Дополнительные контуры - кусочек в одном чипе, кусочек в другом, - и выглядят, будто предназначены для чего-то другого. В большинстве случаев так и было. Разве что они часто испускали небольшой электронный шум. Это и была секретная передача, но почти неуловимая для обнаружения. Помню, я читала об этом. Израильтяне засекли шум. Они заявили, что электроника имеет дефекты. А мы признали, что проблема с ложными сигналами существует. Все верно - только проблема заключалась не в сигналах, а в том, что их не должны замечать. Эти сигналы являлись закодированными ответами на мощные электронные запросы со стационарных спутников. В течение двадцати лет мы имели возможность сканировать весь земной шар и, посылая запросы, узнавать, где находится произведенное нами оружие. Причем не только оружие, но и комплектующие, которые мы поставляли. Это началось с того самого момента, когда первый серийный номер был закодирован в микросхеме. Тот день, когда для микрочипа стало возможным идентифицировать себя, эта технология получила практический выход. Оружие отзывалось на свой серийный номер или код категории в течение двадцати четырех минут. Оно испускало отчетливый электронный телеметрический сигнал или определенное жужжание на одной из нескольких сотен случайно выбранных частот микроволнового диапазона. Большинство приемников настраивалось на эти сигналы автоматически, а техники даже не прислушивались к шумам, считая их атмосферными помехами. - Но зачем? Конечно, какая-то польза в слежении за собственным оружием есть, но все это выглядит страшно обременительно. - В сущности, все делалось автоматически. Но ты ошибаешься: дело было не столько в слежении за нашим оружием, сколько за оружием и комплектующими, идущими на экспорт. Известно ли тебе, что последние шестьдесят лет Соединенные Штаты - поставщик номер один военной техники и оборудования? Знать, где оно находится, было огромным преимуществом в плане безопасности. - Это невероятно! Лиз улыбнулась. Она прямо-таки излучала самодовольство. - Фокус и заключается в абсолютной неправдоподобности этой идеи. Однажды, когда у нас произошла утечка информации, противная сторона отказалась поверить ей. Они решили, что это какой-то хитрый ход, потому что ничем другим она не подтверждалась. Я смутился. - Но почему, имея такое преимущество, мы все-таки проиграли войну в Пакистане? Противник использовал трофейное оружие и оборудование, закупленное через третьи и четвертые страны. Не сработала система? - Система работала прекрасно, - возразила Лиз. - Мы могли отследить целые дивизии, всего лишь посылая рутинные запросы о полевом оружии. Все было безупречно. - Она положительно наслаждалась своим рассказом. - Беда состояла в том, что мы не могли использовать разведданные, не рискуя раскрыть всю игру. Поэтому информации не давали ходу, если она не подтверждалась из других источников, скажем, спутниковыми фотографиями. А наши спутники-шпионы сбивали сразу после запуска, так что мы не могли воспользоваться данными. Секрет был слишком серьезен. Мы должны были сберечь его на случай войны, прямо угрожающей существованию Соединенных Штатов. Это мощное стратегическое преимущество. - М-м, - протянул я. - Ты сказала, что это больше не секрет. Что же произошло? - Месяца три назад союзники из четвертого мира попытались высадить несколько дивизий на побережье Мексиканского залива. Около Хьюстона. Они назвали это армией экономического освобождения. - Я никогда не слышал об этом. - Не так много людей слышало. Произошел казус. Их винтовки разлетались. Корабли тонули. Самолеты разваливались на куски прямо в воздухе. Ракеты взрывались. Танки плавились. Они лишились связи. Не многие остались в живых. - Да? - Это вторая часть секрета. Если можно запрограммировать отзыв на специальный сигнал, с таким же успехом можно задать и программу самоуничтожения. На протяжении двух десятилетий мы имели возможность нейтрализовать или ослабить по крайней мере треть всей мировой военной техники - любое отдельно взятое оружие или категорию вооружений по всему миру или на ограниченной территории. Раньше мы не осмеливались использовать эту систему в наступательных целях, потому что рисковали подорвать репутацию бездефектности американского оружия. С другой стороны, мы не могли рисковать преимуществом в разведывательном плане. Но это была первая попытка высадки иностранных войск на нашей территории, а данная система и создавалась как раз для таких случаев. Она сработала безукоризненно. Лиз выглядела такой гордой, словно изобрела ее сама. Я подумал, какое же высокое положение она занимает на самом деле. Не является ли звание полковника еще одним прикрытием? Что мне теперь думать об американском правительстве? В нем не осталось ничего от того, каким оно должно было бы быть. - Значит, мой фургон... - Правильно. Я все время имела твой код. Мы могли подорвать тебя в любую секунду. - Вот дерьмо! Лиз согласно кивнула. Неожиданно я спросил: - Почему ты этого не сделала? - Мы предоставили тебе шанс сдаться. - Вы знали, что это я? - О нет, на твоем месте мог оказаться любой другой осел. Я собиралась допросить водителя, зачем он доставляет оружие червям, но когда поняла, что это ты, то вколола тебе возбуждающее вместо снотворного. - Я же мог сбить тебя! Я уже держал палец на кнопке! У меня были зенитные ракеты! - Но ведь ты не выстрелил, не так ли? - Н