отом он мой учитель! Как ты смел не сказать мне... - Ну, знаешь, если бы я тебе сказал, ты бы его отговорил, - Наката мельком взглянул на Онодэру. Юкинага все еще держал его за лацкан пиджака. - ...Откровенно говоря, для этой роли никто так не подходил, как профессор Тадокоро. Эффект превзошел все ожидания. Не скрываю, я обрадовался, когда профессор сказал мне о своем намерении. Но, повторяю, не я его об этом просил. Он сам узнал о контрмерах, сам принял на себя эту роль... - Ты думаешь, я не понимаю, что ты специально так подстроил... - Неужели ты считаешь его человеком, который может поддаться на такие уловки? Или меня считаешь способным на такое вероломство в отношении профессора?! - на этот раз уже кричал Наката. - Или ты думаешь, что, кроме него, кто-нибудь в состоянии сыграть эту роль? Ну вот ты, например. Пальцы Юкинаги, сжимавшие лацкан пиджака Накаты, разжались. Он побледнел еще больше, затрясся всем телом и закрыл лицо ладонями. И только сейчас Онодэра смог встать между ними. - Тадокоро-сан... - Наката на секунду запнулся. - По собственному почину начал применять тактику "с открытым забралом". - Роль болтуна, разглашающего тайну и поставляющего информацию еженедельникам? - И выступление на телевидении... - Наката смущенно отвернулся от Онодэры. - Я никак не ожидал, что он настолько войдет в роль... Скоро нельзя уже будет скрыть, чем мы тут занимаемся... Ну, мы и решили прибегнуть к довольно банальному способу. Запустить пробный шар, намеками разгласить тайну и изучить реакцию на нее. Моя идея заключалась в том, чтобы подать информацию в скандальном виде. Выбрать для этого какой-нибудь крупный еженедельник... Но я не успел еще составить конкретный план действий, как... - Тадокоро-сан по собственному почину взял на себя скандальную роль, хотите вы сказать?! - Да, и только он... - Наката запнулся, даже закашлялся. - Эффект намного превзошел все наши ожидания... это, конечно, было под силу только ему... Правда, я совсем не думал, что он зайдет так далеко... Горький комок застрял в горле Онодэры. Вот оно что! Когда никак уже нельзя сохранить тайну, ученый-одиночка, слывущий чудаком, даже сумасшедшим, и пользующийся в научных кругах сомнительной репутацией, публикует в массовом еженедельнике сенсационную статью. Именно в массовом еженедельнике. Таким образом, с одной стороны, информация воспринимается с ограниченным доверием, как обычная для еженедельников погоня за сенсацией. Здесь все учтено: и смягчение удара уклончивым отрицанием официальных органов, и насмешливое отношение академических авторитетов к ученому "со странностями". Хотя информация и из ряда вон выходящая, но воспринимается без особой тревоги, как мнение чудака. А выходка профессора в телецентре - блистательная концовка этой статьи. С другой стороны, люди все-таки прикоснулись к неизвестному им до сих пор факту, теперь у них начнется адаптация к мысли "а может быть...". Потихоньку будет вырабатываться иммунитет, как от вакцины, содержащей вредные, но ослабленные бактерии... - Сенсей сам, по собственному почину, говоришь... - сказал Онодэра. - Мне кажется, я начинаю понимать. - Это человек, конечно, со странностями... но большой человек, - сказал Наката, опускаясь на стул. - У него нет семьи, это тоже существенно... У него нет никакого тяготения ни к высокому общественному положению, ни к славе... - Дело не только в этом! - категорически заявил Онодэра. - Он действительно никогда не помышлял о престиже, для него это совсем неважно... Мне кажется, основную роль тут сыграло то, что ему было очень горько. - Горько? - обернулся стоявший у окна Юкинага. - Отчего? - Оттого что именно он сделал это открытие. Юкинага и Наката потрясенно смотрели на Онодэру. В наступившей тишине было слышно, как дребезжат оконные стекла. Теперь на небольшие землетрясения уже никто не обращал внимания. Сейчас, подумал Онодэра, Тадокоро-сан в полицейском участке... Этот большой человек... Конечно, его сразу освободят, тем более он был пьян. Ну, а потом что он будет делать? - Положим, профессор временно отвлек внимание общественности от нашего плана, от существования нашего штаба... Но неужели он к нам не вернется? Или он считает, что свое дело уже сделал? - Он сам закрыл себе дорогу назад. Я никак не думал, что он способен на драку в телецентре, - грустно произнес Наката. - Но хочется, чтобы какая-то связь между нами сохранилась. И, я думаю, она сохранится. Надеюсь, старик Ватари все уладит... - А старик в Хаконэ? - нахмурился Онодэра. - Туда сообщили? Ну что, вулканический пояс Фудзи с юга... - Ах да! Извини, чуть не забыл... - Наката испуганно посмотрел на Онодэру. - Мне час назад принесли... Ты еще не видел? Выдвинув ящик стола, Наката вытащил сложенную вчетверо газету и передал Онодэре. В разделе объявлений одно было очерчено красными чернилами: "Тосио Онодэре Скончалась мать. Немедленно возвращайся