рской Деве": в конце лета Селвена собиралась выйти замуж. Катрини бар Эдинио, чей отец владел обширным поместьем с оливковыми рощами и виноградниками к северу от Астибара и скромным, но процветающим банкирским домом в городе, попросил у Ровиго руки его дочери в начале весны. Ровиго, предупрежденный заранее второй дочерью, дал согласие. Это решение было рассчитано, в числе прочего, и на то, чтобы воспрепятствовать намерению Селвены, о котором она часто напоминала, покончить с собой, если до осени она не выйдет замуж, а будет все еще жить в доме родителей. Катрини был серьезным и приятным юношей, пусть и скучноватым, а Ровиго в прошлом вел дела с Эдинио, и этот человек ему нравился. Селвена пребывала в состоянии экстаза по поводу свадебных приготовлений, перспективы вести собственный дом - Эдинио предложил поселить молодую чету в маленьком домике на холме рядом с его виноградниками - и еще, как однажды вечером понял Ровиго из ее разговора с младшими сестрами, по поводу предвкушаемых радостей супружеской постели. Он радовался ее счастью и с удовольствием ждал свадебного торжества. Если его и посещала временами грусть, которую он старался скрыть, то он относил ее за счет естественных чувств отца, который увидел, что его девочка превратилась в женщину быстрее, чем он подготовился к этому. Когда Ровиго увидел, как Селвена шьет красную перчатку для своей брачной ночи, это подействовало на него сильнее, чем он ожидал. Он отвернулся от Селвены, лихорадочно и весело болтающей с Алаис, аккуратной, тихой и внимательной, и нечто вроде печали охватило его среди царящей в доме веселой суеты. Казалось, Аликс его понимает, может быть, даже лучше, чем он сам себя понимал. У его жены появилась привычка похлопывать его по плечу в самые неожиданные моменты, словно успокаивая испуганное животное. Он действительно беспокоился. Этой весной отовсюду приходили ожиданные известия, сулящие перемены. Войска барбадиоров запрудили дороги, двигаясь к северу Феррата, к границе с Сенцио. Из недавно провозглашенного Королевства Западной Ладони на эту провокацию пока не поступило ясного ответа. Или вести о нем еще не достигли Астибара. Ровиго давно не получал ни одной весточки от Алессана, последняя пришла задолго до дней Поста, но тот уже давно предупреждал его, что этой весной может произойти нечто новое. И что-то такое носилось в воздухе, ощущение ускорения и перемен, которое совпадало с настроением весеннего расцвета, а потом превратилось в ощущение опасности и угрозы насилия. Казалось, он слышит и видит это повсюду, в топоте армий на марше, в том, как люди в тавернах понижают голоса и слишком быстро оглядываются, когда кто-то входит. Однажды утром, проснувшись, Ровиго продолжал видеть внутренним взором огромные глыбы плотно смерзшегося речного льда, которые случайно увидал много лет назад далеко к югу во время долгого путешествия вдоль берегов Квилеи. И этим внутренним взором, лежа на кровати, подвешенный между сном и явью, он видел, как этот лед ломается и река снова начинает течь свободно, унося ломающиеся и скрежещущие льдины к морю. В то же утро за кавом, стоя в кухне, он объявил, что собирается в город, взглянуть, как идет подготовка "Девы" к ее первому плаванию в этом сезоне, в Тригию, с товарами, возможно, с вином - может быть, с вином Эдинио. Он собирался обменять его на полный трюм первой весенней шерсти и тригийского козьего сыра. Это решение пришло внезапно, но было принято не вовремя. Обычно он весной совершал поездку на юг, может быть, немного позже, в основном по делам торговли, отчасти для того, чтобы разузнать, что можно, для Алессана. Он поступал так много лет, по обеим причинам, с тех самых пор, как познакомился с Алессаном и Баэрдом и провел с ними долгую ночь в южной таверне. После нее он узнал разделенную страсть души и цель, на осуществление которой могла уйти целая жизнь. Итак, весеннее путешествие было ежегодным и обычным. Необычным и весьма импульсивным было его предложение, сделанное между двумя глотками утреннего кава, взять с собой Алаис. Его старшая, его гордость, его умница. Он считал ее такой красивой, что словами не описать. Никто не попросил ее руки. И хотя он знал, что она искренне рада за Селвену и вовсе не огорчена за себя, это не помешало ему ощущать острую жалость всякий раз, как он бросал на нее взгляд среди растущего возбуждения приготовлений к свадьбе Селвены. Поэтому он спросил у нее, преувеличенно небрежно, не хочет ли она поехать с ним, и Аликс быстро метнула на него, оторвавшись от кухонных дел, острый, встревоженный взгляд, а Алаис еще быстрее ответила с редкой для нее горячностью: - О, слава Триаде, да! Мне бы очень хотелось! Оказалось, что она давно мечтала об этом. Это была ее давняя мечта, ни разу не высказанная, не произнесенная вслух. Алаис чувствовала, как предательский румянец залил ее щеки. Заметила, как переглянулись отец с матерью. Иногда она завидовала