х в чешуе на его спине. Какой-то части из них удавалось оставить тело хозяина, на котором они благополучно существовали сотни тысяч лет, и бежать далеко за моря. Особенно рвались прочь двуногие существа, которые сильно размножились в четвертичном периоде кайнозойской эры, а в последнее время стали проявлять невиданную активность - скоблили Дракону спину, сосали его кровь, дырявили его тело, наносили бесчисленное множество ран на мягкой коже его живота и горла. Из их колоний на теле Дракона тучами взлетали подобия крылатых насекомых, а от его боков отталкивались и плыли по морю во все стороны битком набитые скорлупки. Дракон был еще жив. Но сила, тянувшая его на дно, с каждым днем увеличивалась. Холодная вода, небесная и морская, все глубже проникавшая в раны при каждом судорожном рывке Дракона, наконец встретилась с его горячей кровью, бешено вскипела и, превратившись в пар, стала разрывать его тело изнутри. Когда ледяная рука смерти нащупает раскаленное сердце Дракона, плоть его будет окончательно разодрана на куски, и клочья мяса и кожи разлетятся во все стороны. И Дракона не станет. Его труп, еще теплый, но - как все мертвое - уже не способный напрячь мускулы и оказать сопротивление, будет равнодушно проглочен мрачной, холодной морской впадиной и похоронен на самом дне, куда не доходит солнечный свет. Что этот день близок, теперь было ясно каждому. Рык, судороги и прерывистое дыхание дракона, выбрасывавшего к небу пламя и дым, уже походили на агонию. Постаревшая мать-земля, когда-то породившая дракона - плоть от плоти своей, - казалось, смотрит полными боли глазами, как бьется в судорогах и, изрыгая яд, в муках умирает ее детище. А океан, более древний и огромный, чем твердь земная, был равнодушен и холоден, готовя умирающему могилу на своем дне. С древнейших времен, в течение миллиардов лет на этой планете суша и море всегда боролись друг с другом. Порой вода отступала, и тогда на свет являлся большой кусок суши, но потом море вновь шло в атаку и заглатывало огромный кусище тверди. Суше приходилось странствовать по поверхности планеты. Она то меняла свои очертания, то раскалывалась. По сравнению с бесчисленным множеством континентов и островов, которые возникали из моря и вновь погружались в него за головокружительно долгий период существования Земли, легендарные Атлантида и Муу - сущая чепуха. Так стоит ли страдать из-за крохотного клочка тверди, который суша вот-вот вернет морю, пусть даже на нем процветает и гордится своим "процветанием" жизнь, порожденная некогда все той же водной стихией? Так, казалось, бормотало море... А порой оно проявляло любопытство скучающего зеваки к этому умирающему твердому кусочку. И тогда равнодушная, тяжелая и холодная морская вода, преодолевая остатки барьеров, проникала в глубь суши и, ни с чем не считаясь, все уносила с собой. Взоры всего мира сейчас были обращены к этому Дракону, умиравшему в дальневосточном уголке океана. Над агонизирующим, извергавшим огонь и дым архипелагом беспрестанно летали десятки наблюдательных самолетов с цветными видеокамерами на борту. Три крупнейшие телекомпании Америки "Си-би-эс", "Эн-би-си" и "Эй-би-си", телекомпании Западной и Восточной Европы, Азии и даже южноамериканская "Лам", используя спутники связи над Тихим океаном, раз в неделю по регулярной программе передавали репортаж о последних минутах жизни гигантского архипелага. Эти передачи на экранах семисот миллионов телевизоров смотрела почти половина четырехмиллиардного населения Земли. Все человечество сознавало жестокость и трагизм этого зрелища, но грандиозность "спектакля" возбуждала и щекотала нервы. Гибель призрачной Атлантиды, легенды о которой передавались из поколения в поколение, вдруг обрела реальность. По меркам древних, Атлантида была процветающим государством, высокоразвитой цивилизацией, но все это не шло ни в какое сравнение с богатством и процветанием народа островной страны на Дальнем Востоке. Стодесятимиллионный народ, владеющий общественным состоянием в тысячи миллиардов долларов, который из года в год занимает второе место в капиталистическом мире по объему производимой промышленной продукции, в денежном выражении равному тремстам пятидесяти миллиардам долларов... Народ, претендовавший в двадцать первом веке на первое место... Единственная страна в Азии, которая сумела преуспеть в модернизации и превратилась в промышленную державу, сохранив своеобразную культуру, которая так и носит название "японской"... И эта островная страна со своими гигантскими богатствами, прекрасной и многообразной природой вскоре будет растерзана, расчленена, втянута в морскую пучину незримой гигантской силой, таящейся в глубинах планеты. Средства массовой информации всего мира разжигали страсти вокруг Японии. У Японских островов плавали авианосец "Форрестол" Седьмого флота США, авианосец "Блуварк" Дальневосточного ВМФ Англии и