Он уже снял нижнюю рубашку. Табита взялась за его ремень. Пряжка была модной, сложной, но и она растаяла в ее руках. Позади Марко Табита заметила какой-то предмет, стоявший в углу. Он был высокий, тонкий и серебристый. Табита решила, что это какая-то антенна; потом поняла, что это пустой насест. - Где твой дружок? - спросила она. - Тэл? Где-то здесь. Я думаю, он решил, что нам надо остаться наедине. Почему-то это невероятно насмешило Табиту. Тактичный попугай! Она хохотала и не могла остановиться. Когда она смеялась, смех выходил из ее рта, как зеркальные пузырьки жидкого кислорода и пятнами расплескивался по радужным стенам, мерцающему потолку, по этому чудесному мужчине, его прекрасным блестящим карим глазам. Она погружала его в волну удовольствия, неужели он этого не понимал? Табита подумала, что это важно - сказать ему: - Когда я впервые тебя увидела, - заявила она, - я была в такой заднице. Знаешь, что они сказали? - И что же они сказали? - Они назвали это нарушением гармоники, - язык у нее снова заплетался, - гармонии между видами, - выговорила она. Говорить было значительно труднее, чем смеяться. Ей показалось важным сказать ему и об этом. - Говорить, - сообщила Табита, изящно присев, чтобы снять с него брюки - настоящие псевдобрюки, - не так легко, как смеяться. Произнося это, Табита задумалась. - Только иногда легче, - прибавила она. Она принялась возиться с его ботинками. Марко тоже уселся рядом с ней на полу. Табита улыбнулась. Она ощущала истинное блаженство. Она погладила его сияющее лицо: - Но теперь все в порядке, - сказала она. Музыка парила и покачивалась. - Все прекрасно, черт побери, - сказал Марко. Он прорычал это, как медведь и оскалил зубы в улыбке, как акула. Он был чудом, настоящим чудом! Он снял с нее жакет, грязную рубашку. Поцеловал ее соски сквозь ткань тенниски, расстегнул ее башмаки и снял их. Табита сидела на полу, наблюдая, как он снимает башмаки с нее и с себя. Он возился на роскошном толстом ковре, как ребенок, только начинающий ходить, и ей было смешно. Он был обнажен. Он собирался дать ей работу. От улыбки у нее уже отвисала челюсть. Марко вернулся и некоторое время подержал ее в объятиях. Его тело было теплым и гибким, а кожа казалась золотистой в серебристой ряби воздуха, Они вместе справились с ее джинсами. Вдруг Табита вскочила. Он стояла в одной тенниске, трусиках и носках. Марко по-турецки сидел у ее ног. Табита чувствовала себя подавленной, неизвестно почему. Табита, Табита, упорно повторяла она про себя. Потом вспомнила. - Мне нужно взять мое приспособление, - сказала она. Он протянул руку, погладил ее голень: - Мы можем... - Нет, - возразила Табита, - я должна вести себя разумно. Разумно! Она нетвердой походкой подошла к сумке, расстегнула молнию и стала рыться внутри. Вынула какую-то вещь. Это была черная пластиковая коробочка. Какая-то кассета. Табита ее не помнила. Все остальное содержимое сумки было ей хорошо знакомо, но это - нет. - Что это? - Похоже на пленку, - ровным голосом ответил Марко. Табита взглянула на него, держа кассету в руке: - Я ее не помню. Мужчина снова улыбался: - Ты сейчас не в том состоянии, чтобы вообще что-нибудь помнить, а, лапочка? - Но я ее СОВСЕМ не помню, - очень серьезно сказала Табита. Пока она говорила, Марко поднялся и, отвернувшись от нее, быстро прошел через всю комнату - поправить журналы на полке. - Может быть, это одна из тех странных вещиц, что ты подбираешь, - сказал он, повторяя ее собственные слова. - Почему бы тебе не пойти и поставить свою штуковину, пока ты про нее не забыла? Он был прав. Он был прав. Он был чудесный. Табита положила пленку на стол. - Ванная, - сказала она. - Вторая дверь налево. Табита медленно поплелась по коридору. Музыка проводила ее до ванной. Ванная была вся в зеркалах. Табита села и молча строго обратилась к своему отражению. Ты нарушаешь правила, а, Табита, сказала она. Да, признало отражение. Впрочем, ее это не очень волновало. Он был такой красивый. Сегодня она будет спать в красивом месте, с красивым мужчиной, а утром он собирается заплатить за нее штраф. И купить новый кристалл для Элис. Правила были таковы. Если она и шла куда-то с кем бы то ни было, особенно с мужчиной, то только на ее условиях. Она никогда не ходила ни к кому, не проверив предварительно, что это за жилище. И никогда никому не доверялась, ОСОБЕННО мужчине, когда не очень контролировала себя. А сегодня вечером она уже нарушила все эти правила. Но сегодня был необычный вечер. И Марко не был обычным мужчиной, не тем, к каким она привыкла. Начать с того, что у мужчин, с которыми она обычно встречалась, не было ванных с биде и сидений для унитаза из настоящего земного дерева. Как он мог позволить себе жить в таком месте, если ему приходилось играть в забегаловках вроде "Ленты Мебиуса"? Наверное, потихоньку катится вниз. Но раз ей заплатят, для Табиты этого было