еще полыхали пожары - отсвет от них падал в комнату. Луций наполнил бокалы, они чокнулись. В этот момент в дверях появился Костар с Будур Пери. Он был ранен, от виска до подбородка тянулся кровавый след. Парсейка, казалось, была совсем без сил, она еле стояла на ногах. Ее появление здесь смутило Луция, предполагавшего, что она давно уже далеко в море, и повергло его в большое смущение. Донна Эмилия принесла таз с водой и промыла Костару рану - они попали под обстрел, его задело осколком. Потом она попотчевала обоих вином. Костар начал рассказывать. Он предъявил у входа в лагерь, где уже началась резня, приказ доктора Беккера и без всяких затруднений добился освобождения заключенной. Однако у него сложилось такое впечатление, что в городе за ними шли по пятам. Они сначала окольными путями добрались до аэродрома. Однако самолеты не летали, и порт тоже был закрыт. Исключение составляли только правительственные корабли. Выход на набережную был перекрыт полицией. Прежде всего было крайне опасно, если кто-нибудь увидел бы кошти, а снять пояс Будур Пери отказалась. На Корсо они попали под огонь, который велся от Центрального ведомства по летающим танкам. Шофер отказался дальше вести машину, им пришлось выйти. Чернь преследовала их, наседая со всех сторон. Костару удалось утихомирить толпу только тем, что он высоко поднял приказ о принудительной доставке арестованной, объявив парсейку государственным преступником. Словно чудом добрались они до Дворца, единственного, судя по ситуации, безопасного места. Луций слушал его рассказ со всевозрастающим неудовольствием. Он спросил, узнали ли их при входе. Костар отрицал это; не замеченный в суматохе стражей, он провел Будур Пери по боковой лестнице. - В хорошенькое положение вы меня поставили. - Я хотел выполнить ваш приказ, командор. Вы ведь доверили мне даму. Ответ расстроил Луция едва ли меньше, чем до того намеки Беккера. Ситуация была во всех отношениях щепетильной. Он смотрел на обоих, не зная, что предпринять. Будур заплакала, потом она встала. - Я доставляю вам большие неудобства, господин де Геер. Прикажите отвести меня назад в лагерь, так будет лучше всего. В любом случае я благодарна вам. Вы много сделали для меня. Донна Эмилия обняла ее. Мелитта присоединилась к ней. Они гладили плакавшую. Луций покраснел. Правильное решение было таким простым, таким очевидным. Ему стало стыдно, что он не понял сразу того, что было ясно всем остальным. Он сказал: - Я был не прав, думая о своем удобстве. Простите меня. Указать вам на порог было бы еще хуже, чем совершить убийство, это означало бы проявить трусость. Костар поступил правильно, я благодарен ему. Вы - мой гость, пока того требует ваша безопасность, я почту это за честь для себя. Он обратился к донне Эмилии: - Фройляйн Пери сейчас больше всего нуждается в отдыхе. Она будет жить в гостевой комнате. Пожалуйста, проводите ее туда. Он повторил: - Вы в безопасности. А завтра мы обсудим, что можно сделать для вашего дяди. Марио, Костар и Мелитта поклялись хранить молчание. Будур Пери ушла с донной Эмилией. Луций остался один, день, полный контрастных впечатлений, все еще жил в его душе. Он погасил в комнатах свет и вышел на лоджию. Снизу доносились ритмично повторяющиеся выкрики: разносчики газет наперебой оповещали об экстренных выпусках. Ландфогт и Проконсул пришли к общему согласию, они прекращают открытую вражду. Город облегченно вздохнул. Сразу вспыхнул свет в окнах. Засияли главные улицы города, и вереницы огней побежали по изогнутому берегу бухты. Освещаемые красным светом боевые флаги на Дворце и Центральном ведомстве исчезли. Семьи сели за поздний ужин у своих очагов или в харчевнях. Жизнь в Гелиополе продолжалась. Остались только холодные пепелища разрушенных и сожженных домов. Остались заключенные, для которых мучительно тянулось время. Остались и холодные тела убитых, с бледными, искаженными и чудовищно изуродованными лицами. Луна молча взирала на них сверху - привычная для нее ночная добыча с начала сотворения мира. В АРСЕНАЛЕ Луций проснулся рано, его сон был коротким, но крепким. Солнце вставало над морем, по синей глади которого скользили лодки - рыбаки возвращались с ночной ловли. Как часто в своих снах бродил он по лесам Бургляндии. В тенистой зелени порхал Карус, его сойка, с ласковым криком: "Луций - хороший". Он сбросил одеяло. Наступил момент, которого каждое утро дожидался Аламут. По-кошачьи мягко он вспрыгивал на постель и, мурлыча, устраивался на теплом местечке, пока не входила донна Эмилия и не прогоняла его. В соседней комнате раздавались звуки. Донна Эмилия готовила для Будур Пери ванну и завтрак. В ее хождениях взад и вперед, в тихом позвякивании посуды чувствовалась какая-то праздничность. Луций позвал Костара и попросил принести ему кофе; тот слышал, что гостья еще очень слаба. Луций велел Костару вывести лошадей