зможно, даже в интересах государства. Им нужна помощь. Наверное, я хочу, чтобы вы поверили, что и они тоже стали частью моего крестового похода. Дайте мне возможность помочь им, Тедди. Монолог Джулио был просто поразительным, и, возможно, с чьей-то точки зрения, он так и выглядел - монологом, и больше ничем. Но нельзя было не ощутить искренности и глубокой озабоченности говорившего. Хотя темные глаза глядели внимательно и в лице чувствовалась проницательность, его стремление к справедливости и человеческая теплота были, безусловно, искренними. Тедди Бертлезмен оказалась достаточно умной, чтобы понять, что Джулио не старается сыграть на ее чувствах, и прониклась к нему доверием. Она сбросила ноги с дивана и подвинулась ближе к краю, зашуршав розовым шелком. Этот звук, как легкий ветерок, прошел по нервам Риза, подняв волоски на тыльных сторонах его ладоней и заставив вздрогнуть от восхищения. - Я чертовски точно знаю, что никакой угрозы национальной безопасности Бен Шэдвей не представляет, - заявила Тедди. - Федеральные агенты тут под предлогом этого бреда что-то разнюхивали, так я едва удержалась, чтобы не рассмеяться им в лицо. Нет, по правде говоря, я едва удержалась, чтобы не плюнуть им в лицо. - Куда он мог поехать вместе с Рейчел Либен? - спросил Джулио. - Рано или поздно федеральные агенты их разыщут, так что для них же будет лучше, если мы с Ризом найдем их первыми. У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, где их искать? Поднявшись с дивана одним стремительным, сверкающе-розовым движением, Тедди принялась вышагивать по комнате на похожих на ходули ногах, которые должны были казаться неуклюжими, но на самом деле были воплощением изящества. Ризу, сидящему в кресле, она казалась необыкновенно высокой. Она ходила, изредка останавливаясь, неосознанно-соблазнительным движением выставив бедро, потом снова принималась вышагивать, раздумывая, где бы мог спрятаться Бен, и перечисляя возможные варианты: - Верно, у него есть собственность, в основном небольшие дома, по всему штату. На данный момент не сданы... дайте подумать... маленькое бунгало в Ориндже, на Пайн-стрит, но не думаю, чтобы он туда поехал, потому что начал там кое-какие работы - новая ванная комната, ремонт на кухне. Не будет же он прятаться в доме, где взад-вперед ходят рабочие. Затем еще полдома в Йорба Линде... Риз слушал ее, но на какой-то момент ему стало безразлично, что она говорит, пусть это волнует Джулио. Единственное, о чем Риз мог думать, это как она выглядит, говорит и двигается. Тедди заслонила собой все его чувства, не оставив места ни для чего другого. На расстоянии она казалась угловатой, похожей на птицу, но вблизи напоминала газель, стройную и быструю, и уж никак не угловатую. Ее рост производил меньшее впечатление, чем ее изящество, ее изящество - меньшее впечатление, чем ее гибкость, ее гибкость - меньшее впечатление, чем ее красота, а ее красота - меньшее впечатление, чем ее интеллект, энергичность и чутье. Даже если она удалялась от окна, когда ходила по комнате, ее все равно окружал нимб света. Ризу казалось, что она светится вся. Уже пять лет с того дня, когда Джанет была убита мужчинами, пытавшимися украсть Эстер, он не испытывал ничего подобного. Интересно, а Тедди Бертлезмен тоже обратила на него особое внимание или он для нее просто еще один полицейский? Как бы подойти к ней так, чтобы не выставить себя дураком и не обидеть ее? Может что-нибудь быть между таким мужчиной, как он, и такой женщиной, как она? И вообще, сможет он жить дальше без нее? И снова дышать? И не написано ли это все у него на лице? Впрочем, ему было наплевать, выдал он свои чувства или нет. - ...мотель! - Тедди перестала ходить, сама удивившись возникшей мысли, потом усмехнулась. На редкость симпатичная усмешка. - Ну, конечно, это самое подходящее место. - У него есть мотель? - спросил Джулио. - Старая развалюха в Лас-Вегасе, - объяснила Тедди. - Он его недавно купил. Создал с этой целью новую корпорацию. Федеральным агентам потребуется время, чтобы наткнуться на это место, потому что он приобрел его только что и он в другом штате. Там никого нет, мотель закрыт, но продали его с мебелью. Даже квартира менеджера полностью меблирована. Думаю, Бен и Рейчел устроились там с удобствами. Джулио посмотрел на Риза: - Что ты об этом думаешь? Ризу пришлось отвести взгляд от Тедди, чтобы обрести способность дышать и говорить. Со странным присвистом он ответил: - Звучит подходяще. Тедди снова начала шагать. Шелк цвета розового фламинго развевался вокруг ее колен. - Я знаю, что права. Бен там на паях с Уитни Гэвисом, а Уитни, пожалуй, единственный человек на земле, которому Бен полностью доверяет. - Кто такой этот Гэвис? - поинтересовался Джулио. - Они были вместе во Вьетнаме, - объяснила она. - Очень близкие друзья. Почти что братья. Может, даже ближе. Знаете, Бен