да он заговорил снова, голос его звучал куда мягче. - Что ты узнал про Челесту? - Не так много, честно. Я проторчал уйму времени на Кренберри-стрит и узнал, что она не задвигает шторы, переодеваясь. - Это тебе и я мог сказать. - Не забывай, я был первым. Он улыбнулся, почти засмеялся, но, раздвинув губы, скривился от боли. Я подождал, пока ему полегчает. - Я расскажу тебе все, что мне известно, - предложил я, - а ты заполнишь промежутки. Он кивнул. - Она бойкая дама, вернее, была когда-то. Познакомилась с Фонеблюмом по делу. Около двух с половиной лет назад решила начать новую жизнь и уехать на время. Точнее, просила разрешения уехать. Вот тогда ее прошлое кануло куда-то, и она зажила заново. Процесс завершился браком с богатым врачом. С единственным исключением: Фонеблюм сохраняет власть над ней. И не отпускает. - Похоже на правду, - вздохнул шимпанзе. - Скажи мне, что тебе известно про Фонеблюма. Он прищурился. - Сам скажи, чего ты не знаешь. - Почти ничего. Чем он промышляет? - Чем промышляет? Секс. Порошки. Карма. Всем понемногу. - Ясно, - сказал я. - Знаешь клуб под названием "Капризная Муза"? Его заведение. Ступай прямо в заднюю комнату и спроси парня по имени Оверхольт. Я повторил имя. - Он продает товар Фонеблюма. Я имею в виду все, что захочешь. - Похоже, Отдел тоже у Фонеблюма в кармане. Серфейс снова улыбнулся и закрыл глаза. - Да, мне тоже так кажется. Я встал со стула. Было уже около пяти, и на улице начинало смеркаться. Я собирался навестить Пэнси и Челесту, если та будет дома. И еще, возможно, съездить в "Капризную Музу". Я подошел к кровати поближе. Глаза Серфейса поблескивали из-под бровей. Кожа в тех местах, что виднелись под шерстью, была красивой, словно у старой женщины. Я отступил на шаг. - Спасибо, Уолтер, - сказал я. - Ты здорово мне помог. Когда-нибудь я смогу отплатить тебе. - Нет проблем, - буркнул он, не открывая глаз. - Поблагодари за меня Нэнси. - Ладно. Он был профессионал до мозга костей, и я не мог не восхищаться им. Я бы даже предложил ему часть денег Энгьюина, если бы не боялся, что он швырнет их мне в лицо. Я положил на тумбочку свою визитку и вышел на вечернюю улицу. 22 Дом на Кренберри-стрит осточертел мне. Я приехал туда как раз вовремя, чтобы полюбоваться на закат, отражающийся в окнах домов на том берегу. Но и закат не улучшил моего настроения. Слишком много я знал про дом и его обитателей. Много, да недостаточно, вот мне и пришлось снова стучать в дверь. Ко мне вышла Пэнси Гринлиф. На секунду она замерла, широко раскрыв глаза, и казалось, будто мы не знакомы. Словно мы забыли о том, что последний раз, когда я был здесь, она выходила из наркотического сна и клялась, что убьет меня, если я вернусь. Секунда длилась достаточно долго, чтобы я начал сомневаться в том, что она вообще помнит нашу последнюю встречу. Потом она стиснула зубы, сощурила глаза, и ее рука вцепилась в дверь. - Привет, Патриция. Она не ответила. - Вы выглядите лучше, - сказал я. - Приятно видеть. Нам надо поговорить. - Я занята. - Кто-то в гостях? - Я приподнялся на цыпочки, чтобы заглянуть в глубь дома. - Челеста? Я и с ней хотел поговорить. - Нет. Никого нет. - Ясно. Вы хотите сказать, вы заняты так же, как вчера? Это нехорошее зелье, Пэнси. Я попросил, чтобы его посмотрели под микроскопом. Оно съест вас живьем. - Это мое дело. - Это дело Денни Фонеблюма, принцесса. Вы всего-навсего клиент. Я прошел в дом, для чего мне пришлось отстранить ее плечом. Войдя в гостиную, я слегка оцепенел при виде трех башкунчиков, чинно сидевших рядком на диване. Они никак не вписывались в этот дом. Их присутствие здесь напоминало дурную шутку, воспринятую всерьез. Даже котенок Саша - которой не было видно поблизости - подходила к этому дому куда больше, чем эти башкунчики. В ней было больше человеческого. Барри сидел с краю, чуть отодвинувшись от других двух, его ярко-желтый парик все также нахлобучен несколько наискось. С другого краю сидел башкунчик в тоге, который отводил меня наверх в гостинице. Между ними расположился третий, которого я не знал, в маленьком красном костюме человека-паука, темных очках и бейсбольной кепке на лысой голове. - Барри! - сказал я. - Давненько не виделись. - Мистер Жопа, - откликнулся Барри. - Присаживайтесь. Со спины ко мне подошла Пэнси. Я обернулся и улыбнулся ей, получив в ответ испепеляющий взгляд. - Примите мои извинения, - заявил я. - У вас гости. Пожалуйста, продолжайте беседу. Я буду тих, как мышь. Пэнси не сказала ничего. Барри наморщил лоб и буркнул: - Тих, как миф. Остальные башкунчики захихикали. Пэнси стала за спинку незанятого кресла. - Человек по фамилии Корнфельд искал вас здесь сегодня, - сказала она. - Он просил меня позвонить ему, если вы еще раз вломитесь ко мне. - Парень из Отдела, - улыбнулся я. - Не стоит беспокоиться. Мелкая сошка. Он должен мне немного кармы, вот, должно быть, и хотел расплатиться. - У