Ривена с нескрываемым изумлением. С лица же Тормода не сходила чуть заметная улыбка, что делала его еще больше похожим на Кэлама. - Человек этот - колдун, - проговорил один из гномов. - Он не первый колдун, побывавший у нас, и у него дар сказителя, это правда, но стоит ли верить его речам? - Он назвал имя этого места на нашем языке. Еще никто из людей не делал такого прежде, - возразил другой. - В нем пребывает сила, какой я не видел еще ни в одном человеке, - задумчиво пробурчал третий. - Его описание событий внизу соответствует истине, - подтвердил четвертый. - В этом, если ни в чем другом, он не солгал. - Он пришел вместе с мирканом. А те - достойные воины, они не служат неправому делу, - вставил еще один, и среди сидящих прокатился гул согласия. Тормод заговорил, прерывая дискуссию: - Чего же ты хочешь от нас? - спросил он доброжелательным тоном. Ривен устало взглянул на него. Его одежда вся пропиталась потом, голова начала кружиться. От долгой речи горло стало сухим, как песок Он пошатнулся и тут же почувствовал, как крепкие руки Айсы поддержали его, не давая упасть. - Ответов, - выдавил он. - Я хочу, чтобы вы мне рассказали о магии... и откуда пришла она в Мингниш. Кто-то из гномов насмешливо фыркнул, а Тормод нахмурился. - Но для чего тебе это? Ривен вздохнул. - Мне кажется, я должен очистить ее. Закрыть двери между Мингнишем и моим миром. Положить конец бедам, которые захлестнули эту страну. И еще я хочу, чтобы жена моя упокоилась с миром, подумал он. Но этого он почему-то не смог сказать вслух. Может быть, потому, что у него за спиной стояла Джиннет. С секунду Тормод молча смотрел на него. - Мы знали, что ты придешь, - вымолвил он, наконец. - И я, как никто другой, знал о цели твоих устремлений. Мы поддерживаем контакты с Дольним народом виров и с Горним народом волшебников и мудрецов. Мы знаем Фриния, хотя он был еще совсем юным, когда я в последний раз видел его. Ты сказал правду. Но твои намерения меня насторожили. В тебе достаточно силы, чтобы разрушить этот мир и построить другой. И кто знает, быть может, ты со своими историями именно это и делаешь. - Мы также знаем о существовании Двери на Арат-Гор, Алой Горе, хотя никто из моих людей так и не осмелился пройти сквозь нее. Мы наложили заклятие на это место и никто не сумел пройти сквозь ту Дверь за последние месяцы. Но мы видели темноволосую девушку, похожую как две капли воды на эту женщину, что пришла вместе с вами. Она бродила в горах и ни одна из лютых тварей не посмела прикоснуться к ней. Не коснулась ее и волшебная наша сила. Даже охотники из Горнего народа не сумели поймать ее. Но мы ощущаем ее присутствие даже здесь, в глубинах Кашнрим Джхаара. Она - не человек. Она соткана из материи чистой магии, из той же материи, из какой создан Мингниш. - Расскажите мне о магии, - повторил Ривен дрогнувшим голосом. Тормод покачал головой. - Сначала тебе и твоим друзьям нужно поесть и отдохнуть, а потом уже будем гадать, как разрешить эту загадку. Голова становится яснее, когда выспишься и подкрепишься. Вам пришлось претерпеть немало испытаний. Позвольте мне предложить вам гостеприимство Джхаара и примите мои извинения за недоверие к вам. - Я бы не прочь выкушать кружечку пива, - вполголоса пробормотал Ратаган, но его услышали. Несколько гномов прыснули со смеху. - Вот человек, который умеет ценить радости жизни. Не беспокойся, большой человек, будет тебе пиво. И, раз отведав эль гномов, ты не забудешь его никогда. После такого нектара всякий напиток будет казаться тебе безвкусным. Ратаган, прижав руки к сердцу, с благодарностью поклонился. - Хиваль и Тиоф проводят вас в покои, где вы сможете вымыться и отдохнуть. Я присоединюсь к вам немного позже. Тормод кивнул гномам, стоявшим позади компании Ривена, и, развернувшись, они обнаружили, что толпа вновь расступилась, освобождая проход, а два низеньких гнома жестами приглашают их в глубину зала. - Тогда до скорого, - отозвался Ривен. Еле передвигая ноги, он направился следом за двумя коротышками-проводниками. Ратаган, Айса, Джиннет и Байклин поспешили за ним. Тормод прав. Ривен буквально валился с ног. Сейчас он мог бы, наверное, проспать целую неделю. Но в то же время кровь его так и кипела от лихорадочного возбуждения. Отведенные им покои оказались парой просторных комнат, вырубленных в сплошной скале. В очагах ярко горел огонь, и Ривен не удержался от того; чтобы не выказать изумления, как удавалось гномам доставлять топливо на такую высоту. Или глубину, напомнил ему Ратаган, улыбаясь. Они не знали, как глубоко прошли они внутрь горы, однако путь от пещеры, где они разожгли огонь, был неблизким, и четверым гномам, что наткнулись на них и пригласили к себе, приходилось всю дорогу поторапливать их. Посреди комнаты стояли низкие столы и скамьи, которые, как казалось, были вырезаны из мрамора. Вдоль стен располагались кушетки, на которых лежали вороха мехов. На