авианосец "Мельбурн" ВМС Австралии. Они, конечно, выполняли и спасательные функции, но в то же время на них базировался всемирный информационный центр, который назвали Тихооканским пресс- и телецентром. Выпущенная в Америке семимиллионным тиражом брошюра "Атлантида и Япония", бывшая не чем иным, как сенсационной скороспелкой, разошлась за несколько часов. Настоящий бум вызвал сборник высказываний астрологов и пророков, которые, оказывается, давно уже предрекали страшные катаклизмы Земли. Нечего и говорить, что больше всего разволновались ученые - геологи и геофизики. Они прямо-таки головы теряли от этой обрушившейся на них проблемы. ЮНЕСКО образовала специальную комиссию - было разрешено использовать семь геодезических и метеорологических спутников Земли, запущенных США, Советским Союзом, Англией и Францией, а также все наблюдательные и исследовательские системы, которыми располагала специальная спасательная комиссия ООН. В Советском Союзе, Соединенных Штатах Америки, Китае, Индонезии, Австралии, Англии, Франции, ФРГ и Норвегии были образованы специальные исследовательские институты. Разумеется, мгновенно были исчерпаны все "запасы" специалистов, занимающихся науками о Земле, со всего мира собрали даже студентов соответствующих специальностей. Для ученых это был исключительный случай, который выпадает "раз в тысячу лет". Дело в том, что это явление с точки зрения новой, едва получившей обоснование науки - геоэнергетики было уникальным и поднимало неисчислимое множество новых проблем. Внезапное погружение океанической плиты - теоретически такая модель была уже создана - сопровождалось перемещением плиты континентальной, и этот процесс произошел с поразительной скоростью, всего за несколько лет. Под земной корой произошло внезапное нарушение равновесия из-за крупномасштабных перемещений вещества в мантии, и это нарушение сопровождалось взрывным высвобождением энергии... Было ли это повторением некогда происходивших на Земле бурных горообразовательных процессов, отголоски которых еще не совсем заглохли в недрах массивов суши, или это было явлением, неведомым до сих пор для нашей планеты и свидетельствовавшим о вступлении ее в какой-то новый этап своего эволюционного развития? На эти вопросы предстояло ответить. Пока очевидно было одно: наблюдаемое явление носило совершенно уникальный характер. В свете происходившего внезапное разрушение и погружение в океан легендарной Атлантиды, считавшееся всего лишь фантазией или мифом древних, вдруг стало объектом серьезного изучения. Гибель Японии стала как бы моделью гибели Атлантиды. Сейчас никто уже не говорил о невероятности подобного явления, как с развитием палеомагнетизма не отрицали уже теории дрейфа материков Вегенера, которую когда-то похоронили в основном из-за того, что автором ее был синоптик, дилетант в геологии. Среди ученых Индии и Австралии изменилось и отношение к "мифу о материке Муу" Черчвальда, считавшемуся до сей поры совершенно несостоятельным. Мир следил за приближающейся с каждой минутой катастрофой с двойственным чувством. Казалось бы, гибель его означала потерю всего лишь третьей доли процента от общей площади суши на планете. Но когда об этом клочке начинали думать как о "земле людей", то это не могло не волновать, больше того, это не могло не стать ощутимым для всего мира. На этой земле жило два и шесть десятых процента всего населения планеты. Здесь ежегодно производилось около семи процентов мировой промышленной продукции, на долю этого архипелага приходилось четырнадцать процентов в международной торговле. Для развивающихся стран Япония - в качестве "фабрики Азии" - была прекрасным рынком сбыта нефти, каменного угля, железной и медной руды, бокситов, урана, кварца, хлопка-сырца, шерсти, кормов, продуктов питания и фруктов. Одновременно она являлась поставщиком на мировой рынок стали, техники, судов, автомобилей, электронной аппаратуры, бытовых электроприборов, текстиля, галантереи и фабрично-заводского оборудования. Короче говоря, она была серьезным поставщиком промышленных товаров. А в последние годы Япония начинала приобретать вес в качестве члена мирового инвестиционного рынка, особенно в развивающихся странах, предоставляя им долгосрочные кредиты. Роль Японии в мировой экономике была огромной Теперь ее гигантские накопления погибнут, ее организационная структура разрушится, а жизнь ее населения ляжет огромным бременем на плечи населения других стран... Мало того, катаклизм грозил затронуть довольно обширный район в Японском море. Люди впивались взглядом в экраны телевизоров, в кадры кинохроники, в газетные фотографии, наблюдая, как тонет, изрыгая дым и пламя, Дракон. По всему миру развернулась кампания под лозунгом "Спасите Японию!", проводимая международными и общественными организациями, а также правительствами всех государств. Проходили митинги, начался сбор средств в пользу