вас неприятности, - продолжала она. - Мне бы надо ненавидеть вас Пока мне вас жалко. - Спасибо, Пэнси. Вспомните обо мне в следующий раз, когда скатитесь с кровати на иглу. - Почему бы тебе не исчезнуть, громила? - предложил Барри. - Ты нам мешаешь. - Я всю жизнь кому-то мешаю, - сказал я, обращаясь к башкунчикам. - Уж простите меня. Башкунчик в темных очках снял их и зацепил дужкой за воротник Он и тот, в простыне, уставились на меня темными провалами глаз, совершенно неподвижные, несмотря на водовороты эмоциональных завихрений, наполнявших комнату. Два лица создавали своеобразный стереоэффект. Я повернулся к Пэнси. - Я ищу Челесту, - сказал я. - Вы видели ее? - Вы опоздали. Она была здесь утром, но уже уехала. - Она не говорила, куда собирается? - Она была очень расстроена. Она сказала, что вы отказались помочь ей. Она хотела позвонить инквизитору Моргенлендеру и сказать ему, что Ортон невиновен. - Что вы ей ответили? Рука Пэнси судорожно вцепилась в спинку кресла, а глаза уставились в пол. Потом она обиженно посмотрела на меня. - Я сказала, что это глупо. Ясно же, что это сделал Ортон. - Ее щеки пылали, но она не отводила взгляда. - Смелое заявление, - заметил я. - Идите к черту, - сказала она, повернулась и вышла из комнаты. Я прислушался и различил ее шаги по ковру лестницы. Потом скрип кроватных пружин наверху. Барри казался довольным, как будто это он режиссировал поступки Пэнси и радовался тому, как точно она все исполняет. Стереопара только вращала глазами, словно зрители на теннисном матче. - Почему ты вернулся? - спросил я. - Я не был здесь несколько недель. И судя по вашим словам, здесь становится интересно. - Ну и как? - Я был прав. Интересно. - Ты любишь свою мать, Барри? - Я не люблю ничего. - Он произнес слово так, словно он знает, что оно означает, а я нет. - Тогда то, что я собираюсь сказать, тебе без разницы. - До сих пор было именно так. Я сделал глубокий вдох До меня дошло. - Твою мать зовут Челеста Стенхант, не Пэнси Гринлиф. Не сразу, но я понял это. Пэнси работает на Денни Фонеблюма, но никто не признается в том, что же она делает. Она работает _нянькой_, Барри. Или работала, пока ты не вылетел из гнезда. Барри только ухмыльнулся. - Знали бы вы, как мало это меня интересует. - Я тебе не верю. - Вам меня не понять. - Возможно. Я подошел к кухонному блоку, нашел стеклянный стакан и налил воды из-под крана. - Вы так и не ответили на мой вопрос, - сказал Барри. - Какой еще вопрос? - Каково быть тем, кем вы есть? - Ты задавал его по-другому. Там присутствовали слова, которых я не знаю. - Вы жопа, - сказал Барри. - Самая гнусная жопа. Вам кажется, что вы представляете Справедливость, или Истину, или еще что. Прежде чем ответить, я сделал большой глоток воды. Он начинал действовать мне на нервы, пусть ему было всего три года. - Истина и Справедливость. Не уверен, что ты вообще понимаешь, о чем говоришь. Для тебя это просто слова. Истина и Справедливость. Красивые, звонкие слова. Я взял себя в руки. Распинаться перед башкунчиками - пустая трата времени. Да и не только перед ними. И тут я совершил ошибку, решив дать им повод для размышления. - Я могу сказать вам, что считаю Истину и Справедливость двумя совершенно разными вещами. Один из стереопары пришел в восторг. Он повернулся ко второму: - Я могу сказать тебе, что считаю Истину и Справедливость четырьмя совершенно разными вещами. - А я могу сказать вам, - подхватил второй, - что Любовь и Деньги - шесть совершенно разных вещей. - В другой раз, - сказал я. - У меня нет настроения. Я поставил стакан на стол и направился к двери. - А я скажу, что считаю Время и Настроение двенадцатью совершенно разными вещами, - заявил за моей спиной Барри. 23 Мне раньше приходилось пару раз бывать в "Капризной Музе" в качестве посетителя - они поздно закрывались, и я пользовался этим, и еще пару раз я бывал там по работе, следя за какими-то алкашами. Я даже знал о существовании задней комнаты, но сам туда никогда не заглядывал. Имя Оверхольт было мне незнакомо. Я сел в машину и поехал туда, хотя не был уверен, что они уже открыты. Они уже открылись. Входить в "Музу" со стоянки - все равно что попадать в маленькую машину времени, переносящую тебя из шести вечера в глубокую ночь. Парни за стойкой выглядели так, словно они набираются уже не один час, а на полу валялся ночной слой сигаретных бычков, размокавших в лужах пролитого виски и растаявшего льда. Музыкальный автомат выдавал заунывную песню, хорошо идущую под последнюю рюмку, когда весь бар подпевает слова, хотя ясно, что последней рюмки в "Музе" не бывает. Вернее, бывает, но не одна. Я зашел и сел как можно ближе к задней двери. Барменом здесь был здоровяк, сам то и дело прикладывающийся к бутылке. Ему потребовалось некоторое время, чтобы уяснить мой заказ, и еще некоторое время, чтобы принести его мне. Я не обратил на это внимания. Мне