столах стояли глиняные горшки, из некоторых поднимались струйки пара и исходили запахи, от которых текли слюнки. Путники уже не могли вспомнить, когда в последний раз ели нормальную пищу. Два провожатых, Хиваль и, Тиоф, накрыли столы и подтащили к ним тяжелые скамьи, безо всяких усилий, словно те были сделаны из фанеры. Они разлили пиво в глубокие чаши и отрезали по ломтю мяса от большого куска, походившего на запеченную оленину. Потом поклонились и без лишних слов вышли, прикрыв за собой каменную дверь. Первое, что сделал Байклин, так это встал и попробовал открыть ее. Он навалился на камень, пот выступил у него на лбу, но даже когда Айса с Ратаганом пришли ему на помощь, тяжелая дверь так и не поддалась. - Значит, мы пленники, - Ратаган вытер лоб и с интересом уставился на кувшины с темным пивом. Казалось, он не слишком уж был обеспокоен этой неприятной мыслью. - В каком-то смысле, да, - отозвался Смуглолицый. - Гномы - народ скрытный. Быть может, им просто не хочется, чтобы мы шлялись по коридорам и совали свой нос во все углы. Ратаган сделал хороший глоток, и на лице его отразилось блаженство. - Ради всего святого! - воскликнул он. - Народ, который умеет делать такой славный эль, не может быть плохим. Покуда чаша моя будет наполнена этим элем, они могут держать меня здесь сколько душе угодно. По сравнению с ним эль Кольбана - все равно, что вода из реки, а он знает толк в добром пиве. Байклин рассмеялся. - Немногого надо, чтобы угодить простаку, - заметил он, но выражение лица его изменилось, едва он попробовал зля гномов. На какое-то время все разговоры затихли. Компания налегла на еду и напитки, время от времени делая восторженные замечания относительно поразительного разнообразия и вкуса яств. Были здесь яблоки, груши, свежий сыр, теплый - только из печки - хлеб, солености, лук, помидоры, мед в сотах, горячая похлебка и аппетитные куски свежей свинины и оленины с хрусткой румяной корочкой и розовым сочным мясом внутри. И, разумеется, пиво. Огромный кувшин. Темное и холодное с шапкой пены, похожей на свежие сливки. Джиннет наливала себе одну за другой чаши и опорожняла их так, словно умирала от жажды. Потом отломила большой ломоть хлеба и, присовокупив к нему кусок сыра, уселась у огня спиной к мужчинам. Ривен поглядел на Байклина. Смуглолицый пожал плечами. Все четверо тихонько перебрались в соседнюю комнату, оставив Джиннет одну. Там они подтащили каменные скамьи поближе к огню и привольно расселись на них. Вязкая усталость опустилась на плечи. Даже Айса выглядел сонным. Внезапно Ратаган рассмеялся. Ривен посмотрел на него. - Что такое? - Вспомнил лица наших хозяев, когда ты произнес название этого места. Бьюсь об заклад, немногие из живущих на этом свете видели такое: растерянных старейшин Совета гномов. - Хорошая это была история, - заметил Байклин, - даже для Сказителя. Айса потряс головой, отгоняя дрему. - Во всех историях гномы любят спорить и что-нибудь обсуждать, их медом не корми - дай распутать какую-нибудь проблему. Они терпеть не могут сражаться. Говорят, это одна из причин, почему они помогли воспитать мирканов: чтобы те защищали Мингниш вместо них. Мой народ называют еще Молотом людей Камня и говорят, что в жилах наших течет кровь гномов, отсюда наши выносливость и долголетие. Знаете, я чувствую себя здесь как дома, как если бы я сейчас был в Дан Меркадоле. Уверен, они помогут нам. - Он сделал еще несколько глотков. Ратаган ткнул его локтем. - И в самом деле, эль гномов - крепкая штука, Айса. Это самая длинная речь, которую я когда-либо слышал из твоих уст. Усталость их все-таки сморила. Они разлеглись на покрытых шкурами кушетках, что стояли вдоль стен, и тут же провалились в сон. Только Ривен не мог заснуть и все спорил с собой. В конце концов, досадуя на себя, он встал и пошел в соседнюю комнату. Догорающие угольки едва рассеивали сумрак. Джиннет спала в неловкой позе у затухающего очага. Рядом валялась пустая чашка. Ривен опустился на колени на каменную плиту перед очагом и принялся пристально рассматривать спящую женщину. Рот ее чуть приоткрылся во сне. Темные смеженные ресницы едва заметно подрагивали, щеки пылали от тепла очага. Языки пламени отбрасывали пляшущие тени на ее лицо, на разметавшиеся ее волосы цвета воронова крыла. - Дженни, - прошептал он, убирая волосы с ее лица. Он отдал бы душу, чтобы только увидеть, как она просыпается и оказывается вдруг той женщиной, которую он знал когда-то. Но, как однажды сказал Гвилламон, смерть - это конец всему, даже в стране мечты и волшебных историй. И он, наконец, принял это. И помогла ему Мадра. Признаться себе, что он любит эту хмурую юную женщину, было для Ривена все равно, что отбросить последнюю - неосознанную, безумную, быть может, - надежду. Его жена мертва, а эта спящая женщина - не она и никогда не была ею. Но, тем не менее, он - человек и не в силах заставить себя не смотреть на лицо, которое