и и так далее? Это было утром, после обеда, вечером? Вы убили его из корыстных побуждений, из чувства мести, ревности или действовали по заданию?" Как только магнитная лента вставляется в компьютер, отрицательные ответы отбрасываются, и мы имеем дело со следующим результатом. Кейслер схватил блокнот и начал писать. Через пару минут он пододвинул блокнот через стол к Остерли. Остерли перевернул его и прочел: Вопрос: Вы убили Джона Смита? Ответ: Да. Вопрос: Каким образом? Ответ: Удушил. Вопрос: Когда? Ответ: В субботу вечером, 19-го мая. Вопрос: Почему? Ответ: Из ревности. Остерли вернул блокнот. Его рука слегка дрожала. -- Боже мой, если это получится, они наши; они расколются, сами об этом не зная. Мы сможем установить, люди ли они, откуда взялись и что им нужно. -- Ну, не так быстро, -- порывисто сказал Кейслер. -- Чтобы задать точные вопросы такого рода, нужен примерно десятичасовой непрерывный допрос с заранее подготовленными вопросами. -- Вы сможете построить детектор? -- У нас есть описание. Я не сомневаюсь, что техники соберут его за день-два. -- Тогда пусть принимаются за работу. Позовите их сейчас же. -- Он набил трубку и раскурил ее, пока Кейслер выполнял его желание. Наконец, он сказал: -- Вы слышали, как Джиллиад свалил Ройса? -- Да. -- Вам не кажется, что Джиллиад слишком много на себя берет? Кейслер покачал головой. -- Он не сделал ничего, предварительно не посоветовавшись со мной. -- Он улыбнулся. -- Я знаю, что вас беспокоит. Эта суперсила, но это совсем не нужно. Он лечится под моим наблюдением. Повысить телесные способности -- это логическое следствие его образа мыслей. -- Не поймите меня неправильно, -- сказал Остерли. -- Откровенно говоря, он мне нравится, и это вовсе не связано с тем, что он спас мне жизнь. Но только он какой-то... ну, слишком смелый, что ли. Он сломя голову кинулся в такое дело, от которого волосы дыбом поднимаются. Сверх того, он смотрит на все с самых разных точек зрения, и, при всем этом, он ведь только новичок. -- Он таким и был, -- поправил его Кейслер, скрестив на груди руки. -- Но давай сейчас выясним одно: Джиллиад рискует, конечно. Но это -- говоря вообще -- рассчитанный риск. Он ничего не делает, не посоветовавшись предварительно с моим штабом. Во-вторых, этот фонтан идей, который, кажется, мешает вам, очень просто объяснить. Джиллиад всю жизнь находился под угнетением и ему всячески мешали, поэтому он просто не мог пользоваться своим значительным интеллектом в полную силу. В нашем свободном обществе, где он может задавать вопросы, его разум развернулся. Свобода -- как дождь на сухую землю, и его мозг немедленно начал продуктивно работать. Остерли выдохнул большое облако дыма. -- Мне немного полегчало. -- Ну и хорошо, наслаждайся этим, пока оно есть, -- сказал Кейслер. -- Что это значит? -- У нас новые проблемы, не такого личного плана, а более настоятельные. Если все так, как мне кажется, то у нас, может быть, еще недель восемь времени, пока мы не будем вынуждены защищаться, прижавшись спиной к стене. Остерли тщательно выбил свою трубку. -- Нет необходимости напоминать мне об этом. -- Но я все же делаю это, так как от того, что мы решим в ближайшие часы, зависит наша победа или поражение. Иммунные, как вы понимаете, не в игрушки играют. Они не берут в плен и не ведут переговоров о перемирии. Они попытаются стереть нас с лица земли. Остерли втянул голову в плечи. -- У вас есть предложения? -- Кое-какие. -- Кейслер достал из стола бумагу. -- Во-первых, нам нужно немедленно заняться программой обучения субъективной обороне. -- Субъективной обороне? -- Вы видели, как применял ее Джиллиад. Нам нужно научить наших людей, как встречать проецируемую картину, чтобы сохранить трезвый ум. -- А мы сможем это? -- Если у нас будет время -- да. Результаты первых исследований обнадеживают. Но это касается только четверти населения. Одержимым и склонным к одержимости это не помогает. Так же у стариков и больных, у детей и младенцев, которым при проекционной атаке могут быть причинены серьезные повреждения. -- И что же нам теперь делать? -- Лицо Остерли побледнело и приняло свирепое выражение. Кейслер пристально посмотрел на него. -- Мы должны превратить их в иммунных, -- сказал он. ГЛАВА 13 Он оставил позади бесчисленные, как ему казалось, контрольные пункты, его документы несчетное количество раз настойчиво проверялись. И вот, наконец, он взобрался на невысокий холм и увидел дом. Это было длинное одноэтажное деревянное здание перед впечатляющей кулисой высоких пихт. Джиллиаду все это казалось нереальным, архаичным и скорее данью традиции, чем действительностью. Высокое деревянное здание, каких не строили уже сотни лет, с наличниками, просторной верандой и, что было самым невероятным, с камином, из трубы которого