оставаться в стороне от мира, будут первыми павшими. Вам не кажется, что это поэтическая справедливость?" "Я не усматриваю здесь справедливости, только усталые клише старого, побежденного наци, пытающегося отомстить своей бывшей Немезиде." "Если б я хотел отомстить, мистер Карлайл, я отыскал бы вас более пятидесяти лет назад. Это не более чем счастливое совпадение. Я обнаружил, что у вас есть кое-что желаемое мне, а когда вы не согласились на мои весьма разумные предложения, я был вынужден просто забрать это." "Я считаю, что это Миранда украла книгу. Вы не смогли найти мой дом, хотя несколько раз путались следовать за мной." "Глупый камуфляж, ничего более." "Камуфляж, который вы не смогли проницать, хотя Миранде это вполне удалось. Из нас троих кто в самой большей степени обладает тем, что вы называете могуществом?" "Я взломал ваши препоны. Я установил ловушку." "Которая совсем не поймала меня. У вас есть книга, и у вас есть я. Почему же не позволить девушке уйти? Она не участвует во всей этой глупости." "Я сама умею присмотреть за собой", сказала Миранда. "Хотел бы я, чтобы это оказалось правдой", ответил я. Мы насквозь проехали Хэкни, промчались под эстакадами перекрестка с шоссе за парком Виктории в индустриальный район, названный именем мрачного, обуреваемого духами шекспировского принца. Донни Халливел тяжело выбрался из Ягуара и открыл ворота. "Человек, заправляющий безопасностью этого места - один из помощников мистера Халливела", сказал Калиостро. "Его удивительно легко купить. Нас не побеспокоят." Он проехал мимо длинных низких кирпичных навесов, где занимались делами в основном имеющими отношение к торговле автомобилями, и остановил Ягуар возле ограды, которая наполовину осев среди полоски травы и редких деревьев бузины, шла вдоль границы промышленного участка до края пересечения канала Херфорд-Юнион с судоходным отрезком реки Ли. Под угрозой пистолета Донни Халливела мы с Мирандой стали продираться сквозь узкую полосу колючего кустарника к буксировочной тропе. "Крест Христа был сделан из бузины", сказал Калиостро, следуя за нами. "А Иуда на бузине повесился. Приятная симметрия, вам не кажется?" "Более вероятно, что он повесился на фиговом дереве", сказал я, "потому что фиги родные в его стране, а бузина нет. И все же, если вы верите в подобного сорта вещи, говорят, что бузина защищает от колдовства. Эту мысль я нахожу ободряющей." Воздух был жарким и душным, густым от запахов изобильной растительности и открытой воды. К западу низкие тучи разошлись и солнце горело в центре рваного клочка синего неба. На двухрядном шоссе, приподнятом над зазубренной линией крыш, сбежавшие осколки солнечного света блестели на крышах спешащих машин и грузовиков. Калиостро, держа портфель в одной руке, сделал полный поворот, вбирая в себя вид задворков промышленных зданий и кирпичные стены на другой стороне канала. Это было одно из тех печальных, грязных мест, которые не принадлежат никому, кроме умерших, однако здесь не было никаких ревенантов - даже самых мельчайших импов. "Тихое местечко", сказал он. "Я надежно обеспечил, что нас тоже не потревожат. Любой пешеход или велосипедист, если они подойдут достаточно близко, обнаружат, что у них есть настойчивая нужда повернуть назад." Он поставил портфель у ног, полез в пиджак, достал за голый хвост белую мышку и бросил ее на землю. Она побежала по буксирной тропе, вереща, как воробей. Он улыбнулся, увидев мое смятение, и сказал: "Думаю, вы уже встречались с существом, которому предназначено мое маленькое жертвоприношение. Застрели его." Донни Халливел дернулся, как человек, внезапно вырванный из сна, поднял свой маленький пистолет и выстрелил. Пуля вонзилась мне в левое бедро. Она