ость ясный, на западном горизонте висело одинокое облако, над ним высился белоснежный силуэт Фудзи. Поблизости от вершины рывками поднимались округлые сероватые клубы дыма. С высоты птичьего полета улицы Токио казались лучами, протянувшимися до самого горизонта. Солнце ранней весны уже начало свою работу. Все живое, хотя еще и не оправившееся от жестких когтей землетрясения, жадно ожидало пробуждения. - И этот город... - прошептал кто-то. - Этот город... через десять месяцев не будет больше существовать на земле... Нет, не могу поверить... - Взрыв Фудзи, надо думать, произойдет раньше, чем мы предполагали, - сказал Юкинага, не сводя воспаленных от недосыпания глаз с прибора. - Между котловиной Кофу и районом Сидзуока резко увеличилось число локальных землетрясений. На юге структурной полосы Сидзуока - Итой-гава начинает накапливаться довольно большая масса энергии. Аномальное повышение теплового потока... Происходит горизонтальное смещение западного крыла разлома к юго-юго-востоку... В комнате ни на секунду не умолкал стук телепринтера. - Предполагаемое время? - спросил Наката. - В течение двухсот сорока часов плюс минус десять часов... В настоящий момент тенденция к плюсу. Весьма вероятен взрыв где-то на линии между кратером Хоэй и горой Аситака. Но все это может принять характер катаклизма. - Если на линии Хоэй - Аситака, целиком разрушится город Нумадзу... - Наката стал нажимать кнопки телефона. - На пике Асигатакэ, что к северу от Кофу, начались выбросы пара, повысился тепловой поток, а на гряде Асама не прекращаются достаточно сильные извержения вулканов. Если вулканический пояс Фудзи начнет беситься всерьез, прервется сухопутное сообщение между восточной и западной Японией. В комнату вошел серый от усталости Онодэра. - О-о! - приветствовал его Юкинага. - Ты быстро! Я думал, ты дня два-три там пробудешь... Онодэра, не отвечая, тяжело опустился на стул. - _Десять месяцев_?! - сдавив ладонями глаза, спросил он. - Так ты уже знаешь? - обернулся к нему Юкинага. - Официальное сообщение будет через две недели. - Юкинага-сан, чем же мне теперь заниматься? - не отнимая рук от лица, упавшим голосом произнес Онодэра. - По плану на морское дно еще нужно опустить ряд автоприборов, но какой теперь в этом смысл? Ну, я инженер, специалист по глубоководным батискафам... Однако это все в прошлом... На что я теперь могу пригодиться здесь, в штабе? Выключив прибор, Юкинага стал прикуривать сигарету. Руки у пего дрожали. Онодэра протянул ему горящую зажигалку. - Объявят чрезвычайное положение, создадут надпартийную парламентскую комиссию по выполнению плана эвакуации... - Юкинага поперхнулся дымом. - Комиссию возглавит премьер, в нее войдут председатели, секретари и члены исполкомов всех партий. Все министры. Фактически это будет надпартийное коалиционное правительство национального единства. - А с нашим штабом что будет? - Думаю, он войдет в комиссию как низшее звено. Начальник канцелярии кабинета министров дал указание, чтобы Накату-сан и меня перевели в научную бригаду штаба по осуществлению плана эвакуации... Хорошо бы, чтобы и ты перешел туда вместе с нами... - Я не государственный служащий... - усмехнулся Онодэра. - Даже не внештатный сотрудник, ведь никакого приказа не было. С вами я сотрудничал только на товарищеских началах... А вообще говоря, кто я такой? Перекати-поле, по-воровски удравший из гражданской фирмы... Здесь, в штабе, у меня нет никаких прав - подумаешь, временно нанятый водитель батискафа... У Юкинаги рука с сигаретой застыла в воздухе. Он был потрясен. В затуманенном усталостью мозгу остро вспыхнула колющая мысль - а ведь Онодэра прав. Этот молодой человек с самого начала оказался странным образом втянутым в их работу. Тогда еще неясно было, во что выльются и чем закончатся их исследования. Но за последующее время никто так и не удосужился официально оформить Онодэру. Отчасти это объяснялось тем, что поначалу все члены штаба, кроме профессора Тадокоро, Онодэры и временно взятого на работу Ясукавы, являлись государственными служащими. Дипломированный морской инженер-подводник Онодэра, конечно, был бы зачислен в штат при первом же требовании, но ни ему, ни кому другому это, очевидно, и в голову не приходило. Юкинага даже ни разу не задумался, полагалось ли жалованье "временно работающим" в штабе. Получается, впервые подумал Юкинага, что Онодэра все это время работал у них в качестве добровольца... Юкинага был поражен. В фирме, где Онодэра прежде работал, его считали талантливым молодым инженером, у него уже были заслуги, перспективы, обеспеченное будущее. Из соображений секретности его заставили "испариться" - уйти из фирмы без соблюдения необходимых формальностей. Он был втянут в мучительную работу в тени, в безвестности, и никто не удосужился подумать о его официальном положении. Но самого Онодэру это совершенно не