домой. Старший брат" Это было так внезапно, что Онодэра даже не удивился тому, что в такую минуту не испытывает острой боли. - Много лет было твоей матушке? - не глядя на Онодэру, спросил Наката. - Ты, наверное, давно ее не видел? - Шестьдесят восемь, нет, шестьдесят девять, - тихо проговорил Онодэра. - После смерти отца она очень сдала... Наверное, сердце. - Съезди, - сказал Юкинага. - Твоя родина ведь на Кансае. Аэропорт Ханэда открыли... - Билет на самолет достать невозможно, - Наката протянул руку к телефонной трубке. - Из Ацуги в Итами ежедневно отправляется транспортный самолет сил самообороны. На нем и лети. - На вулкане Фудзи объявлено чрезвычайное положение, - сказал побледневший Куниэда. - На отдельных участках начались выбросы пара. С метеостанции на горе все эвакуировались, осталось только несколько человек на чрезвычайный случай. - Отсюда, наверное, не увидеть извержения? - старик засмеялся. - А вот извержение Комагатакэ или другой вершины Хаконэ было бы видно. - Три автомобиля стоят наготове. Очень прошу вас - вернитесь в Токио. Премьер строго-настрого приказал привезти вас. Представить себе трудно, что будет, если с вами что-либо случится... - Не бойся, я пока не собираюсь умирать, - усмехнулся старик. - В течение двух-трех дней ничего не произойдет. Я это чувствую. Да и материалы сегодня к вечеру должны быть готовы. - Да разве кто-нибудь работает?! - раздраженно воскликнул Куниэда. - Они только и знают целыми днями прогуливаться да прохлаждаться... - Ну да, ходят, бродят, обдумывают... - старик окинул взглядом Куниэду. - Это-то меня и беспокоит. Последние трое суток совсем не спали. Так и организм не выдержит... "Они" - так в этом доме называли группу ученых из Киото. Кроме Фукухары в нее входили бледный, плосколицый, неопределенного возраста человек, одетый в обычное кимоно, но сильно смахивающий на буддийского монаха, и совершенно седой, пожилой мужчина. Из штаба им придали трех помощников для сбора материалов и технической работы. Иногда премьер, несмотря на крайнюю занятость, приезжал и просиживал с учеными до утра. В таких случаях Куниэде приходилось их обслуживать. Когда он входил с чаем или легкой закуской, создавалось впечатление, что у старика Ватари просто собрались гости - сидят, неторопливо беседуют о садовых деревьях, о керамических чашках для чайной церемонии. А один раз премьер и старик весело смеялись: кто-то смешно рассказывал о своей заграничной поездке. Чем же эти люди занимаются? - не раз задумывался Куниэда. Отнюдь не казалось, что они заняты размышлениями над судьбами Японии, над будущим страны и народа... В конце застекленной галереи появилась изящная девушка в кимоно. Она подошла к креслу-каталке, откуда старик любовался садом, и, опустившись на колени, что-то ему шепнула. Старик согласно кивнул. Девушка зашла за кресло и покатила его по галерее. - Пойдешь со мной, - сказал старик Куниэде. За поворотом открылся павильон-флигель. Пройдя через крытую галерею, они вошли в него и очутились в передней, из которой двери вели в две большие комнаты. Несмотря на суровые холода, стоявшие в конце февраля, седзи и застекленные ставни были раздвинуты. Вдали виднелось озеро Асиноко. На большом лакированном столе, который стоял посреди комнаты, лежал ворох исписанных бумаг. Тут же был расписной лакированный ящичек с кисточками для письма тушью. Тяжелая темно-зеленая тушечница напоминала застывший водоворот. Куниэда вспомнил, что однажды видел такую тушечницу на выставке. На дне этого темно-зеленого водоворота, на корочке засохшей туши поблескивала золотистая звездочка. Палочка для туши - в стиле эпохи Чинского двора, но, кажется, японской работы - была украшена листьями бамбука, выведенными золотой пыльцой. На краю ящичка лежала толстая кисточка, влажная, словно ее только что окунули в тушь. В комнате было много книг, географических карт, ежегодников. Здесь можно было увидеть и европейские издания, и древние рукописи в свитках. В комнате находились трое: в углу сидел изможденный усталый мужчина средних лет, по-видимому помощник, за столом - миниатюрный человек в стального цвета кимоно смотрел, скрестив на груди руки, за раздвинутые седзи, а рядом с ним - в стеганом ватном кимоно тот, что походил на монаха. Глаза его были полуприкрыты, ладони соединены на животе. На столе перед ними лежали три огромных конверта с несколькими иероглифами на лицевой стороне. - В общем, почти закончили... - сказал тот, что смотрел на открывающийся за седзи пейзаж. Он опустил руки и кивнул в знак приветствия. - О, готово? - старик кивнул в ответ и с помощью девушки пересел с кресла на пол. - Значит, августейшая семья отправляется в Швейцарию... - Да, - ответил миниатюрный мужчина. - А младшие члены императорской семьи - в другие страны. Один в Америку, другой в Китай, а третий, если удастся, - в Африку... Миниатюрный человек повернулся в сторону Куниэды. И