дет делать только то, что захочет. Теперь они будут вынуждены ублажать его по гроб жизни. Они у него в руках. - Я знаю, - сказал он Джордану. Долгое мгновение пузырь держал его, а Лейша и Джордан обменялись пораженными взглядами. Потом пузырь лопнул. Не удержал. И Дру заплакал. Неподвижный привязанный к больничной койке десятилетний мальчишка, в комнате, полной чужих людей, которые никогда не спят. 18 - Далее в нашей программе: "Умиротворенная страна. Соединенные Штаты на пороге трехсотлетия", - произнес диктор программы "новостей". - Глубинный анализ СНС. - Ха! - хмыкнула Лейша. - Они не способны на глубинный анализ даже блюд из синтетической сои. - Тише! Я хочу послушать, - сказала Алиса. - Дру, дай мне очки, они на столе. Они расположились полукругом возле голоэкрана - двадцать шесть избранных представителей человечества. Лейша на минуту оторвалась от комичной в своей серьезности передачи и поглядела на Дру. Он провел в каталке уже год и управлялся с ней не задумываясь. За месяцы занятий в школе он вытянулся, но оставался таким же худым. Притих, стал скрытным, как положено мальчику в пубертатный период. Похоже, он приспособился к новой жизни. Лейша снова сосредоточилась на голоэкране. Этот плоский прямоугольник в отверстиях и выступах, прикрепленный к потолку, был новейшим достижением технологии ишаков. Он проецировал трехмерные голограммы на высоте пять футов от пола голосцены. Цвета были ярче, чем в действительности, а очертания расплывчатыми, поэтому изображения приобретали многоцветность и мягкость детских рисунков. - В этот день триста лет назад, - неестественно красивый ведущий, явный генемод, был одет в безупречный мундир армии Джорджа Вашингтона, - основатели нашей страны подписали самый важный документ в мировой истории - Декларацию Независимости. Ее слова до сих пор волнуют нас: "Если одному народу необходимость диктует разорвать узы, связывающие его с другим народом, и занять среди мировых держав особое и равноправное положение, предназначенное законами природы и Господа, порядочность и уважение к мнению человечества требуют, чтобы этот народ объявил о причинах, побудивших на такое отделение. Мы считаем очевидной истиной то, что все люди созданы равными..." Алиса фыркнула. Лейша увидела, что сестра улыбается. - "...что Создатель наделил их определенными неотъемлемыми правами, в том числе правом на жизнь, свободу и счастье..." Дру хмурился. Интересно, подумала Лейша, понимает ли он хотя бы значение этих слов: школьные оценки были не ахти. В другом конце комнаты прислонился к стенке мрачный и подавленный Эрик. Он ни разу прямо не посмотрел на Дру, но Дру, как заметила Лейша, из кожи вон лез, подкатывая свое кресло к Эрику, заговаривая, улыбаясь своей ослепительной улыбкой. Месть? Нет, это было бы слишком для одиннадцатилетнего мальчика. Желание помириться? Потребность общения? - Все вместе, - решительно разрешила ее сомнения Алиса. - Но ты, Лейша, никогда не разбиралась в театре. Живописный рассказчик покончил с Декларацией Независимости и исчез. Последовали репортажи о праздновании Четвертого июля в стране: Жители, жарившие шашлыки из синтетической сои в штате Джорджия; парад красно-бело-синих скутеров в Калифорнии; бал ишаков в Нью-Йорке: модные строгие платья женщин и пышные украшения из усыпанного драгоценными камнями золота. Голос за кадром звучал через электронные усилители: - Подлинная свобода - от голода, нужды, конфликтов, которые так долго разобщали нас. От иностранной зависимости, от зависти, от классовых противоречий. От новшеств - прошло десять лет с тех пор, как Соединенные Штаты сделали последний значительный рывок в области технологии. Довольство, по-видимому, порождает комфорт. Но этого ли хотели для нас Отцы-основатели. Оглядываясь на наш трехсотлетний опыт, можем ли мы сказать, что пришли в конечный пункт назначения или обрели покой в стоячих водах? Лейша была поражена: когда это в последний в программе "новостей", даже для ишаков, задавали вопрос? Джордан со Стеллой подались вперед. - И какое влияние, - продолжал невидимый диктор, - оказывает это равновесие на нашу молодежь? Работающие, - на экране возникли сцены из жизни Нью-йоркской фондовой биржи, заседаний конгресса, заседания объединения комитетов по экономике "Фортуна 500", - все еще полны сил и энергии. Но так называемые Жители представляют собой все уменьшающийся фонд, из которого выбирают самых лучших и самых талантливых для строительства будущего Америки. Однако, чтобы стать таковым, необходимо прежде всего желание отличиться... - О, выключите, - громко сказал Эрик. Стелла сердито взглянула на него. Джордан отвел взгляд. Средний сын разбивал сердца обоих родителей. - ...