этому их общению при помощи взглядов. Никаких слов, казалось, они в большинстве случаев не нуждаются в словах. Потом Алаис увидела, как мать кивнула, повернулась к отцу как раз вовремя, чтобы поймать его медленную ответную улыбку, и поняла, что увидит море с борта "Девы" впервые в жизни. Ей так давно этого хотелось, что она даже не могла вспомнить, когда это началось, когда этого желания у нее еще не было. Она помнила себя маленькой девочкой, достаточно легкой, чтобы сидеть на руках у отца, пока ее мать несла Селвену. Они спускались к гавани в Астибаре, чтобы посмотреть на новый корабль, который был ключом к их скромному достатку в этом мире. И ей все понравилось. Три мачты - тогда они казались ей такими высокими, - взлетающие в небо, темноволосая фигура девы на носу, ярко-синяя, свежая краска бортов, скрип канатов и дерева. И сама гавань: запах смолы и сосновых досок, рыбы и эля, сыра и шерсти, пряностей и кожи. Грохот повозок, нагруженных товарами, отправляемыми в какую-нибудь дальнюю часть известного мира, или привезенными из дальних стран с названиями, которые казались ей волшебными словами. Моряк, одетый в красно-зеленый костюм, проходил мимо с обезьянкой на плече, и ее отец поздоровался с ним, как со знакомым. Отец чувствовал себя здесь как дома, знал этих людей, дикие, экзотические места, куда они уплывали и откуда приплывали. Она слышала крики и взрывы буйного смеха, громкие споры, пересыпанные ругательствами, по поводу веса или стоимости товара. Потом кто-то крикнул, что в бухту заплыли дельфины; и вот тогда отец поднял ее на плечи, чтобы она могла их увидеть. Селвена расплакалась от всего этого шумного столпотворения, как помнила Алаис, и они вскоре вернулись к повозке и уехали, под внимательными, гнетущими взглядами барбадиоров, больших, светловолосых людей на крупных конях, охраняющих гавань Астибара. Она была слишком мала, чтобы понять, зачем они здесь, но внезапное молчание отца и его бесстрастное лицо, когда они проезжали мимо, что-то ей подсказали. Позже она узнала гораздо больше, когда выросла в своей оккупированной стране. Ее любовь к кораблям и к гавани никогда так и не прошла. При малейшей возможности она ездила с Ровиго к морю. Зимой было легче, когда все они переезжали в их городской дом в Астибаре, но даже весной, и летом, и ранней осенью она находила предлоги, причины и способы, чтобы сопровождать отца в город и туда, где стояла на приколе "Дева". Она впитывала в себя эту картину, а ночью ей снился океан, открывающийся перед ней, и соленые брызги волн. Сны. Она была женщиной. Женщины не ходят в море. А послушные, умные дочери никогда не тревожат отцов просьбами о подобных вещах. Но оказалось, что иногда, в одно прекрасное утро, совершенно непредвиденно, Эанна среди своих небесных огней может бросить взгляд вниз и улыбнуться, и тебе предложат нечто чудесное, о чем ты сама никогда бы не посмела попросить. Оказалось, что Алаис - хороший моряк, она легко привыкла к бортовой килевой качке корабля, пока справа по борту разворачивалась береговая линия Астибара. Они плыли на север вдоль бухты, потом пробрались мимо островов архипелага и вышли на простор открытого моря. Ровиго и пятеро его матросов справлялись с кораблем с легкостью, их движения казались Алаис непринужденными и точными. Она была в восторге и наблюдала за всем происходящим в незнакомом мире так пристально, что они над ней смеялись и подшучивали. Но в их шутках не было злобы; она знала всех пятерых почти всю свою жизнь. Они обогнули северную оконечность провинции, "мыс Бурь", как сказал ей один из матросов. Но в тот весенний день погода стояла мягкая и плыть было легко. Когда они снова повернули на юг, Алаис стояла у борта и смотрела, как мимо проплывают зеленые холмы ее провинции, сбегая вниз к белому песку на берегу и к рыбацким поселкам, разбросанным по побережью. Через несколько дней их действительно настиг шторм, ночью, у скал северной Тригии. Ровиго заметил его приближение на закате или учуял его в воздухе, но здесь береговая линия была скалистой и опасной, и негде было укрыться. Они приготовились встретить шквал на почтительном расстоянии от берега, чтобы оказаться подальше от скал. Когда шквал налетел, Алаис уже спустилась в свою каюту, чтобы не мешать. Даже такая погода не слишком ее беспокоила, как она с благодарностью обнаружила. Не было ничего приятного в том, чтобы ощущать, как скрипит и сотрясается во тьме "Морская Дева" под напором ветра и дождя, но она говорила себе, что ее отец за тридцать лет плаваний по морю попадал в гораздо более опасные переделки, и не собиралась дать себя запугать или смутить небольшому весеннему шторму с востока. Алаис решительно снова поднялась на палубу, как только почувствовала, что волны и ветер стихают. Дождь еще шел, и она накинула на голову капюшон плаща. Стараясь держаться подальше от тех мест, где трудились мужчины, Алаис остановилась у борта