его достигла 6,1 балла. Возвышенность Тама опустилась сантиметров на двадцать, а плоскогорье Мусасино на столько же поднялось. В результате обрушилось несколько сот уцелевших домов, и число погибших увеличилось еще на несколько десятков тысяч человек. Через сорок восемь часов после созыва чрезвычайной сессии парламента число депутатов, наконец, достигло кворума. Депутатам трудно было быстро собраться. Большинство из них находились на местах и были лишены возможности добраться в столицу. А из депутатов, живших в столице, некоторые погибли, а некоторые пропали без вести. Мэр столицы был тяжело ранен, так что его обязанности выполнял заместитель. Вместе с объявлением чрезвычайного положения и введением закона "О помощи пострадавшим" парламент принял закон о создании Чрезвычайного комитета по принятию мер против последствий второго землетрясения Канто, в который вошли представители как правительственной, так и оппозиционных партий. Был образован Совет по срочному восстановлению столицы из представителей Токио, пострадавших префектур и членов Комитета по налаживанию жизни столицы. Чрезвычайный комитет потребовал от парламента чрезвычайных полномочий сроком на три месяца в области охраны порядка, снабжения продовольствием, установления твердых цен на продукты потребления и ограничения въезда в столицу. В широких масштабах использовались силы самообороны: на помощь пострадавшим районам были брошены две дивизии. На восстановлении основных узлов транспортных магистралей города, кроме строительных батальонов, работали отряды, сформированные из населения, была применена так называемая тактика "людской лавины". Пустоту и затишье постепенно сменяли будни. И сразу стало видно, насколько сильно пострадал механизм гигантского города. Над оставшимся в столице восьмимиллионным населением - на четверть лишившимся крова - нависла угроза нехватки продовольствия. В двадцати трех старых районах города никак не удавалось восстановить водопровод, воду доставляли на водовозных машинах, и через неделю после землетрясения работало более двухсот пунктов водоснабжения. Начала ощущаться нехватка медикаментов, для миллиона раненых не хватало больничных коек. Токийская электросеть, потерявшая семьдесят процентов сверхмощных ТЭЦ в прибрежном районе, в первую неделю после бедствия снабжала энергией, получаемой из других районов страны, только важнейшие объекты. Столица пребывала в темноте, лишь сорок пять процентов ее площадей и улиц получали электричество. И то только на три часа. С наступлением вечера на центр Токио опускалась гигантская пелена мрака. Свет горел лишь в общественных зданиях, кое-где освещались участки дорожных работ, да порой вспыхивали фары грузовиков. В районах Гиндза, Синдзюку и Акасака темнота казалась особенно густой и липкой - ведь совсем недавно здесь плясало, сверкало, бесилось радужное зарево неона, разрезаемое ослепительными снопами света от фар бесчисленных машин. Большие здания кое-где уцелели. Но западная часть Гиндзы, сгоревшая дотла в огне гигантского пожара, возникшего сразу после землетрясения, являла собой ужасающее зрелище. Хотелось закрыть глаза, чтобы ничего не видеть. - Теперь все, конец барам Гиндзы... - сказал патрульный полицейский, шагая по темной, обгоревшей аллее. - Не обязательно... - ответил ему второй, пожилой, внимательно глядя под ноги. - Пройдет года два, три, и все будет как прежде... Человек - существо нахальное. Помяни мое слово, вскорости опять понастроят опасных зданий... Как в пословице "Проглотил и позабыл, что кусок горячим был". - Говорят, здесь ужас сколько хостэс погибло, - продолжал молодой, перешагнув через почерневшие остатки неоновых трубок. - Они в панике выскочили на улицу, тут их всех машинами и передавило... А кто остался в помещении, и того хуже - заживо сгорели. Несчастные... такие молодые, красивые девушки... - Что поделаешь... Такие уж тут входы - узкие, да и ступенек сколько, вверх - вниз, вниз - вверх, - пожилой осветил фонариком вход в бар, загороженный упавшей вывеской и покосившимся фонарным столбом. - Запашок какой-то... - повел носом молодой. - Наверно, здесь много еще трупов осталось... - Не только здесь... И разлагаться они уже начали... Никто и не знает, сколько еще неубранных трупов, - пожилой опять зашагал. - Уж то хорошо, что впереди не лето. Представь, если бы все это в июне или в июле произошло. Сразу бы началась массовая эпидемия... А больницы и без того переполнены ранеными... - Но в городе довольно тихо, спокойно... - А это оттого, что люди еще не пришли в себя. Вот оправятся немного... тогда... Да что говорить, волнения и беспорядки вот-вот начнутся. Жить негде, на будущее никаких надежд, что делать дальше, не понятно. Конечно, Япония очень даже обеспеченная страна, по... понимаешь, слишком уж мы хорошо жили, так сказать, на полную катушку. А теперь что?.. Подожди, пройдет денек-другой, и