и сказал, прощаясь с донной Эмилией: - Кланяйтесь от меня фройляйн Пери, я вернусь домой поздно. Больше всего я прошу вас, Эмилия, следить за тем, чтобы двери были постоянно заперты. И нужно соблюдать также осторожность, если фройляйн Пери захочет выйти на лоджию. Не упоминайте ее имени в разговорах по фонофору. И по внутреннему телефону тоже. - Не тревожьтесь об этом, Луций. Этот день был им предназначен для визита в арсенал и для других приготовлений, связанных с операцией на Кастельмарино. Мелкие сюрпризы, как их называл Патрон, несмотря на объявленное перемирие, все еще продолжались. Но особенно не давал ему покоя сбитый танк. Прежде чем оседлать коня, Луций еще раз детально просмотрел в кабинете все данные, скопившиеся за время сбора информации об этом острове, и инфрафотоснимки. Сведения были скудными и носили неопределенный ха- рактер. Лучшим источником оставались показания стражника, попавшего во время беспорядков на Виньо-дель-Мар в руки солдат и подвергнутого основательному допросу. Сообщение заканчивалось упоминанием о самоубийстве. Они проскакали мимо собора и вдоль виноградников, окружавших "хозяйство Вольтерса". Народ, шедший с мессы и спешивший в сады и мастерские на работу, был настроен миролюбиво; чувствовалось, что он приветствует договоренность обоих властителей, а их обоюдное согласие рассматривает как добрый признак. В принципе народ любил мир и покой, спокойное течение своих будней с их мелкими заботами и ежедневной суетой - торговлей, работами в саду, отдыхом вечерами в харчевнях Старого города или виноградных беседках у ворот виноделов, где собирались с детьми, домочадцами и кумовьями. Все это - приятное соединение часов безделья с часами работы, трудовых и праздничных дней, привычной, как мир, будничной жизни вдали от государственных дел - было им опять гарантировано. И это наполняло утро радостью. Перед садами Ортнера им встретилась погребальная процессия парсов, направлявшихся к "башням молчания" и одетых в белые траурные одежды. Луций и Костар попридержали лошадей и в знак уважения к покойному сошли на землю. Похоже было, что Проконсул был настроен и в дальнейшем уважать и охранять обычаи этого народа на своей территории. Арсенал был расположен в горах, чуть выше теплиц Князя и неподалеку от Академии. Своей наземной частью он скорее походил на маленькую управленческую контору. Оружейные мастерские и подсобные помещения находились внутри горы. От них расходились крытые проходы к военным складам и запасникам. Главный пиротехник Сивере уже ждал Луция. Он был маленького роста, почти карлик, и наверняка когда-то давно, чтобы стать солдатом, изо всех сил тянулся до нужной отметки при измерении роста. Однако он доказал, что в нем не ошиблись: три ряда орденских планок украшали его грудь. Для того, кто умел читать эти столь дорогие сердцу военного иероглифы, было ясно, что в большинстве случаев речь шла о знаках отличия за операции в ближнем бою. Дворцовый орден Князя с серебряным орлом свидетельствовал о долгосрочности службы. Маленький человечек держался очень прямо и был чрезвычайно подвижен - в его натуре каленое железо старого рубаки уживалось с приветливостью жизнелюбца. Как следствие ранения одна нога слегка волочилась. Голубые глаза смотрели открыто, взгляд был твердым, а курчавая огненно-рыжая борода с белыми нитями обрамляла его лицо. Маленькая контора Главного пиротехника была заставлена картотечными ящиками. Стены увешаны таблицами и графиками, кривые которых в любое время позволяли судить о запасах арсенала и его складов. На небольшом экране бежали знаки и столбцы цифр. Из портретов висело привычное цветное изображение Проконсула в парадном мундире, рядом, в овальных рамках, как домашние святые, две мистические фигуры - одна из древней Галлии, другая из древней Боруссии. Первая - артиллерист прежних времен, взлетев- шии на воздух вместе со славной цитаделью Лауданум. Второй, носивший символическое имя Клинке, прославился тем, что закрыл собой амбразуру. Все вместе это производило впечатление грустного пепелища. Будни здесь были посвящены интеллектуальной подготовке взрывов, праздники окрашены в кровавый цвет. После того как Главный пиротехник тщательно запер свое рабочее помещение, они прошли через залы, где за чертежными досками работали специалисты-технократы, и оказались в той части арсенала, которая была скрыта в горе. Над сводчатым входом висел классический знак артиллеристов - пылающий снаряд. Здесь помещался музей, а за ним целая анфилада огромных залов - старый цейхгауз, коллекции оружия и военных трофеев, расположенные частично в хронологическом порядке, частично по мере усложнения их технологии. Луций хорошо знал эти залы, потому что обходил их с каждым новым набором курсантов Военной школы, это входило в его обязанности. Однако у него и на сей раз опять побежали мурашки по телу от того