огда мне ничего не стоило. Уничтожить - с помощью семнадцати разновидностей яда, шести видов прицельного оружия или голыми руками. Власть - вещь относительная, так ведь? Над чем ты смеешься? Она прищурилась, и Сэм снова расхохотался. - Ох, я представляю. Вижу этих жирных котов, которые купаются в деньгах, в миллионах долларов, взбирающихся все выше и выше и мнящих себя королями, а среди них - маленькая, хорошенькая Светлана с трояком в кармане, которая пытается стереть ухмылку с их лиц. - Он покачал головой. - Понимаешь, удивляет меня только одно: ты ведь трясла их не только из принципа. Казалось, она совсем успокоилась. - Еще больше меня забавляло, когда они уговаривали меня не волноваться, старались меня защитить, шли навстречу любому желанию. Они охраняли меня от волков и шакалов, рыщущих по коридорам посольств и бирж. - Мне бы хотелось посмотреть на их лица! Охранять тебя? Ну что ж, это здорово придумано! - Он вздохнул. - Плохо только, что ты не могла им открыться. Она изогнула губы и хищно улыбнулась. - О, при случае я это делала. В отличие от вашего ЦРУ, КГБ не очень-то заботилось о нравственных аспектах, когда дело доходило до политического убийства. - Ну и как они выглядели? Она повела носом и широко развела руками. - В большинстве случаев рыдали и ломались. Как я сказала, власть - вещь относительная. - Она тряхнула головой. - Когда ты слышишь такое, беспокоишься? Уже по-другому думаешь обо мне? Сэм допил остатки коньяка. - Нет. Ни капельки. Как я уже говорил, мы оба выпали из системы, сестрица. Я знаю обе стороны медали. Ты такая же, как я, такой же профессионал. У тебя нет иллюзий, ты знаешь, что такое жизнь. - Ты очень уверен в себе. - Да. Я ненавижу пустую болтовню, особенно когда от моего решения и моего поведения зависит, вернутся ли мои парни по домам. Я повидал много смертей, майор. Мы и сейчас смотрим ей в лицо. Каждую минуту. Она встретилась с его пристальным взглядом и медленно кивнула. - Мне нравится образ твоих мыслей, капитан. И мне кажется, что ты прав. У меня не так много иллюзий в отношении жизни. И в отношении нашей теперешней миссии тоже. Мы будем работать сообща, капитан. В ближайшие месяцы нас ждет много работы. Я надеюсь, что не обманулась в тебе. - Лучше надеяться, что мы сами в себе не обманемся, майор. Она вызывающе посмотрела на него, словно пытаясь проникнуть в самую душу. 17 Маршал Сергей Растиневский ударил кулаком по стенной обшивке и стал нервно мерить комнату шагами. С тех пор как начали поступать донесения с Дальнего Востока, в штабе воцарилась тишина. Люди в тревоге смотрели на него. Он остановился, а потом снова отмерил пятнадцать шагов, пересекая огромный кабинет. - Соедините меня со Ставкой. - Он еще не закончил фразу, а полковник уже протягивал ему трубку полевого телефона. - Сергей? - послышался голос Пашкова. - Тебе уже сообщили? - О Владивостоке? Да? Что, совсем худо? Молчание. - Худо, Сергей. Я разговаривал с Устиновым в Хабаровске. По данным местной разведки и из его личных источников стало известно, что американцы высадили почти всю Десятую армию. И пополнение ожидается со дня на день. - Они добрались до грузового воздушного транспорта? Что слышно о "Киеве"? - Слава богу, не добрались. "Киеву" удалось проскользнуть через Татарский пролив в Охотское море. Но все морские порты в руках американцев. - А наземная ситуация? - Тоже неважная. Американцы захватили Уссурийск и Арсеньев. Устинов предполагает, что не пройдет и недели, как угроза нависнет над Хабаровском. Он уверяет, что сделает все возможное, чтобы задержать наступление, пока мы не пришлем подкрепление. В данный момент мы можем выполнить его просьбу, но все это пугает. Если отдать ему пограничников, не будет ли это приглашением для китайцев? Растиневский закусил губу. От дурных предчувствий внутри у него все сжалось. - Пашков, сейчас американские танки движутся в направлении Хабаровска. Они взяли наш западный порт. Думаю, сейчас не время заботиться о китайцах. Дай мне подумать, я перезвоню. Он передал трубку полковнику и шагнул к карте, глядя на Советский Союз. Как американцы смогли? Конечно, Япония. Они каким-то образом ухитрились сконцентрировать войска в Японии и переправиться на нашу территорию. А КГБ и ГРУ хлопали ушами. Что теперь? Откуда он может отозвать войска? Как только были мобилизованы и отправлены в Европу дивизии на смену боевым подразделениям, оккупировавшим Польшу, Чехословакию и Венгрию, произошло непредвиденное. Каждый раз, когда оставалось только нанести последний сокрушительный удар по Западной Европе, из хаоса поднимала свою уродливую голову ядовитая гидра и угрожала с другого конца. - Мы едва успеваем оправляться от ран, - прошептал он. - Нет времени планировать, нет времени подготовиться. Каждый шаг углубляет кризис. В чем состоял его план? За четыре недели завоевать Западную Европу? Как уверенно он раздавал