ведь по-настоящему славный парень, любой вам скажет. Мягкий, открытый, чертовски честный, настолько честный, что некоторые просто какое-то время ему не верят, пока не узнают получше. Но вот что странно... как-то так получается, что он всех держит на расстоянии вытянутой руки, никому полностью не открывается. Кроме, я думаю, Гэвиса. Такое впечатление, что случившееся с ним на войне навсегда сделало его отличным от других людей и для него невозможно быть близким с кем-нибудь, кроме тех, кто прошел через то же, что и он, и не сошел после этого с ума. Как Уитни. - А с миссис Либен он тоже так близок? - спросил Джулио. - Думаю, что да. По-моему, он ее любит, - сказала Тедди, - и потому она - одна из самых везучих женщин, которых я знаю. Риз услышал в ее голосе ревность, и ему показалось, что сердце его оторвалось и взлетело под самое горло. По-видимому, Джулио заметил то же самое, потому что проговорил: - Простите меня, Тедди, но я полицейский, да к тому же любопытен по природе, и мне показалось, что вы ничего не имели бы против, если бы он влюбился в вас. Она удивленно моргнула, потом рассмеялась. - Я и Бен? Да нет. Во-первых, я выше его ростом, а на каблуках так просто над ним возвышаюсь. Потом - он парень домашний, тихий, мирный, читает только детективы и собирает модели поездов. Нет, Бен просто замечательный, но я для него слишком яркая, а он для меня - слишком приземленный. Сердце Риза вернулось на свое место. - Верно, я ревную, - созналась Тедди, - но только потому, что Рейчел нашла себе хорошего мужика, а я нет. Когда у тебя такой рост, ты знаешь, что мужчины за тобой толпами бегать не станут, разве что баскетболисты, а я терпеть не могу спортсменов. И еще, когда тебе тридцать два, поневоле расстраиваешься, видя, что кто-то удачно устроился, даже если ты и рада за них. Риз снова возликовал. После того как Джулио задал еще несколько вопросов по поводу мотеля и уточнил его местонахождение, они с Ризом поднялись, и Тедди проводила их до дверей. Делая шаг за шагом, Риз судорожно пытался сообразить, что бы ему сказать, с чего начать. Когда Джулио открыл дверь, он оглянулся на Тедди и сказал: - Простите, мисс Бертлезмен, но я полицейский, и мне хотелось бы знать... может быть... не встречаетесь ли вы с кем-нибудь? Слушая себя, Риз изумлялся, как это Джулио может говорить так гладко и складно, а он, пытаясь подражать его спокойной манере, говорит так грубо и неуклюже. Улыбнувшись ему, Тедди спросила: - А это имеет отношение к делу, которое вы расследуете? - Ну... я подумал... в смысле... я не хотел бы, чтобы вы передали кому-нибудь наш разговор. И не потому, что наш начальник устроит нам взбучку... но, если вы об этом мотеле скажете еще кому-нибудь, это может повредить мистеру Шэдвею и миссис Либен и... Ему хотелось пристрелить себя, чтобы покончить с этим унижением. - Я ни с кем не встречаюсь конкретно, - улыбнулась Тедди, - во всяком случае, у меня нет человека, с которым я делюсь секретами. Риз откашлялся. - Что ж, прекрасно. Хорошо. Он начал снова поворачиваться к двери, откуда Джулио как-то странно смотрел на него, когда Тедди вдруг произнесла: - А вы - крупный мужчина, верно? Риз снова повернулся к ней: - Простите? - Вы вполне крупный мужчина. Жаль, что таких, как вы, немного. Девушка моего роста может показаться вам почти что маленькой. "Что она хочет сказать? - подумал он. - Может, это просто из вежливости? Или она дает мне шанс? Если это так, то что мне делать?" - Приятно, когда тебя считают маленькой, - заметила она. Он попытался заговорить, но не смог. Он чувствовал себя глупым, неуклюжим й робким, как будто ему снова стало шестнадцать. Но неожиданно он обрел дар речи и выпалил свой вопрос так, как будто ему в самом деле было шестнадцать: - Мисс-Бертлезмен-не-согласитесь-ли-вы-куда-нибудь-пойти-со-мной? Она улыбнулась. - Да. - Вы пойдете? - Да. - В субботу вечером? В семь? - Прекрасно. Он с изумлением смотрел на нее: - Правда? Она рассмеялась: - Правда. Минутой позже, уже сидя в машине, Риз произнес: - Ну, черт бы меня побрал. - Вот уж никогда не думал, что ты такой ловкий ухажер, - добродушно пошутил Джулио. Риз покраснел: - Бог ты мой, как все в жизни забавно, правда? Никогда не знаешь, в какой момент все изменится. - Не гони лошадей, - посоветовал Джулио, включая двигатель и выезжая на середину дороги. - Пока это просто свидание. - Ты прав. Возможно. Но... у меня такое чувство, что это станет чем-то большим. - Ловкий ухажер и романтический дурень, - заметил Джулио, направляя машину к Ньюпорт-авеню. Немного подумав, Риз сказал: - Знаешь, что забыл Эрик Либен? Он был настолько одержим идеей жить вечно, что забывал радоваться той жизни, которая была ему дана. Может, жизнь и коротка, но она способна дать многое. Либен был занят своими планами на вечность и забыл, что можно наслаждаться каждым моментом. - Послушай, - остановил