ыбнулся Катрианетой улыбкой, которой славились трубадуры Ладони. Белые ровные зубы сверкнули на морщинистом лице. - Направляетесь на юг вместе с весной? - спросила она, вежливо улыбнувшись в ответ на его лесть. - Привычный маршрут? - В самом деле, - ответил он. - Привычный маршрут в обычное время. И мне очень не хочется говорить такой молодой и прекрасной девушке, как вы, сколько лет я уже хожу по этому маршруту. Дэвин спрыгнул с повозки и подошел поближе к этому человеку, проверяя свою догадку. - Возможно, я мог бы догадаться, - с улыбкой сказал он, - потому что, кажется, я вас помню. Мы одновременно выступали в Чертандо в сезон свадеб. Вы играли на арфе в труппе Бурнета ди Корте два года назад? Острые глаза обежали его с головы до ног. - Это правда, - признался трубадур, помолчав секунду. - Меня зовут Эрлейн ди Сенцио, и я действительно один сезон работал с труппой этого проклятого Бурнета. Потом он надул меня при расчете, и я решил, что одному мне будет лучше. Я так и понял, что слышу голоса профессионалов. Так вы музыканты? - Дэвин д'Азоли. Я несколько лет работал у Менико ди Ферраты. - И явно занялся теперь другими делами, неприбыльнее, - заметил Эрлейн, бросая взгляд на их тяжело груженные повозки. - Менико все еще путешествует? Еще больше растолстел? - Ответ "да" на оба вопроса, - сказал Дэвин, пряча чувство вины, которое до сих пор охватывало его при мысли о бывшем хозяине своей труппы. - И Бурнет тоже, насколько я слышал. - Чтоб он пропал, - тихо буркнул Эрлейн. - Он мне остался должен. - Ну, - произнес Алессан, глядя сверху вниз со своего коня, - здесь мы вам не поможем, но если хотите, можем подбросить вас до Чиороне на ночлег до начала комендантского часа. Можете ехать с Баэрдом, - быстро прибавил он, так как Эрлейн смотрел на свободное место рядом с Катрианой. - Я был бы вам глубоко признателен... - начал Эрлейн. - Мне не нравится форт Чиороне, - вдруг вмешался Сандре. - Там вечно надувают и слишком многим становится известно, что ты везешь и куда направляешься. Слишком там много подозрительных личностей. Ночь наступает теплая, и мне кажется, здесь нам будет лучше. Дэвин с удивлением взглянул на герцога. Он впервые слышал от него подобные высказывания. - Ну, в самом деле, Томаз, не понимаю, почему... - начал было Алессан. - Ты меня нанял, купец, - прорычал Сандре. - Ты хотел, чтобы я на тебя работал, и я делаю свою работу. Если не хочешь слушать, заплати немедленно, и я найду того, кто захочет слушать. - Его глаза свирепо сверкали в глубоких глазницах на черном лице. Никто из них не заблуждался по поводу его тона. Все поняли, что у Сандре есть веская причина для такого поведения. - Немного повежливее, пожалуйста, - огрызнулся Алессан, разворачивая своего коня к герцогу. - А не то я и в самом деле выгоню тебя, и тащи тогда свои старые кости обратно в поисках другого такого идиота, который будет тебя терпеть. Я ухитрился, - обратился он снова к Эрлейну, - найти самого самоуверенного карду на дорогах Ладони. - Они все самоуверенные, - ответил трубадур, качая головой. - Это из-за их кривых сабель. Алессан рассмеялся. И вслед за ним Дэвин. - Остался еще целый час светлого времени, - недовольным голосом заметил Баэрд. - Мы легко сумеем добраться до форта. Зачем спать на голой земле? Алессан вздохнул. - Знаю, - ответил он. - Мне очень жаль. Но для нас эта дорога новая, а для Томаза нет. Полагаю, нам придется его послушаться, иначе мы только зря тратим деньги, оплачивая его услуги, правда? - Он оглянулся на Эрлейна и пожал плечами. - Так что мы не сможем подбросить вас до Чиороне. - Нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было, - улыбнулся трубадур. - Я обойдусь. - Мы вас приглашаем к нашему костру, - вмешался Дэвин, надеясь, что правильно истолковал быстрый взгляд герцога. Он все еще не понимал, что задумал Сандре. К его удивлению, Эрлейн покраснел; он выглядел слегка смущенным. - Благодарю за приглашение, но у меня с собой нет ничего, что я мог бы предложить на общий стол или к общему очагу. - Ты действительно долго бродишь по дорогам, - уже более мирным тоном заметил Сандре. - Я уже много лет не слышал этой фразы от человека, рожденного на Ладони. Эта традиция давно забыта. - У тебя ведь есть арфа, - вмешалась Катриана как раз в нужный момент и самым приветливым голосом. Она несколько мгновений смотрела прямо на Эрлейна, потом снова скромно опустила глаза. - Действительно, - через секунду ответил трубадур, подтверждая очевидное. Он пожирал взглядом Катриану. - Тогда вы пришли далеко не с пустыми руками, - сухо сказал Алессан. - Дэвин и моя сестра поют, как вы уже слышали, а я немного играю на свирели. Арфа добавит нежности пению после ужина под звездами. - Больше ни слова, - ответил Эрлейн. - Вы гораздо более приятное общество, чем мой собственный рот, изрекающий мудрые мысли моим собственным ушам. Алессан снова рассмеялся. - Немного