одняла ее. Ее пальцы вертели стакан, и солнечные зайчики плясали вокруг, двигаясь в такт колыханию жидкости на дне стакана. Люди за соседним столиком хохотали над анекдотом. Голос, усиленный мегафоном, долетал до террасы с прогулочного катера. Наконец, Кора поставила стакан на прежнее место. - Вот уже несколько недель, - начала она, - начала она тихим голосом, нерешительно, запинаясь, словно каждая фраза давалась ей с трудом, - очевидно, ее беспокоило близкое соседство людей за ближайшим столиком, - Феликс озадачен чем-то похожим на предчувствие. Причем он никак не может разгадать, откуда исходит это ощущение нависшей опасности. Нечто нереальное... на первый взгляд это может показаться несерьезным. Сон, ночной кошмар, подробности которого он не может припомнить при пробуждении. Он знает, что это своего рода предупреждение; но ему пока не удалось проникнуть в суть образов, предстающих перед ним - момент откровения еще не настал. Это угнетает его... сводит его с ума. Нет, даже более того - Феликса охватывает панический страх... ужас... - Он отнюдь не произвел на меня впечатления охваченного страхом человека, - заметил Холлоран. - Он не хотел обнаружить свое состояние перед посторонним человеком. Феликс очень замкнутый и скрытный. - Вы хотите сказать, что его не оставляет предчувствие близкой смерти? Она отрицательно покачала головой: - Нет. Нет, кое-что похуже этого. Тень упала на стол, заставив их обоих вздрогнуть от неожиданности. Это бармен убирал грязную посуду со столика на поднос, где уже стояли пустые тарелки и стаканы. - Чудесная погодка! - сказал бармен, поворачиваясь к ним спиной, очевидно, не дожидаясь ответа. Девушка посмотрела на Холлорана, но больше ничего не прибавила к только что произнесенной ею фразе. Глава 8 ТЕЛОХРАНИТЕЛИ Снайф был недоволен. - Так вы говорите, "Магма" затевает всю эту канитель потому, что у их человека - у того самого Клина - появилось какое-то там предчувствие? - он сердито смотрел на Холлорана, словно тот в чем-либо провинился перед ним. Сам Холлоран, похоже, был чем-то сильно озадачен. Он то и дело проводил тыльной стороной руки по щеке. - Так оно и есть на самом деле, - ответил он. Снайф откинулся на спинку своего стула и забарабанил пальцами одной руки по столу. - Нелепо, - буркнул он. - Смешно. - Только не для Корпорации, - сказал Матер, сидевший в мягком кресле напротив Холлорана, вытянув вперед поврежденную ногу (присутствуя на инструктажах и участвуя в совещаниях по планированию операций, он время от времени рассеянно поглаживал свое колено, словно хотел облегчить боль в ноющей старой ране). - Они почти слепо верят в необычайные способности этого человека; думаю, что и нам не помешает серьезно отнестись к его предчувствию, чем бы оно в конце концов ни оказалось. Дитер Штур, сидевший на своем обычном месте - с краю стола Управляющего, легонько постукивал тупым концом карандаша по толстому мягкому блокноту, лежащему перед ним. - Лично я не вижу здесь ничего, о чем нам следовало бы беспокоиться. Если они в "Магме" во что-то там верят, - это их дело, касающееся только Клина и президента с его Советом директоров. Мы можем выполнять свою работу, как всегда, и не обращать внимания на все остальное. - Вы правы, вне всякого сомнения, - согласился Снайф, - но мне внушают подозрение эти странные дела. Это... - он покачал головой, сбитый с толку, озадаченный, - это нелогично. Непоследовательно. А что он за человек, Лайам? - Непостоянный, - последовал ответ. - Я хотел сказать, что он крайне неуравновешенный - невротик, скорее всего. С ним может оказаться очень трудно работать; возникнут большие сложности. - Понимаю, - лицо Снайфа стало еще более мрачным. - Что ж, раньше нам уже приходилось иметь дело с примадоннами. А его телохранители? Каковы они, на ваш взгляд? - Я познакомился только с одним. Он был так себе. Никто из присутствующих в комнате не спросил у него, на чем основан подобный вывод; все поверили ему на слово. Матер заглянул в свою записную книжку: - Я записал имена трех остальных. Одну минуту, я найду их - да, вот они: Януш Палузинский, его личный шофер, затем Азиль Кайед и Юсиф Даад. Они записаны у меня здесь как "вспомогательный обслуживающий персонал" - термин, как видите, весьма расплывчатый; полагаю, под этим может подразумеваться многое - от слуг до личной охраны. - Великий Боже! - воскликнул Снайф. - Арабы? - Из Иордании. - А первый? Чех? Поляк? - Януш Палузинский - поляк. - А тот, с которым вы познакомились, Лайам, - кто он? - Монк. Не слишком разговорчивый парень. - Теодор Альберт Монк, - прибавил Матер, посмотрев в свою записную книжку. - Американец, судя по архивным записям "Магмы". - Смешанный состав, однако, - произнес Снайф. - Скорее всего, Феликс Клин случайно встречался с ними во время своих поездок, а познакомившись поближе, брал их к себе. Все они работают с ним уже