японских беженцев. Однако большинство людей проявляло лишь любопытство стороннего наблюдателя к трагическому спектаклю, происходившему в каком-то далеком уголке Дальнего Востока. В глубине души они испытывали сложные и противоречивые чувства: удовлетворение от того, что "это" произошло не на их земле, некоторое злорадство, что гибнет преуспевающая и процветающая страна, тревогу и неприятное предчувствие, что придется принять на постоянное жительство большое количество своеобразного энергичного и какого-то непонятного народа. По большому счету, только сами действующие лица этой трагедии не жалея живота своего старались поелику возможно уменьшить потери. Спасательная служба Японии без сна и отдыха продолжала работы, словно в условиях катаклизма хотела сотворить новое "японское чудо". С приближением конца все больше становилось жертв среди сотрудников самой спасательной службы. Коммодор Гэрланд, командовавший американской морской пехотой, которая сотрудничала с ней, заявил с глубоким удивлением в телеинтервью: - Все спасательные службы Японии - и государственные, и военные, и гражданские - проявляют поразительную храбрость. Их команды бросаются туда, куда не решаются ступить даже наши морские пехотинцы, побывавшие не в одном бою. Возможно, это естественно, когда речь идет о спасении жизней своих соотечественников. И все же порой отвага японцев граничит с безрассудством. Мы иногда говорим между собой, что, быть может, это от горя... Потом коммодор добавил еще несколько слов, которые во время передачи были вырезаны: - Я думаю, что все японцы - народ "камикадзе". Все без исключения - отважные воины... Даже молодое поколение, которое считается мягкотелым, внутри системы действует, ни в чем не отставая от старшего... Идя навстречу приближающемуся с каждой минутой концу, Япония, казалось, бросала вызов самой природе, пытаясь сотворить "чудо". В каком-то смысле это чудо уже было сотворено. К началу июля в условиях непрекращающихся землетрясений, извержений и цунами было вывезено за пределы страны шестьдесят пять миллионов человек. По шестнадцать миллионов человек в месяц! Тому послужили и признанные во всем мире организаторские способности японцев, и оперативность объединения японских торговых фирм, сумевшего сделать практические выводы сразу, как только ими была получена от правительства секретная информация о катаклизме. Однако по мере роста разрушений и опускания почвы эффективность спасательных работ стала заметно падать. Пути сообщения, порты и аэродромы выходили из строя один за другим, сосредоточивать в определенных пунктах большое количество эвакуируемых и вывозить их в крупных масштабах практически сделалось невозможным. Приходилось собирать отдельные, маленькие группки отрезанных от всего мира людей. К началу июля пригодным для эксплуатации остался только один аэропорт Титосе на Хоккайдо, но и его закрытие было лишь вопросом времени. Можно было еще как-то использовать аэродромы внутренних линий, расположенные сравнительно высоко над уровнем моря, как в Аомори, и гладкие, еще не затопленные степи. Теперь главная роль в спасательных работах переходила к вертолетам и военным самолетам, способным совершать посадку и взлет с короткой пробежкой на неровной местности, и к десантным судам. В этой ситуации возможности советских транспортных авиагигантов оказались просто поразительными. Их посадочно-взлетная система была настолько мощной, что при полной загрузке горючего с расчетом на обратный полет они с легкостью совершали посадку в глубоких, с неровностями котловинах. Комитет спасения Японии с помощью международных спасательных отрядов вел отчаянную борьбу, чтобы до конца июля эвакуировать до семидесяти миллионов человек. Число погибших и пропавших без вести после начала катаклизма уже превысило двенадцать миллионов человек. Сюда входили и те, кто погиб уже после посадки на самолет или судно. Количество жертв среди членов спасательных отрядов подходило к пяти тысячам. А на беспрестанно трясущихся раскалывающихся и тонущих островах оставалось еще более тридцати миллионов человек. Эти люди в ловушках глубоких котловин и окруженных водой прибрежных холмов, дрожа от ужаса, ждали своей очереди на спасение. Пытаясь спасти всех до последнего, национальные силы спасения, в которые входило три миллиона человек, начали последний смертельный бой с природой. Но и в июле, и в августе число спасенных с каждым днем падало, а число жертв и среди спасателей, и среди оставшегося населения катастрофически увеличивалось. Членов спасательных отрядов валило с ног переутомление. С неба все время сыпался вулканический пепел, он покрывал города, поля, горы, проникал в дома, попадал в пищу, на постели, забивал носоглотку... А под мрачным, постоянно затянутым дымом извержения небом, среди серной вони, по дрожащей и гудящей земле метались спасатели. Они крутили рации, ругались между