Куниэду потрясло его лицо: за неделю профессор Фукухара изменился до неузнаваемости. Его еще недавно по-детски пухлые и округлые щеки впали, провалились глубоко глаза, и без того свинцовый цвет лица усугубляла отросшая щетина. Он походил на доживающего последние дни ракового больного. И только глаза его ярко пылали - два последних уголька на пепелище духовной энергии. - Погибнет более половины... - тихим, бесстрастным голосом проговорил профессор. - Да и оставшимся в живых... придется горько... - Вы разделили всех на три группы... - старик смотрел на конверты. - Вот как... - Нет, это не три группы, а три возможных варианта, - откашлявшись, заговорил профессор Фукухара. - Один на тот случай, если японскому народу удастся в будущем иметь свою страну, второй - если японцы расселятся в других странах и там ассимилируются... и последний - на тот случай, если ни одна страна в мире нас не примет... - В третий конверт вложен еще один конверт. Там - четвертый вариант, где высказывается крайний взгляд на вещи, - тихо произнес монах. - Откровенно говоря, мы все трое хотели было на нем остановиться. Но тогда наша работа совершенно не отвечала бы поставленной задаче. Так что написали в качестве особого мнения, отдельно. - Суть его в том, чтобы ничего не предпринимать, - пояснил профессор. - Все остается так, как есть, и никаких мер, ничего... Да вы что!.. - едва не вырвалось у Куниэды. - Что же это, все японцы до последнего - сто десять миллионов человек - должны умереть, погибнуть? Да чем только эти ученые занимаются?!.. На кой черт они нужны... - Вот оно как, - старик Ватари не отрывал взгляда от третьего конверта. - Такое мнение, значит, тоже появилось... Да... - Может быть, именно в этом исключительность японского народа. У японцев может появиться такое мнение... - монах приподнял веки. Казалось, он убеждает самого себя. - А вы все трое, прежде чем сделать такое заключение, подумали о своем возрасте? - старик острым взглядом скользнул по лицам собеседников. - Как вам сказать... - пробормотал Фукухара, вновь оборачиваясь к раздвинутым седзи. - Ханаэда, поди сюда, - сказал старик девушке, сидевшей у порога. - Прошу вас, полюбуйтесь этим полным свежести и надежд созданием. Она еще не познала любви. О таких вот девушках вы подумали?.. Или, скажем, о детях? - Как вам сказать... - повторил Фукухара. Куниэда даже не заметил, что его руки, лежавшие на коленях, стали мокрыми и сжались в кулаки. Его бил озноб. Эти ученые, они что - звери... - Как бы то ни было, это крайняя точка зрения... - монах опять прикрыл веки. - Для нас это своего рода исходная позиция, отталкиваясь от которой можно продумывать различные варианты... - Да, исходная позиция... Она гласит: ничего не искать, ничего не требовать от мира, от других стран... Япония может надеяться только на Японию... - голос профессора стал совсем безжизненным. - Мир еще не устроен, чтобы Япония могла у него что-либо требовать. Человеческое общество на нашей планете еще не обеспечивает гражданину любой страны право жить в любом государстве. И надо полагать, что такое положение вещей сохранится довольно долго. Это исходный момент. Японскому народу, потерявшему свою территорию, придется просить другие народы, чтобы его - из милости! - пустили в какой-нибудь закоулок. Однако, если просьбы будут отвергнуты, японцы не должны настаивать. А если они все же где-то устроятся, то будут жить, рассчитывая только на себя... - Декларация прав человека... - вмешался, не выдержав, Куниэда, - ...гарантирует право на жизнь любому человеку, если он... любое правительство... - Декларация есть декларация... - почти беззвучно пробормотал профессор Фукухара. - А такого права, на котором мог бы настаивать один человек перед всем человечеством, к сожалению, нет, оно еще даже не сформулировано. Ведь и с тех пор, как в каждой стране были закреплены законом права и обязанности граждан и правительства, прошло совсем немного времени... - Если даже мы выживем, потомкам... им придется страдать... - тихо кивая сказал старик. - В любом случае, захотят ли они оставаться японцами или не захотят... Поведение японцев будет регламентироваться не Японией, а внешним миром... Было бы легче, если бы исчезло само понятие "Япония"... Японцы превратились бы просто в людей... Но этого не получится... Ибо культура и язык - историческая "карма"... Если бы и Япония как государство, и народ ее, и культура, и история сгинули бы разом, было бы по-своему хорошо... Но японцы все еще молодой народ, волевой народ, его "карма" жить еще не кончилась... - Э-э, простите... - сказал до сих пор молчавший помощник. - Если позволите, нельзя ли господам ученым отдохнуть? Ведь они совсем не спали все это время... - Куниэда, конверты... - старик кивнул девушке. - Благодарю вас! Отдыхайте, пожалуйста. Девушка с Куниэдой помогли старику пересесть в кресло-каталку, остальные трое не