бхватила мою шею и крепко прижалась ко мне щекой. Все ее лицо было в земле, как у крота. Нельзя сказать, чтобы я испытал большое удовольствие. Однако ее испуг, сдавленные рыдания и нежность явились своего рода вознаграждением за мой героический поступок. Кто-то грубо тряс меня за плечо. Я обернулся. Таксист, красный как рак, с огромной шишкой на лбу, что-то орал. По привычке, разумеется, - ведь он сам не слышал собственного крика. Я показал на свои уши, покачал головой. Он, кажется, растерялся, поковырял в ушах и вдруг весь затрясся - прокашливался, что ли... Но мне было уже не до таксиста. Глядя на изуродованную машину, совершенно потрясенный, я подумал: каких же размеров достигнет обрушившееся на нас несчастье, до каких пределов распространится этот... этот "феномен исчезновения звука"? Если звуки навсегда исчезнут из мира, какое влияние окажет это на развитие общества?.. Вдруг меня охватило страшное беспокойство. Я вскочил, оторвав от себя все еще плачущую Кисако. В чем дело?.. Я терялся в догадках. То ли я внезапно оглох, то ли исчез сам звук?.. Впрочем, это не так уж сложно проверить. Надо поскорее пойти на работу, взять измерительные приборы и... И тут я весь задрожал, словно меня с ног до головы окатили ледяной водой. Я работал в фирме, выпускавшей теле- и радиоаппаратуру, магнитофоны, стереофонические установки, телефоны, интерфоны и прочие средства связи! ПОЯС БЕЗМОЛВИЯ Вероятно, очень многие запомнили эту дату - 4 августа 197... года. Вечером, в 19 часов 12 минут вся Япония была поражена внезапной глухотой. Из газет известно, что это диковинное явление, впоследствии получившее название "Пояса безмолвия", распространилось далеко за пределами Японии. Пояс безмолвия шириной около шестисот километров протянулся с северо-востока на юго-запад по всему земному шару, полностью захватив Японские острова. Самолеты и пароходы, находившиеся в этой зоне, сразу потеряли связь с землей. Обеспокоенные радисты тщетно посылали в эфир сигналы о помощи. Радиоволны прорывались через Пояс безмолвия, но в самом Поясе обычные средства связи не работали - ведь и радиосигналы, и азбука Морзе воспринимаются на слух. За пределами зоны никаких изменений не наблюдалось, так что опасность была не так уж велика. Однако все же не обошлось без катастроф. Внезапно оглохшие и онемевшие суда и самолеты, естественно, искали убежища в ближайших портах и на ближайших аэродромах. Несколько судов при входе в гавань столкнулись и затонули. Разбился десяток самолетов, потому что по радио не могли скорректировать посадку. В первые минуты всех охватила паника. Через десять часов установили, что Пояс безмолвия распространяется лишь на ограниченное пространство. Началась эвакуация всех самолетов и судов, находившихся в этой зоне. А еще через двадцать четыре часа все пилоты и капитаны получили письменный приказ избегать опасной зоны. Правда, узнал я об этом гораздо позже. Судам и самолетам было все-таки легче: они могли уйти из Пояса безмолвия. Людям, вынужденным оставаться на месте, приходилось значительно хуже. Больше всего страдали японцы и жители прочих островов. На материке еще можно эвакуировать население за пределы Пояса, а в Японии такой возможности не было. Итак, 4 августа 197... года в 19 часов 12 минут вся Япония внезапно погрузилась в мертвое молчание. И ни один человек не мог предугадать этого заранее. Что же с нами будет?.. К каким непредвиденным изменениям в жизни общества приведет отсутствие звука?.. Дорожными катастрофами дело не ограничится. Пожалуй, сейчас даже нельзя предсказать ущерба, который нанесет нам безмолвие. У меня проснулась профессиональная тревога, точнее, жалкая тревога служащего, боязнь потерять работу. Ведь наша фирма выпускает различные приборы связи, аппаратуру, производящую и воспроизводящую звуки. "Какой кошмар, - подумал я, - что же будет с нашей фирмой?!" Должно быть, я думал вслух, и даже не думал, а беззвучно орал. В сознании пронеслись зловещие слова: сокращение личного состава... увольнение... банкротство... безработица... Меня охватило безумное нетерпение, и я, оставив Кисако лежать на газоне, бросился через разворотную дорожку. У Кисако было испуганное лицо, кажется, она что-то кричала, но я, разумеется, не слышал. Может быть, ребята из технического отдела - они всегда засиживаются допоздна - установили причину этого странного явления? Чем черт не шутит, ребята в техотделе дотошные... А еще хорошо бы разузнать, что думают по этому поводу столпы нашей фирмы... Опомнился я только в кабине телефона-автомата, по ту сторону дорожки. Ну и дурак! Ведь телефон не поможет. Даже если я и соединюсь, все равно не услышу ни гудков, ни голоса. Держа в одной руке десятииеновую монету, в другой телефонную трубку, я замер. Мой лоб покрылся испариной. Голос!.. Звук!.. Как страшно!.. Какая беда на нас обрушилась!.. Если это надолго... Тыльной