достаточно. На вечеринке она ненадолго потеряла Марко из виду, но к тому времени она была уже слишком пьяна, чтобы об этом беспокоиться. Она танцевала с палернианцами, со всеми пятью сразу. Они дали ей какой-то потрясающий кристалл Офира, от которого у нее появилось такое ощущение, что она выросла на три метра и все чувства у нее обострились. Именно тогда весь мир стал серебряным, Там был генератор, он выдувал по всему помещению пузыри-голограммы - кадры из старых фильмов, рекламные ролики, случайные лица, пейзажи с других планет. Это напоминало копание в чужих снах. Табита смеялась и прыгала вместе с палернианками, пытаясь поймать пузыри. Потом вернулся Марко. Она поцеловала его. Рядом с унитазом не было никаких кнопок. Табита тщетно оглядывалась в течение нескольких минут. Когда она отошла от унитаза, он зашумел и сам опорожнился. Табита пожала плечами, подошла к биде, вымылась и вставила крошечное устройство. Ей откуда-то слышался тихий голос - то разговор, то пауза, словно чье-то радио вмешивалось в звуки музыки, но к тому времени, когда она вышла из ванной, звуки прекратились. Свет выключился сам по себе. - Табита, - позвал голос ее прекрасного мужчины. Стены коридора куда-то погружались и разверзались. Табита начинала спускаться. - Ты где? - спросила она. - Здесь. Потеряв ориентацию, она попыталась определить, откуда доносится его голос. Пока она искала, вокруг бродила музыка. Наконец, она нашла его. Он стоял в темноте перед окном-картиной, а за его спиной неслышно распускались огни фейерверка. Табита вошла и стала целовать его. В комнате была кровать. Это была спальня. На столике у кровати стояла фляжка с какой-то жидкостью - текилой или вином, к этому моменту Табита уже с трудом могла что-нибудь различить. Они оба пили из фляжки. Он пил у нее изо рта. Затем они сняли с нее тенниску. Это был очень сложный и запутанный процесс. По комнате прыгали отблески фейерверка. По стенам рябью проходили металлические круги. Табита сказала: - Ты все все уладишь утром? Прекрасный мужчина целовал ее пупок, проводил губами по верхнему краю трусиков. Он стал целовать низ ее живота, очень нежно, чуть касаясь губами ткани. Он сказал: - Конечно, я все улажу. Я же не могу упустить такой шанс - нанять самую красивую перевозчицу во всей солнечной системе. Он зубами снял с нее трусики. Кроме всего прочего, он явно был еще и чем-то вроде акробата. Табита стала ласкать его языком. Казалось, огни фейерверка пульсировали вместе с музыкой, с каждой минутой ее кожа таяла и рождалась заново. Табита уже не знала, где начинался он и кончалась она. 10 Табита проснулась и тотчас пожалела об этом. Она обнаружила, что спала на спине. У нее было такое ощущение, словно у нее вместо головы мешок с цементом или, по крайней мере, что ее ударили мешком по голове. Все ее полости сосредоточились в одной опухоли между глазами. - Кхм, - слабо произнесла Табита. Она была в чужой постели, в чужой комнате. Уже приближался день. По краям серой шторы просачивался слабый оранжевый свет. В углу у окна находилось волокнистое растение, отчаянно тянувшееся из грязного коричневого горшка, словно в поисках воды. Табите было хорошо известно это ощущение. Она моргнула и сделала попытку сосредоточиться. На стене рядом с растением она с трудом различила неровные нарисованные бледно-золотые спирали. Рядом стояла пустая голубая трубчатая вешалка, голубой трубчатый стул, голубое трубчатое аудиовизуальное устройство. Табита снова закрыла глаза. Постель была теплой и исключительно удобной. Табита повернулась на бок и увидела мужчину. Он крепко спал, повернувшись к ней спиной и тихонько похрапывая. Он был так закутан в пуховое одеяло, что она могла видеть только макушку его головы. В одной яркой вспышке звука, света, музыки и стремительного движения Табита мгновенно все вспомнила. - Гм-м, - сказала она. Это был возглас, в котором смешались вина, изумление и облегчение. Табита слегка подвигала губами, чтобы проверить, найдет ли она свой язык. Похоже, что за ночь он застрял где-то в горле. Ей ужасно хотелось в уборную. Она осторожно села. Спустя мгновение, когда в голове у нее немного прояснилось, Табита медленно откинула одеяло. Она заметила, что на ней все еще надеты носки. И запах от нее шел просто ужасный. Марко Метц продолжал храпеть. Табита поставила ноги на пол. Зрение ее было затуманено, а рот был словно набит песком. Она впервые задумалась, как это получается, что ее тело одновременно жаждет влаги и отчаянно стремится от нее избавиться. В ванной она снова встала перед своим отражением. Даже при спущенных шторах были видны темные круги у нее под глазами. Неряха, сказала она себе. Это было словечко, которое часто употреблял ее отец. Неряха, снова подумала она, успокаиваясь. Табита сходила в уборную, приняла душ - с настоящей водой. Намыленный и хорошо промытый водой, мир стал выглядеть гораздо лучше. Она подошла