и посмотрела вверх. К востоку от них быстро несущиеся по небу облака открывали клочки чистого неба, и в них ненадолго прорывался свет Видомни. Позже ветер совсем стих, дождь прекратился, а облака разошлись, и она увидела, как взошли над морем яркие, далекие звезды Эанны, как обещание, как дар. Алаис откинула капюшон и тряхнула головой, рассыпая черные волосы. Глубоко вдохнула свежий, чистый воздух и на мгновение почувствовала себя совершенно счастливой. Подняв глаза, она увидела, что отец наблюдает за ней. И улыбнулась ему. Он не ответил ей улыбкой, но когда она подошла, то увидела, что его глаза смотрят нежно и серьезно. Он облокотился о поручни рядом с ней и смотрел на береговую линию на западе. В его волосах и на короткой бородке, которую он теперь отращивал, блестели капли воды. Невдалеке медленно проплывали мимо утесы Тригии - ряд темных, массивных силуэтов, освещенных лунным светом. - В тебе это есть, - тихо произнес отец под плеск и вздохи волн. - В твоем сердце и в твоей крови. В тебе этого даже больше, чем во мне, от моего отца, и от его отца. - Он немного помолчал, потом медленно покачал головой. - Только, Алаис, дорогая, женщина не может провести жизнь в море. В нашем мире - не может. Ее мечта. Чистая и яркая, как блеск белых лучей Видомни на волнах. Изложенная такими простыми словами и тут же разрушенная. Алаис вздохнула. И произнесла давно отрепетированную речь, никогда еще не звучавшую вслух: - У тебя нет сыновей. Я - старшая. Ты отдашь мне "Деву" и все то, ради чего ты трудился, когда больше не сможешь вести такую жизнь? - Когда я умру? - Он произнес это мягко, но какое-то тяжелое и болезненное чувство сжало ее сердце. Она продела руку сквозь сгиб его локтя, крепко сжала и придвинулась к нему поближе, чтобы положить голову на его плечо. Они молчали, глядя на проплывающие мимо скалы и на игру лунного света на волнах. Корабль, как всегда, издавал звуки, но они ей нравились. В последние ночи Алаис засыпала под беспрерывные, заунывные песни "Морской Девы", как под колыбельную. Алаис сказала, все еще не поднимая головы с его плеча: - Можно меня научить? Я хочу сказать, научить меня помогать тебе в делах. Даже если я не буду ходить в море. Некоторое время отец не отвечал. Прислонясь к нему, она чувствовала его ровное дыхание. Его ладони спокойно лежали на поручнях. - Это можно, Алаис, - ответил он. - Если ты этого хочешь, это можно сделать. Женщины ведут дела по всей Ладони. Чаще всего вдовы, но не только они. - Он заколебался. - Твоя мать могла бы продолжать дело, как мне кажется, если бы захотела, если бы у нее были хорошие советчики. - Он повернулся, чтобы взглянуть на нее, но она не подняла голову от его плеча. - Только это жизнь резкая и холодная, моя дорогая. И для женщины, и для мужчины, жизнь без тепла очага в конце дня. Без любви, которая уводит из дома и приводит домой. Услышав это, она закрыла глаза. В этом было все дело. Они никогда не давили на нее, никогда не торопили и не настаивали, хотя ей уже почти двадцать лет и ее время давно пришло. И ей много ночей снился этот странный сон, все темные зимние ночи минувшей зимы: она и туманная фигура на фоне луны, мужчина, где-то в незнакомом месте, в горах, среди цветов, под звездной аркой, и его тело опускается на ее тело, а она поднимает руки и обнимает его. Алаис подняла голову и убрала руку. Осторожно сказала, глядя вниз на волны: - Мне нравится Катрини. Я рада за Селвену. Она готова, она так давно уже хочет этого, я думаю, он ей подходит. Но я хочу получить больше того, что будет иметь она, отец. Я не знаю, чего именно, но я хочу большего. Отец шевельнулся. Она увидела, как он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. - Я знаю, - услышала она его ответ. - Я это знаю, дорогая моя. Если бы я знал, что или как, и мог тебе это дать, все было бы твоим. Весь мир и звезды Эанны были бы твоими. Тут Алаис заплакала, что случалось с ней редко. Но она любила отца и заставила его огорчиться, а он только что сказал, уже второй раз за сегодняшний день, что когда-нибудь умрет, и свет белой луны на скалах и на море после шторма был не похож ни на что из виденного ею раньше, и, наверное, она никогда больше ничего подобного не увидит. Дорога была скрыта от глаз Катрианы, пока она поднималась вверх по склону из лощины, но по доносящимся издали звукам и по тому, как Баэрд и Сандре оба стояли неподвижно и настороженно в траве на опушке, она поняла: что-то не так. Мужчины, к этому выводу она давно уже пришла, значительно хуже женщин скрывают свои чувства в подобных ситуациях. Ее волосы еще не высохли после купания в пруду - в ее любимом месте, которое они проезжали всякий раз по дороге из Феррата в Чертандо. Она поспешно взобралась наверх, торопясь понять, что случилось. Оба они ничего не сказали, когда она появилась рядом с ними. Повозку поставили в тень, в стороне от дороги с севера на юг, а двух лошадей отпустили