много лет. - Шоферу может понадобиться курс дополнительного обучения, - добавил Холлоран. - Об этом надо позаботиться, - сказал ему Снайф. - Поверенный агент Клина, мисс... ах, да, мисс Редмайл... звонила мне сегодня утром, чтобы договориться... Дитер?.. - Я записал его на завтра. Мы отправим в "Магму" одного из наших специалистов - он должен подготовить Палузинского и проверить, насколько он освоил технику вождения, чтобы использовать ее в экстремальной ситуации. Личный автомобиль Клина недостаточно хорошо оборудован: пуленепробиваемые стекла и бронированный корпус - вот все, на что они полагаются. Я хочу, чтобы Палузинский провел на испытательной трассе как минимум два дня - после этого краткого инструктажа он по крайней мере не должен совершать необдуманных поступков, скажем, при покушении на жизнь "объекта". Похоже, все это время вам придется быть шофером Клина, Лайам. Холлоран кивнул. - Кроме того, мисс Редмайл подтвердила, что ее начальник согласился с нашими предписаниями относительно тех действий, которые он должен или, наоборот, не должен совершать в течение нескольких недель, пока "Щит" будет охранять его жизнь, - продолжил Снайф. - Как я понимаю, вы обедали вместе с ней сегодня? - он смотрел прямо на Холлорана. - Если не считать чисто служебных отношений, кто она для Клина? Любовница? Некоторое время Холлоран молчал, обдумывая ответ. Потом произнес: - Возможно. - Она - женщина того типа? - Какого типа? - Та, которая ложится в постель со своим боссом? - Я не знаю. - Но она красавица. Холлоран кивнул. - Тогда предположим, что это так. Матер заметил короткую, но яркую вспышку гнева в глазах Холлорана, и это озадачило Плановика: обычно Лайам держал под жестким контролем все свои эмоции. - Я не уверен, что это имеет прямое отношение к нашей теме, - вставил замечание Матер. - В конце концов, Клин не женат, а в досье, представленном нам "Магмой", не содержится упоминаний ни о каких его подругах... или друзьях, уж коли на то пошло. - Она может оказаться уязвимым местом, даже провалить всю операцию. "Объект" сам может подвергнуть себя риску, если узнает, что ей грозит опасность. Тому есть множество подобных примеров, но всего, как правило, не предусмотришь... Ее уже проверяли? - У меня есть с собой все ее документы, - сказал Штур. - Чарльз принес их сегодня утром из "Магмы", и я успел лишь бегло просмотреть ее досье. Она показалась мне достаточно надежной. Родилась и росла в Гемпшире; единственный ребенок в семье; отец был лектором в университете, мать - врачом в местной клинике; обоих уже нет в живых. До восемнадцати лет посещала частную школу; весьма способна - аттестат с семью хорошими и тремя отличными оценками - но в университет не поступала. Снимает квартиру в Пимлико; имеет значительную сумму на банковском счету - то, что было выручено от продажи дома, доставшегося ей в наследство от родителей, плюс ее собственные небольшие сбережения. "Магма" - ее первая и единственная работа, если не считать летних сезонных приработков, которыми она занималась, будучи еще студенткой; в Корпорации она сделала быструю карьеру, пройдя весь путь от самой низшей к высшей ступени... Я считаю, это выглядит замечательно. - Штур вынул черно-белую фотографию из папки с досье и поднял повыше, чтобы остальные могли взглянуть на нее. Снайф даже не улыбнулся. - Копайте глубже, Штур, даю вам на это еще несколько дней. Разузнайте, с кем она общается; раскройте всех приятелей, любовников; каковы ее политические и религиозные убеждения - ну, вы сами знаете, с какого конца к этому подойти. Она тесно связана с "объектом", а мы не можем рисковать. Он немного помолчал, взъерошив пальцами свои короткие рыжеватые волосы. - Ну, а теперь, - сказал он, обводя взглядом свою маленькую аудиторию, - перейдем к нашему дорогому господину Клину. Что, в конце концов, мы знаем о нем? - Почти ничего, - ответил Штур. - Мне понадобится едва ли не полминуты, чтобы прочесть всю его биографию. - Гм, вот этого-то я и боялся... Проклятая секретность может завести нас ох как далеко... - Я думаю, "Магма" здесь ни при чем, - отозвался Матер. - После нашей утренней беседы с ее президентом стало ясно, что даже самой Корпорации фактически ничего не известно о прошлом Феликса Клина. У меня сложилось впечатление, что до тех пор пока он делает им большие деньги, его происхождение и излишние подробности его биографии не будут слишком интересовать его компанию. - Не будет ли кто-нибудь любезен объяснить мне, наконец, что же он все-таки "делает" в "Магме"? - недовольным тоном сказал Штур. - Прошу прощения, Дитер, - ответил ему Снайф, - но этого вам отнюдь не нужно знать для выполнения задания. Так они все выражаются в "Магме". Поэтому мне очень жаль, но больше я ничем вам помочь не могу; не обессудьте. Что там написано в его досье? Штур фыркнул, но спорить не стал. - Как я уже сказал, - не