к окну и осторожно подняла штору. Было все еще очень рано. В небесном водовороте черносмородинного цвета солнце казалось оранжевым шариком. Внизу около стеклянных колонн на Аллее Масерати валялись тусклые кучи отбросов. Вдали, за крышами домов единственным движущимся объектом на холодной глади Грэнд-канала был одинокий патрульный катер. Завернувшись в большое зеленое полотенце, Табита вышла из ванной. Она заглянула в спальню. Закутанная в одеяло масса так и не шелохнулась. Табита бродила по квартире, пока не нашла кухню. Та была просторной и очень-очень белой. Табита подумала, найдется ли в холодильнике какой-нибудь фруктовый сок. Грейпфрутовый, например. Она загадала, чтобы в холодильнике был Грейпфрутовый сок. Но холодильник был пуст. Или все равно что пуст. Там была прозрачная коробка с чем-то густым и коричневым, шоколадной пастой или пюре; засохший анчоус в открытой жестянке в рассоле, застывшем в твердую корку, и что-то размазанное на блюдце - когда-то это вполне могло быть соусом песто. Или рвотой попугая, сварливо подумала Табита. Тэл сидел в гостиной на своем футуристическом насесте. - Добрый вечер, - поздоровался он. - Доброе утро, - пробурчала Табита. - Добрый вечер, - повторил Тэл. Он выглядел, как дерзкий маленький старичок. На полу была разбросана одежда. Кое-что из нее принадлежало Табите. Она подняла свои вещи и надела их. Попугай серьезно наблюдал за тем, как она одевалась. - Нечего смотреть на меня, Тэл. - Но он не перестал. Табита почувствовала себя несколько неловко, когда ее изучала птица. Затем она стала искать свою сумку и нашла ее на низком длинном столике. Она подумала, что где-то там должна находиться ее зубная щетка и стала перерывать сумку в ее поисках. Щетку Табита не нашла, зато обнаружила погребенную на самом дне кассету в коробке. Табита вытащила кассету и стала ее разглядывать. Она смутно припомнила, что вчера вечером доставала кассету из сумки, но не помнила, чтобы клала ее назад. Что бы это ни было, Табита вообще ничего не могла о ней вспомнить. Кассета была простая, черная: без этикетки, даже без фирменного знака. Табита недоумевала, где она подобрала ее, и кто ее потерял. Рядом с полками для пленок в пыльном аудиовизуальном устройстве находился считывающий аппарат. Табита подошла и включила его. - Печальная история обо всех заблудших! - неожиданно взвыл Тэл. Табита чуть не выскочила из собственной кожи. - Господи, птичка, не надо так делать, - пробормотала она. Тэл уже начинал действовать ей на нервы. Табита вставила в аппарат неопознанную пленку. Однако то, что зазвучало из динамиков, ничего ей не сказало: мягкий океан шипения, намек на ультразвук и постоянный, упорный треск. Это настолько приближалось к нулю, что Табита засомневалась, правильно ли вставила пленку. Она нагнулась, чтобы убедиться, что пленка крутится и проверить регулировку усилителей. Марко протянул руку через плечо Табиты и дважды нажал "стоп". Кассета выскочила. Он приподнял Табиту за локти и развернул прочь от аудиовизуального устройства. Марко был небрит, на нем был ветхий банный халат, из которого торчали нитки. Его большие карие глаза были тусклы и невыразительны. От него пахло теплом и сном. Табита шагнула в его объятия и поцеловала его. - На ней ничего нет, - сказала она. Он снова протянул руку через плечо Табиты, вынул пленку из АВ и сунул ее в коробку. - Ты хочешь музыку, я тебе сейчас что-нибудь найду, - быстро сказал он, отворачиваясь от нее. Затем достал с полки одну из пленок и вставил ее. Она началась с середины какой-то пьесы, чего-то пустого, гладко отшлифованного, вливавшегося в себя все нараставшим звуком. Музыка была спокойной и вполне приятной. - Это ты? - спросила Табита. - Это? - сказал Марко, бросив взгляд на только что поставленную пленку. - Да. Он бросил таинственную пленку на стол рядом с сумкой Табиты. - Доброе утро, Тэл, - сказал он, подошел и приласкал птицу, а та зачирикала, запищала и ущипнула его за палец. - Я чувствую себя ужасно, - сказала Табита. - А ты - нет? - Конечно, - небрежно бросил он. - Хочешь кофе? Я принесу. Он принес кофе и, кроме того, побрился и переоделся в рубашку под горло и вчерашние брюки. - Мне надо лететь на Изобилие, - сказал он, - забрать остальных из нашей труппы и все наше оборудование. - Он сидел на кушетке напротив Табиты, вытянув руку вдоль спинки. - Мы там сегодня играем. Потом ты можешь отвезти нас к месту нашего следующего ангажемента. - А где ваш следующий ангажемент? - спросила Табита. - На Титане, - ответил Марко. Он выпил свой кофе. - Сколько вас всего? - Я. Тэл. Еще другая пара. Скажем, всего пятеро. Ну, может, четверо, Тэл не считается. Попугай, услышав свое имя, издал протяжный крик. - Странно, - сказала Табита. - Он похож на обыкновенного попугая. - Ну, он и есть попугай, что-то вроде попугая. Он с Альтесеи, с планеты где-то в тех местах. Я его выиграл в покер, научил