вин плакал, пока пела Катриана. Юноши невысокого роста, слишком молодо выглядящие для своих лет, очень рано узнают в Азоли, как рискованно плакать там, где тебя могут увидеть. Но сегодня в лесу Дэвина настигло нечто такое, с чем он не смог справиться. Если он правильно понял то, что сказал ему Алессан, эту песню могла ему петь его мать. Его мать, чью жизнь прервал Брандин Игратский. Он наклонил голову, но не для того, чтобы скрыть слезы, и слушал, как Катриана допевает эту сладкую и горькую колыбельную, песню ребенка, бросающего вызов запретам и власти, еще совсем юного, который достаточно самостоятелен, чтобы захотеть в одиночку построить корабль, и достаточно смел, чтобы отплыть в пустыню мира, не оглядываясь назад. Но не теряя и не забывая того места, где все началось. Дэвин и был этим ребенком. И это было одной из причин его слез. Потому что его заставили потерять и забыть те башни, у него украли все сны об Авалле, которые могли ему присниться. Или о Тигане над бухтой. Поэтому его слезы одна за другой падали в темноте на землю, пока он оплакивал свою мать и свой дом. И в тени леса неподалеку от Астибара эти два горя слились в Дэвине и спаялись в его сердце с тем, что значила для него память и потеря памяти. И тогда в Дэвине вдруг вспыхнуло нечто такое, что должно было с этой ночи изменить течение его жизни. Он вытер глаза рукавом и поднял взгляд. Никто не заговорил. Он видел, что Баэрд смотрит на него. Очень медленно Дэвин протянул левую руку, руку сердца. Очень осторожно согнул третий и четвертый пальцы так, что получилось символическое изображение полуострова Ладонь. Жест, которым дают клятву. Баэрд поднял правую руку и повторил его жест. Они соприкоснулись кончиками пальцев, маленькая ладонь Дэвина против более крупной, огрубевшей ладони Баэрда. - Если вы меня принимаете, я с вами, - сказал Дэвин. - Именем моей матери, которая погибла в той войне, клянусь, что не нарушу данное вам слово. - И я не нарушу данное тебе слово, - сказал Баэрд. - Клянусь исчезнувшей Тиганой. Послышался шорох, и Алессан опустился рядом с ним на колени. - Дэвин, я должен тебя предостеречь, - серьезно произнес он. - В этом деле не следует спешить. Ты можешь помогать нашему делу, но тебе необязательно ломать свою жизнь и следовать за нами. - У него нет выбора, - пробормотала Катриана, подходя ближе с другой стороны. - Томассо бар Сандре назовет ваши имена под пыткой сегодня ночью или завтра. Боюсь, что карьера певца для Дэвина д'Азоли закончилась, не успев толком начаться. - Она смотрела вниз, на троих мужчин, глаза ее в темноте были непроницаемы. - Она действительно закончилась, - тихо сказал Дэвин. - Она закончилась, когда я узнал свое имя. Выражение лица Катрианы не изменилось; он не мог себе представить, о чем она думает. - Пусть будет так, - сказал Алессан. Он тоже поднял левую руку с двумя согнутыми пальцами. Дэвин протянул ему навстречу правую. Алессан колебался. - Клятва именем твоей матери для меня значит больше, чем ты можешь себе представить, - заметил он. - Ты ее знал? - Мы оба ее знали, - тихо ответил Баэрд. - Она была на десять лет старше нас, но любой подросток в Тигане был немного влюблен в Микаэлу. Еще одно новое имя и боль, связанная с ним. Отец Дэвина ни разу не произносил его. Его сыновья никогда не знали имени матери. В этой ночи было больше дорог к страданию, чем Дэвин мог себе представить. - Мы все безмерно завидовали твоему отцу и восхищались им, - прибавил Алессан. - Хотя я был рад, что в конце концов ее завоевал мужчина из Авалле. Помню то время, когда ты родился, Дэвин. Мой отец послал подарок на твои крестины. Не помню, что именно это было. - Вы восхищались моим отцом? - переспросил ошеломленный Дэвин. Алессан услышал это, и его голос изменился. - Не суди о нем по тому, чем он стал. Ты знал его лишь после того, как Брандин смел с лица земли целое поколение и весь их мир. Оборвал их жизни или погубил их души. Твоя мать погибла, Авалле пал, Тигана исчезла. Он сражался и выжил в обеих битвах у Дейзы. У стоящей над ними Катрианы вырвался слабый стон. - Я не знал, - запротестовал Дэвин. - Он никогда нам ничего подобного не рассказывал. В нем росла новая боль. Так много дорог к страданию... - Немногие из уцелевших рассказывали о тех днях, - сказал Баэрд. - Мои родители тоже, - неловко вставила Катриана. - Она увезли нас как можно дальше, в рыбацкую деревушку Астибара, вниз по побережью от Ардина, и никогда ни слова не говорили об этом. - Чтобы оградить тебя, - мягко объяснил Алессан. Его ладонь все еще касалась ладони Дэвина. Она была меньше, чем у Баэрда. - Многие, кому удалось уцелеть, бежали, чтобы дать своим детям шанс на жизнь, не омраченную гнетом и позором, обрушившимися тогда - и продолжающимися сейчас - на Тигану. Или на Нижний Корте, как мы должны теперь ее называть. - Они бежали, - упрямо произнес Дэвин. Он чувствовал себя обманутым, преданным, обездоленным. Алессан