волновало. Может быть, сказалось легкомыслие холостяка? Или это качество человека нового поколения, отличного от "поколения нищеты", к которому принадлежал сам Юкинага? Молодые не хлебнули настоящих трудностей, не знали нищеты в самом прямом смысле этого слова, им чужда постоянная тревога и страх за свое будущее, иссушающие душу и превращающие человека в ничтожество. У этого парня начисто отсутствовало стремление обеспечить себя материально, добиться устойчивого положения в обществе. Кто знает, может быть, это новый тип духовно богатых молодых людей, порожденных эпохой достатка, каких Юкинаге не приходилось встречать в своем ближайшем окружении. Такой, как Онодэра, работает отнюдь не спустя рукава, но спустя рукава относится к своим успехам, к положению... - Есть еще у вас работа, в которой без меня нельзя обойтись? - прервал Онодэра мысли Юкинаги. - Теперь в общих чертах все прояснилось. Правительство всерьез взялось за дело. Кончился этап, когда добровольцы тайком, спрятавшись от мира, выполняли сложную и ответственную работу... Что касается меня, то, думаю, я достаточно, отблагодарил Японию за то, что она меня воспитала. Услышав слово "отблагодарил", Юкинага улыбнулся: это так характерно для молодого послевоенного поколения. Они не чувствуют гнета роковых уз, связывающих их со "страной", "нацией", "государством", однако отлично сознают свой долг перед родиной, и нельзя сказать, что в свою очередь не испытывают к пей благодарности, признательности... Впрочем, это не выливается у них в форму безграничной ответственности перед нацией и страной. И вообще такое понятие, как "коллективная судьба", им чуждо. У них все гораздо проще: вернул "долг", отблагодарил, и ты в расчете. При этом они не испытывают принижающей благодарности должника к своему взаимодавцу. А если говорить об Онодэре, то он считает, что свой долг вернул вполне добровольно, от всей души, да еще и с некоторой лихвой, "достаточно отблагодарил". Юкинага даже растерялся, увидев вдруг японца нового образца. Как далек он был от японца довоенных времен, опутанного узами "долга", "признательности", "обязанности", "верности вопреки всему", "жертвенности". Юкинага, был удивлен и вместе с тем обрадован. Критикуйте, критикуйте послевоенную Японию, думал он, а она оказалась достаточно демократичной, чтобы в сытости и благополучии породить таких вот молодых людей нового типа! Эти молодые люди, простые, спокойные, с душой, ничем не замутненной, не исковерканной с детских лет исковерканными взрослыми, не испытывающие особой тяги ни к материальным благам, ни к власти, просто смотрящие на жизнь и точно знающие, чего от нее хотят, - они, пожалуй, то лучшее, что создала послевоенная Япония. Прежде чем чувствовать себя японцами, они чувствуют себя "людьми" и в том, что родились японцами, видят только вполне естественное отличие, свойственное каждому человеку или группе людей. Они не считают, что "способны выжить" только в Японии. Понятия "полнокровной жизни", "успеха", "карьеры" но связываются у них с каким-либо определенным, изолированным обществом, так что, где бы и как бы они ни жили, они не впадают в жалкую депрессию от мысли, что их жизнь не "удалась", только потому, что они оторваны от этого общества. Такие мысли просто не приходят им в голову. Это новый тип образованных и воспитанных людей. И кто из старшего поколения осмелился бы упрекнуть их за шпроту мышления, терпимость и постоянную освежающую душу бодрость?.. - А ты что, хочешь уйти от нас? - спросил Юкинага. - Собираюсь жениться, - чуть покраснев, сказал Онодэра. - Вроде бы немного переслужил государству, так что хочу получить наградные. То есть мы собираемся вдвоем удрать за границу до официального сообщения. Это ничего? Как вы думаете? Юкинага неожиданно расхохотался. - Вам смешно, что я женюсь? - спросил Онодэра. - Нет, что ты... Поздравляю... - поспешил перейти на серьезный тон Юкинага. - А я, знаешь... всего неделю назад официально оформил развод с женой... - А дети? - почти испуганно перебил Онодэра. - Вчера вместе с женой выехали в Лос-Анджелес... К родственнику... Дядя жены там живет, а детей у него нет, вот и... - Ну, тогда все хорошо, - облегченно пробормотал Онодэра. - Да, тебе надо уходить... - Юкинага смял в пепельнице сигарету. - Тоскливо будет без тебя. Хорошо бы всем вместе вечеринку устроить, хотя... - А вы знаете, что стало с профессором Тадокоро? - Нет. Наверное, старик Ватари знает. Онодэра уже собрался было подняться со стула, когда Юкинага спросил: - А сколько лет твоей невесте? - ...Не знаю... - Онодэра растерянно взглянул на Юкинагу. - Я думаю, лет двадцать шесть, двадцать семь... А может, и больше, трудно сказать... Когда Онодэра уже выходил из комнаты, Юкинага хотел было сказать ему, что в случае, если не удастся быстро выехать за границу, они рады будут снова видеть его в своих рядах, но не успел - высокая, плечистая фигура Онодэры уже исчезла в дверях... ..."