объяснения, что эти приливы вызваны сильными толчками, которые потрясли земную кору за последние несколько часов, отчаянные инструкции для моряков, водителей автобусов и машинистов, приказывающие им сделать все возможное, чтобы спасти пассажиров и мрачные истерические призывы, направленные к жителям всей Англии, рекомендующие немедленно отправиться куда-нибудь, лучше всего на вершины близлежащих гор. Дэй отметил про себя, что предыдущая серия отчаянных предупреждений заставила здешних трусливых жителей закрыть бары и дома и убежать из города. Но через минуту к нему опять вернулось отличное настроение и он начал танцевать, громко распевая во все горло: - Кто боится приливов и воды? Наверняка не Дэй, ведь Дэй славный малый!.. В этот момент с зеленовато-белым сверканием погас свет, вместе с ним умолкло и радио. Желая создать себе более уют и комфорт, Дэй поискал свечи и расплавленным стеарином артистически приклеил к стойке бара целых семь штук. Он посмотрел на свечи - все они красиво горели, огоньки танцевали, словно семь серебристо-золотых красавиц, бросая теплый свет на прекрасные зеленые и коричневые книги, старательно обозначенные красивыми этикетками. - Сейчас, мои милые, сейчас я почитаю вас, - прошептал он сладострастно. - Может быть, взять Томаса Харди? - спросил он себя, обходя девичьи огоньки и присматриваясь к бутылке "Олд Бушмилс". - А может быть, взять Эзру Паунд? - он уставился на виски "Ват-69". - Гм-м... что за выбор, боже мой! А как насчет иностранного автора? К примеру, Генрих Гейне! О, кстати! - и с этими словами он широко улыбнулся бутылке с этикеткой "Киршвассер". Генерал Спайк Стивенс и полковник Уоллингфорд лежали рядом, примерно в полуметре от бетонного потолка, на широком, как кровать, металлическом шкафу. Мэйбл потеряла фонарик, но у генерала он остался висеть на шее, освещая неподвижную поверхность воды, которую от верхнего края шкафа отделяло каких-то пятнадцать сантиметров. Они лежали неподвижно. В голове шумело от давления разогретого сжатого воздуха. На стенах и потолке не было ничего такого, на чем они могли бы остановить внимание, кроме разве что решетки вентилятора, находящейся как раз над головой Мэйбл. Странно низким и одновременно очень далеким голосом генерал сказал: - Не понимаю, почему даже под таким давлением воздух не уходит туда, - он указал на вентиляционную шахту. - Тогда бы все было давно кончено. Наверное, воздуховод заблокирован задвижкой на случай попадания радиоактивных осадков. Полковник Мэйбл отрицательно покачала головой. Она лежала на спине и рассматривала решетку. - Нужно просто лучше присмотреться, - тихо произнесла она через мгновение. - Вентиляционная шахта уже полна воды, а в решетке есть выпуклости, напоминающие черные подушечки или кончики больших черных пальцев. Давление воды наверху и внизу сравнялось, во всяком случае, пока, то есть до тех пор, пока что-то не нарушит поверхностного натяжения на этой решетке. - У тебя галлюцинации, - ответил генерал, - и пробел в изучении гидростатики. Давление воды под нами больше и поэтому должно было моментально вытеснить воздух... - Может быть, шахта лифта еще не полностью залита водой, - предположила Мэйбл, слегка пожимая плечами. - И нет у меня никаких галлюцинаций! Она подняла руку и ткнула пальцем в одно из ближайших отверстий решетки, а затем быстро вытащила его, когда толстая, как сигара, струя воды брызнула из решетки и с громким плеском ударила в находящуюся ниже гладкую поверхность. Генерал схватил Мэйбл за плечо. - Ах ты, сучка! Чтоб тебе сдохнуть! - рявкнул он, потом посмотрел ей в лицо, засунул палец за воротничок ее блузки и сильно, словно намереваясь разорвать его, дернул. Мэйбл внимательно посмотрела на него. - Да! - заявил он охрипшим голосом и кивнул. - Хочешь ты того или нет, но так и будет! Он подумал, а потом извиняющимся, но все же решительным тоном добавил: - Все дороги отрезаны. Только так мы можем найти забвение. Она сверкнула зубами в улыбке. - Мы должны это очень хорошо разыграть, ты, сукин сын, - сказала она, прищурив глаза. - У нас не будет шансов повторить все в случае какого-нибудь прокола, а? - задумчиво продолжала она, четко выговаривая каждое слово. - Если нам удастся достигнуть оргазма в тот момент, когда начнем захлебываться, то... мы, пожалуй, должны подождать, пока вода начнет заливать нас... С этим нельзя спешить... - Прекрасно, Мэйб! - громко закричал склонившийся над ней генерал, скаля зубы, словно череп. Мэйбл нахмурилась. - Это еще не все, - сказала она тихо, но настолько выразительно, что генерал услышал ее, несмотря на шум льющейся воды - из решетки лились уже три струи. - Есть еще кое-что. Но пока мы можем начинать, а потом я скажу тебе, что надо делать... Она расстегнула мокрый китель, блузку и сняла бюстгальтер. Фонарик, висящий на шее генерала, осветил ее