стоило бы спешить, но здесь, в "Капризной Музе", тебя окутывал кокон безвременья. В самом деле кому нужна карма? Я осушил стакан и сунул под него на пятьдесят баксов больше, чем следовало. Когда бармен увидел деньги, он повел бровью, но не сильно. Он взял бы их как должное, если бы я не поманил его пальцем. Он наклонился ко мне. - Я хочу поговорить с Оверхольтом. - Он, может, и не пришел еще. - Он говорил так быстро, словно ответ был заготовлен у него заранее. Я вынул одну из рваных сотенных, заполнявших теперь мой карман. Он принял ее за целую и не замечал этого, пока не взял в руки, тогда снова повел бровью. - Я склею ее после того, как поговорю с Оверхольтом, - пояснил я. - Будет как новенькая. - Бог с ней, с новой, - сказал он. - И так сойдет. - Он повел глазами в сторону двери в задней стене. - Спасибо. - Не благодарите меня. Он забрал у меня стакан, отнес его к шеренге бутылок у зеркала и принес обратно полным. - Главное, платите больше за питье, вот и все. Я взял стакан и прошел в дверь. Всю комнату занимал бильярдный стол - стены подходили к нему с трех сторон так близко, что это, должно быть, мешало прицеливаться кием. С четвертой стороны уходил вглубь темный коридор. Единственная лампочка свисала на проводе с потолка чуть выше шаров - неверное движение кием, и вы разобьете ее. У стола стояли двое, большой парень и маленький парень, и изучали стол, облокотясь на кии. Я закрыл за собой дверь и поставил стакан на сукно. Когда большой парень посмотрел на меня, я уже знал, что мне нужен маленький. У некоторых людей все написано на лице, так вот у большого было явно написано что-то не то. Впрочем, он не был лишен изящества. Он сделал шаг, снял стакан со стола и сунул его мне в руку. Потом пробил. Удар был неплох, и мы с Оверхольтом молча стояли и смотрели, как он один за другим заколачивает шары. Пару раз он задел кием о стену, но это ему не мешало. Он только поднимал конец кия выше и бил так же точно. Когда он наконец промазал, он только хмыкнул. Конец кия снова уперся в пол, и он принялся ждать. Мгновение мне казалось, что придется ждать конца игры. Потом Оверхольт заговорил. - Дверь в сортир с другой стороны. - Я ищу парня по имени Оверхольт, - сказал я. Оверхольт чуть заметно улыбнулся. Его губы потрескались, словно он слишком часто облизывал их. Он пригладил рукой волосы и снова взялся за кий. - Ну я буду Оверхольт, - ответил он. - Хорошо, - продолжал я. - Мне говорили, что вы можете дать мне такие вещи, каких не даст больше никто. - Я понятия не имел, о чем говорю. - Случается, - произнес он. Звучало это так, словно он признается в привычке, от которой не может отделаться. - Плачу за то, чтобы это случилось сейчас. - Попробуем. - Он окинул меня взглядом. - Мне надо знать ваше имя, и как вы узнали мое. Мне надо посмотреть на вашу карточку. Мне было не до шуток. Я мог надеяться только, что он не знает моего имени от Фонеблюма. Я подержал карточку под лампой, стараясь не задеть шары. - Я встречался с парнем по имени Фонеблюм, - сказал я. - Он советовал мне обратиться к вам. Оверхольт нагнулся и прочитал мою фамилию. - Толстый такой мужик, - пояснил я. - Никакого подвоха. Оверхольт мрачно улыбнулся и спрятал мою карточку к себе в карман. Я приготовился делать ноги. Если бы понадобилось, я удрал бы и без карточки. Все равно на ней оставалось только двадцать пять единиц. - Большой и толстый, это так, - кивнул Оверхольт. - Жаль, что он редко теперь выезжает. Последовала минутная пауза. Я разглядывал Оверхольта так внимательно, как только мог, не давая ему понять этого. Он похлопал себя по карману с моей карточкой. - Не беспокойтесь, - сказал он. - Получите назад в лучшем виде. Простая предосторожность. Я понял, что задержал дыхание и медленно выдохнул. - Еще он говорил, что вы можете помочь мне достать немного Вычистителя. Он покосился на большого парня. Я тоже посмотрел, хотя смотреть было особенно не на что. Потом он снова посмотрел на меня, и в первый раз наши глаза встретились. - Бывает иногда, - сказал он. - Мне он нужен. - Вам бы не стоило употреблять его. Это плохой порошок, - почти искренняя забота. - Это мое дело. Я хочу достать его. Он вздохнул. - Это будет стоить пять сотен. Я усмехнулся про себя. От денег, что Энгьюин дал мне в баре "Вистамонта", осталось ровно столько. Было бы забавно потратить их на зелье, которое я совсем недавно высыпал в грязь на дороге. Цена меня не смущала - может статься, за эти деньги я получу больше, чем просто зелье. Впрочем, узнать это, не потратив денег, я не мог. И что я буду делать с новым пакетом Вычистителя? Может, созрею до того, что попробую его. - Нет проблем, - услышал я свой голос. - О'кей, - сказал он. - Пошли наверх. Я позвоню. Он передал кий здоровяку, который не выказал особого огорчения. Он выигрывал, однако таких побед у него осталось в прошлом не счесть, а в будущем ждало еще больше. Дела