и тут, возможно, не обойтись без трудностей. Почти дискредитированные идеи иагаизма, столь популярные сорок лет назад, когда... Изображение Уолл-стрит и гонок скутеров исчезли. Рассказчик продолжал описывать голокартинки, а сцена заполнилась густой чернотой. - Что за... - начал Сет. Появились звезды. Космос. На фоне звезд возник медленно вращающийся орбитальный комплекс, а под ним - знамя со словами другого президента, Авраама Линкольна: "Ни один человек не хорош настолько, чтобы управлять другим человеком без его согласия". Комната наполнилась гулом голосов. Какое-то мгновение Лейша сидела в растерянности, но постепенно поняла. Убежище, располагая несколькими спутниками связи, использовало очень узкую, направленную полосу частот. Значит, все это адресовано только в компаунд, ей, и больше никому. Двадцать пять лет назад Лейша последний раз разговаривала с Убежищем. В отсутствии связи крылась причина их праздности, их умиротворенного застоя: ее, Джордана и детей Джордана. Дженнифер просто напоминала, что Убежище еще существует. Звезды - самое первое воспоминание Мири. Второе - это Тони. Вот бабушка поднимает ее на руках к длинному изогнутому окну, а за этим окном - чернота, испещренная сияющими неподвижными огоньками; на глазах у Мири один из них пролетел мимо. - Метеорит, - сказала бабушка, и Мири протянула ручки, чтобы потрогать прекрасные звезды. Бабушка рассмеялась. - К ним можно прикоснуться только разумом. Всегда помни об этом, Миранда. Она хранила в памяти каждую мелочь. Правда, не помнила, что брат Тони появился на свет спустя год после ее рождения. Но она помнила, когда родились близнецы Никос и Кристина Деметриосы. А вскоре Аллен Шеффилд и Сара Серелли. Шестеро кувыркались в детской под бдительным присмотром мисс Паттерсон или бабушки Шарафи. По соседству, в том же куполе, находилась еще одна детская, и каждый день пластиковая стена между ними открывалась и ребятишки играли вместе. Но однажды все прекратилось. Джоан Лукас, рослая девочка с блестящими каштановыми волосами, спросила у Мири: - Почему ты так извиваешься? - Я н-н-не з-знаю, - ответила Мири. Она, конечно, замечала, что все дети из ее детской дергаются и заикаются, а ребята из соседней комнаты - нет. Мири никогда не задумывалась над этим. Судороги казались ей таким же естественным делом, как цвет волос. - У тебя слишком большая голова, - заметила Джоан. - Не хочу с тобой играть. Тотчас рядом оказалась мисс Паттерсон. - Джоан, в чем дело? Джоан остановилась и поглядела на мисс Паттерсон. Все дети понимали этот тон воспитательницы. Лицо Джоан сморщилось. - Ты ведешь себя глупо, - сказала мисс Паттерсон. - Мири - член твоего сообщества. Убежища. Ты будешь с ней играть. - Да, мэм, - ответила Джоан. Когда взрослые произносили слово "сообщество", дети подчинялись. Но лицо девочки оставалось недовольным, и Мири очень быстро расхотелось играть. Она запомнила это. Каждый "день" у них были уроки, малыши учились все вместе. Мири врезался в память тот день, когда она поняла, что терминал можно заставить что-то делать. Терминал знал ответы на тысячи вопросов: что такое "день", почему потолок вверху, сколько лет папе. Он знал больше бабушки и папы с мамой. Терминал задавал ей задания и, если она справлялась, показывал девочке улыбающееся лицо, а если нет - приходилось начинать с начала. Мири хорошо запомнила тот день, когда впервые поняла, что компьютер ошибается. Джоан вместе с Мири работали у терминала. Мири не любила работать в паре с Джоан; Джоан была слишком медлительной. В этот день девочки тренировались в чтении. Задание было таким: "кукла: пластик: ребенок?" Мири напечатала слово "Бог". На терминале вспыхнуло изображение нахмуренного лица. - Неправильно, - в голосе Джоан послышалось удовлетворение. - Н-нет, правильно, - возразила Мири с беспокойством. - Т-т-терминал ошибся. - Должно быть, ты знаешь больше, чем терминал! - Б-бог - это пр-правильно, - настаивала Мири. - Здесь ч-ч-четыре ц-ц-цепочки в-в-вниз. Джоан невольно заинтересовалась: - Что ты имеешь в виду? В задании нет цепочек. - Н-н-не в з-з-задании. - Мири пыталась придумать, как объяснить то, что она ВИДЕЛА у себя в голове. Не успела она начать, как рядом очутилась мисс Паттерсон. - В чем дело, девочки? Джоан ответила без злорадства: - Мири дала неверный ответ, но настаивает на своем. Мисс Паттерсон взглянула на экран: - Почему ты так уверена. Мири? - П-п-понимаете, м-мисс П-п-паттерсон, "к-кукла" - это "иг-грушка". Получается первая цепочка. Игрушка - это вм-вместо "п-п-притворяться". М-мы считаем п-п-п-падучую з-з-звезду н-н-настоящей, п-поэтому м-м-можно п-поставить слова "п-п-падучая з-звезда" с-следующим в п-п-первой ц-цепочке. Чтобы с-с-схема работала. - Мири перевела дыхание. - Н-но п-п-падучая з-звезда н-на с-самом д-деле м-м-м-метеорит, п-п-поэтому к-к-конец п-первой ц-ц-цепочки, ч-ч-четыре м-м-маленьких ответвления вниз, - это "м-м-метеорит". Мисс Паттерсон пристально смотрела на нее. - Продолжай, Мири. - П-потом "п-п-пластик", - объясняла Мири почти