вился дымок. Она, должно быть, спятила, подумал он сердито и, тяжело ступая, пошел по гравийной дорожке вверх, через сад с маленькими клумбами, с поросшими кувшинками прудами и обвитыми розами беседками. Трава и пруды были настоящими, кувшинки и вьющиеся розы -- нет; по крайней мере для него или другого иммунного. Джиллиад ненадолго остановился, чтобы рассмотреть розы, удавшиеся очень хорошо, как он вынужден был признать. Это, должно быть, стоило многих часов интенсивной концентрации -- создать субъективные цветы такими нежными. Он немного пересмотрел свое мнение -- спятила она или нет, но ее способности к концентрации и наглядности, должно быть, уникальны. Оторвав взгляд от роз, он увидел ее. Она стояла на веранде, прислонившись к косяку и отвернув лицо. Она совершенно не соответствовала его представлению о ней. На ней были темные брюки и мягкий пуловер. Она вовсе не казалась холодной и равнодушной, как он предполагал. Маленькая, стройная и почти эльфоподобная. Большие темные глаза чуть раскосы; полные губы прекрасной формы, казалось, готовы были улыбнуться. Среди ее предков должны быть североамериканские индейцы и китайцы, подумал он. Черные волосы и... Он раздраженно призвал себя к порядку, но все же пошел на компромисс с собой. Лучше с самого начала получить ясную картину. Подойдя ближе, он вежливо кашлянул. -- Простите... -- Мистер Джиллиад? -- спросила она тихим, нежным и странно певучим голосом. -- Э-э... да, -- сказал он торопливо и немного смущенно. -- Кейслер говорил, что вы придете, и я вас высматривала. У него не сложилось впечатления, что она занималась именно этим: она все еще смотрела вдаль. -- Вы не хотите войти? -- Она повернулась и вошла в дом, даже не взглянув на него. Он послушно пошел за ней, чувствуя, как от смущения вертит в руках несуществующую шляпу. Она сделала неопределенный жест. -- Чувствуйте себя как дома. Кресло в углу, мне кажется, будет для вас самым удобным. Пока горит камин, немного жарковато, но к вечеру станет прохладно, и тогда теплу только радуешься. -- Спасибо. -- Он сел и попытался непринужденно улыбнуться. -- Вы проголодались. Все уже готово. Нет-нет, не вставайте! Поедим без формальностей. Рядом с вашим креслом поднос, поставьте его на подлокотники. Я сейчас привезу все на чайной тележке. Он повиновался, и при этом ему пришло в голову, что он вынужден сидеть, как маленький ребенок на высоком стульчике. Немного погодя она вернулась с тележкой. Они ели молча. -- Сейчас я все уберу. Хотите кофе? -- Да, пожалуйста... Можно мне закурить? -- Конечно. -- Она подняла на него взгляд. -- Вам уже кое-что обо мне рассказали, как я заметила. -- Ну... хм... -- Можете спокойно признаться. Что вам говорили? Что мужчины меня не интересуют? Это обычная версия. Может быть, люди правы, но значит ли это, что мы не сможем работать вместе? -- Разве я говорил это? -- К нему вдруг вернулась уверенность. -- Нет, но вы насторожены и напряжены. -- Она медленно покачала головой. -- Может быть, это моя вина. Я обладаю тем, что некоторые люди называют "скверным характером", иначе говоря, я резка в ответах и бываю невежливой. Это, видимо, соответствует истине, но, возможно, вы сможете принять меня такой, какая я есть. Он слабо улыбнулся. -- Возможно, я уже сделал это. Она посмотрела ему прямо в лицо. -- Мне кажется, я без особого труда смогу полюбить вас. Он выпустил дым. -- Предполагается, что я использую понятие "полюбить" в его чистой форме. Она спокойно восприняла его замечание. -- Да. Вы правы. -- Она присела на подлокотник его кресла и задумчиво поглядела на него. -- Вы не кажетесь очень чувствительным. С первого взгляда вас можно принять за боксера. Но глаза и рот вас выдают. -- Она тихо рассмеялась. -- Да, да... чересчур откровенно, чересчур лично, но такова уж я... к сожалению. Джиллиад улыбнулся. -- А не проще ли передать право судить об этом другому? Она кивнула. -- Хорошо. Кейслер мне все о вас рассказали принес копии всех документов ваших опытов. -- Включая самоанализ? -- Все. -- И вы все равно были готовы принять меня? -- Он немного покраснел. -- Не смущайтесь. Я достаточно долго работала в психиатрии, чтобы не получить шока. Личность создают не отдельные факторы. Многие великие и важные люди были повышенно сексуальны. Что создает личность -- так это равновесие факторов. -- Спасибо за понимание. Но должен признаться, что не изменил бы эту сторону моего характера, даже если бы мог. Я знаю структуру своей личности и сожалею по поводу некоторых ее аспектов, но ничего не хотел бы менять. Она слегка улыбнулась. -- Про вас можно было бы сказать, что вас мало наказывали. Они с ненормальной храбростью вымеряли ваши слабости и недостатки, но проверка ваших уравновешивающих факторов была поверхностной. Он вздохнул и загасил сигарету. -- Вы