важнее. - Ступайте за мной, - сказал Оверхольт и нырнул в темный коридор за столом. Я шел следом, и он провел меня по короткому маршу наверх, в маленькую курительную с телевизором и парой кресел. Он предложил мне сесть, и я опустился в кресло. - Деньги, - сказал он. Я достал их. Он сосчитал и кивнул. Я чувствовал себя все более и более глупо. Я так и не узнал ничего. Я пытался придумать способ выторговать за свои пять сотен что-то еще, но в голову ничего не шло. До сих пор я получал подтверждение теорий, которые почти ничего мне не давали. Я зря терял время. Я как раз собирался устроить сцену и потребовать свои деньги и карту, но тут Оверхольт снова заговорил. - Она вон там. - Он указал пальцем. - Если вам понравится, есть и еще. Я не хотел, чтобы Оверхольт заметил мое замешательство, но, боюсь, оно все-таки проявилось на моем лице. - Денни говорил вам?.. - Да, - заверил я его. - Денни мне говорил. Я встал и вошел в дверь. Я оказался в спальне. Освещение было неярким, но достаточным, чтобы я разглядел сгнившие обои на стенах. В комнате пахло гнилью, и я решил, что где-то в стене, наверное, лопнула труба. Девушка была совершенно раздета. Она лежала на кровати, и, когда я вошел, она повернулась, и улыбнулась мне, и поманила белыми руками. Она была симпатичная, но что-то в ее движениях настораживало. Я закрыл дверь, подошел к кровати и позволил ей обнять меня. Я осторожно повернул ее голову так, чтобы заглянуть ей в глаза. Ее губы улыбались, но глаза оставались пусты. Они смотрели на меня, но видели что-то совсем другое. Я ждал, но она не меняла настройку. Она смотрела сквозь меня. И когда я провел рукой по ее затылку, я понял почему. Под гривой волос прятался блок раба, маленький пластиковый шар, выходящие из него проволочки скрывались в черепе. Вряд ли ей было больно, когда я прикоснулся к блоку, но стоило ей понять, что ее тело не интересует меня, как руки ее бессильно упали на простыню. Происходящее доходило до нее, до какого-то оперативного центра ее сознания, но замедленно. Учитывая то, чем она занималась здесь, и то, где она вообще находилась, это, возможно, было и к лучшему. Я толкнул ее обратно на кровать. Все, чего я хотел, это отделаться от нее, но чуть перестарался, и она взвизгнула. Это пробудило во мне старые воспоминания, что-то горькое и нежелательное, что - я надеялся - давным-давно забыто. Наверное, процесс толкания обнаженных женщин на кровать всегда содержит в себе элемент секса, как бы ты ни толкал ее: игриво, враждебно или как-то еще. Я поднялся с кровати. Сквозь омерзение я начал наконец различать некоторую логику происходящего. Упоминания Фонеблюма насчет невольничьих лагерей целиком вписывались в нее, и теперь я понимал, зачем ему необходимо поддерживать отношения с Отделом. Его извещали каждый раз, когда замораживалось симпатичное тело. Девушка на кровати наглядно демонстрировала, как все это действует. И я мог представить себе дюжину малоприятных поводов, зачем Фонеблюму могут потребоваться услуги врача или даже двух врачей. Я открыл дверь и вышел к поджидавшему меня Оверхольту. Он вопросительно, почти сочувственно посмотрел на меня. - Что-то не так? - Нет, - ответил я. - Все в порядке. - У нас тут есть все. Мужчины, женщины, групповуха. Любой возраст на ваш выбор. Не стесняйтесь. - Идет. - Мы всегда здесь. Он заботливо нахмурил брови. Я был тронут. - О'кей, - сказал он, помолчав. - Держите. - Он протянул мне конверт, слишком тонкий, чтобы в нем лежало зелье. - Отнесите это в порошечню на углу Телеграф-авеню и Пятьдесят девятой. Они дадут вам все, что нужно. Я убрал конверт в карман. - Мы не держим порошки здесь, - объяснил он. Наконец-то он разговорился. - Слишком опасно. Это только филиал. - Ясно. - О'кей. Он обошел вокруг маленького столика с телефоном. Похоже, он был разочарован отсутствием моего интереса к девушке или разговору. Он протянул мне мою карточку. - Мы проверили ее нашим декодером. Двадцать пять. Да, негусто. Я мог бы помочь вам... - Нет, - ответил я. - Спасибо, не надо. Это не поможет. Я под колпаком у Отдела. Они заметят. Он широко улыбнулся, словно уличный торговец, расхваливающий свой товар. - Вы не поняли, мистер Меткалф. Мы продаем карму только высшего качества. Отделу она не по зубам. Запись на внутренний слой. - Он помолчал. - И в конце концов у вас еще остался здесь неиспользованный кредит. Иррациональная часть моего сознания, все еще трепетавшая при мысли о том, как мало кармы у меня осталось, заставила меня задержаться и обдумать это предложение. Однако мне не потребовалось долго размышлять, чтобы понять, что разницы не будет. Оверхольт не знал, кто я, иначе не стал бы предлагать мне этого. - Право же, спасибо, - произнес я, стараясь говорить по возможности искренним тоном. - В моем случае это не сработает. - О'кей, - повторил он, разведя руками. Я забрал карточку. Я оставил его за телефоном