с отчаянием, - п-п-первая ц-ц-цепочка должна вести к "изобретению", должна вести, п-п-потому что "игрушка" в-в-вела к "п-п-притворяться". - Она пыталась объяснить, что маленькие цепочки отстоят друг от друга на одно звено и являются фрагментом рисунка, повторяющегося в обратном порядке, но это было слишком трудно для понимания. Девочку смущало, что рассказать об общей схеме ей мешает заикание. - "Изобретение" в-в-ведет, к-к-конечно, к "л-людям", а ц-цепочка от л-людей в-в-ведет к "с-с-сообществу", и эта связь д-д-должна в-вести к "к-к-комплексу", п-потому что д-д-две эти ц-цепочки по соседству д-д-друг с д-другом д-дают ответ: "м-м-метеорит: к-комплекс". - Вполне разумная аналогия, - голос воспитательницы дрогнул. - Метеорит действительно ассоциируется с орбитальным комплексом: первый - нерукотворный, второй создан человеком. Мири не совсем поняла, почему мисс Паттерсон казалась какой-то робкой, а Джоан - растерянной. Все же она настойчиво пробиралась дальше. - П-потом д-для "р-ребенка" - п-п-первая ц-ц-цепочка в-в-ведет к слову "м-м-маленький", вторая - к "з-защищать", к-как я з-защищаю Т-т-тони, п-п-потому что он м-м-меньше м-м-меня. Следующая ц-цепочка в-ведет к "с-с-сообществу", п-потому что с-сообщество з-з-защищает л-людей, а ч-четвертая м-м-маленькая ц-цепочка д-должна заканчиваться словом "л-люди". Голос у мисс Паттерсон оставался странным. - Итак, в конце трех рядов из четырех цепочек - Джоан, не переключай пока экран - получается ответ "метеорит относится к орбитальному комплексу, как люди к Богу". - Д-д-да, - ответила Мири уже веселее - мисс Паттерсон все же поняла! - п-потому что к-к-комплекс - это изобретенное с-сообщество, а м-м-метеорит - п-просто г-голый к-камень, и Б-бог - это з-запланированное объединение р-р-разумов, а л-люди п-по отдельности - п-п-просто песчинки. Мисс Паттерсон отвела ее к бабушке. На этот раз Мири было легче объяснять, потому что с ее слов бабушка нарисовала схему, и девочка пожалела, что не догадалась сама. Когда она закончила, рисунок показался Мири очень простым. кукла ----> игрушка -----> притворяться -> падучая звезда -> метеорит пластик --> изобретение -> люди ---------> сообщество -----> комплекс ребенок? -> маленький ---> защищать -----> сообщество -----> люди: Бог Бабушка долго молчала. - Мири, ты всегда думаешь цепочками? - Д-да, - удивленно ответила Мири. - А т-ты р-р-разве н-нет? - Почему ты напечатала на терминале ответ по аналогии с четырьмя цепочками? - П-п-почему н-не в-в-восемь или д-десять ц-ц-цепочек в-вниз? - спросила Мири, и глаза бабушки широко раскрылись. - Ты знала, какой ответ нужен терминалу? - Д-да. Н-но... - Мири заерзала на стуле, - ...м-мне иногда н-н-надоедают в-в-верхние ц-ц-цепочки. - А! - сказала бабушка. - Где ты слышала, что Бог - это спланированное сообщество разумов? - В-в п-п-передаче "н-новостей", к-к-когда п-приходила д-домой. - Ясно. - Бабушка встала. - Ты особенная, Мири. - И Тони, и Н-никос, и К-кристина, и Аллен, и С-сара. Б-бабушка, а н-н-новый р-ребенок, к-к-которого х-хочет м-м-мама, т-тоже б-будет особенным? - Да. - И б-будет д-д-думать ц-ц-цепочками? - Да, - ответила бабушка, и Мири навсегда запомнила выражение ее лица. Больше она не видела "новостей" с Земли. - Вот станешь старше, - пообещала бабушка, - и столкнешься с идеями нищих, но сначала узнай то, что правильно. Именно бабушка или дедушка Уилл, решали, что правильно, а что нет. Папа часто уезжал по делам. Мама оставалась с ними, но Мири казалось, что дети ей в тягость. Она отворачивалась от Мири и Тони, когда те входили в комнату. - М-мы н-н-не н-н-нравимся м-маме п-потому, ч-что д-дергаемся и з-з-заикаемся, - пояснила Мири брату. Тони разревелся. Мири обняла его и тоже заплакала, но не взяла своих слов обратно. Мама слишком красивая, чтобы ей нравились дети, которые дергаются, заикаются и распускают нюни. А правда играла в Убежище важнейшую роль. - Я - т-твое с-с-сообщество, - сказала она Тони. Это интересное предложение вылилось в схему из шестнадцати цепочек. В это сложное и уравновешенное, как молекулярная структура кристалла, сооружение вошли ее знания математики, биологии, астрономии. За такое не жалко заплатить слезами брата. Но, подрастая. Мири почувствовала, что в ее построениях чего-то не хватает. Кроме того, сам процесс рисования и обдумывания выливался в новые схемы из многоуровневых цепочек и пересечений и так до бесконечности. Черчение никак не могло угнаться за мыслями, и Мири в безуспешных попытках теряла терпение. Когда ей исполнилось восемь, она уже понимала биологию того, что сделали с ней и другими, такими же, как она Супер-Неспящими. Еще она уяснила главный принцип Убежища - продуктивность и сообщество незыблемы. Быть работоспособным означало быть в полной мере человеком. Делиться своей плодотворной деятельностью с сообществом по справедливости - значит быть