ужаса, которым веяло от сборища отслуживших орудий и машин войны. Они стояли молча, словно изгнанные в преисподнюю творения сатаны, причудливые по форме и порой загадочные по назначению. От примитивного кайла или булавы из красного кремня до самых головокружительных конструкций лазерной военной техники. Общим для них был стиль устрашения - принцип, коренившийся в примитивном мышлении, однако не утративший своего значения и в высших сферах духа, пожалуй, скорее даже нашедший там более конкретное выражение. Все время работала мысль по превращению смертельного удара в убийство. Луций думал при этом о словах патера Феликса, что вместе с сознанием растет и ответственность, а с ней и вина. Они прошли через ракетный зал, где было представлено развитие военной космической техники от неуклюжих моделей их первого изобретателя Валье до самоходных ракет, которые шутя преодолевали земное тяготение. Потом Сивере провел его сквозь два ряда танков, ведших свою генеалогию от допотопных ящеров и мамонтов. Ощущался дух демиурга, который в поисках наивысшего союза огневой мощи с передвигающейся броней шел иногда по ложному пути. Многие из машин побывали в сражениях, видны были вмятины, шрамы, пробоины, обгоревшая местами рыжая сталь. Ряд начинался с боевой машины из грубой листовой стали, которая по сравнению с колоссами казалась игрушечной. Луций остановился перед ней. - Вот этот танк ужасно смешной, - сказал Сивере, знавший коллекцию как свои пять пальцев, - его выкопали из-под руин одного городка, под названием Комбль. Говорят, там давным-давно произошла битва, в которой сражались диоскуры. Стоит только копнуть лопатой, как тут же попадаются кости и снаряды. Потом он открыл дверь, на которой был нарисован предупредительный знак. Здесь были выставлены образцы секретного оружия Регента. Среди них также средства, предназначенные для поражения громадных площадей - радио- активным излучением, вирусами, наводнениями, оледенением, болидами. Даже такая милая наука, как ботаника, была здесь поставлена на службу военным целям. Луций поднял что-то вроде арбалета. Сивере объяснил ему устройство конструкции. Оружие находило и убивало противника даже ночью. Того сначала пеленговали с помощью радиоволн. Потом по установленной таким путем связи посылали смертельный импульс. Древняя мечта человека - убить силой магии, одним только повелением, казалось, нашла свое воплощение в этом приборе. Луций положил его скорее на место, словно держал в руках скорпиона. Рядом стояли два огромных зеркала, переливавшихся всеми цветами радуги. В центре них видны были, словно у глаз, темные зрачки. А между ними, если расположить их друг против друга и дать полный свет, возникал коварный луч - особо зловещий тем, что его испепеляющее действие проявлялось только через много дней и даже недель в виде диатермического ожога, который первоначально даже не вызывал боли. Эти лучи применяли в первых боях за власть Регента. Они исподтишка поражали службы тыла и снабжения противника. После начальной стадии коварных разрушительных маневров они потеряли эффективность - противник сумел экранировать транспорт. Теперь они причислялись к тем средствам лазерной техники, которую Регент отдал для мирных и защитных целей, и не только для обеспечения безопасности банков и правительственных резиденций, но и для любого тотального блокирования вообще. Прежде всего их использовали на таможне для спектрального просвечивания судов на предмет контрабанды и ввоза запрещенного оружия. Досмотр свелся благодаря им до нескольких секунд, достаточно было тех мгновений, пока судно входило в порт. Таможенники сверяли декларацию со спектрограммой. Кроме того, имелись излучатели для особых целей, например для дезинфекции, вакцинации или засвечивания фотокадров, сделанных в запретной зоне. Что же касалось личного комфорта, то такое устройство быта, как у Горного советника, демонстрировало, что можно сделать в этом направлении с помощью таких добрых и злых домовых духов. Мечты Альберта Магнуса(1) оказались превзойденными, больше того, складывалось впечатление, что материя обладает не только органами чувств, но и комбинированной силой тоже. Под этими сводами со светом без теней на Луция иногда нападало ощущение, что камень и железо способны мыслить, в то время как человек погружен в магическое оцепенение. И что еще ужаснее - казалось, это и есть путь к счастью, - к тайным радостям неподвижной и могущественной субстанции. Да, ужасны были эти средства, нацеленные на умерщвление армий и народов, и все же, может, еще страшнее было то, что человек собрал их вокруг себя для собственного удовольствия и предавался молчаливому дьявольскому созерцанию под воздействием их ауры, как в замках Князя тьмы. - --------------------------------------- (1) Альберт Великий (1193-1280) - немецкий философ и богослов, монах-доминиканец, разносторонний