Иди ко мне", - шепнула ому Рэйко... И ночь в Хаяма - страшно далекое прошлое - всплыла в его памяти. Вместо назойливо гудевшего возле самого уха мини-приемника в номере отеля звучала очень тихая приятная музыка. Ему казалось, что от Рэйко, как и тогда, пахнет нагретым солнцем песком. Сквозь опьянение на него вдруг нахлынуло желание. Он потянулся к ней, порывисто обнял, нашел ее губы. - Женись, пожалуйста, на мне... - задыхаясь в его объятиях, попросила Рэйко. - Я все время только об этом и думала, искала тебя... - Но почему? - шептал он. - Почему? У тебя столько знакомых, все они прекрасные ребята... А со мной ты виделась только один раз... - Но ведь не только виделась... - улыбнулась Рэйко. - Потом от стыда я сквозь землю готова была провалиться. Но почему-то чувствовала, что ты плохо обо мне не подумаешь, ну, не такой ты... Тогда на берегу... И Рэйко зашептала, что она очень любит нырять с аквалангом. Даже поставила рекорд среди аквалангисток. Она обожает чувство одиночества, которое охватывает тебя в объятиях моря, когда ты, со всех сторон окруженная холодной и мягкой водой, погружаешься в сумрачное молчание. - Я испытываю такое чувство одиночества, что плакать хочется, и в то же время бываю страшно счастливой... Будто я стремительно падающий осколок звезды, сгоревшей дотла в просторах Вселенной, и я словно сливаюсь с мрачно-зеленой водой, с колышущимися водорослями, с проплывающими, как серебристые облака, стаями рыб... Когда я была маленькой, мне очень правились гравюры "Утерянный рай", Домье, кажется... Ты знаешь? Там есть одна гравюра... На ней самый прекрасный из ангелов, Люцифер, который восстал против бога из-за своей гордыни и был низвергнут им в ад и превращен в страшное чудовище - Сатану. Но на гравюре он все равно прекрасен! Летит сквозь перечеркнутую лучами солнца Вселенную, раскинув похожие на перепонки летучей мыши крылья, прямо вниз, в Эдем, пылая чувством мести к богу. Я почему-то всегда плакала, когда смотрела на эту гравюру... Совсем одна, отходишь от берега, а потом в воде обрыв, и дальше - бездонная пучина... Вокруг серовато-мглистая зеленая вода, она все больше темнеет, теряет прозрачность, а ты совсем одна... И уходишь все глубже, глубже... И каждый раз там, в пучине, я вспоминала эту гравюру. Даже плакала иногда под маской. Мне начинало казаться, что я вот-вот пойму нечто очень важное... И вдруг - поняла... Но, что поняла, я не умею объяснить, не умею сказать... Может быть, Вселенную... Землю... Природу... Себя... Крохотная как песчинка, и вдруг я единое целое со всем этим огромным, беспредельным... Песчинка, понимаешь!.. А если понимаешь, значит, ты уже единое целое... ну, не знаю, как это все сказать... и в эти минуты я бывала невыносимо одинока, и меня охватывала страшная тоска, и все равно я чувствовала себя до слез счастливой... Когда ты меня первый раз обнял, я тоже почувствовала, что поняла... А тогда ведь я еще и представления не имела, что ты управляешь глубоководным батискафом... В тебе я ощутила море... Это гигантское море, куда я всегда хожу, чтобы оно меня обняло... Глубокое, беспредельное, оно увидело мои слезы сквозь маску и пришло ко мне в образе юноши... Рэйко сжала руками голову Онодэры, отстранила от себя, заглянула ему в глаза и с детской мольбой сказала: - Ну женись на мне! Ну пожалуйста! Ладно? Вместо ответа он обнял ее. Приник к ее губам... Он погружался в теплое тропическое море, похожее на ярко-зеленое стекло... Погружался все глубже, отталкиваясь от воды руками и ногами, пока хватало дыхания... Казалось, легкие готовы лопнуть, взорваться... Вот-вот он дотянется до черного дна, где сияют золотые, алые и синие звезды... Рэйко молча лежала с закрытыми глазами. Он чувствовал рядом с ней глубокое умиротворение. Подобное чувство он испытывал после погружения, лежа на песке у кромки прибоя. И сейчас он ничком, обессиленный, лежал и думал о влекущей и умиротворяющей Рэйко. И вдруг он вспомнил, что больше года не прикасался ни к одной женщине. Когда Рэйко взяла его за руки и с трудом усадила в такси, ему и в голову не приходило остаться с ней. И если бы Рэйко вдруг нежно не поцеловала его в машине, и если бы поцелуй не повторился... Год? Нет, полтора года прошло после первой встречи с Рэйко... И все эти полтора года он каждый день забирался в тесную кабину крохотного стального шарика, погружался в мрачную морскую бездну, возился с двигателем, с приборами, кричал сквозь ураганный ветер... Не только он - все работали, работали, работали, не зная ни сна, ни отдыха... Всех изводила тревога... Пили только залпом, чтобы хоть чуточку расслабиться... Спали на тесных корабельных койках, а на суше - на раскладушках, втиснутых между разными машинами и приборами... И так полтора года! Как вино расслабляет мускулы и обнажает утомление, так и