покачал головой. - Дэвин, думай. Не суди пока, думай. Ты в самом деле воображаешь, что узнал эту мелодию случайно? Твой отец предпочел не обременять тебя и твоих братьев таким опасным наследием, но он тебя отметил - мелодией без слов, ради безопасности, и послал тебя в мир с тем, что безошибочно выдаст тебя любому выходцу из Тиганы, но больше никому. Не думаю, что это было сделано случайно. Не более случайно, чем то, что мать Катрианы подарила дочери кольцо, которое отличает ее в глазах тех, кто родился там же, где родилась она. Дэвин оглянулся. Катриана протянула к нему руку. Было темно, но его глаза уже приспособились к темноте, и он разглядел странную форму мерцающего кольца: фигура наполовину человека, наполовину морского животного. Он с трудом сглотнул. - Ты мне расскажешь о нем? - спросил он, снова поворачиваясь к Алессану. - О моем отце? О флегматичном, скучном Гэрине, мрачном крестьянине из серой, дождливой страны. Который, как теперь оказалось, был родом из яркого Авалле, города Башен, в южных горах Тиганы, и который в молодости полюбил и завоевал женщину, покорявшую всех, кто ее видел. Который сражался и выжил в двух страшных битвах у реки и который - если Алессан прав в своих построениях - нарочно послал бродить по свету своего единственного сообразительного, наделенного воображением ребенка, способного найти то, что он, кажется, нашел этой ночью. И который, внезапно осознал Дэвин, почти наверняка солгал, сказав, что забыл слова колыбельной. Все это внезапно навалилось на него страшной тяжестью. - Я расскажу тебе все, что знаю о нем, и с радостью, - ответил Алессан. - Не сегодня, так как Катриана права и мы должны уйти отсюда до рассвета. А сейчас я обменяюсь с тобой клятвами, как это сделал Баэрд. Я принимаю твою клятву верности. И тебе клянусь в том же. Ты стал мне родным отныне и до конца моих дней. Дэвин обернулся и посмотрел на Катриану. - А ты меня принимаешь? Она тряхнула волосами. - У меня нет выбора, не так ли? - небрежно ответила она. - Ты довольно прочно впутался в наши дела. Однако, говоря так, она опустила левую руку с двумя согнутыми пальцами. Ее прохладные пальцы слегка соприкоснулись с пальцами Дэвина. - Добро пожаловать, - сказала Катриана. - Клянусь не нарушать данное тебе слово, Дэвин ди Тигана. - И я тоже. Мне очень жаль, что все так случилось сегодня утром, - рискнул извиниться Дэвин. Она убрала руку, и глаза ее сверкнули, это было видно даже при свете звезд. - О да, - сардонически ответила она. - Конечно, тебе жаль. Все время было ясно, как ты жалеешь о том, что произошло. Алессан фыркнул от смеха. - Катриана, дорогая, - сказал он, - я только что запретил ему упоминать о любых деталях случившегося. Как мне требовать этого, если ты сама о них говоришь? Без малейших следов улыбки Катриана ответила: - Здесь я пострадавшая сторона, Алессан. Ты не можешь ничего от меня требовать. Эти правила ко мне не относятся. Неожиданно Баэрд рассмеялся: - Никакие правила к тебе не относятся с тех пор, как ты к нам присоединилась. Почему сейчас должно быть по-другому? Катриана снова вскинула голову, но не снизошла до ответа. Трое мужчин встали. Дэвин несколько раз согнул колени, которые затекли от долгого сидения в одном положении. - Феррат или Тригия? - спросил Баэрд. - К какой границе? - Феррат, - ответил Алессан. - Они будут искать меня в Тригии, как только Томассо заговорит, бедняга. Если бы я был способен мыслить ясно, я бы застрелил его, когда они проезжали мимо. - Вот это ясность мысли, - возразил Баэрд. - Его окружали двадцать солдат. Мы бы все уже сидели в цепях в Астибаре. - Ты бы перехватил мою стрелу, - лукаво ответил Алессан. - Есть ли шанс, что он не заговорит? - смущенно вмешался Дэвин. - Я думаю о Менико, видишь ли. Если назовут мое имя... Алессан покачал головой. - Под пытками все говорят, - трезво заметил он. - Особенно при помощи магии. Я тоже думаю о Менико, но мы ничего не можем с этим поделать, Дэвин. Это одна из реальностей нашей жизни. Есть люди, которых мы подвергаем риску почти каждым своим поступком. Хотел бы я знать, - прибавил он, - что произошло в том домике. - Ты хотел проверить, - напомнила ему Катриана. - У нас есть время? - Хотел, и думаю, что время есть, - быстро ответил Алессан. - Во всем этом недостает одного кусочка мозаики. Я так и не знаю, каким образом Сандре д'Астибар мог ожидать, что я буду... Тут он замолчал. Не считая протяжного пения цикад и шелеста листьев, в лесу было очень тихо. Триала улетела. Алессан вдруг поднял руку и сильно дернул себя за волосы. Потом покачал головой. - Знаешь, - сказал он Баэрду таким тоном, будто вел непринужденную беседу, - каким дураком я иногда бываю? Это же все время было очевидно! - Его голос стал другим. - Вперед - и молитесь, чтобы мы не опоздали! В охотничьем домике Сандрени оба камина уже погасли. Только звезды освещали лесную поляну. Созвездие