стороной кисти я вытер лоб. Телефоны пришли в полную негодность... Да и радио тоже... Телевидение наполовину парализовано... Звуковые сигнальные устройства стали детскими игрушками... Холод лизнул мне шею. Поднялась тошнота, словно я заглянул в бездонную пропасть. Я пошатнулся и схватился за стену кабины. И только тут понял, почему вдруг стало холодно моей шее. Это был не только страх. На пороге кабины стояла Кисако. В открытую дверь врывался поток холодного вечернего воздуха. Раньше бы я услышал, как она подошла, а теперь... - В чем дело? Кисако спрашивала губами, глазами и бровями. Не дождавшись ответа, дернула головой. Вытащила из кармана губную помаду и написала на стене кабины: "Что ты собираешься предпринять?" Взяв у нее помаду, я написал: "Пойду в нашу фирму. Ребята из техотдела..." Тут она вырвала у меня помаду и, сердито нахмурив брови, размашисто написала: "Не нажимай так сильно! Это очень дорогая помада. Что от нее останется?" Странные все-таки существа женщины! Губная помада, действительно, уменьшилась чуть ли не наполовину - очень уж Кисако расписалась, да и нажимала изо всех сил. Обняв за плечи готовую расплакаться Кисако, я вышел из телефонной будки. Если телефон не действует, придется идти на работу, ничего другого но остается. Конечно, неплохо бы вернуться домой и посмотреть телевизор - пусть нет звука, но надписи-то передавать можно. Однако мне хотелось поскорее попасть в фирму. В техотделе у нас самые лучшие специалисты. Да и лабораторное оборудование первоклассное... Вполне возможно, что ребята... Вдруг Кисако схватила меня за плечо и взмахнула рукой. Я невольно отшатнулся - сейчас влепит пощечину! Но на сей раз она не собиралась меня лупить, кажется, просила подождать ее здесь, на улице. Оставив меня у подъезда, Кисако поднялась на третий этаж, в мою квартиру, и тут же вернулась с сумочкой. Открыла сумочку, вытащила несколько палочек мела, дала мне половину. "Возьми, - написала она на фонарном столбе, - пригодится, как же иначе разговаривать?" Кисако работала преподавательницей в школе по подготовке в высшие учебные заведения и всегда таскала с собой мел. Ее внезапная находчивость умилила меня почти до слез. Я притянул ее к себе и поцеловал. И вдруг вспомнил бесцеремонного гостя, назвавшего поцелуй "кусанием". "Что с Гоэмоном?" - написал я на столбе. "Спит как мертвый. Я пойду к себе домой, хочу посмотреть, что там у нас делается. Не могу находиться под одной крышей с этим ужасным типом!" "Правильно! Иди. А я, как только вернусь, вышвырну эту скотину к чертовой матери!" "Ладно, посмотрим. Лучше поскорее иди". Я еще раз крепко обнял Кисако и, "покусавшись" с ней, побежал по ночным улицам. Нет, никогда не понять мне женской души! Даже душа моей возлюбленной - загадка. Дорогую помаду таскает в кармане, а паршивые мелки хранит в сумочке. Или это профессиональная привычка? Вряд ли, просто нервная система у женщины устроена по какой-то совершенно неведомой мужчинам схеме... Ночные улицы Токио выглядели довольно странно и, пожалуй, даже жутко. Впрочем, именно этого я и ожидал. Машины ехали страшно медленно. Люди шли, тревожно озираясь по сторонам. Входили в дома и тут же снова выходили на улицу, пытаясь понять, что происходит. Поглядывали на небо, качали головами, прочищали уши, неуклюже жестикулировали. Какой-то младенец бился на руках у матери и отчаянно ревел. Разумеется, об этом можно было догадаться только по сморщенному, залитому слезами личику и широко раскрытому, еще беззубому рту. Мужчина, задрав голову, безостановочно шлепал губами, посинев от натуги. Понятно - орет во все горло, хотя сам понимает, что никто его не слышит. Может быть, уже спятил... Или просто-напросто зевает?.. Во всяком случае, пока я глядел на него, на меня напала страшная зевота. Глаза у всех были растерянные, тревожные, вопрошающие. Трамваи и автобусы продолжали ходить, но двигались необыкновенно медленно и абсолютно беззвучно - гигантские черепахи из кошмарного сна. Огромная столица, полчаса назад изнемогавшая от невероятного шума и грохота, сейчас погрузилась в жуткое безмолвие. Тяжелая замедленность движений, тишина - словно на дне морском. Если бы стать вдруг зрителем, а не действующим лицом, пожалуй, было бы даже интересно наблюдать эту совершенно необычную картину. Я вгляделся в тень, мелькнувшую над головой, и увидел большой пассажирский самолет. Распластав черные крылья, он скользил по воздуху, словно зловещая сказочная птица. Мигали красные и зеленые бортовые огни. Шасси были выпущены. Серебряные лопасти четырех пропеллеров отражали свет городских фонарей. И - ни звука, несмотря на такой низкий полет. Он сделал круг, очевидно, заходил на посадку. Я представил себе встревоженного пилота, тщетно вызывающего по радио аэродром, перепуганных насмерть пассажиров, и мне стало не по себе. Участились дорожные катастрофы. Конечно, глухой водитель гораздо лучше слепого, но при полной, абсолютной глухоте, очевидно, все реакции заторможены, ослабевает шоферское чутье. Что же будет?.. Этот вопрос все больше и больше мучил меня. Когда я добрался до электрички, моя тревога увеличилась. У билетной кассы была страшная давка. Какой-то мужчина прижал контролера к турникету у выхода на платформу и тряс его как пустой мешок. И опять же - ни крика, ни ругани, ни топота ног. Гнетущая тишина усиливала чувство тревоги и беспомощности. Я ехал в переполненном, подрагивающем на стыках, онемевшем вагоне. Ехал в центр онемевшего города. И вместе с другими немыми пассажирами неотрывно смотрел на мерцавшую в небе световую дорожку - последние известия: "...