петь. Проделывать фокусы. Космоса он не любит, правда, дружок? - Банановое дерево! - зачирикал Тэл. - Шрити наогар доместика! В Монгу-тауне, откуда я родом, высоко на банановом дереве жила-была веселая девица! - Тэл, заткнись! - резко прикрикнул на него Марко. Птица затихла, что-то бормоча. - Он терпеть не может путешествий, - сообщил Марко. - У него есть ящик, в котором ему приходится ездить. Он где-то здесь. Марко небрежно огляделся. - Итак, - сказал он, - ты готова к этому? Табита кивнула: - Но нам нужен новый кристалл осевого запора, - сообщила она ему. - Нам? Кому это "нам", я думал, ты одна? - Я хочу сказать, он нужен Элис. - Кто такая Элис? - Мой корабль. Ей нужен новый кристалл. - Мы его найдем. На Изобилии. Табита задумалась. Ей эта мысль не понравилась. С Изобилием всегда были одни неприятности. И Титан находился в стороне от ее путей, вряд ли она сможет рассчитывать на обратный груз. Но Титан был далеко. А Марко - здесь, рядом. И у него были деньги. Табита прочистила горло: - Ладно, придется рискнуть на Изобилии. Но мне нужно двести пятьдесят вперед. - Она взглянула на часы. - Чтобы заплатить штраф. Марко сидел очень неподвижно: - Какой штраф? - Я тебе разве не говорила? Табита рассказала ему о своем приключении. Он расхохотался. Он все смеялся и не мог остановиться. - Это не так уж смешно. - Еще как! Этот малыш, летящий по воздуху... Табита отпила кофе: - Дорогостоящая шуточка, - сказала она. - Так, посмотрим. Двести пятьдесят. - Триста с портовым налогом. Триста семьдесят пять с топливом. - Черт, это мы можем покрыть. Мы можем сделать это для тебя. Табита почувствовала облегчение. Она терпеть не могла торговаться. Похоже, она никогда не умела выторговывать что-то у других. - Ну, и сколько же стоит этот кристалл? Табита сказала Марко цену, которую назвал ей Карлос. Марко и глазом не моргнул. Табита подумала, что, возможно, она ошибалась насчет того, сколько платят за игру в "Ленте Мебиуса". Марко сказал: - Предположим, мы оплатим штраф и кристалл, а ты отвезешь нас на Титан. - У тебя есть такая сумма? - Конечно. Конечно, есть. Вернее, есть у Ханны. - А кто это - Ханна? - спросила Табита, слыша в своем голосе резкие нотки, которые ей не понравились. - Наш менеджер, - ответил Марко. - Это ее квартира. - Она здесь живет? - Табита не верила собственным ушам. Несмотря на мебель и все удобства, пленки на полках, вид у квартиры был запущенный. Все вещи казались заброшенными или оставленными проездом. Здесь не было следов индивидуальности жильца, на которой бы все держалось. - Нет. Нет. Я отвезу тебя с ней познакомиться. Тебе понравится Ханна. - Она живет на Титане? - На Титане? Нет. - Ах, так, значит, она живет на Изобилии? - Нет, она не то чтобы там живет, - ответил Марко, - она вроде как - ведет дела оттуда. Иногда он умел на редкость ловко уклоняться. Табита решила, что это из-за того, что он популярен - или был популярен - и оберегает свою личную жизнь. Что ж, она совсем не была популярна и тоже оберегала свою личную жизнь. Она ничего не имела против того, чтобы отвезти его на Изобилие, расстояние было ничтожным. Это могло быть даже забавно. Зато она совсем не была уверена, что сможет справиться с ним и командой незнакомцев на протяжении всего пути на Титан, сквозь глубины гиперпространства, когда некуда деваться от своих спутников. Табита сдалась. Может, она сумеет изменить договоренность, когда они прибудут на Изобилие, и она получит кристалл. Она поднялась и подошла к телефону. - Кому ты звонишь? - спросил Марко. - В полицию, - ответила Табита. - Чтобы мы могли заплатить штраф и отправиться в путь. - О, - сказал он. В его голосе не слышалось энтузиазма. Табита помедлила, держа телефон в руке: - Все в порядке? - Конечно, - сказал он. - Конечно. Конечно. 11 BGK009059 TXJ. STD ПЕЧАТЬ /! В* [NXO] $! '^rТ: /9/С%. 222m РЕЖИМ? VOX КОСМИЧЕСКАЯ ДАТА? 07.07.52 ГОТОВА - Я тебе когда-нибудь рассказывала про Реллу, Элис? - НЕТ, КАПИТАН. ВО ВСЯКОМ СЛУЧАЕ, Я НЕ ПОМНЮ. - Она была довольно важной личностью, в своем роде. Думаю, ей было за пятьдесят. Она была примерно моего роста, только крупная. Здоровая. У нее были ужасные зубы, с черными пломбами, и длинные, похожие на крысиные хвосты, волосы, которые всегда выглядели так, словно она только что сделала перманент. У нее было множество колец на обеих руках, и она всегда носила комбинезоны. Она говорила - когда носишь комбинезон, тебя не замечают. Релла жила в складской комнатке под транспортной станцией Посейдон. То есть, я хочу сказать - иногда. Это была ее база. Именно там я ее представляю, когда думаю о ней, хотя сначала она меня туда не приводила. Впервые я увидела ее на платформе. Мне было двенадцать или тринадцать, я возвращалась из лабораторий в Менелае, после какой-то работы. Релла копалась в мусорных баках. Увидев меня, она остановилась. Она сказала: - На что это ты уставилась? - Она терпеть не