его Джулио, - если любовь сделает из тебя философа, мне придется поискать другого напарника. Несколько минут Риз сидел молча, вспоминая загорелые ноги и шелк цвета розового фламинго. Когда он снова обрел способность соображать, то обратил внимание, что Джулио едет вполне целенаправленно. - Куда это мы? - В аэропорт Джона Вайна. - В Вегас? - Ты не возражаешь? - спросил Джулио. - А что нам еще остается? - Придется платить за билеты из своего кармана. - Знаю. - Ты можешь остаться здесь, я не обижусь. - Я с тобой, - заверил Риз. - Я и один справлюсь. - Я с тобой. - Там может быть опасно, а ты должен подумать об Эстер, - напомнил ему Джулио. "Моя маленькая Эстер, а теперь еще, возможно, и Теодора, Тедди Бертлезмен, - подумал Риз. - А когда ты находишь кого-то, кто становится тебе дорог, если ты рискнешь себе такое позволить, жизнь становится жестокой. Их у тебя отбирают, и ты теряешь все". Предчувствие смерти заставило его вздрогнуть. И тем не менее он повторил: - Я с тобой. Разве ты не слышал? Ради всего святого, Джулио, я с тобой. Глава 33 - Виват, Лас-Вегас! Следуя за бурей по пустыне, Бен Шэдвей доехал до Бейкера, штат Калифорния, ворот в Долину смерти, в двадцать минут седьмого. По сравнению с Барстоу ветер значительно усилился. Гонимый им дождь хлестал по стеклу с грохотом тысячи пуль. Вывески над бензозаправочной станцией, рестораном и мотелем раскачивались и, казалось, сейчас слетят с петель и улетят прочь. Сигнал "стоп" бешено крутился взад-вперед, стараясь вывинтиться из земли. На бензозаправке двое служащих в желтых дождевиках передвигались, наклонив головы и сгорбив плечи. Полы их виниловых плащей били по ногам и топорщились на ветру. Десятки шаров перекати-поля, четыре или пять футов в диаметре, прыгали, катились, плыли по единственной улице Бейкера с востока на запад, принесенные сюда с унылой местности на юге. Бен попытался дозвониться до Уитни Гэвиса из телефона-автомата в маленьком магазинчике, работающем круглосуточно, но не смог вообще пробиться в Вегас. Трижды он прослушал записанное на пленку сообщение, что связь временно прервана. Ветер выл, стонал и бился в окна магазинчика, дождь с остервенением стучал по крыше, так что особых объяснений для аварии на АТС не требовалось. Бен был напуган. Он сильно беспокоился после того, как нашел топор за холодильником в охотничьем домике Эрика. Но теперь его страх увеличивался с каждым часом, так как ему стало казаться, что буквально все против него, что удача полностью от него отвернулась. Встреча с Шарпом, резкая перемена погоды, невозможность связаться с Уитни Гэвисом, даже когда работала связь, теперь эта поломка на линии внушали ему мысль, что все это не случайно, что Вселенная представляет собой машину, имеющую темную и страшную цель, и заведующие ею боги сговорились сделать так, чтобы он никогда больше не увидел Рейчел живой. Несмотря на страх, растерянность и желание поскорее снова оказаться на шоссе, он быстренько купил еды, чтобы перекусить в машине. Он ничего не ел после завтрака в Палм-Спрингс, и его мучил голод. Продавщица - средних лет женщина в голубых джинсах, с выгоревшими на солнце волосами и загорелой кожей, задубленной многими годами жизни в пустыне, - продала ему три шоколадки, несколько пакетиков орехов и упаковку из шести банок пепси. Когда он спросил ее про телефон, она ответила: - Я слышала, там залило к востоку отсюда, около Кэ-Невы, и еще на границе штата. Вырвало несколько телефонных столбов, провода упали. Говорят, через пару часов починят. - Никогда не думал, что в пустыне могут быть такие ливни, - заметил он, когда он давала ему сдачу. - По-настоящему дождь здесь идет раза три в году. Но уж если буря, то так льет, как будто Бог забывает свое обещание наслать в следующий раз огонь и решает снова попытаться затопить нас водой. Хотя краденый "Меркурий" стоял всего лишь в нескольких шагах от входа в магазин, Бен насквозь промок, пока до него добрался. Забравшись в машину, он открыл банку пепси "и сделал большой глоток, затем зажал банку между коленями, развернул шоколадку, завел двигатель и двинулся снова по шоссе. Вне зависимости от погоды ему придется ехать к Вегасу с максимальной скоростью, семьдесят или восемьдесят миль в час, или, если удастся, даже быстрее, хотя вероятность того, что он потеряет контроль над машиной на скользком от дождя асфальте, была очень велика. Но раз он не дозвонился до Уитни Гэвиса, выбора у него не было. Спускаясь к въезду на шоссе 1-15, машина разок чихнула и вздрогнула, но потом без колебаний снова рванулась вперед. В течение минуты, пока Бен ехал на северо-восток к Неваде, он внимательно прислушивался к мотору и постоянно поглядывал на приборы, ожидая, что загорится предупредительный сигнал. Но мотор урчал, и сигнал не зажегся, да и приборы показывали, что все в норме, поэтому он слегка расслабился. Пережевывая