обещания! Никто не мог предположить, что в тот день туман окутает Брюссель. Кто мог подумать, что три дивизии мотопехоты погибнут из-за того, что посадка на Завентемском аэродроме сорвется? Война длилась уже год, погибло пять миллионов советских людей - а конца все не видно. Любыми путями нужно перенести военные действия на Американский материк. Он смотрел на карту. - Дайте мне Ставку. Полковник вручил ему трубку. - Пашков? - Слушаю, Сергей. - Какова ситуация в районе Одессы? Город опять наш, но есть ли успехи? Мы вышибли НАТО из Крыма? - Не совсем. Их силы иссякли, но им удалось захватить и укрепиться в Севастополе и наладить воздушный мост с турецкими базами - оттуда они получают подкрепление. Если бы у нас было еще три дивизии, тогда... - У нас их нет. А армейская группа Колнова в Пакистане? - Никита подавлен. Это тот же Афганистан, но без воздушной поддержки. ГРУ сообщает, что давление Запада становится все более ощутимым. Афганцы и иранцы все чаще делают вылазки. Сергей щелкнул языком по небу. - Пашков, пятнадцать дивизий заканчивают обучение под Минском. Их надо отправить на восток немедленно. Как хочешь, но надо организовать их переброску... - Но, Сергей, без этих трех дивизий нет никаких шансов выкинуть хаммеровскую команду из Брюсселя... - Они подождут. Они уже долгое время в окружении, они должны еще потерпеть, пока мы не ослабим НАТО настолько, что сможем беспрепятственно приблизиться к ним по воздуху. На линии повисла напряженная тишина. - Пашков? Ты где? - Я здесь, Сергей. Ты уверен, что потребуются такие силы, чтобы выкинуть американцев из Владивостока? - Нет, Пашков. Я хочу, чтобы "Киев" поплыл на север. У этой флотилии мощные воздушные силы, они смогут защитить себя в Беринговом проливе. Меня не волнует, как ты это организуешь, но ты должен предоставить мне грузовые самолеты и корабли для того, чтобы перебросить пятнадцать дивизий к Берингову проливу. Американцы затягивают петлю вокруг Владивостока, а мы сделаем то же самое в Номе. - Сергей, а ты уверен, что... - Выполняй! Когда Шейла вошла в кабину наблюдения, в горле у нее запершило. Они ждали ее - весь командный состав. Она села на свое место. Сердце билось так, что даже дыхание сделалось прерывистым. Она обвела всех взглядом, пристально всматриваясь в глаза каждого. Черт побери, вряд ли кому-то приходилось ввязываться в такую страшную игру! Одно дело - планировать. Другое - начинать действовать. А если я проиграю? Я могу погубить всех нас - а может, и нашу планету. Шейла выпрямила спину. - Не знаю, как долго мы сможем пользоваться такой возможностью. Но сейчас, я думаю, все в порядке. - Когда я разговариваю с Моше и с Виктором, никто не переводит, - добавил Сэм. Шейла облизнула губы, стараясь отдышаться. - Мы много раз проверяли и убедились, что это помещение не прослушивается. Если мы будем приходить сюда слишком часто, Толстяк может что-то заподозрить. Так что наша встреча пройдет в сжатые сроки и в полной секретности. Думаю, у нас уже есть небольшой опыт в секретных делах. Рива Томпсон перевела слова Шейлы на иврит для Моше, в то время как Светлана выполняла перевод на русский для Виктора. Шейла внимательно смотрела на Моше, Виктора, Светлану. Сэма и Риву, заглядевшихся на звезды. - С этого момента мы пятая колонна. У нас мало времени, так что давайте поспешим, люди. Майор Детова, что у вас? - У меня есть доказательства того, что Толстяк нарушает закон. У Ахимса есть Совет. Они называют себя Оверонами. Короче говоря, невзирая на то что сам Толстяк является Овероном, его действия нарушают соглашение с Пашти, и никто, кроме Шисти, не знает о его поступке. Ни одно разумное существо во вселенной. В настоящее время о Шисти известно только то, что они очень стары и бессмертны. - И конечно, - добавил Виктор, как всегда пронзительно взглядывая на Шейлу, - именно по этой причине нас вывезли с Земли в такой секретной обстановке. Никакие космические мониторы не зафиксировали пребывания Толстяка на Земле. И не полетели в космос сводки новостей, которые могли бы встревожить Пашти или... кого? - Шисти, - подсказала Светлана. В душе Шейлы все перевернулось. Итак, мы поймали Толстяка на очередной лжи. Радиоволны распространяются со скоростью света. Сделанное ею открытие потрясало ее. Толстяк вовсе не собирался связываться опять с Землей. Ему надо замести следы. Но как? О боже, Шейла, не думай об этом, сейчас не время. Моше внимательно выслушал перевод Ривы. - Что же нам делать? Наша планета у них в заложниках. Мы ни на минуту не можем допустить, что нейтрализация ракет - единственное проявление их могущества. - Парень, у нас есть то, что есть. - Сэм пожал плечами. - Или мы лупим этих Пашти, или Ахимса проделывают что-то забавное с нашим миром. Шейла хранила молчание, выжидая, какой оборот примет их разговор. Захотят ли они рисковать? Понимают ли они? - Это проблема. - Моше ждал, когда