училось с лоринами? -- спросил я у Кареглазки, испытывая дурное предчувствие. Если Сквинт был там, следовало ожидать, что лорины его почуют. Однако их не было нигде поблизости. Локсы беспокойно переступали с ноги на ногу у ворот. -- Ладно, хватит! -- крикнул охранник. Внутри комплекса появилась шеренга людей в форме. Они держали в руках арбалеты, нацеленные на толпу. -- Следующий, кто сделает хоть шаг к воротам, получит стрелу, -- бесстрастно изрек охранник. -- Позабавились -- и хватит; теперь ступайте по домам. Я думал, Стронгарм сейчас кинется к воротам и попытается свалить их голыми руками, так вздулись вены у него на шее и сжались кулаки. Жена схватила его за руку, к ним подбежала Лента, встав между родителями и воротами. В течение долгих секунд он стоял неподвижно, глядя поверх их голов на охранника. Потом он расслабился, пожал плечами, повернулся и пошел прочь. Я увидел в свете факела его лицо, когда он проходил мимо меня: рот его был приоткрыт, а в глазах стояла жуткая пустота. Глава 11. В последовавшие за этим дни чувство единства среди жителей Паллахакси росло. Возможно, оно существовало всегда, и лишь теперь, познакомившись с некоторыми местными жителями, я почувствовал это сам. В предыдущие годы родители всегда были вместе со мной, и мы ездили по окрестностям на мотокаре, посещая пляжи, отправляясь на лодочные прогулки, редко общаясь с кем-либо, кроме обитателей соседних коттеджей -- все они, как и мы, приезжали сюда на каникулы. Тем не менее я был почти уверен, что люди тянулись друг к другу почти инстинктивно, так, словно они пострадали, и, зная, что могут пострадать еще больше, нуждались в обществе друг друга. Посещение храма Фу резко возросло -- не потому, что люди вдруг стали религиозны, но из-за того, что они хотели быть вместе. Местная газета, вместо того чтобы просто печатать поступающие с почты новости, начала давать отчеты о местных собраниях и публиковать мнения, касающиеся отношения Парламента к местным делам. Люди крепко пожимали друг другу руки при встрече, перестали ругать лавочников за нормированное распределение и стали им, напротив, сочувствовать. Вечерами они сидели перед своими домами и беседовали с соседями, забыв о многолетних ссорах. Я слышал, что во времена бедствий люди тянутся друг к другу, как сейчас, так что в определенной степени это было понятно. Единственно, что не давало мне покоя, была мысль: против кого мы объединяемся? Логичным ответом было -- против врага, Асты, однако я почти не слышал, чтобы кто-то упоминал о войне. Асту не обвиняли в нормированном распределении -- обвиняли Правительство. Нехватка топлива, разрастание запретных зон, пропажа судна в море, любая катастрофа, любые трудности -- все вменялось в вину Правительству. Во время периода вооруженного нейтралитета, существовавшего между моими родителями и мной, я упомянул об этом отцу. Он задумчиво посмотрел на меня. -- Народ испытывает вынужденные трудности и потому, естественно, ищет козла отпущения. Аста далеко за горизонтом, а Правительство прямо под рукой, и потому во всем винят Правительство. Это достойно сожаления, но так уж думают люди. Я с некоторым удивлением смотрел на него; впервые он разговаривал со мной, как со взрослым. Это было приятно. -- Может быть, если бы на заводе хоть как-то помогли в поисках Сквинта, люди были бы более дружелюбны, -- заметил я. -- Очень неприятная история. Охранники, которых это касалось, получили строгий выговор. Мы провели тщательные поиски и в окрестностях завода парнишку не нашли. -- Казалось, он чуть ли не извиняется. -- Однако это лишь иллюстрирует мою точку зрения, Дроув. Здесь огромная территория, от океана на западе до Желтых Гор на материке. Почему же народ решил, что мальчик пропал где-то на заводе? После конфликта у ворот завода Вольф, казалось, ушел на дно. Время от времени я видел его вместе с матерью, гулявших по городу и делавших покупки в таких количествах, что у меня не возникало никакого желания демонстрировать наше знакомство публике. Я не мог понять, почему Правительство не объяснит как следует своим чиновникам, что размахивать на каждом шагу карточкой и игнорировать нормированное распределение -- все это не делает им чести. Тем временем грузовики продолжали с грохотом проезжать через город и дальше по уходящей в глубь материка дороге, увозя продукцию в города, которым повезло меньше, чем нам. Я проводил большую часть времени в обществе Кареглазки, и мы часто бывали дома у Ленты: сначала чтобы выразить свое сочувствие и узнать о последних новостях насчет Сквинта; потом, по мере того как шло время и надежда угасала, чтобы утешить и как- то отвлечь их от горестных мыслей. Отношения в их семье были очень близкими, и они тяжело переживали случившееся. Вечерами, когда мы сидели в комнате Ленты, пытаясь приободрить ее, в доме бывало много людей. Стронгарм принимал их в гостиной, плотно закрыв дверь. Часто