женщина заставляет осознать такую усталость, которую, кроме нее, никто и ничто не может снять. Онодэре до этой минуты и в голову не приходило, что он смертельно переутомлен. Он вдруг почувствовал, что мускулы его только не гудят от перенапряжения. Нехорошо, подумал он, уткнувшись лицом в подушку, ведь если тебя сдавила усталость, не только мускулы, по и душа лишается гибкости, а окоченев, дряхлеет... Такая душа становится совсем бесчувственной. Но ласковый, обволакивающий взгляд Рэйко, ее чуть хрипловатый голос, протянутые к нему руки нежно и мягко снимали с него нечеловеческий груз, стискивавший тело, как грубая смирительная рубашка. И вдруг ему захотелось громко расплакаться, как ребенку, заблудившемуся и, наконец, нашедшему свой дом, где он может рыдать, уткнувшись в колени матери... - Как ты устал! - вдруг сказала Рэйко. Ее прекрасно очерченные губы приблизились к глазам Онодэры и подобрали с его щеки слезу, которую он не заметил. Онодэра, как ребенок, нежно обнял Рэйко. Он будет отдыхать рядом с этой женщиной, подумал он, вместе с этой женщиной... И тут он понял, что его усталость - это боль и печаль, страх и страдание за Японию, которой суждено погибнуть, а перенапряжение - первый симптом надвигающегося невиданного бедствия... Нет, он не станет копаться в причинах своей усталости. Надо отдохнуть, как следует, отдохнуть, чтобы мужественно - пусть с показным мужеством! - пережить гибель Японии. А сейчас... уже пора повернуться спиной и бежать. И отдыхать вместе с этой женщиной... Это не предательство и не трусость. Это достойный человека поступок. Упорство, выходящее за границы разумного, и страдание ради страдания делают человека нетерпимым и твердолобым чудовищем. Онодэра, не переставая, убеждал себя, что может бежать с полным правом. Бежать и отдыхать, отдыхать до тех пор, пока совсем не обленишься, до тех пор, пока душа и тело вновь не обретут свежести и не наполнятся жаждой деятельности... После смерти отца Рэйко вскоре потеряла и мать. Полученную в наследство недвижимость она успела обратить в наличные. И хотя цены на землю после землетрясения упали, она все равно получила крупную сумму. На эти деньги после свадьбы Рэйко и предлагала ехать в Европу. - Немедленно сними деньги со счета, - сказал он, - и сразу обменяй на иностранную валюту, на драгоценности. И билеты на самолет купи сразу. Завтра же... - Но у меня еще остался лес, - сквозь дрему проговорила Рэйко. - Его тоже продать? - Да, продать, не мешкая. Пусть за бесценок... Он хотел добавить: а если не сумеешь продать, плюнь ты на этот лес, все равно все сгорит, исчезнет, провалится в океан... - Откровенно говоря, я не знаю, люблю ли тебя... Ну, не могу разобраться... - крепко сжав ее руки, сказал Онодэра, когда они прощались в аэропорту Нарита. - Дело в том, что я не знаю, что такое брак, - я ведь женюсь в первый раз... А раньше никогда не думал об этом... Но мне кажется, что мы будем понимать друг друга... - А больше ничего и не нужно... - она крепко сжала в ответ его руку. - Этого достаточно... Дня через четыре после того, как было принято решение о двухнедельном сроке официального правительственного сообщения, по стране поползли тревожные слухи: ожидается невиданное землетрясение, оно сметет с лица земли Токио, префектура Тиба и все побережье Сенан и вовсе погрузятся в море, на дно, а потому ничего другого не остается, как временно бежать за границу... Газеты молчали, но слух распространялся с молниеносной быстротой, люди встревоженно шептались на работе, дома, на улицах. Посыпался град заказов на самолеты международных рейсов. Все иностранные самолеты, приземлявшиеся в Японии, теперь вылетали переполненными. Были введены дополнительные рейсы, но удовлетворить всех желающих было невозможно. На все рейсовые самолеты международной линии билеты были распроданы на три месяца вперед. Начались трудности с билетами и на пассажирские суда. Все акции на бирже в мгновение ока катастрофически упали. И вдруг, неизвестно откуда, появились покупатели. Продажа акций продолжалась. Неизвестного происхождения деньги поддерживали уровень цен на них. Цены держались на одном уровне два дня, а потом, хотя и медленно, по стали вновь падать. Появились признаки того, что акции вовсе обесценятся. На Кабуто-мати и Китахама [названия улиц, где находятся фондовая и акционерная биржи] перешептывались, что биржи вот-вот закроются на неопределенно долгий срок... начнется паника... И вообще, наступает конец... Все застыли в ожидании, не зная, как быть, ждать или идти на риск и продавать акции по бросовым ценам. В правительственных кругах заволновались, откуда могла просочиться информация. Но в суматохе подготовки к официальному сообщению было не до расследований. Вскоре составилось мнение, что правительственные круги специально распускают тревожные слухи. Однако прошла неделя, а слухи не стихали, а