, ментально. Он подошел к выходу из стальной пещеры и выглянул наружу. Атомное солнце садилось. Остался час или чуть меньше до наступления полной темноты. Это было неправильно, но Джилл сейчас не стал размышлять над этим. Видимо, все эти миры подчинялись командам, которые отдавал Дом Дверей или тот, кто управлял Домом Дверей. Невозможно было определить, появишься ли ты в новом мире в начале дня или посреди ночи. Миры создавались каждый раз заново. Может, они были... проекциями, трехмерными изображениями? Откуда у Джилла появилась такая идея, он не мог сказать. Он покачал головой, потом быстро моргнул. Плохо, но он не мог с ходу решить эту проблему. -- Барни, -- позвал он, -- давай-ка отдохнем. Ты и я... Я-то буду отдыхать в любом случае. Экстрасенс оглядел груды ржавого металлического лома и неметаллические останки Баннермена и Вар-ре. Останки машины и человека. -- Спать, -- объявил он. -- Но, пожалуй, ляжем спать не здесь. Неподалеку от пещеры он обнаружил большой бункер с выгнутым днищем. В нем со всех сторон были проделаны круглые дыры, закрытые оцинкованными люками. Кроме того, внутри его не валялось никаких металлических обломков. Дрожа от холода, наступившего после того, как атомное солнце зашло, Джилл залез в бункер. Барни присоединился к нему. И остаток ночи человек и пес провели, прижавшись друг к другу, чтобы сохранить тепло... Глава тридцать восьмая Джилл спал и во сне пытался решить некоторые проблемы. Он видел пустое лицо Баннермена, плывущего вверх по туннелю, -- улыбающееся лицо и в то же время лишенное всякого выражения. У Баннермена во сне была только одна нога, а из обрубка второй капала кровь и вонючая инопланетная жидкость. Но Баннермен улыбался. Под плотью, под синтетической плотью -- под личиной, он носил доспехи, которые компенсировали гравитацию, защищали его жидкое тело. И уже без улыбки влетел Баннермен в многофасеточную сферу через дверь, образовавшуюся в одной из граней. Потом сон Джилла изменился. Застрекотал проектор, и Джилл стал частью огромного мерцающего экрана. Он лежал, мерцая на мерцающей дюне в мерцающей ржавой пустыне. Прямо в дюне открылась дверь, и мерцающий Варре, мерцая, выкарабкался оттуда и пополз прямо к Джиллу. Невидимый проектор начало заедать, он зажужжал и стал замедлять движение. Рука Варре сжалась в кулак и протянулась в сторону Джилла. Потом открылась, превратившись в волчью лапу, которая попыталась вцепиться в лицо экстрасенсу. Джилл проснулся в холодном поту и инстинктивно отодвинулся -- луч слабого красновато света падал ему на лицо, пробравшись в убежище через один из плохо прикрытых люков. Потом осторожно, то и дело вздрагивая от холода, Джилл выглянул наружу и увидел, на что похожа ночь в мире машин. Барни сидел, наблюдая за ним. Желтые светящиеся глаза во мраке. Опершись о локоть, Джилл выглянул из люка и увидел жизнь... механическую жизнь, которая продолжалась даже после прихода ночи. Все это выглядело столь сверхъестественно, что раскрывшуюся перед экстрасенсом картину можно было бы принять за продолжение сна. На фоне индигово-черного горизонта поднимались к небу ржавые прутья, спиральные шпили, облепленные строительными лесами, украшенными красными и оранжевыми пульсирующими фонарями, словно ряды шкафов с кокой или сверкающие в ночи печи. Завывания работающих механизмов разлетались на многие мили, и Джилл совершенно отчетливо слышал: Вуш! Буш! Вуш! Ближе, почти рядом, но много ниже, в сердце ржавого лабиринта приглушенно бил молот. Звук его напоминал гул метро. Кер-тамп! Кер-тамп! Кер-тамп! Эти вибрации проходили через днище контейнера и кровью пульсировали в ушах Джилла. Повернувшись, Джилл посмотрел в противоположный угол контейнера. Там раскинулся город машин, украшенный белыми, желтыми и зелеными огнями. Высунувшись из гигантской заплаты тьмы, пару раз сверкнула голова гигантского молота, который методично работал. Ржаво скрипели, а потом клацали цепи... И снова скрипели... И так постоянно. Какая-то странная машина на колесах катилась по путям. Спереди и сзади у нее горели огни. В небе звезды сверкали, словно серебряные подшипники, и снизу казалось, что они такого же размера. Излучаемый ими свет напоминал волны полярного сияния... Ничего, что могло бы разбудить Джилла. Но он отлично помнил свой сон. Явно был какой-то внешний раздражитель, пробудивший его. "Сон -- своего рода наркотик для мозга, -- сказал он сам себе. -- Во сне вакуум подсознания очищает разум от всего вредного и восстанавливает все разрушения, причиненные реальным миром. Но иногда во сне среди мусора может отыскаться самородок, драгоценность среди пыли и обломков камней". Джилл чувствовал себя отдохнувшим и свежим. Хотя его тело и было грязным, покрытым синяками, ссадинами, самому себе он казался фениксом, возрожденным из пепла. Вынув серебристую палочку -- свое единственное