в этой комнате бывало человек по двенадцать и больше, а в один из вечеров я насчитал больше двадцати. В тот вечер там побывали родители Кареглазки, и позже она спросила у них, о чем шла речь, но не получила вразумительного ответа. Казалось, формируется группа для какой-то операции, но мы не могли понять, в чем эта операция заключается. * * * Как-то вечером Стронгарм спросил нас: -- Пойдете сегодня в храм? -- Они с Уной надевали пальто. -- Я никогда не хожу в храмы, -- ответил я. Он рассмеялся. -- Нет, парень, ты ничего не услышишь о солнечном боге Фу или о Великом Локсе, или о чем-то в этом роде. Это собрание жителей города. Там будет представитель Правительства. -- Надеюсь, не мой отец. -- Нет. Не знаю, знаком ли ты с ним. Он довольно часто здесь появлялся в последнее время, и, похоже, он вполне здравомыслящий человек. Его зовут Хорлокс-Местлер. Когда мы пришли к храму, там уже собралась порядочная толпа, и я увидел много знакомых лиц. Более того, на возвышении стояли в основном те, кого я видел приходившим в дом Стронгарма. Мы с Лентой и Кареглазкой сели вместе с остальными, но Стронгарм поднялся на импровизированную сцену и некоторое время спустя постучал молотком по столу, призывая к порядку. -- Народ Паллахакси, -- крикнул он. -- Мы собрались сегодня, потому что нам не нравится многое из того, что делает Парламент. Хорлокс-Местлер, депутат Парламента, согласился прийти к нам и выслушать нас. Я не умею много говорить, так что предоставляю слово Местлеру. Он сел под нестройные аплодисменты, а Хорлокс-Местлер поднялся, задумчиво разглядывая аудиторию. -- Для начала я должен сказать, что это собрание не имеет официального статуса... Стронгарм вскочил на ноги, покраснев от ярости. -- Прекратите, Местлер! -- рявкнул он. -- Нас не интересует никакой мерзлый статус и нас не интересуют ваши мерзлые отговорки. Мы позвали вас сюда, чтобы вы объяснили нам положение дел. Вот и давайте! -- Он сел, и на этот раз аудитория разразилась бурными аплодисментами. Местлер слабо улыбался. -- В Паллахакси сложилась критическая ситуация, но она находится под нашим постоянным контролем, -- начал Местлер. -- Имели место сообщения о вражеских агентах в окрестностях консервного завода, и, поскольку завод жизненно необходим для нас, может возникнуть необходимость изменения границ запретной зоны. Но мы надеемся, что этого не потребуется. Мы надеемся. Он начал поносить тех, кто заботится только о себе, не думая об общем благе, кто ночью толпами болтается по улицам, обеспечивая прикрытие для астонских шпионов, кто организует непонятные нелегальные сборища, из- за чего Парламенту впустую приходится расходовать время -- время, которое с большей пользой можно было бы потратить на решение военных проблем. Короче говоря, он перешел в наступление, продолжая говорить спокойным, убедительным тоном, с улыбкой добродушного дядюшки, маскировавшей яд его слов. -- И потому после долгих и мучительных размышлений Парламент вынужден объявить, что у него нет иного выхода, кроме как прибегнуть к этой непопулярной мере, -- говорил Местлер, и, вероятно, я что-то упустил, поскольку не мог понять, о чем он говорит. Аудитория возбужденно роптала. -- Какие у вас на то полномочия? -- крикнул отец Кареглазки, сидевший за столом на сцене. -- Подобное распоряжение может разрушить мое дело. Здесь что, консервный завод или какой-то мерзлый парламентский департамент? -- Сейчас война, и у нас есть право принимать срочные меры местного масштаба, -- проинформировал его Местлер. Шум в зале усилился. -- Какие меры? -- шепотом спросил я у Кареглазки. -- Комендантский час. -- Что? Чего они испугались? -- Думаю, отца Ленты и его товарищей... Дроув, это означает, что мы не сможем гулять вечерами, -- с несчастным видом сказала она. Вокруг нас люди вскакивали с мест и кричали. Местлер тем временем продолжал: -- Нет, мы не вводим военное положение. Некоторое количество войск расположится в городе: для оказания помощи местной полиции и для целей обороны. Будьте уверены, что будут приняты все меры для защиты города в случае нападения астонцев. Спасибо за внимание. -- Подождите! -- Ошеломленный, Стронгарм вскочил на ноги. Каким-то образом инициатива была потеряна, и собрание закончилось поражением. -- Мы вполне можем защитить себя сами! Нам все это не нужно! Местлер грустно посмотрел на него. -- Паллахакси-Стронгарм, чего вы хотите? Вы заявляли, что Правительство вас не защищает -- теперь мы даем вам защиту, о которой вы просили, и вы все еще недовольны. Я в самом деле начинаю думать, что вы всего лишь возмутитель спокойствия... Глава 12. На следующее утро я зашел к Кареглазке, и мы решили пойти на Палец, посмотреть на прибытие большого корабля. С удобного наблюдательного пункта мы могли бы оценить, направляется ли он в гавань или, как предполагала Кареглазка, к новой пристани. -- В "Груммете" говорят, что вчера он бросил