нежное существо, как я и предполагал. -- Он смахнул с пиджака столбик пепла и ответил на ее взгляд своим. -- Но вы все же испуганы и очень одиноки. Она слегка побледнела. -- Это вам Кейслер сказал? -- Кейслер мне вообще ничего не говорил. Страх -- это нечто такое, что можно почувствовать, даже если вы пытаетесь скрыть его за прямотой и тем, что вы называете "скверным характером". -- Он встал, подошел к камину и посмотрел на огонь. -- Если мы собираемся работать вместе, нам нужно доверять друг другу. -- Это новый трюк, мистер Джиллиад? Если да, оставьте его при себе. Да, я действительно понимаю ваши чувства, но это вовсе не означает, что я помогу вам! Джиллиад не потерял самообладания и только улыбнулся. -- Мисс Стауэр, или вы предоставляете мне ключ к вашей личности на блюдечке, или вы сильно во мне заблуждаетесь. А может быть, вы намеренно провоцируете меня? Я угадал? Она застыла, лицо ее покраснело, потом она медленно опустилась в кресло. -- Жаль, но я это заслужила. Простите меня. -- Уже забыто. Они некоторое время молчали. -- Вы нервничаете, -- сказала она немного погодя. -- Что случилось? Он снова закурил. -- Через месяц -- два начнется война. По всей вероятности -- так как мы имеем дело с иммунными -- субъективная война. И так как мы с вами единственные восприимчиво-резистентные в нашей свободной стране, от нас может зависеть судьба всей провинции. Она нахмурила брови. -- Мы не слишком долго ходили вокруг да около, не правда ли? -- Она резко тряхнула головой и заговорила снова, не дав ему времени ответить: -- Отсюда же логически вытекает, что мы самые предпочтительные мишени для начала нападения. -- Она встала. -- Меня уже несколько раз пытались убить, -- сказала она и улыбнулась, а потом вдруг сменила тему. -- Можно полюбопытствовать? Провинция намерена без всякой поддержки воевать с десятью тысячами городов? -- Я не знаю. -- Я думаю, что вы уже сделали вывод, что выбор у нас небольшой: бороться или умереть, или и то, и другое. Героическая картина, но не героизм выигрывает войны. -- Она впервые сердечно улыбнулась. -- Я быстренько все уберу, а потом мы сможем побеседовать серьезно. Через несколько минут она вернулась и села во второе кресло. -- Я хочу представить проблему так, как вижу ее я. Мы могли бы бороться одни, но одни мы будем побеждены. Поэтому нам необходимо чудо или союзники. Последнее мне кажется самым практичным. Он кивнул. -- А мы? Она улыбнулась. -- Это не моя идея, а завершение вашей. Наша столица подверглась проекции. Субъективно дождь лил как из ведра. Все восприимчивые натянули плащи, а оставшиеся иммунные, которых не коснулось субъективное воздействие, ничего этого не заметили и тем самым выдали себя. -- И что? -- Почему бы нам не нанести удар первыми? Мы могли бы облучить проекциями Крепость Нью-Йорк, Цитадель Чикаго или даже Объединенный Лондон. Мы могли бы применить проекцию, которая охарактеризовала бы истинное положение. Он остолбенел. Это казалось разумным, ошеломляюще разумным. Субъективное послание было бы принято только восприимчивыми, которые получили бы время на подготовку. Оппозиция же, невосприимчивая к субъективным впечатлениям, даже не заметила бы, что такое послание передано. Машина была, как уже говорилось, обоюдоострым мечом, и при таком ее применении иммунные несомненно оказались бы в проигрыше. В подобном случае иммунные были бы так же исключены, как нормальные люди во время заклинания духов. ГЛАВА 14 -- Черт побери, это хорошо, -- сказал он. -- Могу я уведомить соответствующие инстанции? -- Они не сочтут это пустой тратой времени, верно? -- У нас не так уж много времени. Где у вас это? -- Снаружи, в нише. Наберите 3-М. Прямой провод. Вернувшись, он сел в кресло напротив нее и закурил: -- Они были очень возбуждены. -- И я тоже, а вы всю заслугу в этом деле свалили на меня. -- Но это и была ваша идея, -- сказал он и, немного злясь, добавил: -- За кого же вы меня принимаете? -- Не сердитесь. Это моя манера благодарить себя. Очень мило с вашей стороны. -- Действительно? -- Он сделал мрачную гримасу. Она укоризненно покачала головой. -- Как быстро вы раздражаетесь. Вы становитесь похожим на мальчишку. -- Она вдруг улыбнулась, и ее лицо, казалось, осветилось изнутри. -- Простите, пожалуйста. Мне кажется, вы имеете право на объяснение. -- Нет нужды, -- порывисто сказал он. -- Когда я говорил о доверии, я не имел в виду вашу личную жизнь. -- Мне это понятно, но я все же хотела бы рассказать вам. -- Она вздохнула. -- Кроме Эда Кейслера я об этом никому не рассказывала. Можно сигарету? -- Он подал ей сигарету, и она нервно закурила. -- Вообще-то я не курю, но сейчас... с чего же мне начать? Итак... Его звали Гордон; нам казалось, что мы любим друг друга. Может, так оно и было. Давно это было. Однажды