Рива закончит переводить. Потом его лицо помрачнело, и он оглядел остальных офицеров. - Вам всем повезло. Вы никогда не видели вашего... вашего сына или дочь обгоревшими, истекающими кровью, убитыми. - Его подбородок дрогнул. - Постоянно живя под угрозой уничтожения с Метзада, символа отчаяния и смерти, мой народ привык к словам "теперь или никогда". Товарищ Стукалов, майор Данбер, капитан Даниэлс, мы стоим перед фактом вступления в конфронтацию с двумя врагами. Сначала мы должны нанести упредительный удар Пашти, исключив любую угрозу, которая может исходить от станции Тахаак. А потом, не мешкая, заняться Ахимса. - Что вы и проделали сначала с сирийцами, а потом с египтянами во время войны Йом Киппура, - поддержал Виктор. - Хорошая аналогия, но вряд ли применимая, - Моше улыбнулся, и его лицо гнома добродушно сморщилось, что не вязалось с печальным выражением глаз. Светлана сжала губы. - Мы не знаем истинной силы Ахимса. Кто-нибудь из вас хоть один раз видел его? Не голограмму, а самого Ахимса, живого? Во плоти? - Она обвела всех взглядом. - Нет? Тогда это все равно что я... - Черт побери! - взорвался Даниэлс. - Это могли быть роботы! Или, может быть... - А может, они маленькие надувные шарики, как называет их твой Мэрфи? - спросил Стукалов. - Сэм, мы должны понимать, что, каково бы ни оказалось их физическое обличье, они опасны - как КГБ. - Я приму это к сведению, - закончив переводить, добавила от себя Светлана. - Извини меня, товарищ Детова. Шейла вступила в разговор: - А кроме того, мы не должны забывать, что наша жизнь на этом корабле целиком зависит от их воли. У нас есть шанс, но этот шанс - единственный. Стоит нам только показать им, что мы собираемся взбунтоваться, как они преспокойно откроют люки и выкинут нас наружу - попробуй выживи. - Она указала на звезды за прозрачными стенами кабины. - Для них это будет единственным выходом в их юридической практике. Посмотрите, как хрупко человеческое тело. Разве они не могут отравить нас своей едой и питьем? Или напустить в помещения газы? Сколько способов может испробовать умный и развитой пришелец, чтобы убить четыреста непокорных человеческих существ, находящихся на корабле такого размера? А мы уже видели, какими удивительными ресурсами они располагают. - Итак, пусть будет что будет. - Рива подмигнула звездам, выходя из задумчивости. - Я начинаю испытывать отвращение к тактике Ахимса. Мне не нравится, когда меня используют в качестве пешки. Я по горло сыта Ливаном. - И ты вступишь в игру? - спросила Шейла. Рива сузила свои зеленые глаза. - Ты чертовски права, и я сделаю так, что никто не узнает, что я чувствую на самом деле, майор. Детова вздохнула. - Я так понимаю, мы собираемся сопротивляться? Что у тебя на уме, Шейла? - Кое-что есть. Кое-что наклевывается. Я посвящу вас во все детали, как только получу побольше сведений от Светланы и переводы Ривы с языка Пашти. Пока мы можем приходить сюда и разговаривать. И в конце концов что-то придумаем сообща. Люди, это страшный риск, ужасный. Если мы проиграем... - Мы привыкли рисковать, - сказал Моше, - и, несмотря на все препятствия, находить выход. - Согласен. - Лицо Сэма было невозмутимо. - Мы должны быть очень осторожны. Осторожнее, чем евреи в Треблинке. Малейший намек на то, что мы ненадежны, и Толстяк откроет дверь в безвоздушное пространство, - предостерег Моше. Нахмурившись, Сэм сцепил пальцы. - Кстати, эта станция Тахаак тоже окружена вакуумом? Так? Если мы попросим провести учения в вакууме, это не покажется Ахимса нелепым? Виктор кивнул, улыбаясь: - Хорошая идея, Сэм. Что будет, если Пашти разгерметизируют свою станцию и выпустят весь воздух наружу? И не только это. Ведь космонавты тренируются по разным причинам. Мы подумали о вакууме, а что, если исчезнет гравитация? Мы поплывем в разные стороны, как рыбы. Так что тренировки необходимы. А кроме того, это новшество отвлечет людей от мыслей о доме. - Стукалов задумался. - Конечно, наше оружие должно будет функционировать и в вакууме. - И откуда в тебе такая изобретательность? - спросила Шейла, уткнувшись подбородком в колени. Волосы Стукалова отливали золотом. Что-то в его улыбке тронуло ее, лишив покоя. - Я стал изобретательным, прыгая с парашютом от ЦСКА в окрестностях Лондона, - ответил Виктор с озорной улыбкой. - Радуйся, что мне никогда не приказывали прыгнуть в сам Лондон с другими целями. Шейлу осенило - еще один кубик встал на свое место. - Как я не подумала раньше... конечно! - В чем дело? - спросила Светлана. - Если это так... - Шейла отмахнулась от их любопытных взглядов и принялась объяснять: - Виктор навел меня на мысль. Дайте мне пару дней на размышления. Светлана, посмотри, что ты можешь выудить из системы Ахимса насчет возможности контратаки Пашти. Не на Тахааке, с этим мы и сами управимся, а на этом корабле. Понимаешь? Я хочу узнать, какие действия мы должны будем