грудь. Стивенс прижался к Мэйбл, и они приступили к делу. - Не спеши так, ты, сукин сын! - прошептала она спустя некоторое время. Когда вода была уже в дюйме от их металлического ложа, генерал и Мэйбл на мгновение остановились. - Как крысы в ловушке, - нежно прошептала она. - Для крысы у тебя совсем неплохая шерстка, - засмеялся он. - Я почему-то всегда думал, что ты лесбиянка. - Да, - согласилась она. - Но не только... - Помнишь, как нам показалось, что мы увидели черного тигра... - сказал генерал. - Нам это вовсе не показалось... - прошептала Мэйбл и неожиданно ее лицо осветила улыбка. - Смерть от удушения не будет тяжелой. Она опустила руку в воду, словно лежала в лодке, и на мгновение у генерала создалось впечатление, что так это и есть на самом деле. - Это цитата из "Принцессы д'Амальфи", генерал. Слова принца Фердинанда. Здорово, правда? А когда Стивенс в задумчивости нахмурился, Мэйбл, продолжая блаженно улыбаться, развила свою мысль. - Я читала, что у повешенного перед смертью бывает оргазм, а удушение и повешение это почти одно и то же. Не знаю, относится ли это утверждение также и к женщинам, - вполне может быть... впрочем, женщинам не привыкать рисковать. Во всяком случае, действие воды только ускорит удушение, а если бы нам еще удалось соединить его с оргазмом... Ну как, генерал, принесет ли тебе удовольствие убийство женщины? Да, я лесбиянка и спала с девушками, которыми ты никогда не владел. Помнишь ту маленькую, рыженькую из отдела статистики, которая всегда прищуривала левый глаз, когда ты на нее кричал? - Сначала я буду душить тебя не слишком сильно, ты, жалкая лесбиянка, - крикнул ей на ухо генерал. - Я постараюсь не забывать, что ты все же женщина. И он снова принялся за дело. - Ты так думаешь? - попыталась перекричать шум падающей воды Мэйбл. Она протянула руки и сжала у него на шее длинные, сильные пальцы душительницы. 24 Нулевая гравитация помогала Полу чувствовать себя сравнительно сносно, но несмотря на нее, все тело все равно страшно болело от того, что он лежал в крайне неудобном положении. Несколько раз он мысленно жаловался на боль, надеясь, что Тигрица как-то отреагирует на это, но пока что все было безрезультатно. Когда Пол немного пришел в себя от пережитого ужаса, он попытался задать несколько вопросов. Однако Тигрица сразу же заявила - обезьяний визг! - и на мгновение приложила к его губам свою пушистую фиолетовую лапу. И тут же странный паралич сковал ему горло и нижнюю часть лица - словно кто-то запихнул в глотку невидимый кляп. Но боль позволила ему, по крайней мере, забыть об унижении. Ведь он был обнаженным! Когда Тигрица сориентировалась, что примитивный разум, разговаривающий с ней, принадлежит человеку, а не кошке, она с презрением прочла его мысли, после чего молниеносно стянула с него мокрую одежду, на мгновение освобождая руки и ноги от невидимых пут. Затем она приступила к анатомическому осмотру тела Пола, причем производила это с таким безразличием, словно имела дело с трупом. И наконец, она прикрепила к его промежности два санитарных приспособления, что человек счел верхом оскорбления. Отходящие от них трубки вели к той же серебристо-серой емкости, куда Тигрица уже бросила его мокрую одежду. Пол мысленно назвал этот бак "Емкостью Отходов". В тепле кабины лежать обнаженным было лучше, но, несмотря на это, Пол продолжал чувствовать себя униженным. Когда Тигрица управилась с ним, не скрывая, что для нее это исключительно неприятное занятие, она принялась за собственные дела. Она вычистила себя и Мяу остроконечным, светло-фиолетовым язычком, потом двумя, очевидно, серебряными, гребешками расчесала шерсть. Ритмично работая расческами, она что-то тихо напевала вполголоса тремя голосами одновременно. Волосы, которые выпадали при расчесывании, она тут же бросала в Емкость Отходов. Затем с высокомерием или просто с жестоким безразличием по отношению к находящемуся внизу страдающему миру Земли (Пол, собственно, не был уверен, висит ли по-прежнему летающая тарелка над Южной Калифорнией или вообще над Землей), накормила Мяу. Из второго бака, который Пол назвал Емкостью Пищи, она вынула толстого, темно-красного червя, который, по мнению человека, выглядел искусственным. Червяк этот немного шевелился, пробуждая огромный интерес у Мяу, которая под наблюдением Тигрицы некоторое время играла этой игрушкой, летая в невесомости, а потом с большим аппетитом стала его есть. Затем Тигрица подошла к тому, что Пол назвал Пультом Управления, и стала работать, по-видимому, она вела наблюдения. Когда стена-зеркало, находящееся напротив Пола, стало прозрачным, он очень обрадовался прикрепленным к его телу санитарным приспособлениям. В километре от него волновалось и кипело гневное, серое море, он увидел одинокий скалистый остров и большой, длинный танкер, который из последних сил