По всей Японии разладилась связь... Движение самолетов на внутренних линиях и движение поездов по новым железнодорожным веткам временно приостановлено..." "ПЛАКАТНОЕ" ЗАСЕДАНИЕ ПАРЛАМЕНТА Измучившись до последней степени, несколько раз чуть не угодив под машину, я наконец добрался до фирмы. В тот самый момент, когда я собирался нажать ручку двери, какой-то человек выскочил из окна и бесшумно шлепнулся на тротуар. Я подбежал и приподнял его. Это был наш сотрудник из коммерческого отдела. На голове у него набухла огромная шишка. Изо рта шла пена. Глаза закатились. Я стукнул его парочку раз по спине, и глаза встали на место. Он энергично зашевелил губами. Разумеется, я ничего не слышал. Порылся в кармане, протянул ему мелок. Он сунул мелок в рот - думал, сигарета - и попытался прикурить. Совсем ошалел! Руки у него дрожали. Я отвесил ему хорошую оплеуху, он проглотил мел и наконец пришел в себя. Пришлось дать этому кретину еще один мелок. Дрожащей рукой он нацарапал на тротуаре: "Я умер?" "Нет, но скоро умрешь - ведь ты проглотил мой мел, - написал я рядом. - Пока ты отделался хорошей гулей на твоей дурацкой башке". "И все-таки я умер! Я же выбросился из окна..." "Совершенно верно, из окна первого этажа. Успокойся!.. Что в фирме?" "Все боссы здесь. Беззвучно галдят, - он посмотрел на меня взглядом загнанного зверя. - Президент и все члены совета дирекции хватаются за головы. Конец нашей фирме! Восемьдесят процентов наших изделий полетит на свалку. На черта они, если звук исчез?.. Радиоприемники, телевизоры, магнитофоны, микрофоны, громкоговорители, стереофоны, электроорганы, электрогитары, интерфоны, аппараты для подслушивания, пластинки, погремушки, хлопушки, сирены, шум, гам..." "Заткнись! - написал я. - Как-нибудь образуется. Телевизоры будут покупать. Увеличим производство телетайпов, аппаратуры для фототелеграфа". "Как бы не так! Фирма обанкротится, нас выкинут на улицу. Я пятнадцать лет кормлюсь звуковоспроизводящими аппаратами. А теперь что я должен делать?" "Не знаю. Попробуй кормиться детскими книжками для младшего возраста, с картинками. Тоже неплохая жратва..." Нытик несчастный! Я хватил мелом о тротуар и влетел в подъезд. Как трудно общаться письменно! У меня заболели пальцы. Голосовые связки и мышцы шеи устают не так быстро. Вахтер, дядька преклонного возраста, сидел на стуле прямо посреди прохода. На груди у него висел картон с надписью: "Предъявляйте ваше лицо! Я ничего не слышу, мой слуховой аппарат сломался". Увидев меня, вахтер ухмыльнулся. Он был туг на ухо, а его слуховой аппарат постоянно барахлил. Наши сотрудники вечно над ним подтрунивали. Предлагали отрегулировать слуховой аппарат или заменить новым - должна же была фирма поддержать свою репутацию! - но старик упрямился. Сейчас, очевидно, он был на верху блаженства. Оглядев коридор, я понял, что попал в настоящий ад. Несмотря на гробовую тишину, все стояло вверх дном. Повсюду горел свет. Служащие носились как сумасшедшие. Стены были сплошь исписаны - мелом, карандашом, чернилами, тушью, пастой - всем тем, что пишет. "Говори громче, не слышу!" "Где начальник отдела? Хочу подать заявление об уходе". "Умерь свою прыть, дурак! Тише едешь - дальше будешь". Была даже надпись "Я люблю тебя!" Была совершенно непристойная картинка, составленная из букв. Сворачивая в сторону, я чуть было не налетел на рыдавшего человека. Он держал в руках футляр с музыкальным инструментом. Из кабинета звукозаписи в конце коридора выходили музыканты. Все они плакали. Бедняги! Пожалуй, им хуже всех. Я заглянул в кабинет звукозаписи. В нос шибануло спиртом. Там было полно народу. Все пили виски прямо из горлышка. Пьяный барабанщик дубасил медными тарелками по барабану. Пианист колотил кулаками по клавишам. Щеки тромбониста чуть не лопались - так отчаянно он дул в свой инструмент. У меня вдруг заболели уши, я зажал их ладонями - фантомные боли, как после ампутации конечностей... В техническом отделе тоже было неспокойно. Но инженеры, хоть и прикладывались время от времени к бутылке, все же не отходили от своих приборов и аппаратов. Я схватил одного за рукав, хотел написать вопрос