Короны Эанны склонялось к западу, следуя за лунами. Когда они подошли к домику, пел соловей, словно вторя недавней песне триалы. В дверях Алессан на мгновение заколебался, потом пожал плечами, распахнул дверь и вошел. В красном свете тлеющих углей перед их глазами, уже привыкшими к темноте, предстала картина кровавой бойни. Гроб криво стоял на козлах, крышка его была разбита в щепки. Вокруг него лежали мертвецы, которые были живыми людьми, когда они покидали эту комнату. Двое младших Сандрени, Ньеволе, с торчащими из горла и груди стрелами Скалвайя д'Астибар. Затем Дэвин разглядел отрубленную голову Скалвайи в черной луже крови на пугающе большом расстоянии от тела, и к его горлу подкатила тошнота. - О Мориан, - прошептал Алессан. - О Госпожа Мертвых, будь добра к ним в твоих чертогах. Они погибли до срока, мечтая о свободе. - Трое из них - да, - раздался хриплый, сухой голос из глубины одного из кресел. - Четвертого следовало удавить еще в колыбели. Дэвин подпрыгнул на полфута, и сердце его заколотилось от испуга. Говоривший встал и теперь стоял рядом с креслом, глядя на них. Его лицо оставалось скрытым в тени. - Я так и думал, что вы вернетесь, - прибавил он. Это шестой, понял Дэвин, пытаясь, напрягая зрение, рассмотреть высокую, худую фигуру в слабом свете углей. Алессан остался невозмутимым. - В таком случае прошу прощения, что мы заставили вас ждать, - сказал он. - Мне потребовалось слишком много времени, чтобы разгадать эту загадку. Вы позволите выразить вам мои сожаления по поводу случившегося? - Он помолчал. - И свое уважение к вам лично, господин Сандре. У Дэвина отвисла челюсть, словно на шарнирах. Он так резко закрыл рот, что заболели зубы; он надеялся, что этого никто не заметил. События развивались слишком быстро для него. - Принимаю первое, - ответил худой человек, стоящий перед ними. - Но я не заслуживаю вашего уважения и ничьего уважения вообще. Когда-то - возможно, но не теперь. Вы говорите со старым, тщеславным дураком, как назвал меня этот барбадиор. С человеком, который слишком много лет провел в одиночестве, запутавшись в сплетенных им самим сетях. Вы были правы во всем, что говорили здесь о беспечности. Сегодня ночью она стоила мне троих сыновей. Через месяц, возможно, раньше, в живых не останется ни одного Сандрени. Его голос звучал сухо и бесстрастно, в нем не было жалости, он уже осудил себя. - Что случилось? - тихо спросил Алессан. - Этот мальчик оказался предателем. - Голос оставался равнодушным, бесстрастным. - О, милорд! - воскликнул Баэрд. - Член семьи? - Мой внук. Сын Джиано. - Тогда его душа проклята, - произнес Баэрд с тихой яростью. - Теперь он во власти Мориан, и она знает, как с ним поступить. Да будет он гореть в огне среди тьмы до конца времен. Казалось, старик его не слышал. - Таэри убил его, - с удивлением пробормотал он. - Я не думал, что у него хватит мужества и что он настолько быстр. Затем он заколол себя, чтобы лишить их удовольствия или возможности выведать у него что-нибудь. Я не думал, что у него столько мужества, - повторил он задумчиво. Дэвин вгляделся в темноте в два тела, лежащие около меньшего очага. Дядя и племянник лежали так близко друг к другу, что казалось, их тела переплелись по другую сторону от гроба. Пустого гроба. - Вы сказали, что ждали нас, - пробормотал Алессан. - Скажите, почему? - По той же причине, которая заставила вас вернуться. - Сандре впервые двинулся с места и направился к большему камину. Схватил маленькое полено и бросил его в тлеющий огонь. Взлетел сноп искр. Он тыкал в полено кочергой до тех пор, пока из пепла не взвился язык пламени. Герцог обернулся, и теперь Дэвин смог рассмотреть его седые волосы и бороду, впалые щеки. Глаза его глубоко сидели в глазницах, но в них сверкал холодный вызов. - Я здесь, - произнес Сандре, - и вы здесь потому, что все продолжается. Это будет продолжаться, что бы ни случилось, кто бы ни умер. Пока есть чем дышать и бьется сердце, которым можно ненавидеть. Мой священный поход и ваш. Он продолжается, пока мы живы. - Значит, вы слушали, - сказал Алессан. - Лежа в гробу. Вы слышали, что я сказал? - Действие наркотика закончилось к заходу солнца. Я проснулся раньше, чем мы добрались до охотничьего домика. Я слышал все, что вы говорили, и многое из того, о чем предпочли умолчать, - ответил герцог, выпрямляясь, с холодным высокомерием в голосе. - Я слышал, как вы себя назвали, и то, что предпочли не говорить им. Но я знаю, кто вы. Он шагнул к Алессану. Поднял узловатую руку и ткнул ею прямо в него. - Я точно знаю, кто вы, Алессан бар Валентин, принц Тиганы. Это было уже слишком. Мозг Дэвина просто не выдержал попыток понять. Слишком много обрывков информации поступало с разных сторон, они противоречили друг другу. У него кружилась голова, он был ошеломлен. Он находился в комнате, где совсем недавно стоял среди большого числа людей. Теперь четверо из них