дальше к западу растут деревья, а рядом с ними течет ручей, если я правильно помню, - сказал Сандре. - Хорошее место для лагеря. Прежде чем кто-либо успел сказать хоть слово, Эрлейн ди Сенцио вскочил на повозку и уселся рядом с Катрианой. Дэвин, открывший от изумления рот, быстро закрыл его, заметив тайный, но настойчивый жест Сандре. Катриана направила повозку в сторону от дороги на запад, к рощице, на которую указал герцог. Дэвин слышал, как она смеется в ответ на то, что говорит ей трубадур. Однако он смотрел на Сандре. И Баэрд с Алессаном тоже. Герцог бросил взгляд на Эрлейна, сидящего спиной к ним, потом быстро поднял левую руку с загнутыми третьим и четвертым пальцами. Он пристально посмотрел на Алессана, потом снова на человека, сидящего рядом с Катрианой. Дэвин не понимал. "Клятва?" - в замешательстве подумал он. Сандре опустил руку, но продолжал смотреть в глаза принцу. Его взгляд был странным, вызывающим. Алессан вдруг побледнел. И в этот момент Дэвин понял. - О Адаон, - прошептал Баэрд, когда Дэвин вскочил на повозку и сел рядом с ним. - Я в это не верю! Дэвин тоже не верил. Сандре только что очень ясно сообщил им, что Эрлейн ди Сенцио - чародей. Один из тех, кто отсек себе два пальца, чтобы подключиться к магии Ладони. А Алессан бар Валентин был таганским принцем крови. Это означало, если древняя легенда об Адаоне и Микаэле говорила правду, что он мог заставить чародея служить себе. Сандре не поверил в это тогда, осенью, в охотничьем домике, вспомнил Дэвин. Это был шанс, пусть и слабый. Дэвин соображал так быстро, как еще никогда в жизни. Он повернулся к Баэрду. - Поддержи меня, когда приедем на место, - тихо произнес он. - У меня появилась идея. - Лишь позже у него было время удивиться тому, какие перемены произошли за эти шесть месяцев. Всего шесть месяцев, от одного Поста до другого. Чтобы он так говорил с Баэрдом и чтобы его слушали... Там действительно тек ручей, как знал или догадался Сандре. Неподалеку от его берегов они остановили повозки. Началась обычная вечерняя суета. Катриана распрягала лошадей. Дэвин собирал дрова для костра. Алессан и герцог расстилали одеяла и доставали посуду и взятые с собой припасы. Баэрд взял лук и исчез в лесу. Он вернулся через двадцать минут, не больше, с тремя кроликами и упитанной бескрылой птицей. - Потрясающе, - отозвался Эрлейн, стоящий рядом с Катрианой и конями. - Просто потрясающе. - Это пойдет в уплату за вашу игру, позднее, - сказал Баэрд с одной из своих редких улыбок. Одной из улыбок, которые обычно приберегал для торговли на городских ярмарках. Дэвин наблюдал за Эрлейном как можно незаметнее. Когда ему удавалось сосредоточить взгляд на левой руке трубадура, которая, казалось, ни секунды не остается в покое, ему казалось, что он видит странное дрожание воздуха вокруг нее. Он ждал возвращения Баэрда, теперь время пришло. - Ты сам, - обратился он с усмешкой к вернувшемуся охотнику, - выглядишь так, что на тебя можно охотиться. Ты перепугаешь любого цивилизованного купца, которого мы встретим. Тебе нужно подстричься, чтобы показаться в обществе, друг мой. Баэрд соображал очень быстро. - Помолчал бы, бездельник, - парировал он, бросая свою добычу Сандре, сидящему рядом с собранным для костра хворостом. - На себя посмотри. Или ты специально стараешься казаться грязнулей, чтобы отпугнуть Альенор из Борсо? Алессан рассмеялся. Эрлейн тоже. - Альенор ничем не испугаешь, - хихикнул Трубадур. - А этот парень как раз подходящего для нее возраста. - Что для нее "подходящий возраст"? - лукаво улыбнулся Алессан. - Ее устроит любой старше двенадцати и еще не в могиле. - Мне это не нравится, - чопорно сказала Катриана под хохот пятерых мужчин. - Прости, - отозвался Алессан, стараясь сохранить серьезное выражение лица, когда она встала перед ним, крепко упершись кулаками в бока. - Ты вовсе не чувствуешь себя виноватым, а следовало бы! - резко сказала Катриана. - Тебе прекрасно известно, что мне такие разговоры не нравятся. Как я во время таких разговоров выгляжу, по-твоему? И вы их заводите только тогда, когда бездельничаете. Сделай что-нибудь полезное. Подстриги Дэвина. Он действительно ужасно выглядит, даже хуже, чем всегда. - Меня? - протестующе пискнул Дэвин. - Мои волосы? Что ты хочешь этим сказать? Баэрда надо стричь, а не меня! Как насчет него? Это он... - Вам всем необходимо подстричься! - с решительной откровенностью произнесла Катриана тоном, не допускающим возражений. Несколько секунд она холодно и критически рассматривала лохматую гриву Эрлейна. Открыла рот, заколебалась, потом закрыла, блестяще изобразив, будто сдержалась из вежливости. Эрлейн покраснел. Его правая рука смущенно теребила падающие на плечи пряди. А левая рука беспокойно и беспрерывно перебирала камушки, подобранные у ручья. - Мне кажется, - ядовито сказал Дэвин, - что ты только что оскорбила нашего спутника. Теперь он наконец почувствует