прошла мышцы насквозь, не повредив кости, но я все равно почувствовал, словно меня ударили раскаленной докрасна кочергой. Я инстинктивно схватился за место попадания, потерял равновесие и упал на спину в сухую траву. "Вы должны были продать мне книгу", сказал Калиостро. "Я сделал вам превосходное предложение и честно выполнил бы его. Специально для такого дела у меня готовилось даже еще одно жертвоприношение. Но вы оказались слишком упрямы, мистер Карлайл, и упрямство довело вас до этого." "Так вот зачем вы сидели в кафе", сказал я, испытав небольшое утешение тем, что спас его добрую хозяйку. "Но вместо этого заявились вы, да еще с девушкой. Вы пытались помочь ей, но чуть позднее этой же ночью она вас предала и заключила сделку со мной. А теперь у меня есть эта книга, у меня есть вы, и у меня есть она. Миранда, я действительно выполню обещание научить тебя чему-то полезному. Найди четыре ветки бузины, каждую в толщину твоего большого пальца. Отломи их или воспользуйся своим ножом, о котором ты думаешь, что я не знаю, и заостри обломанные концы." "Для чего?" "Потому что я тебе так говорю." Они уставились друг на друга. Миранда явно искала хоть какого-нибудь ревенанта, которого могла бы применить против него, но кроме какой-то твари, с холодным безжалостным голодом плывущей в нашу сторону с запада, никого в пределах досягаемости не было. "Он хочет распять меня", сказал я Миранде. "Как жертвоприношение той твари, которая живет в этой полоске воды. Той, что сожрала твоего любимца пару ночей назад. Ты чувствуешь, как она приближается?" "Очень хорошо, мистер Карлайл", сказал Калиостро. "Вы надеетесь сделать эту тварь более могущественной, а потом связать ее инкантациями из "Стенографии". Я обязан предупредить вас, что это не сработает." "Книга даст могущество." "Ничего подобного." "Думаю, ваши родители не согласились бы." "Они не в том положении, чтобы соглашаться." Мои родители мертвы уже более ста семидесяти лет, но мне все еще больно говорить о них с чужаком. "Вы сами скоро окажитесь в таком же невыгодном положении. Четыре куска дерева, красавица. Выполняйте немедленно, иначе мистер Халливел застрелит вас, а я скормлю ваш дух своему любимцу." Миранда взглянула на него из-под козырька бейсбольной шапочки. Она была хрупкой и такой молодой, однако внутри обладала твердым ядром неукротимого неповиновения. "Я знаю, что вы все равно так поступите", сказала она, "поэтому не ждите, что я выполню эту работу за вас." Калиостро пожал плечами и приказал Донни Халливелу разобраться с ней. Когда громадина шагнул к Миранде, я воспользовался связью, которую все еще сохранял с импом в ее мобильнике, и заставил маленькую машинку зазвонить. Калиостро сразу выщепил импа, как я и предполагал, но я воспользовался его мгновенным отвлечением, чтобы высвободить тех импов, которых я сохранил из ловушки в доме Райнера Сью. Тогда с скатал их в комочек размером в типографскую точку и проглотил. Сейчас я выплюнул их и швырнул так сильно, как только смог. Но не в Калиостро - он распылил бы их в одно мгновение - а в Донни Халливела. Они врезались в громадину и прилипли, покрыв его трещащими искрами паники и отвращения, которые в одно мгновения напрочь сожгли безмятежность его транса. Его лицо просветлело, он повернулся к Калиостро, поднял свой маленький черный пистолет и выстрелил в него, а потом выстрелил и еще раз, когда тот дернулся вперед с залитым кровью лицом. Когда оба выстрела отразились эхом от кирпичной стены по другую сторону канала, упавшее ничком тело Калиостро на мгновение расплылось, словно фотография с двойной экспозицией, но в тот момент, когда дух, вырвавшийся их него в секунду жестокой насильственной смерти, начал подниматься