люди - особенно те, у кого дети на руках, или старики, или раненые - начнут раздражаться. А там появятся подстрекатели, поползут разные слухи. Во время первого землетрясения Канто небезызвестная утка о бунте корейцев стала распространяться уже через сутки после землетрясения, и так продолжалось около полумесяца. В результате дружинами самосуда, организованными самим населением, было убито больше тысячи ни в чем не повинных корейцев... - Да, кстати, вчера в Синдзюку и Сибуя были убиты трое молодых ребят, - казалось, сквозь темноту видно, как молодой хмурит брови. - Двое из них студенты. Глупые, напялили на себя каски, подняли флаг и стали агитировать за создание в столице района свободы. А третий парень - хиппи. Он глянул на накренившееся здание и сказал "Красиво!" Толпа их тут же растерзала. Полицейского, который выезжал на место происшествия, потом все время тошнило, он никак не мог прийти в себя... Вот что бывает, когда все возбуждены до предела. - Молодежь просто ничего не понимает. Ни общество, ни семья не учат их. Несчастные... Надо быть начеку, не то молодые здорово пострадают. Обычно делают вид, что их поддерживают, похваливают - молодцы, мол, умники!.. Но это все на словах. А на самом деле у старших все время копится раздражение против этих шалых ребят. И при теперешних обстоятельствах оно может внезапно превратиться в ненависть... Срабатывает тот самый "инстинкт агрессии", который, говорят, в каждом человеке живет. И в первую очередь он обратится против зеленой молодежи, которая "держится нахально, выламывается". - Появись сейчас тип вроде Гитлера, он далеко пошел бы, - сказал молодой. Пожилой даже обернулся, чтобы посмотреть ему в лицо. - Гм... да, пожалуй... - задумчиво произнес он. - Ты, как я вижу, неплохо соображаешь... Гитлера в Японии, может, и не будет, по правых надо опасаться. Ведь если действовать методами насилия, тут такого наворотишь... Взять хотя бы закон "Об охране общественного спокойствия", принятый во время первого землетрясения Канто. Сколько им злоупотребляли... Молодой полицейский направил свет карманного фонаря вперед. - Здесь кто-то есть, - сказал он. У небольшого сгоревшего здания, от которого остался только ажурный железный каркас, сидел на корточках мужчина. Рядом с ним лежал маленький чемоданчик. - Простите, - молодой дотронулся до его плеча. - Что с вами? Здесь еще опасно, мало ли что может на голову свалиться... особенно ночью. Мужчина не шевельнулся. Он был уже в годах, хорошо одет, по в грязи, полуседые волосы растрепаны. По лицу текли слезы. - Оставьте меня, пожалуйста... - он слегка дернул плечом. - Здесь мой дом, магазин. А там... внизу... моя жена, дочь... - Ваша жена... - молодой полицейский не знал, что сказать, потом нашелся. - Ну, магазин ваш сгорел, но это ни о чем еще не говорит. Они, может, бежали, где-нибудь укрылись. Здесь поблизости парк Хибия, там действует центр регистрации пропавших без вести... - Нет, они погибли. Я был в префектуре Яманаси. Сегодня вечером добрался сюда, с большим трудом... И вот... увидел... Столбы, балки, все обуглилось. И груды земли... А там, под этим, нога жены и подол кимоно... Она лежит так, словно кого-то прикрывает своим телом... Я знаю кого - дочь. Ей шестнадцать было. Больная девочка, сердце и ноги... Не могла она встать с постели, ну и... Закрыв лицо ладонями, мужчина зарыдал. Он весь был измазан сажей и золой. На руках запеклась кровь. Наверное, пытался разобрать завал. - Я... наконец... этот магазин... но теперь все пропало... - сказал мужчина, всхлипывая. - Вы же не поможете мне вытащить тела жены и дочери... Так что оставьте меня... Я буду здесь сидеть... Они же одни, а кругом - развалины, темнота... Не могу я их оставить здесь, понимаете, не могу... - Верно, темнота, развалины, - первый раз подал голос пожилой полицейский. - Вот мы и говорим, что место здесь опасное, да и не видать ничего во мраке-то... Прошу вас, поднимитесь, пожалуйста. Если вам негде ночевать, мы постараемся вас устроить. Не хватало только, чтобы вы заболели. Разве можно?! Он ласково взял мужчину за руку повыше локтя и помог ему встать. - Сколько людей лишилось семьи! Я вот тоже потерял жену и детей. И мать... - продолжал пожилой. - А в последнюю войну под бомбежкой погибли отец и старший брат. И все-таки унывать нельзя, ничему этим не поможешь. Верно? Когда такая беда, всем нам нужно держаться... а то знаете... - Что это? - молодой полицейский взглянул на черное, беззвездное небо. - Дождь! Заморосил редкий дождик. Поднялся ветер. Где-то что-то упало, громко стукнувшись о землю. По безлюдной улице весело прокатилось эхо. - Видите, что здесь творится. Достаточно ветерка, чтобы что-нибудь рухнуло... Ведя за руку рыдавшего, как ребенок, мужчину, пожилой полицейский говорил ему, словно внушая самому себе: - Скоро холода наступят... беда просто, как же тут... Полное разрушение Центрального