пастись. Лук и колчан Баэрда лежали в траве у деревьев, рядом, на тот случай, если они ему понадобятся. Она посмотрела на дорогу и увидела барбадиорских солдат, пеших и конных, поднимающих клубы пыли на марше. - Опять из Третьей роты, - произнес Сандре, и в его голосе звучал холодный гнев. - Похоже, они все идут туда, да? - мрачно пробормотал Баэрд. Это было хорошо, очень хорошо, это было именно то, чего они хотели. Их гнев и мрачность были почти неожиданными. Казалось, это некая инстинктивная мужская реакция на близость врага. Катриане захотелось встряхнуть их обоих. В самом деле, все было так ясно. Баэрд сам объяснил это ей, и Сандре, и Альенор из Борсо в тот день, когда Алессан встречался с Мариусом Квилейским в горах, а потом уехал на запад с Дэвином и Эрлейном. Слушая его в тот день, заставляя себя сосредоточиться в присутствии Альенор, Катриана наконец-то поняла, что имел в виду Алессан все это время, когда говорил, что им надо подождать до весны. Они ждали, чтобы Мариус ответил "да" или "нет". Чтобы сказал, рискнет ли он ради них своей непрочно сидящей на голове короной и своей жизнью. И в тот день на перевале Брачио он пообещал сделать это. Баэрд немного, совсем немного рассказал им о том, почему он согласился. Десять дней спустя они с Баэрдом и Сандре наблюдали с гор у форта Ортиц, как по дороге проехали послы с квилейским флагом, и барбадиоры встретили их с почетом у стен форта и проводили внутрь. На следующее утро квилейцы поехали дальше, не спеша, по дороге на север. Через два часа после их отъезда ворота форта снова распахнулись, и из них крайне поспешно выехало шесть человек. Одним из них - это заметил Сандре - был сам Сифервал, командир Третьей роты. - Получилось, - сказал Баэрд с благоговением в голосе. - Не могу в это поверить, но, кажется, у нас получилось! Прошло чуть больше недели, и первые отряды солдат двинулись в путь, и тогда они поняли, что он был прав. Лишь несколько дней спустя, в поселке ремесленников в северном Чертандо, при покупке резных изделий и тонких тканей, они с опозданием узнали о том, что сделал на Кьяре Брандин Игратский. О Королевстве Западной Ладони. - Ты играешь в азартные игры? - спросил Сандре у Баэрда. - Теперь кости брошены, и никто их не остановит и не поправит, пока они сами не упадут. Баэрд ничего не ответил, что-то в выражении его лица, изумление, близкое к шоку, заставило Катриану подойти к нему и взять его руку в свои. Что было совсем на нее не похоже. Однако все изменилось или постепенно менялось. Баэрд был не похож на себя после дней Поста и их пребывания в замке Борсо. Что-то с ним там произошло, но он ничего не объяснил. Алессан уехал, и Дэвин - и хотя ей не хотелось в этом признаваться, она скучала по нему почти так же, как по принцу. Даже их роль здесь, на востоке, теперь полностью изменилась. Сначала они ждали в горах появления послов, на тот случай, если что-то пойдет не так. Но теперь Баэрд поспешно вел их из города в город и останавливался поговорить с мужчинами и некоторыми женщинами, о которых Катриана даже никогда не слыхала. Он предупреждал, чтобы они были наготове, что летом может вспыхнуть восстание. А с некоторыми, с немногими избранными, он говорил особо: о Сенцио. Отправляйтесь на север, в Сенцио, перед летним солнцестоянием. "Если сможете, возьмите с собой оружие". Именно эти последние слова окончательно убедили Катриану в том, что время действий действительно пришло. Настигло их. Больше никакой тайной подрывной работы или балансирования на грани событий. Теперь события имели свой центр, им была или скоро должна была стать провинция Сенцио, и они двигались туда. Что должно произойти, она пока не знала. Если Баэрд и знал, то ничего не говорил. Зато он называл ей и Сандре тоже имена людей. Десятки имен. Имен, которые он хранил в памяти, некоторые из них в течение двенадцати лет. Людей, которые были с ними заодно, которым можно доверять. Которым необходимо было сообщить здесь, в провинциях под управлением Альберико, что движение его войск являлось долгожданным сигналом для них самих приготовиться. Следить за ходом событий и быть готовыми к ответным действиям. Они сидели вместе по ночам, втроем, вокруг костра под звездами или в укромном уголке постоялого двора в каком-нибудь горном селении или деревне, и Баэрд называл им имена, которые они должны знать. Только на третью ночь, уже засыпая, Катриана с опозданием поняла, что причиной, по которой они должны были их запомнить, была возможность гибели Баэрда и отсутствие Алессана, уехавшего на запад. - Риказо бар Деллано, - говорил Баэрд. - Медник из Марсилиана, первой деревни к югу от форта Чиороне. Он родился в Авалле. Не мог участвовать в войне из-за хромоты. Поговорите с ним. Он не сможет отправиться на север, но знает других людей в округе и даст им знать, и он возглавит наших людей в том районе, если возникнет необходимость поднять восстание. - Риказо бар