собой, выслушивали мольбы, просьбы, брань и проклятия людей, узнавали о все увеличивающемся числе жертв, получали противоречивые указания, что-то предпринимали на собственный страх и риск, не мылись, не брились, зачастую не успевали ни поесть, ни попить, спали по два-три часа в сутки, пристроившись в уголке трясущегося грузовика, на неудобном стуле или на усеянной камнями земле. Переутомление дошло до предела, нервы начинали сдавать. Спасателям стало казаться, что они бросают вызов чему-то абсолютно немыслимому, что среди разгула взбесившихся стихий все их усилия пропадут даром и в конце концов они, как и отрезанные от мира пострадавшие, окажутся погребенными под пеплом или погибнут в пучине все ближе подступающего моря... Их охватывало щемяще-тоскливое отчаяние... И Катаоку мучили те же мысли, и его душу леденил тоскливый сквозняк, когда он вместе с двумя-тремя десятками людей ожидал спасательного судна в местечке со странным названием Ахокке, находившемся у восточного подножия горы Асафуса в четверти километра к северу от города Мито префектуры Ибараги. Город Мито уже полностью исчез под водой, море вплотную подступило к Ахокке, некогда возвышавшемуся над его уровнем на сто метров. Гребни холмов превратились теперь в мысы, под ними свинцовые волны лизали вершины деревьев. Жители центра города Мито, не погибшие во время землетрясения и хлынувшего вслед за ним цунами, бежали в окрестные горы. Кое-кто из них заблудился, отстал и не был во время вывезен; с группой таких людей сейчас и встретился Катаока. В районе Итикай море соединило верховья рек Нака и Кину, превратив гористую местность Цукуба в настоящий остров. Группа Катаоки, состоявшая из трех человек, прибыла сюда не для спасательных работ. Дело в том, что над атомной электростанцией и исследовательским институтом ядерного топлива в местечке Токай, которые давно уже погрузились в море на несколько десятков метров, а предварительно были экранированы десятками тысяч тонн бетона, обнаружилась повышенная радиоактивность. Возникла опасность загрязнения океана отходами ядерного топлива, и группа Катаоки на гидроплане сил самообороны прибыли в этот район, чтобы уточнить положение. Катаока, умевший нырять с аквалангом, принял участие в обследовании. Тревога оказалась напрасной: очевидно, просто произошла некоторая уточка радиоактивных веществ при погружении. Когда проверка была окончена и все вернулись в надувную лодку, налетело цунами. Гидроплан при приближении цунами попытался взлететь, но сразу не завелся левый двигатель, и хлынувшая волна опрокинула машину. Надувную лодку, в которой находились Катаока с товарищами, цунами понесло на своем хребте далеко во внутренние районы бывшей суши. В конце концов она зацепилась за торчавшие из воды верхушки затонувшего леса. При этом одного члена экспедиции унесло отступающей волной. Оставшиеся в живых, совершенно измученные люди наконец добрались до твердой земли и увидели, что находятся у подножия горы Асафуса. Беженцы, нашедшие временный приют в Ахокке, завидев группу, бросились ей навстречу с криками радости, приняв потерпевших за спасательный отряд. Но когда выяснилось истинное положение вещей, люди еще больше пали духом. - У вас этой самой... рации нету? - спросил Катаоку человек лет за шестьдесят с простым открытым лицом и полными мольбы глазами. - Мы все время тут жжем костер, вроде сигнал подаем... Но небо-то все в пепле, ничего не видать, самолеты нас не замечают. - Рация-то у нас есть, но очень слабенькая, да и в воду не раз падала, так что... - Катаока бессильно опустился на скалу. - В общем, конечно, попытаемся связаться... - Мы просим вас!.. Очень просим, умоляем!.. - быстро заговорила морщинистая старуха, молитвенно сложив руки. - Мы уже больше десяти дней блуждаем по горе. А одному из младенцев худо... Вы хоть их спасите! Пожалуйста! Нам-то, старым, все едино, а вот молодых, детей, женщин... постарайтесь уж, спасите... - Ты не очень-то приставай, нехорошо, - сказал старик, видно, он был здесь за старшего. - Ведь они сами попали в цунами, измучились... - Попробуем связаться, - Катаока повернулся к коллеге. - Ну что, работает? - Не пойму еще... Ведь она с утра у нас включена, батареи, небось, совсем сели, - ответил тот, кладя рацию на колени. - А поблизости в море тут есть суда? - Кто знает... Утром, когда мы еще летели, я видел два-три, а сейчас... - сказал третий из их группы. Если даже и примут наш SOS, не они же сами к нам поспешат. Пока дойдет очередь, то да се... К тому же этот участок уже дней пять или шесть как закрыт, считается, что отсюда все уже вывезены. - Тогда, может, лучше перебраться через вершину на другую сторону горы? - спросил тот, что крутил рацию. - На той стороне больше шансов на появление судов или вертолетов. - Ну, если даже и переберемся, все равно много времени пройдет... - Катаока оглядел сидевших на земле женщин и