оружие, Джилл стал рассматривать ее в слабых лучах разноцветных огней. Почему при сравнении с машинами, находящимися снаружи -- бесполезными, безрукими машинами из кошмара, инструмент, находящийся в руке экстрасенса, казался самым загадочным? Это были дроби, которые невозможно подвести под единый знаменатель. Они были порождением иной цивилизации. К тому же инструмент в руках Джилла имел определенное предназначение. В этом мире он был единственной машиной, имеющей предназначение. Казалось, оружие в руках Джилла внезапно обрело собственную жизнь. Разум экстрасенса коснулся его... Джилл понял принцип работы серебристой палочки. Он сжимал ее между ладонями, крутил между пальцами, чувствовал ее суть. Словно звенья китайской головоломки, она распалась на две одинаковые части в разных руках. Джилл посмотрел на одну из частей: палочка с тупым кончиком длиной три дюйма и три четверти и один дюйм в диаметре. "Рабочий кончик -- это место, где фокусируется энергия". Экстрасенс коснулся пальцем открытого среза, который напоминал застывшую ртуть. Но когда он наклонил палочку, ничего не пролилось, он царапнул ногтем, "ртуть" оказалась твердой, как сталь. "Каждая молекула знает свою задачу: усиливать и передавать поток энергии к точке приложения -- режущему краю". Джилл посмотрел на вторую половину, зажатую в другой руке. "Это -- батарея, источник энергии". Десятиграммовый кристалл, плавающий у поверхности жидкого металла, был размером с последнюю фалангу его мизинца. Он оказался таким зеленым, что Джиллу пришлось прищуриться, чтобы уберечь глаза от яркого света. Мгновение свет находился у поверхности, а потом изменился, и Джилл понял, что энергия полностью израсходована. Джилл знал, что кристалл отдал всю свою энергию и теперь вновь исчез в твердой серебристой поверхности. "Когда где-то поблизости появится энергетический луч, прибор сам подзарядится". Джилл прикоснулся к кончику палочки, как обычно тушат электрическую зажигалку для сигарет, и увидел, как крошечная нить накала выдвинулась из инструмента. Джилл увидел, что устройство совершенно, что оружие... или инструмент... находится в рабочем состоянии. После этого экстрасенс решил закончить исследования. Затаив дыхание, он соединил две половинки, и они слились воедино. Потом он проделал все заново, но намного быстрее, со сноровкой. Он прикасался к инопланетной машине, и она отзывалась. Тут не было гаек и болтов, чтобы стягивать или скреплять, не было винтов, которые можно было бы вывинтить. Главное, знать, как проделать весь этот трюк, понимать, что ты -- хозяин положения. Сейчас Джилл смог осознать ряд чисел, уходящий в бесконечность. Он чувствовал, что если бы был математиком, то смог бы возвести в квадрат круг, смог бы вычислить число пи, соответствующее этому мрачному миру. Упорядоченный концепциями земных механизмов, обращенный к машинам разум экстрасенса изучал инопланетные творения, действуя инстинктивно. "Даже новорожденный, который ничего не знает, умеет дышать. Все, что ему необходимо для начала этого процесса, так это хлопок по спине. А после этого весь вопрос в выживании". И Джилл понял, что только что его "хлопнули по спине". -- Барни, -- мягко, но достаточно громко позвал Джилл. -- Давай-ка спать, мой мальчик. Завтра будет новый день... И нам снова повезет. -- Барни уснул сразу, а Джиллу не спалось. Слово "проекция" вертелось в его мозгу, словно ириска, завязшая в зубах. Это напоминало навязчивую идею. Сон никак не возвращался, и Джилл начал вспоминать как, где и кто говорил что-то относительно "проекции". Анжела утверждала, что Дом Дверей -- проекция, и каждая материализация всего лишь новое пересечение узла с той же самой базовой структурой. Она также говорила, что каждая дверь напоминает переключатель, который работает, когда кто-то использует его. А лампа -- "проектор" -- всякий раз показывает новую картину. Очевидно, ее слова запали в голову Джилла... Но... проекция нуждается в проекторе -- лампе -- и еще нужен экран. Джилл попытался представить себе всю картину: трехмерный проектор, создающий натуральные, но все равно искусственные миры на своих экранах. А почему бы и нет? После размышлений о науке, которая может превратить искусственную плоть в точную копию человеческого существа, сделать так, чтобы копия смогла двигаться и использовать ее как транспорт, судно или скафандр! Размышляя, тяжело уснуть. Еще одна причина бессонницы -- Анжела. Джилл гадал, что приключилось с ней, где она оказалась сейчас... и надеялся: с ней не случится ничего плохого. Но если она очутилась в мире, которого боялась... Он мог вообразить, куда она могла угодить, но старался не делать этого. Варре и Клайборн погибли, оказавшись каждый в своем мире. Они умерли, столкнувшись со своими самыми ужасными кошмарами. Поэтому Джилл боялся уснуть и во сне увидеть, как умирает Анжела. И сейчас, и