сопротивлялся натиску волн. Стена с противоположной стороны тарелки была идеально прозрачной. Когда Пол смотрел на нее, у него создавалось впечатление, что он падает сквозь огромное кольцо цветов прямо в пучину. Но уже через мгновение после этой мысли прозрачная стена превратилась в обыкновенное зеркало. Ситуация повторилась несколько раз через короткие промежутки времени, только каждый раз расстояние от тарелки до Земли было другим. Пол, то висящий над морем, то замирающий на секунду над побережьем, то мчащийся над сушей, чувствовал, как у него что-то сжимается внизу живота. Один раз ему показалось, что узнает северную часть долины Сан-Фернандо с горами Санта-Моника, но он не был в этом уверен на сто процентов. Однако в отношении следующего вида у него не было никаких сомнений. Он находился по крайней мере в восьми километрах над Землей, и почти всю ширину десятиметрового окна занимал вид залитого солнечным светом города. С запада его окружал океан, а с севера и востока - горы. К сожалению, окно в кабине не охватывало южного района города. Через город пролегло шесть параллельных полос дыма, возникших, словно от мазка кистью. Они начинались у моря и там были цвета киновари, но по мере продвижения к горам он приобретал черно-коричневую окраску. Лос-Анджелес горел. На этот раз корабль завис достаточно низко над городом, так что Пол без труда мог определить главные очаги пожара: Санта-Ана, Лонг Бич, Торрас, Инглвуд, Старый Лос-Анджелес, Сивик-Центр и Санта-Моника. Облизывая южные склоны гор, огонь доходил до Беверли Хиллс и Голливуда. Пол допускал, что его квартира и домик Марго в Санта-Монике уже сгорели. С такой высоты он мог только вообразить себе мчащиеся в панике автомобили и перегораживающие проезжую часть пожарные машины, которые сверху должны были выглядеть, как подвижные красные жуки. Что-то случилось с побережьем к югу от Лос-Анджелеса. Волны Тихого океана местами заходили здесь слишком далеко вглубь суши. Пол начал задыхаться и тут же осознал, что он пытается через невидимый кляп крикнуть Тигрице, чтобы она что-нибудь предприняла. Но она даже не посмотрела на него - она отодвинулась от пульта управления, присела на невидимом полу и сосредоточила свое внимание на юго-востоке, где простиралось море. Тремя километрами ниже корабля над изменившемся до неузнаваемости побережьем мчалась по небу тяжелая серая туча, за которой тянулся темный хвост. Когда этот хвост столкнулся с огнем на Лонг Бич, дым стал белым. Дождь! Проливной дождь! Пол посмотрел немного севернее тучи и увидел два серебристо-стальных военных реактивных самолета, летящих в их сторону. Под их крыльями внезапно появился дым. И через мгновение Пол сумел различить четыре ракеты, растущие прямо на глазах и нацеленные в летающую тарелку. Тут же ему показалось, что Лос-Анджелес стремительно провалился вниз. Обзор увеличился в десятки раз. Пол увидел новые полосы дыма, совсем маленькие с такой высоты, тянущиеся вдоль побережья в сторону Бейкерсфилда. А через короткое время все закрыла зеленая, как биллиардный стол, стена. На этот раз зеркала не было - наверное, для разнообразия. Тигрица засунула длинную лапу в огромный цветок и вытащила оттуда Мяу. Она прижала к себе маленькую кошку и, полуобернувшись к Полу, громко сказала: - Видишь, мы спасли для него обезьяний город. Сделали дождь, но эти обезьяны так неблагодарны! Вот и помогай им после этого, рискуя получить пару ракет в подарок! Мяу начала вырываться, словно хотела вернуться к играм среди цветов, но Тигрица длинным, как ствол винчестера, языком, полизала ей мордочку и кошка, с удовольствием потянувшись, замерла в ее лапах. - Мы не любим его, правда? - замурлыкала Тигрица голосом, в котором звучал жестокий смех, и одновременно искоса посмотрела на Пола. - Обезьяна! Чего можно ожидать от них? Толпы трусливых, верещащих обезьян! Без индивидуальности, без света разума и полета мысли! Пол охотно удушил бы это существо, с удовольствием сжимая руки на гладком зеленом мехе ее шеи. Да, он охотно сделал бы это... Тигрица сильнее прижала к себе Мяу и громко шепнула: - Он страшно воняет. Его мысли тоже воняют! Несчастный Пол вспомнил, как он когда-то думал, что Марго издевается над ним. Но тогда он еще не знал Тигрицы... Дон Мерриам находился в маленькой комнатке со стенами спокойных пастельных тонов. Он сидел на краю постели, вернее, на краю огромной пружинистой подушки. Перед ним на высоте колен находился низкий столик, на котором стояла прозрачная кружка, кувшин с водой и прозрачная тарелка, полная маленьких, белых, губчатых шестигранников с шероховатой поверхностью, вкусно пахнущих свежим хлебом. Поскольку он ощущал сильную жажду, то сделал несколько больших глотков воды и только для пробы положил в рот один шестигранник, у которого оказался на удивление приятный вкус. Кроме стола и кровати, в