Деллано, - повторяла она. - В Марсилиане. - Поррена брен Куллион. В Делонги, сразу же за границей Тригии на главной дороге из Феррата. Она чуть старше тебя, Катриана. Ее отец погиб при битве на Дейзе. Она знает, с кем поговорить. - Поррена, - бормотал Сандре сосредоточенно, сжимая костлявые, узловатые руки. - В Делонги. И Катриана поражалась тому, как много этих имен, как много жизней Баэрд и Алессан затронули в своих путешествиях в течение дюжины лет после возвращения из Квилеи, готовя себя и этих неизвестных людей к определенному времени, сезону, моменту в будущем. Сейчас он настал. И они до него дожили. И сердце ее наполнялось надеждой, пока она снова и снова шепотом повторяла имена, словно заклинания, дающие силу. В следующие недели они ехали по цветущей весенней стране почти с безрассудной быстротой, едва придерживаясь своей роли купцов. Заключали невыгодные, поспешные сделки там, где останавливались, не желая задерживаться, чтобы поторговаться. Задерживались лишь на время, необходимое, чтобы отыскать мужчину или женщину, ради которых заехали в эту деревню, или тех, кто знал других и мог передать сообщение. Они теряли деньги, но у них были астины от Альенор. Катриана честно призналась самой себе, что ей все еще не хочется видеть, какую роль эта женщина играла все эти годы в делах Алессана. Все годы, когда сама она росла в неведении, девочкой в рыбацком поселке в Астибаре. Однажды Баэрд позволил ей самой пойти на встречу. Женщина оказалась ткачихой, широко известной своим искусством. Катриана нашла ее дом на краю деревни. Две собаки залаяли при ее приближении, их успокоил мягкий голос, раздавшийся из дома. В доме Катриана нашла женщину немного моложе своей матери. Она убедилась, что они одни, а затем, как учил ее Баэрд, показала свое кольцо с дельфином, назвала имя Алессана и передала сообщение. То же самое сообщение о готовности, что и в других местах. Потом осторожно назвала двух человек и передала второе сообщение Баэрда: "Сенцио, день летнего солнцестояния. Скажите им, чтобы взяли оружие, если смогут". Женщина побледнела и резко встала, когда Катриана начала говорить. Она была очень высокой, даже выше самой Катрианы. Когда было передано второе сообщение, она несколько секунд стояла неподвижно, потом шагнула вперед и поцеловала Катриану в губы. - Да благословит тебя Триада и сохранит тебя и их обоих, - сказала она. - Я не думала, что доживу до этого дня. - Она плакала: Катриана ощутила соль на своих губах. Она вышла на солнечный свет и вернулась к Баэрду и Сандре. Они только что закончили закупку дюжины бочек местного пива. Неудачная сделка. - Мы же едем на север, глупцы, - воскликнула она в отчаянии, в ней взыграли купеческие инстинкты. - В Феррате не любят пива! И вы это знаете. - Тогда придется самим его пить, - ответил Сандре со смехом, вскакивая на коня. Баэрд, который редко смеялся, но который после дней Поста изменился, внезапно захохотал. И тогда она тоже засмеялась, вторя их смеху. Она сидела рядом с Баэрдом на повозке, когда они выезжали из деревни, и ощущала чистую свежесть ветра, развевающего ее волосы и дующего, казалось, прямо сквозь ее сердце. Именно в тот день, ранним вечером, они подъехали к лощине, где она любила купаться, и Баэрд, вспомнив об этом, отвел повозку в сторону от дороги, чтобы она могла спуститься к пруду. Когда Катриана поднялась обратно, ни один из мужчин уже не смеялся и не веселился, они смотрели на движущихся мимо барбадиоров. Катриана была уверена, что неприятности начались из-за того, как они стояли. Когда она подошла и встала рядом, уже было поздно. Их внимание привлек в основном Баэрд. Сандре в своем облике карду почти совершенно не интересовал барбадиоров. Но купец, мелкий торговец с единственной повозкой и одной костлявой запасной кобылой, который вот так стоит и глазеет на проходящую армию, холодно, с вызывающе поднятой головой, без всякого смирения и покорности, не говоря уже о страхе, естественном в подобной ситуации. Язык тела, подумала Катриана, иногда может сказать слишком много. Она взглянула на стоящего рядом Баэрда, который с каменным выражением в темных глазах оценивающе смотрел на проходящую мимо роту. Это не вызов, решила она, не просто мужская гордость. Это нечто иное, нечто более древнее. Первобытная реакция на эту демонстрацию мощи тирана, скрыть которую было так же невозможно, как и дюжину бочек пива, стоящих на повозке. - Перестань! - яростно прошептала она. Но в тот же момент услышала, как один из барбадиоров отдал короткий приказ, и полдюжины солдат отделились от колонны и галопом поскакали к ним. У Катрианы пересохло во рту. Она увидела, как Баэрд бросил взгляд туда, где в траве лежал его лук. И слегка изменил позу, чтобы встать поустойчивее. Сандре сделал то же самое. - Что вы делаете? - прошипела она. - Вспомните, где мы находимся! Больше она ничего сказать не успела. К ним приблизились барбадиоры, огромные