пока они были вместе, Джилл знал, что для него это зрелище станет наихудшим кошмаром... * * * Сит из фонов пребывал в ярости. Он был ранен и оскорблен. Ему не только нанесли физическое увечье, задели его гордость. Уже дважды люди с их дикими инстинктами выживания причинили ему вред и расстроили его планы... Это происходило слишком часто. До какого-то времени игра велась более-менее по правилам. Да, имели место непредусмотренные случайности (такие, как преступления Хагги, этот пес -- Барни, которого вообще не было в сценарии). Они придавали игре определенную пикантность. Остальные события развивались по большей части по графику. Два члена группы достигли точки разрушения и сыграли отведенные им роли. Они "умерли". Однако вместо слабости, которая должна была охватить остальных, выжившие лишь стали сильнее. Случайно их логические рассуждения оказались слишком близки к истине, их экстраполяция оказалась во многом правильной. Но теперь все они будут уничтожены. Выжив, они, можно считать, пройдут тест. Отдельные индивидуумы пали, в то время как группа, или даже как раса, люди показали себя более чем достойными. По крайней мере, согласно своду правил. Однако здесь ведущим игры был Сит, и он устанавливал правила. Он мог менять их по своему усмотрению, даже отменить полностью. Именно это он и собирался сделать. Вдобавок к ярости основным топливом костра разрушенных планов были собственные промахи, бесспорные доказательства его ошибок. Потерять инструмент фонов само по себе плохо, а то, что человек по имени Джилл завладел им и разобрался, как им пользоваться -- еще хуже. А уж то, что инструмент использовался, против самого Сита... невероятно! Сит мог винить только себя: он недостаточно высоко оценил талант Джилла, плохо продумал последствия. I Однако кто бы смог все это предвидеть? Если человеческое существо случайно позволит шимпанзе завладеть автоматическим оружием, то станет ли опасаться, что обезьяна научится правильно держать оружие, целиться и стрелять из автомата? Джилл научился и, предположительно, продолжал учиться. Этот процесс надо было прервать как можно быстрее. Единственное "но"... если позволить синтезатору выполнить все необходимое, это будет выглядеть как личная месть. Очень личная, настоящая вендетта! Сит не только желал присутствовать при конце игры, он хотел, чтобы Тарнболл и Джилл, и все остальные, конечно, знали о его присутствии, знали, что именно он привел их к смерти. Правила? Больше не будет никаких правил. Настало время по-настоящему надавить, заставить жернова крутиться быстрее, и как можно скорее покорить "выживших"... и как можно скорее забыть о своем позоре! Ужасная мысль, что его мечта стать Верховным фоном может оказаться развеянной из-за стойкости примитивных существ! Но если бы Джилл достаточно сильно повредил конструкцию Баннермена, если бы он перерезал нервную цепь, связывающую мозг и моторную систему... Ладно, это не столь важно. Сит потерял лишь самую нижнюю часть одной из трех своих конечностей -- кончик щупальца. Но даже этого достаточно, чтобы дестабилизировать тело Сита и причинить ему страшную боль по человеческим меркам. Если бы отсеченной оказалась другая нога Баннермена, было бы намного хуже. Она ведь служила вместилищем для двух других щупальцев. Тогда боль и ярость Сита были бы во много раз ужасней. А так Сит вынужден был синтезировать себе конечность, которая потом, когда его жидкое тело самовосстановится, будет отторгнута. Это дело нескольких дней. Физическая боль быстро исчезла, но осталось ощущение уязвленной гордости. В контрольной комнате синтезатора Сит приказал главному локатору отыскать членов тестируемой группы. Поиски велись наугад с рефлекторной поспешностью. Сит с интересом уставился на Анжелу Денхольм, появившуюся на одном из экранов. Ее кошмар материализовался в мире океанов и побережий, синих небес и морей, равнин, поросших травой, и цветущих лесов. Там обитали существа, которые ходили, плавали, летали, были достаточно мелкими, милыми и совершенно неразумными. Существовали определенные шансы, что эта планета идеально подошла бы для фонов. Увы, у солнца этой планеты быстро развивались процессы, которые вскоре, через несколько тысяч лет, уничтожат ее. Записанный давным-давно и сейчас воспроизведенный синтезатором, этот мир, скорее, соответствовал представлениям Анжелы о рае... За одним исключением. И это исключение составляло суть кошмаров Анжелы. Жить в прекрасном мире, находясь замужем и в полном распоряжении ее собственного мужа, Рода Денхольма. Сейчас она бежала от него. Она бежала от великого множества Родов Денхольмов; бежала через леса и по пляжам этого мира. Мира достаточно реального, где никогда не жил никто из ее преследователей. Они были всего лишь продуктом синтезатора. Многие отвратительные черты настоящего Рода были усилены, но именно так Анжела