росли. И в правительстве, и в координационном совете сочли необходимым ускорить официальное сообщение. - А я думаю, что официальное сообщение следует отсрочить еще на неделю, - заявил секретарь правящей партии на координационном совете. - Если, конечно, иностранные источники нас не опередят... Ведь за это время многие собственными силами и средствами покинут Японию. - За неделю или там за две уехать смогут считанные семьи, - стукнул по столу кулаком секретарь главной оппозиционной партии. - Сумеют бежать только те, у кого есть деньги. А с народом что будет? Правительственное сообщение нужно сделать незамедлительно! Сделать и взять под контроль эвакуацию. - Тот, кто способен выехать сам, и после сообщения сам эвакуируется, - заметил один из членов совета. - И вообще желательно, чтобы одновременно с сообщением были приняты чрезвычайные меры для срочного пресечения паники... В правительство хлынули запросы относительно распространившихся слухов. Заволновались и газетчики. До открытия чрезвычайной сессии парламента оставалось еще несколько дней, но почти все депутаты были уже в сборе. Начальники управлений вконец измучились, отбиваясь от их вопросов. Никто спокойно не работал, и никто спокойно не жил. Люди чувствовали, что _что-то_ должно произойти, и никто не сомневался, что это _что-то_ обязательно произойдет. Представители деловых кругов начали действовать сразу же после тайной встречи с руководителями правительства, а через неделю их действия уже приносили свои плоды. Закупка судов Японией, за которой судовладельцы различных стран уже более года наблюдали с пристальным и тревожным интересом, сейчас шла бешеным темпом. Предлагались любые деньги даже за подержанные и устаревшие суда. Общий тоннаж принадлежащих Японии судов резко увеличился. Разумеется, при этом старались пользоваться подставными лицами, приписывали суда к иностранным портам, по все равно за последнюю неделю уже наметилось резкое повышение цен на суда и комиссионных для посредников. В результате в Международный союз судовладельцев посыпались протесты. В вопросах аренды судов Япония действовала тоже с непонятной одержимостью, что грозило значительным повышением стоимости фрахта. Бешено возросли переводы наличных денег из японских отделений и фирм со смешанным капиталом в зарубежные отделения японских фирм и в головные конторы, находящиеся за границей. Двухнедельный срок рассматривался в деловых кругах как время для полной свободы действий. Дельцы, присутствовавшие на встрече, сочли наиболее удобным для себя считать, что премьер санкционировал такую свободу действий. Запрет они восприняли как своего рода перестраховку правительства на случай, если ему придется оправдываться. С другой стороны, правительство в таких условиях всегда может припомнить им "старые" грехи и принять строгие меры, да еще и потребовать проценты с прибыли, полученной благодаря предупреждению... Вообще-то такое понимание для деловых кругов было естественным, а если учитывать, что в данном случае само существование правительства гибнущей страны находилось под вопросом, то поведение деловых кругов было почти безупречным. Однако действия японских финансистов и промышленников начали привлекать внимание международной общественности. Одно за другим стали поступать указания в японские отделения иностранных фирм расследовать и изучить истинные намерения японских деловых кругов. На мировых фондовых биржах вдруг, правда на очень непродолжительное время, подскочили цены на японские ценные бумаги. _Япония опять намеревается что-то выкинуть_... На Дальнем Востоке что-то назревает. Япония вновь взбудоражила фондовые биржи Лондона, Парижа и Нью-Йорка... Японские ценные бумаги стремительно падают в цене... Акции некоторых японских фирм резко повысились... Японские волны хлынули на международный морской транспорт... К чему же готовится Япония?.. - Сообщение состоится на два дня раньше намеченного срока... - течет шепот из одного района столицы в другой по специальному телефону, гарантирующему от просачивания информации. - Это окончательное решение? - спрашивает голос на другом конце. - Да, к такому выводу пришли в результате анализа сложившейся обстановки... Через несколько часов по тому же телефону опять состоялся разговор. - Вполне вероятно, что сообщение состоится на двадцать четыре часа раньше последнего предполагаемого срока... Соответственно передвинется и созыв парламента. Почти все депутаты сейчас в столице... - Н-да, значит, кое-какие наши планы не осуществятся... - До правительственного сообщения, - бесстрастно продолжает голос, - появится сообщение в Европе... Правительственное сообщение будет сделано как бы вследствие этого... 