якорь возле Пальца, -- сказала она. -- Возможно, на нем привезли какое-то военное снаряжение. Кто- то сказал, что в океане он подвергся нападению астонских военных кораблей и получил повреждение двигателей. Вот почему они опоздали. Они должны были быть здесь еще до грума. Я в очередной раз подумал о том, насколько быстро доходили новости до "Золотого Груммета". Новости, о которых рассказывала мне Кареглазка, обычно оказывались более свежими и точными, чем в газетах, которые столь жадно поглощал мой отец. Мы зашли к Ленте, сочувствуя ей после того, как обошлись с ее отцом на собрании. Она выглядела достаточно бодро и явно была благодарна нам за возможность отвлечься, в то время как Стронгарм по-прежнему пребывал в ярости и гневно говорил о необходимости организовать вооруженные отряды. Оставив Уну нести это бремя в одиночестве, мы направились по главной улице в сторону гавани. Возле монумента стоял Вольф, на этот раз без матери и явно без определенных намерений. К несчастью, он заметил нас и поспешил навстречу, абсолютно не смущаясь тем, что много дней избегал нас. -- Рад вас видеть, -- весело воскликнул он и по-хозяйски взял Ленту за руку. Она посмотрела на него, как на пустое место, и он внезапно опомнился. -- Э... есть какие-нибудь новости о Сквинте? -- Никаких, -- очень тихо ответила Лента. -- Плохо. Ужасная история. Знаешь, я думал об этом, и у меня появилась одна мысль. Как ты думаешь... Голос его замер, когда Лента вырвала из его руки свою и уткнулась лицом мне в плечо, громко всхлипывая. -- Ради Фу, сделай так, чтобы он замолчал, Дроув, -- в отчаянии рыдала она. -- Я этого не выдержу! Я не знал, что делать в подобной ситуации. Я стоял посреди людной набережной гавани Паллахакси с рыдающей девушкой на плече. Того гляди, соберутся зеваки. Да и Кареглазка поглядывала исподлобья. -- Ладно, Лента, ладно, -- я похлопал ее по плечу. -- Пойдемте-ка отсюда, ведь мы же собрались на Палец посмотреть на большой корабль. Лента затихла, вытерла слезы, и мы втроем отправились дальше. Смущенный Вольф поплелся за нами. Так он снова присоединился к нашей небольшой компании, добровольно согласившись на некоторое понижение в ранге. * * * Мы стояли на Пальце и смотрели на ясное, спокойное море. Поверхность воды была испещрена танцующими рыбками, и грумметы без конца устремлялись вниз, захватывая полный клюв живой добычи, и глотали ее на лету, взмывая на восходящем потоке к вершинам скал. Потом -- а некоторые из них парили столь близко, что можно было увидеть их глотательные движения, -- они вновь по спирали устремлялись вниз, снижаясь к маслянистым волнам, скользя столь низко, что их ноги иногда касались воды, пока они набирали новую порцию рыбы в свои клювы-мешки. Корабль снялся с якоря и двигался в нашу сторону, хотя до него все еще было более тысячи шагов. Его буксировали на канатах четыре паровых катера, по два с каждого борта; буксиры были расположены так, что они тянули корабль не только вперед, но и в разные стороны. -- Это корабль с глубокой осадкой, -- объяснила Лента, -- оказавшийся посреди грума. Плотная вода вытеснила его, и верх стал перевешивать; вот почему им пришлось вызвать буксиры. Теперь с каждого борта натянуты канаты, чтобы удержать корабль на ровном киле. Видите того человека на мачте? -- Она показала на казавшуюся знакомой фигуру на площадке на половине высоты мачты. -- У него индикатор крена, и он контролирует положение буксиров. Когда корабль начинает накреняться, он дает сигнал паре буксиров с этой стороны, чтобы они ослабили канаты, а с другой стороны -- чтобы натянули их сильнее, и корабль снова выравнивается. Все это время они тянут его в сторону берега. Когда он окажется достаточно близко, к нему прицепят тросы с суши и с помощью лебедок подтянут его с двух сторон. -- Ты, наверное, видела все это раньше, Лента, -- заискивающе сказал Вольф. -- Несколько раз. Часто они прибегают к услугам моего отца в качестве проводника на мачте, но сейчас там его нет. Это корабль парлов, и отец не стал бы работать на них. -- В том, как она это сказала, послышалось презрение, но Вольф не принял это на свой счет, задавая новые вопросы и ведя себя с преувеличенным пониманием и вежливостью. Немного погодя, я сказал Кареглазке: -- Пойдем прогуляемся. Мы оставили Ленту и Вольфа сидеть на вершине скалы и направились в сторону деревьев. Каре-глазка некоторое время молчала, но когда мы отошли на расстояние, с которого нас нельзя было услышать, язвительно сказала: -- Забавно она держится с тобой. Я почувствовал, как что-то сжалось у меня в желудке. -- Что ты имеешь в виду? -- Я имею в виду -- забавно, как Лента к тебе прижималась там, на набережной, когда плакала. И она постоянно ходит вместе с нами. Ты все время разговариваешь с ней, все время. -- Она всхлипнула, и я с ужасом понял, что она готова расплакаться. Это был не мой день. Я сел на траву и усадил ее рядом с