представляла своего мужа. И пока она боролась и бежала, то выигрывала, проходила тест. Внутренне она была достаточно сильной, намного сильнее, чем Вар-ре и Клайборн, и Сит не сомневался, что Анжела выдержит это испытание... или могла бы выдержать, если бы все шло по правилам. Но отныне -- никаких правил! Сейчас он просчитает новые элементы игры, и синтезатор перестанет контролировать ситуацию. Для того чтобы закончить игру, он построил профиль одного из преследователей Анжелы и провел повторное сканирование. Настроенный согласно замыслам Сита, луч выскользнул из замка, стоящего на склоне Бена Лаверса, и обнаружил настоящего Рода Денхольма, ожидающего допроса в камере полицейского участка Перита... Глава тридцать девятая Дэвид Андерсон, министр обороны, выглядел совершенно непредставительно... Он почувствовал сильный порыв воздуха, когда дверь, сильно напоминающая крышку гроба, втянула его, закрыл глаза и услышал могильный "чанг!". Дверь захлопнулась у него за спиной. Через мгновение он повалился на четвереньки. Затем... Вокруг стоял шум. Беспорядочный шум, который в первый момент только насторожил Андерсона. Он смутился, потому что не знал, чего ждать дальше. Все, что угодно, только не это. Наконец, . не выпуская зажигалку из побледневшей от напряжения руки, Андерсон осмелился осторожно приоткрыть глаза. Изображение и звук слились воедино, и результат оказался потрясающим. Андерсон оказался на улице, на одной из самых известных в мире улиц. Он едва мог поверить своим глазам. -- Оксфорд стрит? -- сказал он, ни к кому не обращаясь, потом его челюсти со щелчком захлопнулись, и он выпучил глаза. -- Оксфорд стрит? -- Он втянул воздух огромным вздохом, а потом фыркнул от радости. -- Удивительная, проклятая Богом Оксфорд стрит! -- Это хороший знак, сэр, -- раздался немного язвительный гулкий бас. -- Я имею в виду: хорошо, что вы знаете, где вы. Значит, вы не собираетесь облевать их всех. В любом случае не всех. -- Облевать их? -- Андерсон ответил автоматически, не поднимая взгляда. Стоя на четвереньках, он, широко открыв рот, продолжал смотреть на движение транспорта, словно слепец, к которому неожиданно вернулось зрение. -- Соберитесь-ка, сэр, -- продолжал рокочущий голос. -- Знаете, пьянка порой и не до такого доводит. Андерсон знал, что кто-то стоит рядом с ним и что другие люди, проходя мимо, огибают его, двигаясь в стрекочущем потоке, льющемся в обе стороны по тротуару. Потом он перевел свой взгляд с быстро проносящегося мимо транспорта на пару сверкающих черных сапог. Он моргнул и тряхнул головой, но сапоги не исчезли. Министр в самом деле очутился дома. Он вернулся домой, в Лондон! Взгляд Андерсона скользнул вверх по сапогам, по отутюженным синим форменным штанам, по куртке с блестящими пуговицами и замер на нахмурившемся, узкоглазом по большей части скрытом тенью шлема лице. Полицейский, обычный, ежедневный, лондонский, Богом благословленный полицейский! -- Мой Бог! Мой Бог! -- закричал Андерсон. -- Великий, великий Боже! Андерсон сжал ногу полицейского, и горячие соленые слезы потекли по его дрожащим грязным щекам. Полицейский чуть нагнулся, подхватил министра под мышку сильной рукой и с небольшим усилием поставил на ноги. -- Так вот, мой старый дружок, -- сказал полицейский, выказывая невероятную терпимость. -- Видишь ли, ты должен мне доказать, что ты -- достойный малый, и начать вести себя как следует, иначе я отведу тебя поспать в одно не слишком приятное прохладное местечко, чтобы у тебя мозги прочистились. Вижу, это, скорее всего, пойдет тебе на пользу. Андерсон вернулся домой, назад на Землю, в Лондон, и знал это. Было лето или, возможно, очень теплый весенний день. Что-то тут было не так. В самом деле, это было совершенно неправильно, и маленькие звоночки тревоги зазвучали в голове Андерсона, но в этот момент, в миг радости возвращения, он полностью игнорировал страхи. А все остальное казалось, в общем, нормальным. Это было его место. Да, его, не дурдом Клайборна и не безумный приют лунатика Варре. К тому же здесь Андерсон обладал силой. И он еще не забыл, как пользоваться этой силой. Утерев слезы облегчения, Андерсон выпрямился и потряс руку полицейскому. -- Констебль, -- проговорил он, стараясь не пуститься в пляс и не рассмеяться. Пожалуй, это был величайший из спектаклей, которые он устраивал. -- Я не на мгновение не допускаю, что вы приняли или поняли единственно верное толкование моего здесь появления. Но если вы присмотритесь хорошенько, то поймете, что я не нахожусь под воздействием алкоголя. Я не наглотался наркотиков или еще какой-то дряни... которая разрушает психику. Я -- министр ныне существующего правительства и могу вам это с легкостью доказать. В самом деле, я бы хотел, чтобы вы внимательно посмотрели на меня и, отбросив свою тупоголовость, узнали бы меня, несмотря на всю эту грязь! Как и почему