он забыл прийти на свидание, потом снова... о, нет, никакой другой женщины, в самом деле никакой. Гордон относился к тем, кто вовремя не попал в хорошие руки. Он прятал в сарае Машину. И вот он стал одержимым второй степени, прежде чем я нашла его и вылечила. После субъективных любовных афер одержимые довольно равнодушны к реальным женщинам, и это стало концом нашей истории. Ну, я попыталась -- к своему стыду должна в этом признаться -- убежать с помощью Машины из действительности. Я знала, что никогда не стану одержимой. Так я создала мужчину своей мечты. Мы постоянно встречались в розовой беседке и говорили о любви, искусстве, поэзии и красоте звезд. -- Она мгновение помолчала. -- Однажды -- там же, в розовой беседке -- он обнял меня и поцеловал таким поцелуем, который не имел ничего общего ни со сказкой, ни с романтикой. Теоретически я должна была бы отреагировать -- я так полагаю. Это ведь были мои собственные желания, мои собственные телесные потребности, выразившиеся через подсознание. Но вместо этого я вырвалась; я не могла вынести того, что в действительности было мною самой. Это было бы безопасно. Я нашла бы, возможно, определенный вид счастья, но мне вдруг стало так противно... и это был конец моей второй фантазии и моего возлюбленного, которого я придумала. Годом позже возник Тодд. После всего, что мы теперь знаем, он явно должен был быть иммунным, но тогда я об этом не подозревала. Он был таким спокойным, нежным, внимательным... Однажды -- это произошло в этой самой комнате, если быть точной -- он дал мне что-то в стакане. Что-то неприятное. Культура мутированных бактерий, которая через несколько месяцев развилась бы в болезнетворную. За это время он мог бы исчезнуть невредимым, и на него не пало бы никакого подозрения. Джиллиад нахмурился. -- Вы наблюдали за ним и поймали на месте преступления? -- Не я, секретная служба. -- За вами наблюдали? Она слегка покраснела. -- Да, к сожалению. -- Она подняла руку и снова опустила. -- День и ночь. Даже в стенах встроено оружие. -- Вы имеете ввиду, что вашей жизни постоянно, каждую секунду грозит опасность? -- Да, каждую секунду. Наблюдения нет только в моей спальне и в ванной, но все комнаты контролируются. Дверь не откроется, пока комната не будет проверена. -- Хм, спасибо. Теперь я по-настоящему чувствую себя как дома. -- Он улыбнулся, чтобы замечание не было таким колким. -- Я полагаю, что его схватили на месте преступления? Она кивнула. Ее лицо внезапно побледнело. -- Да, меня постоянно преследовали. Он сказал: "Там на столе стоит твой стакан", и вдруг загремело, и из стены блеснула молния. За мгновение до этого он еще улыбался и шел ко мне, а в следующее мгновение он был мертв и рухнул у моих ног. О, Боже! -- Она закрыла лицо ладонями. Через несколько мгновений она глубоко вздохнула и опять почти улыбалась. -- Простите, мне все еще трудно об этом говорить. -- Вы боитесь, -- тихо сказал Джиллиад. -- Вы боитесь не самих мужчин, а тех ассоциаций, что с ними связаны. -- Да, я это знаю, понимаю умом, но мне от этого не легче. Как только ко мне приближается мужчина, я цепенею. И ничего не могу с собой поделать. Он снова закурил. -- Шок. Шоковое состояние -- вам это уже объясняли? Она кивнула. -- Да, мне это говорили, и давно -- почти два года назад. Он, морща лоб, разглядывал свою сигарету. -- Знаете, я не психолог да и не хочу лезть не в свое дело, но на вашем месте я бы... -- Он вдруг смущенно замолк. -- Пожалуйста, продолжайте. -- Она заинтересованно наклонилась к нему. -- Ну, хорошо, но вам это не понравится. Ваш наблюдающий врач, наверное, оторвет мне голову. -- Он встал и посмотрел на нее сверху вниз. -- Прекратите свою борьбу, девушка, отбросьте свое стремление жить сообразно тому рисунку своей личности, который вы вообразили. Вы человеческое существо; вы проделали в больницах выдающуюся работу; никто, кроме вас, не сомневается в вашей храбрости или ваших способностях к состраданию. Она с побледневшим и напряженным лицом смотрела на него. -- Я вас не понимаю. -- Тогда я вынужден выражаться понятнее. Вы пытаетесь соответствовать этому вымышленному представлению о своей личности, вы живете не так, как вам в действительности следует жить. Могу поспорить на любую сумму, что вы боритесь против слез, побуждений, чувств -- против всяких естественных реакций, и все это накапливаете в себе. -- Он наклонился вперед. -- Плюньте на это, пусть все идет само собой, выплачьтесь основательно, закройтесь в комнате и кричите, пока не рухнут стены. Разорвите в клочья вашу постель и не боритесь вы с состраданием к самой себе. Насладитесь этим по самое горло. Никто ничего не будет об этом знать, только вы; раскройтесь, пока напряжение не раскололо вас. Вы единственная, кто еще верит, что вы так чертовски