предпринять, чтобы защитить этот корабль. - В том случае, если Пашти нападут и захватят его! - воскликнул Сэм. Глаза его загорелись. - Светлана, как только ты что-нибудь выяснишь, разыщи меня, мы придем сюда и поговорим. Может быть, твои данные вкупе с моими тактическими соображениями породят что-то такое гремучее, что запугает Толстяка. - Ладно, хорошо, Сэм. - Улыбка Детовой, предназначавшаяся Сэму, была более теплой, чем обычно. - Тогда у меня появится шанс поторговаться. Посмотрим, кто из нас хитрее. Он усмехнулся и подмигнул ей. - Поторговаться? - спросила Шейла. - Интимная шутка, - пояснил Сэм. Поеживаясь в своем космическом одеянии, Моше прокашлялся. Какой бы наряд он ни носил, он неизменно выглядел как танкист, только что вышедший из пустыни. - Ладно, шутки в сторону; я займусь станцией Тахаак - надо продумать, как удержать ее, если Пашти вздумают атаковать. Наши действия должны быть скоординированы с пилотами торпед. Возможно, нам следует расширить диапазон обстрела и усилить огонь в тех точках, где возможны атаки. Также укрепить обороноспособность. Например, разработать способы защиты корпуса торпед. - Рива этим займется. Помните, после того как торпеды выйдут из пикирования, надо снова заделать станцию, - напомнила Шейла. Даниэлс кивнул. - У меня есть такой парень, Моше. Я пришлю тебе Теда Мэйсона: он мастер на все руки. Надо подумать, что еще можно выудить из Толстяка. Хотя мы остаемся в своей клетке, этот надувной шарик даже не подозревает, что мы способны к развитию и расширению своих возможностей. Виктор Стукалов рассмеялся. - Держись поближе к Светлане, дружище: ты родился под счастливой звездой - рядом с тобой Советы. Как вы думаете, что привело нас к подписанию договора по ПВО? Огарков со своей секцией дезинформации убедил весь западный мир, что у нас уже есть своя противоракетная оборона. Простейший пример из советского учебника. Теперь мы используем тот же принцип, чтобы скрыть наши возможности. - Думаю, на сегодня все, - закруглилась Шейла. - Затянувшаяся беседа может вызвать подозрение. Но мне все-таки хотелось бы узнать, к чему вы придете, что у вас получится. - Мы найдем способ сообщить, - мягко сказал Моше. - Будь осторожен, Моше. Одна ошибка - и все мы мертвецы. - Оверон? - Клякса вытянул глаз-стебель. - Да, штурман? - Кажется, люди что-то затевают. Толстяк легко скатился к наблюдательному посту. - Что ты подозреваешь? - Неподчинение. Я только что проверил записи. Думаю, мы кое-что упустили. Пузырь наблюдения не оснащен мониторами. - И они это обнаружили? - Да, Оверон. Записывающее устройство уловило аномалию. В типовой записи, отслеживающей общение, отмечено, что офицеры Данбер в одно и то же время собрались в пузыре наблюдения. В течение двадцати минут они находились вне поля зрения приборов. Боюсь, что они что-то затевают. - Конечно, затевают, на то они и люди. Но подумай, штурман. Разве осмелятся они бросить мне вызов? Что они могут сделать? - Толстяк сплющился, мозг его напряженно заработал. - Установи записывающие устройства, штурман. - А если люди взбунтуются? - О, я уверен, что они сделают такую попытку. Ты должен не забывать, они дикие звери. И как все дикие звери, они попробуют вырваться из клетки. Нужно время, чтобы научить их и послушанию и цивилизации. - Ты накажешь их немедленно? - Штурман, тебе нужно многому научиться. Если я немедленно накажу их, они выкинут какую-нибудь глупость. Откажутся атаковать Пашти, например, думая, что таким способом что-то выторгуют. Люди всегда переоценивают свои возможности. Потворствуя им, притворяясь, я сохраню им хорошее настроение. Я вовсе не хочу, чтобы они затаили на меня зло. - Но их настроение уже ухудшается, - Клякса образовал манипулятор и настроил магнитное поле вокруг термобашен. - Многие скучают по дому. - Это пройдет. Не сомневаюсь, что Шейла Данбер найдет, чем занять их мозги, чтоб справиться с ностальгией. Странные у них желания, правда? По ее просьбе я выполню любое из них. - А может, именно этого они и ожидают? Толстяк самодовольно хихикнул. - Ну и пусть. Ты слышал записи. Они четко представляют, в каком положении находятся. Они понимают, что являются пленниками, а их планета - заложник. В данный момент они должны цепляться за любую возможность, они должны понять, что хорошее поведение будет вознаграждено. И они ни на минуту не забывают о своей планете. Я поиграю в их игры, штурман. Мне нужно, чтобы они расправились с Пашти решительно и добровольно, без всякого нажима. Если люди в отчаянии, они допускают ошибки. Они волнуются, становятся уязвимыми. Я хочу, чтобы они всей душой, всем сердцем стремились к уничтожению Тахаака, но как только Тахаак превратится в обломки, начнется настоящая исследовательская работа. - Что ты с ними сделаешь? Толстяк весело пискнул: - Все что захочу, штурман! Абсолютно все! Мэрфи приступил к изучению устройства запасного спасательного