я появился здесь в таком виде, выше вашей компетенции, и необходимо, чтобы я доложил о происходящем кому положено. Полицейский кивнул, понимающе улыбнулся и вновь взял Андерсона за руку. -- Вижу, -- сказал он. -- Вы настоящий министр среди ползающих по тротуару, ведь так? Ладно, лучше будет, если вы просто пройдете со мной. Старина... ведите себя хорошо, не буйствуйте, и все будет в порядке. Андерсон игнорировал эти слова и полез за бумажником, в котором у него было почти две сотни фунтов двадцатками и более мелкими купюрами, его водительское удостоверение и несколько других документов, идентифицирующих его личность. Но главным его козырем было ламинированное удостоверение министра с фотографией. Глядя на нее, нельзя было ошибиться или отказать в идентификации. Полицейский изучил бумаги Андерсона и самого Андерсона, почесал челюсть и покачал головой, а потом вернул документы. Он по-прежнему был неуверен, но... не смотря на дыры и грязь, видно было, что одежда Андерсона из дорого магазина. Кроме того, благородный акцент лишь подчеркивал истинность слов оборванца. -- Хорошо, -- вновь заговорил блюститель порядка. -- Подобное и со мной случалось в прежние времена, но... -- Констебль, я вас полностью понимаю, -- заверил его Андерсон. -- Все это выглядит по-идиотски, я согласен. Но теперь, когда я вернулся, мне нужно сделать массу важных дел и... -- Вернулись? Андерсон вздохнул. -- Посмотрите на меня. Видно ведь, что сейчас не самое подходящее время для объяснений. Теперь вы понимаете, кто я. Вы на самом деле хотите, чтобы я позвонил Главному Констеблю, который, кстати, мой друг, и объяснил положение дел? Или, может быть, я в данный момент могу считать себя свободным? -- Вы всегда свободны делать все, что пожелаете, -- ответил полисмен. -- Но только в рамках закона и пока вы ходите нормально, на двух ногах. Вы собираетесь куда-то отправиться... Могу я поинтересоваться, куда именно? Потому что вначале вам, сэр, стоило бы привести себя в порядок, и только потом отправляться куда-то! Андерсон опустил взгляд. -- Я не просил вашего совета, -- начал было он, -- но... я, пожалуй, его приму. Очень хорошо... Сначала я загляну в магазин мужской одежды, потом в то место, где я мог бы почиститься, и только потом отправлюсь в свой клуб. Полицейский вынул свою записную книжку. -- Назовите, пожалуйста, свой клуб. -- Это -- мой дом, -- объявил Андерсон и дал свой адрес. -- Очень хорошо, сэр, -- продолжал полицейский. -- Вы уверены, что не нуждаетесь в провожатом? -- Совершенно уверен, -- ответил министр. -- Благодарю вас. -- Он отступил, повернулся и двинулся шаткой походкой по переполненной людьми улице, направляясь к двери ближайшего магазина мужской одежды. -- Пшел вон, жид! -- возле него немедленно вырос неулыбчивый продавец. -- Жид? -- пришел в замешательство Андерсон. -- Жидовская попрошайка, разве нет? -- кокни склонил голову набок. -- Из-под моста? Убирайся-ка отсюда, Абрам. Наружу, если у тебя что-то осталось в голове. Мусорные ведра за углом. -- Я пришел сюда купить одежду, -- Андерсон взмахнул деньгами, продемонстрировав их продавцу. Отношение того моментально изменилось. Теперь министр был уверен, что он и в самом деле попал домой, потому что если дома не работали никакие аргументы, то деньги всегда делали чудеса. Он выбрал себе новые носки, туфли, нижнее белье, рубашку, пиджак, штаны и полосатый галстук, который как можно больше походил на официальный. Определенно, одежду могли бы пошить получше, но она была чистой, новой и дешевой. Одевая ее, Андерсон издал вздох облегчения и почувствовал себя почти в своей тарелке. Его следующей остановкой стал общественный туалет, где он заплатил прислужнику за то, чтобы тот позволил ему уединиться в задней комнате и там привел себя в порядок наилучшим образом. Наконец, выглядя более или менее презентабельно, пусть даже и не на все сто процентов, Андерсон поймал такси и приказал отвезти в клуб. Сидя на заднем сиденье такси, он достал газету и стал проглядывать заголовки. Замок вновь был главной новостью, по-видимому, но не было ничего относительно Андерсона и, что более странно, кольца наблюдения, построенного вокруг него. Министр заглянул в дату газеты: июль 1994. Такая хрустящая, с виду такая новая, с пачкающейся типографской краской. А ведь газета была выпущена восемнадцать месяцев назад. Андерсон на мгновение сделал паузу, и вновь тревожные колокольчики зазвенели в дальнем уголке его мозга. Сейчас должен быть ("Интересно, сколько времени он провел... в Доме Дверей?") примерно конец февраля или начало марта 1996. Но лучи солнца, бьющие в окна такси, больше напоминали июнь. И водитель в безрукавке. Окно с его стороны было открыто. -- Водитель, -- подался вперед Андерсон. -- Вы не могли бы подсказать, какой сегодня день? В это время они как раз достигли клуба Андерсона, водитель