себя здесь желанным гостем. - Я не сказала ни слова, Дэвин, - вспыхнула Катриана. - Вам и не надо ничего говорить, - печально произнес Эрлейн. - Ясно, что увиденное не порадовало взор ваших прекрасных глаз. - Порадовать взор моей сестры не может почти ничто из увиденного, - проворчал Алессан. Он присел возле одного из тюков, покопался в нем и достал ножницы и расческу. - Мне откровенно приказали исполнить свой долг. Осталось еще полчаса светлого времени. Кто станет первой жертвой? - Я, - быстро отозвался Баэрд. - В сумерках я не позволю тебе ко мне прикоснуться. Это я тебе обещаю. Эрлейн с интересом наблюдал, как Алессан подвел Баэрда к большому камню у ручья и начал подстригать его - довольно умело, надо признать. Катриана снова вернулась к коням, но только сначала послала Эрлейну еще один быстрый, загадочный взгляд. Сандре сложил хворост для костра и начал обдирать кроликов и ощипывать птицу, немузыкально напевая что-то себе под нос. - Принеси еще хвороста, парень, - внезапно приказал он Дэвину, не поднимая глаз. Конечно, это была гениальная мысль. "О Мориан, - подумал Дэвин. По его жилам заструилась опьяняющая смесь волнения и гордости. - Они все так великолепны". - Позже, - только и ответил он, небрежно вытягиваясь на земле. - Пока нам хватит, а моя очередь следующая. - Ничего подобного, - крикнул Алессан от ручья, подхватывая игру Сандре. - Принеси дров, Дэвин. Все равно светлого времени не хватит, чтобы подстричь всех троих. Я тебя завтра буду стричь, а Эрлейна сейчас, если он хочет. Просто Катриане придется потерпеть твой ужасающий вид еще одну ночь. - Как будто стрижка что-то может изменить! - отозвалась она с противоположного конца полянки. Эрлейн и Баэрд рассмеялись. Дэвин с ворчанием встал и побрел к деревьям. Позади он услышал голос Эрлейна. - Я был бы вам очень признателен, - говорил трубадур Алессану. - Мне бы очень не хотелось, чтобы еще какая-нибудь женщина одарила меня таким же взглядом, как только что ваша сестра. - Не обращайте на нее внимания, - услышал Дэвин смех Баэрда, шагающего обратно к костру. - На нее невозможно не обращать внимания, - сказал трубадур, повысив голос, чтобы его было слышно там, где привязаны лошади. Он встал и пошел к берегу ручья. Сел на камень перед Алессаном. Солнце превратилось в красный диск, опускающийся за ручьем. С охапкой хвороста в руках Дэвин бесшумно сделал крюк под прикрытием сгущающихся теней и вышел туда, где возле коней стояла Катриана. Она слышала его шаги, но продолжала чистить гнедую кобылу. Ее глаза неотрывно смотрели на двоих мужчин у ручья. И глаза Дэвина тоже. Он прищурился на заходящее солнце, и ему показалось, будто Алессан и трубадур превратились в фигуры с какого-то вневременного пейзажа. Их голоса звучали неестественно четко в тишине наступающих сумерек. - Когда вас стригли в последний раз? - услышали они небрежно заданный вопрос Алессана, пока ножницы деловито сновали в длинных, спутанных, седых прядях волос Эрлейна. - Я даже и не помню, - признался трубадур. - Ну, - рассмеялся Алессан, нагибаясь, чтобы смочить расческу в ручье, - в дороге нам нет необходимости гоняться за придворной модой. Немного наклоните голову сюда. Да, хорошо. Вы зачесываете волосы спереди набок или назад? - Предпочтительно назад. - Прекрасно. - Руки Алессана передвинулись на макушку головы Эрлейна, ножницы сверкнули, отразив последние лучи солнца. - Выглядит несколько старомодно, но трубадуры и должны выглядеть старомодными, не так ли? Прибавляет обаяния... Именем Адаона и моим собственным связываю тебя с собой. Я Алессан, принц Тиганы, и ты, чародей, отныне мой! Дэвин невольно сделал шаг вперед. Он увидел, как Эрлейн рефлекторно попытался отпрянуть. Но властная рука удержала его голову, а ножницы, только что деловито сновавшие, теперь прижались острыми концами к его горлу. Это заставило его на мгновение замереть, а мгновения было достаточно. - Чтоб ты сгнил! - взвизгнул Эрлейн, когда Алессан отпустил его и отступил назад. Чародей вскочил с камня, словно ошпаренный, и резко повернулся к принцу. Лицо его исказилось от ярости. Опасаясь за Алессана, Дэвин бросился было к ручью, хватаясь за меч. Затем увидел, что Баэрд уже натянул тетиву лука со стрелой, целясь в сердце Эрлейна. Дэвин замедлил шаги и остановился. Сандре стоял рядом с ним с обнаженным кривым мечом. Дэвин мельком взглянул в черное лицо герцога, и ему показалось, что он прочел на нем страх, хотя и не был в этом уверен из-за наступающей темноты. Он снова повернулся к тем двоим, у ручья. Алессан уже аккуратно положил ножницы и расческу на камень. Он стоял неподвижно, опустив руки, но дышал учащенно. Эрлейн буквально трясся от ярости. Дэвин смотрел на него, и ему казалось, что поднялся прежде опущенный занавес. В глазах чародея боролись ненависть и страх. Его губы дергались. Он поднял левую руку и ткнул ею в сторону Алессана жестом яростного отрицания. И Дэвин