он когда-то любил, чтобы запомнить его таким, каким оно было на самом деле. Чтобы оно осталось нетленным. Он поцеловал ее в лоб с бесконечной нежностью. Потом взял на руки, положил на одну из застеленных мехами кушеток, укрыл одеялом и, больше ни разу не обернувшись, возвратился к себе. Он проснулся, разбуженный голосами, перемежаемыми звоном чаш, выкарабкался из глубокого темного чрева забвения и принялся тереть глаза, пока они полностью не открылись. В очаге уже развели огонь. На столе горели толстые свечи. Ривен сел на постели. У очага, попыхивая длинной глиняной трубкой, сидел Тормод и вел разговор с Ратаганом и Байклином. Айса стоял рядом и молча слушал. Джиннет, похоже, все еще спала. Кувшин с пивом стоял у ножки скамьи. В руках у каждого было по кружке. Гном заметил его. - С добрым утром, друг мой, снаружи оно давно уже наступило. Надеюсь, ваша первая ночь в Джхааре была приятной. Ривен невнятно пробормотал ответное приветствие. Пиво, которое выпил он прошлым вечером, давало знать о себе тяжестью в голове и хмурым настроением. Он сейчас не был готов к разговорам. Гном улыбнулся и молча продолжил курить свою трубку. Ратаган с Байклином потягивали пиво. У кушетки Ривена стоял кувшин с водой и лежало полотенце. Он плеснул водой себе в лицо. Холодная, она обжигала кожу. Однако после такого омовения Ривен почувствовал себя вполне проснувшимся и присоединился ко всем остальным у огня. Интересно, подумал он про себя, как Тормод узнает здесь - под землей - день сейчас или ночь? - Чем вы тут занимаетесь? - спросил он, наклонившись над столом и взяв себе яблоко из большой чаши с фруктами. Ратаган протянул ему кружку с пивом. Тормод вынул трубку изо рта и принялся рассматривать ее, как это делал Кэлам, - Ривен буквально застыл, пораженный, наблюдая, за ним. - Этим утром Совет собирается обсудить некоторые детали истории, которую мы расскажем вам сегодня. Но чуть попозже, - сказал Тормод. - Наш Сказитель оттачивает сейчас свой стиль и выпытывает у старейшин древние предания, чтобы представить тебе подлинную историю, - безупречную, - подобную которой ты в жизни не слышал. - Историю?! - воскликнул Ривен. - Ты хочешь сказать, что он будет рассказывать нам истории? - Одну историю, - поправил его Тормод. - Одну. - В голосе Ривена послышалось раздражение, и Байклин бросил предупреждающий взгляд в его сторону, который так и остался незамеченным. - У нас нет времени слушать легенды. Нам нужны конкретные ответы, чтобы мы могли решить, куда идти и что делать. Тормод выпустил синий клуб дыма, завившийся змеиными кольцами в свете свечей. Его голос был также тих и сдержан, но красный огонь в глазах гнома стал ярче. - Из этой истории ты и получишь свои ответы. Ривен почувствовал, что густой голос гнома отдался резонансом в его душе. Он приумолк. Истории и магия. Он понимал, что гном прав. Истории и магия составляли само существо Мингниша. Самое средоточие пересечения этого мира с его собственной жизнью. История. Магия. Горы. Сгарр Дигу еще предстояло сыграть свою роль. В этом Ривен был уверен. В комнату вошла Джиннет и налила себе пива. Тормод поглядел на нее исподлобья. Кэлам, пристально наблюдающий за дочерью. Ривен потряс головой и отломил кусок хлеба. - Чего уставился? - вызывающе спросила Джиннет Кэлама. - Во мне что, какой-то изъян? Тормод вынул трубку изо рта и затушил огонь, прижав пепел большим пальцем. - Вот именно, - ответ этот застал ее врасплох. - Изъян. Я и сам не подобрал бы более верного слова. - Его глаза сверкали в пляшущем свете свечей, точно два огромных рубина. - Объясни! - потребовала Джиннет. Ее голос дрогнул. Ривен опустился на скамью рядом с Ратаганом. - Ты испорчена. С тобой что-то не так, - сказал Тормод. - Со Сказителем тоже что-то не так, - он кивнул в сторону Ривена, - но такова уж природа всякого переизбытка. В нем много лишнего... в тебе же чего-то недостает. В тебе какая-то пустота, в тайну которой я не могу проникнуть. Но есть у меня подозрение, скорее - предчувствие, что ты для чего-то еще понадобишься. Если б не это, я посчитал бы за лучшее, чтобы тебя и твоих головорезов прикончили тут же, как только вы поднялись в эти горы. Но Орквилл - один из старейших в Совете - сказал, что нам следует оставить тебе жизнь, подтвердив тем самым мои предчувствия. Ты - убийца, но все же, сдается мне, в тебе есть не только зло. Ратаган и Ривен обменялись взглядами. - Кроме того. Сказитель, мне кажется, не позволил бы нам причинить тебе вред, поскольку это означало бы причинить вред себе самому. Айса открыл было рот, словно намереваясь сказать что-то, но промолчал. Только нахмурился. - Прими это к сведению. Ты здесь и жива, потому что другие решили, что будет так, а не из-за каких-то твоих достоинств. Так что попридержи язык, если не можешь не огрызаться. Голос Тормода оставался по-прежнему тих и мягок, но Джиннет вся сжалась, как будто он ударил ее. Она нервно