могла, чтобы на нее смотрели, когда она рылась в баках. Она никогда не признавалась, что занимается этим, хотя проделывала это постоянно. Это несправедливо. Релла могла находить себе работу, когда хотела. Не раз она была уборщицей и работала в гидропонах и на кухнях. Но она никогда не могла сосредоточиться на работе. И рано или поздно кончалось тем, что она с невинным видом фланировала вокруг баков. - На что это ты уставилась? - спросила Релла. У нее был жалобный, сорванный, прокуренный голос, проникавший прямо мне в душу. Не знаю, почему она обратилась ко мне, что было во мне такого особенного, почему она не проигнорировала меня, как всех остальных. На станции был полный транспорт народу, возвращавшегося с ранней смены. Думаю, я была единственной, кто задержался, чтобы посмотреть на нее, вместо того, чтобы пройти мимо, словно ее и не было. В тот первый раз я пошла дальше. Я смутилась. Релла крикнула мне вслед: - Тебе что, кошка язык откусила? Сначала я не поняла, что она хочет сказать. - Я НЕ СОМНЕВАЮСЬ, ЧТО НА ЛУНЕ КОШЕК БЫЛО НЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ СОБАК. - Я никогда не видела ни одной. Но после того раза я постоянно видела Реллу, в самых разных местах. Она все время переезжала. Заставляла их гадать. Им всем приходилось гадать. Если бы они ее поймали, они упрятали бы ее в Имбриум или еще куда-нибудь. В какое-нибудь заведение. Она и раньше бывала в подобных местах. Для нее это было все равно что смерть. В конечном итоге их, наверное, было много - таких, как она, - кого ловили. Когда бы я ни встречала Реллу, она всегда улыбалась мне. Это выглядело так, словно она перепутала меня с кем-то - с кем-то важным. Однажды мне полчаса пришлось ждать транспорта. Релла нетвердым шагом подошла ко мне. Она была пьяна. - У меня есть бумаги, - заверила она меня. - Я тебе покажу. По правде говоря, мне не очень хотелось об этом знать. - Я не ношу их с собой, - продолжала Релла. - Никогда не знаешь, кто подсматривает. Ублюдки. Дело было в том, что у нее действительно были бумаги: сертификат о постоянном местожительстве, чек служебной категории и всякое такое. У половины их не было, они с самого начала жили здесь нелегально и работали на темной стороне системы, на таких рабочих местах, где больше никто работать не хотел. Но Релла была гражданкой Луны. Она действительно показала мне бумаги, только позже. Они были у нее спрятаны в коробке в складской комнатке. Релла заставила меня пообещать, что я их уничтожу, "если со мной что-нибудь случится", как сказала она. В другие разы она просила меня навсегда сохранить их, чтобы они напоминали мне о ней, и помолиться. Правда, она не совсем ясно представляла, кому я должна молиться. У нее было много времени для религии, пророчеств, поисков своей звезды. Она все принимала близко к сердцу. Не знаю, понимала ли она что-нибудь в этом. "Я не на своем месте" - эти слова она часто повторяла. При этом она не имела в виду: как некоторые люди, у которых нет места в обществе, и они просто болтаются. - КАК ДАННЫЕ, КОТОРЫЕ В ФАЙЛЕ НЕ НА МЕСТЕ. - Именно такой она и была. Но она имела в виду - в широком масштабе. В космическом масштабе. Мы все были потерянными; но в один прекрасный день нас всех спасут. В один прекрасный день мы все поднимемся к солнцу. "Там будут все, - сказала мне Релла. - И ты. Ты одна из нас. Ты этого не знаешь, но это так". А в другие дни она говорила: "Ты бы не поняла". И она бросала на меня тот же взгляд, как тогда, в первый раз, - наполовину осторожный, наполовину вызывающий, словно хотела скрыть от меня какую-то тайну. Бог свидетель, она рассказывала мне эту тайну много раз. "Здесь не мой дом, - говорила она. - Ни здесь, ни на Земле. В один прекрасный день я поеду домой. За мной прибудет корабль". Я прямо вижу ее сейчас, сидящую на полке в складской комнатке в окружении бутылок с моющими средствами, показывающую на свою коробку. "Это не я, - говорила она. - Женщина в этих бумагах". Иногда это сбивало с толку, когда она говорила про бумаги. Иногда она имела в виду документы, доказывавшие ее гражданство, иногда - другие, доказывавшие обратное. Во всяком случае, так она думала. У нее были карты. Одна из них была начерчена на старом конверте, еще бумажном. Может, она начертила ее сама в молодости, а потом забыла. А может, нашла в мусорном баке. Как бы то ни было, это были всего лишь шесть точек и соединявшие их линии. У пяти точек были названия. Иногда Релла говорила, что это звезды, иногда - что названия городов. Это было явно не на Луне и вообще ни в одном месте из тех, о которых я слыхала, - ни тогда, ни потом. Релла показывала на шестую точку и серьезно говорила: - "Это здесь". И указывала на пол, чтобы убедиться, что я поняла". Планета-тюрьма", - говорила она. - "Вавилон. Майя". Но и по этому поводу она тоже постоянно меняла свое мнение. Иногда шестой точкой была ее звезда, та, куда она