теперь ясно увидел, что его третий и четвертый пальцы действительно отрублены. Древняя отметка единства чародея с магией и с Ладонью. - Алессан? - спросил Баэрд. - Все в порядке. Он теперь не может воспользоваться магией против моей воли. Голос Алессана звучал тихо, почти равнодушно, словно все это происходило с совершенно другим человеком. Только тут Дэвин понял, что жест чародея был попыткой прибегнуть к колдовству. Магия. Он никогда не думал, что так близко соприкоснется с ней в жизни. Волосы встали дыбом у него на затылке, и ночной ветерок был тут ни при чем. Эрлейн медленно опустил руку и постепенно перестал дрожать. - Будь ты проклят Триадой, - произнес он голосом тихим и холодным. - И да будут прокляты кости твоих предков, и да погибнут твои дети и дети твоих детей за то, что ты со мной сделал. Это был голос человек, жестоко, несправедливо обиженного. Алессан не дрогнул и не отвернулся. - Я был проклят почти девятнадцать лет назад, и мои предки тоже, и все дети, которые могут родиться в моем народе. Я положил жизнь на то, чтобы снять это проклятие, пока еще позволяет время. И лишь по этой причине привязал тебя к себе. Лицо Эрлейна было страшным. - Каждый истинный принц Тиганы, - произнес чародей с горечью, - знал с самого начала, насколько ужасен дар, которым одарил его бог. Как беспощадна власть над свободной, живой душой. Ты хотя бы знаешь?.. - Он сильно побледнел и стиснул руки в кулаки, голос его прервался, но потом он снова овладел собой. - Ты хотя бы знаешь, как редко пользовались этим даром? - Дважды, - хладнокровно ответил Алессан. - Насколько я знаю, дважды. Так записано в древних книгах, хотя я опасаюсь, что теперь они сожжены. - Дважды! - повторил Эрлейн, повысив голос. - Дважды на протяжении жизни скольких поколений, уходящих в прошлое к началу письменности на полуострове? А ты, жалкий, ничтожный принц, у которого даже нет собственной земли, только что походя, жестоко, взял в свои руки мою жизнь! - Не походя. И только потому, что у меня нет дома. Потому что Тигана умирает и исчезнет, если я этому не помешаю. - И что из твоей краткой речи дает тебе право распоряжаться моей жизнью и смертью? - Я обязан выполнить свой долг, - торжественно ответил Алессан. - Я должен использовать те орудия, которые мне попадаются. - Я не орудие! - Этот вопль вырвался из самого сердца Эрлейна. - Я свободная живая душа с собственной судьбой! Глядя на лицо Алессана, Дэвин увидел, как этот крик вонзился в его сердце. Долгое мгновение у ручья царило молчание. Дэвин увидел, как принц осторожно набрал в грудь побольше воздуха, словно восстанавливая равновесие под еще одним свалившимся на него бременем, под новым грузом вдобавок к тому, который он уже нес. Еще одно добавление к цене его крови. - Я не стану лгать и не скажу, что сожалею о сделанном, - наконец ответил Алессан, тщательно выбирая слова. - Я слишком много лет мечтал найти чародея. Я скажу - и это правда, - что понимаю то, что ты сказал и почему ты меня ненавидишь, и могу тебе признаться: я горько сожалею о том, что необходимость требует совершить этот поступок. - Необходимость ничего не требует! - ответил Эрлейн пронзительным голосом, неумолимый в своей праведности. - Мы свободные люди. Всегда есть выбор. - Для некоторых из нас выбор ограничен. - Как ни удивительно, это произнес Сандре. Он вышел вперед и встал немного впереди Дэвина. - И некоторые должны делать выбор вместо тех, кто не может по причине отсутствия воли или сил. - Он подошел ближе к двоим собеседникам, стоящим у темного, тихо бегущего потока. - Так же как мы можем сделать выбор и не убить человека, который пытается погубить нашего ребенка, так и Алессан мог сделать выбор и не привязывать к себе чародея, в котором, возможно, нуждается его народ. Его дети. Обе эти возможности не являются подлинной альтернативой для человека с честью, Эрлейн ди Сенцио. - Честь! - выплюнул Эрлейн. - А каким образом честь может привязать жителя Сенцио к судьбе Тиганы? Что за принц обрекает свободного человека на верную смерть вместе с собой, а затем рассуждает о чести? - Он покачал головой. - Назови это чистым проявлением власти, и покончим с этим. - Нет, - ответил герцог своим низким голосом. Уже стало совсем темно, и Дэвин не мог разглядеть его запавших глаз. За спиной он слышал только возню Баэрда, который стал разжигать костер. Над головой первые звезды начинали загораться на черно-синем покрывале неба. Далеко на западе, по ту сторону ручья, последний алый отблеск отметил линию горизонта. - Нет, - снова повторил Сандре. - Честь правителя и долг заключаются в том, чтобы заботиться о его земле и его народе. Это единственная истинная мера. А платить за это - и это лишь часть цены - приходится тогда, когда он обязан идти против веления своего сердца и совершать поступки, которые глубоко печалят его. Поступать так, - тихо прибавил он, - как принц Тиганы только что