рынка, холодильников Сибаура и Синагавы парализовало снабжение столицы свежими продуктами питания. Пристани не могли принимать суда, так что подвоз грузов осуществлялся только по суше. Но главные железнодорожные и шоссейные магистрали частично вышли из строя, так что с полной нагрузкой использовались старые. В результате на одном шоссе произошел суточный затор. Кроме того, на доставке продуктов отражалось и резкое повышение цен на горючее. Был издан чрезвычайный указ "О контроле над ценами". И все же цены на консервы, специи, рис, хлеб, медикаменты и строительные материалы сразу поднялись по всей стране. С рынка стали исчезать товары: торговцы и покупатели, в основном те, кто почти никак не пострадал, продавали и закупали как бешеные. Начал возрождаться "черный рынок". Кансайский край еще полностью не пришел в себя после прошлогоднего землетрясения, так что на него как на источник продовольствия нельзя было возлагать особых надежд. Срочные поставки товаров из префектур, где и без того хронически повышались цены, привели к еще более резкому вздорожанию всех продуктов. Временный паралич в финансовой и экономической системе Центра привел, если не к экономическому кризису, то к финансовой тревоге и понижению доверия к денежным ценностям. Для всех стало ясно, что страна на пороге инфляции. Распространились слухи, что вышел из строя компьютер головной конторы крупнейшего банка, и это чуть не привело к панике. К счастью, правительство располагало большими запасами иностранной валюты и начало срочный импорт продуктов и строительных материалов. Внутри страны были приняты специальные меры по финансированию и страхованию. Однако казалось, что с начавшейся инфляцией можно будет сладить только года через два-три. А тут еще финансовые и промышленные круги начали действовать с большой осторожностью, усмотрев в срочно принятых правительством мерах признаки "контролируемой экономики". "Теперешнее положение гораздо лучше по сравнению с положением страны в послевоенный период, особенно по таким показателям, как промышленная мощь и запасы", - заявил министр финансов. Это заявление вызвало много споров. Была срочно заморожена регистрация продажи недвижимого имущества, но, несмотря на это, разгорался свирепый бой между темными дельцами и крупным капиталом, действовавшим "на уровне правительства". Спекулянты и дельцы-ловкачи старались извлечь выгоду даже из развалин. Под видом восстановительных работ они незаконно занимали земельные участки и строили "времянки". По некоторым данным, за кулисами этих махинаций стоял международный капитал. Начали распространяться слухи о переносе столицы в другое место, что повлекло за собой резкое повышение цен на земельные участки в соседних со столичной префектурах. В префектурах Яманаси, Гумма, Тотиги и Нагано цены повысились сначала в три, потом в пять раз. 4 Пройдя по переднему двору парламента, сплошь усеянному палатками редакций газет и трансляционными фургонами телевизионных компаний, Онодэра, Юкинага и Наката у главных ворот предъявили полицейскому пропуск и зашагали в сторону министерства финансов. Правительственные учреждения, сосредоточенные в центре, на улицах Нагата-то и Касамигасэки, казалось, совсем не пострадали, лишь на стенах некоторых старых зданий появились трещины и кое-где провалились мостовые и тротуары. Холм Оути-яма спокойно зеленел под солнцем, ярко светившим с совершенно чистого осеннего неба. В районе Тиода главный удар принял на себя участок, где находились улицы Юраку-те и Канда. При беглом взгляде с этого холма вниз казалось, что районы Отэимати, Хибия и Маруноути остались такими же, как и прежде, сохранив привычную глазу линию высотных зданий, только над Юмэ-но-сима все еще поднимался дым пожарища. Но, посмотрев чуть внимательнее, вы видели, что во всех высотных зданиях вместо окон зияют черные провалы. Оконное стекло составляло особый дефицит. На улицах повсеместно попадались щиты "Осторожно! Берегите голову!", кое-где над тротуарами построили временные навесы. И все-таки пешеходы продолжали получать увечья от падавших оконных стекол. Среди повысившихся в цене товаров оказались странные, на первый взгляд неходовые, вещи. Например, шлемы из пластика. Теперь, выходя на улицу, люди надевали шлем, как раньше надевали шляпу. - Какое странное зрелище! - невесело усмехнулся Наката, глядя на двигавшиеся внизу желтые, белые, красные шлемы. - Кажется, что все население Токио превратилось в строительных рабочих. Или студенты вышли на демонстрацию, ведь они всегда выходят в шлемах... - Ну, что будем делать? - спросил Онодэра. - Зайдем в канцелярию премьер-министра? Может, Ямадзаки там? - Зайдем или не зайдем, там он или не там, а план Д все равно, наверное, повис в воздухе... - Юкинага безнадежно махнул рукой. - Сейчас не до этого. Во всех учреждениях столпотворение. Оно и понятно - срочные меры и все