шелохнулись. - Сразу отправитесь в Токио? - спросил Куниэда, толкая кресло. - Хорошо бы взять с собой и господ ученых. Машины есть. А здесь, думаю, оставаться опасно... - Ханаэда, - властно сказал старик, обернувшись к девушке. - Немедленно вызовите врача. Пусть осмотрит ученых. Ватари решил не теряя ни минуты отправиться с бумагами в Токио, оставив для гостей две машины. Когда Куниэда, собравшись в дорогу, подвез кресло-каталку со стариком к машине, с неба посыпал колючий снег. Открыв дверцу "мерседеса-600", сделанного по спецзаказу, и спустив трап, он хотел было погрузить кресло, как вдруг раздался оглушительный грохот. Куниэда обернулся. Со склона Фудзи, недалеко от вершины, поднимался дым. - Это кратер Хоэй, - спокойно произнес старик. - Судя по дыму, ничего страшного, во всяком случае пока... Сзади послышались торопливые шаги. К машине подбежала бледная как полотно Ханаэда. - Дедушка... - она закрыла лицо руками, - Фукухара-сенсей... - Что?! Куниэда испуганно обернулся к дому. Оттуда медленно шел монах. Вытащив из рукава-кармана кимоно четки, он молитвенно сложил ладони. - Кресло, - сказал старик Куниэде, который еще не погрузил его в машину. - Ханаэда, немедленно сообщи семье сэнсэя. Тацуно-сан, прошу вас, позаботьтесь обо всем. Монах, которого назвали Тацуно, все так же держа руки, поклонился. Со стороны Фудзи опять послышался грохот. С легким шуршанием начал падать пепел. 6 На Кансае, куда Онодэра приехал после долгого отсутствия, по сравнению с Токио было относительно спокойно. Перед посадкой в Итами транспортный самолет сил самообороны сделал круг над Осакой. В панораме раскинувшегося внизу города Онодэра почувствовал какие-то изменения. В чем дело, он понял позже, после разговора с братом по пути из крематория Нада. - Знаешь, я, пожалуй, переменю работу... - сказал ему старший брат. - На Кансае почти все проектные работы приостановлены или вовсе прекращены. Я тоже могу оказаться не у дел. - Но почему? - удивился Онодэра. - Как же так, из-за землетрясения в Канто прекращаются работы на Кансае?! - А ты не знаешь? В последнее время здесь происходит сильнейшее опускание почвы, - брат скрестил на груди руки. - Правда, началось это не сегодня, но сейчас темпы возросли. Кое-где почва опускается на два сантиметра в день... - В самом деле? - рассеянно пробормотал Онодэра и подумал, что в последнее время он лучше знает, что творится на дне океана, чем на суше. - Да. И так уже с год. Причем происходит это не местами, а повсюду. Кажется, что опускается вся земля. Очень странное впечатление... Будто Западная Япония начинает медленно тонуть. Создалась опасность для засыпанных участков у моря Хансин и для побережья Осакского залива. Проводятся срочные работы по укреплению береговых дамб. Но за опусканием не угнаться - у берега оно идет со скоростью десять сантиметров в день... За десять дней целый метр! Представляешь себе? Ученые, правда, говорят, что так долго не может продолжаться... Онодэра почувствовал, как ногти впились в ладони. Структура основания западной и восточной частей Японского архипелага различна, следовательно, различным должен быть и характер изменений. Но то, что Западная Япония так же, как и вся... - Давайте в аэропорт, - сказал брат шоферу. - Там у фирмы есть вертолет. Покажу тебе сверху, что происходит. - Послушай, - повернулась к ним сидевшая рядом с шофером жена брата. - Может быть, не сегодня? - Ничего. Церемония получения праха состоится завтра утром. Ты поедешь домой и всем распорядишься... Мы скоро вернемся. Скоростные хайвеи Хансин, Медзин и Осака были еще в порядке, так что до аэропорта они добрались быстро. Брат из машины по радиотелефону попросил подготовить вертолет, поэтому по прибытии они сразу же поднялись в воздух. Сверху хорошо было видно наступление моря на побережье Осакского залива. Часть побережья и осушенные земли Хансина уже были залиты водой, исключение составляли лишь участки, защищенные волнорезами и срочно сооруженными дамбами. Район Сакай, самый близкий к морю, тоже был частично затоплен. Скрылся под водой и вновь стал болотом участок, осушенный было и подготовленный для расширения нового аэропорта Кансай. От него далеко в открытое море тянулся мутный поток. Море стремилось взять обратно, слизнуть своим огромным языком земли, некогда отвоеванные у него человеком. В устьях рек повысился уровень прилива. В воде, постепенно разрушаясь, стояли брошенные заводы, склады, жилые дома. Тайсе, Нисиедо-гава и Амагасаки - районы Осаки, находившиеся ниже уровня моря, теперь были необитаемы. Особенно страшное зрелище представляла собой Нисиедо-гава - из воды торчали черные утесы зданий. - Убедился теперь? - спросил брат. - Если здесь и можно что-нибудь сделать, то для этого потребуются гигантские средства. Но разве сейчас станут этим заниматься, когда все брошено на восстановление Канто. Наша фирма на грани банкротства... - Ты