ученый, особенно в области естествознания. Луций вздохнул. Времена, когда эти миры околдовывали его, были совсем в недалеком прошлом. Как в песнях Ариосто(1), попадал он здесь в сказочные страны, населенные искусными карликами и великанами. Здесь действовали иные мерки, чем в мире людей, и встречались те немногие, сильные духом личности, сосредоточившие в себе всю сверхвласть. Они знали такие формулы, которые убирали последние препоны, и тогда богатства, мощь и оружие космоса начинали служить им. Раньше Луций радостно приветствовал сияющий зенит безоблачных высот. Теперь на него вдруг повеяло ужасом. Главный пиротехник, услышав его вздох, кивнул: - Просто беда, вы правы. - Что - беда? - спросил Луций. Они стояли сейчас в зале с болидами - "громовыми стрелами" Перуна - и ракетами, частично скомбинированными с взрывными и прицельными устройствами. Они были представлены всех размеров - от малых баллистических ракет до моделей, подпиравших своды потолка. Их вид вызывал в памяти исторический период Больших огневых ударов. Как всегда случается в истории, после первого, вызвавшего ужас, ошеломительного удара от этих средств была частично найдена защита, и тогда Регент засекретил их. У него не было нужды прибегать к разрушительной силе урана - равного противника не было; ни у кого не возникала даже мысль оказывать ему сопротивление. Но в то же время и страха уже тоже не было. - --------------------------------------- (1) Лудовико Ариосто (1474-1533) - итальянский поэт, автор знаменитой поэмы "Неистовый Роланд" (1532). - Беда, что это только муляжи. Даже модели пришлось заполнить песком. Заряды отправлены в тайники энергиона. - Думаю, дай вам волю, Сивере, Гелиополь давно бы уже взлетел на воздух. - Новый город, во всяком случае, командор. Снисходительность Проконсула становится непонятной; ему бы следовало расплавить Центральное ведомство. Гамма-лучами-5! Он постучал при этом по маленькому самоуправляемому реактивному снаряду, приплюснутому с обеих сторон. - Надо было дать ему эти боеприпасы. В мгновение ока порядок был бы восстановлен. Войска просто не понимают, что происходит. - Князь ведь тоже не всевластен. Он не может снять оцепление. И кроме того, в огне сгорят бесчисленные массы людей, не имеющие никакого отношения к возникшим распрям. Или вас это нисколько не тревожит? Главный пиротехник похлопал по орденским колодкам у себя на груди: - Лес рубят - щепки летят, старая пословица. А где косят, там по цветочкам и птенчикам не плачут. Порядок правит миром, и приказы должны выполняться. Если Проконсул даст команду открыть огонь, военные рассуждать не будут. Таков устав, а все остальное - неподчинение приказу. Как пиротехник, я несу ответственность за взрывные устройства, и они сработают, пока старый Сивере тут командует. Луций кивнул. - Это нам известно. Вы здесь на своем месте. Он посмотрел на него. Открытый взгляд старого солдата, глядевшего на него с бесстрашием. Хороший человек, в ладу с собой - это ясно. Не исключено, что время от времени ходит к исповеди. Сомневаться в отпущении грехов не приходится. Какое это может иметь значение, скольких убьют - одного или сто тысяч? Это зависит от меры - кто какой барьер способен преступить, от потенциала эпохи. Еще Ламех хвастался тем, что убил Каина. Это был тот тип людей, которых вынес крутой виток истории; они, начав рядовыми стрелками, возвысились в этом охваченном огнем мире. Свою родословную Сивере вел от потомственных воинов; старые комендоры и канониры думали так же, как он. Другой тип - это чистые технократы. Правда, было еще нечто среднее, прежде всего в истории летного дела. Старые рейтары спешились, коней оседлали кавалеристы, им на смену пришли механики-водители, никогда не знавшие ни коня, ни копья. Часто при изучении старых военных материалов Луцию бросалась в глаза разница в лицах, в которых запечатлелась их судьба. У тех первых, которые почти все погибли в огне, были еще заметны переданные по наследству черты старой аристократии; потом сплошь шли лица, суть которых можно было обозначить как ничтожное угодничество, свидетельствующее о бездумности уничтожения, ставшего их основным делом. Лица эти были не лишены правильности черт, даже шарма, однако казалось, будто холст добротного портретиста подменили киноэкраном. Луцию вспомнился один из первых репортажей, прочитанных им в архиве, это было интервью. Герой нации стер на рассвете с лица земли один из городов на Желтом море. Вечером в "Carlton" его навестили репортеры, где благодарный сенат чествовал его как спасителя отечества. Они нашли его бодрым и свежим, только что принявшим ванну, благоухающим хорошим мылом и табаком, вдыхающим аромат аэроионизатора, в меру торжествующим победу и уравновешенным. На столе - лавровый венок и горы телеграмм; громкоговорители возносят ему славу. Все внимают сообщениям, поступающим от