собой. Было теплое летнее утро, и нас окружали лишь деревья. Она сидела выпрямившись, опустив голову, безвольно держа свою руку в моей. Она снова всхлипнула, ее плечи вздрогнули, потом она внезапно отбросила волосы с глаз и посмотрела прямо на меня. -- Возможно, я могу потерять тебя, Дроув, -- удивительно спокойным голосом сказала она. -- Это не твоя вина, возможно, виновата я сама. Я не могу ни в чем обвинять и Ленту. Но мне кажется, что я теряю тебя, но не знаю, что мне делать. -- Ты вовсе меня не теряешь, -- с несчастным видом пробормотал я. -- А хорошо иметь такую красивую девочку, как я, Дроув? -- мягко спросила она. -- Кареглазка... --пробормотал я. -- Я... -- Тогда поцелуй меня, пожалуйста, Дроув, -- прошептала она. Я склонился над ней и неловко коснулся ее губ своими. Ее руки охватили мою шею, и что-то произошло у меня в груди; внезапно наши губы стали намного мягче и намного ближе друг к другу, и я почувствовал, как ее язык касается моего, в то время как она издала долгий вздох наслаждения. Когда наконец я решил, что пора вздохнуть, она неуверенно посмотрела на меня. -- Дроув, -- сказала она, -- обещаешь, что не будешь смеяться? -- Угу. -- Я хочу тебе кое-что доверить, но о таких вещах говорят люди намного старше, -- поспешно сказала она. -- Так что это может показаться смешным, Дроув... -- Да? -- Я буду любить тебя всю жизнь, Дроув. * * * Когда мы вернулись к скале, Лента и Вольф сидели в некотором отдалении друг от друга и молча глядели на воду. Услышав наши шаги, Лента с явным облегчением подняла глаза. Вольф продолжал смотреть на корабль внизу. Тот значительно ближе продвинулся к берегу, и теперь я смог узнать человека на мачте. Это был Сильверджек. -- Думаю, лучше они никого не могли найти, -- заявила Лента, когда я сказал ей об этом. -- В конце концов, он достаточно хорошо знает здешнюю акваторию. Если бы он только не был столь не надежен... Мы смотрели на приближавшийся корабль. Это было самое большое судно, какое я когда-либо видел, -- двухмачтовое, но все паруса были сейчас спущены. Разбитая рея и какие-то обломки на корме наводили на мысль об астонских пушках. Посреди корабля возвышалась большая труба, а по обеим сторонам от нее с каждого борта -- гигантские гребные колеса. Они тоже оказались повреждены; по мере их медленного вращения видны были болтающиеся обломки дерева. На палубе стояли какие-то предметы, закрытые белой парусиной, а трюмы, видимо, были полны груза. Несмотря на это, осадка корабля была крайне низкой, и он скользил по поверхности грума, словно плывущий снежник. -- У них что-то случилось, -- внезапно вполголоса сказала Лента. На палубе жестикулировали люди, делая знаки Сильверджеку. Корабль накренился слишком сильно, и буксиры, осторожно маневрировавшие, чтобы миновать выступавшие над поверхностью камни, не успели скорректировать его крен. Корабль медленно наклонялся, пока одно огромное колесо не оказалось наполовину под водой, а Сильверджек повис над морем на накренившейся мачте. До нас донеслось отчаянное пыхтение двух буксиров с правого борта - - они пытались выправить положение парохода. С пристани слышались крики. Целую вечность корабль пребывал в состоянии неустойчивого равновесия, в то время как густая вода медленно вспенивалась под носом буксиров. -- Это все из-за груза на палубе, -- пробормотала Лента. -- Тяните, чтоб вас заморозило! -- подгоняла она буксиры. -- Тяните! Она была дочерью рыбака и хорошо знала море. У нее было чувство ответственности, которым я вряд ли мог бы похвастаться. Медленно, словно с неохотой, корабль выпрямился; вода толстыми струями хлынула из поврежденного гребного механизма. Канаты с противоположной стороны натянулись, удерживая судно, и Лента облегченно вздохнула... Катастрофа произошла с трагической неизбежностью. Один из буксиров, казалось, подпрыгнул в воде, издав тревожный свисток; с его винта летели клочья пены. Длинный трос, прикрепленный к стойке на его носу, лопнул или, может быть, сама стойка сломалась от чрезмерных усилий. Трос взмыл в воздух, изогнувшись над пароходом, словно атакующая змея, но более медленно, высоко и тяжело. Послышался страшный скрежет, когда буксир налетел кормой на камень, и винт, ударившись о гранит, разлетелся вдребезги. Затем раздался душераздирающий вопль, когда летящий трос снес штаги и ванты и петлями рухнул на палубу; люди разбежались во все стороны. Когда мачта накренилась к воде, от нее отделилась фигура Сильверджека. Он почти сразу же вынырнул на поверхность и быстро поплыл к берегу. Тем временем пароход накренялся все сильнее, и на этот раз ничто уже не могло его спасти. Лента отвела взгляд, в глазах ее стояли слезы; ведь на месте любого из этих людей мог оказаться ее отец. Я обнял ее и прижал к себе. Я знал, что сейчас Кареглазка не будет на меня в обиде. Корабль медленно переворачивался. Большая часть команды, поддерживаемая грумом, плыла к