говорил, что хочешь переменить работу. Что же ты собираешься делать? - Онодэра угрюмо рассматривал землю. - Матушки теперь нет. Вот я и думаю собраться с духом и отправиться в Канаду. Есть работа по благоустройству в нефтеносных районах Манитобы. Хочу поехать всей семьей. Жена, правда, колеблется... - Это прекрасная мысль! - не удержавшись, воскликнул Онодэра и положил свою руку на руку брата. - И когда ты собираешься? - Из Канады-то торопят... Ну, пока соберешься, пока со здешними делами разделаешься, думаю, пройдет месяц, а то и два. На будущей неделе, возможно, съезжу туда один, присмотрюсь. - Чем скорее, тем лучше, - Онодэра невольно крепко сжал руку брата. - Брось все дела, не раздумывай. Махни сразу в Канаду, ничего лучшего не придумаешь... Пусть жена ворчит, бери всю семью и переезжай... - Тебе легко говорить! В сорок лет менять работу... - улыбнулся было брат, но тут же недоуменно посмотрел на Онодэру. - А ты-то что так горячо меня гонишь? - Да ведь Япония... - начал Онодэра и запнулся. Он чуть было не проговорился. Уж очень обрадовался, что его родные - надо же! - собираются бежать от беды, о беде не ведая. Но сказать об этом брату он не имел права... Онодэра снова посмотрел вниз... Беги, беги, брат!.. стучало в его груди. Ему очень хотелось крикнуть это во весь голос. Беги в чем есть... Япония тонет... И не просто тонет... До того как она исчезнет под водой, произойдут страшные катаклизмы... Спасутся только те, кому особенно повезет... Онодэра даже удивился, обнаружив вдруг в себе такой прилив родственных чувств... Поступив в институт, Онодэра сразу отделился и отдалился от родных, а когда начал работать, это расстояние и в прямом, и в переносном смысле слова увеличилось еще больше. В Токио родственников у него не было. Друзья менялись, уходили, приходили. В молодости человека ошеломляет широта открывшихся перед ним горизонтов, и в тридцать лет он порой все еще ищет перемен. А Онодэру, кроме того, захватил и понес гигантский водоворот. Судьба его сложилась так, что в ней не было места личной жизни. С родственниками он виделся за это время всего один раз - когда умер отец. Ровно через семьдесят пять дней старший брат выслал ему его долю наследства - сто тысяч иен. Эти деньги Онодэра сейчас же отослал обратно, матери, написав, что он работает и ему ничего не нужно. Он действительно работал. Изо дня в день погружался в пучину моря, поднимался в небо, вступал в единоборство с двигателями и заполнял графы бесконечных диаграмм по программе исследований. Он имел дело с гигантским куском скалы площадью в триста семьдесят тысяч квадратных километров, с беспредельным океаном, с чудовищно огромной огненной змеей под его дном. Во время работы он забывал не только о родственниках, но и о себе... Однако сейчас, поговорив с братом, Онодэра ощутил, что в нем продолжают жить сильные родственные чувства. Онодэра никогда не вспоминал о детских ссорах и драках, а вот как брат ему помогал, как защищал его - это он помнил. Брат был старше на десять лет. Сестра, средний ребенок в семье, умерла очень рано... Память, она хранит многое... Первое воспоминание - брат вытаскивает его из канавы... А потом поздний вечер после храмового праздника, брат несет его домой на спине, а он засыпает... Брат идет босиком - у него на гэта порвались тесемки... Позже брат ловил для него жуков, учил удить рыбу, плавать, делать модели самолетов... Когда брат был уже студентом, Онодэра помнил, с каким благоговением он взирал на его книги на японском и иностранных языках... Теперь эти воспоминания разом нахлынули на Онодэру. Мучительно трудно было молчать. Как это ужасно - не иметь права сказать ни единого слова родному брату, брату, тепло которого он помнит всем своим существом. А может быть, произнести роковое слово?.. Сказать: "Беги, брат, с Японией конец"... Брат будет потрясен и начнет торопливо собираться в путь. Жена потребует объяснений. В запале брат обязательно проговорится. А перед отъездом он скажет самому близкому другу или самому надежному из тех, кто будет на прощальном вечере... А потом он наверняка захочет захватить кого-то из подчиненных, с кем проработал не один год. "Тайна" станет передаваться из уст в уста... Может, это не так и плохо?! Ведь тогда люди сами будут уезжать, хоть кто-то спасется... Почему этого нельзя делать? Но ведь это не его тайна. Ее разглашение может расстроить осуществление большого плана... Это служило каким-то оправданием... Онодэре и в голову не приходило, что он следует древнему закону: хранить верность долгу, даже принося в жертву близких. Вертолет снижался в восточной части аэропорта, вдалеке от трассы регулярных рейсов. Онодэра, избегая смотреть брату в лицо, разглядывал землю. Красные, зеленые, серые крыши. Улицу переходит группа младшеклассников в желтых шапочках. Их ведет женщина. Дом... В окнах, выходящих на юг, развешено белоснежное белье, сушатся одеяла. Светит солнце. Какая-то женщина пальцем показывает малышу на их вертолет. Вон домохозяйки в фартуках, с платками на головах, идут за покупками... Заныло сердце. Наверное, он по-настоящему еще не понимает, что такое "груз" семьи, жизни. Семья брата... Какое место занимают жена и двое детей в его жизни... Жена у брата упрямая, с характером, сейчас начинает полнеть и до исступления занимается косметической гимнастикой... Старший сын, ученик первого класса средней школы. Дочь, в четвертом классе начальной школы. Чадолюбивый брат любит ее без ума... Только и говорит о ней: "...