погибли жестокой, насильственной смертью. В то же время единственный человек, в смерти которого он был уверен, человек, которого он сегодня утром отпевал, был единственным астибарцем, оставшимся в живых в этом домике. Если он был астибарцем! Потому что в этом случае, как он мог произнести имя "Тигана", учитывая то, что Дэвин узнал только что в лесу? Откуда он мог знать, что Алессан - и это Дэвин тоже старался переварить - принц? Сын того Валентина, который убил Стивана Игратского и таким образом навлек на всех них месть Брандина. Дэвин отбросил попытки разобраться во всем этом. Он решил слушать и смотреть, впитывать, сколько сможет, в свою память, которая еще никогда его не подводила, а осмыслить все позднее, когда у него будет время подумать. Приняв это решение, он услышал, как Алессан сказал после такого долгого молчания, которое свидетельствовало о степени его собственного удивления: - Теперь я понимаю. Наконец-то я понял. Милорд, я всегда считал вас гигантом среди людей. С того самого дня, когда увидел вас во время моих первых Игр Триады, двадцать три года назад. Вы даже более великий человек, чем я думал. Как вы остались в живых? Как вам удавалось скрывать это от тех двоих все эти годы? - Скрывать что? - Это спросила Катриана, и ее голос звучал так сердито и непонимающе, что Дэвин тут же почувствовал себя лучше: не только он один брел в темноте наугад. - Он - чародей, - ровным голосом ответил Баэрд. Снова воцарилось молчание. Потом Алессан прибавил: - Чародеи Ладони нечувствительны к заклинаниям, не направленным непосредственно на них. Это характерно для всех, пользующихся магией, откуда бы они ни пришли и каким бы образом ни приобрели свое могущество. По этой причине, среди прочих, Брандин и Альберико охотились за чародеями и убивали их с тех пор, как захватили полуостров. - И им это удавалось, потому что быть чародеем - не означает быть мудрым или даже иметь простой здравый смысл, - ядовито произнес Сандре д'Астибар. Он повернулся и яростно ткнул в камин железной кочергой. На этот раз огонь вспыхнул в полную силу. - Я уцелел, - сказал герцог, - лишь потому, что никто про меня не знал. Ничего более. За годы моего правления я пользовался своей силой раз пять и каждый раз маскировался под чужое колдовство. Я ничего не делал с помощью магии, совсем ничего, с тех пор, как появились эти два чародея. Даже для того, чтобы симулировать собственную смерть. Их магия сильнее нашей. Гораздо сильнее. Это было ясно с тех пор, как они пришли. Колдовство никогда не играло такой большой роли на Ладони, как в других странах. Мы это знали. Все чародеи это знали. Можно было предположить, что они приложат к этому знанию свои мозги, не так ли? К чему с помощью колдовства находить потерянные предметы или приделывать оперение к стреле, если это ведет прямиком к гибели от солнца на колесе смерти барбадиоров? - В голосе старого герцога звучала едкая, горькая насмешка. - Или на колесе Брандина, - пробормотал Алессан. - Или на колесе Брандина, - повторил Сандре. - Единственное, о чем договорились эти два стервятника, не считая разделительной линии, проходящей по Ладони, - что на этой земле колдовать будут только они. - И все обстоит именно так, - сказал Алессан, - или почти так. Я уже более десяти лет разыскиваю какого-нибудь чародея. - Алессан! - быстро произнес Баэрд. - Зачем? - одновременно спросил герцог. - Алессан! - повторил Баэрд еще настойчивее. Человек, который, как только что узнал Дэвин, был принцем Тиганы, посмотрел на своего друга и покачал головой. - Не этот, Баэрд, - загадочно ответил он. - Не Сандре д'Астибар. Он снова повернулся к герцогу и заколебался, подыскивая слова. Затем, с явной гордостью, сказал: - Возможно, вы слышали эту легенду. Но она оказалась правдой. Принцы Тиганы, все потомки по прямой линии, могут привязать к себе чародея смертельной клятвой. Впервые в прикрытых опущенными веками глазах Сандре блеснуло любопытство, реальный интерес к чему-то. - Я действительно знаю эту историю. Единственный чародей, который догадался, кто я такой, после того как я освоил искусство колдовства, однажды предостерег меня, что следует опасаться принцев Тиганы. По-вашему, он сказал мне правду? - Да. И уверен - это до сих пор правда. Однако у меня не было случая проверить. Это наша древняя история: Тигана - провинция, избранная Адаоном, богом Волн. Первый из принцев, Рахал, был рожден богу Микаэлой, которую мы считаем смертной матерью всего нашего народа. А линия принцев никогда не прерывалась. Дэвин почувствовал, как в нем зашевелились самые противоречивые чувства. Он даже не пытался подсчитать, сколько всяких чувств смешалось в его душе. Микаэла. Он слушал, и наблюдал, и запоминал. И услышал, как рассмеялся Сандре д'Астибар. - Эту историю я тоже слышал, - насмешливо сказал герцог. - Это поросшее быльем оправдание тиганского высокомерия. Принцы Тиганы! Не герцоги, нет. Принцы! Потомки