детей, совершенно обессилевших, онемевших от усталости. Слышался только слабый плач младенца. - Мы и одни нескоро туда дойдем. Попробуйте все же дать позывные на волне SOS. С северо-запада доносился беспрерывный грохот, склон горы содрогался. Наверное, это извержение Нантай и пика Сяка-гатакэ вулканического пояса Насу, подумал Катаока. - Дорогу-то завалило, обвал был. Пошли мы, значит, в обход, а детишки и женщины из нашей деревни заплутались, забрели в горы... - сморщив загорелое лицо, тихо, словно про себя, заговорил старик. - Переполошились все. Не знаю, куда только глядели, забрели на гору Кэйсоку. Ну, пока искали да бродили туда-сюда, сборный пункт, где мы должны были сесть на корабль, взял да и потоп... Мы, конечно, походили поблизости, подождали, но никого уже не нашли. Хорошо еще, что еда везде осталась, в домах-то, и ночевали под крышей - люди ведь все бросили, бежали кто в чем был... Вот вода нас беспокоит, прибывает вода-то... Видать, всю гору уже окружила. Старик указал пальцем на бурлящую морскую воду с плывущими по ней пемзой и пеплом. - Видите, и на эту сторону цунами воду нагнало... Ох, и цунами утром было, страсть! Оно во-он оттудова пошло. Да и без цунами вода прибывает. Мы здесь всего два дня, а вода уже на два метра поднялась... - Не вода поднимается, а весь этот район постепенно тонет, - сказал ему Катаока. - А кроме того, весь горный массив Ямидзо уже передвинулся к востоку километров на восемнадцать - двадцать... - Что же это выходит?.. Гора Цукуба прямиком суется в море Касима? Да... - про себя ответил Катаока. А потом и в Японскую впадину... - Ничего не получается! - досадливо щелкнул языком тот, что крутил тихо попискивавшую рацию. - Батареи совсем сели, а запасные унесло... - Если вам сухие батареи нужны, есть несколько штук в карманном фонаре... - сказал за их спиной изможденный мужчина средних лет. - Не пригодятся? - Попробуем, - кивнул Катаока. - А если не поможет, поищем в какой-нибудь лавке. - Зачем искать-то, в двух километрах отсюда стоит брошенный грузовик сил самообороны, может, его приспособить можно? - спросил старик. - Да, как сказать, может, у него аккумулятор уже сел? - Во всяком случае, попытаться стоит... - Катаока с трудом поднял свое налитое свинцовой тяжестью тело. - Где, примерно? - Погодите, я вам проводника дам, - старик обернулся к людям, сидевшим на корточках в некотором отдалении. - А то как бы вы не заблудились, ведь темнеет уже. Грузовик-то прямо в долине бросили, в стороне от дороги. Сами вы не найдете. Не было еще и семи вечера, а сумерки сгущались раньше обычного: небо на западе было затянуто плотной пеленой дыма и пепла. Над головой черной тушью проносился дым, лишь над восточным горизонтом виднелась узкая рыжеватая полоса, похожая на настоящее небо. С наступлением полной темноты на западе появилось багровое зарево извержения. В скалах свистел холодный ветер. В этом году люди так и не видели настоящего летнего солнца, в рыжевато-сером небе плавал мутный, кровавого цвета диск. Иногда показывалась какая-то необычная коричневая луна, а звезд вообще не было. Выброшенные высоко в стратосферу десятки тысяч тонн пепла, начинали кружить над северным полушарием, обещая через два-три года всему миру холодное лето и страшный неурожай. Старик решительно поднялся на ноги - видно, решил, что в таком деле ни на кого нельзя положиться. - Корабль! - вдруг крикнул кто-то, находившийся чуть выше на горе. Усталости как не бывало. Люди вскочили, встали на цыпочки, вытянули шеи. И наконец увидели: на фоне быстро угасающего заката, совсем близко проплыли черный корпус и мачта судна. Почему-то оно шло без единого огонька, даже без бортовых огней. - Эге-гей!.. - люди закричали, замахали руками. - Сюда, сюда, помогите!.. - Костер, быстро! - крикнул Катаока. - И давайте сюда все карманные фонари кроме двух, самых мощных. Старик громко распорядился, и средних лет мужчина побежал в сторону. Раздался треск ломаемых веток, куча быстро росла. - Используем все батареи, - сказал Катаока, проверяя карманные фонарики и бросая лучшие батареи радисту - Передашь SOS. Все будет в порядке, расстояние всего четыре-пять километров. При свете карманного фонарика радист соединил проводником батареи, не вынимая их из фонарей. Включив рацию, он закричал: - Везет, они как раз переговариваются! - А ты вклинься в их разговор, - посоветовал Катаока. - Судно сил самообороны? - Нет, кажется, американское. В рации раздались звуки более мощные, чем сигналы с судна. - Послушай, - сказал радист, глядя на Катаоку. - Очень сильные сигналы поступают с очень близкого расстояния... Где-то совсем рядом... - Ты хочешь сказать, что поблизости, рядом, есть еще кто-то, кроме нас? - Катаока огляделся кругом. Уже совсем стемнело. - А что говорят? - Не понимаю. Иногда попадаются английские слова, но весь разговор ведется шифром на основе английского... - Все