поступил с тобой. Но в голосе Эрлейна по-прежнему звучали вызов и презрение. - А почему это, - огрызнулся он, - наемный охранник из Кардуна имеет наглость употреблять слово "честь" и рассуждать о бремени принцев? Ему хотелось сказать нечто язвительное, понял Дэвин, но интонации его голоса выдавали растерянность и страх. Последовало молчание. Позади них с треском взвилось пламя, и оранжевое сияние разлилось вокруг, осветив напряженное, яростное лицо Эрлейна и худое, черное лицо Сандре с высокими, обтянутыми кожей скулами. Стоящий рядом с ними Алессан, как заметил Дэвин, ни разу не шелохнулся. - Воины Кардуна, которых я встречал, - ответил Сандре, - высоко ценили честь. Но я не могу претендовать на принадлежность к ним. Не заблуждайся: я не карду. Меня зовут Сандре д'Астибар, я был герцогом этой провинции. И немного разбираюсь в вопросах власти. Эрлейн открыл рот. - Я тоже чародей, - прибавил Сандре, как бы между прочим. - Поэтому тебя и раскрыли: по тем слабым чарам, которые ты использовал для маскировки своей руки. Эрлейн закрыл рот. Он пристально уставился на герцога, словно хотел проникнуть под его маскировку или найти подтверждение в глубоко запавших глазах. Потом бросил взгляд вниз, почти что против своей воли. Сандре уже широко растопырил пальцы на левой руке. Все пять пальцев. - Я так и не совершил последнего шага, - сказал он. - Мне было двенадцать лет, когда магия нашла меня. Я был сыном и наследником Телани, герцога Астибарского. И сделал свой выбор. Повернулся спиной к магии и стал править людьми. Я воспользовался своей силой не более пяти раз в жизни. Или шести, - поправился он. - Один раз совсем недавно. - Значит, заговор против Барбадиора действительно существовал, - пробормотал Эрлейн, временно забыв свой гнев. - А потом... Что вы сделали? Убили своего сына в темнице? - Да, убил. - Голос звучал ровно, не выдавая никаких чувств. - Вы могли отсечь себе два пальца и вытащить его оттуда. - Возможно. При этих словах пораженный Дэвин резко поднял голову. - Я не знаю. Я уже давно сделал свой выбор, Эрлейн ди Сенцио. - И с этими тихими словами еще одна боль пришла на поляну, почти что зримая на границе светового круга костра. Эрлейн заставил себя саркастически рассмеяться. - Что это был за чудный выбор! - насмешливо воскликнул он. - Теперь ты лишился власти, и семьи тоже, и стал рабом-чародеем у самонадеянного принца Тиганы. Как ты, должно быть, счастлив! - Это не так, - быстро сказал Алессан. - Я здесь по собственному выбору, - мягко ответил Сандре. - Потому что дело Тиганы - это дело и Астибара, и Сенцио, и Кьяры, - один и тот же выбор для всех нас. Погибнем ли мы, как жертвы, добровольно идущие на смерть, или при попытке стать свободными? Будем ли прятаться за чужие спины, как делал ты все эти годы, скрываясь от чародеев? Не можем ли мы объединиться плечом к плечу хотя бы один раз на этом охваченном безумием полуострове враждующих провинций, замкнувшихся в собственной гордыне, и прогнать обоих прочь? Дэвин был глубоко взволнован. Слова герцога звенели в залитой светом костра темноте, словно вызов в ночи. Но когда он закончил, они услышали насмешливые аплодисменты Эрлейна ди Сенцио. - Превосходно, - с презрением воскликнул он. - Ты должен запомнить это до того времени, когда найдешь армию простаков, которую надо будет сплотить. Простите меня, если сегодня меня не растрогают речи насчет свободы. До захода солнца я был свободным человеком на открытой дороге. Теперь я стал рабом. - Ты не был свободным, - выпалил Дэвин. - А я говорю - был! - огрызнулся Эрлейн, в гневе поворачиваясь к нему. - Возможно, существуют законы, которые меня ограничивают, и правительство, которое меня не устраивает. Но дороги теперь стали безопаснее, чем тогда, когда этот человек правил в Астибаре, а отец того - в Тигане, и я жил так, как хотел, и шел, куда хотел. Вам придется простить мою бесчувственность, но я вам признаюсь, что заклятие, наложенное Брандином Игратским на имя Тиганы, не лишало меня сна по ночам. - Мы простим, - ответил Алессан неестественно ровным голосом. - Мы все простим тебя за это. И не станем уговаривать тотчас же изменить свои взгляды. Но вот что я тебе скажу: свобода, о которой ты говоришь, вернется к тебе, когда имя Тиганы снова зазвучит в этом мире. Я надеюсь - может быть, напрасно, - что со временем ты будешь добровольно работать вместе с нами, но до тех пор принуждения, порожденного даром Адаона, мне достаточно. Мой отец погиб, и братья погибли у Дейзы, и цвет всего поколения вместе с ними, сражаясь за свободу, Не для того я вел столь опасную жизнь и столь долго боролся, чтобы позволить трусу принижать гибель целого народа и его наследия. - Трус! - воскликнул Эрлейн. - Будь ты проклят, самонадеянный, жалкий принц! Что ты знаешь об этом? - Только то, что ты сам нам сказал, - мрачно ответил Алессан. - Дороги стали безопаснее, сказал ты. Правительство, которое