бога! - Он ткнул кочергой в сторону Алессана. - И вы будете стоять тут сегодня, сейчас, среди вонючей реальности, среди этих мертвецов и сегодняшнего прозябания под гнетом тиранов, и пересказывать мне эту древнюю ложь? И вы осмелитесь? - Это правда, - тихо ответил Алессан, не двигаясь. - Вот почему мы те, кто мы есть. Было бы неуважением по отношению к богу, если бы его потомки претендовали на менее высокий титул. Адаон мог подарить своему сыну бессмертие, но Эанна и Мориан запретили ему. Зато бог подарил своему смертному сыну власть над магией Ладони и всем сыновьям и дочерям этого сына, пока жив хоть один принц или принцесса Тиганы, его потомки по прямой линии. Если сомневаетесь в моих словах и хотите подвергнуть меня испытанию, я сделаю то, чего желает Баэрд, и свяжу вас клятвой верности, положив ладонь вам на голову, лорд герцог. Старую сказку не так легко сбросить со счетов, Сандре д'Астибар. Если мы горды, то это потому, что у нас есть на то причины. - Уже нет, - насмешливо возразил герцог. - С тех пор, как появился Брандин! Лицо Алессана дрогнуло. Он открыл рот и закрыл его. - Как вы смеете! - воскликнула Катриана. "Смело", - подумал Дэвин. Принц и герцог не обратили на нее внимания, они смотрели друг на друга. Сардоническая насмешка Сандре постепенно отступила в глубокие морщины на его лице. Но горечь осталась - в глазах, и в позе, и в поджатых губах. - Я не ожидал этого от вас. При данных обстоятельствах, - сказал Алессан. - Вы не можете иметь ни малейшего представления, чего от меня ожидать, - ответил герцог очень тихим голосом. - При любых обстоятельствах. - Значит, мы расстаемся? Долгие мгновения между ними в воздухе что-то происходило, процесс взвешивания и решения, неизмеримо осложненный смертью и горем, яростью и несгибаемой, врожденной гордостью обоих мужчин. Дэвин, ощущая собственными нервными окончаниями это напряжение, поймал себя на том, что задерживает дыхание. - Я бы этого не хотел, - в конце концов ответил Сандре д'Астибар. - И уж тем более так, - прибавил он, и Дэвин снова задышал. - Вы примете извинения от человека, который пал так низко, как никогда в жизни? - Приму, - просто ответил Алессан. - И попрошу у вас совета прежде, чем мы действительно на время расстанемся. Вашего среднего сына взяли живым. Он назовет меня и Дэвина завтра же утром, если не сегодня ночью. - Не сегодня, - ответил герцог почти рассеянно. - Альберико сейчас не ожидает опасности. И он серьезно выведен из строя тем, что здесь произошло. Он оставит Томассо в покое до тех пор, когда сможет насладиться происходящим. Когда будет в настроении поиграть. - Сегодня или завтра, - возразил Баэрд, и его резкий голос разрушил настроение. - Какая разница? Он заговорит. И мы должны убраться раньше. - Может быть, да, а может, и нет, - пробормотал Сандре тем же бесстрастным тоном. Он посмотрел на четверых мертвецов на полу. - Хотел бы я точно знать, что произошло, - сказал он. - Из гроба мне ничего не было видно, но могу вам сообщить, что Альберико сегодня ночью прибег к чарам настолько мощным, что они все еще пульсируют в воздухе. И прибег он к ним для того, чтобы спасти свою жизнь. Скалвайя что-то сделал, не знаю, что именно, но ему почти удалось. - Он взглянул на Алессана. - Почти удалось предоставить Брандину Игратскому власть над всем полуостровом. - Вы это слышали? - спросил Алессан. - Вы со мной согласны? - Наверное, я всегда знал, что это правда, но мне удавалось заставить себя это отрицать. Я полностью сосредоточился на собственном враге здесь, в Астибаре. Да, я согласен с вами. Их нужно свалить одновременно. Алессан кивнул и немного расслабился. - Некоторые все еще думают иначе. Ценю ваше согласие. Он бросил взгляд на Баэрда, лукаво улыбнулся ему, потом снова перевел взгляд на герцога. - Вы упомянули, что Альберико прибег к магии, словно это имеет для нас сейчас значение. Какое значение? Мы в этих вопросах не разбираемся. - Стыдиться нечего. Если ты не чародей, то и не должен в них разбираться. - Сандре слегка улыбнулся. - Из этой комнаты сегодня ночью выплеснулся такой поток магической энергии, что моя собственная жалкая магия будет совершенно незаметна. Думаю, что смогу сделать так, чтобы ваши имена завтра не были названы палачам. - Понимаю, - медленно кивнул Алессан. Дэвин же ничего не понял; он чувствовал, как его несет в вихре непрерывно поступающей информации. - Вы можете перенестись через пространство? Можете пойти туда и вывести его? - Глаза Алессана ярко горели. Однако Сандре покачал головой. Он вытянул вперед левую руку, растопырив все пять пальцев. - Я не отсек себе два пальца, не связал себя окончательно с магией Ладони. Мои силы очень ограниченны. Не могу сказать, что сожалею об этом, - я бы никогда не стал герцогом Астибарским, если бы сделал это, учитывая предрассудки и законы, которыми руководствуются здешние чародеи, но это ограничивает мои