и вышел. Оставшись на лестнице один, я остановился, прислонился к стене и перевел дыхание. Фокус с девицей меня потряс. Мне было проще думать о всех тех дюжинах или сотнях людей, которых Фонеблюм извлек из морозильника, чем вспомнить пустой взгляд улыбающейся девушки в сырой комнате. Девушки с клубком проводов в голове. Я не мог избавиться от этого воспоминания, значит, придется привыкать к нему. Пару минут спустя я прошел остаток лестницы и миновал комнату, где гонял шары, отрабатывая удар, здоровяк. Я глянул на него, и он улыбнулся мне. Я решил, что для него я провел наверху достаточно времени для того, чтобы успеть наскоро перепихнуться с той девушкой. Я попробовал разозлиться, но не смог. Я улыбнулся в ответ и вернулся в бар. Там все шло по-прежнему, то есть воздух казался осязаемым от паров алкоголя и сигаретного дыма. Музыка играла громче, хотя веселее от этого не стала. Мне хотелось выпить, но в баре было не протолкнуться. Не стоило и пытаться. Ничего. Понюшки в машине мне вполне хватит. Протискиваясь сквозь толпу к выходу, я услышал за собой возмущенный голос бармена, оставшегося с половиной сотни в кармане. Я не стал оборачиваться. У меня почему-то не было настроения платить. Я решил, что ему не легче протискиваться сквозь толпу, чем мне, а если на свете и есть что-то, что я умею делать хорошо, так это заводить машину в большой спешке. Я добрался до двери и толкнул ее всем телом. Одновременно кто-то дернул ее с другой стороны, и я чуть не упал ему в объятия. Я обругал его и только потом понял, кто это. Прямо передо мной стоял Гровер Тестафер собственной персоной. Это было вовсе не весело, но я чуть не рассмеялся. Секунду спустя, когда из-за его спины, как чертик, вынырнул кенгуру, я уже не удержался. 24 Они составляли замечательно забавную пару. Формально, судя по всему, командовал Тестафер, но стоило ему увидеть меня, как он передал все полномочия Джою. Кенгуру только ухмыльнулся. Я прекратил ржать и попытался нырнуть между ними к моей машине, сразу же поняв, что идея не сработает. И правда, не успел я вставить ключ в замочную скважину, как услышал за спиной шаги, а между луной и ее отражением в окне машины проскользнула какая-то тень. - Привет, Гровер, - сказал я, оборачиваясь. Но передо мной стоял кенгуру, и в лапе его снова виднелся маленький черный пистолет. - Привет, Меткалф, - несколько вяло произнес Тестафер. Ему явно не хотелось ввязываться в эту историю. Он подошел ближе, но держался все равно за спиной кенгуру с пистолетом. - Убери кенгуру, и мы поговорим, - предложил я. - Пошел ты, тупица, - сказал Джой. - Никто меня не уберет. Я сам решаю, уйти мне или остаться. И никто другой. - Ладно, - сказал я. - Убери только пушку. - Мне кажется, пистолет не помешает, Меткалф, - сказал Тестафер. - Вы - опасный человек. - Продукт своего времени, - вздохнул я. - Сами понимаете. Я прислонился спиной к машине и убрал ключи в карман. Если уж нам придется говорить, я хотел по крайней мере чувствовать себя поудобнее. Холодало, и воздух был влажный, хотя и без тумана. Я отходил от приключений на втором этаже. Понюшка мне не помешала бы, но во всех других отношениях я чувствовал себя нормально. - Мы ищем Челесту, - заявил Тестафер. - Лучше скажите, если знаете, где она. - Здесь ее нет, - ответил я, мотнув головой в сторону "Капризной Музы". За спиной кенгуру Тестафер явно чувствовал себя увереннее. - Тогда скажите нам, видели ли вы ее сегодня, - сказал он. - И вам не мешало бы объяснить, что это вы делаете здесь. Он явно научился задавать вопросы, не раня при этом свою чувствительность. - Это вам не мешало бы объяснить, зачем вы ее ищете, - возразил я. - На мой взгляд, вы могли бы с этого начать. - Она распустила язык, - ляпнул кенгуру. - Это становится опасным. - Звучит не так уж страшно, - заметил я. - Пусть себе болтает. Чем это вам может помешать? Кенгуру засопел и сунул пистолет мне в живот, словно это помешает мне задавать вопросы. Но он ошибся. - Чего вы боитесь? - продолжал я. - Или это Фонеблюм боится и выгнал вас на улицу разобраться с его страхами? В эту секунду из дверей "Капризной Музы" вывалился наконец бармен в обществе здорового игрока в бильярд - рядом с ним он сразу показался маленьким. Но только показался. Они огляделись по сторонам и направились в нашу сторону. Они действовали слаженно, и я подумал, что им не впервой работать в паре. Ситуация становилась забавной. Вот мы с Джоем и Гровером мило беседуем у машины, а вот два качка из "Музы" хрустят гравием, явно намереваясь разобраться с нами. Луна светила вовсю, но пистолет Джоя был черным, и он держал его достаточно низко. На деле их было четверо против одного, но всем четверым казалось, что расклад совсем другой: двое против троих. А пятый отнюдь не собирался разубеждать в этом остальных. Тестафер имел крайне несчастный вид. Он не знал, прятаться ли ему за Джоя с его