на столе мелом, но заметил, что кто-то уже опередил меня: точно такой же вопрос красовался на спине сидящего рядом сотрудника. Испортили рубашку, гады, ведь несмываемыми чернилами написано! Я ткнул пальцем в погибшую рубашку: "Что, собственно, происходит? Установили причину?" Инженер, дохнув перегаром, указал на противоположную стену. Там было написано тушью, великолепным почерком: "Причины в настоящее время исследуются, однако пока еще ничего не ясно. Удалось установить только одно: феномен исчезновения звука возник в результате вытеснения звуковых волн какими-то другими волнами непонятного происхождения. Кроме того, не исключена возможность паралича органов слуха. Дальнейшее изучение и объяснение этого странного явления, к сожалению, вне нашей компетенции..." Я пошел туда, где собралась большая толпа. Сотрудники смотрели телевизор. На экране каждые пять минут появлялись титры: "Простите, не можем дать звук, просим подождать!" В интервалах передавали новости недели, наспех написанные на листах бумаги разного формата. Иногда появлялся онемевший диктор и с видимым напряжением писал мелом на доске очередное срочное сообщение. В последнее время у нас все чаще и чаще поднимался вопрос о неприлично низком уровне языковой культуры дикторов телевидения. Но писали они, оказывается, намного хуже, чем говорили. В жизни не видел такого количества ошибок! "Дарагие зрители! Правительство сичас сазвало экстренное засидание парламента. Транслируем это засидание", - прочитал я, и на экране появился зал парламента. Легко сказать - организовать экстренное заседание парламента чрезвычайного созыва при полном отсутствии средств связи! Тем не менее зал не пустовал. Половина депутатов сидела на своих местах. Сами, небось, забеспокоились, оглохнув и онемев! Другая половина, вероятно, находилась в своих избирательных округах. Ну и заседание! Смех да и только! Безмолвный дворец дискуссий, где обычно депутаты задают каверзные вопросы, а министры дают туманные ответы, где градом сыплются острые реплики и бушуют гневные голоса! Господа депутаты лишились своего основного оружия - языка. Парламент страны глухонемых. У каждого депутата лежала на коленях внушительная пачка бумаги. Рядом торчала палка с прибитым к концу большим куском картона - наспех сооруженный плакат. На картоне надпись: "Председатель! Запрос!" Председатель тыкал бамбуковой указкой в очередного депутата, поднявшего свой плакат. Тот поспешно всходил на трибуну, писал на листе бумаги запрос, прикреплял его кнопками к плакату и, крутясь во все стороны, показывал председателю, министрам, депутатам. Ни дать ни взять фокусник в цирке, показывающий ребятишкам весь свой реквизит: у меня, мол, никаких тайн... Если написано было мелко или плохим почерком, над депутатскими местами поднимались плакаты, намалеванные красной тушью: "Мелко пишешь!", "Пиши разборчивее!" Особенно дотошные депутаты, поставив запрос, обходили зол с высоко поднятыми плакатами. Сидящие на задних скамейках смотрели в бинокль, словно были на ипподроме или в театре. На трибуне появился представитель оппозиции. "Какие меры правительство собирается предпринять в связи с необычным явлением?" Он покрутил своим плакатом, отодрал бумагу и передал ее сидевшему у подножия трибуны секретарю парламента - человеку с плаксивым лицом. Стенографистки зевали от скуки, им было абсолютно нечего делать. Потом тот же представитель показал всем плакат: "Удалось ли установить причину этого явления? И каковы прогнозы?" Председатель поднял плакат: "Господин такой-то", и на трибуну вышел премьер-министр. "В настоящее время причины еще не выяснены. Вполне вероятно, что исчезновение звука определенным образом отразится на имевшихся у нас до сих пор средствах связи, а также на общественной жизни страны. Правительство намерено принять срочные меры по ликвидации последствий этого явления". Затем выступил министр просвещения: "Министерство рекомендует всем учреждениям срочно принять на временную работу глухонемых и преподавателей школ глухонемых, способных обмениваться мыслями без помощи голоса. Далее министерство намеревается в срочном порядке через печать и телевидение распространить среди населения особый вид стенографического письма, специально предназначенного для бесед в письменной форме. На тот случай, если это явление окажется продолжительным, министерство располагает проектом создания Комиссии по выработке общенационального стандартного языка тестов. В комиссию войдут специалисты по обучению глухонемых". Следующий запрос: "Не инспирировано ли это явление крупными монополиями, вознамерившимися таким способом повсеместно распространить видеотелефон вместо обычного телефона?" Ответ: "Правительство такими сведениями не располагает". "В данной ситуации первоочередной задачей является охрана общественного порядка, - написал депутат-консерватор. - Не