разведывательной авиационной эскадрильи, кружащей над кратером, запекшимся в центре медной лазурью: по краям слышно гудение людских масс, похожее на рой пчел. Его сделали Великим комтуром(1), осыпали орденами, денежными вознаграждениями, почестями. Его чествовали как мироносца, государства Лиги Наций соперничали друг с другом в воздании ему почестей. В нескольких словах коснулся он самой операции, описал технические детали, насколько это позволяла государственная тайна. На подлете, незадолго до решающего момента, его охватило сильное волнение, как на охоте, когда подстерегаешь дичь, но только значительно сильнее. Он попросил дать ему чашку крепкого черного кофе и принял одну таблетку титанина, невероятно повышающего волевые качества и обращающего дух в волю, концентрирующего ее. Потом он похвалил экипаж, гимн дружбе и товариществу завершал интервью. Так оно и шло дальше, учение впрок не пошло. Правда, глухое предчувствие, что концы с концами не сходятся, не покидало всех. Неустанно искали виновного. После каждой войны, после всякой гражданской резни их находили пачками, но, стоило суду состояться, и все оставалось по-прежнему, даже становилось еще - --------------------------------------- (1) Глава духовно-рыцарского Ордена (иен.). хуже. Каждый стремился найти во враге то, что было в нем самом, и тут же рвался, полный ненависти, в трибунал. Да, они даже возвышали себя до суда над Богом, допустившим такое, словно никогда не слыхали про Содом - случай, подобные которому не раз повторялись в истории. Конечно, за фигурами переднего края стояли другие, очень злые титаны духа, провидевшие игру насквозь и испытывавшие глубокое удовлетворение. Они поставили себе на службу демос, золото, несущую свет науку и объединили их силы в концентрированную власть. Они появились почти внезапно, как чудовищная громада, выплывающая из расступившегося тумана. Еще Леонардо предвидел их появление. Их цель - вездесущее всемогущество в пространстве и времени. Техника была тем средством, с помощью которого они осуществили эту мечту. Они добрались до морских глубин и высших сфер эфирного пространства и захватили все континенты. То были сражения между Левиафаном, Бегемотом и диковинной птицей Феникс, владычицей царства огня. Они находились вне истории, их питали другие источники. Такие поэты, как Данте, Мильтон, Клопшток, познали их меру; только таким, как они, открылись ужасы бездны. Подо мной пусть всемогущая поступь раздавит и море, и землю, Опустошит, проложив мне насильем ровный и гладкий путь. Тогда ад лицезрит с триумфом мой демонически-царственный гордый лик. И еще: Когда в недоступной вышине скопит силы Страшная гроза, разверзнется тогда черное, как ночь, облако, Начиненное тысячами огненных стрел, взметнется одиноко ввысь несущим гибель пламенем. И если другие облака лишь задевают макушки кедров, То это испепелит покрытые лесами горы от края и до края небес, Обратит в руины, низринув огонь и грохот, Вознесшиеся шпилями дворцовых башен бесчисленные города И погребет их под своими же обломками. Луций ощутил свою полную рассеянность, совершенно неуместную здесь. Он почти не слышал, пока они шли по залам, вопросов Главного пиротехника. А тот был необычайно оживлен, как всегда, когда его навещал гость из Дворца. Наконец они были у цели - в огромном зале образцов. Стены сияли в бестеневом освещении. До самого потолка их занимали стеклянные шкафы. В них стояли манекены в рост человека - солдаты любого рода войск и любого звания в полном обмундировании, как на параде. Здесь было представлено полное снаряжение походной палатки, до последнего колышка и шнура, а также респираторы и кислородные аппараты для работы в загазованном помещении или, например, полный набор армейских фонофоров. Большой зал экспонатов военного снаряжения являл собой квинтэссенцию владений Сиверса. Планы конструкторских бюро приобре- ли здесь свое материальное воплощение, приняли зримые формы, каждая из которых была образцом того, что в тысячекратном размере осело на военных складах. Этот зал был гордостью Главного пиротехника, свидетельством того, что он наилучшим образом может соответствовать любому желанию и заданию, исходящему от Дворца. Они подошли к одному из огромных столов в центре зала, Луций раскрыл планшет со своими записями. - Сивере, вам придется лично взять всю подготовку полностью на себя. Речь идет о деле, которое касается только нас двоих и Патрона. - Будет исполнено, командор. Луций взял красный карандаш и стал отмечать по пунктам. - Пометьте для себя - партизанское снаряжение для команды в двенадцать человек, включая ручное оружие. При этом на всякий случай следует избегать тех образцов, которые находятся на вооружении армии. Огнестрельное оружие должно быть бесшумным. - Я подберу вам снаряжение из трофейных образцов, командор. И пистолеты с глушителями, как у полицейских