пистолетом - который казался ему теперь слишком маленьким - или бежать к своей машине. Он выбрал первое. Бармен отодвинул его и кенгуру и ухватил меня за воротник. Я и так уже стоял, прижавшись к машине, так что ему не пришлось толкать меня. Второй парень возвышался за его спиной запасной парой широких плеч. - Сотенные бумажки редко встречаются в этих краях, - сказал я. - На сколько частей ты хочешь порвать ее? Бармен повернулся к своему дружку. - Пусть мой приятель с тобой разберется. - Я инквизитор, - заявил я, умолчав о том, что я частник - Спросите доктора Тестафера - вот этого. Он здесь отвечал на несколько вопросов насчет комнатки на втором этаже. Как Оверхольту удается уберегать тела от гниения, когда они занозят себе ногу. Бармен повернулся и уставился на Тестафера. Я взял его за руки и помог ему отпустить мой воротник. Он был слишком занят, глядя на Тестафера, чтобы заметить это. - Я тебя видел, - произнес он наконец. - Ты приходил сюда с толстяком. Тестафер как язык проглотил. Он казался даже меньше пистолета в лапе кенгуру. Мне довелось видеть его в привычной ему среде: в доме на холме, в окружении ковров и старых журналов, со шкатулкой зелья на столе - так вот теперь он находился явно не на месте. Уж не знаю, как Фонеблюм убедил его поехать с кенгуру, разыгрывая из себя крутого; в любом случае сейчас Тестафер жалел об этом. Кенгуру тоже чувствовал себя ненамного лучше, хотя на внешности его это почти не отразилось. Он отступил назад, бестолково поводя пистолетом: он явно не знал, на кого его нацеливать. Здоровяк из бильярдной повернулся к нему, поскольку инстинкт подсказывал, что опаснее всех тот, у кого пистолет. До меня дошло, что я наблюдаю редкую картину: конфликт между людьми, одновременно работающими на Фонеблюма. То, что они не знали друг друга, означало, что положение Фонеблюма не так надежно, как он утверждал, и что он не посвящал своих подручных из "Капризной Музы" в свои неприятности с Челестой, Отделом и мной. Они продолжали выяснять отношения, но я не собирался ждать, чем все это кончится. Я достал ключи и начал отпирать машину. Тестаферу ситуация решительно не нравилась. - Это бесполезно, - сказал он. - Ее здесь нет. Поехали. - Скажи этим качкам, чтобы они уходили, Тестафер, - согласился кенгуру. - Они ведь тебя знают. Он не опускал пистолета, хотя здоровяки казались не слишком напуганными этим. - Свернуть шею этому прыгуну? - предложил парень из бильярдной. - Плевать на кенгуру, - ответил бармен. - Он мне не нужен. Возьми у него пистолет и отдай мне. Потом сходи за Оверхольтом. Мне нужен его совет. Бильярдный шар засмеялся. Они с барменом казались слишком большими даже по отдельности, вместе же они были как две половины того, о чем и думать-то страшно. Он сделал шаг и вынул пистолет из лапы кенгуру. Бедняга Джой. Он плохо знал правила игры. Он таскал пистолет, не используя его по назначению, так долго, что мог считаться безоружным. С животной тупостью он смотрел на свою пустую лапу, словно обвиняя ее в том, что она не выстрелила. Бильярдный шар отдал пистолет бармену, потом снова повернулся к кенгуру, небрежно взял его за плечи - если их можно назвать плечами - и спокойно швырнул на гравий. Потом направился в бар. Джой встал и отряхнулся. Я вынул из кармана еще одну половину сотни и протянул ее бармену. - Вот, держи, - сказал я. - Смотри, не потрать ее за два раза. Я открыл дверцу машины. Теперь пришла очередь бармена размахивать пистолетом. - Вылазь, - сказал он. - Все трое, а ну к машине! Кенгуру пребывал в трансе. Они с Тестафером послушно сгрудились между мной и барменом, и я решил немного усложнить им жизнь. Я взял обоих за шеи и толкнул на бармена с пистолетом, и, когда пыль немного рассеялась, кенгуру и бармен уже боролись за пистолет. Тестафер на карачках отползал за машину. Я так и не решил, кого хочу видеть победителем, поэтому прислонился к машине и стал просто смотреть. Бармен выбил пистолет из лапы Джоя на землю, и это было очень кстати, поскольку дало Джою шанс расставить свои задние ноги поудобнее, тут мне почти захотелось отвернуться, поскольку я знал, что последует за этим, и, судя по выражению лица, бармен тоже догадывался об этом. Время, казалось, остановило свой бег, когда он потянулся за пистолетом, - с таким же успехом он мог бы тереть две сырые щепки друг о друга перед жерлом огнемета. Прежде чем он успел поднять пистолет, кенгуру нанес серию быстрых, но мощных ударов точно в центр его тела. Бармен сложился пополам, схватился в поисках опоры за ногу кенгуру и рухнул, когда тот убрал ее. Лежа на земле он казался меньше ростом. Ночь накрыла его, словно с ним было покончено. Демонстрация природных преимуществ Джоя впечатляла. Правда, дожидаться второго действия я все-таки не хотел. Я сел в машину и сунул ключ в замок зажигания. Увы, Джой еще оставался в форме. Он поднял с земли пистолет и нажал на курок. В