такое... - Все равно давайте заглянем, - сказал Наката. - Может, с "Есино" поступило какое-нибудь сообщение. Повернув за угол, они буквально столкнулись с медленно шедшим им навстречу Ямадзаки. Маленький Ямадзаки, казалось, стал еще меньше. За эти дни он словно бы весь ссохся и постарел. Небритые щеки ввалились, вокруг глаз круги, на лицо свинцовый налет усталости. - А-а... - Ямадзаки взглянул на них погасшим, тусклым взглядом. - А Тадокоро-сенсей? - Все еще упрямо ждет в парламенте, - сказал Онодэра. - А какой смысл! Сколько ни жди, даже секретаря не поймаешь. Мы же говорили ему: повидать премьера не удастся. А он и слушать ничего не хочет. - Мы уже десять дней подряд ходим туда... - Наката пожал плечами. - Кстати, Ясукава нашелся? Ямадзаки посмотрел на всех по очереди и едва заметно кивнул. - Где? - нетерпеливо спросил Онодэра. - Целый, невредимый?! - Я случайно заглянул в отряд самообороны Итигая, и там в санчасти оказался Ясукава. Рана у него пустяковая, но... работать он некоторое время не сможет... - Ямадзаки покрутил пальцем у лба. - Здесь у него. Амнезия. И даже не от шока, а от сильного ушиба головы. - Забрать бы его оттуда! - сказал Онодэра. - Нельзя! У него потеря памяти, он на самом деле немного тронулся. Я там оставил персоналу адрес его родственников. Наверное, свяжутся с ними. Он, конечно, наш товарищ... Ну, забрал бы я его оттуда, а дальше что? Работать он по может... Вы только подумайте, сейчас все больницы переполнены ранеными и полусумасшедшими. Еще счастье, что он попал в санчасть отряда самообороны. И то правда, подумал Онодэра, с болью вспоминая по-мальчишески круглые щеки Ясукавы. Все больницы были действительно переполнены, пострадавших размещали даже в номерах люкс первоклассных отелей. Даже нуждавшихся в срочных операциях перевозили на вертолетах в другие провинции. - Может, войдем в здание? - сказал Наката. - Ты кажешься усталым... - Еще бы. Я ведь со станции электрички Итигая шел сюда пешком... - Ямадзаки уныло взглянул на свои запыленные, стоптанные туфли. - В поездах давка, прямо кошмар какой-то... Ведь подземка только на тридцать процентов восстановлена, и такси мало - по всей столице работает всего около семи тысяч машин... Как вы думаете, сколько таксисты берут от Итигая до центра с одного человека? Четыре тысячи иен! - А как с восстановлением линии государственных дорог внутри города? - спросил Юкинага. - Ведь уже две недели прошло после землетрясения... - Пока восстановлены процентов на семьдесят, кажется... - ответил Онодэра. - Больше всего пострадали линии от станции Отяномидзу до станции Суйдобаси и от Токио до Иокогамы. - Теперь пожалеешь, что сняли трамвайные линии... - Ямадзаки усмехнулся. - Человек капризное существо! Сейчас, конечно, поздно об этом говорить, но ведь какой надежный транспорт трамвай! В здании канцелярии премьер-министра царила суматоха, по коридорам сновали толпы народу. Пробираясь сквозь людской поток в специально отведенную для плана Д комнату, Наката спросил: - Со стариком связались? - С большим трудом, - пробормотал Ямадзаки. - Он в Хаконэ. Говорят, и во время землетрясения был там. Вчера один из его подчиненных навестил меня дома в Кедо. А Куниэда сейчас у старика, поехал к нему. - Прекрасно! Тогда профессору Тадокоро незачем встречаться с премьером, лучше пусть старик ему скажет... - Ну, как бы то ни было, планом Д какое-то время мы все равно не будем заниматься, - сказал Ямадзаки, взявшись за ручку двери. - Это столпотворение еще не скоро кончится. А когда кончится, тогда мы и будем что-то делать. Да ведь и это самое, если оно все-таки произойдет... произойдет не так уж скоро, верно?.. Лет через пять, не раньше... - Это как сказать... - спокойно возразил Наката. - При самом грубом анализе данных, полученных в результате исследований на "Такацуки", вывели минимальный срок два года. - Два года?! - Ямадзаки разинул рот. - Да ты это... всерьез? - Я уже сказал, при самом грубом анализе. Это минимальная величина. - Но ведь... - Ямадзаки потерянно посмотрел на всех. - Не верю, не могу! Я ведь тоже за это время кое-что выучил, занимался... При последнем землетрясении довольно много энергии высвободилось. И, я думаю, это означает оттяжку на некоторое время... Или я ошибаюсь? Юкинага-сенсей... - Давайте поговорим об этом в комнате, - сказал Онодэра. Комната, выделенная по указанию премьер-министра для осуществления связи с группой, занимавшейся планом Д, была небольшой. Там стояли простые письменные столы и стулья, шкаф для бумаг, железный шкаф, видавший виды диван, два кресла и журнальный столик. Когда в комнату набивалось человек пять, в ней сразу становилось тесно. Снаружи на двери не висело никакой таблички. Обещали дать еще двух сотрудников для ведения делопроизводства, по пока что их не было. Из посторонних сюда почти никто не заходил, разве что порой заглядывал секретарь начальника