тебя, возможно, не устраивает. - Он шагнул к Эрлейну, будто готов был ударить его, самообладание принца в конце концов дало трещину. - Ты самое отвратительное явление, с которым я столкнулся: покорный и довольный подданный двух тиранов. Твоя идея свободы - это именно то, что позволило им нас покорить, а затем удержать в повиновении. Ты назвал себя свободным? У тебя была свобода лишь скрываться и наложить в штаны, если чародей или один из их Охотников окажется на расстоянии десяти миль от твоей слабенькой маскирующей магии. У тебя была свобода проходить мимо колес смерти, на которых гниют твои собратья-чародеи, свобода повернуться к ним спиной и продолжать свой путь. Теперь все изменилось, Эрлейн ди Сенцио. Клянусь Триадой, теперь ты - участник всех событий! В той же степени, как и любой другой человек на Ладони! Слушай мой первый приказ: ты должен воспользоваться своей магией, чтобы скрыть отрубленные пальцы, точно так же, как и прежде. - Нет, - решительно ответил Эрлейн. Алессан больше ничего не сказал. Он ждал. Дэвин увидел, как герцог качнулся было в их сторону, потом сдержался. Он вспомнил, что Сандре прежде не верил в то, что это возможно. Теперь он увидел. Они все увидели при свете звезд и костра, разведенного Баэрдом. Эрлейн боролся. Почти ничего не понимая, расстроенный всем происходящим, Дэвин постепенно осознал, что в чародее происходит ужасная борьба. Это можно было прочесть по его застывшей, напряженной позе и стиснутым зубам, по хриплому, учащенному дыханию, по крепко зажмуренным глазам и стиснутым в кулаки пальцам опущенных рук. - Нет, - задыхаясь, произнес Эрлейн один раз, потом еще и еще, каждый раз все с большим усилием. - Нет, нет, нет! Он упал на колени, словно подрубленное дерево. Его голова медленно склонилась. Плечи ссутулились, словно он сопротивлялся какому-то непреодолимому нападению, потом затряслись в хаотических спазмах. Он дрожал всем телом. - Нет, - снова повторил он высоким, надтреснутым голосом. Его ладони разжались, он прижал их к земле. В красном свете костра его лицо выглядело застывшей страдальческой маской. Пот лил с него градом, несмотря на холодную ночь. Рот внезапно широко раскрылся. Дэвин отвел взгляд в сторону, охваченный жалостью и ужасом, и тут вопль чародея вспорол ночную тишину. В то же мгновение Катриана сделала два быстрых шага вперед и уткнулась головой в плечо Дэвина. Этот крик боли, вопль смертельно раненного животного, повис в воздухе между костром и звездами на ужасающе долгое мгновение. Когда он смолк, Дэвин осознал всю напряженность тишины, прерываемой лишь редким потрескиванием хвороста, тихим журчанием воды и неровным, захлебывающимся дыханием Эрлейна ди Сенцио. Катриана молча выпрямилась и разжала вцепившиеся в плечо Дэвина пальцы. Он взглянул на нее, но она избегала его взгляда. Он снова повернулся к чародею. Эрлейн все еще стоял на коленях перед Алессаном на молодой весенней траве у берега. Тело его продолжало содрогаться, но теперь уже от рыданий. Когда он поднял голову, Дэвин увидел на его лице следы слез, пота и пятна грязи с ладоней. Эрлейн медленно поднял левую руку и уставился на нее, будто на посторонний предмет, ему не принадлежащий. И все увидели, что произошло, вернее, иллюзию того, что произошло. Пять пальцев. Он пустил в ход свою магию. Внезапно раздался крик филина, короткий и ясный, с северной стороны ручья, ближе к лесу. Дэвин почувствовал, что небо изменилось. Он взглянул вверх. Голубая Иларион, снова убывающая до полумесяца, взошла на западе. Свет призрака, подумал Дэвин и пожалел об этом. - Честь! - едва слышно произнес Эрлейн ди Сенцио. Алессан не двинулся с места после того, как отдал свой приказ. Он посмотрел сверху на чародея, которого только что привязал к себе, и тихо произнес: - Мне это не доставило удовольствия, но полагаю, нам необходимо было через это пройти. Одного раза достаточно, надеюсь. Пошли есть? Он прошел мимо Дэвина, герцога и Катрианы туда, где у костра ждал Баэрд. Мясо уже жарилось на огне. Охваченный вихрем эмоций, Дэвин перехватил вопросительный взгляд Баэрда, адресованный Алессану. Он повернул голову и увидел, как Сандре протянул руку Эрлейну, чтобы помочь подняться. Долгое мгновение Эрлейн не обращал на нее внимания, потом вздохнул, ухватился за руку герцога и встал. Дэвин пошел вслед за Катрианой к костру. Он слышал, что двое чародеев следуют за ними. Ужин прошел почти в молчании. Эрлейн взял свою тарелку и стакан и сел в одиночестве на камне у ручья, как можно дальше от света костра. Глядя на его темную фигуру, Сандре пробормотал, что человек помоложе, вероятнее всего, отказался бы от еды. - Он умеет выживать, - прибавил герцог. - Любой чародей, продержавшийся так долго, должен это уметь. - Значит, с ним все будет в порядке? - тихо спросила Катриана. - Он останется с нами? - Думаю, да, - ответил Сандре, делая глоток вина. Он повернулся к Алессану. - Но