люка, пытаясь разобраться, как справиться со сложным замком. Люди из АСАФа не должны оказаться в западне. В задачу десантников и спецназовцев входило подготовиться к тому, чтобы в критической ситуации организовать спасательные мероприятия. А это значило, что Мэрфи и его людям нужно научиться открывать запасные люки. Мэрфи поежился, почесал в затылке, потом стал внимательно разглядывать механизм. Они работали в огромном, освещаемом потолочными и стенными панелями помещении, которое называлось орудийным отсеком. Сооруженные Ахимса танки были залиты светом. Машины напоминали черепах или приземистых лягушек с круглыми панцирями. В отличие от военной техники, которую доводилось видеть раньше, танки пришельцев отливали перламутром. Ахимса использовали какой-то полупрозрачный материал. Моше дал разрешение опробовать один из танков. Люди из АСАФа с волнением наблюдали, как Мэрфи разряжал в него обойму за обоймой из смертоносных ружей Ахимса. Потом он попытался подорвать его гранатами: покоробился пол, разбились осветительные панели на потолке, засыпав осколками все помещение. Но когда они подошли к танку, чтобы осмотреть повреждения, то увидели на жемчужно-серой поверхности лишь несколько неглубоких царапин: в целом корпус остался невредим. - Вот это броня! - изумленно прошептал Ария. - В такой штуковине можно запросто прогуливаться по Дамаску по пятницам. Мэрфи подошел к люкам и ощупал замки. - Фил, дай мне вон тот учебник. - Мэрфи всем весом навалился на крышку люка. - Эта чертова хреновина должна же как-то открываться! - Он поднял глаза и заметил, что Фил не пошевелился. - Эй, ты в порядке? Эй, Фил! С добрым утром! Фил вздрогнул и посмотрел на него - он сидел на башне танка Шмулика. - А? - Я просил тебя подкинуть мне вон тот учебник, - повторил Мэрфи, указывая взглядом на толстую книгу Ахимса. - А, извини. - Круз оглянулся, взял книгу и передал ее Мэрфи. Мэрфи перелистал смешные странички, нашел схему люка и надавил на края крышки. Крышка легко открылась. Положив учебник на странного вида гусеницы, он подмигнул своему товарищу. - Эй, ты сегодня не в себе. Дай пять, и пошли выпьем чашечку кофе. Круз посмотрел на него, кивнул с отсутствующим видом и спустился на пол. - Что с тобой происходит? Последние дни ты какой-то странный. Может быть, ты напился сока ялапы? Подмешал ее в текилу? Круз предостерегающе поднял палец. - Эй, парень, разве я шучу насчет бифштексов с кровью? - О-о-о! - Мэрфи поднял руки, сдаваясь. - Какой недотрога! И это тот парень, который привык подшучивать над своей компанией пропойц - любителей текилы? - Ну, привык, а может, те деньки больше никогда не вернутся. Мэрфи растерянно пожал плечами. - Какая муха тебя укусила, парень? Круз совсем скис. - Ох, черт побери, Мэрф, и я сам не пойму, что со мной творится. Просто меня все раздражает, вот и все. Не знаю. Все думаю о Тринидаде, увижу ли я его когда-нибудь? Думаю о Долорес. Пять лет, парень. Ха, вряд ли она будет меня дожидаться. А мама? Папа? Мария? Ой-ей-ей, они состарятся на пять лет. Мария, Иисусе, моя маленькая сестричка. Может, она выйдет замуж за какого-то проходимца, а меня не будет рядом, чтобы убить его. А Луис, черт побери? Он закончит школу, а я этого не увижу, парень. Он женится, а вдруг на какой-то толстухе или тупице? Они шли по длинному коридору. Круз опустил голову и говорил, отчаянно жестикулируя. - Пять лет? Ну ладно, для нас это не покажется долго. А для них? Парень, мир здорово изменится за эти пять лет. А что они будут думать, а? Мать сойдет с ума от волнения. Мэрфи кивнул. Они дошли до столовой. Он взял две чашки кофе. Слова Круза растревожили его, затронув что-то спрятанное глубоко внутри. Как странно, видно, он соскучился по чувствам. Волна раздражения захлестнула его, но он привычным усилием воли подавил ее. - А знаешь, по чему я больше всего тоскую? - продолжал Круз, отпивая кофе и усаживаясь на стул. - Конец охотничьего сезона, парень. На земле иней, вся полынь белая. Осины преобразились - листья на них желтые, красные, падают на землю золотым дождем. Высоко в горах так хорошо пахнет, воздух такой чистый и прозрачный; можжевельник, пихты - как духи с шалфеем. Чем выше, тем чище воздух, тем синее небо. Знаешь, кажется, что у скал и у сухой травы есть душа. Там боги смотрят на тебя, парень. Черт побери, и не так важно, убьешь ты оленя или нет. Просто побыть в тех местах, послушать птиц, приблизиться к земле. Потом, к вечеру ты топаешь к грузовику, едешь по грязным дорогам, спускаясь с горы. Солнце близится к закату - все небо охвачено огнем: оранжево-желтым, красным, розовым, облака как лазерные лучи - вообще цвета, как на картинах Навайо. Фары освещают дорогу, кругом скалы, рытвины, и ты играешь в эту игру, рискуя свалиться в канаву или врезаться во что-нибудь, Наконец доползаешь до подножия, а оттуда до городка восемь миль. К этому времени становится