канцелярии, работавший в смежной комнате. Да и сами сотрудники, кроме Юкинаги и Ямадзаки, почти никогда здесь не бывали. Но теперь, когда контора в Харадзюку пришла в негодность, у них осталась только эта комната, где были собраны ценные материалы и документы. - В суматохе отобрали городской телефон, страшно неудобно... - Ямадзаки подбородком показал на стол. - Даже чаю я вам не могу предложить. Воды выпьем, что-ли? - Да ладно тебе, - улыбнулся Наката. - Ты лучше подумай, как бы нам связаться со стариком в Хаконэ. Или придумай предлог, чтобы прямо к нему отправиться. - А где мы возьмем машину? Опять же экономия бензина. Да и телефонная связь только на шестьдесят процентов восстановлена, - Ямадзаки тяжело опустился на стул. - Вчера вечером к моим соседям вор забрался... - Не выспался?.. - Онодэра широко зевнул. - Я тоже вконец устал. - Где уж тут выспаться! У меня живут сейчас две семьи - родственники и знакомые. Маленькие по ночам плачут от страха... Напуганы, ведь и вправду все было очень страшно... Ямадзаки устало потер лицо ладонями. Онодэра смотрел на него с каким-то удивлением, словно не узнавал. Кто он, этот человек с усохшим, уменьшившимся по крайней мере на размер телом? Еще совсем недавно он был способным преуспевающим чиновником. А сейчас это постаревший, до крайности утомленный отец семейства. Все семейные - люди терпеливые и грустные, подумал Онодэра с горечью. Ему-то легко. Но большинство мужчин его возраста, как и Ямадзаки, бесконечно терпеливые, смертельно усталые отцы семейства. Работают на совесть, изо всех сил, содержат жену и детей, следят за учебой, за воспитанием своих сыновей и дочерей с первых классов школы и до окончания университета, ютятся в тесных квартирах, отказывают себе во многом, сдерживают все свои порывы, потому что ответственны перед семьей, потому что должны строить жизнь своей семьи так, чтобы она не вступала в противоречия с обществом... - Семья Катаоки, кажется, целиком погибла... - сказал Наката. - Ведь квартира у него была на улице Тамати. Ямадзаки вдруг перестал растирать свое лицо. - Сигарет нет? - спросил он. Онодэра молча протянул ему пачку. Закурив, Ямадзаки с силой выпустил дым, словно хотел выдохнуть весь воздух из своих легких. - Н-да, что ни говори, а землетрясение - событие страшное... - он нахмурил брови. - Сильный удар для Японии. - Еще бы, - ответил Наката. - Но... - А я, знаете, перестал верить... - Ямадзаки посмотрел в окно. - Неужели это может произойти на самом деле? Даже масштабы этого землетрясения кажутся мне чудовищными. А тут... не может быть... Изменения, которые по своим масштабам в сотни раз превзойдут нынешнее землетрясение... Нет, нет, это землетрясение меня убедило, что ничего подобного быть не может. Скорее всего, это бредовая фантазия тронувшегося умом старика-ученого... - Многим, должно быть, так кажется, - сказал Наката. - И ученым в том числе. А у меня, наоборот, крепнет убеждение, что это произойдет. И явление это будет совершенно другого характера, чем настоящее землетрясение. Произойдут такие изменения в земной коре, каких мы себе даже и представить не можем. Конечно, будут и землетрясения, как вторичные явления... Но подлинные изменения будут происходить под тем слоем, в котором происходят землетрясения. - Не могу поверить... - рассеянно повторил Ямадзаки. - Неужели?! Юкинага-сенсей, скажите... Юкинага только едва заметно кивнул с непроницаемым лицом. - И что же... тогда... что станет?.. Японцы... ведь сто миллионов... предприятия, дома... - На мой взгляд, в худшем случае большинство погибнет, - сказал Наката. - Потому что подавляющее большинство людей не поверит. Будут сомневаться... Хорошо, если повезет и ничего особенно страшного не случится... Но нам тогда придется несладко, на нас посыплются все шишки, мы окажемся маньяками и жуликами. Будем преданы суду по обвинению в распространении вызывающих панику слухов и в растрате государственных средств. Несколько политических деятелей тоже будут отвечать вместе с нами. Я думаю, они это знают и, помогая нам, заранее готовятся к такому исходу. Но политические деятели, наверное, окажутся хитрее нас и как-нибудь выкрутятся. А если и предстанут перед судом, так заранее договорятся, кто им после окажет помощь за то, что они выступили в роли "жертв". А вот у нас не будет никакой поддержки. Из нас легче всего будет сделать козлов отпущения. Возможно, нас даже убьют. Линчуют. Если это на самом деле случится, пока то да се, пока будут сомневаться да спорить, положение будет все больше ухудшаться, и наступит такой момент, когда никакие меры уже не помогут. Вот тогда-то и произойдет настоящая катастрофа - погибнут миллионы и миллионы... - Наката, вы нигилист! - тихо сказал Ямадзаки. - Почему? Я оптимист. Если сработает совершенно или почти неведомый нам уравновешивающий балансир и этого не случится, а если даже и случится, но ограничится