вертела в руках чашку, потом швырнула ее на пол. Чашка разбилась - звук заставил их вздрогнуть. Ривен не смел поднять глаз и уставился на густую шапку пены над своей кружкой пива. - Что вам нужно от меня? - прошептала Джиннет. - Пока мы и сами не знаем, - ответил ей Тормод, - но мы это выясним. - Лицо гнома застыло, как камень, лишь алые глаза были живыми. И все же лицо его оставалось лицом Кэлама. Ривен редко видел тестя во гневе, но, однажды увидев, запомнил на всю жизнь. А вот чего он не видел ни разу, так это - как Кэлам теряет терпение в разговоре с дочерью. И теперь почему-то ему было стыдно наблюдать подобную сцену. - Уж не ты ли и не твои ли сородичи заставили меня прийти сюда? - спросила Джиннет. Ее лицо пылало, волосы растрепались. Она выглядела как ребенок, которого только что наказали. Тормод приподнял бровь. - Заставили прийти сюда? Никто-не заставлял тебя встать на тот путь, по которому ты пошла. Ты сама сделала выбор. Она покачала головой. По щекам ее бежали слезы, достигая подбородка. Она стояла босыми ногами в луже разлитого пива среди осколков своей чашки, но как будто этого не замечала. Или ей было уже все равно. - Нет. - Голос ее сорвался. - Что-то заставило меня прийти сюда. Что-то тянуло меня к нему. С того самого раза, когда я впервые его увидела. - Она не отрываясь смотрела на Ривена, но он был не в силах, поднять глаза и открыто встретить ее взгляд. Глаза Байклина вспыхнули гневом. - У тебя странный способ демонстрировать свое влечение, если таковое и в самом деле имеет место. - Влечение! - Теперь в ее голосе появилась твердость, как если бы она была королевой, обращающейся к холопам. - Влечение! Других слов ты, как видно, не знаешь. Ты не знаешь, о чем говоришь, так что лучше закрой свой рот. Как ни странно, но Байклин действительно замолчал. Ратаган провел рукой по усам и бороде, стараясь спрятать улыбку. Сердце Ривена глухо билось в груди. Значит, ее влекло к нему? Значит, в ней все-таки было что-то от Дженни? Он допил пиво, в голове его все смешалось. - Когда мы услышим эту вашу историю? - спросил он Тормода. Гном пожал могучими плечами. - Мы подумали, что сначала тебе надо бы отдохнуть. И друзьям твоим тоже, судя по вашему виду. - Он вдруг усмехнулся, сверкнув белыми зубами. - Но у меня появилось такое чувство, что если оставить вас здесь одних еще ненадолго, вы все просто передеретесь. Между собой. - Эта женщина не с нами, - огрызнулся Айса. - Думаю, ты заблуждаешься, брат миркан. Как бы тебе это ни было неприятно, но она вам нужна. - Тормод помедлил, задумавшись. - Я попрошу мой народ собраться для вас еще раз и как можно скорее, хотя, как я уже говорил, нашему Сказителю надобно время, чтобы сложить историю из обрывков, которые он собрал по крупицам у наших старейших советников. - Должно быть, то будет и вправду нечто необыкновенное. Всем историям история, - заметил Ратаган. - Может быть. И начинается она с того, с чего должны начинаться все хорошие истории: с самого начала. - У меня есть вопрос, - вдруг сказал Байклин. - Наши предания утверждают, что те из Горнего народа, кто спасся от чистки, скрылись в горах, где их приняли гномы. Это действительно так или же это просто легенда? Тормод сделал несколько затяжек, чтобы раскурить свою потухшую трубку. - Кое-кто пришел к нам, - согласился он наконец. - Большинство же подалось в Восточные горы, а некоторые перешли через них и, преодолев пустыню, добрались до Нальбени... по крайней мере, так говорят. Немногие пришли в Гресхорн. Слишком они высоки, эти горы, и слишком суровы. Здесь никому не выжить, кроме диких зверей и гномов, но все же нашлись и такие, кто пришел сюда, чтоб разыскать нас. Они пожили у нас здесь какое-то время, и мы с радостью приняли их, но то были тяжелые времена и для гномов тоже. Нам пришлось забросить свои рудники у подножия Гресхорна, закрыть свои рынки и ярмарки, которые мы содержали когда-то с согласия людей, живущих в Талскере, Дринане, Идригилле и Уллинише. Народ Камня вернулся обратно в горы. Люди Долов больше не желали, чтобы мы вмешивались в их дела. И вот эти несчастные из городов Большого Дола пришли искать нас среди горных вершин в самый разгар колдовской зимы, что обрушилась на Мингниш. Да, они были чародеями, но большинство из них знало лишь заговоры и заклинания, элементарные чары, из которых можно было извлечь лишь прикладную пользу. Очень немногие имели представление о высокой магии. И лишь двое или, может, трое были по-настоящему могущественными волшебниками, но те старались держаться сами по себе, - холодно улыбнулся Тормод. - Волшебники и колдуны встречаются не так часто, как некоторым представляется. - Тем не менее, они оставались у нас, пока их не одолела тоска по свету солнца, и сиянию луны, и дуновению теплого, свежего ветра равнин. Увечный человек по имени Беркинлиг - старик, который, как он утверждал, пришел с той стороны Гресхорна, - появился у