считает ли правительство необходимым объявить чрезвычайное положение и мобилизовать для поддержания общественного порядка Силы самообороны?" Над скамейками оппозиции задергались плакаты: "Заткнись!" "Убирайся!" "Олух!" Депутат-консерватор, возмутившись, широко разинул рот - очевидно, что-то закричал - и показал пальцем на плакат с надписью "Олух". Потом, бурля негодованием, быстро прикрепил к своему плакату новую бумажку: "Как я должен это понимать?" Кто-то взобрался на трибуну и вырвал у него плакат. Кто-то заляпал тушью оскорбительное слово на плакате оппозиции. Кто-то кого-то ударил. Представители правящей партии и оппозиционеры засучивали рукава. У трибуны началась свалка. Председатель неподвижно сидел на своем месте, уныло уткнувшись подбородком в ладонь и выставив перед собой плакат: "Господа депутаты! Соблюдайте парламентскую дисциплину!" Но зал неистовствовал все больше и больше... Вдруг не на экране телевизора, а прямо перед моими глазами возник большой лист бумаги: "Эй ты, плановый отдел! Хватит прохлаждаться. Вопрос стоит остро: быть фирме или не быть. Думай!" Бумагу держал мой шеф, начальник планового отдела, Он был здорово пьян. Я написал на том же листе, сбоку: "У меня возникла мысль..." "Какая?" Я выхватил у него из рук бутылку виски и жадно припал к горлышку. Целых три дня я безвылазно сидел на работе и пил. Пили все, не я один. До сих пор не могу понять, как я не умер от такого количества виски. Не решусь определить, насколько я был пьян, но, как только алкоголь начинал выветриваться, приходилось делать новое возлияние. Иначе можно было свихнуться - очень уж страшной стала наша действительность, не хотелось в нее верить. Прошел день, прошло два, а положение не изменилось или, вернее, изменилось в худшую сторону. Самолеты и железнодорожные экспрессы не функционировали. Полиция, кажется, пыталась запретить езду на автомобилях, однако ничего из этого по получилось. Городской транспорт продолжал работать. Скорость была черепашьей, по число катастроф все время росло. Многие люди, не выдержав нервного напряжения, теряли рассудок и кончали самоубийством. Особенно музыканты, певцы, актеры. Звукоподражатели, чревовещатели, конферансье тоже были на грани безумия. По телевизору в перерывах между экстренными сообщениями показывали старинные немые фильмы с титрами. Подскочили цены на бумагу. Радиокомпании были нокаутированы. Но самый огромный, самый непоправимый ущерб понесли государственные предприятия связи - телефон и телеграф: в последние три дня полностью прекратились денежные поступления. Сотрудники фирм со злорадством смотрели на государственных служащих - эти бездельники сейчас завертелись, как рыбы на сковородке. Правда, фототелеграф работал и отправители платили деньги, но какие это были жалкие крохи по сравнению с прежними доходами! Исчезновение звука чуть не привело к мировой катастрофе. Когда телефонная связь в Поясе безмолвия уже прекратилась, некоторые военные базы Соединенных Штатов получили приказ от своего Главного штаба обороны послать на восток самолеты с грузом водородных бомб, ни, к счастью, третья мировая война была предотвращена. Об этом я узнал на третий день из телевизионной передачи. Все опьянение у меня мигом прошло, и я, пошатываясь, побрел домой. Перед Олимпиадой у нас здорово подновили дороги, подремонтировали дома, и город приобрел вполне приличный вид. Сейчас все снова начало приходить в упадок. Пыль и мусор - это бы отце полбеды, но надписи! Свежепокрашенные стены жилых домов, общественных зданий, станции были испещрены надписями. Не стоит перечислять, что и чем писали - все, что приходило в голову, и всем, что попадалось под руку. Вся столица, да нет, пожалуй, вся Япония превратилась в огромную книгу жалоб я предложений. Наконец я с трудом дотащился до нашего микрорайона, вошел в дом и поднялся на третий этаж. В моей комнате спал Гоэмон. Я даже испугался - обрушившееся на нас несчастье полностью вытеснило из моей головы мысли о незваном госте. Этот гнусный тип все еще спал, даже не сняв котелка! Правда, глаза, смотрящие сразу и вверх и вниз, были широко открыты, но он спал. Вот скотина! Люди с ума сходят, а он дрыхнет как ни в чем по бывало трое суток подряд!.. С похмелья я был зол как черт и, не совсем еще ясно соображая, что происходит, изо всех сил пнул его ногой в голову. Нога почему-то попала по авоське - видно, я здорово шатался. И вдруг что-то случилось с моими барабанными перепонками, казалось, они вот-вот лопнут. "Все! Свихнулся, допился!" - подумал я и в ту же секунду услышал голос Гоэмона. - Какое быть, иметься хорошее утро! - сказал он, сладко потягиваясь. - Отлично выспался. Хочу кушать, жрать, принимать пищу, лопать, трескать! Ведь, правда, уже утро?.. ВСТРЕЧА Обычно люди поднимают шум вокруг какого-нибудь явления, когда оно уже становится вчерашним дном. То же самое было и