8 И вот одиннадцатого марта, в четырнадцать часов по восточному времени, грянул гром, потрясший весь мир: Геодезическое научное общество Соединенных Штатов Америки сделало заявление о гигантском изменении в земной коре, начавшемся в районе Японского архипелага. Это произошло за три дня до первоначально намеченного японским правительством срока официального сообщения. Заявление было сделано в форме внеочередной беседы между председателем Геодезического научного общества доктором Юджином Коксом и ответственным сотрудником Комитета по наблюдению за искусственными спутниками Земли. Беседа проходила в спокойном тоне, собеседники выбирали слова с крайней осторожностью. Суть беседы сводилась к тому, что результаты наблюдений, которые велись в последние месяцы исследовательскими судами и геодезическими искусственными спутниками Земли, свидетельствуют о резко возросшей вероятности грандиозных изменений в земной коре в зоне дальневосточного шельфа. Подобных изменений еще не приходилось наблюдать за всю историю человечества. Когда доктор Кокс сказал, на каком участке должны произойти эти изменения, журналисты тут же насторожились: не охватит ли этот процесс территорию Японии. Доктор Кокс ответил на их вопросы утвердительно, более того, отметил, что поток мантийного материала под Японским архипелагом как раз и является источником возникновения ожидаемых изменений. От прямого ответа на вопрос о характере изменений доктор Кокс уклонился. Однако оброненная им фраза "Мы сейчас не можем не вспомнить легендарной Атлантиды..." подействовала на журналистов подобно электрическому току. Под заголовком "Ожидаются грандиозные изменения в земной коре в районе Японских островов. Япония - азиатская Атлантида" это сообщение в мгновение ока облетело весь мир. Но в Японии из-за разницы поясного времени оно было опубликовано в газетах позднего утреннего выпуска только на следующий день. Через три часа после заявления доктора Кокса агентство Франс Пресс со ссылкой на достоверные источники передало из Парижа еще одну потрясшую мир деталь: день исчезновения Японии близок! Утренние газеты на всех материках напечатали об этом под крупными заголовками. В статье агентства Франс Пресс подробно комментировалось заявление Геодезического научного общества США и говорилось, что в результате процессов, происходящих в мантии в указанном районе, Японский архипелаг в ближайшее время быстро опустится на дно океана. Опускание будет сопровождаться вулканическими взрывами уничтожительной силы. В статье приводилась даже схема ожидаемых разрушений. Такие гигантские изменения не могут не оказать огромного влияния на Дальний Восток и на весь западный сектор Тихого океана. В ООН ситуацию считают чрезвычайно серьезной и уже несколько дней негласно изучают, какой ущерб может быть причинен в результате катаклизма Восточной Азии. По сведениям, полученным в секретариате ООН, в течение ближайших двух недель состоится чрезвычайное заседание Совета Безопасности. Эта сенсационная статья в Японии была передана всеми радио- и телестанциями в восемь часов утра, когда люди собирались на работу. Тридцать минут спустя передали сообщение, что в час дня состоится экстренное заседание парламента, на котором выступит премьер-министр. Правления фондовых бирж Токио и Осаки начали свои заседания сразу же после сообщения из США, а после сообщения японского радио приняли решение о немедленном прекращении всех операций. В одиннадцать часов утра состоялось экстренное заседание парламента при полном составе депутатов. Через десять минут после начала был объявлен перерыв до часу дня. Газеты подготовились к экстренному выпуску, радио- и телекомпании разместили в зале заседаний свои телекамеры и микрофоны. Здесь же собрались и иностранные журналисты и фотокорреспонденты. Вся Япония замерла у радиоприемников и телевизоров. Никто не работал. Люди в молчании ожидали подтверждения своих тревожных предчувствий, которые после Большого токийского землетрясения возрастали изо дня в день, подкрепляемые страшными слухами. Вот и сегодня с утра в Токио ощущались значительные толчки. Говорили, что эпицентр землетрясения расположен где-то на западе, но сейчас людей волновало другое. Без четверти час все депутаты были уже на местах. Ровно в час председатель обеих палат объявил об открытии заседания, и тут же на трибуну поднялся премьер. Он положил перед собой текст речи, откашлялся и чуть дрогнувшим голосом начал: - Господа депутаты! От имени правительства я должен сообщить вам, что Япония стоит перед невиданной опасностью, стихийной катастрофой, которая угрожает самому существованию нашей страны... Именно в этот момент Онодэра появился в штабе. В комнате у транзистора сидели только Наката и Юкинага. Остальные ушли в зал заседаний, где был цветной телевизор. Увидев Онодэру, Юкинага, приветственно поднял руку. - Сегодня уезжаешь? - Да, из аэропорта Нарита в пятнадцать тридцать, через Москву... - Онодэра улыбнулся, но вид у него был довольно унылый. - Ну, поздравляю. После этой речи ни билетов, ни валюты не достанешь. Иностранные авиакомпании уже с утра продают билеты только на доллары. Сейчас сообщили, что за рубежом приостановлен обмен иены... - Да, едва успели. - Молодец! - хлопнул его по плечу Наката. - А где решили обосноваться? - Ну, пока в Швейцарии. Дело в том, что она почти все состояние перевела в швейцарский банк. - Швейцария, значит, - сказал Наката. - Там тебе работа найдется. Горная страна, а весьма интересуется изучением морского дна. Там и глубоководные батискафы строят, и аквалангисты есть... - Началось... сказал Онодэра, кивнув на приемник. - ...