ветровом стекле у меня перед глазами появилась дырка. - Вылазь, - коротко сказал он. Я убрал руки с руля, но мотор глушить не стал. - Убери пушку, Джой. - Пошел ты, тупица! - его морда скривилась в недоброй ухмылке. - Меня тошнит от тебя. Вылезай. Я вздохнул и выбрался из машины. Бармен так и лежал неподвижно на земле, а Тестафер давно уже ушел, поэтому на стоянке мы с Джоем оставались, можно считать, вдвоем. Свет и музыка "Капризной Музы" казались теперь такими далекими. Джой тяжело дышал, бешено выпучив глаза. Разбитое ветровое стекло убедительно свидетельствовало о его готовности нажать на спусковой крючок. - Ладно, Джой, - сказал я. - Это твой бенефис. Только знай, что, если ты не поторопишься, у тебя будет компания. - Я кивнул в сторону огней бара. Я не верил своим глазам. Он попался на удочку и оглянулся! Это стало последним штрихом в его портрете как дилетанта. Я достал из кармана ручку-антиграв и легонько толкнул в сторону его морды. Когда он обернулся обратно, и увидел ручку в воздухе между нами, и вычислил ее траекторию, помноженную на вес, которого она не имела, он отмахнулся от нее свободной лапой на уровне груди. Ручка проскользила в воздухе и угодила ему прямо в глаз. Он успел выстрелить в воздух, и тут я врезал ему по челюсти. Я ударил с такой силой, что почти пожалел об этом. Рука мгновенно вышла из строя. Мне некогда было хныкать по поводу разбитых костяшек. Больной рукой я схватил его за шею, а здоровой двинул в нос. Я проделал это трижды и только потом отпустил его, но к тому времени Джой был уже не тот. Между моей рукой и его пастью протянулась клейкая нить слюны. Он все еще держал свой пистолет, но, когда я двинул по нему коленом, он даже не обернулся посмотреть, куда тот упал. По последней встрече я помнил, что бесполезно пытаться заставить кенгуру упасть. Я отшвырнул пистолет ногой под соседнюю машину, забрал ручку и оставил его стоять, качаясь. На выстрелы из "Музы" выскочили Бильярдный шар и несколько других парней. Я понял, что мне самое время сматываться, и сел в машину. Мои руки нетвердо держали руль, но мне удалось врубить заднюю передачу и выехать со стоянки прежде, чем они подбежали. Я развернул машину, направил ее от клуба и бросил в зеркало заднего вида последний взгляд на картину. Бармен стоял на коленях. Кто-то полез под машину за пистолетом. Я даже заметил розовое лицо Тестафера, прятавшегося между машинами. Все они казались группой белых марионеток, разыгрывающих какой-то идиотский фарс в ночи. Я нажал на газ и поехал прочь, пока они не нашли пистолет и не выстрелили мне вслед. Проехав несколько миль, я свернул на боковую улицу и выключил фары. За мной никто не гнался. Я сложил руки, что потребовало от меня некоторого усилия, и массировал кисти до тех пор, пока они не пришли в более или менее рабочее состояние. Я чуть не плакал от боли. Размассировав кисти, я высыпал на зеркальце немного порошка. Мне пришлось подождать еще немного, пока зелье попало в кровь, и тогда боль ушла. Я выждал несколько минут, чтобы унять сердцебиение, а потом поехал к себе в офис. 25 Я входил в вестибюль, когда из темноты выступила Кэтрин Телепромптер и взяла меня за руку. Она снова распустила волосы - я говорю это, потому что это первое, что я заметил. Она толкнула меня в темноту у стены и прижала палец к губам. Я улыбнулся и поднес к губам свой палец. Так и так мои руки болели меньше в поднятом состоянии. Она прижала губы к моему уху и зашептала. Я с трудом концентрировался на чем-то, кроме ее горячего дыхания у моего лица. - Они наверху, - говорила она. - Они, должно быть, хотят поговорить со мной, - прошептал я в ответ. - Корнфельд стер ваше досье из компьютера, - сказала она. - Я не знаю, что это значит. Я повернулся, чтобы она видела мою улыбку. - В мое время это означало конечную остановку. - Я беззвучно рассмеялся. - Впрочем, возможно, это еще ничего не значит. Я работал в Отделе много лет назад, и все могло измениться. Она не ответила. Она так и не выпускала мою руку. А может, это я не отнимал ее. Я только надеялся, что она не возьмется за мои пальцы. - Я не хочу, чтобы вы поднимались, - сказала она наконец. - Идет. Но я хочу поговорить с вами. Разумеется, если вы можете себе это позволить. В прошлый раз вы не были уверены в этом. Казалось, огромный лепной потолок вестибюля давит на нас всей своей тяжестью. В доме царила тишина, но я чуял запах Корнфельда или кого-то вроде него, ждущего в моем офисе. И точно так же я через полгорода чуял запах тех, кто ждал меня в моей квартире. Ну что ж, пришло мое время. Я бы с удовольствием пошел куда-нибудь с Кэтрин Телепромптер, хотя выбор у нас был невелик. Поэтому я предложил посидеть у меня в машине. - Давайте лучше в моей, - сказала она. - Там я смогу слушать Корнфельда по радио. Я согласился, что это удачная мысль. Она села за руль и настроила рацию на канал Отдела. Из динамика