совершенны и должны иметь такое самообладание. Она продолжала смотреть на него с побледневшим лицом. -- Вы подлец, -- сказала она тихо. По ее щеке побежала слеза. Вдруг она закрыла лицо ладонями и всхлипнула. Он взял ее под руку и помог встать с кресла. -- Идите в свою комнату, девочка, и выплачьтесь. Он подвел ее к двери, и та почти мгновенно открылась и тут же закрылась, как только Ванесса -- переступила порог. Он несколько секунд смотрел на дверь, потом пожал плечами и начал ходить взад и вперед по комнате. -- Дверь справа ведет в гостиную, -- сказал вежливый мужской голос, казалось, прямо из стены. Он слабо улыбнулся. -- Спасибо за подсказку, -- ответил он сухо. -- Не за что. Все, что вы ей сказали, записано и будет передано наблюдающему врачу. И помилуй вас Бог, если вдруг проявятся психические последствия. -- Я имею право свободно высказывать свое мнение. -- Мистер, вы даже не знаете, насколько близки к тому, чтобы неоднократно быть застреленным. Без вашей категории секретной службы вы сейчас лежали бы носом кверху. Джиллиад лишь весело рассмеялся. -- Острый глаз в замочной скважине спальни? Очевидно, все ваши предки были толстыми тетками и старыми девами. Стена испустила ругательство, а потом все стихло. Он вышел а гостиную и разделся. Ему не удалось побороть искушение, и он проверил, открываются ли дверь. Она, как он и предполагал, была заперта. Ему показалось, что прошло всего несколько секунд, как он заснул. Он был разбужен тем же вежливым голосом из стены, только звучал он на этот раз не укоризненно, а настойчиво. -- Проснитесь, мистер Джиллиад! Проснитесь! -- Я слушаю вас. Что случилось? -- Тревога. Уровень "желтый". Причина неизвестна. Мы не знаем, прямое это нападение или субъективное, но так как наши приборы сошли с ума, что-то, значит, случилось. Конечно, мы прикроемся. Активированы все минные поля и все вооружение, но этого, возможно, будет недостаточно... ГЛАВА 15 А в это время, в городе, Остерли сидел перед рядом экранов связи и потел. Внезапно свалилось столько работы. Как гром среди ясного неба на него вдруг свалилось командование. Он был неподходящим для этого человеком; он любил очень долго размышлять и действовать осторожно. А теперь без всякого предупреждения на него навалилась такая ответственность, что он должен был молниеносно принимать решения, которым сам инстинктивно не доверял -- совсем не было времени тщательно все обдумать и приходилось действовать наобум и чем-то слепо рисковать. Такая работа предполагала наличие уверенности в себе, а вот ее-то у него и не было. Я перегружен, думал он подавленно. Такие чрезмерные перегрузки не для меня. Если рассуждать здраво, я даже не специалист в секретной службе. В принципе, я провинциальный полицейский, хотя и уголовного отдела, но все равно лишь полицейский. Допрашивали иммунных, группы экспертов работали с тщательно продуманными вопросами, устраивали перекрестные допросы... И Остерли ждал сообщений. Лабораторные техники послали проекции в Чикаго и Нью-Йорк; они изготовили усилитель и спроецировали субъективное предупреждение прямо в Объединенный Лондон. Джозе Гаваит из Ииспигута электроники сконструировал шлем, который, как надеялись, мог сделать человеческое существо иммунным к субъективному нападению. Будет ли он функционировать и можно ли его применять для детей, младенцев и стариков? Сколько и за какое время их смогут изготовить? Остерли пожевал мундштук своей трубки и нахмурился. Рядом даже не было Кейслера для утешения. Кейслер руководил отделом инструктирования, сотрудники которого сами были обучены по блиц-программе. Отдел должен был обучать население технике субъективной обороны. Уже закончили курс штаб армии, важные люди из секретной службы и определенные люди в правительстве. Остерли тоже, хотя все это казалось ему по-настоящему фантастическим. Если на тебя нападают субъективный лев, создай силой воображения субъективное ружье, которое могло бы его убить. С помощью этого теста Остерли получил практическое доказательство действенности метода, но его сомнения не исчезли. А если он или кто-нибудь другой в серьезной ситуации не будет знать, что нужно делать? Он и сам едва-едва сумел вспомнить об этом; лев казался таким чертовски настоящим, а уж иммунные, конечно, создадут своему противнику не такую простую ситуацию. Это уж наверняка. Один из экранов засветился, и он нажал кнопку: -- Да? -- Харрис из службы связи, сэр. Мы приняли радиосообщение из Цитадели Чикаго. Минуточку, мы сейчас его передадим. С помехами, но, очевидно, настоящее... На экране появились слова: "Вызываем Торонто... следуя вашему совету..., бурная реакция иммунных... тяжелая борьба... спасибо... пожелайте нам удачи... Цитадель Чикаго". Остерди медленно набил трубку. Удалось, по крайней мере хоть в одном