берегу быстро и легко. Опасность им не грозила. Послышался глухой, раскатистый рокот, казалось, доносившийся из самих глубин океана. Днище перевернувшегося корабля взорвалось гейзером пара и обломков, когда вода достигла топки и лопнули котлы. Куски дерева, металла взлетели в воздух; я смотрел, как большой рычаг завис в высшей точке своего полета, почти на одном уровне с вершиной скалы, прежде чем рухнуть в воду. На поверхность всплыли гигантские пузыри, словно предсмертный вздох, в то время как длинная сигара корабля скрылась под водой и навсегда погрузилась на дно канала Паллахакси. Глава 13. Я был в том возрасте, когда проблемы мира взрослых редко возбуждали мой интерес. Однако в потоке событий, последовавших после того дня на Пальце, я вынужден был признать существование того, другого мира, и тот факт, что в определенной степени это касается и меня. Наутро, после того как потонул пароход, к нам пришел ранний гость. Одевшись и спустившись вниз, я увидел отца с матерью; вместе с ними за столом сидел Хорлокс-Местлер. Он весело улыбнулся мне, поблагодарил мать за завтрак и бросил мне дружелюбно: -- Ты, случаем, не собираешься в город? А то подброшу -- моя машина во дворе. -- О, как это любезно с вашей стороны, Хорлокс-Местлер, -- засуетилась мать, прежде чем я успел ответить. -- Поблагодари Хорлокс-Местлера, Дроув. -- Угу, -- сказал я. -- Я видел тебя позавчера в храме с Паллахакси-Кареглазкой и Лентой, -- прищурился Местлер. -- Он слишком много времени проводит с ними, -- запричитала мать. -- Я все время говорю и говорю ему, но все бестолку; он просто не желает слушать. Дочь трактирщика и дочь политического агитатора... -- Не забудь еще Вольфа, мама, -- вставил я. -- Сына парла. Местлер искренне рассмеялся. -- Не беспокойся за мальчика, Файетт. Пусть сам выбирает себе друзей. Кроме того, нет ничего плохого в том, что твой сын знакомится с жизнью простого народа. Это может даже оказаться полезным. Потом мы с Местлером сели в его мотокар -- это была еще более впечатляющая машина, чем у отца,-- и поехали в город. У подножия монумента стоял глашатай, рядом с ним -- переносной паровой свисток. Когда мы проезжали мимо, он потянул за рукоятку, и над гаванью разнесся пронзительный свист; затем он начал зычным голосом объявлять о собрании. Я заметил вокруг угрюмые лица; люди заранее предполагали, что любое собрание, созванное Парламентом, будет иметь не слишком приятные последствия. Машина остановилась на новой набережной. -- Значит, ты достаточно хорошо знаком со Стронгармом, -- неожиданно спросил Местлер. -- Угу. -- Я понимаю, что он лучший моряк в округе... Должен честно тебе сказать, Дроув, у нас неприятности. Вчерашнее крушение "Изабель" создает большие трудности для Правительства. Ты обо всем этом услышишь на собрании. "Изабель". Название было мне знакомо. -- Мы хотим поднять ее, -- продолжал он. -- Чтобы это сделать, нам нужен человек, который хорошо знает местную акваторию и грум. Нам нужен опытный моряк, но, более того, нам нужен человек, который мог бы собрать команду, руководить погружением водолазов, оценить глубину, плотность воды, течение. Нам нужен Стронгарм. У меня возникла забавная мысль, не знаю почему. Местлер, похоже, не знал, что я наблюдал крушение "Изабель" с близкого расстояния. Вероятно, он думал, что свидетелей происшествия не было. -- После того, как отнеслись к Стронгарму на последнем собрании, он вряд ли захочет помогать парлам, -- твердо сказал я. -- Грум... -- задумчиво проговорил Местлер. -- Вот в чем первопричина. Вот почему здешние жители считают себя не такими, как все. Грум связывает их вместе; весь их образ жизни сформировался вокруг одного природного явления... И тем не менее, они невежественны. Они принимают грум таким, каков он есть, и никогда не задумываются ни о причинах, ни о следствиях. -- Зачем? -- с досадой спросил я. -- Грум -- это факт. Он происходит. Разве этого недостаточно? Под нами медленно скользила по воде большая плоскодонка. Она осторожно лавировала среди выступавших камней, затем сменила галс, лениво качнув парусом, и направилась в море вдоль канала. За рулем сидел Стронгарм, и мне стало интересно, что он делает здесь, вдалеке от своих обычных рыболовных угодий. -- Ты меня разочаровываешь, Дроув. Ты говоришь так, как здешние жители: будто грум был всегда. Запомни, у всего есть начало. Когда-то грума не было. Вода оставалась той же плотности и почти на том же уровне круглый год. Это трудно было себе представить, о чем я и сказал Местлеру. -- Тогда почему грум перемещается с юга на север? Почему небо сейчас ясное, когда оно должно было быть облачным от испарения? -- Откуда я знаю? -- Ты должен знать, Дроув. -- Он достал из кармана листок бумаги и карандаш. -- Наша планета вращается вокруг оси, которая направлена под прямым углом к ее орбите вокруг солнца Фу. Смотри. Он нарисовал в нижней части листа бумаги