собиралась уехать домой, когда за ней прибудет корабль. А однажды у нее появилась та, другая карта, и я не знаю где она ее достала и что с ней случилось потом. Релла показала мне ее только один раз, а потом, когда бы я о ней ни упомянула, она не знала, о чем я говорю. Карта была сделана из какого-то необыкновенно жесткого, но невероятно тонкого материала. Если бы не кромка, ее вообще не было бы видно. Я хочу сказать, что я никогда и нигде не видела ничего подобного. Так вот, карта была прозрачной, с маленькими черными кружками, казалось, они прыгают у тебя перед глазами взад-вперед. Если сосредоточиться, можно было выстроить их в одну линию, в три измерения; а потом они все смешивались и снова становились прыгающими точками. И над ними было полно крошечных надписей, сделанных каким-то инопланетным алфавитом. Релла говорила, что это карта. Насколько я могу судить, это могло быть чем-нибудь вроде теста окулиста или детской загадки. "Не клади ее, - предупреждала Релла. - Ты потом не сможешь ее поднять". Она смеялась. В тот день она была в хорошем настроении. Релла сказала мне, что я была единственным человеком, кому она могла доверять, хотя я часто видела ее с другими людьми - "людьми без места", я думаю. Чаще всего с женщиной, по-настоящему белой, в темных очках. Женщина была старше меня раза в два и примерно в два раза младше Реллы. Когда я видела их вместе, Релла делала вид, что не знает меня. Она смотрела прямо сквозь меня. Релла часто рассказывала мне истории про разные места, где она бывала, только иногда я думала, что она имела в виду себя, а оказывалось, что она говорит про свою мать. А иногда вообще про свою БАБУШКУ. - А ЧТО ОНИ ДЕЛАЛИ? - О, они странствовали по всей Земле, насколько я могу судить, пешком проходили по огромным горным массивам и колоссальным великим пустыням, где нет ничего живого. Я уже ничего не помню, но я обычно сидела на клети, слушала ее рассказы и думала о свободе - знаешь, о всяких глупостях, про которые думаешь, пока ты ребенок. - НЕ СОВСЕМ. НЕТ. - Что ж, думаешь. Мы думаем. Я считала, Релла замечательная. Иногда я приносила ей еду и вещи. Таскала маленькие суммы денег, чтобы она могла купить себе выпивку. Я думала, что, помогая Релле, делаю что-то важное. Однажды мне надо было идти в клинику, но я наврала насчет назначенного времени, чтобы не проходить контроль одежды, так что у меня образовался целый час свободного времени. Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел меня, и пошла повидаться с Реллой, но ее не было на месте. Я побрела назад по вестибюлю станции. Я подходила к экранам посмотреть, не идет ли где-нибудь кино. Там были эти двое мужчин, они разговаривали, и один из них рассказывал, что в Безмятежности была какая-то неприятность, какая-то проблема с кораблем, пытавшимся приземлиться без регистрации эладельди. - Сборная солянка, - говорил мужчина, - кусочки и частицы неизвестно откуда. Все держится на веревочках и честном слове, судя по тому, как он выглядит. Я слушала только от скуки. Я думала о чем-то другом. Я нашла фильм в одном из местечек далеко от центра. Когда подошел транспорт, я села в него. А потом, когда двери уже закрывались, я вынырнула назад на платформу. Все уставились на меня, но мне было все равно. Я помчалась к лестнице и вниз, в подвал, в пустую складскую комнатушку. Я направилась прямо к коробке Реллы. Она была пуста. Больше я никогда не видела Реллу. И никогда не видела ту, другую женщину. А когда я приехала в клинику, там был полный бедлам, потому что половина персонала исчезла - ушла, не сказав ни слова. 12 Переговариваясь, Табита Джут и Марко Метц добрались на лифте до уровня улицы. Они вышли в налитый кровью день Скиапарелли. Едва рассвело. Вокруг никого не было. Мимо проплыл "Скараб Майнор", он чистил и промывал сточные канавы. Башмаки Табиты скрипели по песчаному тротуару. Холодный воздух понемногу освежал голову Табиты. Вчера она позволила себе потерять над собой контроль, но хуже ей от этого не стало, правда? Нет. Это был дух карнавала, так? Расслабься, говорила она себе. Перестань беспокоиться. Еще безлюдные улицы заполняли кучи мусора. Она отвезла их коротким путем на канал Вайнбаум. По мутной воде медленно двигались коричневые баржи. На берегах за столиками усатые владельцы пристаней со скучающим видом ели суп из дымящихся мисок. Альтесеане-уборщики улиц собирали в кучи мусор длинными граблями. Вид у всех был как с похмелья. Небо стало полосатым, воздух - грязным, в нем было слишком много серы. Они поймали воздушное такси до порта - за Скиапарелли, на Грэйбен Роуд, за Пальцами Дьявола, этими колоннами из скал, пунцовых и светло-вишневых. В определенном освещении они казались раскаленными, расплавленными. При полном Деймосе они смотрятся как огромная красная плесень или еще хуже. В это утро, проглядывая сквозь желтую дымку, они могли показаться обветренными шпилями затерянного кафедрального собора, погребенного под вечными песками. Во всяком случае, так сказал Марко и потом долго распространялся по поводу своей идеи о том, чтобы поставить там представление, под настроение a'son et lumiere [под светомузыку (франц.)]