Как вы уже знаете из утренних сообщений зарубежного радио... - доносился из приемника голос премьера, - ...в самое ближайшее время произойдут крупные изменения в земной коре в районе Японского архипелага. В результате этих изменений, как установили японские ученые и правительственный исследовательский центр, территория Японии подвергнется уничтожающему разрушению... - Наверное, это первый в истории случай, когда речь японского премьера в синхронном переводе транслируется через спутник связи всеми теле- и радиостанциями мира... - усмехнулся Наката. - Итак, наша работа закончилась... Впрочем, самое трудное впереди. Такое начнется смятение... И весь мир будет в него вовлечен... - ...Полная картина предстоящих изменений и срок, когда они произойдут, были установлены совсем недавно. До катастрофы остается около года. В результате землетрясений, извержений и других явлений страна не только разрушится, но и почти целиком погрузится на дно океана... - Вот еще один беспрецедентный случай, когда темой речи премьер-министра является физическая география... - сказал Юкинага. - В этом смысле Япония - весьма специфическая страна. - Да, весьма, - кивнул Наката. - И японской политике давно бы пора опираться на науку... Очевидно, такая тенденция постепенно будет усиливаться во всем мире. Ведь сейчас все большее значение приобретают такие проблемы, как охрана окружающей среды, контроль и управление в масштабах всего земного шара... Эпохе макиавеллизма, когда все сводилось к налаживанию отношений между различными группировками людей и стран, приходит конец... Возможно, наступает время, когда знания в области социологии и естественных наук станут обязательными для любого политического деятеля? - Вряд ли, - покачал головой Юкинага. - Пока, по-видимому, основной задачей политики по-прежнему будет оставаться приведение взаимно противоположных интересов к общему знаменателю. Трудно сказать, хорошо это или плохо. Во всяком случае сейчас все силы направлены только на это и тратятся совершенно нерационально. Кстати, такое нерациональное использование энергии в качестве тормоза против взрывной волны, стихийно возникающей в обществе, характерно для буржуазной демократии. В противоположность ей диктатура расходует свои силы рациональнее, но... - ...Очутившись перед фактом надвигающегося на нас бедствия, не имеющего прецедента в истории человечества, я в качестве главы исполнительной власти обратился ко всем партиям с просьбой о сотрудничестве во имя спасения нации. Главы всех партий отнеслись к этому с полным пониманием, и нам удалось организовать надпартийную комиссию. С другой стороны, наше правительство обратилось к Организации Объединенных Наций и правительствам всех стран мира с просьбой о помощи в деле спасения жизни всех граждан Японии и части их имущества, иными словами, о помощи в эвакуации, которая должна завершиться до того, как наша страна будет полностью разрушена и погребена на дне океана. В адрес японского правительства со всех концов мира поступают заявления, где выражается готовность оказать японскому пароду предельно возможную помощь во имя единства человечества... - После этой речи премьер вроде бы покинет парламент и по радио и телевидению обратится непосредственно к пароду... - сказал Наката. - Американский президент вообще в первую очередь обратился бы к пароду... А в Японии это невозможно... - ...В настоящее время правительство принимает все меры и прилагает максимум усилий для охраны жизни и жизнедеятельности всех граждан и для их слаженной эвакуации за границу. Господа депутаты, я обращаюсь к вам с просьбой, идущей из глубины сердца! Как лицо, облеченное высшей исполнительной властью, и как человек я призываю вас к единству, правильному осознанию положения вещей, к полной готовности отдать все силы для спасения стомиллионного населения нашего любимого отечества от этого невиданного в истории бедствия... - А ты не опоздаешь? - спросил Юкинага у Онодэры. - Нет, мы договорились встретиться около часа на хайвее, ведущем в аэропорт Нарита. - Что ты такой унылый? Ты же проведешь свой медовый месяц в Швейцарии! Гляди веселее! - Да, вот... - замялся Онодэра. - А как же вы, Наката-сан, Юкинага-сан? Что вы собираетесь делать?.. - Что будем делать?.. - Юкинага обернулся к Накате. - Перейдем