выбрался, открыл дверь. Министр выбрался, заплатил по счетчику, а потом переспросил: -- Хорошо... И все же, какой сегодня день? Водитель кивнул, улыбнулся и нырнул обратно в такси. -- Вы читали сегодняшнюю газету, -- ответил он. -- Можете оставить ее себе. Она бесплатная! -- И до того, как Андерсон успел задать следующий вопрос, он развернул машину и уехал. -- Сегодняшняя газета? -- пробормотал министр и покачал головой. -- Напечатана двадцать месяцев назад. Может, это была опечатка? Может быть, он сам где-то ошибся? Может, ошибся водитель? Андерсон фыркнул, направился к балдахину над входом в свой эксклюзивный клуб и, по обычаю, кивнул в знак приветствия старому, но безупречному швейцару. -- Добрый день, Джо. Джо Элкинс, ветеран каких-то старинных конфликтов, неопределенно нахмурился и задумчиво почесал подбородок. -- Добрый день, мистер... "Боже! -- подумал Андерсон. -- Видно, он болел так долго, что забыл имена действительных членов клуба и президента. Почему мы держим на службе этого старого кретина?" -- Я -- мистер Андерсон, Джо. -- Нет реакции. -- Дэвид Андерсон? Министр? Или вы, возможно, намекаете, что забыли о ваших пяти фунтах на этой неделе? Это подействовало. -- Ах, конечно, извините меня за глупость! -- пробормотал старик. -- Мистер Андерсон, совершенно точно! -- Он кивнул, широко улыбнулся, оглядел Андерсона с головы до ног, а потом отдал салют. Но когда министр попытался пройти мимо, он лишь чуть-чуть отошел в сторону и вытянул руку. -- Позже, Джо, позже, -- Андерсон попытался прошмыгнуть мимо него. -- Пропусти меня. Возможно, я рассчитаюсь с тобой сегодня вечером. Сейчас я очень тороплюсь. "Стареешь, Джо Элкинс, -- подумал министр. Нахмурившись, он пересек обширное фойе, направляясь к стойке. Портье отсутствовал, хотя в этом не было ничего необычного. Андерсон перегнулся и вынул свой ключ из пенала. Апартаменты 37. -- Старый Джо Элкинс с куском шрапнели в спине, ветеран, которого выгнали из госпиталя... когда же это было? Казалось, прошли годы с тех пор, как он последний раз давал старику пятерку!" Но лицо старого Джо выглядело привычным, словно теплое, дружеское рукопожатие. Почти бегом Андерсон поднялся по широкой лестнице, повстречал лорда Кромлеха. -- Добрый день, сир Гарри, -- сказал он, но не стал останавливаться. Старый тупица занимал должность экс-министра обороны и часто попадал впросак из-за современного "бардака" в министерстве. Оглянувшись, Андерсон увидел, что Кромлех стоит и удивленно глядит на него. -- Да? Что? Гм-м? -- бормотал представительный лорд. "Маразм!" -- решил Андерсон. Но на вершине лестницы он едва не столкнулся с Симоном Матерли -- жеманным ведущим ток-шоу, который с легкостью заработал миллионы, не скрывая своего пренебрежительного равнодушия к женщинам. Он был соседом Андерсона -- Матерли занимал апартаменты под номером 38. Однако Андерсон всегда держался от него на расстоянии и считал телеведущего существом импульсивным. Зная предпочтения Андерсона, Матерли не собирался сводить близкое знакомство. Сейчас, однако, телезвезда буквально стала лебезить перед министром. -- Страшно извиняюсь, старина! -- Матерли взял руку Андерсона в свою теплую ладонь. -- Моя ошибка, признаю... Я почти не обращаю внимания, куда иду... Вы едва не падаете и только потом начинаете смотреть по сторонам, понятно? -- Мгновение, и он нежно ткнул локтем Андерсона в диафрагму. А потом проговорил, понизив голос: -- Кажется, вы здесь новенький? Андерсон отодвинулся и попытался было обойти Матерли. -- Новая может быть только одежда, а не я, -- ответил министр. -- Должно быть, вы пьяны, Симон... или, быть может, в этот раз вы забыли ваше пенсне. Он торопливо поднялся на верхнюю площадку лестницы и только там оглянулся. Кромлех и Матерли уставились ему вслед. Может, все дело в том, что он одет не так, как обычно? Напротив лестницы, ведущей вниз, располагалась бильярдная. Сейчас двери ее были широко раскрыты, и Джордж Карлетон-Ффинес -- Бригадир -- президент клуба и член-основатель играл с каким-то коротконосым аристократом юпи. Андерсон вспомнил, что видел этого молодого человека здесь однажды, несколько лет назад. Он отдал все свои деньги и серебряную блесну и был принят в члены клуба. Потом он совершил фатальную ошибку, надув Бригадира во время партии в бильярд! Возможно, сейчас он еще раз вступил в клуб. Возможно, сейчас он дал старому мошеннику выиграть! Как бы то ни было, Бригадир был президентом, и Андерсон поддерживал с ним хорошие отношения. Министр считал, что Ффинес совершенно искренне любит его, и министр был уверен, что как только Бригадир увидит его, то отбросит в сторону свой кий и заревет словно бык: "Где, черт побери, тебя носило, молодой Андерсон?" Или что-то вроде: "А что это за замок там, в Шотландии, который кушает людей? Ха-ха? Я имею в виду, что Шотландия полна всяких проклятых штучек, но