слишком много. Родился в Израиле, приехал в Англию одиннадцать лет тому назад, почти сразу же после этого стал работать на "Магму"... - Еврей с двумя компаньонами-арабами?! - перебил его Снайф. - Не всякий еврей - злейший враг арабов, - ответил Штур. - Он переехал в свои апартаменты в здании штаб-квартиры "Магмы", как только они были достроены, то есть около пяти лет тому назад. Кроме того, ему принадлежит загородная усадьба в Суррей, рядом с озером, вместе с двумя тысячами акров пастбищ и лесов. Разумеется, вам не нужно объяснять, что он обладает большим и лакомым куском земли - это же целое графство, если не больше. Очевидно, он очень богатый человек. Не женат; машину не водит; не курит и почти не пьет; о наркотиках здесь нет никаких упоминаний - а впрочем, тут их и не должно быть, - в азартные игры не играет. Все. - Как?! - спросил Снайф, не веря своим ушам. - Там должно было быть гораздо больше. Штур потянулся к папке с документами, на которой лежало досье на Кору Редмайл. Он открыл ее и показал один-единственный лист бумаги, сиротливо лежавший в папке. - Я же говорил - тут мало что можно прочитать. - Но там должна стоять дата его рождения, сведения об образовании, род его занятий до того, как он поступил на службу в "Магму". Неужели ничего не сказано о его общественной деятельности, о политических взглядах - нам очень важно иметь хотя бы самое общее представление о том, каковы они могут быть. - Судя по этому документу, у него их просто нет. - Чарльз?.. - обернулся к Матеру Снайф. Матер поднял руку. - Эта ситуация начинает тревожить меня. Даже разговор с президентом не дал положительных результатов. Я пытался вытащить из него информацию всеми доступными способами, но так и не получил ничего по-настоящему ценного. Как я уже сказал, похоже, они и сами очень мало знают об этом человеке; мне кажется, что не последнюю роль здесь играют желания самого Клина. Возможно, часть условий, оговоренных при его найме, содержит пункты, позволяющие ему сохранять тайну во всем, что касается его личной жизни. Если он доказал директорату "Магмы", насколько сильны его способности, я думаю, что их Совет мог закрыть глаза на некоторые пробелы в его личном деле. - Итак, у нас есть довольно скудные сведения, и еще неизвестно, что нас ждет впереди; но давайте принимать вещи так, как они есть, - Снайф повернулся к Штуру и спросил с надеждой: - Уж хотя бы размер его жалования указан где-нибудь в этих бумагах? - О том нет ни малейшего упоминания, - усмехнулся Штур. - Мы можем узнать это из других источников. Не будем терять время попусту. На самом деле, конечно, они должны были дать нам намного больше информации, прежде чем мы взялись бы за их дело, но поверим им на слово - они обещали стать более откровенными, когда контракт будет подписан. Мы заключим наш договор сегодня, во второй половине дня - здесь мы немного забегаем вперед. Лайам, вы станете постоянным компаньоном Клина с восьми часов завтрашнего утра. Дитер, я хочу, чтобы вы представили мне подробный отчет обо всех происшествиях с участием террористов и похитителей людей за последний год, и, само собой разумеется, все материалы о "Магме" и ее дочерних компаниях, которые могут нас заинтересовать. Штур сделал пометку в блокноте. После совещания ему нужно было связаться с организацией, располагающей базой оперативных данных об активности и дислокации наиболее известных террористических группировок. Используя специальный код, можно было включиться в компьютерную сеть, чтобы получить необходимую информацию. - Я проведу небольшую проверку дочерних компаний "Магмы", - добавил немец. - Может быть, удастся обнаружить некоторые сферы их деятельности, где конкуренция стала наиболее напряженной и жесткой. - Хорошо. Будем искать врагов - как в бизнесе, так и во всех остальных областях. Однако если Лайам прав, и Клин действительно невротик, все наши усилия могут оказаться бесполезной тратой времени и сил. Не исключено, что этот человек страдает тяжелой формой параноидной шизофрении. - Управляющий усмехнулся. - Впрочем, это нас не касается - пусть волнуются в "Магме", если на то пошло. Дело "Ахиллесова Щита" - создать надежную защиту, раз уж нас для этого наняли. Что вы нам скажете, Чарльз? Матер перестал поглаживать свое колено. - Все очень просто, - сказал он. - На некоторое время мы сформируем команду из четырех человек, которые будут работать вместе с Лайамом - нашим резидентом в "Магме", - две пары, сменяющие друг друга через каждые шесть часов. Еще нужно назначить дублера для Лайама на случай тревоги. У вас есть какие-нибудь персональные пожелания, с кем бы вы хотели работать, Лайам? Холлоран покачал головой. - Хорошо, - продолжал Плановик. - В полном соответствии с требованиями "Магмы", наши люди не будут контактировать с "мишенью", находясь на значительном расстоянии от ее резиденции. Они постоянно