нас и увел их с собой. И они пошли за ним в самое сердце Гресхорна, надеясь в конце концов пересечь горы и отыскать неведомую страну за ними. Так они и исчезли. Никто не вернулся назад. И никаких вестей о них не дошло до нас. Их как будто не стало. С ними ушли стражи, даже несколько мирканов, из тех, кто пошел за своими баронами в изгнание. Мы пытались разыскивать их, но не смогли найти никаких следов. Они пошли на север - это единственное, что мы выяснили. Здесь кругом только камень и лед, и нет ничего, на чем могли бы удержаться следы. Наша же власть не простирается так далеко. Что-то в сердце Гресхорна мешает нам развернуть свою силу, и мы потеряли их. - А что там, за Гресхорном? - спросил Ривен. - Мы не знаем. Быть может, край света или иная страна - иной мир, где изгнанники живут теперь. Кто знает? - Беркинлиг - герой нашей древней легенды. Человек, которому Народ Камня даровал магию, чтобы тот передал ее людям Мингниша, - сказал Байклин. - Тот, кто пришел к вам, не может быть тем же Беркинлигом. - Так он назвался. - А все эти люди... - продолжал Байклин. - Значит, они погибли в горах, оставшись в Гресхорне навечно? Ответом было молчание. Тормод выбил свою трубку и встал. - Пора мне оставить вас и поглядеть, как обстоят дела с нашей историей. Если хотите, скажу Хивалю и Тиофу, чтобы они принесли вам еще еды и питья. - Где наше снаряжение? - спросил Ривен. - В надежном месте. Оно немного пострадало, и сейчас мы готовим для вас новое. Мы дадим вам зимнюю одежду, намного теплее и удобнее любой другой, которую вы сумели бы раздобыть на равнине. - Он весело оглядел могучую фигуру Ратагана, при этом рот гнома сложился в усмешку - усмешку Кэлама. - Хотя придется немного ее перешить. Ждите, скоро мы вас позовем. Не сказав больше ни слова, он направился к двери и открыл ее, просто толкнув рукой. Она с грохотом захлопнулась за ним. - Выходит, гномы не всеведущи, - задумчиво произнес Байклин. - Есть вещи, неведомые даже им. Ривен понял: он все это время надеялся, что гномы подскажут ему, что делать. А оказалось, что он знает столько же, сколько знают и сами гномы... или будет знать, когда услышит их историю. Выходит, придется до всего доходить самому. И надеяться лишь на себя. Ривен внезапно почувствовал себя усталым, хотя только что проснулся. Он обратил внимание на лужу разлитого пива и мокрые следы, что вели в соседнюю комнату. Джиннет снова ушла к себе. Он был опечален. И в то же самое время - рад. В ее словах ему открылось что-то новое. И теперь она становилась все больше похожей на Дженни, ту Дженни, которую он знал. Но, может, так и должно было случиться. Сам того не сознавая, он пошел по этим мокрым следам в другую комнату. Там было темнее. Свет исходил лишь из каменного очага. Она сидела, глядя в огонь, но подняла глаза, когда Ривен вошел и сел рядом. Раздраженное выражение было на ее лице. Отсветы пламени в заблестевших глазах. Однако она промолчала. Они сидели бок о бок в полукруге света, льющегося из очага. Сидели молча, украдкой бросая взгляды друг на друга. И молчание это, и эти взгляды терзали Ривена. И все же ему было хорошо. - Почему ты так смотришь на меня? - спросила она, усмехнувшись. - Впрочем, я знаю. Твоя умершая жена, которую ты любил. Я - ее образ, ее двойник. Так что вовсе не удивительно, что ты не сводишь с меня глаз. - Да, это так, - с трудом выдавил он. - Ты - подобие ее. Но ты - не она. У тебя только внешность ее. Она пристально посмотрела на него. - Ты говорил, что я должна была оказаться здесь, рядом с тобой и твоими приспешниками. Как-то участвовать в вашем поиске. Только - как? И какова, ты полагаешь, моя роль во всем этом? - В ее голосе по-прежнему звучала насмешка. - Не знаю. - Он поправил ногой выскользнувшее из очага полено. Он ощущал запах, исходящий от этой женщины. Смесь зла и добра. Запах цветов и хвои, пота, может быть, крови. Ривен вспомнил, как стояла она, обнаженная, там, в пещере, и сердито тряхнул головой. Она улыбнулась. - Ты любил свою жену, это ясно. А меня ненавидишь и все же не можешь оставить в покое. Я как заноза в твоей плоти. "Я - темная комната, куда ты боялся войти". Он явственно слышал тот голос из сна. Насмешливый голос. - Это не имеет значения, - прохрипел он, вставая. Зачем оставаться здесь? Мучить себя? Какой в этом прок? Она схватила его руку и притянула к себе. - Нет. Не оставляй меня. - Она взяла его руку и положила ее себе на колени. Странная улыбка скривила ей губы. Постепенно его пальцы, стиснутые в напряженный кулак, разжались, и руки их сплелись. - А кто эта девочка, что была с тобой в Талскере? Что не могла говорить? - спросила она его. - Та, о которой ты так беспокоился. - Та, которую ты угрожала отдать наемникам, - сказал Ривен, и ее пальцы в руке у него напряглись. - Да. - Моя... сиделка. - Ты любил ее? Он вспомнил хмурую улыбку Мадры, ее подвижные брови, ее юное, нежное лицо. Тот безмятежный