в штаб по осуществлению спасательных операций... Очевидно, будем продолжать наблюдения до окончания эвакуации. Поговаривают, что Наката-сан будет переведен в штаб по осуществлению эвакуации... - Странно как-то... - Онодэра вымученно улыбнулся. - Еще недавно у меня было одно желание - поскорее сказать "до свидания" и исчезнуть, а со вчерашнего дня мне что-то расхотелось уезжать. - Не смей задумываться! - с силой сказал Юкинага. - Это не в твоем характере. Ты же говорил, что сам возьмешь полагающиеся тебе наградные. Для Японии только лучше, если хотя бы один человек сумеет эвакуироваться своими собственными силами. Одним японцем, таким образом, останется на свете больше. Если хочешь что-то сделать для Японии, это можно сделать и в Европе. - Но вы же, вы остаетесь? - Уж мы постараемся не оплошать! - усмехнулся Юкинага. - Не дети! Давно ужо привыкли находить выход из любого положения. Конечно, мы старше тебя и тяжелее переносим подобного рода передряги, но все же не собираемся трагически погибнуть вместе с Японией. Когда нужно будет бежать, убежим, чего бы это ни стоило. Зазвонил телефон. Наката взял трубку. - Кажется, начинается извержение Фудзи... - сказал он, кончив разговор. - У кратера Хоэй в нескольких местах появились выбросы пара... А с утра проснулась вершина Камияма в горах Хаконэ - тоже выбросы пара и взрывы. - Фудзи... - пробормотал Онодэра, почувствовав недоброе предчувствие. - Еще вчера началась эвакуация населения из районов Хаконэ, Готэнба, Одавара, Восточное Фудзи. Дело в том, что на участке Тоно-сава происходит поднятие почвы - на один сантиметр в день, а на северном участке горы Аситака - на пять сантиметров в день... - Ну, что ж... - Онодэра поднялся со стула. - Будьте здоровы. Встретимся где-нибудь - земной шар не так уж велик. Пишите в Швейцарию. Да, позаботьтесь о Юуки. Его семья уже эвакуировалась на Тайвань... Вдруг на столе со стуком подпрыгнули чашки и чернильница. Скатился на пол карандаш. - Начинается... - недовольно пробормотал Наката, взглянув в сторону окна. - Да, началось... Приподнявшись со стула, Юкинага тоже посмотрел в окно. Силуэт Фудзи, обычно хорошо видимый из выходившего на запад окна, сейчас исчез, на его месте покачивалось грибовидное облако, клубами восходившее в бледно-голубое мартовское небо. И только тут от первой воздушной волны зазвенели оконные стекла. - Извержение, кажется, сильное... Поднимемся на крышу?.. - предложил Наката. Опять зазвонил телефон. На этот раз трубку поднял Юкинага. Видно, он плохо слышал. Вдруг его лицо сделалось испуганным, он протянул трубку Онодэре. - Это тебя... - сказал Юкинага. - Женщина... Онодэра бросился к телефону. - Алло, алло, - крикнул он в самую трубку. Но ответа не было слышно, только шум, гул, какие-то крики. - Алло, алло... - вдруг прорвался сквозь них голос Рэйко. - Где ты? - закричал Онодэра, прикрыв ладонью ухо. - Сейчас... у выхода с шоссе Манадзуру... затор... - Шоссе Манадзуру? - У Онодэры сорвался голос. - Как ты там очутилась? Мы же должны в три тридцать вылететь из Нариты. - Вчера... из-за... в Идзу езд... - голос Рэйко почти не был слышен из-за помех и грохота. - ...Поезд... пришлось рано утром... на машине... но... затор... - Алло, алло... - кричал Онодэра, вдруг весь покрывшийся потом. - Алло, плохо слышно... - Доехала... а тут извержение... камни... дорога... Голос Рэйко звучал на фоне грохота и гула, слышались женские вопли, детский плач, звон бьющихся стекол. - Пепел сыплется, страшно горячий... кругом все уже побелело... И раскаленные камни... - вдруг стало хорошо слышно. - Онодэра-сан, билеты на самолет ведь у вас... Вы вылетайте. А я сегодня никак не успею. Но вы непременно отправляйтесь... Что бы ни произошло, я к вам приеду... - Глупости! - крикнул Онодэра срывающимся голосом и перехватил вспотевшей рукой трубку. - Не говори глупостей! Протяжный гул и вопли заглушили голос Рэйко, и Онодэра расслышал только одно слово: - ...Женеве... В трубке раздался треск, и связь прервалась. Положив трубку на рычаг, Онодэра потерянно застыл. Кровь отхлынула от щек. Из широко раскрытых, бессмысленно глядящих в окно глаз покатились слезы. - Что случилось? - спросил Наката. - Да куда ты? - закричал Юкинага. Онодэра уже бежал к двери. Он сам не знал, куда бежит. Желание быть ближе к Рэйко, которая находилась в восьмидесяти километрах от столицы, на побережье Манадзуру, под градом раскаленных камней и пепла, лишило его разума. - Онодэра-кун! - Юкинага выскочил за ним в коридор. - Чемодан! Что делать с чемоданом? Но фигура Онодэры уже исчезла за поворотом лестницы. - Прошу всех граждан сохранять хладнокровие... - звучал голос премьера, обратившегося к народу после речи в парламенте. - ...Прошу сохранять дисциплину и порядок, прошу оказывать всяческое содействие властям, чтобы избежать жертв в результате паники. Правительство и парламент, ч