комнате находились унитаз и душ - нет, не душ, а скорее квадратный метр пола в углу комнаты, где из потолка постоянно шел теплый дождь. Однако вода не брызгала на стены и не заливала остальную часть комнаты. Дон еще не пользовался этим душем, хотя уже и разделся до белья. Температура, освещение и влажность в комнате были так идеально приспособлены к человеческому телу, словно комната была специально спроектирована для комфорта человека. Прежде чем раздвижная дверь под цвет стены закрылась за его хозяином, или же стражником, двуногий красно-черный тигр сказал: - Выпей. Съешь. Оправься. Умойся и хорошо отдохни. Это были единственные слова, произнесенные тигром с тех пор, как он подошел к Дону возле колонны. Во время их короткой поездки на лифте и перехода по узкому коридору существо больше ни разу не отозвалось. Космонавт почувствовал облегчение, когда существо исчезло, но одновременно был зол на самого себя за то, что страх и робость удержали его от расспросов: теперь он жалел, что этот тигр ушел. Радость и грусть по поводу ухода этого существа были только двумя из многих смешанных чувств, которые охватили его сейчас. Он очень устал и в то же время был чрезвычайно возбужден. Чувствуя себя в безопасности и одновременно в окружении чужого, возможно, недружелюбного мира, он хотел дать волю воображению и сохранить при этом ясность мыслей, хотел посмотреть правде в глаза и одновременно убежать в мир иллюзий. Эта комната могла быть изолятором в больнице столь же успешно, как и каютой на большом трансатлантическом корабле. Но разве планета не является своего рода кораблем, плывущим по океану космоса?! Во всяком случае, эта планета с ее бесчисленным количеством палуб... Усталость взяла верх, и мгновенно огни, освещающие комнату, погасли. Дон вытянулся на постели, но разум его стал на удивление активным. У него создалось впечатление, что он начал бредить, но этот бред не был почему-то хаотичным! В сумме ощущения были вполне приятными и он чувствовал себя так, словно находился под действием наркоза. По крайней мере, исчезли все мысли о боли и страхе. Дону показалось, что "они" врываются в его мозг, изучают его, но сейчас это было ему совершенно безразлично. Зачарованный, он наблюдал, как его мысли, знания и воспоминания выстраиваются в шеренги, словно на военном смотре, и маршируют перед трибуной для почетных гостей. Наконец, образы стали мелькать слишком быстро, чтобы за ними можно было уследить, но даже это ему не мешало, поскольку тот затягивающий рассудок водоворот, который они образовывали, были теплой, нежной, трогательной и усыпляющей мгло-о-ой... 25 Бесчисленные огромные волны, вызванные Странником, бушевали по всей Земле. Течения в проливах Довер, Флорида, Малакка и Ян де Фуко были так сильны, что там не могли курсировать суда. Вода засасывала меленькие суда, как мельничное колесо - кусочки мусора. Высокие мосты, которые до сих пор подвергались только воздействию ветра, теперь испытывались на прочность водой. Они стали барьерами на пути разбушевавшейся стихии и очень многие из них были разрушены. Пришвартованные суда повреждали доки, или же, оборвав швартовы, неслись по улицам портовых городов, разбиваясь о стены высотных домов. Вода срывала с мощных цепей плавучие маяки, и это грозило многим кораблям гибелью. Затопило и прибрежные маяки. Эддистоунский маяк в течении часа светил глубоко под водой. Соленая вода подмыла и растопила вечную мерзлоту у побережья Сибири и Аляски. И в Америке и в России вода залила пусковые установки межконтинентальных ракет. (Одна из газет, еще выходивших в глубине суши, предлагала отбиться от воды атомными бомбами.) Линии высокого напряжения, в которых произошли короткие замыкания, вынырнули через шесть часов покрытые толстым слоем грязи. Поднявшиеся на Средиземном море волны нанесли низко расположенным океаническим портам такой ущерб, какой редко вызывали ураганы и мощные лунные приливы. Вода из Миссисипи тонким слоем покрыла соленый прилив из Мексиканского залива, который ворвался в дельту реки и залил улицы Нового Орлеана. С подобным явлением столкнулись братья Арайза и Дон Гильермо Уолкер на реке Сан Хуан. В послеполуденное время река потекла вспять и, выйдя из берегов затопила джунгли по обоим берегам. Мужчины увидели различные обломки, плывущие вверх против течения реки. В изумлении они выругались (латиноамериканцы с определенным почтением, а Дон Гильермо театрально, пользуясь цитатами из "Короля Лира") и повернули лодку в сторону озера Никарагуа. Жители портовых городов искали убежища на возвышенностях, подальше от берега, а некоторые спасались, оккупировав верхние этажи высотных зданий, отстаивая каждый клочок свободного пространства. Вертолеты вели спасательную работу, подбирая всех, кому удалось уцелеть. Некоторые герои, или упрямцы, или же просто скептики, оставались