городе удалось. Послание достигло цепи и привело к восстанию. Но почему эта мысль не пришла никому в голову раньше? Конечно, потому, что все были слишком заняты вопросом выживания, а иммунные с особой ловкостью всем этим манипулировали. Он раскурил трубку и нахмурился, но к чему все эти манипуляции, ведь они обладали оружием, которым при умелом применении можно уничтожить противника за каких-нибудь десять лет? Что-то тут не так. Картина еще не полная. Один из экранов засветился, и голос произнес: -- Допрос закончен, сэр. Мы программируем компьютер. -- Подождите, я сейчас буду. -- Он нажал кнопку. -- Броудж, поднимитесь сюда и замените меня. Вызовите, если что-то случится. В компьютерном отделе уже загружали данные, но подождали, пока за Остерли не закроется дверь, и только потом нажали кнопку выдачи информации. Что-то зажужжало, старомодный компьютер щелкнул, потом появился результат: Вопрос: Как вас зовут? Ответ: Мэрли. Вопрос: Почему вы называли себя Рейсом? Ответ: Чтобы скрыть свою личность. Остерли подумал о том, как много нужно было задать вопросов, чтобы прийти к двум таким простым ответам. Вопрос: Почему вы хотели скрыть свою личность? Ответ: Это обычное дело. Вопрос: Все иммунные так поступают? Ответ: Да. Вопрос: Сколько вам лет? Ответ: Двести восемнадцать. Вопрос: До какого возраста вы рассчитываете дожить? Ответ: Примерно до трех тысяч лет. Вопрос: Как это достигается? Ответ: Я подвергся особому лечению. Вопрос: Кто провел это лечение? Ответ: Врачи -- я не знаю их имен. Вопрос: Вы человек? Ответ: Да, я человек, человек высшей ступени. Вопрос: Все иммунные -- люди высшей ступени? Ответ: Да. Вопрос: Иммунные -- это организация? Ответ: Да. Вопрос: Для достижения мирового господства? Ответ: Оно уже достигнуто. Вопрос: У вас есть правительство? Ответ: Директория. Вопрос: С руководителем? Ответ: Да. Вопрос: Как его зовут? Ответ: Он анонимен. Мы все анонимны. Вопрос: А есть ли кто-то над руководителем? Ответ: Да, Наивысший. Вопрос: Он тоже иммунный? Ответ: Не знаю, мне кажется, нет. Вопрос: Он -- человек? Ответ: Не знаю. Мне кажется -- нет. Вопрос: Это неземное существо? Ответ: Не знаю. Вопрос: Вы можете его описать? Ответ: Нет, я никогда его не видел. Вопрос: Чем он занимается? Ответ: Он -- источник власти. Выдача результатов внезапно прекратилась несколькими словами: "Данные использованы. Негативные реакции -- три тысячи пятьсот семьдесят пять". -- Боже мой! -- с ужасом сказал кто-то. -- Неудивительно, что им понадобилось так много времени. Остерли никак на это не отреагировал. Он был слишком занят ответами, от них у него даже лоб покрылся испариной. Итак, иммунные были организацией сверхлюдей -- и численность их неизвестна. Организация, захватившая власть над миром и без особого труда превратившая его практически в тюрьму. И теперь она с той же циничной неутомимостью старалась уменьшить население -- продавая Машины Мечты и хладнокровно манипулируя испуганными и угнетенными людьми. Иммунные имели достаточно времени -- они были практически бессмертными. Но больше всего Остерли угнетало неизвестное -- кем или чем был Наивысший? Это определенно не было просто религиозным символом... Так, значит, чем же был Наивысший, чем? Он подавил дрожь. Это, должно быть, что-то ужасное. Что-то давшее группе нормальных людей сверхъестественную власть. Существо, что обучило их прогрессивной хирургии, дало им -- видимо, в качестве вознаграждения -- невероятную силу и почти бессмертие. И им же, как будто этого все еще было мало, дало самые дьявольские методы порабощения, какие только можно было представить. Видимо, и применение этого оружия оттуда же родом -- Машина Мечты была ни чем иным, как аппаратом саморазрушения. Он на мгновение остановил бег своих мыслей и нахмурился, чувствуя, что начинает понемногу понимать. Нет абсолютно совершенного оружия! Еще никто и никогда не создавал такое оружие, которое нельзя было бы повернуть против его создателя. Поэтому иммунные и хотели как можно скорее устранить восприимчиворезистентных. Возможно, вначале они были нужны в качестве объектов исследования, но сейчас они представляли угрозу. Их хотели устранить, пока они не слишком много поняли и немногому научились. У Джиллиада уже был подобный случай; он успешно доказал, что Машина была палкой о двух концах. А если он сможет научиться пользоваться ею в совершенстве... Боже милостивый, этого они не могут допустить... или нет? И Наивысший тоже не допустит, кем бы или чем бы он ни был. Остерли попросил соединить его с лабораторией. -- Шестая комната? Изменить допрос. Убрать все личное. Сконцентрируйтесь на существенном. Мне нужна точная или хотя бы принимая численность имунных и все имеющиеся данные о Наивысшем: местонахождение, вид, происхождение -- все! Передайте все эта в