девочка заняла первое место на школьном конкурсе по классу рояля, а на префектуральных соревнованиях - второе... Надо купить ей концертный рояль..." А вообще он в семье играет роль матери... И все это давит на плечи брата как счастливый груз. И таких семей, которые находятся на грани гибели, больше двадцати миллионов... Онодэра приподнялся на сидении, чтобы в последний раз, перед посадкой, окинуть взглядом простиравшуюся внизу панораму. Тесные ряды маленьких домиков, кооперативных массивов, дешевых доходных домов, кое-где разорванные зелеными пятнами холмов и лесов, тянулись до самого горизонта, переходя в затянутую коричневой завесой дыма Осаку. И в каждой из этих коробок творилась жизнь человеческая, чуть расцвеченная скромными надеждами и удовольствиями... Узы родства, совершенно неприметные в повседневной жизни, обретают вдруг свинцовую тяжесть при малейшем отклонении от нормы - таком, как супружеская ссора, болезнь ребенка или смерть близких... И нужно спасти, переместить, переселить более двадцати миллионов семей, обремененных тяжестью многотрудной жизни. Заставить их бросить дом, за который наконец-то выплатили половину ссуды, пианино, купленное для дочери ценой огромных жертв... Все бросить и отправиться в чужие края, в неизвестное завтра?.. - Задумался? Давай выходить, - отстегнув ремень, брат хлопнул Онодэру по плечу. - Рановато немножко, но не пообедать ли нам? Как ты насчет рыбки, кузовка, а? - А что, можно кончить пост? - рассеянно спросил Онодэра. - А почему нет? Я вчера весь день и сегодня до двенадцати постился. Похороны фактически уже кончились... - брат легко спрыгнул на землю. - Только жене не говори. В последнее время она вдруг стала проявлять строгость в таких вопросах. Возраст, наверное, сказывается. Пообедали в районе Хокусинти, в японском ресторане, где хорошо готовили рыбу и который славился своим сакэ. Онодэра выпил много, - давно он уже так не пил, но почему-то почти не опьянел. Они вышли на улицу и окунулись в море света, хотя его здесь было чуть меньше обычного - экономили энергию. Ведь приходилось снабжать пострадавший от землетрясения район Токио, да и в самой Осаке станции снизили выработку электроэнергии из-за опускания почвы. Тем но менее у баров, как всегда, весело звучали звонкие голоса женщин, которые провожали и встречали клиентов. Брат предложил походить по барам, а потом заночевать у него, но Онодэра отказался - необходимо было рано утром вылететь в Токио. Номер у Онодэры был заказан в отеле при аэропорте, да и билет на самолет забронирован. - Обойдись уж без меня на завтрашней церемонии... - сказал он брату. - Мне, правда, тяжело уезжать... Опять же родственники ворчать будут... - Не беспокойся, положись на меня, - успокоил брат, оплачивая счет. - А сюда будешь наведываться? Или опять надолго исчезнешь? - А-а... - издал неопределенный возглас Онодэра, думая о бесконечной и странной работе, которая вновь начнется с завтрашнего дня. - Не знаю еще... Я тебе сообщу, что и как... Выходя из маленького кабинета, брат вытащил из внутреннего кармана пиджака узкий длинный конверт. - В таком случае возьми вот это, - сказал он. - Память о матери. Онодэра взял конверт. В горле что-то застряло, готовое вырваться, но сказал он совсем не то, о чем думал. - Брат, отправляйся в Канаду, так будет лучше! Так будет лучше... - повторил он горячо и взволнованно. - Обязательно надо ехать! - Чудной ты! - рассмеялся брат и двинулся вперед. - А ты сам-то как, какие у тебя планы? Не пора ли тебе обзавестись семьей? Холостяк после тридцати, это как-то уже нечистоплотно... Они расстались у ресторана - брат пошел в одну сторону, он в другую... На каком-то здании бежали буквы светящихся новостей: "Извержение кратера Хоэй вулкана Фудзи". Город тонул в леденящем февральском холоде, с неба начинал сыпать колючий редкий снежок, но на центральной улице царило обычное вечернее оживление. Все тот же поток машин. Все те же банкеты в ресторанах. Служащие фирм - дельцы и деляги - на отдыхе. Продефилировала подвыпившая компания, распевая военную песенку. Молоденькие хостэс с обнаженными плечами, дрожа от холода, отвечали визгливым смехом на фривольные шутки клиентов. Размеренной походкой прошагал господин в роскошном тяжелом пальто. Перебежала улицу официантка, старательно