сейчас. Чудо с исчезновением звука, внезапно начавшееся 4 августа в 19 часов 12 минут, продлившееся около шестидесяти четырех часов и так же внезапно кончившееся 7 августа в 11 утра, вызвало сначала всеобщее изумление, а потом... А потом начался шум, оглушительный в буквальном смысле слова. В различные части земного шара, где наблюдался этот феномен, вылетели чрезвычайные комиссии, в состав которых вошли виднейшие ученые мира. Японию наводнили корреспонденты газет и телеграфных агентств всех стран. Пресса, радио и телевидение надрывались, изо дня в день описывая, расписывая и приукрашивая необычайное явление. Парламент ежедневно заседал до глубокой ночи. Запросы сыпались как из рога изобилия. В ответах напустили такого туману, что депутаты с трудом различали лица своих соседей. Люди спешили друг к другу в гости, назначали встречи в кафе и ресторанах, собирались группами на улицах, и все только с одной целью - поговорить, поспорить, поволноваться по поводу промелькнувшего как кошмарный сон феномена. Сторонники одной из новоявленных религий распустили слух, будто исчезновение звука было предупреждением свыше, и они, праведники, своими молитвами спасли мир от страшной кары... После трехдневной глухоты и немоты обретшие слух и голос люди, естественно, очень волновались: а вдруг все начнется сначала и они снова окажутся в звуковом вакууме? Хотелось убедить себя, что ты можешь говорить и слышать собеседника, и люди орали во весь голос. При этом каждый отчаянно жестикулировал - по привычке, приобретенной в период безмолвия. Да, несколько недель японцы надрывали свои голосовые связки, словно выступали перед глухой аудиторией, и при этом помогали себе руками и ногами. Раньше мои соотечественники говорили в основном тихо и спокойно, выгодно отличаясь от иностранных туристов. Теперь на улицах стало вдвое шумнее, особенно после недавней гробовой тишины. Не зря, видно, сказал Гоэмон: "Какая шумная страна Япония!" Среди этого гвалта я чуть ли не затосковал по недавней тишине. Голова у меня шла кругом. И не только от шума, но и... Иногда знание куда тяжелее, чем незнание. Кажется, я взвалил на свои плечи непосильный груз. На службу я не ходил. Не брился, не вылезал из дому. Сидел в углу и глушил виски. Устроил безобразную сцену Кисако, пришедшей с самыми лучшими намерениями - прибрать квартиру и накормить меня чем-нибудь горячим. Не знаю, сколько дней прошло, пока у меня не созрело решение пойти посоветоваться с начальником нашего отдела. Я наконец побрился и вышел на улицу. Дойдя до крытого рынка микрорайона, вдруг подумал: а зачем тащиться через весь город в наш отдел? Ведь телефоны-то работают... Но без некоторого трепета опустил я десятииеновую монету в щель автомата. Послышались длинные гудки, потом голос: "Алло!" Какое блаженство! - О-о! - невольно вырвалось у меня. - Работает! Смотрите-ка, телефон работает... Можно разговаривать... - Ты что - бредишь?! - закричал начальник. - Не соображаешь, сколько дней с тех пор прошло?.. И вообще - где ты шляешься? Немедленно явись на работу! - Вот именно - брежу, - ответил я с нарочитым спокойствием. - Если уволите, очень даже хорошо. Пойду к нашему конкуренту, в электрокомпанию "Космик". Надеюсь заключить неплохую сделку: я им выкладываю причины феномена звукового вакуума, а они мне... Я не гордый, пожалуй, соглашусь заведовать у них плановым отделом... Последовала длительная пауза. Потом мой шеф напряженным и вдруг охрипшим голосом произнес: - Постой, погоди!.. Ты... Нет, ты действительно знаешь причину этого явления? Знаешь?.. Через полтора часа я сидел в конференц-зале за столом президиума. Напротив восседали заведующие плановым и техническим отделами, директора фирмы, курирующие эти отделы, и несколько инженеров. - Ты слишком много льешь, - раздраженно сказал мой шеф. - Может, устроить тебя на месячишко в психиатричку немного подлечиться, а? Сам подумай, кто поверит, что феномен звукового вакуума - явление грандиозное и непонятное - дело рук одного человека, да еще какого-то чудака, похожего на довоенного "человека-рекламу"? - Но поймите... - я обхватил руками гудящую голову, - такая догадка сама собой напрашивается. Это не простое совпадение. Полно доказательств, что это сделал он... - Как его зовут? - спросил один из директоров. - Гоэмон. - Молодой человек, если вы и впредь будете позволять себе насмехаться над начальством, можете остаться без очередного повышения жалованья! - Но я правду говорю! Он сам сказал, что его так зовут. Вообще-то он иностранец... - Из какой страны? - Не знаю... Только... Я осекся на полуслове. Пожалуй, не стоит делиться с ними моими догадками, а то и правда предложат уйти в длительный отпуск для лечения поврежденной психики или, чего доброго, просто уволят. - Ну ладно, допустим, он вызвал это явление, - сказал мой шеф. - А вот зачем, ты не можешь объяснить? - Он... то