малыми масштабами, тогда пусть общество разорвет меня, растерзает, пусть меня навсегда вышлют из Японии... Я все приму, все! Да притом еще поздравлю и общество, и ту страну, которая называется Японией! А пока что я считаю, что мы должны работать, исходя из предположения, что оно произойдет, и тогда, быть может, наша работа принесет хоть крохотную пользу, хоть на один или два процента уменьшит предполагаемый ущерб. Вот и все. Один процент - это очень много. Один процент - это миллион дорогих нашему сердцу японцев. И они будут спасены... Нет, в том случае, если мы окажемся правы, мы не станем героями. Тогда ведь будет ад кромешный. А какой смысл хвастать в аду правильностью своих пророчеств! - У меня дети, жена... - охрипшим голосом сказал Ямадзаки и, погасив сигарету, смял ее в пепельнице. - Не знаю, как вы... но когда думаешь о семье... Ну, конечно, кто-нибудь что-нибудь для них сделает... Но хорошо бы заранее отправить семью за границу... Хотя сейчас, в данной ситуации и это, наверное... Ямадзаки снял телефонную трубку и долго ждал, пока ему ответят, потом сказал номер. - Только через тридцать минут дадут Хаконэ, - сказал он, положив трубку. - Нет, я на самом деле не могу, просто не могу поверить... - Мы сейчас анализируем все возможные варианты, строим модели с учетом различных отклонений... Еще немного и сможем предсказать более точно... - сказал Юкинага. - Нам бы чуточку побольше данных... и... - И все-таки невозможно предсказать, когда это произойдет, - возразил Наката. - Действительно ли произойдет, как произойдет, в каких масштабах... Абсолютно точно ничего не предскажешь, сколько бы данных мы ни собрали. Единственное, что мы можем, это уточнить вероятность ожидаемого явления... В этой игре "да - нет" я, полагаясь на свое чутье, ставлю на "да" и буду счастлив, если проиграю. - А как ваше чутье, не обманывает вас? - В пятидесяти случаях из ста не обманывает. Но я всегда играю по крупной, так что, когда мое чутье меня подводит, бывает настоящий кошмар. Ямадзаки, усмехнувшись, встал из-за стола. - Хорошо бы вытащить профессора Тадокоро из парламента. Машину я как-нибудь добуду. Обману кого-нибудь и заберу. Без талона на бензин... - сказал Ямадзаки и, уже выходя из комнаты, добавил: - Если попадусь, в порядке дисциплинарного взыскания освободят от занимаемой должности. - Наката-сан, вы холосты? - тихо спросил Юкинага. - Нет, женат. Детей, правда нет... - Ее судьба не тревожит вас? - Она сейчас в Европе. Развлекается... - Наката вдруг неестественно громко расхохотался. - Не заставляйте меня думать о глупостях... - А вы не раздельно живете? - Что вы! Откуда у вас такие мысли? Я даже влюблен, и она тоже... - Наката чуточку смутился. - Я частенько думаю, имел ли я право как человек женатый браться за такое дело, которое не сулит ничего, кроме неприятностей. Моя жена из богатой, даже очень богатой семьи, ее отец крупный ученый... Я вырос не в такой роскоши, но все же в достатке... Короче говоря, голодать мы не будем. Вот и выходит, что я не только имею право, но даже обязан заниматься всем этим... - Вот оно как... - сказал Онодэра. - А вы, пожалуй, действительно нигилист. - Может быть, - просто согласился Наката. - Иногда я начинают сомневаться, действительно ли я люблю Японию, японцев. Но любить и спасать, ведь вещи разные. В данном случае, пусть я не люблю японцев, но все равно, если смогу их спасти, должен отдать этому все силы... Да... даже если за это мне придется поплатиться собственной жизнью... Все дороги в Хаконэ где-нибудь да были повреждены. Чаще всего это были косые разломы почвы. Приходилось их объезжать. Да еще масса машин, так что ехали со скоростью немногим больше десяти километров. В Хаконэ прибыли после полуночи. Хаконэ тоже немало пострадал. В районе Тоносава то и дело попадались полуразрушенные здания, в некоторых местах не было электричества. И все равно гостиницы и кемпинги были переполнены беженцами из Канагавы и Токио. Спиральная дорога на отдельных участках стала непроезжей из-за обвалов, в ряде мест двигаться можно было только по одной стороне. На пути из Убако к вершине Кодзири-тогэ в криптомериевую рощу сворачивала малоприметная частная дорога. Когда машина взобралась на самый верх крутого подъема Цудузураорэ, показался одноэтажный дом, окруженный живой изгородью. Остановив машину у ворот с перекладиной, водитель сказал несколько слов по интерфону. Открылась дистанционно управляемая калитка. В саду лежали груды желтых листьев, их, видно, специально не убирали. Среди них валялся упавший каменный фонарь в стиле "орибэ", на мху остался глубокий след от сорвавшегося плафона. Значит, здесь тоже ощущались толчки. Старик одиноко сидел в комнате размером в десять татами, греясь у вделанной в пол жаровни. Сидел он на низеньком стуле с сиреневой атласной спинкой. На нем были кимоно и накинутая сверху темно-коричневая стеганая