шоколад, он постепенно довел скорость до семидесяти, осторожно проверяя, как поведет себя машина на предательски скользком асфальте. Шарп проснулся хорошо отдохнувшим в десять минут восьмого во вторник вечером. Под аккомпанемент сильного дождя, колотящего по крыше, и воды, булькающей через водосток рядом с окном, он позвонил своим подчиненным, разбросанным по всей Южной Калифорнии. От Дирка Крингера, агента, сидящего в штабе операции в округе Ориндж, Шарп узнал, что Джулио Вердад и Риз Хагерсторм не бросили заниматься расследованием по делу Либена, как им было приказано. Зная их заслуженную репутацию полицейских, способных вцепиться бульдожьей хваткой даже в безнадежное дело, Шарп приказал еще накануне, чтобы на их личные машины были установлены хорошо спрятанные передатчики и чтобы его люди следили за ними с такого расстояния, когда "хвост" за собой обнаружить нельзя. Эта предусмотрительность оказалась полезной, потому что днем они нанесли визит доктору Истону Золбергу, бывшему коллеге Либена, а затем провели пару часов позади машины с агентами у конторы Шэдвея в Тастине. - Они нас заметили и установили свой собственный наблюдательный пункт за полквартала от нас, - сообщил Крингер, - откуда могли наблюдать и за конторой, и за нами. - Наверное, восхищались собственной сообразительностью, - заметил Шарп. - А мы тем временем не сводили с них глаз. - Затем они поехали за сотрудницей конторы к ней домой. Женщину зовут Теодора Бертлезмен. - Вы уже говорили с ней о Шэдвее, так? - Да, мы со всеми сотрудниками его конторы говорили. И эта дама сказала еще меньше, чем остальные. - Долго Вердад и Риз у нее пробыли? - Минут двадцать. - Похоже, с ними она была пооткровеннее. Что она могла им сказать, как ты думаешь? - Понятия не имею, - ответил Крингер. - Она живет на холме, так что там в окна не заглянуть и с микрофоном не подступиться. К тому времени, как мы приспособились, Вердад и Хагерсторм уже уходили. От нее они направились прямо в аэропорт. - Что? - удивился Шарп. - Какой? - Аэропорт Джона Вайна, здесь, в округе Ориндж. Они там и сейчас, ждут рейса. - Какого рейса? Куда? - В Вегас. Они купили билеты на ближайший рейс в Вегас. На восемь часов. - Почему в Вегас? - спросил Шарп больше себя, чем Крингера. - Может, они все же решили бросить это дело, как и было приказано. И решили немного отдохнуть. - Никто не едет отдыхать без вещей. Ты же сказал, что они поехали прямо в аэропорт, так что, как я понял, они не заскочили на минутку домой, чтобы взять смену одежды. - Прямо в аэропорт, - подтвердил Крингер. - Прекрасно, просто расчудесно, - неожиданно обрадовался Шарп. - Они, по-видимому, хотят добраться до Шэдвея и миссис Либен раньше нас, и у них есть основания полагать, что их стоит поискать в Вегасе. - Значит, у него есть все-таки шанс добраться до Шэдвея. И на этот раз поганец не уйдет. - Если есть еще места на этот рейс, пошли двух своих агентов. - Слушаюсь, сэр. - У меня тут, в Палм-Спрингс, тоже есть люди, и мы рванем туда, как только сможем. Хочу быть в аэропорту, чтобы взять Вердада и Хагерсторма сразу же, как они прибудут. Шарп повесил трубку и немедленно позвонил в комнату Джерри Пика. Снаружи где-то на севере гремел гром и, затихая, катился к югу вдоль долины Коачелла. Пик ответил сонным голосом. - Уже почти половина восьмого, - объяснил ему Шарп. - Будь готов ехать через пятнадцать минут. - Что случилось? - Мы едем в Вегас за Шэдвеем, и на этот раз удача будет на нашей стороне. Ездить на краденой машине неудобно прежде всего потому, что не знаешь ее технического состояния. Ведь не попросишь же у владельца гарантий надежности его автомобиля, прежде чем его умыкнуть. "Меркурий" отказал на сороковой миле к востоку от Бейкера. Он начал кашлять, чихать и трястись, подобно тому, как делал некоторое время назад, только на этот раз он так и не перестал кашлять, пока мотор не заглох. Бен съехал на обочину и попытался снова завести двигатель, но у него ничего не получилось. Он только сажал аккумулятор. Он в отчаянии подождал некоторое время, а дождь бросал и бросал на крышу машины тонны воды. Но сдаваться было не в характере Бена. Вскоре он разработал план и начал приводить его в действие, хотя план этот оставлял желать много лучшего. Он сунул "магнум" за пояс сзади и вытащил рубашку из джинсов, чтобы его не было видно. Ему не удастся взять с собой ружье, о чем он горько сожалел. Он включил предупредительные огни и вылез из "Меркурия" под проливной дождь. К счастью, молния сверкала теперь далеко на востоке. Стоя в серых грозовых сумерках, он прикрыл глаза ладонью и принялся всматриваться сквозь дождь на запад, где виднелся свет от фар приближающейся машины. Машин все еще было очень мало. Немногочисленные игроки, которых не остановил бы даже Армагеддон, стремились к своей Мекке, хотя чаще на шоссе попадались огромные