Ландфогта. - Правильно, пусть это будут бандиты, переодетые полицейскими, или полицейские, переодетые бандитами. Тут никакой разницы нет. Еще нам понадобится некая палочка-выручалочка - я имею в виду инструмент, способный быстро и бесшумно открыть любой замок. - И сейфовый тоже? - Любой, какой только может встретиться в Гелиополе и на островах. Главный пиротехник задумался. Потом направился к одному из шкафов и возвратился с предметом, похожим на колпачок, по форме и величине напоминавшим половинку срезанного сверху яблока, только вместо плодоножки у него была приделана маркированная светящейся краской кнопка. Он осторожно положил его на стол. - Магнитная мина многоцелевого назначения, разработанная по принципам термического вогнутого зеркала. Расплавляет, как масло, даже самые твердые металлы. Ограничений для применения нет, действует под водой и в безвоздушном пространстве. Он освободил чеку, удерживавшую взрыватель. - Не надавливая, прижать к целевому объекту. Потом снять с предохранителя. Если я сейчас нажму на капсюль-детонатор, то даже самая прочная бронированная сталь станет мягкой, как каша. Он опять осторожно вставил чеку. Луций взял мину и взвесил ее в руке. Она была относительно легкой. - Должно подойти. Приготовьте мне с полдюжины таких штучек. Нет ничего досаднее, когда забываешь ключ от дома, в который идешь. А нет ли у вас зарядов, способных поджечь здание, даже каменное, но таких, чтобы не затрагивать прерогативы Регента? Главный пиротехник кивнул и, довольный, погладил себя по бороде. Речь пошла о том, что было его страстью. - Набор огненных смесей любых сортов и в любом количестве, командор. Вы даже не поверите, что только не горит при создаваемых мною высоких температурах. А собственно, о каком типе строения идет речь? Луций задумался. - Нечто вроде загородного поместья средних размеров. Вы знаете, как выглядит клуб Ориона на Allee des Flamboyants? Сивере ответил утвердительно. - Нет ничего проще этого. Надо думать скорее о том, чтобы не переборщить. Достаточно будет одного пасхального яичка. Дыхание огненного жара настолько велико, что может расплавить даже железо, а от мрамора не останется и следа. Вся хитрость заключена в запале - есть такие вещества, которые воспламеняются при химическом, механическом, термическом воздействии, с помощью электромагнитных волн или часового механизма, а другие приходят в действие при малейшем контакте с ними, например от того, что в комнату вошел человек. - Я предпочел бы такое взрывное устройство, которое сработает на любом расстоянии и в любое время. - В таком случае потребуется еще вспомогательный прибор. Сивере исчез и вернулся назад с бомбой в руках, умещавшейся на ладони; рядом он положил часовой механизм, похожий на фонофор. Оба циферблата синхронных электрочасов должны были совпасть. Необыкновенно простое устройство, игрушка для детей. В списке Луция оставался последний пункт. Согласно донесениям агентов, на острове, за исключением нескольких часовых, от людской охраны отказались, отдав предпочтение автоматике. Но ночам служебные помещения были слабо освещены, но людей там не было. Все проходы были блокированы с помощью светящейся решетки таинственного излучения. Судя по всему, Ландфогт создал на Кастельмарино рай, отвечающий требованиям Горного советника. Но если в сказочной пещере гнома на Пагосе взору и чувствам открывались приятные сюрпризы, то здесь действовали злые чары, несшие с собой смерть и страх. Если кто попытается проникнуть вовнутрь, недремлющее дьявольское око не упустит того. Луций приблизительно описал ситуацию Сиверсу. Тот задумчиво покачал головой. - Это усложняет дело - вам придется взять с собой защитные костюмы. Он обстоятельно изложил все детали. Костюмы прошли гальваническую обработку, став токопроводниками, и способны теперь как бы обводить коварные лучи вокруг себя. Притом размыкание исключается, а значит, и губительный контакт. Ни одна часть тела и ни один гальванически не защищенный предмет не должны находиться в радиационно опасной зоне. За этим надо непременно следить; оружие придется держать под костюмами, или на него тоже надо нанести гальваническое покрытие. Кроме того, в подозрительных местах не следует прикасаться ни к одному объекту, чтобы не нарушить защиту. Сивере еще раз повторил: - Костюмы защищают только от обнаружения, но не от самого воздействия лучей, которое следует за ним. В противном случае необходимы меры, далеко выходящие за рамки одной групповой операции. Он подвел Луция к целому ряду высоких шкафов, как в шикарных модных магазинах. Здесь хранились образцы маскировочных и защитных костюмов. Тут были и халаты на асбестовой вате для защиты от огня и огнеметов, и легкие пленочные накидки, защищающие от жидких отравляющих веществ. К ним же относились разнообразные противогазы и респираторы, напоминавшие то ли обрядовые