возможности. Я могу перенестись туда сам, да, но у меня не хватит силы вывести оттуда другого человека. Зато я могу кое-что ему отнести. - Понимаю, - снова сказал Алессан уже другим тоном. Воцарилось молчание. Он запустил пальцы в растрепанные волосы. - Мне очень жаль, - наконец тихо произнес он. Лицо герцога оставалось бесстрастным. Его глаза над седой бородой и ввалившимися щеками ничего не выражали. За его спиной треснуло полено в очаге, по комнате разлетелись искры. - У меня есть одно условие, - сказал Сандре. - Какое? - Чтобы вы позволили мне пойти с вами. Я теперь мертв. Отдан Мориан. Здесь, в Астибаре, я не могу ни с кем говорить, ничего не могу добиться. Если я не хочу лишить всякого смысла неумелую инсценировку собственной смерти, мне следует пойти с вами. Принц Тиганы, примете ли вы в свою свиту немощного чародея? Чародея, который пришел по своей воле, а не при помощи легендарной клятвы верности? Алессан долго молчал, глядя на старика, руки его оставались спокойно опущенными. Потом он неожиданно широко улыбнулся. Эта улыбка напоминала вспышку света, струю тепла, и она растопила лед в комнате. - Насколько вы привязаны к своей бороде и своим белым волосам? - спросил он совершенно неожиданным тоном. Через мгновение Дэвин услышал странный звук. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он слышит высокий, с присвистом, искренний смех герцога Астибарского. - Делайте со мной все, что пожелаете, - ответил Сандре, отсмеявшись. - Что вы собираетесь сделать - выкрасить мои локоны в рыжий цвет, как у этой девушки? Алессан покачал головой. - Надеюсь, что нет. Одной такой гривы более чем достаточно для нашей компании. Я оставлю это на усмотрение Баэрда. Я многое оставляю на его усмотрение. - Тогда отдаю себя в его руки, - сказал Сандре. Он торжественно поклонился русоголовому великану. Дэвин видел, что Баэрду все это не очень нравится. Сандре тоже это понял. - Я не стану клясться, - обратился к нему герцог. - Я уже дал одну клятву, когда пришел Альберико, и это будет моей последней клятвой в жизни. Однако скажу, что целью всего остатка моей жизни будет сделать так, чтобы вы не пожалели об этом. Вас это устроит? Баэрд медленно кивнул. - Да. Слушающий их Дэвин интуитивно ощутил, что этот разговор тоже важен, что они говорят очень серьезно и от чистого сердца. В этот момент он бросил взгляд на Катриану и обнаружил, что та наблюдает за ним. Но она быстро отвернулась и больше на него не смотрела. - Думаю, мне пора приняться за то, что я хотел сделать. Из-за экранирующего эффекта магии Альберико я должен уйти из этой комнаты и вернуться в нее, но вам вовсе не обязательно проводить ночь среди покойников, какими бы знатными они ни были. У вас есть лагерь в лесу? Могу я найти вас там? Мысль о магии все еще беспокоила Дэвина, но слова Сандре подсказали ему одну идею, первую по-настоящему ясную мысль с тех пор, как они вошли в охотничий домик. - Вы уверены, что сможете помешать вашему сыну заговорить? - почтительно спросил он. - Совершенно уверен, - коротко ответил Сандре. Дэвин нахмурился. - Ну тогда нам не угрожает непосредственная опасность. Только вам, милорд. Вас не должны видеть. - Пока Баэрд с ним не разберется, - вмешался Алессан. - Но продолжай. Дэвин повернулся к нему. - Мне бы хотелось попрощаться с Менико и попытаться придумать причину ухода из труппы. Я ему многим обязан. Мне не хочется, чтобы он меня возненавидел. Алессан задумчиво сказал: - Он все равно отчасти возненавидит тебя, Дэвин, хоть это и не в его характере. То, что произошло сегодня утром, - это мечта всей жизни такого хозяина труппы, как Менико. И никакое придуманное тобой объяснение не изменит того факта, что он нуждается в тебе для осуществления этой мечты. Дэвин взволнованно сглотнул. Ему очень не понравилось то, что он услышал, но отрицать правду было невозможно. Пара сезонов с той платой за выступления, которую называл Менико, позволили бы старому скитальцу купить гостиницу в Феррате, о которой он мечтал столько лет. Место, как он всегда говорил, где он хотел бы обосноваться, когда бродячая жизнь станет слишком тяжелой для его костей. Где он сможет подавать эль и вино, предлагать постель и еду старым друзьям и новым, проходящим мимо в своих долгих странствиях. Где сможет слушать и пересказывать свежие сплетни и свои любимые старые истории. И где холодными зимними ночами сможет усадить у огня тех, кто окажется у него в гостях, и заставить их спеть все песни, которые ему известны. Дэвин засунул руки глубоко в карманы штанов. Его охватили неловкость и печаль. - Мне просто не по душе вот так исчезнуть. Да еще исчезнем мы все трое. И у нас завтра выступления. Губы Алессана дрогнули. - Я, кажется, забыл об этом, - сказал он. - Два выступления. - Три, - неожиданно поправила Катриана. - Три, - весело согласился Алессан. - И еще одно на следующий день для Гильдии торговцев шерстью. И еще я