на своих постах. Один из них, Фриц Шер, всю ночь не покидал Института Исследований Приливов. Ганс Опфель, несмотря на наводнение на улицах Гамбурга отправился на ужин, утверждая, что вернется с колбасой и двумя бутылками пива, но или его накрыли стихийные воды, или сработал инстинкт самосохранения, но он больше не вернулся. Так что Фрицу было над чем смеяться, когда под вечер прилив начал спадать. А позже, около полуночи, у него осталось только устройство, прогнозирующее приливы, которому он мог объяснять, почему, согласно тому, что передают по радио, вода опускается так низко. Но это ему даже нравилось, поскольку его его чувство к прекрасной по форме машине становилось все более пылким. Фриц стол поближе к машине, чтобы можно было все время ее касаться, Время от времени он подходил к окну и выглядывал на улицу, но небо закрывали темные тучи, так что он был уверен, что Странник еще существует. Многие люди, спасавшиеся от волн, столкнулись с другими препятствиями, заставившими их забыть об опасности, грозящей со стороны прилива. В полдень по местному времени школьный автобус и фургончик, которыми ехали члены симпозиума, вели гонки с огнем. Пассажиры видели перед собой пламя, взбирающееся по горному хребту и быстро стремящееся к точке, в которой шоссе пересекает хребет. В то время, когда Бенджи упрямо вел автомобиль с раздражающей монотонностью пятьдесят миль в час, Барбара наблюдала за небольшой волной, которая разбегалась из-под левого переднего колеса роллс-ройса, разливалась по шоссе и исчезала в высоких камышах, росших вдоль обочины. Как капитан экспедиции (по крайней мере, в собственном ощущении), Барбара чувствовала, что должна была сесть спереди, но посчитала, что более важным сейчас является забота о миллионере, поэтому она села сзади, за Бенджи, рядом со старым Кеттерингом, а Хелен - спереди, вместе с Бенджи и кучей чемоданов. Они мчались на запад через болотистую местность, столь характерную для Флориды. Солнце стояло высоко. Все окна со стороны Барбары были закрыты, и в автомобиле царила страшная жара. Барбара знала, что где-то правее и немного дальше на север должно быть озеро Окитоби, но пока всюду тянулись только бесконечные зеленые камыши, и их монотонность местами разнообразилась рощицами темных, мрачных кипарисов и узкой зеркальной поверхностью воды, покрывающей прямую гладкую дорогу - в самых мелких местах вода достигала двух сантиметров, а в самых глубоких - десяти. - Вы были правы с этим приливом, мисс Барбара! - весело крикнул Бенджи. - Все залито. Я не помню, чтобы прилив был таким высоким. - Тихо! - прервала его Эстер. - Господин Кеттеринг еще спит. Однако Барбара не разделяла того доверия... которое питал к ней негр. Она проверила время по двум часам Кеттеринга, которые находились на ее левой руке: было десять минут третьего, а согласно сведениям, которые она почерпнула из календаря, второй прилив должен был произойти в Палм Бич в тринадцать сорок пять. Но ведь прилив должен залить сушу позднее, чем побережье! Она помнила, что в реках происходит именно так, но потом пришла к выводу, что ее знаний в этой области решительно не достаточно. Автомобиль с опущенной крышей, который мчался в два раза быстрей, чем они, проехал мимо, окатив водой роллс-ройс. Он быстро мчался вперед, разбрызгивая и будоража гладкую поверхность воды. В автомобиле сидело четверо мужчин. - Дорожные пираты! - закричала Эстер. - О боже, нам еще повезло, что наш роллс не разваливается от воды! - пошутил Бенджи. - А все потому, что я обильно смазал его маслом. Хелен захихикала. Этот разговор разбудил ККК. Старик посмотрел на Барбару покрасневшими глазами, которые окружала сеточка морщин. Он производил такое впечатление, словно проспал все, что было до сих пор. Правда, он принимал участие в приготовлении к отъезду, но находился в состоянии прострации. Это нагнало страху на Барбару, но Эстер поспешила ее успокоить. - Он еще не выспался! Ничего страшного, не волнуйтесь, - объяснила она Барбаре. Теперь Кеттеринг бодро приказал: - Мисс Кац, прошу вас позвонить в аэропорт и заказать два билета на ближайший рейс в Денвер. И прошу им сказать, что я плачу тройную премию дежурным пилоту и авиадиспетчерам. Денвер находится в пятистах метрах над уровнем моря, а следовательно - вне зоны прилива, и у меня там есть друзья. Барбара с испугом посмотрела на него и движением руки показала, где они находятся. - Ах, да! Я начинаю вспоминать, - мрачно произнес Кеттеринг. - Почему вы не подумали о самолете? - с укором спросил он, смотря на черную сумку Блэкболл Джетлайнз, лежащую на коленях у Барбары. - Я заняла ее у подруги, - призналась Барбара. - И всю дорогу ехала автостопом. Я редко летаю самолетом. Она так отважно бросилась спасать своего миллионера, но ошеломленная всеми этими роллс-ройсами, не подумала даже о том, что есть