сегодня ночью он попытается удрать. - Знаю, - сказал принц. - Остановим его? - Это спросил Баэрд. Алессан покачал головой. - Не ты. Он не может уйти от меня, если я его не отпущу. Если я позову, он вынужден будет вернуться. Я его держу на привязи, мысленно. Это странное ощущение. Действительно, странное, подумал Дэвин. Он переводил взгляд с принца на темную фигуру у ручья. Он даже представить себе не мог, как они должны себя чувствовать. Или, скорее, он почти мог это себе представить, и ему стало тревожно. Дэвин ощутил на себе взгляд Катрианы и повернулся к ней. На этот раз она не отвела взгляд. Выражение ее лица было странным; Дэвин понял, что она испытывает то же беспокойство и ощущение нереальности, что и он. Он внезапно живо вспомнил тяжесть ее головы на своем плече час тому назад. В то время он едва обратил на это внимание, настолько пристально наблюдал за Эрлейном. Дэвин попытался ответить ей ободряющей улыбкой, но, кажется, ему это не удалось. - Трубадур, ты обещал нам сыграть на арфе! - внезапно крикнул Сандре. Чародей не ответил. Дэвин уже позабыл об этом. Ему не очень-то хотелось петь, и Катриане, наверное, тоже. Поэтому получилось так, что Алессан, без всякого выражения на лице, достал свою тригийскую свирель и начал играть у костра один. Он играл превосходно, с экономным, приглушенным звучанием, такие нежные мелодии, что Дэвин в его теперешнем настроении вполне мог представить себе, как звезды Эанны и голубой полумесяц единственной луны замедляют свое неумолимое движение по небу, чтобы не пропустить ни одной ноты этой чудесной музыки. Через короткое время Дэвин понял, что делает Алессан, и внезапно ему захотелось плакать. Он сидел неподвижно, чтобы не потерять самообладания, и смотрел на принца через оранжево-красные языки пламени. Глаза Алессана были закрыты, его худые щеки почти ввалились, а скулы отчетливо выделялись. И казалось, он вливает в свою музыку, как воду из жертвенной храмовой чаши, печаль, которая им движет, порядочность и заботу, составляющие основу его существа, как уже знал Дэвин. Каждая песня, которую играл Алессан, каждая мелодия, высокая и благозвучная, до боли ясная, была песней Сенцио. Песней для Эрлейна ди Сенцио, который сидел на берегу ручья, окутанный горечью и ночной тьмой. - Я не стану лгать и не скажу, что жалею о сделанном, - сказал Алессан чародею, когда село солнце. - Но могу сказать, что горько сожалею о необходимости совершить этот поступок. И в ту ночь, слушая игру принца Тиганы на свирели, Дэвин понял разницу между этими двумя вещами. Он наблюдал за Алессаном, а потом смотрел на других, тоже глядящих на принца, и вот когда он взглянул на Баэрда, желание заплакать стало почти непреодолимым. Его собственное горе поднялось в ответ на призыв тригийской горной свирели. Он горевал об Алессане и о побежденном Эрлейне. О Баэрде и его навязчивых ночных прогулках. О Сандре, и его десяти пальцах, и его мертвом сыне. О Катриане и о себе самом, обо всем их поколении, лишившемся корней и отрезанном от прошлого в бездомном мире. Обо всех мириадах потерь и о том, что придется совершить людям, чтобы возродить свой мир. Катриана пошла к их вещам, достала и разлила еще одну бутылку вина. Третий стакан. И как всегда, это было голубое вино. Она молча наполнила стакан Дэвина. Она вообще почти не разговаривала в ту ночь, но он чувствовал такую близость к ней, какой уже давно не ощущал. Дэвин медленно пил и смотрел, как поднимается холодный пар от его стакана и уплывает в прохладу ночи. Звезды над головой напоминали ледяные огненные точки, а луна была голубой, как вино, и далекой, как свобода или как дом. Дэвин допил стакан и поставил его на землю. Взял свое одеяло и улегся, завернувшись в него. Он поймал себя на том, что думает об отце и о близнецах, впервые за очень долгое время. Через несколько минут Катриана легла неподалеку. Обычно она расстилала свой спальный мешок и одеяло по другую сторону костра от того места, где он спал, рядом с герцогом. Дэвин теперь уже был достаточно умудрен опытом и знал, что ее поступок означал то же, что протянутая рука, и что эта ночь могла даже стать началом возможности исправить то, что их разъединяло, но он слишком устал, чтобы понять, что надо сделать или сказать, среди всех этих сложных горестей. Он мягко пожелал ей спокойной ночи, но она не ответила. Он не был уверен в том, что она его слышала, но не стал повторять. Закрыл глаза, потом через мгновение снова их открыл и посмотрел на Сандре, сидящего по другую сторону костра. Герцог неотрывно смотрел в огонь. Интересно, подумал Дэвин, что он там видит. Но в действительности ему вовсе не хотелось этого знать. Эрлейн был тенью, более темным пятном на фоне темноты у берега. Дэвин приподнялся на локте, чтобы взглянуть на Баэрда, но Баэрд ушел, ушел бродить ночью в одиночестве. Алессан не шевелился и не открывал глаз. Он все еще наигрывал