доносился монотонный голос диспетчера, сыпавший кодами и координатами, и это пробудило во мне старые воспоминания о ночных дежурствах, в одиночку или с напарником, когда приходилось прислушиваться к такому же голосу из динамика. Правда, тогда я понимал, о чем идет речь. Сейчас - нет. Я знал, что могу сидеть в ее машине сколь угодно долго и не беспокоиться ни о чем. Во всяком случае, пока они не упомянут мое имя, да и тогда тоже. Я придерживал дверь ногой, чтобы плафон на потолке не гас, но не смотрел на Кэтрин. Я был за миллионы миль от нее. По дороге из "Музы" трещины в простреленном ветровом стекле разбили мое отражение на тысячу частей. Теперь в машине Кэтрин я снова стал единым целым - единым целым, растянутым, выпуклым плексигласом служебной машины, и я смотрел на это растянутое отражение, пока не стал напоминать толстяка из паноптикума. Или Фонеблюма. - Расскажите, о чем вы думаете, - тихо попросил я немного спустя. - Мне кажется, через несколько дней они успокоятся, - ответила она. - Но на вашем месте я бы до тех пор не высовывалась. Я нашла бы себе другое место или другое имя. Корнфельд ненавидит вас. - Я так и понял. - Поймите, нет смысла продолжать. Энгьюина нет, Моргенлендера отослали. Дело закрыто. - Легко сказать, дело закрыто. Инквизиторская мантра: дело закрыто, дело закрыто... Она почти рассмеялась. - Как вам визит в Отдел? - Кто-то из нас изменился с тех пор. Или я, или Отдел. Я пока не решил, кто именно. - Мне кажется, вы, - произнесла она. Я повернул голову и посмотрел на нее. Она сидела боком, и я понял, что она не сводила с меня глаз все это время. Раз повернувшись, я уже не мог не смотреть в ее глаза. Я отпустил дверцу, и плафон погас, решив эту проблему на несколько секунд. Я не решил еще, притягивают ли наши взгляды друг друга. Позже узнаю. - Вы работали с Корнфельдом, - сказал я. - Вы должны много знать об этом деле. Мои глаза свыклись с темнотой. Сквозь окна в машину проникал уличный свет, очерчивающий ее шею и подбородок. Я увидел, как вздрогнуло ее горло, когда она обдумывала ответ, но изо рта ее ничего не донеслось. "Кроме, - подумал я, - теплого, сладкого тумана, который я несколько минут назад ощущал на своем ухе". Я вздохнул. - Ладно, Кэтрин. Смотрите на это так, если, конечно, это не покажется вам слишком смешным: считайте меня совестью Отдела, крошечной частицей совести, которая оторвалась и не остановится, даже если дело закроют, даже если оно станет слегка опасным. Я - ваш шанс, Кэтрин. Снимите груз с души. Расскажите мне все, что знаете о деле. Потом вы можете забыть об этом, забыть даже о том, что рассказали мне это. Вы сможете спать спокойнее. Мы снова замолчали. Я представил себе маленькие морщинки на ее лбу и напряженный рот. Мне и раньше приходилось произносить эти слова, и, возможно, я и сам в них верил. Так или иначе, мне показалось, что они тронули в ней что-то. Когда она заговорила, ее голос сделался глубже, словно она говорила под гипнозом. - Я не против отвечать на ваши вопросы. Сформулируйте только, что именно вы хотите знать. Я посмотрел на нее, но ее взгляд оставался тверд. Возможно, я продвигался в расследовании ценой того, что ощущалось между нами. - О'кей, - сказал я. - Первое: в чем обвиняют Энгьюина? Что было в том письме, которое они нашли? - Я видела письмо только раз. Знаете, до вчерашнего дня я не занималась этим делом. Мне показалось, что Энгьюину нужны были деньги для себя и сестры. Он обвинял Стенханта в моральной нечистоплотности. Энгьюин считал, что защищает интересы сестры и ее ребенка, а когда туда переехала Челеста - и ее тоже. Он обвинял Стенханта в злоупотреблении наркотиками, из-за чего тот, по его мнению, и выгнал жену. - Я работал на Стенханта. Все было по-другому. Он хотел, чтобы Челеста вернулась. - Мы полностью убеждены в том, что он встречался в "Бэйвью" с женщиной. Я покачал головой. - Он ездил туда шпионить за Челестой. Это у нее был там роман. Поговорите с другим частным инквизитором по имени Уолтер Серфейс. Он говорит, что даже видел один раз того парня. Мейнард Стенхант снимал номер, чтобы следить за ней, Ссора из ревности - лучший мотив, чем те, что вешают на Энгьюина. - Послушайте, - вздохнула она. - Все, что я могу, - это рассказать вам то, что мы имеем. Ваши сведения не укладываются в версию. - Так что у вас за версия? Я так и не знаю ее. - Энгьюин угрожал в письме, что будет преследовать Стенханта. Вот он и поехал за ним в "Бэйвью" и убедился, что тот встречается там с его сестрой. Та это от него скрывала. Однако это случалось и раньше, иначе откуда же у нее ребенок? Энгьюин потерял голову и убил Стенханта. Это объясняет все, в том числе и нежелание Пэнси защищать брата. Признаюсь, что на миг это ошеломило меня. Это было первое внятное объяснение, которое я слышал, и это включало в себя почти все, что я копил в своей памяти. Я бы даже согласился с этим, если