колпаки-маски в танцах примитивных народов, то ли снаряжение аквалангистов. Главный пиротехник вытащил из этой коллекции комбинезон из серебристо-серого, слегка потрескивающего материала. Он был легкий, как шелк; перчатки и носки были составной частью костюма, так же как и капюшон, правда, из другой, прозрачной ткани. Он разложил комбинезон и показал, как его надевать. - Этого будет достаточно, - сказал Луций. - Пометьте себе три таких костюма - в облучаемую зону нас пойдет только трое. Магнитные мины надо тоже подвергнуть гальванизации - я предполагаю, что возле дверей потребуется особая осторожность. А вы думаете, что одного вашего яичка будет достаточно? - Об этом не беспокойтесь, командор. Если вы не верите, возьмите тогда старого Сиверса с собой. - Ну это вы уж слишком. Мы ведь тоже не новички. Однако при подготовке на репетициях вам отводится роль режиссера. Возможно, Патрон будет дожидаться полнолуния. Распорядитесь упаковать все необходимое и отдать вахтенному офицеру на башне Виньо-дель-Мар. Он получит инструкции. - Значит, так, я соберу оснащение для команды в двенадцать человек, из них - три костюма для работы в специальных условиях. После чего буду ждать приказа, когда мне явиться для проведения подготовки. Можете положиться на меня. Луций кивнул и подал ему руку. Старик, похоже, оживился; даже его рыжие волосы, казалось, потрескивали и искрились. Назад они прошли через залы более коротким путем и вышли во двор, где ждал с лошадьми Костар. БЕСЕДЫ В ВОЛЬЕРЕ В течение последующих недель Луций часто отсутствовал. Он был занят то на Пагосе, то на Виньо-дель-Мар. А кроме того, своим чередом шли текущие дела. Что касалось участников тайного налета на Кастельмарино, то трудности были только в правильности отбора, поскольку такие операции сулят перерыв в однообразии службы, чему солдат всегда радуется. Первым Луций посвятил в планы сержанта Калькара - бывшего капрала,, защищавшего тогда лестницу в Верхний город, по которой они поднимались с Мелиттой. Новая колодка украшала его грудь. Во время последних беспорядков он вновь отличился. Он принадлежал к тому сорту людей, для кого порох, словно острая пряность, придает жизни особый вкус и кого скорее надо сдерживать, чем подстегивать. С большим рвением отнесся он к заданию и предложил Луцию группу добровольцев, способных выдержать любые испытания. Участие Марио и Костара было само собой разумеющимся; Костару отводилась роль адъютанта, а Марио поручалось обеспечить место высадки. И наконец, выбор Луция пал еще на двух слушателей Военной школы - на Бомануара и Винтерфельда, оправившегося тем временем от последствий своих неудач. Собранная таким образом группа почти ежедневно выезжала на Виньо-дель-Мар. Она выдавалась за спортивную команду для участия в Большой регате, которую ежегодно устраивал для народа Проконсул в честь праздника виноделов. Благодаря этому удалось незаметно произвести рекогносцировку рукава морского залива и побережья острова. Время от времени в качестве гостя "Каламаретто " появлялся Главный пиротехник. Тогда с большой осторожностью в одной из укромно расположенных лощин острова операция проигрывалась во всех деталях. Тем временем Будур Пери быстро набиралась сил. Донна Эмилия ухаживала за ней наилучшим образом. Луций почти не видел ее. Днем она проводила время на лоджии, закрытой высоким бортом и вьющимися растениями. Луций обеспечил ее книгами, а также принес ей аэроионизатор и установил экран. Ее пребывание поблизости от него было ему приятно, словно заполнился какой-то пробел в его жизни. И донна Эмилия тоже была довольна, она хлопотала больше обычного. Благоприятное действие возымело и то, что дом Антонио хотя и был разграблен, но не был сожжен. Как все богатые парсы, лучшее из своего домашнего скарба он спрятал в надежном тайнике - в подполе, который был настолько хорошо замаскирован, что наметанный глаз мародеров не смог его обнаружить. Луций попросил Будур описать его местонахождение и отправил Марио и Костара ночью с машиной в Верхний город. Они вскрыли подпол и нашли добро нетронутым. За несколько ездок они перевезли его в безопасное место. Это явилось поводом для Луция, и он впервые переступил порог комнаты, где жила Будур. Она была занята тем, что размещала спасенные вещи в каморке для седел и сбруи. Донна Эмилия подавала ей из тюков и сундуков один предмет за другим. Вид изысканных, ручной работы тканей, серебряных и золотых сосудов, богатой одежды напоминал невестино приданое, которое в день свадьбы, утром, приносят в дом жениха. Антонио Пери спрятал там также лучшие из переплетенных им книг и рукописей. Но больше всего его племянница, казалось, обрадовалась, увидев сундучок, в котором лежали белье и ее платья. Она ведь пришла в дом в том, что было на ней. За исключением узенького кошти, она следовала моде Гелиополя со всеми ее изменениями и капризами. Один