будут патрулировать границы поместья в Суррее; разумеется, мы договоримся с местной полицией, чтобы она не тревожила их понапрасну. - Наши будут вооружены? - спросил Штур. Возникла пауза. Снайф предпочитал, чтобы его агенты были "прилично экипированы" на случай "тяжелого боя"; однако английские законы запрещали ношение оружия частным телохранителям и сыщикам (закон, уже много лет проклинаемый многими, особенно иностранцами, въезжающими в эту страну). Наконец, Управляющий принял решение: - Пусть Лайам возьмет с собой все "железо", какое сам сочтет нужным. Мне бы не хотелось давать санкции на то, что могло бы испортить наши особые отношения с полицией и Министерством Внутренних Дел, поэтому наш патруль пока останется невооруженным. Если они заметят хоть что-нибудь подозрительное, равно как и в случае определенных действий против нашего клиента, мы пересмотрим этот вопрос. Хотя мы вынуждены целиком полагаться на Лайама и личных телохранителей Клина во всем, что касается внутреннего наблюдения, нам нужен подробный отчет о системе безопасности внутри его квартиры... Штур сделал очередную пометку. - ...и во всем здании "Магмы". Последнее меня особо беспокоит. Слишком много людей круглосуточно входят и выходят из здания. Конечно, мы можем поставить на дополнительные посты наших людей - например, разместить их на первом и двенадцатом этажах. Естественно, заранее предупредив об этом сотрудников службы безопасности "Магмы". Мы можем поставить свою охрану вокруг здания для дежурства в ночные часы, когда Клин будет находиться в своей резиденции. - Мне тоже не внушает доверия само здание, - сказал Холлоран, и взгляды всех присутствующих тотчас же устремились на него. - Это крепость из стекла и металла, но, к сожалению, она уязвима. - Будем надеяться, что никто не попытается добраться до "объекта" до тех пор, пока мы еще не приступили к выполнению задания, - заметил Матер. - Не то вот будет нам потеха! Снайф, однако, не увидел в этом ничего забавного. Совсем ничего. Глава 9 ПРИМАНКА Ах, как хорошо, наконец-то он стал похож на мальчика... Мальчик чем-то взволнован, но держится вызывающе. Он очень бледен, этот мальчик, и, кажется, давно не мылся; без сомнения, в мятом полиэтиленовом мешке, который он несет в руках, умещаются все его нехитрые пожитки. На вид ему около шестнадцати лет. В Англии считается, что это совсем еще юный возраст для того, чтобы остаться без крыши над головой, без семьи. Интересно, что бы сказали благоразумные английские обыватели, узнай они о сиротах, поодиночке и целыми ватагами кочующих по улицам и городским рынкам Дамаска в поисках дневного пропитания, промышляющих воровством и попрошайничеством. Часто беспризорные юнцы связывались с отпетыми негодяями, преступниками и бандитами, потому что те давали им огнестрельное оружие... Самоуверенные, самовлюбленные англичане ничего не знали об этих вещах. Мальчик улыбается неуверенной, нервной улыбкой. Может быть, он просто потерялся на этом огромном вокзале, где толпы незнакомых ему людей с пустыми, равнодушными глазами все спешат и спешат куда-то, проходят мимо него, задевают, толкают... Так же, как потерялся бы и в самом городе, если бы ушел отсюда, из вокзальной суеты и толкотни... А сейчас он думает, что наконец-то нашел себе товарища. Если только он понял... Ха, если только он услышал... "Ajel", живее, Юсиф, не задерживайся на открытом месте, где сотни проезжих и прохожих все движутся и движутся сами не зная, куда. Вон полицейский патруль - они ищут таких бродяг, как этот мальчишка. Сейчас он размышляет. Он колеблется. Может быть, оливковый цвет кожи, на который подросток поглядывает с опаской и недоверием, играет здесь особую роль. Английское воспитание, как же! Нетерпимость, привитая с раннего детства. Говори потише, поспокойнее, Юсиф, мой друг. Он оглядывается, делает рассеянные жесты, бросает беглый взгляд на расписание отходящих и прибывающих поездов - табло, висящее высоко на стене, на котором ежеминутно появляются новые названия... Всего лишь несколько неосторожных жестов, но Юсиф уже настороженно оглядывается: не заметил ли кто-нибудь их с мальчиком? Нет-нет, не волнуйся, Юсиф, мой друг, я, Азиль, слежу за тобой. Я единственный, кто провожает взглядом вас обоих. Кроме того, мужчина, разговаривающий с заморышем, - не такая уж редкая сцена в вокзальной толчее. Окружающие не обращают на это никакого внимания. У каждого свои дела, своя личная жизнь. Успокаивающим жестом он кладет руку на плечо маленького бродяги, и мальчик не уклоняется от этого прикосновения. Возможно, потому, что в разговоре были упомянуты деньги. Ах, я вижу, как мальчуган кивает головой! Должно быть, он сочетает в себе все качества глупца не от мира сего - и смелость, и наивность, и неопытность. Мой друг возвращается, мальчик идет следом за ним. Они идут рядом, почти бок о бок. Не слишком