одинокую, высокую, печальную мелодию, когда Дэвин уснул. Дэвин проснулся, почувствовав на своем плече твердую руку Баэрда. Было темно и довольно холодно. Катриана и герцог еще спали, но Алессан стоял позади Баэрда. Он казался бледным, но собранным. Дэвин спросил себя, ложился ли он вообще спать. - Мне нужна твоя помощь, - прошептал Баэрд. - Пойдем. Дрожа, Дэвин выбрался из-под одеяла и стал надевать сапоги. Луна зашла. Он взглянул на восток, но на горизонте не наблюдалось никаких признаков рассвета. Было очень тихо. Он сонно натянул шерстяную куртку, присланную ему Алаис через Тачио в Феррат. Он представления не имел, как долго спал и который сейчас час. Дэвин закончил одеваться и пошел облегчиться в рощу у реки. В морозном воздухе изо рта шел пар. Наступала весна, но она еще не добралась сюда, особенно среди ночи. Небо был прозрачным и усыпанным блистающими звездами. Позже, когда взойдет солнце, наступит чудесный день. А сейчас он дрожал, затягивая завязки на штанах. И тут понял, что Эрлейна нигде не видно. - Что случилось? - шепотом спросил он у Алессана, вернувшись в лагерь. - Ты сказал, что можешь позвать его обратно. - Я звал, - коротко ответил принц. - Он боролся так отчаянно, что теперь потерял сознание. Где-то там. - Он махнул рукой на юго-запад. - Пошли, - повторил Баэрд. - Возьми с собой меч. Им пришлось перейти вброд ручей. Ледяная вода прогнала остатки сна Дэвина. Он ахнул, погрузившись в нее. - Прости, - сказал Баэрд. - Я бы сделал это один, но не знаю, как далеко он ушел и что там еще находится в этой местности. Алессан хочет принести его обратно в лагерь, пока он не очнулся. Имело смысл взять двоих. - Нет-нет, все в порядке, - запротестовал Дэвин. Зубы его стучали. - Наверное, я мог бы поднять старого герцога. Или мне могла помочь Катриана. - Что? Нет, правда, Баэрд, со мной все в порядке. Я... Он замолчал, потому что Баэрд смеялся над ним. Дэвин слишком поздно распознал шутку. Это его странным образом согрело. Фактически он впервые оказался ночью наедине с Баэрдом. Он предпочел увидеть в этом еще одно доказательство доверия, доброго отношения. Мало-помалу он начинал чувствовать себя все более полноправным участником того дела, ради которого так долго трудились Алессан и Баэрд. Он расправил плечи и выпрямился во весь рост, насколько смог, и зашагал вслед за Баэрдом сквозь темноту на запад. Они нашли Эрлейна ди Сенцио на краю оливковой рощицы, на склоне холма, примерно в часе ходьбы от лагеря. Дэвин с трудом сдержал крик, увидев, что произошло. Баэрд тихо свистнул сквозь зубы: зрелище было не из приятных. Эрлейн потерял сознание. Он привязал себя к стволу дерева и навязал по крайней мере дюжину узлов. Нагнувшись, Баэрд поднял флягу чародея. Она была пуста: Эрлейн смочил узлы, чтобы они стали прочнее. Его мешок и нож лежали на земле, намеренно отброшенные за пределы досягаемости. Веревка выглядела измочаленной и спутанной. Похоже, многие узлы он развязал, но пять или шесть еще держались. - Посмотри на его пальцы, - мрачно произнес Баэрд. Он вытащил кинжал и начал резать веревку. Кожа на руках Эрлейна висела кровавыми клочьями. Засохшая кровь покрывала обе руки. Было совершенно очевидно, что произошло. Он попытался сделать для себя невозможным вернуться на зов Алессана. "На что он надеялся, - думал Дэвин. - Что принц решит, будто ему каким-то образом удалось сбежать, и забудет о нем?" Собственно говоря, Дэвин сомневался, что поступок Эрлейна был продиктован рациональными мыслями. Это был вызов, ясный и недвусмысленный, и приходилось признать заложенную в нем жестокость. Он помог Баэрду перерезать последние веревки. Эрлейн дышал, но не подавал признаков жизни. Должно быть, боль была невыносимой, понял Дэвин. На секунду перед его мысленным взором промелькнуло воспоминание о побежденном чародее, стоящем на коленях у берега, и о его вопле. Он подумал о том, какие вопли раздавались здесь этой ночью, в этом диком и уединенном месте. Глядя вниз на седого трубадура, он чувствовал непонятную смесь жалости, гнева и уважения. Почему он создает им такие трудности? Зачем заставлять Алессана взваливать на свои плечи еще больше страданий? К сожалению, он знал ответы на некоторые из этих вопросов, и они его не утешали. - Он попытается покончить с собой? - внезапно спросил он у Баэрда. - Я так не думаю. Как сказал Сандре, этот человек умеет выживать. Не думаю, что он еще раз попытается это проделать. Ему надо было разок убежать, чтобы проверить границы того, что с ним может произойти. Я бы тоже так поступил. - Он заколебался. - Но веревки я не ожидал. Дэвин подобрал мешок чародея, арфу, лук и колчан Баэрда, а также его меч. Баэрд с кряхтением перебросил бесчувственного чародея через плечо, и они пустились в обратный путь на восток. Назад шли медленнее. Когда подошли к ручью, на горизонте перед ними забрезжил серый рассвет, пригасивший сияние предутренних звезд. Остальные уж