на своих конях, глядя сверху вниз на мужчину и женщину с Ладони и тощего, как мощи, седого воина из Карду. - Мне не нравится выражение твоего лица, - сказал командир, уставившись на Баэрда. Волосы его были темнее, чем у большинства остальных, а глаза - светлыми и жестокими. Катриана напряглась. Впервые в этом году они напрямую столкнулись с барбадиорами. Она опустила глаза, мысленно приказывая Баэрду оставаться спокойным и говорить то, что нужно. Чего она не знала, так как этого не мог знать никто, не побывавший там, - это того, что видел в тот момент Баэрд. Не шестерых барбадиоров на конях у дороги в Чертандо, а множество солдат Играта на площади перед домом его отца, в те давние времена. Столько лет прошло, но воспоминание не потускнело, оно было словно рана, нанесенная лишь вчера. Все нормальные мерки времени разрушались и прекращали существовать в подобные мгновения. Баэрд заставил себя отвести глаза под взглядом барбадиора. Он знал, что совершил ошибку, знал, что эту ошибку совершал всегда, если не проявлял осторожности. Но его охватила эйфория, он слишком быстро несся на приливной волне эмоций, считал, что марширующая колонна пляшет под музыку, придуманную им и Алессаном. Только было еще рано, слишком рано, так много неизвестного и неуправляемого ждало их в будущем. И они должны жить, чтобы увидеть это будущее, или все было напрасно. Годы жизни, терпеливое превращение мечты в реальность. Он сказал тихим голосом, опустив глаза: - Простите, если я вас оскорбил. Я всего лишь любовался вами. Я уже много лет не видел на дороге столько солдат. - Мы съехали в сторону, чтобы уступить вам дорогу, - прибавил Сандре своим низким голосом. - Ты помолчи, - хрипло приказал командир барбадиоров. - Если я захочу поговорить со слугами, я тебе сообщу. - Один из солдат спрыгнул с коня в сторону Сандре, вынудив его отступить назад. Стоящая за ним Катриана почувствовала, что у нее подогнулись колени. Она ухватилась за борт повозки, ладони ее взмокли от страха. Она видела, что двое барбадиоров уставились на нее откровенно оценивающим, похотливым взглядом, и вдруг осознала, что ее одежда прилипла к телу после купания в пруду. - Простите нас, - повторил Баэрд приглушенным голосом. - Мы ничего плохого не хотели, совсем ничего. - Правда? Почему же тогда ты считал наши войска? - Считал? Ваши войска? Зачем мне это делать? - Это ты мне объясни, торговец. - Это не так, - запротестовал Баэрд, обозвав себя глупцом и дилетантом. После двенадцати лет отмочить такое! Ситуация стремительно выходила из-под контроля, и дело было в том, что он действительно считал войска барбадиоров. - Мы всего лишь торговцы, - прибавил он. - Всего лишь мелкие торговцы. - С кардунским воином в качестве охранника? Не такие уж мелкие, по-моему. Баэрд замигал и почтительно сжал ладони. Он совершил ужасную ошибку. Этот человек опасно проницателен. - Я боялся за жену, - сказал он. - Ходили слухи о появлении на юге бандитов, о крупных беспорядках. - Что было правдой. Это были, по правде говоря, не только слухи. Двадцать пять барбадиоров убиты на перевале. Баэрд был совершенно уверен, что там побывал Алессан. - Твою жену или твои товары? - презрительно усмехнулся один из барбадиоров. - Мы знаем, что вы, местные, цените больше. - Он посмотрел мимо Баэрда туда, где стояла Катриана, на его лице появилось похотливое выражение, а глаза прикрылись веками. Другие солдаты рассмеялись. Баэрд быстро снова опустил голову; он не хотел, чтобы они увидели в его глазах смерть. Он помнил такой смех и его воздействие. Знал, куда он мог завести. И завел, на площади Тиганы, восемнадцать лет назад. Он молчал, глядя в землю, в его сердце пылала жажда убийства, тесно переплетенная с воспоминаниями. - Что вы везете? - спросил первый барбадиор голосом грубым, как лопата. - Пиво, - ответил Баэрд, сжимая руки. - Только бочки с пивом для севера. - Пиво в Феррат? Ты и правда лжец. Или дурак. - Нет-нет, - поспешно возразил Баэрд. - Не в Феррат. Мы купили его очень дешево. По одиннадцать астинов за бочку. Хорошая цена, стоит везти пиво далеко на север. Мы направляемся в Астибар. Там его можно продать втрое дороже. Это было бы правдой, если бы он не заплатил по двадцать три астина за бочку. Повинуясь жесту командира, двое барбадиоров спешились и вскрыли одну из бочек, используя мечи в качестве рычагов. Острый, пряный запах пива Чертандо разлился вокруг. Командир оглянулся, увидел, что его люди кивают, и снова повернулся к Баэрду. На его лице появилась коварная улыбка. - Одиннадцать астинов за бочку? Действительно, дешево. Так дешево, что даже жадный купец не откажется подарить его воинам, которые защищают тебя и тебе подобных. Баэрд почти ожидал этого. Стараясь не выйти из роли, он сказал: - Если вы так желаете, то да. Вы не... вы не согласились бы купить его за ту же цену, которую заплатил я? Воцарилось молчание. Позади шестерых барбадиоров войска все еще