грузовики. Он замахал руками, прося помощи, но две легковые машины и три грузовика даже не обратили на него внимания. Проезжая по лужам, они разбрасывали в стороны целые потоки воды. Какая-то из них окатила Бена с ног до головы, ничуть не улучшив его настроения. Еще через две минуты показался огромный шестнадцатиколесный грузовик. На нем было столько огней, что он напоминал рождественскую елку. К радости Бена, он начал тормозить загодя и остановился за "Меркурием". Подбежав к грузовику, он увидел в открытое окно изрезанное морщинами лицо человека с торчащими усами, который рассматривал его из сухой и теплой кабины. - Сломался! - заорал Бен, стараясь перекричать какофонию ветра и дождя. - Ближайшая мастерская там, сзади, в Бейкере! - крикнул ему вниз водитель. - Лучше, перейди на другую сторону и попытайся поймать машину там. - Нет времени искать механика и ремонтироваться! - прокричал Бен. - Надо побыстрее в Вегас. - Он уже придумал, что соврать, если кто-нибудь остановится. - У меня там жена в больнице, ей здорово досталось, может, умирает. - Боже милостивый, - ужаснулся водитель. - Тогда лучше залезай поскорее. Бен поспешил к пассажирской дверце, молясь в душе, чтобы его благодетель оказался водителем высокого класса и, несмотря на непогоду, до отказа выжимал бы педаль газа и добрался до Вегаса в рекордное время. Проезжая через пустыню на последнем участке до Лас-Вегаса и наблюдая, как темнота бури сменяется более густой темнотой ночи, Рейчел чувствовала себя так одиноко, как никогда в жизни, хотя нельзя сказать, чтобы одиночество было ей незнакомо. Дождь за последние два часа так и не ослабел, скорее всего потому, что она держалась вровень с бурей, движущейся на восток, все время находясь в ее центре. Глухой стук "дворников" и гудение шин по мокрой дороге напоминали челнок ткацкого станка, который ткал не полотно, а одиночество. Большую часть своей жизни она прожила в одиночестве и в эмоциональной, если не физической, изоляции. Ко времени ее рождения ее папа с мамой выяснили, что им нечего делать вместе, но по религиозным мотивам не могли развестись. Поэтому Рейчел пришлось провести свои младенческие годы в доме, лишенном любви, поскольку ее родители не умели достаточно хорошо скрывать взаимную неприязнь. Хуже того, каждый предпочитал считать ее дочерью другого, чтобы вовсе ею не заниматься. Оба проявляли родительские чувства только по обязанности. Как только девочка достаточно подросла, ее стали отправлять в католические интернаты, где она и прожила все следующие одиннадцать лет, за исключением каникул. Во всех этих заведениях, где заправляли монахини, она почти ни с кем не дружила, во всяком случае, близких друзей у нее не было, потому что она была очень невысокого о себе мнения и не могла поверить, чтобы кто-то захотел стать ее другом. В то лето, когда она должна была поступить в колледж, через несколько дней после окончания средней школы, ее родители погибли в авиационной катастрофе, возвращаясь домой из деловой поездки. Рейчел всегда считала, что ее отец зарабатывал неплохие деньги в легкой промышленности, вложив в дело капитал, унаследованный ее матерью в год женитьбы. Но, когда зачитали завещание и уладили все проблемы, Рейчел поняла, что семейное дело находилось на грани банкротства уже многие годы и что их образ жизни людей состоятельных съедал каждый заработанный доллар. Практически оставшейся без гроша Рейчел пришлось отказаться от планов поступить в университет, а вместо этого пойти работать официанткой, жить в пансионе и изо всех сил копить, чтобы получить хотя бы скромное образование в одном из калифорнийских университетов, финансируемых государством. Когда через год она начала учиться, у нее опять же не оказалось настоящих друзей, так как она вынуждена была продолжать работать официанткой и не имела свободного времени, чтобы с кем-нибудь подружиться. К моменту получения степени она провела по крайней мере восемь тысяч ночей в одиночестве. Рейчел оказалась легкой добычей для Эрика, который хотел питаться ее юностью, как вампир питается кровью, и потому женился на ней. Он был на двенадцать лет старше и значительно лучше знал, как обворожить и завоевать молоденькую женщину, чем большинство ее одногодков. Он умудрился заставить ее впервые в жизни почувствовать себя желанной и необыкновенной. Учитывая разницу в возрасте, можно предположить, что она видела в нем и отца, способного дать ей не только любовь мужа, но и родительскую любовь. Разумеется, все вышло не так, как она надеялась. Она поняла, что Эрик любит не ее, а то, что она в его глазах символизировала - энергию, здоровье, молодость. Их брак оказался вскоре таким же лишенным любви, как и брак ее родителей. И тогда она нашла Бенни. И впервые в жизни не была одинокой. Но теперь Бенни нет, и неизвестно, увидит ли она его когда-нибудь. Стеклоочистители "Мерседеса" монотонно