совсем темно, и видны только светящиеся вывески мотелей - "Семь-одиннадцать", "У Санчеса". Заходишь в один из них, берешь дешевого пивка и зубоскалишь с Розой о тех матерых самцах, которых не удалось подстрелить в этот раз. Мол, если бы не сорвал веточку полыни, а выстрелил, то уже сейчас за плечами болтались бы чудо-олени. Роза смеется и желает тебе удачи в завтрашней охоте. Круз замолчал, мечтательная улыбка блуждала на его губах. Он погрузился в задумчивость, и его темные глаза погрустнели. Мэрфи до боли прикусил нижнюю губу. Почему у него нет подобных воспоминаний? Неужели ему нечем согреть сердце, кроме как мыслями о доброй выпивке и потасовках? Он вздохнул и сказал: - Ну, Фил, а дальше? Круз задумался, и его лицо озарилось улыбкой, идущей откуда-то из глубины души. - Потом наполняешь пивом фляжку до самого верха и едешь по городку, кланяясь старикам - Монтойе, Филипу, Рамону - и отпуская шуточки через окно. Когда подъезжаешь к дому, все окна освещены таким уютным желтым светом, собаки выбегают, заливаясь лаем. Сестрица открывает дверь и спрашивает: "Ну, принес что-нибудь? Или опять промахнулся?" А потом, как подойдешь к двери, парень, запах маисовых лепешек просто валит с ног. Мама всегда их пекла, когда мы ходили охотиться. Не знаю, наверное, семейная традиция. В доме тепло, и папа рассказывает о том времени, когда он подстрелил шестифутового самца на пике Лас-Крусес, и показывает на висящие над дверью рога. Очень старая история, он ее рассказывал еще тогда, когда я был слишком мал, чтобы что-то понимать. - Губы Круза задрожали. - Интересно, услышу я ее когда-нибудь еще? Мэрфи кивнул сочувственно. - Слушай, когда мы вернемся, возьмешь меня с собой, а? Круз тряхнул головой. - Ты хочешь пойти поохотиться? После всего... Почему, парень? Мэрфи поднял плечо, глядя в сторону, боясь встретиться взглядом с Крузом. - Не знаю. Я... ну... ты так здорово рассказываешь. Все это так чудесно. Просто бродить и вдыхать запахи, а потом возвращаться и встречаться со всеми этими людьми. Идти домой... к маисовым лепешкам, к семье. Слушай, старина, я никогда не видел своего отца. Моя мать, ну, она... она... Ладно, не хочется говорить об этом. Но у тебя. Фил, у тебя есть что-то стоящее. В следующий раз, когда затоскуешь по дому, приходи ко мне. Потому что когда все это закончится, мне некуда возвращаться. - Мэрфи усмехнулся. - Если не считать охотничьей вылазки где-то в горах Тринидада. Круз улыбнулся и потянулся к Мэрфи, чтобы хлопнуть его по плечу: - Держись, парень! - Потом немного смутился. - Тебе и правда интересно поболтать об этом? Может, я тебе надоел, тогда ты... - Нет. - Мэрфи сделал гримасу и залпом допил кофе. - Ты просто поделился со мной кусочком мечты. Такое слишком жалко терять. - Значит, наступит день? - Наступит, - успокоил его Мэрфи. Если мы не станем первыми трупами людей среди звезд, старина. Моше с любопытством оглядел маленькую комнату Ривы. Почему все они выглядят одинаково? Эта комната отличается от других только отсутствием вещмешка. - Будь как дома. Пива хочешь? - спросила Рива, переходя на английский. Моше сразу же включил свой обруч, вызывая голограмму ставшей уже страшно знакомой станции Тахаак. - С удовольствием, - отозвался он, подходя к голограмме поближе и вновь вглядываясь в переплетение замысловатых тоннелей. Теперь он представлял, как его танки проникают в бреши, проделанные летающими "воздушными" торпедами. Каково будет поле обстрела? Возможности его орудия ограничены - если он что-то неправильно рассчитает, станция лопнет, как консервная банка. - "Голд стар", - сказала она, вкладывая в его руку холодную бутылочку. - Не знаю, похоже ли пиво на то, что подавали в иерусалимском "Хилтоне", давай попробуем. - Не вижу разницы. Ахимса очень старается, чтобы мы чувствовали себя как дома. - Он нахмурился, не отрывая взгляда от станции. - Нам нужно усовершенствовать орудие, систему прицела и двигатель. Рива тряхнула головой, и рыжая прядь упала на плечо. - Находясь в торпеде, я не вижу, как направлен лазерный луч. Это как-то связано со скоростью света. - Есть вопрос, - затребовал обруч Моше. - Мне надо посмотреть все виды космических кораблей Пашти. Поисковые корабли, особенно те отсеки, в которых располагается стрелковое оборудование. Рядом с вращающимся колесом станции Пашти возникли голограммы трех различных видов кораблей. - Их размеры соизмеримы с размерами станции? - спросил Моше. Голограммы сразу же уменьшились в размерах. - Есть вопрос, - приказала Рива. - Начертите сравнительные характеристики этих кораблей и наших торпед. - Она сличила цифры и чертежи, которые указывали на сходство в устройстве различных кораблей. - Не очень-то хорошо. - Есть вопрос. Учитывая те скорости, которые могут развивать корабли Пашти, какой должна быть полезная зона огня, если наше орудие стреляет в вакууме? С помощью светового сигнала