и зябко придерживая подол кимоно. Девочка-цветочница, закутанная в платок, предлагала прохожим букеты. Прошел бродячий певец с аккордеоном и гитарой. С передвижных лотков продавали - в расчете на хостэс - горячие шашлыки из каракатицы. Дверь общественной столовой - единственной на всю улицу - широко открыта, видно, как валит пар от только что вынутой из котла лапши. Шагая в этом столпотворении под ледяным боковым ветром, Онодэра почему-то вспомнил, что скоро праздник Взятия воды Февральской башни храма в Пара. Эта мысль заставила его содрогнуться. Жизнь идет, как обычно. Все живое ждет прихода весны... В этой круговерти каждый человек думает о своем завтра. После суровой зимы наступает весна, расцветает сакура, подрастают дети, наступает новый учебный год, рядовой служащий становится столоначальником, хостэс находит покровителя и открывает свое дело или выходит замуж. В неотвратимом ходе времени люди вынашивают свои скромные надежды, ждут смены времен года, размышляют о жизни, расцвеченной небольшими радостями, замутненной горестями. Онодэре опять сделалось нехорошо, как тогда в кабине вертолета. Теперь от всей этой жизни он отделен прозрачной стеной. Это не просто стена, это экран смерти. Если смотреть на жизнь с его стороны, любая самая веселая сцена обретает черты смерти. По залитой светом улице шагают бесчисленные пары туфель, каждая пара несет жизнь... И опять горячий комок подкатил к горлу Онодэры. "Бегите! Все бегите! Спасайтесь!" - захотелось крикнуть ому. Скоро наступит весна. А вот наступит ли лето? Или осень?.. Будет ли будущий год?.. Эта земля, по которой вы сейчас шагаете, наверно, его не увидит. Вы уверены, что для того, чтобы попасть в завтра, нужно просто идти вперед... Но завтра, наше завтра, будет не таким, каким вы его себе представляете. Гигантская катастрофа опрокинет это завтра. А что последует за ним? Пока никто этого не знает. Бегите, спасайтесь немедленно! Бросайте все, бегите, в чем есть, спасайте свою жизнь!.. Онодэра внезапно почувствовал опьянение. Его охватил страх, что он на самом деле сейчас встанет посреди толпы и начнет кричать. Начнет спьяна кидать всем подряд безумные слова, хватать всех за грудки и орать: "Бегите! Спасайтесь!" Мучимый страхом и пьяным желанием заорать, Онодэра схватился за голову. Пробираясь сквозь толпу неверным шагом, он налетел на кого-то, выбил из рук сумку, из которой посыпалась всякая мелочь. - Извините... - Онодэра поспешно наклонился, чтобы собрать содержимое сумки. - Простите, пожалуйста. Потянувшись за палочкой губной помады, он потерял равновесие, чуть было не врезался лицом в асфальт. Каким-то чудом ему удалось удержаться, но, чтобы не растянуться, он присел на корточки. - Онодэра-сан! - услышал он над головой. Что?! Он увидел прямо перед собой на асфальте черные дамские лакированные туфли, а над ними черные бархатные брюки. Он переводил взгляд все выше и выше, как вдруг на его плечо мягко легла рука. - Сколько я вас искала, Онодэра-сан! Мне с вами нужно, просто необходимо поговорить... Чувствуя тяжелое, раздвигающее черепную коробку опьянение, Онодэра с трудом поднял голову. Перехваченные обручем волосы, смуглое серьезное лицо. Улыбка. Это была Рэйко Абэ. 7 Штаб Д-плана занимал одиннадцать комнат, расположенных на трех этажах в здании Управления обороны. В самой большой из них недавно установили дисплей ДЗ. Он был гораздо больше, чем на "Есино". На экранном устройстве наглядно отражались все энергетические изменения, происходившие в основании Японского архипелага. Дисплей был сконструирован лет пять назад фирмой, выпускавшей приборы электронной оптики. Однако крайняя сложность подключения к компьютеру и чрезвычайно высокая стоимость ограничивали, если не исключали, его применение. Как только приступили к осуществлению Д-плана, Наката счел необходимым заказать дисплей ДЗ. Первый опытный образец был установлен на "Есино". А второй, уже более совершенный, сейчас установили в штабе. От многочисленных приборов, размещенных на морском дне вокруг Японского архипелага, по двум каналам - на ультрадлинных и ультракоротких волнах - поступали данные о подземных толчках, изменениях в тепловом потоке, рельефе дна материкового склона, распределении гравитационного поля и его элементов. Эти данные принимались двадцатью скоростными судами и десятью самолетами и через наземную станцию вводились в компьютер штаба. Сюда поступали также данные о крупномасштабных изменениях в распределении гравитационного поля в пространство, регистрируемые тринадцатью самолетами и двумя вертолетами; два специализированных самолета передавали информацию о колебаниях гравитационной постоянной. Кроме того, штаб получал данные от наземных регистрирующих приборов, размещенных по всей Японии в соответствии с проектом прогнозирования землетрясений. Анализировать всю эту информацию, на ее основании составлять трехмерную