стучали, и шины пели на одной ноте песню пустоты, отчаяния и одиночества. Она пыталась утешиться мыслью, что, по крайней мере, Эрик теперь не опасен ни для нее, ни для Бена. Вне сомнения, он умер от многочисленных змеиных укусов. Даже если его генетически измененное тело способно бороться с огромными дозами сильного яда, даже если он вторично вернется из мертвых, он совершенно явно выродился не только физически, но и умственно. (До сих пор у нее перед глазами стоял коленопреклоненный Эрик, поедающий живую змею, такой же страшный и первобытный, как и сверкающая над ним молния.) Если он и пережил змеиные укусы, то скорее всего останется в пустыне, потому что он уже не человек, а существо, бегающее, низко пригнувшись, или ползающее на животе по песчаным холмам, время от времени соскальзывая в сухие русла рек и жадно набивая чрево жителями пустыни. Теперь он представляет угрозу для животных, но не для нее. Даже если в нем еще теплится какая-то искра человеческого интеллекта и он все еще хочет отомстить ей, ему будет нелегко, пожалуй просто невозможно, вернуться из пустыни в цивилизованное место и свободно там передвигаться. Если он попытается, то вызовет сенсацию - панику, ужас, - куда бы он ни пошел, так что его, вероятнее всего, быстро поймают или пристрелят. И все же... - она все еще его боялась. Рейчел вспомнила, как посмотрела на него, когда он преследовал ее по краю берега, вспомнила как смотрела на него сверху, когда он карабкался за ней, вспомнила, как он выглядел, когда она видела его в последний раз, пожирающим змей. Что-то было в нем в этих ее воспоминаниях... такое мистическое, противное природе, совершенно сверхъестественное, что невозможно убить или остановить. Она содрогнулась от внезапного холода, пронзившего ее до костей. Через минуту, выехав на шоссе, она увидела, что приближается к концу своего путешествия. Впереди и внизу, во тьме широкой, залитой дождем долины сверкал таинственными огнями Лас-Вегас. Там было так много разнообразных огней всех цветов и оттенков, что город казался больше Нью-Йорка, хотя на самом деле был раз в двадцать меньше. Даже с расстояния в пятнадцать миль Рейчел могла различить главную улицу города с ее великолепными гостиницами и деловую часть, где располагались казино и которую многие называли Сверкающим ущельем, потому что там было просто море мигающих, пульсирующих и сияющих огней. Еще через двадцать минут она добралась до пустого Южного бульвара Лас-Вегаса, где неоновые огни отражались в блестящей, как зеркало, дороге алыми, розовыми, красными, зелеными и золотыми цветовыми волнами. Остановившись у парадного входа гостиницы "Бэллиз Гранд", она едва не разрыдалась от облегчения, увидев швейцара, служащих на автостоянке и постояльцев, собравшихся под навесом. После нескольких часов пути в эту жуткую ночь, когда казалось, что во встречных машинах никого не было, снова увидеть людей, пусть незнакомых, оказалось на редкость приятно. Сначала Рейчел поколебалась, оставлять ли "Мерседес" под присмотром служащего на стоянке, потому что драгоценный мешок с бумагами по проекту "Уайлд-кард" все еще находился под сиденьем. Но потом решила, что никому в голову не придет украсть мешок для мусора, наполненный смятыми бумагами. И все-таки поместить машину под присмотром показалось ей надежнее, чем просто бросить ее на общественной стоянке. Она оставила машину и взяла квитанцию. Лодыжка, которую она повредила, убегая от Эрика, практически перестала болеть. Раны от ногтей на икре болели и горели, хотя и здесь наметилось некоторое улучшение. Ей удалось войти в гостиницу, только слегка прихрамывая. На какое-то мгновение она остолбенела от контраста между грозовой ночью за дверьми и великолепием казино. То был сверкающий мир хрустальных люстр, бархата, парчи, пушистых ковров, мрамора, полированной бронзы и зеленого фетра, где шум ветра и дождя заглушался голосами поклонников Фортуны, звоном игровых автоматов и хрипловатой музыкой, исполняемой рок-группой в гостиной. Постепенно Рейчел осознала, что ее вид привлекает любопытные взгляды, поскольку не вяжется с обстановкой. Разумеется, не все посетители - даже, пожалуй, меньшинство - были одеты элегантно для вечерних возлияний, поздних шоу или игры. Встречались женщины в платьях для коктейлей и мужчины в хороших костюмах, остальные же были одеты в простые летние костюмы, некоторые - в джинсы и спортивные рубашки. Но ни на ком не было такой рваной и грязной блузки, как на ней, ни на ком не было таких, как на ней, джинсов, которые выглядели так, будто их владелица только что участвовала в конкурсе родео, никто не мог похвастать заляпанными грязью туфлями с каблуком, оторванным во время карабканья вверх и вниз по крутым склонам, и черными от грязи шнурками, и ни у одной женщины не было такой грязной физиономии и висящих мокрыми прядями волос. Ей