источником силы и защиты для всех. Любой, кто попытался бы нарушить истины, вел себя недостойно звания человека. Мири эта мысль внушала отвращение. Ни один человек не мог так пасть морально в Убежище. Изменения в нервной системе должны были сделать ее более продуктивной, нежели прежних Неспящих. Им всем это внушали, и в конце концов они приняли это. Теперь Джоан с Мири играли каждый день. Мири преисполнилась благодарностью. Но как бы сильно она ни любила Джоан, как ни восхищалась ее длинными каштановыми кудрями, чудной игрой на гитаре, ее звонким милым смехом. Мири знала, что только с другими Суперами она в своем кругу. Она старалась скрывать свои несправедливые чувства. Тони, конечно, исключение, и когда-нибудь вместе с ней и младенцем Али, который все же оказался не Супером вопреки бабушкиным словам, он присоединится к блоку голосов Шарафи, который контролирует 51 процент акций Убежища плюс доходы семьи. Ее интересовало все. Она научилась играть в шахматы и на целый месяц забросила все остальное - игра позволяла выстраивать десятки комбинаций, сложным образом переплетавшихся с цепочками противника! Но спустя некоторое время Мири охладела: игра исчерпывалась всего двумя рядами цепочек, хоть и очень длинных. Неврология увлекла ее сильнее. В десять лет Мири уже ставила на себе и безотказном Тони опыты по позированию нейропередач, используя Кристину и Никоса в качестве контрольных объектов. Доктор Толивери поощрял ее: - Миранда, скоро ты будешь своими руками создавать новых Суперов! Но в ее цепочках все еще чего-то не хватало. Мири могла поделиться только с Тони, а он, как оказалось, не понимал ее. - Т-ты х-хочешь с-с-сказать, М-мири, м-мы пользуемся н-неполной б-б-базой данных? За его словами стояло нечто большее - цепочки, о которых она могла догадываться потому, что так хорошо знала брата. Он сидел, поддерживая крупную голову руками, как все они часто делали, его лицо искажал нервный тик, густые черные волосы колыхались в такт конвульсивным движениям тела. Его цепочки были красивыми, прочными и остроумными, но не столь сложными, как у Мири. Ему было девять лет. - Н-н-нет, - медленно произнесла она, - дело н-не в б-базе д-данных. Б-б-больше п-похоже н-на... п-п-пространство, г-где ц-ц-цепочки д-должны п-п-проходить в-в д-другом измерении. - Трехмерное мышление, - с удовольствием проговорил он. - З-з-здорово. Н-но - з-зачем? В-все укладывается в-в д-два измерения. В п-п-простоте с-схемы - ее п-п-превосходство. Ничего нового: бритва Оккама, минимализм, элегантность программы, геометрические теоремы. Мири неловко махнула рукой. Никто из них не мог похвастать сноровкой; они избегали тех экспериментов, которые требовали работы вручную, и тратили уйму времени на программирование роботов, если без такой работы нельзя было обойтись. - Н-не з-знаю. На сей раз даже Дженнифер была потрясена. - Как это случилось? - Советник Перрилион был так же бледен, как и Дженнифер. Врач, молодая женщина, покачала головой. Она пришла к Дженнифер прямо из родильного отделения, и та созвала экстренное заседание Совета. Врач чуть не плакала. Всего два месяца назад она вернулась после обязательного курса обучения на Земле. - Вы уже заполнили метрики? - спросил Перрилион. - Нет, - ответила врач. Она умна, подумала Дженнифер, и ей стало чуть легче. Значит, в Вашингтоне еще ничего не знают. - Тогда у нас есть немного времени, - сказала Дженнифер. - Если бы мы не были связаны со штатом Нью-Йорк и правительством, было бы проще, - заметил Перрилион. - Заполнение свидетельств о рождении, получение номера страховки для Пособия, - он фыркнул, - занесение в списки налогоплательщиков... - Сейчас все это не имеет значения, - с нетерпением перебил его Рики. - Нет, имеет. - Упрямая складка залегла на лбу Перрилиона. Ему уже семьдесят два, всего на несколько лет меньше, чем Дженнифер. Он прилетел сюда из Соединенных Штатов с первой волной переселенцев и прекрасно помнил, каково было там - в отличие от Неспящих, рожденных в Убежище. Его мнение было на руку Дженнифер. Жаль, что скоро его срок истечет. - Нам предстоит решить, - сказала Наджла, - что делать с этим... ребенком. Если всплывет, что документы подделаны, какому-нибудь проклятому агентству ничего не стоит получить ордер на обыск. Этого они страшились больше всего - легального основания для появления Спящих в Убежище. Двадцать шесть лет они скрупулезно подчинялись каждому требованию администрации как Соединенных Штатов, так и штата Нью-Йорк: Убежище как собственность корпорации, зарегистрированной в штате Нью-Йорк, подпадало под его юрисдикцию. В этом штате Убежище регистрировало все свои сделки, получало лицензии для адвокатов и врачей, платило налоги и ежегодно посылало своих юристов в Гарвард, чтобы они выучились на законном основании поддерживать раздельное существование "там" и "здесь". Новорожденный мог