близко, не как любовники, - о нет, - но как соучастники общего греха. Я вижу блеск в твоих глазах - этот свет исходит из самых недр твоей темной души, хотя внешне ты абсолютно спокоен. И развязную походку мальчишки; однако это всего лишь внешнее притворство, уловка, благодаря которой он старается выглядеть взрослее и нахальнее. Я должен быстро сесть в машину. Я должен приготовиться, притаившись в темноте на заднем сидении. Мальчишка вряд ли почувствует укол иглы; он должен обнаружить мое присутствие только тогда, когда будет уже слишком поздно. И потом он уснет глубоким, долгим сном. А когда он проснется - будет развлечение нам и пища для господина. Скорее, Юсиф, "ajel", поторапливайся. Мне кажется, что точно такой же алчный блеск появился теперь и в моих глазах. Мое тело начинает ломить - я уже давно жду, скорчившись, на заднем сиденье. Глава 10 НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ Монк удивился. Сегодня ночью никого не ждали. По крайней мере, его никто не предупреждал заранее. Однако подъемник продолжал негромко гудеть, поднимаясь вверх. Похоже, кто-то из команды сэра Виктора, решил телохранитель. Иначе никто не мог воспользоваться лифтом Феликса: код, приводящий в движение единственный в здании лифт, который шел без пересадок с цокольного этажа на самый верх здания, был известен только ему и Клину. Даже эта цыпочка, Кора, ждала внизу до тех пор, пока кто-нибудь не спускался за ней. Монк почувствовал, как у него застучало сердце: моментально представив себе Кору обнаженной, он смутился и постарался изгнать этот образ из своих мыслей. Лифт остановился. Он проехал никак не более четырех этажей. Несомненно, кто-то из кабинета сэра Виктора. Кто бы это мог быть? Монк услышал, как открылась дверь. Но из кабины никто не выходил. Телохранитель отложил в сторону свой журнал и поднялся со своего стула в самом конце коридора. Он расстегнул кобуру на своем плече, но с места не двинулся, ожидая дальнейшего развития событий. Не хотелось бы поднимать возню к ночи, подумал он, да, видно, придется. Сегодня и так выдался плохой день. Утром его подставили, проучили, как щенка, обозвали ленивой тушей, и он отнюдь не собирался продолжать играть эту роль нынешней ночью. Если какой-то сопляк перепутал кнопки лифта, поднимаясь на двадцать третий этаж, то пусть только высунет нос из кабины - ему сразу же пересчитают зубы. Холл оставался пустым, но двери лифта почему-то никак не закрывались. Монк бесшумно крался по коридору, держась одной рукой за рукоять пистолета. Этот большой, неуклюжий человек двигался на удивление легко и тихо, незаметно подбираясь к лифту. Мягкий ковер на полу заглушал его шаги. В коридоре царили полный мрак и тишина - в точности так, как нравилось Феликсу, - и только далеко впереди на полу лежало бледное пятно света, лившегося из бокового прохода. Он до сих пор не слышал тихого звука закрывающихся дверей лифта, словно кто-то находился внутри, нажимая на кнопку, останавливающую лифт. Монк вытащил свой "Смит и Вессон". Он остановился всего в двух шагах от прохода. Ровный прямоугольник света, падающего из прохода, лежал на полу; в нем не было видно ни одной тени. Он собрался с силами, готовясь к мгновенному броску вперед и затем в сторону, подняв руку с зажатым в ней револьвером. Но потом решил изменить тактику, подумав, что его огромное, массивное тело станет слишком хорошей мишенью на те несколько секунд, которые понадобятся, чтобы добраться до кабины лифта. Монк отнюдь не был дураком, готовым подставить себя под пулю или под удар ножа... Он опустился на колени, а затем встал на четвереньки и пополз вперед, держа пистолет почти возле самого носа; его локти и колени утопали в ворсе ковра. Вряд ли кому-то придет в голову, что человеческое лицо может появиться ниже уровня его колен, думал Монк. Он дополз уже до самого угла и осторожно высунул свою большую голову за блестящее металлическое ребро, заглядывая в кабину и одновременно готовясь навести зажатый в выдвинутой чуть вперед руке револьвер на незваного гостя, нарушившего ночной покой. В кабине никого не оказалось. Он осмотрел каждый ее уголок. Кабина была пуста. Так он думал до тех пор, пока... ...