гораздо лучший способ бегства. И тем самым, быть может, приговорила их всех к гибели. Почему она не думала категориями миллионеров? Неожиданно она озадачилась, не обмолвился ли старый ККК, говоря о двух билетах. Наверняка, он должен был иметь в виду пять! Ведь он относится к Эстер, Хелен Эстер и Бенджи, как к собственным детям. - По крайней мере, мы взяли с собой достаточно денег? - кисло поинтересовался Кеттеринг. - Да, сэр, мы взяли с собой все деньги из стенных сейфов, - заверила его Барбара, черпая определенные утешения в мыслях о толстых-толстых пачках банкнот, которые можно было прощупать через материал сумки. Роллс-ройс замедлил ход. Автомобиль, который недавно обогнал их, стоял в камышах с наполовину погруженным в воду капотом, а четверо его пассажиров преграждали дорогу, размахивая руками. Это отвлекло Барбару от размышлений. - Не тормози! - крикнула она, хватая водителя за плечо. - Прямо! Бенджи немного притормозил. - Слушайся мисс Кац! - приказал старый ККК настолько охрипшим голосом, что даже закашлялся, выговаривая последнее слово. Барбара увидела, как Бенджи прячет голову, и представила, как он закрывает глаза, нажимая на педаль газа. Мужчины стояли неподвижно, но когда их отделяло от роллс-ройса несколько метров, прыгнули в сторону, гневно размахивая руками. Барбара оглянулась и увидела, что один из них борется с другим, который вытащил пистолет. Может быть, я плохо поступила? - думала она. Но, нет, наверняка, нет! Дэй Дэвис сидел на стойке бара и смотрел, как со свечей, которым он дал женские имена, плывут последние струйки белых восковых слез - их девичье молоко - и, как черные фитили, опадают и тонут в восковых лужах. Гвен и Люси уже догорели, теперь пришла очередь Гвин. Для Дэвиса это была тройная потеря, так как ему нужны были их тепло и свет, поскольку солнце уже зашло, а через стекла двери и окон он видел только залитый серой водой луг, который окутывала густая тьма. Он надеялся, что увидит огни далекого Уэльса, но в том направлении тоже царила тьма. Вода прилива уже давно ворвалась в пивную - теперь она была настолько высоко, что Дэй сидел с поднятыми ногами. Медленно делая круги, по воде плыли две щепки, швабра, коробки из-под сигар и поленья. В определенный момент Дэвису пришла в голову мысль покинуть пивную. И на всякий случай он засунул в боковой карман две бутылки. Но тут же он вспомнил, что это самая точка во всей округе, что у него здесь есть веселый, теплый свет, и кроме того, он сам хорошо знал, что он не годится для того, чтобы отправиться в дорогу. Так или иначе, но лучше всего делать вид, что ты король Канут на гробе крокодила. Еще пять сантиметров, и вода начнет спадать, подумал он и громко приказал воде, чтобы она отступала, потому что в час, или немного позже должен быть отлив. Он глубоко втянул в себя воздух, нюхая открытую пятую бутылку, которую он держал в руке - "Кентукская Таверна", экспорт из Соединенных Штатов, и посмотрел на Элизу. Элиза задрожала и пригасла, но через мгновение неожиданно вспыхнула ярким голубым пламенем. Оловянные рамки в окнах выгнулись под напором новой волны. Неожиданно осознав, что бар раскачивается, Дэй сделал очередной глоток теплой жидкости и со смехом закричал: - По крайней мере, один раз шатается забегаловка, а не Дэй! Но затем, наконец, он понял, что происходит и закричал с гордостью и волнением: - Умирай, Дэй! Умирай! Уходи из этого мира! Но умри отважно! Умри с бутылкой виски в руке, взывая к любимой, чтобы она снова прибыла в Кардифф. Но... - он замолчал, и в очередной раз переборов в себе мелочную зависть к Дилану Томасу, продекламировал: Не входи мирно в эту добрую ночь, Бунтуй, бунтуй, когда темнеет свет! Как раз в тот момент, когда Элиза погасла, а над серой равниной исчезли последние жемчужные полосы света, раздался громкий решительный стук в дверь. Дэвиса охватил дикий страх, который одновременно придал ему сил настолько, что несмотря на алкогольное помутнение, он спрыгнул в холодную воду и по пояс в воде побрел к двери. Когда он открыл ее, то в угасающем свете трех свечек - Мэри, Джейн и Елены - увидел упирающийся в дверную раму длинный пустой скиф. Пробираясь в воде, которая с одной стороны помогала ему удерживаться на ногах, а с другой - сковывала движения Дэй вернулся к бару. Левой рукой он сгреб три уже початые бутылки и, отступая к двери, выудил из воды две плавающие щепки. Скиф ждал. Дэй бросил в него щепки, осторожно поставив бутылки и хватаясь руками за фальшборт, оперся о лодку. Он чуть не потерял сознание, когда холодная вода неожиданно плеснула ему в пах. Дэй неловко подпрыгнул, перевернулся и рухнул в скиф, лицом на мокрые деревянные доски. Стараясь залезть в лодку, он ненароком толкнул ногой дверную раму, и скиф поплыл куда-то в открытый мрак, залитый водой. Солнце уже заходило, а Ричард продолжал маршировать