уничтожить все. Дженнифер взяла себя в руки: - Предположим, ребенок умер и его тело отправили бы в Нью-Йорк для вскрытия, как полагается в подобных случаях. Перрилион уже понял, куда она клонит и одобрительно кивнул. - В этом случае Спящие могут получить законное основание для проникновения в Убежище - подозрение в убийстве. На этот раз все будет не так, как тридцать лет назад. Суд признает Убежище виновным. - С другой стороны, - звонко произнесла Дженнифер, - медицина позволяет нам представить дело так, будто младенец погиб от какой-либо болезни неизвестного происхождения. В противном случае нам придется его растить здесь, вместе с нашими детьми. - Она помолчала. - Мне кажется, наш выбор ясен. - Но как это могло случиться? - выпалила молодая и сентиментальная Советница Кивенен. - Нам известно далеко не все о генетической передаче информации, - сказал доктор Толивери. - Естественным путем родилось всего два поколения Неспящих... Он замолчал. Неужели Главный генетик Убежища в чем-то раскаивается? Дженнифер охватил гнев. Раймонд Толивери превосходный специалист, он создал ее драгоценную Миранду... Этот новорожденный уже вызвал раздор в сообществе. Советница Кивенен обратилась к врачу: - Расскажите нам еще раз, что произошло. - Роды прошли нормально. Мальчик сразу же заплакал. Акушерка вытерла его и понесла к сканеру Маккелви-Уоллера для неонатального исследования мозга. Оно занимает около десяти минут. Пока он лежал в мягкой корзинке под сканером, он... уснул. Тягостное молчание нарушил доктор Толивери: - Регрессия ДНК к среднему значению... мы так мало знаем об избыточном кодировании... - Вы ни в чем не виноваты, доктор, - резко перебила Дженнифер и объявила заседание открытым. Совет рассмотрел все возможные сценарии с юридической точки зрения. Но Дженнифер с помощью Уилла и Перрилиона неизменно возвращала дискуссию к главной проблеме: благо сообщества против блага одного, который навсегда останется аутсайдером. Причиной раздора, потенциальным поводом для вмешательства иностранных государств, человеком, который никогда не сможет быть производителем того уровня, что остальные, который всегда будет брать больше, чем давать. Нищим. Голоса разделились: восемь против шести. - Я не возьму грех на душу, - внезапно произнесла врач. - Вам и не придется, - сказала Дженнифер. - Я - Глава исполнительной власти, моя подпись стояла бы на липовых метриках; это сделаю я. Доктор Толивери, вы уверены, что укол создаст картину смерти, не отличимую от естественной? Бледный как полотно Толивери кивнул. Рики уставился на крышку стола. Советница Кивенен зажала рот ладонью. Врач страдала. Но никто из них после голосования не протестовал. Они были сообществом. После того как все было кончено, Дженнифер заплакала. Горячие, скупые слезы унижали. Уилл обнимал ее, и она чувствовала, как он напряжен. Она сама этого не ожидала. - Дорогая, ему не было больно. Сердце остановилось мгновенно. - Знаю, - холодно ответила она. - Тогда... - Прости. Я не хотела. Спустя некоторое время она больше не извинялась. Но, словно оправдываясь, сказала Уиллу, когда они гуляли под аркой сельскохозяйственных и технических панелей, служившей им небом: - Этим дурацким законам мы обязаны враньем. Если бы мы не входили в состав Соединенных Штатов... Они навестили Миранду в детском куполе, а потом отправились в специальное подразделение Лабораторий Шарафи, работавшее в условиях чрезвычайной секретности под твердым, продуктивным небосводом Убежища. В пустыню пришла весна. Колючее грушевое дерево зацвело желтыми цветами. Тополя вдоль ручьев испускали зеленоватое сияние. Ястребы-перепелятники, проводившие большую часть зимы в одиночестве, расселись на ветвях парочками. Лейша сардонически спрашивала себя, не потому ли скромность пустыни кажется ей такой привлекательной, что напоминает ее изолированность. Здесь ничто не подвергалось генетическим изменениям. Она жевала яблоко, стоя у рабочего терминала, и слушала, как программа пересказывает четвертую главу из ее книги о Томасе Пейне. Комнату заливал солнечный свет. Кровать Алисы подтащили к окну, чтобы она могла видеть цветы. Лейша поспешно проглотила кусок яблока и обратилась к терминалу: - Изменение текста: "Пейн, спеша в Филадельфию" на "Пейн, торопясь в Филадельфию". - Ты и вправду думаешь, что кто-то еще обращает внимание на эти старомодные правила? - спросила Алиса. - Я на них обращаю внимание, - ответила Лейша. - Алиса, ты даже не притронулась к обеду. - Я неголодна. И тебе эти правила безразличны; ты просто убиваешь время. Послушай, перед домом какая-то возня. - Ты все равно должна есть, понятно? - Алиса выглядела много старше своих семидесяти пяти. Тучность, от которой она страдала всю жизнь, исчезла; теперь тонкая кожа туго обтягивала кости, похожие на изящную проволочную конструкцию. Недавно она перенесла еще один удар и не