равно, давай, вклинивайся... - Ты думаешь, я этого не делаю? Да они никак пока не отвечают! Высоко в небо взвилось яркое пламя костра. Все, и млад и стар, стоя спиной к огню, замахали руками и закричали. - Не отвечают, - сказал тот, который посылал световые сигналы. - А почему на этом корабле соблюдается затемнение?.. - Катаока... - сказал радист. - Между сушей и кораблем есть еще одно место, откуда исходят радиосигналы, ведутся трехсторонние переговоры. Катаока пристально вгляделся в темную поверхность моря. Между расплывчатым силуэтом судна и берегом виднелся едва приметный белый след от вспенившихся волн. Этот след постепенно приближался к берегу, оставляя хвост в открытом море. Откуда-то издалека вдруг донесся шум двигателя, и пожалуй, не одного, а нескольких. Это было, конечно, эхо, прокатившееся по склонам гор. За поворотом дороги кое-где замелькали отсветы, видно, блики от автомобильных фар. - Друзья! - крикнул Катаока. - Поторопитесь! Сейчас к берегу причалит десантное судно! - Они прекратили переговоры, а наши сигналы игнорировали! - сказал радист, оставляя рацию. Люди долго прислушивались и вглядывались в темноту, пока не поняли, где причалило десантное судно. Ориентиром служили автомобильные фары, светившие у кромки воды на расстоянии около километра. Падая и поднимаясь, карабкаясь по скалам, люди наконец добрались до места, куда причалило судно. Это был крохотный огород, разбитый на склоне горы и огороженный камнями. Морская вода достигала почти самого верхнего края этой каменной ограды. С борта причалившего судна на берег перекинули трап. Тяжелые американские военные грузовики подъехали задом к судну. По спущенным помостам с них стали сгружать большие, обшитые брезентом, ящики. С помощью катков их стали грузить на судно. - Стой! - раздался крик из темноты. На измученных, едва добредших сюда людей были направлены два автомата. - Возьмите нас на борт! Здесь женщины и дети! - крикнул по-английски Катаока. К нему приблизился высокий молодой офицер с детским лицом. Казалось, он был в замешательстве. - Вы гражданские? - Кроме нас троих. Мы-то из наблюдательной бригады спасательного отряда. Но все остальные гражданские лица... - Но в данном районе спасательные операции закончились, и район закрыт... Во всяком случае, я получил такую информацию. - Они заблудились и не успели бежать. - Сколько всех? - Человек двадцать, тридцать, должно быть... - Живее! - крикнул офицер, обернувшись к солдатам, которые, замедлив погрузку, прислушивались к разговору. Потом он сдвинул каску немного назад и сказал с сожалением, но твердо: - Весьма сожалею, но мы прибыли сюда для выполнения особого задания по указанию высшего командования. Прибыли сюда, несмотря на большую опасность. Спасение не входит в наши функции. - Вы хотите оставить умирать этих матерей, младенцев и стариков? Они уже больше десяти дней блуждают по горам. - Сожалею, по ничем не могу помочь. Если бы даже я и захотел взять вас на борт, судно слишком мало, после принятия груза мы и сами-то едва сможем разместиться. - Не знаю, какой такой у вас груз, но жизнь людей дороже! - Весьма сожалею. Но я военный, получая это задание, я одновременно получил особое указание выполнить его с максимальной точностью. Откровенно говоря, разговаривая с вами, я уже нарушаю приказ... - В таком случае, хотя бы свяжитесь с головным кораблем и попросите немедленно вызвать спасательное судно! - умоляюще произнес Катаока. - Здесь почва опускается под воду со скоростью трех метров в день. Да еще с ежедневным ускорением. До самого высокого пункта осталось всего сто метров. А если нагрянет цунами... - Я и этого не могу вам обещать, пока не переговорю с командиром. До выхода в безопасную морскую зону связь у нас заблокирована... - Мерзавцы! - заорал по-японски один из коллег Катаоки, слушавший их разговор. - Вы, вы, разве вы после этого люди... - Постойте, лейтенант Скотт... - произнес по-английски с сильным акцентом небольшого роста человек, появившийся из-за грузовика. - Сколько человек можно взять на борт взамен одного ящика? - Этого... этого я сделать не могу, - упрямо ответил лейтенант, заливаясь краской. - Это нарушение приказа! - А как вы думаете, откуда исходит приказ? В конечном итоге за эту операцию ответственность несу я. Отвечайте, сколько человек сможете взять на борт. - Человек пять-шесть... - А если только женщин и детей? - Человек восемь-девять, не больше. - Значит, десять человек возьмете. Я остаюсь здесь... - Я... я не могу этого допустить! - А я сделаю так, чтобы вы могли это допустить. Дайте мне бумагу и перо... Получив требуемое, человек что-то быстро написал и расписался. - Сколько у вас женщин и детей? - обратился он к Катаоке все еще по-английски. - Шесть женщин и трое детей... - Пусть их сопровождает кто-нибудь из мужчин, говорящий хотя бы на ломаном английском. - А как вы собираетесь поступить с остающимся