комнату допроса. Пусть разработают новые комплексы вопросов. Чрезвычайно необходимо! Едва он отключил связь как его вызвали снова. -- Только что получено сообщение из Нью-Йорка. Оно гласит: "От свободных граждан Нью-Йорка свободному Торонто -- стоп -- в большом долгу перед вами -- стоп -- ваше послание получено -- стоп -- иммунные оказали яростное сопротивление -- стоп -- устроили атаку роботов -- стоп -- их скоординированная оборона провалилась -- стоп -- ушло более тысячи -- стоп -- советуем расстреливать все летающие объекты, которые не опознаваемы в качестве мирных -- стоп -- конец". -- Как они передали это -- дымовыми сигналами? -- Нет, сэр, с помощью старого интерконтинентального пеленг-луча. Приборы не использовались двести лет, но им, очевидно, удалось заставить их заработать. Самое прекрасное в этом то, что этот луч невозможно перехватить, так как он очень узко сфокусирован, сэр. Да и с такой старой аппаратурой едва ли кто-то еще может обращаться. -- Это звучит очень вдохновляюще. А как, по-вашему, обходятся в Лондоне? Почтовое голубями? И он отключился. Он уже не один, у него есть союзники. В Чикаго живет, вероятно, миллионов шесть, в Нью-Йорке около двенадцати миллионов, и если Объединенному Лондону, тоже удастся обратить иммунных в бегство, то на их сторону встанут еще двадцать миллионов человек. Лондон охватывал теперь всю юго-восточную часть Британского острова до южного побережья. Вся левая стена лаборатории вспыхнула красным светом. -- Внимание! Ко всем частям обороны. Тревога, уровень "красный", сектор Ж-З. Ж-3! Остерли почувствовал, как его сердце сжала стальная рука. Ж-З -- это дом Ванессы Стауэр. Боже милостивый! Конечно, иммунные только и ждали такого удобного случая: обе козырные карты находились в одном месте! ГЛАВА 16 Их надо было бы держать порознь. Но теперь слишком поздно! Можно было бы надеяться на две сотни охранников и минные поля, но вряд ли речь могла идти об обычном нападении. Скорее, субъективная атака с помощи обученных специалистов, чьи знания о проецируемой смерти начинаются там, где кончаются знания его собственных людей. Он отдал приказы об обороне, которые ему самому казались бессмысленными. К тому времени, когда он сможет ввести резервы -- нужны ли они еще будут? К тому времени все может уже кончиться. А в бунгало Джиллиад орал: -- Да откройте же вы эту проклятую дверь! -- Она открыта. И в спальню девушки тоже. -- Есть в доме оружие? -- Напротив, в стенном шкафу. Два "лестона" и два "уоррингтона". -- Я возьму "уоррингтон", с "лестоном" я не умею обращаться. -- Только осторожно! Для закрытых помещений он не пригоден. -- Поздно об этом беспокоиться. -- Джиллиад-взял оружие. -- Что случилось? -- На нашей радарной системе множество точек. Не можем идентифицировать. -- На каком расстоянии? -- При их скорости -- в трех минутах, примерно. -- Спасибо. -- Он немного помедлил. -- Я очень сожалею о моем предыдущем замечании. Джиллиад вошел в другую комнату. Ванесса уже была там и стояла у окна. Она слабо улыбнулась ему. -- Все нормально? -- Она казалась бледной, но спокойной. -- На тот случай, если мы не выживем: большое спасибо. Я выплакалась. Не знаю, изменилось ли мое настроение, но напряжение прошло. -- Она замолчала и, прислушиваясь, наклонила голову. -- Я что-то слышу. Он сосредоточился и услышал звук -- высокий и пронзительный, как от тучи комаров. -- Как еще далеко? -- спросил он стену. -- Минуты две, мистер Джиллиад. Он посмотрел на девушку. -- Приготовьтесь, это субъективное нападение. -- Откуда вы знаете? -- Если бы они были еще в двух минутах полета, мы не смогли бы их слышать. -- Мистер Джиллиад,-- прервал его голос из стены, -- мы видим их на экранах, а наши приборы измерили высоту и азимут. Мы уже использовали два перехватчика. -- Бросьте, друзья, это проекция, излучаемая специалистами. Вы видите то, что должны видеть, включая указания ваших приборов. -- Вы уверены в этом? -- Достаточно, чтобы попытаться доказать вам это. -- Он повернулся к девушке. -- Сосредоточенно думайте вот о чем: здешние стены не боятся бомб, они полутораметровой толщины и не пропускают излучения. Во время налета окно закроется толстой металлической броней. Устройство отклонения на крыше защищает нас от ракет; дом герметический и имеет автономный воздухопровод... -- Боже мой, ваш дом полностью изменил форму и цвет! -- выпалил тем временем голос из стены. -- Я же говорил, что речь идет о субъективном нападении. Мы используем возбуждение с помощью проекции только для того, чтобы организовать оборону. -- Мы рады за вас, но чувствуем себя здесь, снаружи, совершенно беззащитными. -- Тогда постройте защиту. Насколько я знаю, вы уже проходили обучение. Представьте себе бомбоубежище типа нашего и сделайте его. Некоторое время было тихо, затем