Чьи-то сильные пальцы не схватили его длинные волосы, рывком заставив Монка упасть вперед, распластавшись на животе. Его руку с револьвером прижимал к ковру чей-то башмак. Стальные пальцы все еще держали его за волосы, да так, что чуть не вырывали их пряди с корнем. Что-то тяжело ударило его сзади по шее, и мысли Монка стали путаться, прежде чем он погрузился в сон. *** Януш Палузинский сидел за стойкой бара на кухне, намазывая масло на хлеб длинным широким ножом. Возле его тарелки стоял высокий стакан, до половины наполненный водкой. Он поправил ремешок своих наручных часов - из-под широкой ленты виднелись цифры нанесенной на кожу татуировки - и принялся резать на куски ростбиф с кровью - сочное мясо было красным, недожаренным ровно настолько, чтобы показаться чуть сырым на вкус. Разрезая его, Палузинский размышлял о том, не будет ли Феликс - "мой пан", называл он мысленно Клина, придавая легкий оттенок цинизма этому обращению, - не будет ли снова его "пан" кричать ночью во сне. Ужасный вопль, леденящий кровь в жилах у каждого, кому приходилось его слышать. Что могло сниться этому человеку, доводя его до жуткого, душераздирающего воя, от которого он сам просыпался в холодном поту? Какие страхи овладевали им в ночных грезах? Как далеко он находился от полного умопомешательства? Нет. О, нет. Януш оборвал себя на этом. Он не должен даже плохо "думать" о своем хозяине. Феликс мог узнать. Феликс мог "почувствовать". "Феликс. Феликс. Феликс." Даже это имя могло вызвать тупую ноющую боль в голове Палузинского. Поляк провел тыльной стороной руки по лбу, и нож в его руке блеснул под ярким светом лампы. Обычно все огни в квартире - даже на кухне - должны были гореть меньше чем вполнакала, регулируемые специальными реостатами. Но сейчас Феликс спал, и он не мог об этом узнать. Хотя иногда... Иногда он узнавал о таких вещах, о которых по всем нормальным законам он не мог знать, о которых ему невозможно было догадаться. Тогда он обвинял их, и они должны были пресмыкаться перед ним, раболепствовать, трепеща от страха, ведь Феликс - Господин, Хозяин и поработитель - мог заставить их страдать; иногда это были жестокие муки, а иногда только неприятное ощущение, проходящее через несколько часов. Палузинский всегда чувствовал, что именно эта характерная черта их рабства доставляет двум арабам удовольствие, чуть ли не наслаждение. А Монк был слишком туп, чтобы ощущать что-либо подобное; его неповоротливые мозги еле шевелились под тяжелыми костями черепа. Но Януш был особенным, как он сам себе это представлял. Януш знал или догадывался о некоторых вещах... Все остальные были круглыми дураками. Нет, пожалуй, арабы не были дураками. Они верили... Палузинский сделал большой глоток неразбавленной водки, отвинчивая крышку банки с горчицей. Он засунул в банку конец ножа; затем, окунув лезвие в горчицу почти до половины, вытащил нож обратно и стал намазывать нарезанное мясо. Он положил дымящееся мясо между двумя ломтями хлеба, щедро намазанными маслом, и давил на верхний ломоть своей широкой ладонью до тех пор, пока густая вязкая жидкость не потекла с обоих краев. Двадцать минут тому назад гориллу нужно было сменить, думал он, откусывая здоровенный кусок от своего бутерброда. Монк - вполне подходящее имя для такой обезьяны, как эта. Долгие часы неподвижно сидеть, тупо уставившись в пустоту коридора должно быть самым подходящим занятием для подобного идиота. Но для Януша это было сущим мучением. Пыткой. Новым истязанием, выдуманным для него Феликсом. Даже терзающую тело боль было бы легче перенести, чем такую смертельную скуку. Что же сделало Феликса таким нервным? Этот человек был сумасшедшим, вне всякого сомнения. Но в то же время он был гениален! И помешанный, и гений?.. Свихнувшийся суперэкстрасенс?.. "Дерьмо!" Да, так оно и есть... Но почему вы так испуганы сейчас, "мой шеф"? Вы, все время живущий среди теней, не доверяющий яркому свету, если только он не нужен вам для особых целей? Какие новые страхи преследуют вас по ночам? Палузинский чавкал, жуя мясо и хлеб, его губы блестели от масла. Он дал минутку передышки своим челюстям, еще раз хлебнув водки из стакана, приправив огненной жидкостью кашицу из мяса и хлеба во рту. Его маленькие глазки скрывались за стеклами очков в тонкой металлической оправе; веки были прикрыты, как полуопущенные шторы в комнате - шторы, за которыми таятся секреты... Он смотрел куда-то перед собой - возможно, на край банки с горчицей или чуть ближе; но его мысли блуждали так далеко, что он не видел предметов, стоящих на столе - возможно, он еще был погружен в те скрытые ощущения, отблеск которых случайно мог бы отразиться в его глазах, не будь они опущены вниз. Он сидел, механически пережевывая пищу, словно завороженный, погрузившись в странное оцепенение. Что-то потревожило его, вырвав из состояния углубленного размышления бог знает о чем. Что это было? Звук! Движение?.. Палузинский насторожился. Он необычайно тонко ощущал присутствие посторонних, и практически всегда мог обнаружить чужака в любом помещении. Годы суровой жизни, когда ему приходилось спать в придорожных канавах, есть сырые овощи, которые он выкапывал прямо из земли, все время пугливо озираясь по сторонам - не увидел ли кто? - постоянно бояться, что его обнаружат, и тогда... что тогда с ним сделают?.. - все это настроило его напряженные нервы на то, чтобы замечать малейшее движение, чуть заметное смещение, даже самый слабый ветерок. Его пальцы сжали рукоять ножа. Кто-то находился в комнате позади него. Монк? Он не мог