грузом? - Всю ответственность за него я беру на себя, так что об этом не беспокойтесь! Вот этот ящик, предпоследний, останется на берегу... Да, этот. Ведь я лучше всех знаю их содержимое... - Быстро! - крикнул лейтенант солдатам. - Вас тоже прошу поторопиться. Мы и так уже выходим из графика. Женщины замешкались, прощаясь с мужьями, начался плач, но их, подгоняя чуть ли не толчками, быстро посадили на судно. - Все будет хорошо! Вы все непременно встретитесь! - вдруг по-японски закричал невысокий человек. - Садитесь, садитесь, а за всех остающихся отвечаю я! Катаока удивленно обернулся, но не смог разглядеть лица этого человека. - Не хочу, я лучше останусь! - закричала, ступив на трап, молодая женщина с младенцем на руках. - Чтобы я моего мужа одного оставила, нет, нет! Если уж он умрет, то и я с ним вместе, со всеми! - Томоко! - прозвучал с берега почти рыдающий мужской голос. - Томоко, Томоко!.. Невысокий человек остановил выскочившего вперед, надрывавшегося от крика мужчину. - Все будет хорошо. Встретитесь в Америке. Я сделаю так, что вы встретитесь... Подняли трап. Сквозь рев двигателя с борта донеслись плач и крики. Оставшиеся на берегу мужчины тоже выкрикивали имена жен и детей. Судно быстро исчезло за полосой света, отбрасываемого фарами грузовиков. Когда все смолкло, уши вдруг наполнил свист ветра, проносившегося по дну ночи. Действительно, все свершилось в одно мгновение. Оставшиеся мужчины ошеломленно застыли на огороде. Невысокий человек, стоявший рядом с брошенным ящиком, медленно снял каску и обернулся. - Как, это вы?! - изумленно воскликнул Катаока, увидев его лицо. - Н-да, при странных обстоятельствах мы встретились... - сказал, смущенно улыбаясь, Куниэда. - Государственному служащему порой приходится бывать бессердечным... Но в данном случае я оказался несостоятельным. Дело в том, что человек, занимавшийся этим делом, погиб при землетрясении, вот я и заменяю его уже целый месяц... И как видишь... - Вы все время сопровождали этот груз? - Да, из Цукуба перевез в Мито, а перед тем, как Мито погрузился в воду, перевез в эти горы... - Куниэда устало зевнул. - Странная была работа... А я-то думал, приеду в Америку, увижусь с женой... - А что в этих ящиках? - Пока не могу сказать... - вертя в руках каску, сказал Куниэда. - Да, пожалуй, и никогда в жизни не смогу сказать... Такие уж они, эти чиновники... Потом он, щурясь, словно от солнца, оглядел мужчин, столпившихся вокруг ящика. Знаете, мне очень хотелось выкинуть ящики и посадить всех вас. Но на это меня не хватило. Поймите меня, пожалуйста, правильно. Это не значит, что я о вас не подумал. Дело в том, что я оказался в таком положении, когда на мои плечи легла ответственность за будущее десятков миллионов наших соотечественников, которые уже эвакуировались за границу. Эти ящики имеют прямое отношение к их будущему. Да к тому же... - Куниэда медленно взобрался на водительское сидение грузовика. - К тому же у нас еще есть надежда. Я тут украдкой попросил водителя оставить мощную рацию... Огород опять загудел и затрясся. Измученные и опустошенные люди полезли в кузов. Куниэда завел мотор. 2 Невиданной силы тайфун, зародившийся в середине августа в районе Марианских островов, с каждой минутой приближался к уже наполовину затонувшему Японскому архипелагу. Вслед за ним двигались еще два тайфуна послабее. Спасательные суда всех стран отошли подальше от берегов, стараясь избежать бедствия. Некоторые из них так и не вернулись назад. Метеорологические условия в районах омывающих Японию морей из-за термических противотоков, возникших в результате мощных вулканических извержений, сложились очень необычные. И если бы теперь тайфун обрушился прямо на Японию, она получила бы вдобавок к ударам от землетрясений, огня и воды еще и удар от ветра. Штаб Д-1 в начале августа был передислоцирован с суши на самое крупное судно сил морской безопасности "Харуна". Дни и ночи напролет Наката и Юкинага обрабатывали здесь потоки информации. Сейчас они не подозревали, что "Харуна" на полной скорости уходит от Японии на восток, чтобы избежать тайфуна. Императорская семья в мае тайно переехала в Швейцарию. Правительственные органы Японии получили временное пристанище в Париже. Комиссия по осуществлению эвакуации перебазировалась в Гонолулу, теперь она называлась "Штаб по принятию спасательных мер". Исполнительные органы государственной машины, именуемой "Япония", в большинстве своем уже находились вне тонущих островов, перебравшись из некогда столь уютного уголка Дальнего Востока в другие страны и районы мира. И никакая веревочка не связывала, казалось, рассеявшиеся органы государственного аппарата с разбросанными по всей земле его гражданами... Перед шестьюдесятью пятью миллионами эвакуированных, разбросанных по разным частям света, начинали вставать проблемы "жизни". В палаточных лагерях для беженцев, раскинувшихся под