испуганный недоверчивый голос сказал: -- У меня крыша над головой. Совершенно непонятно. Я могу влезть на нее и потрогать руками! -- Вы вообразили достаточно прочное бомбоубежище? -- Вообразил? Да я молил об этом! -- Остальные тоже сделали? -- Мой друг Уолт говорит, что мы выглядим, как линия Мажино, что вполне может быть. -- Очень мило. -- Джиллиад заметил, что вспотел. Шум подлетающих машин перерос в пронзительный вой. -- Спрячьтесь за кресло. Ванесса. Как только все кончится, они придут удостовериться, что мы мертвы. Если это будет не так, тут начнется стрельба. Он встал за стол. -- Молитесь, чтобы они вошли через эту дверь. -- Я вас прикрою, -- сказала она и встала рядом, держа в руке маленький серебристый пистолет. -- Я же сказал, что вам лучше уйти за кресло. -- Я знаю, но здесь я чувствую себя увереннее. Он пожал плечами и тут же разозлился на себя за то, что у него тряслись руки и что он не мог побороть эту дрожь. -- Я боюсь. -- Я знаю. -- Она коснулась его руки кончиками пальцев. -- Я тоже, но пока справляюсь с этим. Пока она говорила это, вдруг возник странный скрип, постепенно перешедший в непереносимый визг. Он застыл, напрягся, и в следующее мгновение страшное давление на голову едва не свалило его с ног. Здание содрогнулось, со стены на пол упала картина и разбилась. За домом загремело, будто упал шкаф с посудой; затем звук постепенно затих. Джиллиад насчитал восемь тяжелых взрывов, прежде чем рев самолетов затих и наступила тишина. Он заставлял себя думать о том, что не было никаких самолетов и бомб. Где-то снаружи, в соответствующем удалении, группа иммунных обслуживала Машину Мечты, чтобы заставить их поверить, будто воздушный налет состоялся на самом деле. Он же, со своей стороны, использовал то же самое раздражение, чтобы построить субъективную оборону -- воображаемое бомбоубежище -- бунгало. Противник при своем появлении -- как иммунный -- не мог видеть их субъективной защиты. Они не могли знать, что над ними крыша полутораметровой толщины, существующая лишь в мозгу двух людей в этом здании. Два человека, убежденные, по мнению иммунных, в реальности бомбардировки настолько, что погибли из-за этого. Он положил руку на плечо девушки. -- Прикройте меня. Дверь медленно открылась. В комнату вошли два человека. Они шли почти небрежно, оружие вяло висело в руках. Совершенно очевидно, они были уверены, что их жертвы уже мертвы. Вспышка пламени отбросила их назад, как струя воды из пожарного шланга. Они попытались вскинуть оружие, но тут же превратились в распадающиеся на глазах пылающие контуры. По комнате закружились тлеющие куски, и ее заполнили жар и дым. Джиллиад закашлялся, потер горящие глаза, а в следующее мгновение пистолет девушки позади него издал резкий хлопок. Он повернулся и увидел третьего мужчину, с широко раскрытыми глазами падавшего на пол. Он вскинул оружие и напрягся, но больше никто не появлялся. -- Мне кажется, он прошел через кухню. -- Ванесса присела на корточки и трясущейся рукой положила оружие на пол, а потом вдруг скорчилась и упала. Он подхватил ее, не дав удариться, но она, казалось, тут же пришла в себя. -- Что-то я совсем расклеилась... я еще никогда... не убивала человека.-- Она вздрогнула и освободилась из его объятий. -- Луч пистолета изменяет химический состав человеческого тела. При виде этого становится дурно. Он положил ей руку на плечо. -- Я тоже не получил удовольствия от убийства этих двоих, но пусть ваша совесть вас не грызет. Вы спасли мне жизнь. -- И себе тоже, -- ответила она. -- Вы бы перепугались и могли промахнуться. -- Он встал и помог подняться ей. -- Снаружи все в порядке? -- спросил он стену. -- Первый класс. Благодаря вашему совету, мистер Джиллиад. У нас без потерь. Мне очень жаль, что вам одним пришлось управляться с этими тремя. Такой дым, что мы не могли воспользоваться оружием в стенах. Можно было бы по ошибке убить вас. -- Все нормально... ах, да. Машина еще в действии. -- Мы уже установили это. Только что определено ее местонахождение. -- Будьте внимательны, там может быть еще кто-нибудь. На вашем месте я бы еще раз прожег местность. -- Хорошая идея... о, мистер Джиллиад... -- Голос ненадолго смолк. -- Что касается того вашего замечания... вы на меня не обиделись? -- Боже мой, конечно, нет. -- Спасибо. Я был чересчур рьян, и это мне урок. Кличку "тетушка" Миллер я... А-а! Издалека донесся громкий хлопок, потом серия сильных взрывов. Через иесколько секунд голос возник снова. -- Вы были правы -- Машина и два техника. Они сидели у дерева и курили. Мы убили обоих. Через двадцать минут появился Остерли с трубкой в зубах. -- Я уже дорогой узнал, что с вами ничего не случилось, но захотел убедиться в этом сам. Если так пойдет дальше, у меня будет прекрасная коллекция язв желуд