ослушаться приказа Феликса наблюдать за коридором нижнего этажа, до тех пор пока Палузинский не сменит его на этом посту. Никак не верится, чтобы Монк мог оставить свое место. Юсиф и Азиль? Но они не должны были возвращаться этой ночью из загородного поместья, подготавливая его к приезду их дорогого хозяина и господина... Кто же это? Палузинский плавно поднялся со своего сиденья и протянул руку к внутреннему карману куртки, висевшей на спинке стула. Рука нащупала толстый, круглый металлический ломик длиной приблизительно с лезвие его ножа, зажатого в кулаке другой руки. Он подкрался к выключателю света и повернул его против часовой стрелки. Кухня сразу погрузилась в полумрак. Со своей позиции поляк мог осмотреть довольно широкий участок гостиной. Он выругался про себя, проклиная сумрак, царящий в просторной комнате, откуда только что ему послышался слабый шорох. Тусклое освещение, темный цвет обоев и мебели играли на руку предполагаемому противнику; Палузинский никак не мог различить чью-нибудь тень в этой полутьме, как ни напрягал свое зрение. Ему нужно было подождать, пока затаившийся чужак не выдаст себя каким-нибудь неосторожным движением, или рискнуть - войти в гостиную и поискать незваного гостя, чтобы потом разделаться с ним. Терпения Палузинскому было не занимать - те долгие месяцы, которые он провел, скрываясь и прячась в полях Англии, обучили его науке упрямого выжидания; но ведь у него еще были определенные обязательства перед Феликсом... Он должен был показать, на что способен! Во что бы то ни стало! Затаив дыхание, Палузинский, вооруженный ломиком и ножом, двинулся вперед, к открытому проходу. Опасность - если только она действительно существовала - могла подстерегать поляка повсюду. Противник мог притаиться в таком месте, где Палузинский не мог заметить его, глядя из кухни, и затем неожиданно напасть сбоку или даже со спины. Откуда ждать удара? Вот дилемма. С какой стороны нападет на него неизвестный враг?.. Если, конечно, ему не почудился этот шорох; если кто-то "действительно" прятался в той комнате, - так тихо, спокойно и пусто было в ней... Он пригнулся и кинулся внутрь прохода, рассчитывая на быстроту и внезапность - с ломиком наперевес в одной руке, сжимая в кулаке другой свой длинный нож, направленный острием вверх, готовясь пырнуть противника ножом или оглушить тяжелым железным прутом. Он круто повернулся, проскочив дверной проем, и встал, широко расставив ноги, упираясь одной ногой в пол позади себя, стараясь удержать равновесие и одновременно занять удобную позицию как для того, чтобы отразить возможную атаку, так и для того, чтобы самому стремительно броситься на врага. В этом вовсе не было нужды. Никто не прятался ни за косяком двери, ни в других темных углах гостиной. Однако кто-то был за длинной черной тахтой, совсем рядом с ничего не подозревавшим телохранителем. Если Палузинский и почувствовал присутствие чужого человека в комнате, как он думал сам, то на этот раз даже его особое чутье не помогло ему заметить - или даже "ощутить" - тень, внезапно возникшую подле него... Он мог почувствовать, как чьи-то пальцы впились ему в шею, нажав на болевые точки, однако позже он так и не мог припомнить подробностей схватки - все произошло слишком неожиданно. Определенно, движения незнакомца должны были быть быстрыми как мысль, чтобы упредить возможную реакцию телохранителя на шок, испытанный после того, как твердая, сильная рука нанесла ему рубящий удар ребром ладони. Палузинский почувствовал, как внезапно слабеют его руки и ноги: импульс, бегущий от травмированных нервов к мозгу, достиг своей цели. *** Клин был внутри самого себя. Он плыл по кровеносным сосудам среди клеток самых разных оттенков красного: от темно-вишневого до ярко-алого, увлекаемый быстрым течением сквозь узкие проходы и перешейки, ныряя в круглые пещеры, открывающиеся перед ним, приближаясь к источнику этого кипучего потока, который сейчас был для него всего лишь далеким ритмичным эхом, раздающимся где-то далеко впереди, в лабиринте тесных тоннелей, заполненных хаотически двигающимися красными клетками. Вместе с ним в потоке прозрачной жидкости мчались и другие, чужеродные тела - уродливые черные формы, вызывающие болезни и разрушение. В свою очередь этих паразитов пожирали, поглощали, растворяли в своих утробах шаровидные частицы - глобулы, охранявшие организм от вторжения инородных клеток. Но глобулы-защитники почему-то решили, что и он сам тоже является инородной клеткой, представляющей опасность для организма, что ему не место среди полезных частиц, что он посторонний, а следовательно, вредный элемент. Это было его собственное тело, по которому он мысленно путешествовал, и, однако, его приняли здесь за врага. Он пронзительно закричал на гигантские глыбы, приближающиеся к нему, чтобы они убирались прочь, оставив его в покое, что он безвреден