по обочине, в нескольких метрах от забитого автомобилями шоссе. Автомобили медленно катили тремя рядами один за другим, бампер к бамперу, делая невозможным движение в противоположном направлении. Ричард знал, что нет смысла останавливать какой-нибудь из них, чтобы попросить подвезти, потому что все автомобили были заполнены пассажирами, и даже если бы нашлось свободное местечко, его немедленно занял кто-нибудь другой, которому оно действительно было больше нужно, или же кто-то идущий ближе к шоссе. Впрочем он шел почти так же быстро, как ехали автомобили, и значительно быстрее, чем большинство пешеходов. Теперь он был за Оксбриджем и спешил вместе со всеми в северо-восточном направлении. Все почувствовали облегчение, когда закатилось жаркое солнце. Хотя любой признак проходящего времени действовал как стимул; пешие на мгновение ускорили шаг, водители сбивались еще теснее. Никогда еще - ни в личной жизни, ни в ходе событий, происходивших вокруг него, ни даже во время налетов, которые он помнил с детства - Ричард не испытывал таких неожиданных и сильнодействующих перемен, как в течение последних шести часов. Сначала автобус поворачивает на север и водитель, глухой к протестам пассажиров, продолжает повторять: "Приказ службы движения!" Потом новости по радио, рассказывающие о больших наводнениях, особенно в районе Лондона, об американской летающей тарелке, которую видели над Новой Зеландией и Австралией, где ее приняли за новую планету. Сильные радиопомехи, как раз в тот момент, когда по радио зачитывали список рекомендаций гражданскому населению по случаю стихийного бедствия. Взволнованные пассажиры беспокоились об оставленных семьях, и Ричард с облегчением думал, что ему не о ком беспокоиться. Потом автобус остановился у больницы Вест Мидлсекс и водитель проинформировал пассажиров, что у него приказ перевозить пациентов... Следуют безуспешные протесты... Совет пассажирам, чтобы они отправлялись на северо-запад... лишь бы подальше от воды... пассажиры никак не могли поверить в то, что происходит... Некоторое время блуждают по территории нового университета... все больше автомобилей и испуганных людей, убегающих с востока... Вертолет, разбрасывающий листовки с текстом: "К жителям Западного Мидлсекса. Всем направиться к холмам Чилтерн. Высокий прилив предвидится через два часа после полуночи..." И, наконец, присоединение к продолжающей расти змее машин и пешеходов, движущейся на северо-запад, и, в конце концов, слияние с одурманенной, марширующей толпой... Ричард отметил, что идет уже два часа. Он страшно устал - шел с опущенной головой, уставившись на грязные сапоги. На расположенном ниже отрезке дороги, которую он недавно преодолел, были видны явные следы наводнения: мутные лужи и полегшая трава. Он не знал, точно, где находится, - кроме разве что того, что он далеко за Оксбриджем, что прошел уже по мосту через канал Большой узел и что вдалеке уже видны холмы Чилтерн. Несмотря на сумерки, было удивительно светло. Ричард чуть не налетел на группу людей, которые остановились и смотрели в небо. Он тоже поднял голову и на восточной части неба увидел виновника их несчастий - шар, величиной в полную Луну. Этот шар был желтым, и только через его середину бежала широкая фиолетовая полоса, из концов которых выстреливали полоски, изложенные под острым углом и создающие впечатление буквы "D". "D" - как отчаяние. "D" - как разрушение. "D" - как дезорганизация, подумал он и невесело усмехнулся. Этот шар вполне мог быть планетой, но яркие цвета делали его похожим на предупреждающий знак, который он как-то видел на заводе взрывчатых веществ. И от этого в мыслях возникло ощущение чего-то отталкивающего, ужасного. Ричард подумал о Земле, которая в течение стольких миллионов лет одиноко вращалась в космосе, безопасная, словно дом, в который никогда не входит чужой, и о том, насколько ненадежным было это уединение. Ему пришла в голову мысль, что люди, которые длительное время живут одиноко, привязываются к своим привычкам, становясь все эксцентричнее. Но почему, размышлял он со злостью, - когда наконец происходит убийственное вторжение с другого конца Вселенной, то пришелец напоминает дешевую, крикливую рекламу, размещенную на круглой табличке? Неожиданно он остановился. "D" - как Дэй! Ричард вспомнил, что в Эненмуте при полнолунии приливные волны достигают пятнадцати метров... Некоторое время он думал о своем друге и о том, как он там теперь живет... Когда Дэвис пришел в себя, он лежал лицом вниз, замерзший, на мокрых досках. Он оперся локтями о доски, раскачивал их и только тогда невольно осознал, что это скамейка скифа. Дэй поднял голову и положил ее на руки. За бортом он увидел темную равнину, вздувшегося от воды Бристольского Канала и несколько далеких огоньков, которые происходили из Монмута, Гламоргана, или же Сомерсета. А, может быть, даже с лодок, качавшихся так же, как и он, на волнах канала. Дэй почувствовал у себя на груди холодную продолговатую бутылку. Отвинтив крышку он сделал большой глоток виски. Это его не согрело, но приободрило. Бутылка выпала из рук, и ее содержимое полилось на дно лодки. Он не мог четко мыслить. До него доходило только то, что значительная часть Уэльса вместе с экспериментальной приливной электростанцией над Северном находится сейчас под ним. Уэльс вызвал его мысль о Дилане Томасе и о стихотворении, отрывки из которого он начал бормотать: "Только глубокие, затопленные колокола часовен и колокольчики свеч..." ...