открытым небом, в бараках, в военных казармах, а порой и в жалких поселках, походивших на лагеря для заключенных, уже потихоньку разгоралась тревога. Как будет с питанием, со свободой передвижения?.. И прочее, и прочее... За спиной этих людей, в большинстве своем уехавших даже без самого необходимого, но все же вздохнувших на "устойчивой земле" с облегчением, остались бьющиеся в предсмертных судорогах острова и все еще ожидающие спасения почти тридцать миллионов соотечественников. За июнь и июль было эвакуировано только около четырех с половиной миллионов человек, а погибло три миллиона. Были и случаи самоубийства. Среди оставшихся двадцати миллионов было и немало таких, кто добровольно уступил свое место на корабле или самолете. Подавляющее большинство их составляли люди старше семидесяти лет. Участились случаи, когда пожилые японцы, особенно мужчины, покидали семью или исчезали со сборных пунктов, оставив записку, что будущее они возлагают на молодых и зрелых, что они уже достаточно прожили и не хотят быть обузой, не хотят расставаться с Японией, потому что жизнь вне ее теряет для них всякий смысл. Один из таких стариков - возможно, самый старый из оставшихся - лежал сейчас в дальней комнате просторного окруженного садом особняка, находившегося в городе Футю. Крепкое железобетонное здание, несмотря на многочисленные землетрясения, сохранилось почти целиком. Но и золотистого цвета коридор, и комнаты, и одеяло, которым укрывался старик, - все было припорошено пеплом. Даже лицо старика, совсем иссохшее, изрезанное глубокими морщинами, покрывал мертвенно-серый налет. - Вот как... - пробормотал старик. - Дурачок Куниэда... Оставил один ящик и погрузил женщин и детей... Из его горла вырвался свист. Было непонятно, смеется он или кашляет. - А сам-то он куда делся?.. Отправился вместе с ящиками? - Нет... - сказал коротко остриженный могучего сложения человек, который сидел возле старика в торжественно-строгой позе. Пробежав глазами длинную телеграмму на английском языке, он добавил: - Написано, что остался на месте... Старик пожевал сморщенными губами, в его потускневших глазах ничего не отразилось. - Ну и олух... великовозрастный... - беззлобно пробурчал он. - И... какой же из ящиков он бросил, там не говорится? - Да есть... Куниэда-сан указал на ящик Б, который и оставили... Из глубины подушек раздалось странное повизгивание. Могучего сложения человек испуганно взглянул на старика. А тот, раскрыв во всю ширь свой беззубый рот, весело, от души смеялся. - Знал... - едва переводя дух, сказал старик. - Ну и стервец, с таким ухо нужно держать востро. Как же он унюхал, а?.. Сам-то он не способен определить... Значит, в какой-то момент узнал как-нибудь... Если так, он, пожалуй, выживет... Понимаешь, Есимура? Старик помолчал, а потом продолжил: - В ящике Б почти все было подделкой... Это я придумал... Сам... и давно уже... Никто об этом и не знал... А жаль, что не доведется нам околпачить этого самого О'Коннели из Бостонского музея искусств... Да, досадно... Когда встретишься с О'Коннели, передай ему привет... Скажи, последняя шутка старика не выгорела из-за одного парня со страшно тонким нюхом... Да, кстати, за вами уже приехали? - Да. На вертолете опасно, в двигатель забивается пепел, так что прибыл большой "джип". Доедем до Тефу, там поджидает амфибия... - Ладно... хватит, иди... Что делает Ханаэ? - Думаю, она уже собралась... - Давай, увози ее быстрее... Могучий человек, которого звали Есимура, быстро вышел из комнаты, шумно ступая по татами. И тут же из-за фусума, где она, наверное, пряталась, появилась девушка. - Что это такое?.. - старик окинул ее взглядом. - В таком виде ты собираешься сесть в "джип"? На девушке было кимоно из шелка "акаси" темно-фиолетового цвета, словно бы распространявшее аромат своего оттенка, и старинное оби, расписанное цветами повилики. Секунду она смотрела на старика полными отчаяния глазами, потом подошла к нему, ступая легко и изящно, и уселась по-японски, коснувшись коленями татами. Бессильно опустив плечи, она закрыла руками лицо. - Я... не поеду... - сказала девушка дрожащим, с ноткой возмущения голосом. - С вашего позволения, я останусь возле вас... - Нельзя... - коротко ответил он. - Ты еще... молода. Нельзя тебе позволить умереть вместе с таким дряхлых стариком... - Нет! Нет!.. Я... Лучше я, если придется вас покинуть... - Да что ты болтаешь!.. - он слегка повысил голос. - Кажется, тебя не так воспитывали, чтобы ты в решительный час несла всякий вздор... Ты поедешь туда... и будешь... жить во что бы то ни стало... Я ничего не велю тебе делать, не требую, чтобы ты там чем-то себя утруждала... Просто живи... Самое главное, чтобы ты прожила долго... Полюбишь мужчину, выходи за него замуж... Я тебе все время твержу: все сделано, чтобы ты прожила безбедно... Но, должен тебе сказать, что жизнь... вообще-то... тяжелая штука... и го