вспомнил - меня ждет внушительный выигрыш в "Паэлионе", где я заключил пари. Это замечание вполне предсказуемо вызвало ворчание Баэрда. - Ты всерьез полагаешь, что Праздник Виноградной Лозы продолжится, как ни в чем не бывало, после того, что случилось этой ночью? Хочешь вернуться в Астибар и играть, как будто ничего не случилось? Музыка? Я уже прежде ходил с тобой по этой дороге, Алессан. Мне она не нравится. - Собственно говоря, я совершенно уверен, что Праздник будет продолжаться. - Это сказал Сандре. - Альберико прежде всего очень осторожен. Думаю, сегодняшняя ночь удвоит эту осторожность. Он позволит людям отпраздновать, даст жителям дистрады разъехаться по домам, а потом нанесет удар. Но только по тем трем семьям, которые были представлены здесь, как я подозреваю. Откровенно говоря, я бы и сам так поступил. - Налоги? - спросил Алессан. - Возможно. Он поднял их после попытки отравления, но то было другое дело. Попытка убийства в общественном месте. У него не было большого выбора. Думаю, на этот раз он сузит поле деятельности: у него хватит колес для всех членов этих трех семейств. Дэвина смутило то, как небрежно герцог рассуждает о подобных вещах. Ведь они говорили о его родственниках. Его старший сын, внуки, племянники, племянницы, двоюродные братья и сестры - все станут жертвами барбадиорских колес смерти. Дэвин спросил себя, станет ли он когда-либо столь же циничным. Ожесточит ли его до такой же степени то, что началось сегодня. Он попытался представить себе своих братьев на колесах смерти в Азоли, но его воображение с ужасом отвергло саму подобную попытку. Он незаметно сделал знак, отводящий беду. Дело в том, что его расстроили мысли о Менико, а ведь тут речь шла лишь о потере этим человеком денег, не более. Люди все время переходят из одной труппы в другую. Или уходят, чтобы организовать собственные труппы. Или совсем бросают бродячую жизнь и занимаются делом более безопасным. Найдутся такие, которые будут ожидать от него, что он после сегодняшнего успеха уйдет. Эта мысль должна была бы утешить его, но не утешила. Почему-то Дэвину очень не хотелось, чтобы выглядело так, будто они были правы. Тут ему в голову пришло еще кое-что. - Не покажется ли несколько странным, если мы исчезнем сразу же после утреннего отпевания? После раскрытия заговора против Альберико? Мы теперь неким образом связаны с семьей Сандрени. Следует ли привлекать к себе внимание подобным образом? Не похоже, чтобы наше исчезновение прошло незамеченным. Почему-то он обратился к Баэрду. И через секунду был вознагражден коротким, серьезным кивком, в знак признания его правоты. - Этот довод я принимаю, - сказал Баэрд. - Это разумно, хоть мне и не хочется это признавать. - Добрая толика здравого смысла, - согласился Сандре. Дэвин слегка поежился под пристальным взглядом этих черных, запавших глаз. - Вы двое, - герцог махнул рукой в сторону Дэвина и Катрианы, - еще можете оправдать в моих глазах ваше поколение. На этот раз Дэвин не взглянул на девушку. Вместо этого его взгляд метнулся в угол, где лежал внук Сандре с перерезанным фамильным кинжалом горлом у второго, угасающего очага. Алессан прервал молчание, нарочно кашлянув. - Существует и совершенно другой аргумент, - сказал он странным тоном. - Только те, кто провел столько ночей под открытым небом, как я, могут по достоинству оценить глубину моего стремления провести ночь в мягкой постели. Короче говоря, - закончил он с ухмылкой, - твое красноречие переубедило меня, Дэвин. Веди меня обратно в гостиницу к Менико. Даже общая постель с двумя игроками на сиринье, которые храпят в относительной гармонии друг с другом, для меня гораздо привлекательней ночевки на холодной земле рядом со сравнительно тихим Баэрдом. Баэрд наградил его мрачным взглядом. Но Алессан легко пережил это. - Я воздержусь, - загадочно ответил Баэрд, - от рассказа о твоих собственных ночных привычках. Я останусь здесь один ждать возвращения герцога Сандре. Сегодня ночью нам надо сжечь этот домик, причины очевидны. В противном случае слуги обнаружат исчезновение покойника, когда вернутся сюда утром. Будем ждать вас троих у тайника через три утра после нынешнего, пораньше, как только вы сможете встать с ваших подушек. При условии, - прибавил он с сарказмом, - что изнеженная городская жизнь не лишит вас возможности найти тайник. - Я найду, если он заблудится, - сказала Катриана. Алессан перевел взгляд с одного на другую с оскорбленным выражением лица. - Это нечестно, - запротестовал он. - Это же просто музыка. Вы оба это знаете. Дэвин не знал. Алессан продолжал смотреть на Баэрда. - Ты знаешь, что я возвращаюсь только ради музыки. - Конечно, знаю, - мягко ответил Баэрд. Выражение его лица изменилось. - Боюсь только, что музыка когда-нибудь погубит нас обоих. Перехватив взгляд, которым они обменялись, Дэвин узнал нечто новое и неожиданное о чувствах, связывающих людей, и о