могла уже работать за терминалом. В отчаянии Лейша предложила ей снова заняться парапсихологией близнецов. Алиса грустно улыбнулась - эта работа была единственным предметом, который они никогда не могли по-настоящему обсуждать, - и покачала головой. - Нет, дорогая. Слишком поздно. Чтобы пытаться убедить тебя. Однако болезнь не уменьшила любовь Алисы к семье. Она широко улыбнулась, увидев источник суеты в комнате. - Дру! - Я вернулся домой, бабушка Алиса! Привет, Лейша! Алиса с готовностью протянула руки, и Дру направил свое кресло прямо в ее объятия. В отличие от родных внуков, Дру никогда не отталкивала застывшая левая половина лица Алисы, струйка слюны из уголка рта, невнятная речь. Алиса крепко прижала его к себе. Лейша положила яблоко - на этот раз комбинация агрогенов оказалась неудачной - и напряглась в ожидании, привстав на цыпочки. Когда Дру наконец повернулся к ней, она сказала: - Тебя вышибли из очередной школы. Дру начал было расплываться в своей обворожительной улыбке, но, вглядевшись в лицо Лейши, мигом посерьезнел: - Да. - Что на этот раз? - Не отметки, Лейша. - Что тогда? - Драка. - Кто пострадал? Он угрюмо ответил: - Один сукин сын по имени Лу Берджин. - И я полагаю, со мной теперь свяжется адвокат мистера Берджина. - Он первый начал, Лейша. Я только дал сдачи. Лейша внимательно посмотрела на Дру. Ему исполнилось шестнадцать. Несмотря на кресло-каталку - или благодаря ему он фанатично занимался физкультурой, и верхняя половина тела была в превосходной форме. Нетрудно поверить, что он смертельно опасен в драке. Лицо юноши еще не сформировалось: нос слишком велик, подбородок маловат, на коже прыщики. Только глаза были красивы - живые, зеленые, в обрамлении густых черных ресниц. В последние два года между Лейшей и Дру начались трения, периодически смягчаемые неуклюжими попытками Дру вспомнить, скольким он ей обязан. Его исключали уже из четвертой школы. В первый раз Лейша проявила снисходительность: очевидно, интеллектуальные требования школы, где полно детей-генемодов, непосильны для маленького калеки-Жителя. Во второй раз она стала строже. Дру провалился по всем предметам, перестал посещать уроки, коротая время за своей полуавтоматической гитарой или игровым компьютером. Никто не собирался заставлять его - будущие администраторы страны учились без понуканий. Потом Лейша отправила его в структурированную школу с огромным выбором дисциплин. Дру она пришлась по сердцу: он открыл для себя драматургию и стал звездой в актерском классе. "Я нашел свою судьбу!" - заявил Лейше. Но спустя четыре месяца Дру снова очутился дома. Ему не удалось получить роль ни в "Смерти коммивояжера", ни в "Утреннем свете". Алиса мягко спросила: - Их смущает Вилли Ломан или Келланд Ви в инвалидном кресле? - Это политика ишаков, - сплюнул Дру. - И так будет всегда. Тогда Лейша поставила перед собой трудновыполнимую задачу: найти школу с необременительной академической программой, регламентированным учебным днем и высоким процентом учащихся из семей без сильных финансовых связей или выдающихся предков. Казалось, школа в Спрингфилде, штат Массачусетс, понравилась Дру, и Лейша решила, что дело пошло на лад. И вот он снова здесь. - Посмотри на себя, - угрюмо сказал Дру. - Почему бы тебе не произнести это вслух? "Вот опять вернулся облажавшийся Дру, который не в состоянии ничего довести до конца. Что, черт возьми, нам делать с бедным маленьким Жителем Дру?" - И что же нам делать? - жестко спросила Лейша. - Махнуть на меня рукой? - О нет, Дру, - сказала Алиса. - Я не о тебе, бабушка Алиса. Ведь, по мнению Лейши, таким отщепенцам нет места. - Естественно, если думать, будто само твое существование - подарок, и ничего не делать. - Прекратите, - резко перебила Алиса. Провокация задела Лейшу за живое и она сказала юноше: - Тебе будет интересно повидать Эрика. Он чудесным образом исправился и делает подлинные успехи в составлении глобальных атмосферных кривых. Джордан невероятно гордится им. Глаза Дру вспыхнули. Лейше вдруг стало до тошноты стыдно за себя. Ей семьдесят пять - а этому мальчику шестнадцать. Спящий, без генемод, даже не из ишаков... Постарев, она утратила способность к состраданию. Иначе зачем же ей отсиживаться в этой крепости в Нью-Мексико, убегать из страны, которой когда-то надеялась помочь? Алиса устало сказала: - Ладно, Лейша. Дру, Эрик просил меня передать тебе кое-что. - Что? - огрызнулся Дру. Впрочем, он никогда долго не сердился на Алису. - Он вымыл свою задницу в Тихом океане. Что это значит? Дру рассмеялся: - Да, он и вправду изменился. - В его голосе снова зазвучала горечь. Стелла в смятении вбежала в комнату. Она прибавила в весе и теперь выглядела, как женщины на картинах Тициана - с пухлой, здоровой плотью и юношески рыжими волосами. - Лейша, там... Дру! Что ты здесь делаешь? - Он приехал в гости, - ответила Алиса. - Что