следовало сообразить, что даже в замкнутом на себе мире Лас-Вегаса люди смотрят телевизор и могут узнать в ней презренную предательницу и беглянку, которая разыскивается по всему Юго-Западу. Меньше всего ей следовало привлекать к себе внимание. К счастью, игроки - люди одержимые, так сосредоточенные на своих ставках, что и дышать забывают, и только некоторые из них подняли головы, и ни один не бросил повторного взгляда. Она обошла казино по периметру, направляясь к телефонным будкам, размещенным в арке, куда не так доносился шум. Позвонила в справочную, чтобы узнать номер Уитни Гэвиса. Он снял трубку после первого гудка. Слегка задыхающимся голосом она сказала: - Простите, вы меня не знаете. Меня зовут Рейчел... - Вы Рейчел Бена? - перебил он. - Да, - удивленно ответила она. - Я вас знаю, я все про вас знаю. - Голос его был удивительно похож на голос Бена: спокойный, выдержанный, уверенный. - И я час назад слышал эти чертовски забавные новости насчет государственных секретов. Чушь собачья. Любой, знающий Бенни, не поверит ни на секунду. Я не знаю, что происходит, но я подумал, что, может, вы, ребятки, тут появитесь у меня, если вам понадобится на время укрыться. - Его со мной нет, но он послал меня к вам, - пояснила Рейчел. - Больше ни слова. Скажите, где вы. - В "Гранде". - Сейчас восемь. Через десять минут я буду там. Никуда не ходите, сидите на месте. У них в этих казино столько шпионов, да и телекамера обязательно где-нибудь установлена, а дежурный мог видеть последние новости. Я понятно выражаюсь? - А в туалет мне можно сходить? Я в жутком виде. Хотелось бы умыться. - Конечно. Просто не входите в казино. И возвращайтесь к телефонным будкам через десять минут, я буду вас ждать. Там никаких камер нет. Сидите тихо, детка. - Подождите! - В чем дело? - спросил он. - Как вы выглядите? Как я вас узнаю? - Не беспокойтесь, детка. Я вас узнаю. Бенни так часто показывал мне вашу фотографию, что каждая черта вашего потрясающего лица врезалась мне в память. Помните, сидите тихо! Раздался щелчок, и Рейчел повесила трубку. Джерри Пик уже не был уверен, что хочет стать легендой. Он даже не был уверен, что вообще хочет работать агентом Бюро по оборонной безопасности, неважно каким, легендарным или не очень. Все слишком уж завертелось. Он не успевал ни в чем разобраться. У него было такое чувство, будто он идет через большую крутящуюся бочку, какие иногда устанавливают при входе в комнату смеха, только эта бочка вращается в пять раз быстрее, чем у самого нахального садиста-оператора на карнавале, да и конца ей не видать. Наступит ли время, когда он снова будет твердо стоять на ногах и обретет уверенность? Звонок Энсона Шарпа вырвал его из такого глубокого сна, что впору ставить надгробный камень. Даже приняв по-быстрому холодный душ, он не сумел проснуться окончательно. Поездка в аэропорт по залитым дождем улицам под завывание сирен и сверкание мигалок показалась ему дурным сном. В десять минут девятого на летное поле опустился легкий транспортный двухмоторный самолет, прибывший из учебного центра морской пехоты в Твентинайн-Палмз и любезно предоставленный в распоряжение Бюро по оборонной безопасности в этом исключительном случае через полчаса после просьбы Шарпа. Они поднялись на борт и немедленно взлетели, несмотря на бурю. Практически вертикальный взлет с опытным военным пилотом за штурвалом вкупе с завыванием ветра и проливным дождем прогнали последние остатки сна. Пик окончательно проснулся и вцепился в подлокотники кресла с такой силой, что, казалось, побелевшие костяшки пальцев прорвут кожу. - Если нам повезет, - сказал Шарп Пику и Нельсону Госсеру, которого тоже прихватил с собой, - мы приземлимся в международном аэропорту Мак-кэрран в Вегасе на десять или пятнадцать минут раньше, чем самолет из округа Ориндж. Когда Вердад и Хагерсторм появятся в аэропорту, мы сможем сразу взять их под наблюдение. В десять минут девятого восьмичасовой самолет на Вегас все еще не вылетел, но пилот заверил пассажиров, что они обязательно улетят. А пока они могут насладиться различными напитками, орехами в меду и мятной водой, чтобы ожидание не показалось им слишком скучным. - Обожаю эти орешки в меду, - заметил Риз, - но я только что вспомнил кое-что, чего я вовсе не люблю. - Что именно? - поинтересовался Джулио. - Летать. - Это короткий рейс. - Человек, выбравший карьеру в правоохранительных органах, вовсе не рассчитывает, что ему придется летать по всему свету. - Сорок пять минут, самое большее пятьдесят, - успокоил его Джулио. - Я с тобой, - поспешно заверил Риз, пока Джулио не сделал неверных выводов из его отвращения к полетам, - но жаль, что до Вегаса нельзя добраться на катере. В восемь двенадцать самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу и поднялся в воздух. Эрик, сидящий за рулем красного пикапа, двигающегося на восток, изо всех