любви. - Идите, - нахмурившись, приказал Баэрд, так как Алессан все еще колебался. - Встретимся после Праздника. У тайника. Но не ждите, что вы нас узнаете, - прибавил он. Алессан вдруг улыбнулся, и через мгновение Баэрд тоже позволил себе улыбнуться. Улыбка совершенно изменила его лицо. Баэрд нечасто улыбается, понял Дэвин. Он все еще раздумывал над этим, шагая вслед за Алессаном и Катрианой к выходу и дальше, в темноту леса. 6 Случилось так, что долгая дорога того дня и той ночи все-таки не привела их обратно в гостиницу. Они втроем вернулись через лес к большаку из Астибара в Ардин. Шли молча по дороге под осенними звездами, в лесу громко пели цикады. Дэвин радовался, что надел шерстяную рубаху: стало холодно, возможно, выпадет иней. Странно было идти по лесу так поздно, в темноте. Когда они путешествовали с Менико, тот всегда старался еще до ужина найти для труппы ночлег. Несмотря на то что оба тирана принимали жесткие меры против воров и разбойников, порядочные люди не рисковали передвигаться по дорогам Ладони ночью. Такие люди, каким Дэвин сам был еще сегодня утром. Ему ничто не угрожало, он занимал свое место в жизни и имел свое призвание, даже добился, как это ни невероятно, триумфа. Он стоял на пороге подлинного успеха. А сейчас шагает по дороге во тьме, отказавшись от всех подобных перспектив и безопасной жизни, дал клятву, которая сделала его кандидатом на колесо смерти в Кьяре, если не здесь. Собственно, и там, и здесь, если Томассо бар Сандре заговорит. Это было странное, неуютное чувство. Он доверял людям, к которым присоединился, доверял даже этой девушке, если на то пошло, но он их не слишком хорошо знал. Не так, как узнал Менико или Эгано за эти годы. Ему пришло в голову, что то же самое можно было сказать и о деле, за которое он поклялся сражаться: он и Тиганы не знал, чего и добивался Брандин Игратский своими чарами. Дэвин сейчас менял свою жизнь на историю, рассказанную под луной, на песню из детства, на память о своей матери, на почти чистую абстракцию. На имя. Он был достаточно честен, чтобы спросить себя, пошел ли он на это в поисках приключений - поддавшись обаянию романтического ореола, окружавшего Алессана, Баэрда и старого герцога, - или ради тех глубоких, старых боли и горя, о которых услышал сегодня в лесу. Он не знал ответа. Не знал, насколько сильно повлияла на его решение Катриана, или его отец, или гордость, или звук голоса Баэрда, повествующего в ночи о его потере. Правда заключалась в том, что если Сандре д'Астибар не даст сыну заговорить, то ничто не может помешать Дэвину жить так же, как он прожил последние шесть лет. Добиваться триумфа и наград, которые ждали его в будущем. Он покачал головой. Поразительно, но этот путь - путешествовать с Менико по дорогам, выступать по всей Ладони, вести ту жизнь, которую вел до сегодняшнего утра, - теперь казался ему почти немыслимым, словно он уже оказался по другую сторону некой бездонной пропасти. Дэвин спрашивал себя, как часто люди совершают поступки, делают жизненно важный выбор по причинам ясным и простым, которые легко понять. Его внезапно вывел из задумчивости Алессан, предостерегающе поднявший руку. Не говоря ни слова, все трое снова скользнули под деревья у дороги. Через мгновение на западе показался мелькающий свет факела, и Дэвин услышал грохот приближающейся повозки. Послышались голоса, мужской и женский. Гуляки, поздно возвращающиеся домой, догадался он. Праздник действительно продолжался. В некотором смысле это начинало казаться еще одной несообразностью. Они ждали, пока проедет повозка. Но этого не случилось. Мягко шлепнули и звякнули поводья, лошадь остановилась прямо у того места, где они спрятались. Кто-то соскочил на землю, потом они услышали, как отпирают цепь на воротах. - Я слишком уж снисходителен, - пожаловался мужской голос. - Каждый раз, когда я смотрю на это подобие герба, вспоминаю, что мне следовало заказать эскиз мастеру. Есть же пределы, или должны быть, тому, что позволяет отец! Дэвин одновременно узнал это место и этот голос. Повинуясь импульсу, стремлению вернуться назад, к обычному и знакомому, после того, что произошло ночью, он вскочил. - Доверьтесь мне, - шепнул он в ответ на взгляд Алессана. - Это друг. Потом вышел на дорогу. - А я считаю, что герб красивый, - четко произнес он. - Лучше, чем у многих художников. И сказать по правде, Ровиго, помню, вы говорили мне то же самое вчера днем в "Птице". - Я знаю этот голос, - мгновенно ответил Ровиго. - Я знаю этот голос и чрезвычайно рад его слышать - хотя ты только что разоблачил меня перед сварливой женой и дочерью, которая слишком давно стала сущим наказанием для несчастного отца. Дэвин д'Азоли, если не ошибаюсь. Он отошел от ворот и снял с повозки фонарь. Дэвин услышал, как с облегчением рассмеялись две женщины в повозке. За ним на дорогу вышли Алессан и Катриана. - Вы не ошиблись, - ответил Дэвин. -