покой, который, казалось, приходил вместе с ней. - Да, любил. Люблю. Джиннет склонила голову, тень от волос упала ей на лицо. - А как бы ты сказал это своей жене, будь я ею? Ривен поморщился. - Ты - не она. - Но если бы я была ею? Он попробовал убрать свою руку, но она удержала. - Пожалуйста. Он покачал головой в смущении и боли. Что это, опять игра, которую она затеяла с ним? - Она умерла. Бога ради. - А может быть, нет. Может быть, она - во мне. Быть может, поэтому я и оказалась здесь. И не позволила прикончить тебя в Талскере. И пошла за тобой в эти чертовы горы. В ее голосе прозвучало нечто напоминающее смущение. И Ривен ощутил холодок от нахлынувшей на него волны страха. - Смерть - это конец, - вымолвил он. - И ты со своими друзьями ведешь меня к смерти? - Нет, разумеется, нет. Мы не убийцы. - Как вижу, ты идешь ва-банк. В такой игре приходится жертвовать многим. Мной, например. Твой друг миркан, дай ему волю, прикончил бы меня, не задумываясь. - Из-за вашей с Брагадом лжи ему пришлось выйти с оружием против своих сородичей. И ты теперь удивляешься тому, что Айса желает тебе смерти? - А ты? - Я - нет. - Она рассмеялась. - Ты, мне кажется, сам не знаешь. Но тебя влечет ко мне. Это ясно. Ты меня любишь и ненавидишь. Ривен не нашел, что ответить. И удивился тому, что он все еще сидит здесь, выслушивая такое. Внезапно она обняла его. Он опрокинулся на спину, и ее вес придавил его к полу. Руки ее обхватили его запястья, словно железные кандалы. Волосы цвета воронового крыла упали ему на лицо. Она оказалась на удивление сильной. И на мгновение у него промелькнула мысль: а не получит ли он сейчас удар ножом под ребра? Но он чувствовал, как содрогается ее тело. Она беззвучно смеялась, уткнувшись губами ему в шею. Пальцы ее отпустили его запястья, и их руки сплелись. Она ткнулась носом ему в щеку. Провела губами по бровям. Он высвободил руку, погладил ее по спине, дотянулся до бедер, чувствуя легкую дрожь ее тела под своими пальцами. Положив руку ей на затылок, он прижал ее губы к своим с такой силой, что цокнули зубы. А потом губы слились в поцелуе. Но Ривен почувствовал, что ее губы кривятся в усмешке, и принялся неистово целовать ее, чтобы стереть поцелуями эту усмешку. Они скатились с каменной плиты у очага, словно враги, сцепившиеся в смертной схватке. Он швырнул ее под себя. Ее ноги сжали его бедра. Лицо ее все еще искажалось беззвучным смехом. В пляшущих отблесках пламени глаза ее горели, как глаза волчицы. - Твоя жена делала это? - спросила она, и усмешка ее походила теперь на хищный оскал. Он дал ей пощечину, довольно сильную - голова ее запрокинулась, лицо отвернулось, но ноги ее продолжали сжимать его бедра. Он ударил ее еще раз. Кровь потекла из разбитой губы. Хватка ослабла. Не шевелясь, она лежала под ним, и в глазах ее блестели внезапные слезы. - Как я понимаю, не делала, - пробормотала она. Слезы блестели теперь на щеках, стекали вниз и исчезали в черных волосах. - Прости, - хрипло выдавал Ривен. Она притянула его к себе. - Не за что. Они лежали перед очагом, сжимая друг друга в объятиях, сблизившись лицами. Он вытер кровь с ее губ, и теперь кровь ее высыхала у него на руке. - Зачем? - тихо спросил он. - Я люблю тебя и ненавижу. - Она еще крепче прижалась к нему. - И я знаю: ты станешь причиной моей смерти. - Тут она оттолкнула его. - А теперь уходи. Оставь меня. Возвращайся к своим друзьям, а волчицу оставь в покое. Он встал и еще долго смотрел на нее. На кровь у нее на лице, на припухшие губы. Полные слез глаза смеялись над ним. И он, не оглядываясь, ушел. Они почти не разговаривали. Каждый чувствовал: конец уже близко - скоро поиск их завершится. Но каков будет этот конец, не знал никто. У Ривена, правда, имелись кое-какие подозрения на этот счет - то самое предчувствие, которое подсказало ему, что, прежде чем встретиться с гномами, им предстоит еще одна встреча в горах, - но, как и в прошлый раз, он не мог быть уверен в этом полностью. Странное, смутное чувство... похожее на вырисовывающийся в сознании замысел книги, еще неясный и неоформившийся, когда уже знаешь, куда должны повернуть события, но не имеешь еще представления о том, как направить их ход. Знаешь и не знаешь. То самое чувство, которое не покидало его с тех пор, как он впервые вошел в этот мир в компании одного из своих героев. Так ему было назначено. С самого рождения. Почему-то судьба именно так отметила его. Он отдал бы многое, чтобы только узнать, как такое могло случиться. Как такое вообще может быть. Он верил в магию, потому что теперь все вокруг было магией. Но ведь в том - его - мире ничего этого нет. И это делает его бедным. Мертвые не воскресают. Наконец, дверь в их комнату со скрежетом распахнулась, и на пороге появились двое приземистых гномов: Хиваль и Тиоф. Они поклонились, подметая бородами пол. - Пора, - объявил один из них. - Наш народ хочет видеть вас. Первым, потягиваясь, встал