из ящиков был полон пилюль и эссенций - вещей, имевших малый вес и большую ценность в делах торговли. Луций узнал плоские, зашитые в белый войлок флаконы с розовым маслом из Киссанлика, опиумные жмыхи цвета ржавчины и различные по форме. Одни из них были обернуты в маковые листья, другие посыпаны семенами щавеля, а третьи, похожие на плоские кирпичики, были завернуты в рыжеватую бумагу. Их терпкий дурманящий запах смешивался с ароматом розового масла. Луций поднял один из таких караваев и взвесил его на руке. - Вы, значит, держите у себя грезы столичного города - опасный товар. Я частенько беседовал на эту тему с вашим дядей, у меня сложилось впечатление, что он большой знаток ядовитого зелья и чудодейственных трав. Будур Пери села на большой сундук и погладила уютно мурлыкавшего Аламута, быстро привыкшего к ней. - Мой дядя собирал и это, как все то, про что можно сказать: Ноша не тяжела, А цена велика. Он говорил, что на всех островах и во всех портах это такое же верное богатство, как и золото, - и даже еще больше, потому что человеку необязательно бывает нужно золото, а вот отказаться от мира своих грез он не сможет, если хоть раз вкусил их власть над собой. Она показала при этом на трубку для курения опиума, вырезанную из светло-зеленого камня. Луций бережно вынул ее из футляра. - Прелестная вещица. Головка, похоже, вырезана в форме лотоса. Бы правы - ради своих грез люди жертвуют куском хлеба и глотком вина. И даже скупердяй, что копит золото и в одиночестве упивается им, зарывшись в него руками, тоже может быть причислен к наркоманам, потому что он привязан не столько к золоту как таковому, сколько к его скрытой и магической силе. В его блеске и звоне чудятся ему роскошные товары и наслаждения, сокрытая власть, к тому же свободная от всех усилий и разочарований, связанных с осуществлением этих мечтаний. Пожалуй, я могу это понять. - Вы знали моего дядю, - сказала Будур Пери, - только как искусного переплетчика, казалось, полностью отдававшегося этому искусству. Но у него была еще и оборотная сторона, весьма отличная от той. - Однако мне кажется, я порой что-то подозревал. Старинные ткани, блеклые тона, давно исчезнувшие книги, зеленые зеркала - все это говорило о духе, который любит иные, дальние просторы. Тень пробежала по ее лицу при нахлынувших воспоминаниях. - Да, ужасно подумать, что его обитель разорена. Антонио было там так хорошо. Я боюсь, он не выдержит заключения. - Положитесь на нас - мы не бросим его на произвол судьбы. Я еще раз схожу навестить этого ужасного доктора Беккера в его норе. Расскажите мне еще про Антонио, вы разожгли мое любопытство. - С удовольствием, если вам не скучно со мной. Вы ведь так много сделали для меня. Антонио на первый взгляд мало отличался от других мастеров, которых можно встретить занимающимися своим промыслом и торговлей не только на улице Митры, но и по всему Гелиополю. Однако под этой внешней оболочкой скрывался еще и другой человек - любитель эйфории. Он ловил ее, ловил грезы, как другие ловят сачками бабочек. По воскресным и праздничным дням он не ездил на острова и не сидел в тавернах на Пагосе. Он запирался в своем кабинете, чтобы совершить путешествие-полет в мир грез. Он говорил, что видит тогда неизвестные острова и страны. Пилюли облегчали ему доступ ко всем тайнам и красотам того мира. За долгие годы он накопил большие знания, а кроме того, он вел дневник своих дальних путешествий. В его кабинете была еще маленькая библиотечка, состоявшая частично из книг о свойствах трав и по медицине, а частично из произведений поэтов и магов. Антонио обычно читал эти книги, когда вхо- дил в состояние опьянения. К сожалению, теперь все это пропало. Луций слушал с большим вниманием. - Надо будет посмотреть, может, хотя бы уцелел дневник. Марио сказал, что пол усыпан обрывками разодранных тканей и разорванных рукописей и книг. Вино Антонио тоже пил? - Он пил вино тоже, но не ради одного удовольствия. Им двигало главным образом смешанное чувство - авантюризм и жажда познания. Он путешествовал не для того, чтобы побывать в незнакомом месте, а как истинный ученый-географ. Вино было одним из тех многих ключей, открывавших ворота неизведанного лабиринта. - Авантюрист-романтик. Когда слушаешь вас, так и испытываешь желание последовать его примеру. Это еще один из способов, как можно прожить жизнь, своего рода уединенным отшельником в хрупком мире грез. - Конечно, только я всегда беспокоилась за него. Возможно, все дело было лишь в методике контроля, избавлявшего его от грозящих катастроф и горячечного бреда. Он частенько был близок к этому. У каждой пилюли есть своя формула, считал он, открывающая доступ к определенным загадкам мира. И он верил, что можно постичь субординацию этих формул. "Je, n'ai pas encore trouve ma formule"(1)- вот одно из его изречений. Самые высшие из этих формул до