круг, изображавший Фу, и сложный эллиптический путь, который проделывает наша планета вокруг него, обозначив точками ее положение в разные времена года. -- Конечно, -- сказал он, -- масштаб здесь не соблюден, и наша орбита вытянута значительно сильнее, чем я изобразил. Тем не менее, это вполне подойдет для наших целей. Лодка Стронгарма удалялась, и вопреки моим собственным убеждениям меня заинтересовал этот урок астрономии. Может быть, Местлер был хорошим учителем или -- что более вероятно -- он объяснял нечто, что я всегда хотел знать, но был для этого чересчур ленив. Он обозначил положения планеты буквами от А до Н. -- Положение А -- это середина зимы, -- объяснил он. -- В это время планета находится дальше всего от солнца, и день равен по продолжительности ночи. Как я уже сказал, ось вращения планеты направлена под прямым углом к орбите. -- Он провел через круги диаметральные линии, с юга на север. -- Но есть еще один важный момент. По отношению к солнцу наша планета медленно поворачивается в направлении, противоположном направлению орбиты. Это означает, что в начале лета -- положение С -- солнце будет сиять над нашим Южным полюсом, в то время как примерно восемьдесят дней спустя оно будет светить над Северным полюсом. Понимаешь? Я смотрел на лист бумаги с карандашными пометками и пытался наглядно представить себе то, о чем он говорил. Возможно, это было бы проще, будь у меня под рукой несколько слингбольных мячей, но я не собирался сдаваться. -- Понятно, -- сказал я. -- Итак, происходит следующее. В начале лета солнце постоянно освещает Южный полюс, вызывая массовое испарение и приливный поток через узкий перешеек Центрального океана, с севера на юг, замещающий воды Южного океана, которые продолжают испаряться. Затем в середине лета -- положение Е -- день в Паллахакси снова становится равен ночи, жара на Южном полюсе несколько спадает, и достигается положение всеобщего равновесия. Огромные облачные образования над Южным полюсом удерживаются в полярных регионах за счет нормальной циркуляции воздушных масс. Затем планета постепенно поворачивается и подставляет солнцу свою северную часть. Теперь я начал представлять себе всю картину. -- И тогда начинает испаряться Северный океан, -- сказал я. -- Но когда вода Центрального океана течет мимо Паллахакси, чтобы его пополнить, это не обычная вода. Она уже подвергалась испарению. И потому она плотная. Это и есть грум. Местлер восторженно улыбнулся. -- Это захватывающая тема. Даже сейчас мы многого не понимаем. -- Он снова показал на свой рисунок. -- Так или иначе, грум достигает максимума в положении С. После этого планета удаляется от солнца, быстро остывая, и облака распространяются над всей ее поверхностью. В положении Н начинается сезон дождей и продолжается до наступления сухой зимы. Тогда все начинается сначала. Я посмотрел на море. Несмотря на отлив, там, где канал Паллахакси выходил в Центральный океан, глубина была достаточно большой. -- Просто не могу представить, как испарение может повлиять на такое количество воды, -- сказал я. -- Ее так много. Местлер кивнул. -- Да, но это Центральный океан. Он глубокий и узкий, и, говорят, он возник в результате гигантского землетрясения в те времена, когда наш континент окружал всю планету. Появилась трещина, отделившая Эрто от Асты и соединившая Северный и Южный океаны -- ты знаешь, что береговая линия Асты очень похожа на нашу? Их можно было бы почти сложить вместе. Но полярные океаны были всегда, и они мелкие, словно громадные сковородки. Постоянное сияние солнца почти иссушает их. Все, что остается, -- это грум. Тяжело хлопая крыльями, с юга приближалась большая стая грумметов. Возле скалы они опустились к самой воде, скользя вдоль поверхности и жадно поглощая рыбу. Я задумался, потом сказал: -- Но ведь это все равно не имеет никакого значения, верно? Вы ничем не можете доказать то, о чем только что говорили, а для меня это знание ничего не меняет. Мы так и не доказали, что быть невежественным плохо. А грум тем временем продолжается. Он весело улыбнулся. -- Такова жизнь. Значит, тебе кажется, что я зря теряю время, пытаясь добиться помощи от Стронгарма? -- Он встал, давая понять, что разговор окончен. Я поднял листок бумаги и сунул его в карман, надеясь, что он этого не заметил. -- Можете попробовать, -- сказал я. -- Но у вас все равно ничего не получится. * * * В храме все происходило примерно так же, как и в прошлый раз. Лента, Кареглазка и я сидели в первом ряду, и я заметил неодобрительный взгляд отца с высоты сцены, когда он увидел, что Каре-глазка сидит очень близко ко мне и держит обе мои руки в своих. Я почти слышал его мысли о том, что сейчас неподходящее время и место для этого. Местлер не заставил ждать себя. Он вышел к трибуне, заложив руки за спину, с необычно серьезным выражением лица. -- Сегодня у меня нет для вас хороших новостей, -- сказал он. Если