безрукавка. Шея обмотана белым фланелевым шарфом. Он сильно сутулился и казался очень маленьким. Над полуприкрытыми веками лохматились белые брови. Казалось, он дремлет. Непонятно было, заметил ли он, как гости во главе с профессором Тадокоро присели у седзи, впрочем, голова его чуть качнулась. - Да, что ни говорите, Хаконэ есть Хаконэ, холодно! Профессор сказал это очень громко, нисколько не считаясь с обстановкой. Его плохо натянутые носки зашлепали по татами. Девушка в коротком, слишком скромном для ее возраста кимоно провела их в комнату и усадила вокруг жаровни. Ее густые волосы были собраны на затылке в узел. Огромные глаза, на лице ни тени косметики, твердо сжатые губы, производившие впечатление упрямства. Но когда она улыбалась, показывая ровные зубы, лицо ее делалось удивительно наивным. - Вас тут тоже немного потрясло, - сказал профессор Тадокоро, поглядывая на токоно-ма за спиной старика. Там по отделанной песком стене у столба из древнего ствола криптомерии бежала трещина. Внизу, на полу из черной древесины персимона, лежали песчинки. Рассматривая картину южной школы, висевшую на токоно-ма, Юкинага сказал: - Работа Таномура Текуню? - Хороший глаз, - старик едва слышно рассмеялся. - Однако подделка. Хорошо сработана. Любишь картины южной школы? А Тэссая? - Нет, не очень... - запнулся Юкинага. - Да? Я тоже не очень люблю. В моем возрасте такие картины надоедают. Девушка подала чай, изящно ступая маленькими ногами в белых таби. Походка, выработанная при занятиях танцами театра "Но", подумал Юкинага. В чашках, которые им подали, был не чай, а какой-то напиток с плававшими в нем коричневатыми растениями. Орхидея, определил Онодэра, сделав один глоток. Сквозь вившийся над чашкой парок он смотрел на густо-красный цветок кровохлебки, поставленный в вазу из тропического бамбука. - И... - старик тихо раскашлялся. - Что же будет, Тадокоро-сан? - Э-э... - профессор Тадокоро подался вперед. - Про Токио не нужно. Уже много и от многих слышал... - Разумеется! - профессор одним глотком выпил чай из лепестков орхидеи. - Мой вывод остается таким же, как и раньше. Для более точного определения... необходимо провести более крупные исследования, привлечь больше ученых... Вопрос в том, как это сделать. И как об этом рассказать правительству... Старик слегка покачивал в похожих на сучья руках фаянсовую чашку ручной работы. Нельзя было понять, куда смотрят его глубоко посаженные глаза. То ли он бездумно, словно ребенок, глядит, как тихо плещется чай, то ли погрузился в себя, забыв обо всем на свете. Снаружи шумели деревья. А сквозь этот шум издали доносился негромкий, похожий на сонное ворчание какого-то зверя гул горы, который не утихал здесь с землетрясения. - На данном этапе, - вдруг заговорил Наката, - продолжать нашу работу с тем количеством сотрудников, которое у нас имеется, нельзя. То есть конечно, мы и в таком составе работу продолжим... Но... люди... я хочу сказать, когда этот день приблизится, многие люди начнут кое о чем догадываться, ведь появятся разные там предупреждения... Но почти никто, наверное, не поверит... А это... это самое... оно произойдет тогда, когда должно будет произойти... Старик все еще продолжал покачивать чашку. Его морщинистая шея слегка дрогнула, раздался едва слышный кашель. Все следили за медленным танцем чашки. Вдруг рука старика остановилась, чашка легко стукнула о столик и наконец замерла. Морщинистая рука исчезла под столом и на что-то нажала. Где-то в глубине дома едва уловимо заколебался воздух. - Тадокоро-сан, - старик поднял голову и слегка повел ею в сторону. - Вы заметили вон тот одинокий цветок? Тадокоро поднял глаза. Рядом с токоно-ма в стену были вделаны полки. На столбе, разделявшем их, висела ваза из тыквы-горлянки с одиноким ярко-алым цветком, от стебля которого отходили два темно-зеленых листика. - Кажется, камелия вабисукэ... - пробормотал профессор Тадокоро. - Да, правильно. Один куст осенью вдруг весь расцвел, словно обезумел. Тадокоро-сан, кажется, природа Японии с недавних пор повсюду сходит с ума. Может, с точки зрения ученого, в этом нет ничего особенного. Но мне, прожившему среди этой природы сто лет, думается, что травы, деревья, птицы, насекомые, рыбы чего-то испугались и... Тихие шаги прошелестели по коридору и остановились за седзи. - Изволили вызывать? - раздался голос. - Ханаэ, - сказал старик, - раздвиньте седзи, застекленные двери тоже раздвиньте. Полностью. - Но... - девушка широко раскрыла глаза. - Очень похолодало на улице. - Ничего. Раскройте... Девушка с шумом раздвинула седзи. В комнату, обогреваемую одной лишь жаровней, хлынул холод осенней ночи Хаконэ. Стали слышны стрекотание насекомых и шум криптомериевой рощи. Внизу, сквозь стволы деревьев, виднелось озеро Асиноко. Луна семнадцатой ночи стояла уже довольно высоко. Ее почти слепящее ледяное сияние дробилось на мелкой ряби озера. Как