случилось, дорогая? - Посетитель к Лейше. Точнее, трое. - Двойной подбородок Стеллы дрожал от волнения. - Вот они! - Ричард! Лейша пулей пронеслась по комнате в его объятия. Ричард поймал ее, смеясь, потом отпустил. Лейша тотчас же повернулась к его жене. Аде, стройной полинезийке с застенчивой улыбкой. Когда после двадцати лет бесцельных скитаний по свету Ричард впервые привез Аду в компаунд в Нью-Мексико, Лейша приняла ее настороженно. Они с Ричардом давно уже не были любовниками: Лейше претила мысль спать с мужем Дженнифер. И Ричард не делал попыток. Он долгие годы тосковал по своим детям, Наджле и Рики, разлученным с ним навсегда, и это глубокое горе было так нехарактерно для Неспящего, что Лейша не знала, как реагировать. Она чувствовала облегчение, когда он отправлялся в длительное путешествие. С одним кредитным кольцом Ричард объездил Индию, Тибет, антарктические колонии, пустыни Центральной Америки - всегда какие-нибудь технологически отсталые страны, насколько это возможно в мире, обладающем энергией Кенцо Иагаи. Лейша никогда не расспрашивала его о странствиях, а он не рассказывал. Она подозревала, что он притворялся Спящим. А четыре года назад он привез Аду. Свою жену. Она родилась в одной из добровольных культурных резерваций в Тихом океане. Ей было пятнадцать лет. Она не говорила по-английски. Лейша начала учить язык самоа, всячески скрывая, что уязвлена до глубины души. Ричард отверг все возможности, открывавшиеся перед Неспящим. Честолюбие. Разум. Но постепенно Лейша поняла. Главное для Ричарда было то, что Ада так не походила на Дженнифер Шарафи. И Ричард казался счастливым. Он сделал то, что не удалось Лейше, и по-своему примирился с прошлой жизнью. Конечно, это больше напоминало капитуляцию, но могла ли Лейша утверждать, что отживший свой век Фонд Сьюзан Меллинг лучше? - Я вижу тебя, Лейша, - произнесла Ада по-английски, - радостно. - И я вижу тебя радостно, - тепло ответила Лейша. Для Ады это была длинная речь, требующая большого умственного напряжения. - Я вижу вас радостно, mirami Алиса. - "Mirami", как однажды объяснил Ричард, выражало глубочайшее уважение к старикам. Ада наотрез отказывалась верить, что Алиса и Лейша - близнецы. - И я тебя вижу радостно, дорогая, - сказала Алиса. - Ты помнишь Дру? - Привет, - весело бросил Дру. Ада слегка улыбнулась и отвела взгляд, как подобает замужней женщине при разговоре с мужчиной. - Привет, Дру. - На этот раз в голосе Ричарда уже не слышалось затаенной боли. Лейша изумленно захлопала глазами. Она никогда не понимала эту печаль: Дру был на целое поколение моложе сына Ричарда. И к тому же Спящий. Голос Алисы дрожал от усталости. - Стелла говорила о трех посетителях... И тут появилась Стелла с младенцем на руках. - О, Ричард! - воскликнула Лейша. - Это Шон. В честь отца. Смуглый младенец был до смешного похож на Ричарда: низкий лоб, густые черные волосы, черные глаза. Они, очевидно, не подвергали его никаким модификациям. Лейша взяла новорожденного на руки, не отдавая себе отчет в своих чувствах. Шон серьезно посмотрел на нее. И в душе у Лейши все перевернулось. - Он красивый... - Дай подержать, - жадно попросила Алиса. Лейша порадовалась, что наконец-то Ричард обрел семью, о которой так долго мечтал. Два года назад медицинские тесты подтвердили, что ее собственные яйцеклетки непродуктивны. У Кевина Бейкера, единственного выдающегося Неспящего, оставшегося в Соединенных Штатах, было четверо детей от молодой жены, тоже Неспящей. Из сведений о регистрации новорожденных в Соединенных Штатах она знала, что у Дженнифер Шарафи четверо внуков. Алиса, конечно, потеряла Мойру, эмигрировавшую в марсианскую колонию, но у нее остался Джордан и трое его детей. Перестань, приказала она себе. Младенец переходил из рук в руки. Стелла суетилась, подавая кофе и пирожные. Джордан вернулся с поля, где выращивал экспериментальные генемодные подсолнухи. Ричард непринужденно рассказывал, как они с Адой путешествовали по Охотничьему заповеднику на Искусственных Островах у берегов Африки. - Эй, - окликнул Дру, и все посмотрели на него. - Этот ребенок _спит_. Лейша застыла. Потом подошла к креслу Дру и уставилась на переносную люльку. Шон спал, закинув крошечные кулачки за голову. У Лейши перехватило дыхание. Значит, Ричард так ненавидит себе подобных, что произвел генемод in vitro [искусственно, в пробирке (лат.)], чтобы вернуть своему сыну способность спать. - Нет, Лейша, - тихо сказал Ричард. - Все произошло естественно. - _Естественным_... - Да. Вернувшись с Искусственных Островов, мы целый месяц искали в Чикагском медицинском институте причины спонтанной регрессии. Но там не осталось ни одного настоящего генетика. - Ричард замолчал, потому что они с Лейшей знали, что это неправда. Существовало Убежище. Лейша с трудом проговорила: - Им по крайней мере известно, широко ли распространено такое явление, есть ли рост... - По-моему, довольно редкий случай. Теперь так мало Неспящих, что о статистике не может быть и речи. Снова наступило молчание. Ада грациозно встала и подошла к колыбели. Нежно глядя на ребенка, она сказала: - Я вижу тебя радостно, Шон. Я вижу ты спать, - и впервые за все время взглянула Лейше в глаза. Да, внешне все изменилось, а по сути - ничего. 