двигались по дороге. Они уже почти миновали их. Он уже довольно точно определил, сколько их. Тут человек на коне перед ним вытащил меч. Баэрд услышал, как позади него тихо охнула Катриана. Барбадиор нагнулся вперед через шею коня, вытянул оружие и осторожно прикоснулся к бородатой щеке Баэрда плоской стороной клинка. - Мы не торгуемся, - тихо произнес он. - И не воруем. Мы принимаем подарки. Предложи нам подарок, купец. - Он слегка шевельнул клинком. Баэрд чувствовал, как он щекочет и шевелится у его лица. - Прошу вас, примите, пожалуйста, примите от нас это пиво в подарок для воинов Третьей роты, - сказал он. Он с большим трудом заставлял себя не смотреть в лицо этого человека. - Ну, спасибо, купец, - с ленивой насмешкой ответил тот. Медленно провел мечом по щеке Баэрда, словно жестоко погладил, и убрал клинок. - И раз уж ты подарил нам эти бочки, то, разумеется, не пожалеешь для нас коня и повозки, чтобы было на чем их везти? - Возьмите и повозку, - услышал Баэрд свой голос. Он внезапно почувствовал себя так, словно покинул свое тело. Словно парил в воздухе над этой сценой, глядя вниз. И с этой высокой, далекой точки он увидел, как барбадиоры пошли за их повозкой. Они снова впрягли в оглобли коня. Один из них, моложе остальных, выбросил их мешки и еду на землю. Смущенно взглянул на Катриану, немного стыдясь, потом быстро взобрался на козлы и тронул коня, и повозка медленно покатилась прочь, вслед уходящей по дороге колонне барбадиоров. Пятеро остальных солдат, взяв его лошадь, последовали за ним. Они заливались веселым раскатистым смехом мужчин в своей компании, уверенных в своем месте и в течении своей жизни. Баэрд снова бросил взгляд на свой лук. Он точно знал, что сможет убить всех шестерых, начиная с командира, прежде чем кто-либо ему помешает. Но он не двинулся с места. Никто из них не пошевелился, пока последний солдат не исчез из виду, а их повозка не скрылась вслед за ними. Тогда Баэрд повернулся к Катриане. Она дрожала, но он достаточно хорошо ее знал, чтобы понять, что дрожала она не только от страха, но и от ярости. - Я бы убила тебя, Баэрд, за то, что так меня напугал. - Знаю, - ответил он. - И я заслуживаю смерти. Я их недооценил. - Могло быть и хуже, - прозаично заметил Сандре. - Да, ненамного, - насмешливо подтвердила Катриана. - Мы все могли лежать тут мертвыми. - Это действительно было бы хуже, - серьезно согласился Сандре. Через секунду она поняла, что он над ней подшучивает. И сама себя удивила, рассмеявшись, хотя и несколько диковатым смехом. Тут Сандре с серьезным выражением на смуглом лице произнес нечто неожиданное. - Ты даже не представляешь себе, - пробормотал он, - как сильно мне бы хотелось, чтобы ты была одной со мной крови. Моей дочерью, внучкой. Ты мне позволишь гордиться тобой? Она так удивилась, что не смогла придумать, что сказать в ответ. Через несколько мгновений, глубоко растроганная, она подошла к нему и поцеловала в щеку. Он обнял ее длинными, костлявыми руками и на секунду осторожно прижал к груди, словно она была чем-то хрупким, или очень дорогим, или и тем и другим одновременно. Катриана не помнила, когда ее кто-нибудь так обнимал в последний раз. Он отступил назад, неловко откашлялся. Катриана увидела, что Баэрд смотрит на них с непривычно мягким выражением на лице. - Это все очень мило, - сказала она нарочито сухо. - Мы собираемся провести здесь весь день, рассказывая друг другу, какие мы замечательные люди, по-нашему мнению? Баэрд усмехнулся. - Неплохая идея, но не самая лучшая. Думаю, нам придется снова вернуться туда, где мы покупали пиво. Нам нужна повозка и конь. - Хорошо. Я бы сейчас выпил бутылку пива, - сказал Сандре. Катриана быстро взглянула на него, поймала лукавое выражение в его глазах и рассмеялась. Она знала, чего он добивается, но никогда бы не подумала, что сможет рассмеяться так быстро после того, как видела меч, приставленный к лицу Баэрда. Баэрд поднял свой лук и стрелы с травы. Они надели свои рюкзаки и заставили ее сесть на лошадь: никакой другой вариант, сказал Сандре, не выглядит приемлемым. Она хотела было возразить, но не смогла. И втайне была благодарна за возможность ехать верхом, колени у нее все еще подгибались. На дороге стояла густая пыль, поднятая прошедшим войском, и они двигались по траве обочины. Ее лошадь спугнула кролика, и не успела она даже осознать этого, как Баэрд достал стрелу и выстрелил, и зверек упал замертво. Они вскоре обменяли его у крестьянина на кувшин пива и кусок хлеба с сыром, а потом двинулись дальше. Под вечер, к тому времени, как они медленно добрались до деревни, Катриана убедила себя, что недавнее происшествие было невезением, но все же не имело особого значения. Восемь дней спустя они приехали в Тригию. За минувшую неделю они не встретили других солдат, так как их путь пролегал вдали от главных дорог. Новую повозку и товар оставили в гостинице, где всегда останавливались, и