. - Давай, расскажи мне о своей группе, - попросила Табита. - Гм-м, ты с ними познакомишься. Раздражаясь, она продолжала настаивать: - Кто они? Избегая ее взгляда Марко подвинулся на сидении, потирая стекло суставом указательного пальца. - Ты с ним поладишь, - пообещал он. Форсировать события ей не хотелось, а сам он больше ничего не сказал. Табита не любила, когда ей говорили "нет" или вообще ничего не говорили. Она подавила раздражение. Он явно привык поступать по-своему. Ладно, она будет с этим мириться до тех пор, пока они не попадут на борт. Там все будет по-другому. И однако он действительно принимает все как должное. Табите не понравилось, когда выяснилось, что кредитная микросхема, необходимая для того, чтобы уплатить ее штраф, оказалась у его товарищей на Изобилии. - Видишь ли, я люблю путешествовать налегке, - заявил Марко. - Но это не проблема; Мы переведем деньги по телефону, как только попадем на Изобилие. Первым делом. Обещаю тебе. Он тогда поцеловал ее и стал ласкать ее грудь. Затем натянул довольно потрепанный пиджак из аэрированной кожи и вышел из квартиры, перекинув ящик с Тэлом через одно плечо и спортивную сумку - через другое. Табита надеялась, что не совершила ошибки. В особенности, взяв людей на борт своего корабля. Не то чтобы "Элис Лиддел" была как-то особенно ранима или щепетильна. Как и все суда ее линии, она была рабочим кораблем. Разумеется, у нее были свои причуды: на ней стоял капеллийский привод, как у всех, а в них никто не разбирался. Только сам электронный мозг помощью какого-то загадочного и запутанного кода, запрятанного где-то глубоко в программе, мог управлять капеллийским приводом. Все это было совершенной правдой, когда Табита Джут встретилась с Марко Метцем в Скиапарелли, так же, как и во времена Большого Скачка, задолго до ее рождения. Никто так и не продвинулся в исследовании их действия, этих двигателей, которые Капелла так щедро раздавала. Капеллийцы не запрещали исследований, во всяком случае, открыто; они просто заверяли человечество, что для него, для его слабых мозгов, механизм гиперпространственного черчения в перспективе непостижим. Те же, кто упорствовал, открывали для себя обескураживающее свойство привода взрываться или таять при малейшем прикосновении отвертки. Если и удавалось вскрыть какой-нибудь из них, оказывалось, что он полон сухих листьев. Люди по природе своей существа любознательные. Далеко не всех удовлетворяла роль непросвещенных, облагодетельствованных более высокой технологией. Но даже тем, кто пытался мыслить самостоятельно, пришлось отступить, признав свое поражение. Асы-программисты секретных объектов для жестоких компаний типа лаборатории "Фруин-Мейсанг-Тобермори" были увезены среди ночи машинами скорой помощи без опознавательных знаков, свалившись с загадочными новыми умозрительными заболеваниями и дисфункциями, связанными с познанием. Некоторые неблагодарные и безответственные сплетники пытались возложить вину за эти скорые исчезновения на эладельди, что было совершенно бессмысленно. Всем было хорошо известно, что эладельди никогда не занимаются медицинскими проблемами. Поскольку не было понимания, распространялись суеверия. И как распространялись! Сколько раз Табите приходилось слышать случайный разговор пилотов в каком-нибудь общежитии или в станционном баре о том, как они обнаружили, что их судно взяло курс, которым они и не думали идти да и вообще никогда не ходили. Курс, которым оно, тем не менее, доставило их к месту назначения в целости и сохранности и к тому же вовремя, избежав, как после выяснилось, совершенно непредвиденных хлопот или задержки. В скольких кораблях появились привидения, механизмы-полтергейсты в машинном отделении; голоса там, где их раньше не было! И сколько раз, когда люди вторично заходили в то же место, эти явления исчезали так же внезапно, как появлялись! "Это так же верно, как то, что я сижу здесь и все это вам рассказываю, - настаивала Доджер Гиллспай, которой никогда не были свойственны фантазии или неожиданные галлюцинации, - электрическая голубая колонна длиной с мою руку свернулась вокруг реактора! А когда я пришла назад со сварочным аппаратом, этого ублюдка и след простыл. Только хвост какой-ли липкой голубой гадости по всей решетке. Это так же верно, как то, что я здесь сижу, - сказала она, допивая свою пинту, - так же верно, что твоя очередь ставить, девушка". Семена этой новой космической мифологии были посеяны давно, во времена Большого Скачка, огромным количеством внеземных рас, которые стали неожиданно появляться в системе на судах, столь же разнообразных по размеру и форме, сколь