и никому не причинит зла. Но они были жестко запрограммированы на то, чтобы сражаться со всем, чего не было предусмотрено в их системе, не на жизнь, а на смерть. Лишенные сознания, в своих действиях они руководствовались лишь заданной, четкой, отлаженной программой. Две клетки-защитницы набросились на него, как только стремительным потоком его внесло в более широкий тоннель. Он почувствовал, как спину и руки обжигает кислота, просачивающаяся сквозь кожу. Он уже был совсем близко, совсем недалеко от своей цели; течение стало еще более быстрым, вокруг становилось все теснее, а четкий ритм ударов раздавался все громче, все сильнее, постепенно перейдя в громовые раскаты, звучавшие в ушах подобно канонаде. Сейчас у него было только одно желание - чтобы громадное сердце поглотило его. Вместо этого его пожирали слепые, примитивные, безмозглые создания, одноклеточные организмы, понятия не имевшие о разных вещах, выходящих за пределы их функционального назначения. Тело Клина разлагалось на составные части под действием химических веществ, извергаемых клетками-убийцами. Где-то там, где-то поблизости... Его собственный истерический хохот доносился до него, как сквозь глухую стену. Где-то совсем рядом... Рокочущий шум впереди - тук-тук, тук-тук - оглушил его, вначале испугав, а затем вселив надежду... Где-то здесь... Он почти проник в этот источник. Он обязательно должен добраться до него, пока еще не поздно. Тук-тук, тук-тук. Здесь!.. И, однако, совсем не внутри сердца. Уносимый назад, увлекаемый чем-то снаружи, едва осознавая причину этого поспешного отступления, он понял, что стремительно движется куда-то вверх... И внезапно проснулся. Кроме него, в спальне находился кто-то еще. Клин собрался позвать на помощь, но что-то плотно зажало его рот. Сильная, угрожающая рука. Он почувствовал, как кровать прогибается под избыточным весом. Кто-то стоял над ним, опираясь коленями о край матраца. Другая рука охватила его глотку, словно собираясь задушить. - Будь это кто-нибудь другой - вы уже сто раз успели бы умереть, - прошептал голос Холлорана возле самого его уха. Глава 11 ОПАСНОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ Холлоран посмотрел в зеркальце заднего обзора. Голубой "Пежо" все еще был там, держась далеко позади; от сделанного по индивидуальному заказу "Мерседеса", который вел Холлоран, его отделяло по крайней мере четыре или пять автомобилей. Дублер Холлорана в "Гранаде" ехал прямо за "Мерседесом". Он потянулся к радиотелефону, укрепленному под щитком "Мерседеса", и нажал на кнопку переговорного устройства. - Гектор-один, - тихо сказал он в микрофон. - Гектор-два, мы вас слышим, - прозвучал ответ из приемника. - Видим "хвост". Клин привстал с заднего сиденья, наклонившись вперед - его лицо было совсем рядом с плечом Холлорана. В его расширенных глазах светилось предвкушение чего-то необычного. - Быстро отрываемся, - решил Холлоран. - Пока держитесь поближе. Все, - он положил микрофон обратно в гнездо. - За нами следят? - спросил Клин с тревогой и ожиданием в голосе. Кора, пристроившаяся рядом с Феликсом на заднем сиденье, выпрямилась, ее мышцы заметно напряглись, а Монк, занимавший переднее пассажирское кресло в салоне автомобиля, - верхом на дробовике, как он сам не без удовольствия мысленно подшучивал над собой - повернул свой массивный корпус, чтобы взглянуть на своего "хозяина", а потом - в затемненное заднее стекло автомобиля. Пальцы телохранителя автоматически легли на рукоять револьвера, висевшего у него на поясе. - Не нужно этого делать, - предостерег Холлоран. - Если хотите увидеть их, лучше смотрите в боковое зеркало. - Все равно этого никто не увидит, - заупрямился Монк; тот факт, что всего лишь день назад Холлоран дважды заставил его выглядеть не лучшим образом, не давал ему покоя. - Они могут видеть наши тени сквозь заднее окно. Повернитесь лицом к лобовому стеклу и уберите руку с оружия. - Живо выполняй, что сказано, - приказал Клин. И тут же прибавил, обращаясь к Холлорану: - Где их машина? - Голубой "Пежо". Сзади, через несколько машин. Похоже, он следует за нами с тех пор, как мы выехали из Лондона. Мне кажется, что это уже не первый наш "хвост" - он сменил другую машину, которая пошла сзади нашей еще в Сити, вероятно, заметив нас где-то около здания "Магмы". - В самом деле, с самого раннего утра, когда они покинули штаб-квартиру "Магмы", чтобы отвезти Клина в его загородное поместье на уикэнд, Холлорана не покидало смутное ощущение тревоги - может быть, опасности, подстерегавшей их где-то поблизости. Но он так и не смог обнаружить слежки до тех пор пока они не выехали на окраину города. - Вы уверены? - спросила Кора с ноткой сомнения в голосе, однако в то же время еле сдерживая свое желание оглянуться и посмотреть через плечо на оживленный поток автомашин, двигающихся по шоссе. - Эта дорога - единственно