пошли на центральный рынок. День клонился к вечеру, теплый весенний день. Глядя на север между домами по направлению доков, Катриана видела мачты первых после зимы кораблей, поднимающихся по реке. Сандре остановился у лавки кожевника, чтобы починить ремень, на котором висел его меч. Пока они вдвоем с Баэрдом пробирались сквозь толпу на площади, один барбадиорский наемник, более пожилой, чем большинство солдат, прихрамывающий и, вероятно, хвативший лишку весеннего вина, вывалился из таверны, увидел ее, облапил и стал неуклюже тискать ее грудь и бедра. Катриана взвизгнула, больше от испуга, чем от чего-то другого. И через секунду от всей души пожалела об этом. Баэрд, идущий впереди, резко обернулся, увидел нападавшего и с той же мгновенной, смертельно опасной реакцией, с какой недавно убил кролика, свалил с ног барбадиора мощным ударом кулака в висок. И Катриана поняла в тот же момент с абсолютной уверенностью, что его удар предназначался не столько пьяному тыловику, сколько тому офицеру, который тыкал в него своим мечом у рощи в Чертандо неделю назад. Вокруг внезапно воцарилась испуганная тишина. А потом сразу все зашумели. Они мгновенно переглянулись. - Беги! - хрипло приказал Баэрд. - Встретимся ночью у того места, где ты в прошлом году выбралась из реки. Если меня не будет, продолжайте путь без меня. Вы знаете имена. Осталось совсем немного. Да хранит вас Эанна! И он исчез, убежав через площадь в ту сторону, откуда они пришли. Кучка наемников уже начала быстро двигаться сквозь толпу по направлению к ним. Человек на земле не двигался. Катриана не стала ждать, чтобы посмотреть, жив ли он, а со всех ног бросилась в другую сторону. Краем глаза она заметила Сандре, который в шоке смотрел на них, все еще стоя у лавки кожевника. Катриана приложила все усилия, чтобы не взглянуть на него, не побежать в ту сторону. Чтобы хоть один из них, о Триада, да будет воля твоя, хоть один выбрался отсюда живым и свободным, с именами в памяти, и чтобы было кому донести их мечту до костров летнего солнцестояния. Она промчалась по запруженной народом улице, потом резко свернула направо на первом перекрестке в лабиринт кривых переулков, образующих самый старый квартал Тригии у реки. Над ее головой вторые этажи домов клонились друг к другу под безумным углом, и тот скудный солнечный свет, который проникал вниз, совершенно закрывали крытые мостики, соединяющие обветшалые дома по обеим сторонам улицы. Катриана оглянулась и увидела четверых наемников, преследующих ее с громким топотом по переулку. Один из них крикнул, приказывая ей остановиться. Если хоть у одного есть лук, подумала Катриана, то вполне вероятно, что она через несколько секунд умрет. Бросаясь из стороны в сторону, она резко свернула направо в переулок, потом еще раз направо на первом же перекрестке и побежала обратно в том направлении, откуда начала бег. В списке Баэрда здесь, в Тригии, значилось три имени, и она знала, где найти двоих из этих людей, но она никак не могла искать у них спасения, потому что барбадиоры следовали за ней по пятам. Ей придется самой отделаться от преследователей, если удастся, и оставить Сандре задачу связаться с ними. Или Баэрду, если он уцелеет. Она нырнула под чье-то развевающееся на веревке над улицей белье и бросилась налево, к воде. В переулках сновали люди, они с некоторым любопытством смотрели на нее, когда она пробегала мимо. Через секунду эти взгляды станут другими, понимала она, когда сюда с грохотом ворвутся преследователи. Улицы представляли собой безнадежно запутанный лабиринт. Она не знала точно, где находится, знала только, что река от нее к северу: перед ней периодически на мгновение мелькали вдалеке верхушки мачт кораблей. Однако к берегу приближаться было опасно, там слишком открытое место, все на виду. Она снова свернула на юг, задыхаясь от быстрого бега. За спиной раздался грохот и взрыв раздраженных криков и проклятий. Катриана еще раз, спотыкаясь, свернула направо. Каждую секунду, за каждым поворотом она ждала, что хаос переулков приведет ее прямо в лапы барбадиоров. Если они разделились, она пропала. Повозка колесного мастера перегородила переулок. Она распласталась по стене и боком протиснулась мимо. Впереди возник еще один перекресток. На этот раз она побежала прямо, мимо полудюжины ребятишек, играющих в прыгалки. Свернула на следующем перекрестке. И тут ее крепко схватили за правый локоть. Она было вскрикнула, но рот ее быстро зажала чья-то ладонь. Она хотела укусить ее, яростно извиваясь, пытаясь освободиться. И вдруг замерла в изумлении. - Тихо, сердечко мое. И пойдем сюда, - сказал Ровиго д'Астибар, убирая ладонь с ее рта. - Не надо бежать. Они отстали на две улицы. Сделай вид, что гуляешь со мной. - Он взял ее под руку и быстро повел в крохотный, почти пустой переулок, один раз оглянулся через плечо, потом втолкнул ее в двери лавки, торгующей тканями. - А теперь вниз, под прил