покажите, пожалуйста, траекторию снаряда, пущенного из проделанной торпедой бреши. - Моше отпил глоток пива. Голограмму пронизали прямые желтые линии. - Да, мисс Томпсон, совсем не хорошо. Она удивленно посмотрела на него. - Мисс Томпсон? Кто это? Называй меня Ривой. Моше усмехнулся. - Отлично, Рива, как же нам создать боевую зону огня с тем, чем мы располагаем? - Давай поиграем с числами и мощностями и посмотрим, что из этого выйдет. Прошло много времени. Еще одна пустая бутылочка "Голд стар" оказалась на полу. Он сощурился и взглянул со своего места возле Ривы на голограмму станции. Под разными углами из бреши станции расходились желтые линии. - Может быть, тебе надо передвинуть номер второй Бен Яра в эту слепую зону внизу? - предложила Рива. - Тогда мы вдвое увеличим зазор между Итцаком и Шмуликом. - Моше задумался. Наступила тишина - Моше старался распутать клубок мыслей, крутившихся в усталом мозгу. - Нам нужно немного отклонить орудие и изменить точки прицела. - А если Толстяк не позволит это сделать? - Мне кажется, я опять оказался в сорок восьмом году. - Ты слишком молод, чтобы помнить это. - Ты тоже. Но я помню, какую отчаянную нужду мы испытывали во время драматических событий войны Иом Киппура. Может быть, Толстяк - современная версия Ричарда Никсона. Рива пробежалась пальцами по волосам. - А представь - сейчас бросить все это и пойти посидеть на берегу Ашкелона, попивая пивко и глядя на прибой. Моше тяжело вздохнул, вспомнив то время, когда он в последний раз был там. Они с Анной только что поженились. Странно, но они больше никогда не приезжали туда. - Какое забавное у тебя лицо. - Я вспомнил Ашкелон. Я вспомнил те времена, когда мы были там. - Он покачал головой. - Другие времена, другие места. Оглядываясь назад отсюда, из недр звездного корабля Толстяка, я с трудом верю, что те дни... что вся та жизнь - не фантазия. Что-то кажется ужасным, что-то навевает грусть. - Ты сказал "мы". То есть ты и твоя жена? - Анна. - Он улыбнулся, вспоминая ее нежное тело, сияющие глаза и таинственную улыбку, которая предназначалась только ему. - Тебе правда пришлось похоронить и сына, и дочь? - Тон Ривы изменился. Моше посмотрел на нее и увидел в зеленых глазах глубокое сострадание. Сколько времени прошло с того дня? Он вспомнил горе Анны, вспомнил, как она несла фотографию их сына, Чейма. Было очень жарко, солнце раскалило каменные мостовые. Похороны, как и все похороны в Израиле, проходили шумно, с рыданиями и стонами, и вдобавок эти проклятые мухи. И опустошение, и нереальность происходящего, и чувство непоправимой утраты. Даже когда к нему подошел его друг и командир Авраам Адан, ничего не изменилось в его восприятии: молитвенные шали были слишком яркими в тот день. - Да. - Его голос прозвучал откуда-то издалека. Смерть дочери была куда более страшной. Палестинский снаряд разнес ее тело на куски. Медики уверяли, что покоящиеся в урне останки принадлежат именно ей. Серые облака в небе навевали странную пустоту в душе. Адан не приходил в тот день. И молитвенные платки не казались такими яркими. Часть его души умерла вместе с ней. - Твоя жена, наверное, страшно волнуется за тебя, - тихо сказала Рива. - Она... умерла. Анна не страдала... Ну, довольно, память моя, подруга моя... Я не хочу вспоминать, как выглядели молитвенные шали в тот день. Он встал, подошел к автомату и заказал еще "Голд стара". Она смотрела, как он возвращается на свое место, усаживается и пустыми глазами упирается в Тахаак. - И как ты справился со всем этим, Моше? Как смог заставить себя жить дальше? Он пожал плечами и застенчиво улыбнулся. - Я вернулся к своим танкам. Авраам взял меня к себе. А что мне еще надо было? Я ввязывался во все трудные дела, и мы сколотили хорошую команду. Наверное, я искушал судьбу. Не знаю. Почему ты спрашиваешь об этом? Ее зеленые глаза затуманились, она подняла бутылку поддельного "Голд стара" и уставилась на нее, сжав ее пальцами. - Я сильнее переживала. Может быть, я не такая сильная, но я не смогла вернуться к работе. Вашингтон интересовала деятельность КГБ, который занимался организацией сопротивления в Ливане и снабжал его деньгами. Одно цеплялось за другое. Я встретила молодого лейтенанта. Его убили в маленьком местечке Кана в Ливане. - Она замолчала, уголки ее губ дрогнули. - Он был... был... - Она дернула плечом и взглянула на вертящуюся перед ними станцию Пашти. - Ну и после этого... Я вернулась в Вашингтон. Поэтому я и спросила, как ты со всем этим справился. Стало совсем тихо. - Уже поздно, - проговорил Моше. Ему сделалось грустно, старые душевные раны опять заныли. - Может, чашечку кофе перед уходом? - спросила Рива. Смутившись, она быстро добавила: - Я просто подумала вслух. - Хорошая мысль, хотя ты, наверное, устала, как и я. Ты уверена, что не хочешь спать? Утро уже скоро. - Он с явной неохотой поднялся. - Мне о стольких вещах надо