модель, а затем преобразовывать в сигналы для дисплея - было не под силу одному компьютеру Управления обороны. Пришлось привлечь НИИ Корпорации телеграфной и телефонной связи. Разработанный им компьютер большой емкости с голографической памятью соединили коаксиальным кабелем, позволяющим использовать особую систему уплотнения с верхним диапазоном частот до 60 мегагерц, с компьютером Управления обороны. Так что можно было пользоваться обоими компьютерами одновременно. Все работы проводились в невиданно короткие сроки. В ведение штаба полностью перешла пятая лаборатория НИИ в Йокосука. За ним теперь числились, кроме "Такацуки", еще два сторожевых судна - "Ямагуто" и "Харукадзе", а также самый крупный новейший корабль сил морской самообороны "Харуна", водоизмещением в четыре тысячи семьсот тонн. В течение месяца в распоряжение штаба должны были поступить ледокол "Фудзи" и подводная лодка "Кайрю", полгода назад спущенные на воду в Кобэ и сейчас проходившие испытания. Таким образом, штаб теперь располагал третью всех судов сил морской самообороны. Дисплеи начал работать, хотя в действие было введено менее половины цепей. Вместе с увеличением числа контрольных приборов росло и количество данных. Объем поступающей информации возрастал в геометрической прогрессии, все больше проясняя происходящее под Японским архипелагом явление. Наката, прихватив спальный мешок, теперь поселился в штабе. Последнее время с ним творилось что-то неладное - временами его мучал странный озноб, появлялось ощущение отрешенности. - Значительно увеличилось давление со стороны Японского моря... - проговорил Наката, разглядывая в экранном блоке светящееся трехмерное изображение Японских островов в окружении мерцающих разноцветных точек и линий. - Этого я вовсе не предполагал... - За последнюю неделю на скале Ямато втрое возрос тепловой поток, - отозвался молодой сотрудник из Управления метеорологии. - Может произойти извержение. - На полуострове Ното в ближайшее время возможно землетрясение, - заметил приват-доцент Масита из НИИ сейсмологии. - Меня больше волнует накопление энергии вдоль структурной линии Итойгава - Сидзуока, - вступил в разговор сотрудник Государственного института геодезии и картографии. - Расчеты показывают, что величина накопившейся энергии давно превысила предел эластичности коры. Меж тем энергия почти не высвобождается, а, напротив, накапливается, превышая теоретический уровень. Пока происходят лишь незначительные явления - слабые землетрясения вдоль большого грабена в Мацумото и некоторое поднятие почвы между Омати и Такада. - Наката-сан, как вы считаете... - произнес Масита. - Не происходит ли под Японским архипелагом совершенно неведомое до сих пор явление. Создается впечатление, что нижний поток вещества мантии прошел под Японским архипелагом и вырвался в Японское море... - Нельзя сказать, что такое уж неведомое... - Наката взял мел и начертил на доске схему. - Подобные процессы мы постоянно наблюдаем. - Фронт замкнутого циклона! - воскликнул служащий Управления метеорологии. - Но разве под землей, на глубине семисот километров... - Возможно, на гораздо меньшей глубине образовалась горизонтальная дыра, - сказал Наката. - Давайте вечером серьезно займемся моделированием. В числе пяти сотрудников, разместившихся в комнате с дисплеем, был и Юкинага. Все сложные расчеты производились ночью, когда компьютер Управления обороны бывал свободен, так что частенько по спали до утра. Рядом оборудовали комнату для отдыха. Юкинага пару дней назад, как и Наката, перебрался на жительство в штаб. На этот раз к моделированию приступили только и два часа ночи. Каждый взял на себя управление двумя устройствами ввода данных. Юкинага управлял еще и видеокамерой, производившей съемку каждой координаты на дисплее. Наката наблюдал за трехмерным экраном. Не прошло и двух минут, как он изумленно воскликнул: - Стоп! Давай все сюда! Все собрались вокруг Накаты. Юкинага посмотрел на похожий на огромный прямоугольный водоем экран, и у него перехватило дыхание. Очерченный фосфоресцирующей линией Японский архипелаг был расколот по самой середине и накренился. Светящаяся оранжево-красная завеса, окружавшая острова, то блекла, то становилась ярче, показывая, как распределяется энергия. - Что, утонула? - дрожащим голосом спросил Юкинага. - Утонула и безвозвратно! - жестко сказал Наката. - Да еще прежде, чем затонуть, раскололась... - Не слишком ли быстро? - Масита посмотрел на стенные часы. - А это не ошибка в масштабе времени? - Нет, откуда же, - сотрудник Управления метеорологии оглянулся на свой ввод. - Масштаб обычный, как всегда: три и шесть десятых на десять в четвертой степени... Тридцатишеститысячекратный... Секунда соответствует ста часам. - Подсчитайте время, в течение которого это произойдет. - Сто двенадцать и тридцать две сотых секунды, - ответил сотрудник. - В пересчете на реальное