Ратаган. - Гномов и женщин не заставляют ждать, - произнес он с улыбкой. Они с трудом поднялись на ноги. Джиннет присоединилась к ним, выйдя из соседней комнаты. Она низко склонила голову, пряча лицо в тени капюшона. Чтобы скрыть ссадины, дошло вдруг до Ривена. Он покраснел от стыда и отвращения к себе. Он в жизни ни разу не ударил женщину. До сегодняшнего дня. Они вышли из комнаты следом за гномами-провожатыми. В этот раз их повели совсем в другое место, - намного дальше, в глубь горы, как показалось Ривену. Он почти явственно ощущал ужасающее давление колоссальной массы камня над своей головой. Коридоры, по которым они шли, были всего лишь щелками горной плоти. Одно движение плеча каменного исполина, - и все они исчезнут. И он, Ривен, окажется погребенным в недрах собственной истории. Гномы-провожатые безошибочно вели их по узким коридорам и широким, словно улицы, переходам, через перекрестки и распутья, мимо зияющих пропастей и уходящих в бесконечность стен. Они были здесь не одни. Во тьме повсюду сияли огни - алые угольки глаз гномов двигались вместе с ними; по проходам разносились гулкие звуки шагов, отзвуки разговоров, негромкий смех, замогильные голоса, звучащие на неведомые лады. В темноте - перед ними и вслед за ними - передвигались толпы. Казалось, все обитатели Джхаара собираются, чтобы услышать историю, которая будет рассказана этим вечером. Они вошли в безбрежную тьму огромного подземного зала, такого огромного, что токи воздуха перемещались в нем, как ветер. В этой кромешной тьме ничего нельзя было разглядеть, кроме многочисленных искорок глаз, мерцающих, как драгоценные камни богатого месторождения: сотни глаз. Одни - совсем рядом, другие - так далеко, что свет их превращался в едва различимое глазом мерцание. Шепот и шорох ног людской толпы сливался в непрерывный гул. В темноте Ривен споткнулся, но Айса и Ратаган поддержали его. Он протянул руку, чтобы найти Байклина, и снова чуть не упал. Спотыкаясь и оступаясь на каждом шагу, они вслепую продвигались вперед. Ратаган тихо чертыхался, когда задевал обо что-то ногой. Наконец они остановились, и внезапно двух гномов-проводников окружило голубое сияние. Точно такое, какое Ривен уже видел однажды. Хиваль и Тиоф молча указали на пол, и Ривен разглядел каменные скамьи, выбитые, вероятно, в монолите скалы. Они сели, и свет погас. Им осталось лишь вслушиваться в гулкую тьму, окружавшую их, ловить шаркающие звуки шагов гномов, ощущать спинами холодный камень скамьи. Вскоре голоса затихли, движение прекратилось. Все кругом замерло. А потом зажегся свет - теплый шафрановый свет, исходивший из невидимого источника. Он струился как будто из ниоткуда, озаряя каменные стены, что высокими сводами устремлялись ввысь, на недосягаемую высоту, - безупречные, точно стены и своды собора, вот только пространство, которое заключали они в себе, могло вместить десяток соборов. Зал имел форму полусферы. В середине ее располагалось черное углубление, окруженное скамьями, такими же, как и те, на которых расселись люди. Здесь без труда поместилось бы тысяч пять человек и еще бы осталось место. Ряд за рядом скамьи поднимались амфитеатром от центра зала к его величественным стенам. В углублении теперь показались языки пламени; свет и тень, сменяя друг друга, падали на бесчисленное множество гномов, что сидели, не шелохнувшись. Рядом Ривен ощущал хриплое дыхание Байклина. - Я и представить себе не мог, что на свете так много гномов, - прошептал он, глядя на бородатые фигуры с горящими в сумраке глазами. В воздухе струился сизый дымок от разожженных курительных трубок. Один из гномов поднялся с места и подошел к самому краю заполненного пламенем углубления в центре зала. Ростом он был выше большинства своих сородичей, седая борода пострижена коротко, на груди его кожаной куртки вышиты языки пламени, такие же точно, какие когда-то носил и Ривен: знак Сказителя. Гном помедлил, оглядел зал, на мгновение задержав взгляд на скамье, где сидел Ривен и возвышалась фигура Ратагана, такая громадная среди гномов в пляшущем свете пламени. - Киргаерн, - шепнул кто-то из гномов-проводников. - Сказитель Кашнрим Джхаара. Киргаерн оторвал, наконец, взгляд от сидящих в зале и, заткнув большие пальцы рук за широкий ремень, вперил свой взгляд в огонь, словно бы погрузившись в глубокий транс. За спиной у него Ривен заметил в колеблющемся свете задумчивое лицо Тормода. Киргаерн заговорил. - Вначале был Лик Воды, взирающий в темную высь. Под водой же были ил и камень, и опять - тьма. Недвижимой оставалась поверхность вод. Во тьму же под ней не проникал ни один луч света. Голос его был негромким и низким, как голоса всех гномов. Но в нем трепетала некая интонация, что делала речь его мелодичной. Она лилась, словно музыка, а слова истории Киргаерн превращал в поэму. - Но потом что-то зашевелилось в глубинах вод, сдвинулось и открыло глаза. И взгляд его встретил