он полагал, что Паллахакси по достоинству оценит его честность, то сильно ошибался. -- Тогда заткнись и вали домой, -- крикнул кто-то. -- У нас хватает проблем и без тебя, Местлер! -- Послышались шум, ропот, чьи-то возгласы. -- Тогда я сразу скажу вам худшее! -- прорычал Местлер, в одно мгновение выйдя из себя. -- Ни вы, ни я ничего не можем с этим поделать, так что сидите и слушайте! -- Он воинственно огляделся по сторонам. Вскоре наступила относительная тишина, и он продолжил: -- Как вы знаете, пароход "Изабель" затонул вчера неподалеку от Пальца -- к счастью, с малочисленными жертвами. Как я уже говорил, Парламент постоянно проявляет заботу об интересах простого народа и высоко оценивает усилия, которые все вы прилагаете в эти трудные времена. Естественно, долг вашего Парламента -- защищать Паллахакси от астонских орд. И таковы были наши намерения. -- Он грустно посмотрел на нас. -- Таковы были наши намерения. Лента наклонилась ко мне и прошептала: "Но, к несчастью...", и я громко фыркнул, что повлекло за собой неприязненный взгляд отца. -- Но, к несчастью, наши надежды рухнули, -- продолжал Местлер. -- Ушли на дно канала вместе с пароходом "Изабель". Да, друзья мои. На борту "Изабель" были пушки, боеприпасы, военное снаряжение, с помощью которых мы надеялись защитить наш город. -- Он сделал паузу, устало глядя на слушателей, позволяя ощущению катастрофы проникнуть сквозь их толстые паллахаксианские черепа. -- Вы хотите сказать, -- спросил Стронгарм, -- что мы не получим ничего для своей защиты? -- Нет. К счастью, мы получим замену, и она будет доставлена по суше. Но это будет не скоро. Очень не скоро. -- Когда? -- громко спросил кто-то. -- Ну... дней через тридцать, -- поспешно сказал Местлер, заглушая несколько подавленных возгласов. -- Наши промышленные рабочие самоотверженно трудятся, но, как я уже говорил, большую часть их продукции мы вынуждены отправлять на фронт. И здесь, боюсь, опять плохие новости. Враг прорвался сразу на нескольких направлениях и сейчас находится у самых ворот Алики! Внезапно война пришла ко мне, и я увидел дом, в котором родился, оккупированный вражескими силами. -- Значит ли это, что Парламент может подвергнуться опасности? -- с надеждой спросил Гирт. -- Насколько я понимаю, Алика -- наша столица. Так написано в учебниках. Так что, я полагаю, всем членам Парламента выдали оружие, и они теперь героически защищают нашу землю? Взрыв веселья, которым была встречена эта острота, не оставил никакого сомнения относительно настроений аудитории, и Хорлокс-Местлер покраснел до кончиков ушей. -- Ладно, вы, мерзляки! -- заорал он. -- Можете веселиться. Радуйтесь, пока есть такая возможность. Вы перестанете смеяться, когда астонцы хлынут из-за Желтых Гор! Стронгарм пересек сцену, остановившись совсем рядом с Местлером, так что парламентарий нервно отступил в сторону. -- Во всяком случае, мы не побежим, -- спокойно сказал он. Глава 14. Шли дни, и грум все усиливался, пока старики, потягивая пиво в "Золотом Груммете" и мудро покачивая головами, не стали говорить, что это самый сильный грум на их памяти. На рыбном рынке и на причале у волнолома разгружались феноменальные уловы, так что никто не возмущался -- разве что из принципа -- тем, что огромное количество рыбы отправляется на новый завод. Большая часть ее доставлялась на новый причал за Пальцем не на виду у горожан, хотя кое-что возили и по дороге из гавани. Устье реки давно высохло. Военная полиция, несмотря на всеобщие опасения, почти не появлялась в Паллахакси. Время от времени они строем маршировали по главной улице, одетые в алую форму, не похожую на темно-синие мундиры охранников с завода, неся впереди колонны длинное древко, на котором развевался Серебряный Локс Эрто. Хотя, как говорят, наша национальная эмблема символизирует силу, упорство и стойкость, наряду с ее подразумевавшимся религиозным смыслом она была не слишком популярна среди жителей Паллахакси, и ее демонстрация в подобной обстановке воспринималась не иначе как оскорбление. Были попытки организовать марш протеста, но от них в конце концов отказались, когда стало ясно, что Стронгарм против. -- Все эти сборища, хождение строем... -- ворчал он. -- Это пристало парлам и им подобным. Все те же надменные манеры и церемонии, что и в Алике. Стоит ли нам перенимать их? Хотя Стронгарм мне нравился, порой я готов был согласиться с точкой зрения Хорлокс-Местлера, что он чересчур ограничен и его личные взгляды быстро затмевают истинную суть дела. Я даже не пытался упоминать о предложении Местлера поднять "Изабель", поскольку заранее знал, какова будет его реакция. Однако с течением времени произошли два события, которые поставили Паллахакси перед фактом, что он -- часть воюющей нации и что оккупация астонскими войсками не лучшая альтернатива относительно мягкому правлению парлов. -- Алика сдана, -- однажды утром сказал за завтраком