есть... - я вытер холодный пот, уже начавший капать с моего лба. - Мне было страшно, потому и язык заплетался. - Он спать хотел, ну и... - Что?! - лицо моего шефа исказилось. - Ну, понимаете... Наш микрорайон очень шумный... Шоссе прокладывают, метро строят, шум, гам, паровой молот и все такое... Да еще я со своей знакомой начал спорить... А он спать хотел... И, значит, чтобы заснуть, чтобы тихо было, создал звуковой вакуум. В комнате наступила такая жуткая тишина, словно Гоэмон создал звуковой вакуум именно в эту минуту. Все разинули рты, как слабоумные. Лицо моего шефа постепенно Наливалось кровью. - Хватит с нас пьяной болтовни! - заорал он. - Ты хоть представляешь себе, какой ущерб потерпела экономика Японии из-за этого события? Десятки миллиардов иен! Чуть было война не началась!.. А ты хочешь убедить нас, что мир оказался на грани катастрофы из-за какого-то там психа, которому приспичило поспать!.. Я съежился. Шеф приблизился ко мне и совершенно недвусмысленно схватил меня за шиворот. - Будешь еще морочить голову дирекции и позорить своего начальника и весь плановый отдел?! Будешь?.. - кажется, он собирался задать мне хорошую трепку в самом прямом смысле. - Погодите, не горячитесь, пожалуйста! - сказал завтехотделом, человек очень выдержанный и воспитанный. - Мне кажется, мы должны выслушать Тода-сан. А пьяная болтовня здесь ни при чем... - Как вы можете это говорить! Посудите сами, какой-то чудак, чуть ли не бродяга, и вдруг создает звуковой вакуум на такой огромной территории... - Вот именно чудак... - раздумчиво продолжал завтехотделом. - А может, своего рода гений. Когда знакомишься с историей изобретений и открытий, порой наталкиваешься на очень любопытные случаи. Иногда открытие совершает никому не известный человек. Вы знаете, например, кто первым изобрел беспроволочный телеграф? - Не знаю... - Можно привести и другие примеры. В самом начале века один человек смастерил нечто вроде первого атомного двигателя... В двадцатых годах некий химик продемонстрировал опыт превращения обыкновенной воды в чистейший бензин. При опыте присутствовала группа бизнесменов. К сожалению, изобретатель в тот же день бесследно исчез... И это не пересказ содержания каких-нибудь фантастических романов, а зарегистрированные факты. - Факты?! Бред все это, а не факты! - выкрикнул директор, курирующий плановый отдел. - Не скажите, - спокойно продолжал завтехотделом. - Эпохальные открытия нередко сначала кажутся бредом. Ведь изобретатель всегда немножко безумец. А в данном конкретном случае я осмелюсь предложить хотя бы встретиться и побеседовать с этим человеком. - К тому же... - после некоторого колебания добавил один из инженеров, - если этот самый господин Гонбэ... - Гоэмон, - поправил я, начиная приходить в себя. - Простите, пожалуйста, если господин Гоэмон владеет прибором, способным создавать звуковой вакуум, он бы мог нам помочь. Ведь в настоящее время у нас в техотделе разрабатывается проект универсального звукогасителя... Оба директора сразу посерьезнели. Возможность создания универсального звукогасителя теоретически уже была доказана. Поскольку звук рождается из колебаний воздуха, значит, можно вызвать другие, прямо противоположные колебания - антиволны. Антиволны, встречаясь со звуковыми волнами, взаимно уничтожаются. Но теория - одно, а практика - другое. Сконструировать такой прибор было очень трудно в основном из-за сложной природы антиволн. Опытный звукогаситель, созданный нашим техотделом, - небольшой транзисторный прибор, снабженный микрофоном и репродуктором, - был далеко не универсальным. Нередко волны не только не уничтожали друг друга, но складывались, и громкость увеличивалась вдвое. Правда, некоторые опыты удались, но звукогаситель еще требовал серьезной доработки. В случае удачи область применения универсального звукогасителя оказалась бы огромной. Даже трудно перечислить все блага, которые давал бы такой прибор. Миллионы людей и сотни тысяч учреждений мечтают о покое. Представьте себе школу, расположенную в двух-трех километрах от аэродрома. Включаешь универсальный звукогаситель, исчезает гул самолетов, и дети могут спокойно заниматься. А большие города, жители которых страдают постоянными головными болями из-за несмолкающего шума и грохота? А пассажиры поездов дальнего следования, которым никак не дает уснуть нудный стук колес? Да, наконец, кто не мечтал о тишине в своей собственной квартире: тебе хочется после напряженного рабочего дня спокойно почитать книгу или газету, а тут орет радио, упрямая теща смотрит по телевизору концерт модного певца, жена гремит на кухне посудой, дети подняли возню. И вот включаешь универсальный звукогаситель, и вокруг твоего кресла создается маленький звуковой вакуум. Дорогие родственники, занимайтесь своими делами, на здоровье! Так что наша фирма упорно продолжала освоение нового