тьму. То был Гном и имя его было Моди. Рукой своей толкнул Моди камень, и не знает никто, случайно то вышло или намеренно. Но камень сдвинулся под его рукой. Камень сдвинулся и толкнул другой, тот повалился и столкнул третий, и так продолжалось, пока шум и грохот камней не заполнил глубины вод, пока не заполнило их громыхание валунов и гул скал. И это воистину было Начало мира. В темных глубинах начали шевелиться огромные глыбы скал и осколки камня, росли, разбухали и вновь распадались, но и разрушаясь они поднимались все выше и выше, пока не дрогнула поверхность вод, не раздалась, и вершина самой высокой скалы не поднялась над водой. Вслед за ней появились другие - острые пики скал, нагромождения зазубренных осколков, круглые бока валунов, серые наносы щебня и гальки - и вот среди вод во тьме вознеслась гора, и с мокрой ее головы и покатых плеч текла влага. И гору эту гномы назвали Арат Гор, Первая Гора. И была она столь высока, что вершина ее проткнула небесную твердь и проделала в ней дыру, сквозь которую вниз из миров по ту сторону тьмы пролился свет и окрасил первой зарей Лик Воды. И тогда гном Моди голыми руками прорыл себе путь из глубин горы, и поднимался он все выше и выше, пока свет не залил ему глаза, а дуновение ветра не обласкало его лицо. И подивился он, глядя на творение свое. Но вскипели пенной яростью океаны, ибо прогневались на Моди за то, что создал он землю, что сухой была она под ногами и оспаривала их главенство, и послали свои легионы - морские волны - на штурм горы, и воды обрушились на Арат Гор в неистовстве бури, грозя сбросить Моди с тверди. И камень стал поддаваться, и крошился он и разрушался под напором Вод. Гора оседала и рушилась, увлекая с собой Моди, и океаны смеялись, ликуя, предвкушая мгновение торжества, когда вновь они обретут безраздельную власть над миром. И закричал тогда Моди сквозь рев и грохот волн, моля океаны умерить их ярость, и не губить его, и разрешить Горе жить. И вновь рассмеялись они и спросили, зачем бы им делать это? И попытался Моди договориться. Он предложил загадать загадку, но океаны презрительно расхохотались в ответ. Тогда он предложил им послушать песню, но океаны не пожелали песен. Наконец, он пообещал рассказать им историю - самую лучшую историю в мире. И стихли волны, и перестали биться о берег, и успокоились бурные воды, и океаны согласились выслушать его и сохранить ему жизнь, покуда история не завершится. И начал Моди свой рассказ, и другого такого рассказа не будет уже на земле. Прошли годы, а он все сидел на холодном камне Первой Горы, и волны сбирались вокруг, чтобы не пропустить ни единого слова. И лился рассказ - первозданная повесть, первая, сказанная в этом мире. Он говорил о воде, о гневе ее и величии, о мощи волн, поднятых бурей. А потом говорил он о синих просторах морей, чья тихая гладь сияет под солнцем расплавленным серебром. Говорил он еще о струящейся музыке бегущей воды, о родниках и ручьях, об озерах и реках, порогах и водопадах. И пока говорил он, из камня горы забили ключи, и один из них рос, набирая силу, пробивая дорогу сквозь камень и влажную грязь, и устремился к морю, дабы слить свои воды с ним. Так появилась на свет Великая река. Он говорил о податливости глины и упорстве гранита. Он говорил о горах и утесах, долинах и лощинах, камнепадах и осыпях, и пока он говорил об этом, горы вздымались, подпирая Первую Гору - могучие хребты каменных братьев ее и сестер. Скалистые громады, озаренные светом первого дня. Гресхорн. А история продолжалась. Он говорил о тепле солнца и плодородии почвы. И вокруг него все шевелилось - там, где скопилась сырая грязь, пустил побеги свои вереск, пробилась трава и расцвели подснежники, цветы, что появляются первыми после зимы. И пустили корни свои в самые недра земли и подняли к солнцу свои кроны дубы, сосны и ели. И под теплыми лучами солнца они тянулись вверх, а ветви их раскидывались все шире и шире. И такова была сила слов Моди, что миры в поднебесье притихли, прислушиваясь, и столпились у дырок, пробитых в своде небесном вершиной Первой Горы и скалами, что восстали из недр ее. И пролился из отверстий тех свет, словно свет звезд. Но как только миры за пределами тьмы склонились над миром, где лился рассказ Моди, населявшие их существа вывалились из опрокинувшихся миров, застывших в напряженном внимании, и через отверстия в небе попали в наш мир, и упали на землю, что рождалась под ними. Так появились Исполины и виры, гогвульфы и гриффеши, лошади и люди. Они упали на землю, и лежали среди трав и древесных корней, и смотрели в недоумении на миры, из которых упали они сюда. Что им еще оставалось, как не поселиться там, где они оказались, и не сделать чужой этот край своим домом? И на земле этой, названной Мингниш, стали жить они и плодиться, и процветать. А история Моди все длилась. Теперь поняли океаны, что Моди их обманул. Горы из истории его стали