ведь они не бегают по стране и не пожирают людей? Так что же?" Однако Бригадир как раз загнал в лузу красный шар, что случилось по счастливой случайности. Даже Андерсон видел это. Но: -- Удачный удар, сэр, -- сказал Андерсон, шагнув через открытые двери. Ффинес бросил на него косой взгляд. -- Да? Вы так думаете?.. Видимо, вы правы. -- Что? -- его молодой соперник выглядел удивленным. -- Удар? -- Он рассмеялся. -- Удачный удар? Никогда не видел, чтобы так повезло. Бригадир чему-то усмехнулся, ничего не сказав. Чуть раскрасневшись, он положил кий и начал закручивать усы -- несомненный признак того, что он раздосадован. Потом он еще раз взглянул на Андерсона, и выражение его лица читалось безошибочно: "Кто это тут еще, черт побери?" Внезапно Андерсон ощутил холодок. Ему показалось, что ветер космоса лизнул его позвоночник. Он почувствовал холод, слабость и тошноту. И что хуже всего, бессилие. В отчаянии Андерсон огляделся. На одном из стульев он заметил экземпляр "Тайме". В этом месте могла лежать только свежая газета с правильной датой. Он сделал два шага к стулу и схватил газету дрожащими руками. 24 июля 1994 года. И тут части головоломки сложились вместе, Андерсон все вспомнил и все понял. Молодой противник Бригадира тем временем вернул на место красный шар. -- Хорошо... -- обратился он к Ффинесу. -- Это ваш удар. Я подразумеваю, что вы намеренно провели такой удар. -- Все считается, брат мой, -- сказал Бригадир своему партнеру. -- В любом случае это было не случайностью. -- А потом он повернулся к. Андерсону. -- Но все это несущественно. Теперь я хотел бы узнать, кто вы такой, и что вы тут делаете? Пресса, я полагаю? Кто-то из секретариата? Здесь кто-то собирался давать интервью? Для таких вещей существует специальный кабинет, разве вы не знали! Андерсон упал на стул, и газета, выпав из его рук, птицей скользнула по полу. Глаза на бледном как мел лице остекленели. -- Разве вы не знаете меня? -- Как? Что? Кажется, я неверно выразился? Знаю ли я вас? Да я вас прежде никогда не видел! "Дом Дверей, -- подумал Андерсон. -- Проклятый Дом Дверей! Мой личный ад! Я должен был сразу понять это!" Он не потерял пять месяцев, а выиграл двадцать, вернувшись назад во времени. Но он попал не на ту планету, которая была ему хорошо знакома. Правильно, это была "Земля", но не его Земля. В этом мире Андерсон не существовал, возможно, даже никогда не родился. Старый привратник Джо не узнал его. Конечно. Потому что Андерсон никогда не был членом этого клуба и никогда им не будет. А ведь совсем недавно Джо Элкинса положили в госпиталь, и он оттуда так и не вышел. Это произошло на Земле восемнадцать месяцев назад, а тут этого не случилось. В мозгу Андерсона все перемешалось, когда он попытался сопоставить факты реальной и этой жизни. Только теперь министр вспомнил, как добавил пять фунтов к сбережениям вдовы Джо. Тогда он решил, что сделка выполнена, что это последние пять фунтов и больше он не должен платить пятерку каждую неделю. -- Мы играем или нет? -- Молодой юпи, казалось, скис. Так же, как Бригадир. -- Игра закончена! -- фыркнул председатель клуба. -- А теперь я обращаюсь к вам! Вон! Возвращайтесь, когда научитесь, как себя вести. "Так и будет, -- подумал Андерсон. -- Только меня теперь вышибут первым, а этого молодого идиота -- вторым". -- Боже! Боже! -- выкрикнул он, неожиданно вскакивая. -- А ведь тот полицейский узнал меня. Но ведь есть фотография... Я не существую здесь. Меня здесь нет. Меня никто не узнает! Он шагнул к Бригадиру. Ффинес замер при его приближении, решив, что перед ним безумец: глаза Андерсона сверкали, пена появилась в уголках рта, он что-то бормотал и выкрикивал. Отступив к стене и взяв кий, Ффинес нацелил его в грудь Андерсону. -- Как?.. Как?.. Что?.. -- взревел он. Андерсон низким голосом зарычал и отмел кий в сторону, так что тот с грохотом полетел на пол. Он прыгнул на Бригадира и схватил его за отвороты пиджака. Он должен был сделать последнюю попытку. Ведь впервые за всю его жизнь Андерсон почувствовал себя безвестной пешкой. -- Я -- Андерсон! -- задыхаясь, проговорил он. -- Дэвид А-н-д-е-р-с-о-н! Министерство Обороны. Министр правительства. Вы -- Бригадир Ффинес, президент этого клуба. Я член и тоже президент здесь, апартаменты тридцать семь. А теперь скажете... вы знаете меня? -- Как?.. -- брызгая слюной, только и смог сказать Ффинес. Лицо его стало пурпурным. -- Вы -- сумасшедший? Апартаменты тридцать семь и в самом деле находятся в распоряжении человека из министерства обороны... Дэвид Андерсон?! Я никогда о вас не слышал. Андерсон всхрапнул и отшвырнул Бригадира в сторону. -- Но ведь этот мир так похож на мой! -- закричал министр. -- Это Земля или какой-то клон Земли! Я пришел сюда, но ведь я могу и уйти! Сила? Я покажу вам, что такое сила! Я останусь здесь! Вбежали портье и швейцар. Они оба