черные ширмы, возвышались горы Хаконэ с окунутыми в лунный свет вершинами. - Тадокоро-сан, - с неожиданной силой прозвучал голос старика за спинами тех, кто, забыв обо всем на свете, любовался этой до боли прекрасной картиной. - Пожалуйста, смотрите! Хорошенько смотрите на эти горы и озера Японии. Япония огромна. Она протянулась на целых две тысячи семьсот километров, большие и маленькие острова, горы, в ней живет сто миллионов человек... Вы и сейчас считаете, что эта Япония, эти огромные острова исчезнут под водой? Действительно и сейчас продолжаете верить, что все это в самом ближайшем будущем внезапно скроется в морской пучине? - Я... - голос профессора прозвучал как стон. - Я верю, к сожалению. А последние исследования укрепили мою веру. Онодэра содрогнулся. И не только от проникшего во все поры ночного холода. Он смотрел на омытые сиянием лупы вершины, на полноводное черное озеро, разбивавшее лунный свет на мириады осколов, и его охватило странное чувство. Нет, неужели эти острова с огромными горами, лесами и озерами, с городами и живущими в них людьми на самом деле исчезнут под водой? - Хорошо, - раздался голос старика. - Мне нужно было от вас это услышать... Ханаэ, можете закрыть. Онодэра, неотрывно смотревший на яркую до боли в глазах луну, нахмурил брови. Ему показалось, что совершенно четкий контур луны вдруг качнулся, словно раздвоился. Стрекотание насекомых смолкло. Ветер утих, деревья больше не шелестели. Упала мертвая тишина. И тут из-за черных деревьев донесся резкий крик козодоя. И сразу вслед за ним загомонили птицы, чем-то встревоженные, слепые и беспомощные в ночи. Далеко внизу, на другом берегу озера, завыли и залаяли собаки, закричали петухи. - Начинается... - сказал профессор Тадокоро. Не успел он докончить фразу, как все загудело - и близкая роща, и далекие горы. Барабанной дробью застучала черепица, заскрипели перекладины и столбы, а потом застонал и весь дом. Погасло электричество. Раздался стук падающей мебели, шум песка, сыплющегося со стены, что-то рухнуло на татами. Вскрикнула испуганная девушка. - Ничего, страшного. Толчок, который слегка поднимет опустившийся горный массив Нидзава. Ничего страшного... - раздался спокойный голос профессора Тадокоро. - Изменение в земной коре, о котором я говорю, носит совершенно иной характер. Конечно, когда оно произойдет, сопутствовать ему будут и землетрясения, и извержения, и взрывы вулканов. Землетрясение кончилось быстро. Безмолвно сидя в погруженной в темноту комнате, все снова устремили взоры на спокойное - будто ничего не случилось - освещенное ярким лунным сиянием озеро Асиноко. Луна поднималась все выше, ее свет падал на татами. - Наката-кун... Вас ведь так зовут?.. Молодой человек, который давеча что-то тут говорил... - послышался в темноте голос старика. - Слушаю... - ответил Наката. - Вы хотя бы в общих чертах представляете, что необходимо делать на следующем этапе? - Да, в общих чертах представляю, - спокойно ответил Наката. - Если выразиться точнее, у меня есть некоторые соображения... Соображения по части того, что, как и в какой последовательности необходимо безотлагательно предпринять. - Хорошо. Срочно составьте проект. Еще нужно, чтобы завтра кто-нибудь поехал в Киото... Хорошо бы, если бы поехали двое. В Киото живет один молодой ученый - Фукухара. Когда читаешь его работы, видно, что это серьезный человек. Настоящий ученый. Надо ему передать мое письмо, все объяснить и попросить его о сотрудничестве. А под каким предлогом с ним встретиться, я вам завтра скажу. Ученые Токио всегда отличались неумением продумывать и решать проблемы, охватывающие долгосрочные периоды. Сегодняшним днем живут. Для решения таких проблем лучше всего подходят киотские ученые... - Фукухара... - сказал Юкинага. - Он занимается сравнительной историей цивилизаций. Вы давно его знаете? - Никогда с ним не встречался, - старик опять глухо закашлялся. - Но мы несколько раз обменивались письмами. Думаю он нас поймет... Сквозь щели фусума из соседней комнаты упал свет. Девушка внесла старинный светильник со свечой. - Ой!.. - девушка нахмурилась. - Вабисукэ... В кругу желтого света, падавшего от светильника, на полу, словно пятно крови, алела маленькая камелия. Утро. Онодэра и Куниэда, откуда-то появившийся на рассвете, отправились с письмом старика в Киото. Новая магистраль Токио - Осака функционировала только к востоку от Сидзуоки. Чтобы добраться от Сидзуоки до Нового Осаки требовалось не меньше трех часов, все линии были страшно перегружены, поезда набиты до отказа. Даже в вагонах первого класса пассажиры сидели и стояли в коридорах. Онодэра, стиснутый со всех сторон, стоял в душном переполненном коридоре вагона. Когда поезд проезжал над рекой Тэнрю-гава, он вдруг вспомнил свою встречу с Го в зале Яэсугути год назад. Тогда-то все и началось. Потом Го погиб в верховьях этой самой Тэнрю-гава. С