как там дальше? Скиф равномерно покачивался на волнах. Думалось Дэвису с трудом, но все же он осознал, что небольшие волны - наверняка остатки больших валов, гуляющих на просторах Атлантики. Волна развернула скиф и Дэвис в восточной части неба увидел фиолетовый шар Странника, на котором лежал свернувшийся в клубок золотой дракон. Перед драконом поднимался треугольный золотой щит, и из-за чужого шара постепенно появилось толстое белое веретено, словно блестящий кокон огромной ночной бабочки. Дэю припомнилось сообщение по радио из ненормальной Америки и у него появились определенные ассоциации: ночная бабочка, ночная бабочка - Луна... Луна. Он неожиданно понял, что это, скорее всего, ни что иное, как Луна, с которой он и Ричард Хиллэри попрощались пятнадцать часов назад. Дэй, потрясенный этой мыслью сидел без движения и смотрел на небо, пока, наконец, он смог отвернуться от этого. Когда его охватила конвульсивная дрожь, а скиф плыл все быстрее и быстрее, раскачиваемый волнами, он поднял почти пустую бутылку и осторожно сделал глоток. Затем выпрямился, сел, взял две доски, вставил их в уключины и начал медленно грести. Трезвый, а, может быть, все еще пьяный, только с новым запасом энергии после отдыха он имел шансы на спасение, несмотря на то, что находился ближе к Каналу Северн, чем к побережью Сомерсет, а прилив быстро усиливался. Но он греб досками без особого желания, только бы скиф плыл на запад, в открытое море и только для того, чтобы можно было наблюдать за этим странным чудом на небе. Глядя на шар, Дэй бормотал и напевал: - Лона, дорогая и любимая Лона! Ты нашла нового любовника... Грозный владыка прибыл, чтобы уничтожить мир водами... Изнасилованная и опозоренная любимая, Лона, ты красивее, чем когда бы то ни было. Из твоего отчаяния рождается твоя новая форма... Хочешь ли ты быть белым кольцом?.. Я все еще твой поэт. Поэт Луны... одинокий... одинокий валлийский мореплаватель, как Вольф Лонер, я доплыву сегодня ночью до самой Америки, чтобы смотреть из тебя... У Ллойда колокол звонит затопленным кораблям и городам, пока и его не заглушат волны, тогда его звуки будут расходиться из глубины его вод по всему миру. Волны росли, пенились золотистой красотой. Если бы Дэй обернулся, то он увидел бы, что в полукилометре за носом лодки море резко бурлит, а сеть бриллиантовых волн высоко разбрызгивается над буйствующей водой. Когда Странник заходил над Вьетнамом, и Солнце всходило над островом Хайнань - Бангог Банг, совсем маленький рядом с большим механиком из Австралии наблюдал, как в пятидесяти метрах за носом "Мачан Лумпур" медленно, метр за метром, из поблескивающей воды выплывает изъеденная ржавчиной и поросшая водорослями труба. Сильное течение напирало на дырявую трубу: вода, пенясь, выплескивалась через проеденные ржавчиной отверстия. Волны снесли бы даже "Мачан Лумпур", если бы винт парохода беспрерывно не вращался. Тем временем в Токийском заливе вода отступала к Южно-Китайскому морю. С юга донесся низкий и громкий рев, словно грохот далекого реактивного самолета. Двое мужчин не обратили на это внимания. Откуда они могли знать, что два часа с половиной назад началось извержение Кракатау, вулкана в Зондском проливе. На поверхность воды выплыл покрытый илом и раковинами остов затонувшего корабля. Течение начало слабеть, когда в поле зрения показался весь корабль, Бангог узнал "Королеву Суматры". Маленький малаец упал на колени и отдал низкий поклон Страннику, висящему в западной части неба и тем самым совсем не преднамеренно, в сторону Мекки, и тихо сказал: - Терима ксон, багус кунинг дан! Когда его благодарность этому фиолетовому чуду закончилась, он поспешно встал и, указывая на остов судна шутливым жестом хозяина, весело закричал: - О! Коббер-Хум, балит сабат, мы привяжем катер к кораблю с сокровищами и взойдем на его борт, как короли! Наконец, друг мой, "Мачан Лумпур" стал "Тигром Болот"! В сумерках Сэлли, стоя на террасе вздохнула. Свет заходящего солнца с блеском горящей нефти, которая вылилась из разбитых наводнением резервуаров и поднималась на соленой воде, заливающей Джерси Сити. - Что ты увидела, Сэлли? - крикнул Джейк из комнаты, в которой он сидел, попи