19 Дженнифер, Уилл и два генетика, доктор Толивери и доктор Блур, наблюдали за рождением миниатюрной планеты. В пятистах милях отсюда, в космосе, плавал пластиковый пузырь. На глазах группы людей из Убежища, следившей за экраном из специального подразделения Лаборатории Шарафи, пузырь надулся до максимальной величины и в нем туго натянулись тысячи пластиковых мембран. Внутренность пузыря представляла собой соты из тонкостенных тоннелей, камер и перегородок четырехдюймовой высоты. Как только пузырь наполнился стандартной атмосферной газовой смесью, голоэкран спроецировал прозрачную трехмерную модель. Из четырех камер на поверхности пузыря выпустили по пять мышей. Они пробирались по тоннелям, исключавшим возможность свободного падения, и истерично пищали. На голомодели их путь отмечался двадцатью черными линиями. Второй экран знакомил с показателями биодатчиков грызунов. Мыши бегали десять минут. Затем из внутреннего резервуара пузыря был выпущен генемодный вирусообразный организм, который Толивери и Блур создавали семь лет. Показания приборов изменились, а писк, усиленный передатчиком, прекратился. Данные от первых трех мышей перестали поступать в течение трех минут, от следующих шести - спустя несколько минут, еще от пяти - спустя десять минут. Последние шесть продержались почти тридцать одну минуту. Хмурый Блур ввел данные в программу экстраполяции. Он был очень молод" и борода, которую так старательно отращивал доктор, напоминала скорее пух. - Не годится. На насыщение самого маленького орбитального комплекса потребуется более часа при такой скорости. А для города нищих в тихий день - и того больше. - Слишком медленно, - заметил Уилл Сандалерос. - Да, - согласился Блур. - Но мы уже ближе к цели. - Он снова посмотрел на замершие шкалы приборов. - Подумать только, что кто-то может воспользоваться такой штукой. - Нищие могут, - заметила Дженнифер Шарафи. Ей никто не возразил. Мири и Тони сидели в лаборатории Научного купола номер четыре. Обычно для выполнения учебных заданий дети пользовались школьными лабораториями, а не профессиональными: пространство орбитального комплекса слишком ценилось, чтобы раздавать его без разбору. Но Мири и Тони Шарафи были исключением из правил. Совет Убежища, Лаборатория Шарафи и Совет по образованию на специальном заседании обсуждали, как классифицировать нейрологические эксперименты Мири и работу Тони по усовершенствованию информационных систем: как школьные программы, частное предпринимательство или работу по найму на Корпорацию Убежища, и кому будет принадлежать прибыль? Все так гордились Суперами, что споров не возникло. Постановили считать эти работы собственностью Убежища, а 60 процентов прибыли от коммерции выделить детям в качестве гонорара. Мири исполнилось двенадцать лет. Тони - одиннадцать. - П-посмотри н-на это, - сказал Тони. Мири не отвечала сорок пять секунд: она находилась в решающей точке конструирования мысленной цепочки. Тони весело ждал. Брат все делал весело, и Мири редко замечала черные мысленные цепочки в его графических сооружениях. Это и был проект, над которым он сейчас трудился: изображение мыслительного процесса Суперов. Он начал с фразы: "Ни один взрослый не имеет права претендовать на плоды труда другого взрослого; слабость не является моральным оправданием для предъявления подобного требования сильному". Много недель Тони вытаскивал из двенадцати Суперов все цепочки и поперечные соединения, которые вызывала у них эта фраза, и составил для каждой отдельную программу. Работа двигалась медленно. Джонатан Марковиц и Луди Калвин, младшие Суперы, участвовавшие в эксперименте, теряли терпение и дважды сбегали с собеседований. Но Тони был упрям. Хаотичные цепочки Марка Мейера программа отказывалась распознавать, пока Тони не переписал некоторые разделы. Никос Деметриос охотно помогал, но в разгар работы простудился, а когда вышел спустя три дня, его цепочки настолько отличались от прежних, что, опасаясь заражения программы, Тони выбросил все его данные. Но он упорно продолжал трудиться, сидя за голотерминалом напротив Мири, дергаясь и бормоча себе под нос. Сейчас он улыбался. - Взгляни! Мири обошла кругом их двойной стол. Трехмерный дисплей с ее стороны был непрозрачным. Увидев предварительные результаты. Мири ахнула от восторга. В модели ее собственных цепочек для фразы Тони каждое конкретное понятие изображалось маленьким рисунком, а абстрактное - словом. Сияющие разноцветные линии образов