были здоровыми парнями. Они подскочили к Андерсону и повалили его на пол. Сверху на безумца навалился Бригадир. -- Бред сумасшедшего, -- проревел Ффинес. -- Кто, черт побери, впустил его? -- Я, -- ответил швейцар. -- Я звонил по телефону, сэр. Звонил в полицию... сообщил, что этот малый, Андерсон, находится здесь. Они сказали, что взяли уже его на заметку и что он, возможно, станет выдавать себя за министра обороны. Никто в министерстве обороны о нем и не слышал! Это, должно быть, самозванец. -- Хорош самозванец! -- взорвался Ффинес. -- Убрать его прочь с моей земли! Спустить по лестнице и выкинуть за дверь! И убедитесь, чтобы он, приземлившись, хорошенько шлепнулся! Что-то в мозгу Андерсона треснуло и замкнуло. Он дико рванулся, разметал всех, вырвался из бильярдной комнаты и, отскакивая, с трудом сохраняя равновесие, что-то невнятно бормоча, побежал вниз по лестнице, потом через фойе и... Оказавшись снаружи под навесом, Андерсон заговорил о смерти старого Джо Элкинса... Там Андерсона уже ждал тот самый полицейский, который столкнулся с ним на Оксфорд стрит. Когда Андерсон узнал полицейского, лицо его расплылось в широкой пустой улыбке. -- Ублюдок! -- взвыл он. -- Ублюдок! Почему... вы... все... не узнаете... меня-я-я-я! Андерсон оттолкнул вытянутые в его сторону руки и грудью вперед бросился на стеклянные вращающиеся двери. Он прошел прямо сквозь них... За спиной его они сомкнулись со странным звуком, который прозвучал совершенно неправильно. А снаружи... это был вовсе не Кейтбридж... Глава сороковая Наступила полночь среды. Эта ночь в полицейском участке Перита выдалась спокойной. В комнате отдыха трое запасных патрульных играли в карты и пили кофе. Мобильный патруль Альфа Один бродил по городу, по холодным, сырым улицам, включив головные фонари, изредка выходя в эфир с треском шипящего статического электричества, чтобы сообщить о своем местоположении и передать рапорт о ситуации. Полицейский сержант Ангус Макбрид находился у приемной стойки. Он убивал время, проверяя вчерашние рапорты о дорожных происшествиях. До конца его смены оставалось больше восьми часов. Освободившись, он уже собирался пойти домой. Но когда он придет, жена уже отправится на работу. Черт возьми, что за жизнь! Может, в ближайшие выходные они найдут время, чтобы побыть вместе. Макбрид услышал, как открылась и закрылась входная дверь, услышал шорох, словно кто-то неуверенно, неторопливо пересек комнату для совещаний, направляясь в комнату ожидания. Полицейский подождал, пока зазвенит звонок и над дверью замерцает лампочка, потом прижал электронный выключатель, и дверь со щелчком открылась. Сержант посмотрел на вошедшего и повернулся к нему. Не пытаясь внимательнее рассмотреть ночного гостя, сержант удивился: какие проблемы могут возникнуть у человека в такой час? Кто-то заблудился? Потерялся ребенок? Грабеж? Воровство? В это время ночи обычно воруют машины. Молокососы, гоняясь наперегонки, могли сбить пищевой автомат... и, иногда разбивая машины, они могли задавить кого-то из прохожих. В сводках значился пока только один такой случай: пьяный украл машину и задавил старую даму. Что за ублюдок! Незнакомец вошел и остановился прямо напротив чуть наклонной стойки Макбрида. Полицейский и посетитель посмотрели друг на друга. Сержант увидел человека в пальто, высокого, крепко сложенного, с темными каштановыми волосами, с чужеземным разрезом глаз и ртом, лишенным эмоций. Сержант считал, что производит впечатление. Он добился выражения силы.,, скорее могущества, как положено для допроса с пристрастием. В такие минуты он напоминал каменный монолит. Казалось, в посетителе было какое-то несоответствие. И это Макбрид подметил точно. -- Чем я могу вам помочь? -- спросил он. Ночной гость изучал Макбрида. Он видел всего лишь еще одно человеческое существо. -- Возможно, -- наконец ответил он, -- у вас под охраной содержится человек по имени Родни Кларк Денхольм, Я заберу его. Меня зовут Джон Баннермен. Макбрид вздохнул, обдумал предложение. Когда он заговорил, то постарался не показать своего отвращения. -- Вы знаете, который сейчас час? -- спросил он. -- Я имею в виду, мы обычно не позволяем свиданий с заключенными и даже не допускаем адвокатов в это время ночи, господин Баннермен. -- Я звонил раньше, около десяти утра, -- солгал Баннермен. -- Я приехал из Лондона. А потом опоздал на пересадку из-за того, что железнодорожные пути занесло снегом. Поезда, которыми я вынужден был воспользоваться, опаздывали. Извините, если я причиняю вам какие-то неудобства. -- Говорите, вы звонили? -- Макбрид открыл телефонную книгу и начал проверять записи. Баннермен вынул локатор и, спрятав его в ладони, взглянул на индикаторную панель. Он держал его так, как люди держат обычно калькулятор. Оказалось, что три человека находятся в задней части здания, которая отделена от прием