отец, читая газету, только что доставленную прямо с почты. Мать разразилась громкими рыданиями, вскочила из-за стола и выбежала из комнаты. Какое-то мгновение я сидел на месте, думая о том, пошла ли она воткнуть астонский флаг в точку "Алика", или же военная карта будет теперь просто выброшена, и ее место займут ежедневные молитвы. Потом перед моим мысленным взором вновь возник образ астонцев, спящих в моей комнате, и я понял, что новости невеселые. -- Что же делает в связи с этим Парламент? -- спросил я отца. -- Где Регент? -- В моих мыслях возник образ его августейшего величества в запряженной локсами повозке, катящейся по пустыне в сторону Бекстон-Поста, а за ней -- члены Парламента в своих мантиях, в повозках поменьше. -- Парламент эвакуируется, -- сказал отец. -- Думаю, тебе следует об этом знать; скоро об этом узнают все. Паллахакси выбран в качестве временного местопребывания правительства. Нам оказана большая честь, Дроув. Один из членов Парламента будет жить в нашем доме, и будут сделаны соответствующие распоряжения относительно других подходящих жилых помещений в городе. На новом заводе подготовлена резиденция для Регента. В этом было что-то забавное, но меня больше заботила перспектива появления в доме постороннего. У нас не было места; это был всего лишь летний коттедж. Мне вовсе не хотелось, чтобы здесь жил кто-то еще, с кем я должен был бы вести себя вежливо. -- Ракс, -- буркнул я. -- Он может занять мою комнату. Я буду жить в "Груммете". К моему удивлению, за этим не последовал взрыв ярости. Вместо этого отец задумчиво посмотрел на меня. -- Возможно, это был бы самый лучший выход, -- наконец сказал он. Естественно, меньше всего ему хотелось скандалов в доме, когда здесь будет облеченный властью парл. -- Я договорюсь, чтобы тебе там выделили комнату. У тебя должны быть достойные условия. -- Я сам об этом позабочусь, если ты не возражаешь, папа, -- поспешно сказал я. -- Как хочешь. -- Лицо его приобрело отстраненное выражение, и он уже обдумывал, каким образом лучше произвести впечатление на возможного постояльца. * * * Я пошел прямо в "Золотой Груммет" и сообщил Кареглазке новость, что я собираюсь жить в гостинице, -- конечно, если ее родители согласятся. Мы стояли в небольшой комнатке позади бара, и она, обняв меня, подарила мне долгий, сладостный поцелуй. Почти в тот же момент вошли Эннли и Гирт. Кареглазка, не теряя времени, сообщила им новость. -- Ну не знаю... -- с сомнением произнес Гирт, глядя на меня. -- Твой отец действительно так сказал, Дроув? -- спросила Эннли. -- Понимаете, у нас собирается жить член Парламента, и отцу нужна моя комната, -- сказал я. -- Я просто буду жить здесь как обычный постоялец, честное слово. Гирт широко улыбнулся. -- В таком случае добро пожаловать, и ты будешь не обычным постояльцем. Покажи ему самую лучшую комнату, Кареглазка. Она повела меня наверх по лестнице и по извилистому коридору к тяжелой двери с блестящей медной ручкой. Кареглазка распахнула дверь и отступила в сторону, выжидающе глядя на меня. Первым, что я увидел, была кровать, на которой могло бы свободно разместиться целое стадо локсов. Огромная, с медными украшениями, она, казалось, занимала большую часть комнаты. Справа стоял тяжелый черный комод, а у противоположной стены -- деревянный туалетный столик. Я подошел к окну и выглянул наружу: передо мной открывался вид на рыбный рынок и гавань. Напротив возвышался холм, покрытый деревьями и домами с серыми крышами; его по диагонали пересекала дорога на Палец. Я увидел человека, ехавшего в запряженной локсом повозке по пологому склону; верхом на локсе сидел лорин. Я снова повернулся к Кареглазке. -- Отличная комната, -- сказал я. -- Я проверю, чтобы твоим родителям хорошо заплатили. -- Не думаю, чтобы их это особенно беспокоило, -- ответила она. -- Они рады, что ты будешь здесь жить. Мы сели на кровать и подпрыгнули несколько раз, потом поцеловались. -- Я люблю тебя, Кареглазка, -- впервые сказал я. Она смотрела на меня, и лицо ее было неописуемо прекрасным. Послышались шаги на скрипучей лестнице. Мы отскочили друг от друга. В комнату вошла Эннли. -- Что ж, вы оба явно выглядите счастливыми, -- с тревогой сказала она. -- Тебе нравится комната, Дроув? -- Это лучшая комната из всех, которые я когда-либо видел. Вы уверены, что я могу здесь жить? -- Если она подходит для Регента, то подойдет и для тебя, -- рассмеялась она. -- Я тебе не говорила, -- улыбнулась Кареглазка, -- на случай, если это тебя отпугнет. Здесь спал Регент, когда как-то раз был в Паллахакси. -- Гм... -- я посмотрел на кровать с некоторым благоговейным трепетом. Интересно, о чем думал Регент, когда лежал на ней, и что ему снилось, когда он спал? Стояла ли за дверью охрана? Не подумал ли он, что Кареглазка -- самая красивая девушка во всем Эрто? И если так, решил я, то я убил бы этого грязного мерзляка... -- Конечно, я об этом