и их владельцы. Теперь-то мы уже привыкли к таким вещам: вращающимся отделанными драгоценностями диадемам Ригеля; квазиорганическим моделям фрасков, отдаленно напоминающим коконы, созданные насекомыми; палернианским попрыгунчикам, нисколько не соответствующим своему названию, скорее похожим на связку сосисок. Но подумать только, в какое восхищение они пришли, впервые бросив взгляд на грандиозные космические постройки эладельди, или на сияющую, высотой в километр, иглу веспанского Омикрона. Обо всем этом ходили теории, некоторые явно теологического свойства. Свидетели Всеобщего Слияния составили каталог всех этих кораблей, которые, как считалось, принадлежали расам, находившимся под покровительством Капеллы. Расположив их в нишах по степени большего или меньшего благоприятствования на каббалистическом дереве, они заявили о том, что нашли некий принцип метаморфозы. Человеческий корабль, пророчествовали Свидетели, тоже пройдет все эти формы на пути к наиболее совершенному, трансцендентальному космолету. В день, когда он достигнет совершенства, несколько эр спустя, тайна капеллийского двигателя будет, наконец, разгадана, и невидимый барьер вокруг орбиты Плутона рассеется. В этот же день, утверждала одна из ересей, человек тоже завершит свою эволюцию, и все люди станут капеллийцами. Пророчество Всеобщего Слияния свершится, и инопланетяне перестанут быть инопланетянами. Сколько правды было во всех этих мифах, вы знаете так же хорошо, как и я. Конечно, Свидетели опирались на тот факт, что, постоянно совершая прыжки в сверхпространство и назад, даже такие фундаментальные корабли, как "Берген Кобольд", каждый раз слегка меняются. Составляющие их частицы, будучи повреждены, никогда не восстанавливаются точно в прежнем виде. Это бы означало хотеть слишком многого от законов сохранения. Иногда пилоты замечают эти аберрации, иногда - нет; потому что в конечном итоге их собственные частицы тоже транссубстантивируются. Что касается эволюции человека, то тут я знаю ровно то, что и так очевидно просто при взгляде на меня. Но я знала "Элис Лиддел" - кто мог знать ее лучше? - и я хорошо ее помню. Я знала ее очень близко с самого начала - с третьего года Большого Скачка, когда она была создана и приняла крещение. Ибо она была старым кораблем, когда Табита Джут впервые увидела ее, когда стащила с нее просмоленный брезент в высокой траве на том заброшенном винограднике. Бронзовое покрытие "Элис" было исцарапано и потеряло цвет от ожогов космического холода. Ее батареи были разряжены, гидравлика высохла, и в ней было полно паутины. Она уже прошла стерилизацию и была настолько инертна, насколько вообще может быть инертен корабль; а мы уже предположили, что совсем инертным он быть все-таки не может. Люди верили (простите мне - это в последний раз), что если привести в действие капеллийский привод, то дезактивировать его полностью уже невозможно до тех пор, пока он не будет разрушен или физически уничтожен. А я, где же была я все эти годы, когда бурундуки прыгали через шасси повидавшего виды маленького "Кобольда"? Я спала. Откровенно говоря, корабль, носивший имя "Лиддел", был примитивным. Он был низким и неуклюжим. Я запомнила, что он был тесным. В кабине помещались двое: пилот и второй пилот, каждый в стандартных ремнях для невесомости. На корме находились две маленькие отдельные кабинки со скромным личным запасом, маленький камбуз и санузел. Размеры корабля составляли до двадцати пяти метров от носа до хвоста и чуть больше половины от одного кончика приземистого крыла до другого. Номер - BGK009059 - указывал на то, что корабль был одним из первых на линии "Берген К." - Кобольдов, бороздивших космические просторы солнечной системы, отвозя то одно, то другое в различные места, в течение почти пятидесяти лет. "Элис" была создана для работы и на века. В ее центральной части помещались до 250 кубометров отдельных товаров, или туда можно было поместить любой из семнадцати видов контейнеров. Ее четыре погрузочных экстензора и четыре робота-грузчика на время полета устанавливались в двойной стене корпуса. У нее было шестнадцать направляющих плазменных ракетных двигателей, по четыре на каждую ось, и три огромных фиксированных "раундмаунта". На ней были всюду понатыканы сканеры, их было больше, чем на стандартных "Бергенах". Ее солнечные батареи были также усовершенствованы, так, словно те, кто вводил ее в строй, ждали от нее большего, чем ее создатели. И все неприятности, которые она доставила своему последнему пилоту, произошли главным образом из-за неблагоприятных условий и всех этих лет полнейшего небрежения, а не в силу каких-то дефектов в ее конструкции. Кроме того, у Табиты никогда не доходили руки, чтобы провести техобслуживание так, как она собиралась. Назовите это плодом воображения, если хотите, но про себя я всегда считала, что у них было много общего - у "Элис Лиддел" и