прибора. Разумеется, все опыты проводились в обстановке строжайшей секретности. Думаю, что другие фирмы тоже не зевали. - Н-да... - произнес наконец директор, ответственный за планирование, и вопросительно взглянул на присутствующих. - Что ж, господа, попробуем встретиться с этой оригинальной личностью... Гоэмон, запертый на ключ, ждал в смежной с конференц-залом комнате. Мне стоило неимоверных трудов затащить его в нашу фирму. Во-первых, он хотел есть, во-вторых, страстно жаждал поскорее осмотреть Токио. Мои волнения начались уже в такси: а вдруг ему взбредет в голову перенести машину куда-нибудь за несколько десятков километров?.. Потом, пока мы заседали, а он ждал, я тоже был сам не свой. Ведь ему ничего не стоит выкинуть какой-нибудь сногсшибательный помер. Наконец я не выдержал и заглянул в комнату. Гоэмон спокойно ждал. Мое сердце наполнилось горячей благодарностью к сотрудникам общего отдела - они по моей просьбе накормили его. Но когда я узнал, что он слопал две порции плова, три порции суси, две пиалы риса с яичницей, две порции жареных угрей да еще по своему обыкновению закусил посудой, мне снова стало не по себе. Его пристрастие к посуде позволяло мне догадываться, откуда прибыл сей гость. Но я не осмеливался сказать кому-либо о своих догадках. Ему-то что: он в любую минуту может скрыться, а я останусь с репутацией психа. И это еще самый лучший вариант. Вы меня осуждаете за трусость? Хотел бы я видеть, как вы сами поступили бы на моем месте. Представьте себе, что бы началось, если бы скромный сотрудник фирмы вдруг заявил, будто его гость, похожий на довоенного "человека-рекламу", на самом деле существо... Уф-ф, даже подумать страшно! Нет, в подобных дедах надо быть крайне осторожным. Если человек начинает рассказывать каждому встречному и поперечному о чем-либо, известном только ему одному, его немедленно записывают в сумасшедшие. Этот ярлык не так-то просто отодрать. И вот ты сидишь в своем отделе, а за твоей спиной шушукаются. Идешь но коридору - в тебя тычут пальцами. Отовсюду несется шепоток: "А-а, это тот самый, который недавно свихнулся?.." Естественно, в такой обстановке очень даже легко выйти из себя, начать громогласно отстаивать свою правду, а людям только этого и надо: "Ах, он еще орет?!" Далее следует приказ о долгосрочном отпуске "для восстановления и укрепления расстроенной нервной системы". Путь наверх по служебной лестнице закрыт. Так и будешь до конца дней своих торчать на нижней ступеньке, с головы до ног обклеенный ярлыками: "неуравновешенный", "человек со странностями", "чокнутый", "тронутый" и прочее в том же роде. И ничего-то у тебя в жизни не будет, кроме чашки холодного риса, которую тебе сунет какой-нибудь сердобольный прохожий. Нет, живя в обществе, в условиях сложных человеческих взаимоотношений, лучше помалкивать и не высказывать оригинальных мыслей. А самое главное - не спешить. Люди не любят, когда им что-либо навязывают. Надо исподволь подготовить их, и тогда они уверятся, что честь открытия принадлежит им самим. Вообще-то я уже раскаивался. И дернул же меня черт спьяну проболтаться о существовании Гоэмона! Но теперь отступать было поздно. Теперь надо переложить тяготивший меня груз на плечи фирмы, и дело с концом. И фирме хорошо, и мне легче. - Гоэмон, - сказал я, сдерживая волнение, - пойдем, миленький! Наши киты ждут. Гоэмон, очевидно вздремнувший после сытного обеда, вытаращил свои буркалы, глянул сразу вверх и вниз, потом скосился в мою сторону. - Я сплю, почиваю, дрыхну, а ты опять расшумелся! - заворчал он. - Никакого порядка! Видно, придется еще разок... Он протянул руку к своей черной шкатулке. Я едва успел его остановить. - Погоди, Гоэмон, умоляю тебя! Если хочешь продемонстрировать свою шкатулку, сделай это в присутствии китов. - Киты? - ноздри Гоэмона раздулись, словно он принюхивался. - Мускусные? - При чем тут мускус? - А в песне поется: "Мой дружочек кит, мускусный мой кит..." - Да нет же, я говорю о членах совета дирекции. - Члены?.. Ну ладно, пошли к твоим китам, раз они ждут. Гоэмон, громко стуча гэта, вошел в конференц-зал и направился прямо к группе ожидавших его людей. Я бросился за ним, но - увы! - опоздал на полсекунды. Он схватил технического директора за подбородок и дернул кверху. - Ты сказал - кит, - Гоэмон посмотрел в мою сторону, - а где же жабры? Или у китов не бывает жабер? - Гоэмон, что ты делаешь?!.. - пролепетал я, заикаясь и дрожа, как лист на ветру. - Ты не понял! Кит - значит большой человек, есть у нас такое выражение... - А-а... - Гоэмон с явным сожалением отпустил подбородок директора. - Эй, господин приятель большой человек, ты что же, из императоров будешь? Директор, ответственный за планирование, позеленел и, дрожа от негодования, встал. Он славился на всю фирму своим преклонением перед императорским семейством. - Тода-кун! - взревел этот вер