подумать, что вряд ли я смогу уснуть, только прокручусь с боку на бок, и мне будут представляться стволы танков, торчащие из космических станций. А кроме того, слишком долго у меня не было такой роскоши, как обычная беседа с кем-нибудь. Особенно с тем, кого доконал Ливан. - Не понимаю - разговоры не такая уж редкая вещь. Весь мир занят болтовней. Ее лицо смягчилось. - Но только не сотрудники ЦРУ, Моше. У них нет друзей. Во всяком случае, в тех отделах, где я работала. Все страшно секретно, нужно держать себя... ну, ты знаешь. Ни с кем нельзя расслабиться. Всегда есть подозрение, что... - Исключение составляют только израильские лейтенанты, - предположил он. На лице ее вспыхнула и тут же погасла легкая улыбка. - Наверное, так. Вашингтон меня разочаровал. Тамошние люди, они какие-то ненастоящие. Прикидываются важными, сильными, умудренными опытом, а на самом деле все это фальшивка, искусственный фасад, который скрывает неуверенных в себе людей. Им пришлось бы полагаться только на божью помощь, если бы они оказались в реальной жизни, там, где стреляют, убивают друг друга, где день за днем смотрят смерти в лицо. Самым важным им кажется смена декораций в высшем свете. - Рива сжала кулаки и потрясла ими в негодовании: - Боже, самым ужасным вечером после возвращения в Вашингтон был вечер, который я провела с сестрой на смотринах ребенка. Пять часов, целых пять часов я выслушивала бесконечную болтовню женщин о том, когда и как их дитятки научились ходить. Как забавно ползал маленький Джонни, и каким ангелом была Сюзанна. Других тем они не знали. Думаю, что они не верили, что на свете существуют страшные вещи. Я хотела вскрыть себе вены! Моше кивнул, нахмурившись, пытаясь представить общество настолько благополучное, что может позволить себе такие иллюзии. - Но ведь они слушали новости? Видели войны по телевизору? Рива посмотрела на него отсутствующим взглядом. - Это все ненастоящее, Моше. Вот Вьетнам был реальностью. Они осознавали это, когда получали тело любимого сына в цинковом гробу. Но жить в сегодняшней Америке - это все равно что жить в какой-то сюрреалистической фантазии. Эти люди проголосовали за запрещение права собственности на оружие для самообороны. Конечно, они видели кровь по телевизору. Американцы видят стрельбу, останавливаются и глазеют, но всего на минуточку, а потом возвращаются к болтовне о своих детях и футболе. Та кровь, которая на экране и в новостях, - не настоящая кровь. И человек, который умирает у них на глазах, не представляется реальным. - Неудивительно, что ты испытываешь потребность с кем-нибудь поговорить. Передай мне чашечку кофе. Но только одну. Мне еще надо проверить результаты сегодняшних учений. 18 Когда Раштак взглянул на трех Ахимса Оверонов, он шумно заскрежетал сам с собой. Сложная система связи свела воедино рассыпанные по всей галактике станции Ахимса, и на одном из огромных голографических мониторов Пашти возникли изображения Оверонов. Раштак всегда нервничал, когда ему приходилось иметь дело с Ахимса. Не потому, что Ахимса представляли опасность, просто, по мысли Пашти, их окутывал некий таинственный покров, такой же, каким люди окружали своих щедрых богов. С самого начала взаимоотношений этих двух видов Пашти чувствовали себя не совсем полноценными. Сменилось много поколений Пашти, Ахимса никогда не напоминали им об их корнях, но тем не менее чувство благоговения только укреплялось. И сейчас Раштак мучился от сознания собственной неполноценности, которое так долго тяготело над его народом. Он храбро напряг свои вибраторы и попытался усмирить дрожащие нервы - а это было так трудно: ведь приближались циклы. - Приветствую вас, Овероны. Извините, что оторвал, но недавно нас посетил Шист, великий Чиилла, он принес тревожные новости... - И он слово в слово передал сообщение Чииллы и поведал о заботах Пашти. Когда он закончил говорить, его клешни стиснулись и поднялись к самым челюстям. - Мы ничего не можем тебе сказать, - кратко ответил Болячка, сплющиваясь, глядя на Раштака красно-коричневыми полушариями длинных глаз-стеблей. Его основание было покрыто рубцами - следами старого ранения, полученного в результате несчастного случая в те времена, когда Пашти еще не было во вселенной. Этим шрамам он был обязан своим именем. Созерцатель добавил: - На вашей планете, Скатааке, тоже никто ничего не слышал о Толстяке. Мы знаем, что когда-то он отправился изучать примитивные организмы, уже тогда он был одержим какими-то странными идеями. Раштак услышал дребезжание своих вибраторов: - Странными идеями? - Да, какой-то бредовой идеей о том, что Ахимса должны вновь завоевать господство над окружающим миром, - подтвердил Коротышка. - В отличие от большинства Ахимса, Толстяк никогда не замечал чуда существования. Он всегда слыл догматиком, его слишком интересовал материальный мир. Например, он хотел попробовать пожить в чуждой