сил старался сохранить достаточно человеческого сознания, чтобы управлять машиной. Порой на него накатывали не связанные между собой мысли и чувства: страстное желание бросить пикап и рвануть нагишом в темные просторы пустыни, чтобы волосы развевались и дождь колотил по голой коже; неприятно настойчивое стремление сжаться, забиться в какой-нибудь темный и влажный угол и спрятаться; жаркое, всепоглощающее сексуальное желание, ничего общего не имеющее с человеческим, а больше похожее на возбуждение животного в период течки. Его также посещали воспоминания, очень четкие и ясные, не принадлежавшие ему лично, а вырванные из каких-то глубин генной памяти: вот он жадно ищет в гнилых деревьях извивающихся насекомых; вот совокупляется с каким-то резко пахнущим существом в сырой и темной пещере... Если он позволит этим желаниям и воспоминаниям взять верх, он снова впадет в то бессознательное, дочеловеческое состояние, как у пункта отдыха на шоссе, и тогда уж наверняка не сможет удержать пикап на дороге. Поэтому он попытался подавить завлекательные видения и потребности и сосредоточиться на залитой дождем дороге. Ему это в основном удалось, хотя иногда перед глазами появлялась пелена, дыхание учащалось, и призыв других состояний его сознания был настолько силен, что только с огромным трудом удавалось ему не подчиниться. Уже довольно продолжительное время он не чувствовал, что с ним происходит что-то странное с физической точки зрения. Но иногда все же ощущал, что какие-то изменения имеют место, и тогда его тело казалось ему скопищем червей, которые неожиданно начинали судорожно извиваться. После того как он увидел в зеркале заднего обзора свои разные глаза - один зеленый, с оранжевым узким зрачком, а другой многогранный и еще более странный, - он не смел больше взглянуть на себя, потому что понимал, что и так находится на грани безумия. Однако он мог видеть свои руки на рулевом колесе и то, что с ними творится: на какой-то период его удлиненные пальцы стали короче, толще, длинные когти слегка втянулись внутрь, и перепонка между большим и указательным пальцами почти исчезла; затем процесс пошел в обратном направлении, руки снова выросли, суставы увеличились, когти стали еще острее и длиннее. В какой-то момент руки его приобрели просто кошмарный вид: темные, пятнистые, с загибающимися назад шпорами в основании чудовищных ногтей и лишней фалангой на каждом пальце. Он отвел от них глаза и стал стараться смотреть исключительно на дорогу. Эрик не мог смириться с собственной внешностью не только из-за того, что боялся узнать, во что превращается. Он боялся, верно, но и получал некое болезненное, нездоровое удовольствие от своих превращений. По крайней мере, в данный момент он был необыкновенно силен, быстр, как молния, и смертельно опасен. Если не считать его нечеловеческой внешности, он стал олицетворением мечты каждого мальчишки, от которой не удается избавиться даже взрослым, - настоящий, сильный мужчина, способный на безудержную ярость. Но он не должен позволять себе об этом думать, потому что фантазии насчет силы снова могут низвести его до животного состояния. Он теперь постоянно ощущал особый и вовсе не неприятный жар у себя в плоти, крови и костях, который усиливался с каждым часом. Раньше Эрик думал о себе как о человеке, который плавится, принимая новые формы, но сейчас ему уже казалось, что он не тает, а горит и что в любой момент с кончиков его пальцев могут спрыгнуть язычки пламени. Он даже придумал им название - огни перемен. К счастью, те резкие боли, которые сопутствовали изменениям на ранней стадии метаморфозы, больше его не беспокоили. Иногда, правда, он ощущал боль, но значительно менее сильную, чем раньше, и приступы не длились более одной-двух минут. По-видимому, за последние десять часов аморфность превратилась в генетически запрограммированное состояние его тела и потому стала безболезненной, как дыхание, пищеварение и выделения. Страдал он теперь только от приступов голода, доводивших его до изнеможения. Это были такие мучительные приступы, каких он не знал в своей прошлой жизни. Поскольку его тело в бешеном темпе уничтожало старые клетки и создавало новые, ему постоянно требовалось топливо. Он также обнаружил, что мочится теперь гораздо чаще, чем раньше, и каждый раз, останавливаясь с этой целью на обочине, он чувствовал, что его моча значительно резче пахнет аммиаком и какими-то другими химическими веществами. Выехав на подъем и неожиданно рассмотрев расстилающийся внизу и сверкающий огнями Лас-Вегас, Эрик вновь ощутил приступ голода, который сильной спазмой сжал его желудок. Он начал безудержно потеть и трястись. Выведя пикап на кромку дороги, он остановился и поставил машину на ручной тормоз. Почувствовав первые спазмы, он принялся хныкать. И, услышав звуки, исходящие из собственного горла, осознал, что стремител