вверх, из канала выхлестнулась гибкая белая змея, широко распахнула челюсти и прижала его к земле. Миранда пронзительно вскрикнула, и что-то массивное и быстрое, как поезд-экспресс, пронеслось над моей головой и врезалось в древнего ревенанта. Он взорвался, словно снежная баба от прямого попадания гаубичного снаряда. В одно мгновение тысячи фрагментов понеслись во всех направлениях над спокойными черными водами канала, а потом истаяли дымом в воздухе и пропали. Миранда упала на колени. Красная кровь хлынула у нее из носа, ужасно яркая на фоне белой кожи. Она стерла ее тыльной стороной ладони, увидела, что я смотрю на нее, и сказала: "Тварь достала его. Я видела. Она сожрала его душу." "Она сожрала дух, который он отбросил в момент смерти. Если и существует такая вещь, как душа, то я еще не видел ни одной." Донни Халливел сказал: "Я не понимаю, о чем вы тут оба толкуете. И не хочу понимать. Скажите только, он хотел вас убить?" "Что-то в этом роде", ответил я. Моя нога уже довольно сильно болела, распухла и ныла до самой кости. Штанина намокла от крови. В ботинок тоже налилась кровь. Донни Халливел сунул пистолет в карман пиджака. Рука его так сильно тряслась, что он попал только с третьей попытки. "Он заставил меня стрелять в вас", сказал он. "Я знаю." "Это была не моя мысль. Я ничего такого и не думал. Я даже не понимаю, где я сейчас. Последнее, что я ясно помню, это как открываю ему дверь. А потом все словно куда-то ушло. Было похоже, что я сижу у себя в затылке, наблюдая что происходит на очень маленьком телевизоре." "Он загипнотизировал вас", сказал я. "Где Райнер?" "Он помог мне, а потом я отослал его домой." "Он так обрадовался, когда этот тип написал ему что-то об этих его глупых книгах. Он слишком верит людям. Вы уверены, что он в порядке? В какой-то момент мне казалось, что я колю ему какую-то наркоту." "Я дал ему адрес человека, который сможет ему помочь", сказал я. "Мне бы лучше пойти и посмотреть, как он там", сказал Донни Халливел. "Он не слишком хорошо управляется сам по себе." "Конечно", сказал я и почувствовал облегчение, когда громадина продралась сквозь колючую зеленую изгородь. Миранда вздрогнула раз, другой, потом вся задрожала и сказала: "Я думала, он прикончит нас." "Я тоже так думал. Твой мобильник работает?" "Конечно. Я вызову скорую." "В этом нет необходимости", сказал я и дал ей телефонный номер симпатизирующего мне врача. Когда она позвонила, я сказал, чтобы она открыла портфель и принесла мне книгу. Она отводила глаза, вручая ее мне. Это был тяжелый том ин-кварто, переплетенный в шкуру нерожденного теленка, потемневшую от возраста и приобретшую неровный цвет масла. Страницы были из качественной льняной бумаги. Я провел пальцами по сложному узлу, тисненному на коже переплета под напечатанным золотом заголовком. "После смерти родителей мне было важно воссоздать их библиотеку. Это последний том, что бы мне нужен, самый редкий и самый дорогой. Ты не поверишь мне, когда я скажу, сколько я заплатил за него", сказал я и швырнул книгу в канал. Раздался тот еще всплеск. "Вы сумасшедший", сказала Миранда. "Мне следовало сделать это довольно давно. Наш мертвый друг в одном был прав: времена меняются. И настало время уйти от прошлого. А теперь, не будешь ли ты так любезна и не срежешь ли ветку с бузины?" "Что вы собираетесь делать? Пронзить его сердце?" "Калиостро не был вампиром. Но я не хочу, чтобы доктор Барроу нашел нас здесь, рядом с трупом. Если я хочу доковылять до дороги, то мне нужен костыль." "А потом?" "Потом доктор Барроу заберет меня в свой дом, обработает рану, и я смогу соорудить историю для полиции." "А что будет со мной?" "Полиция захочет поговорить с тобой о твоем отце, но я могу поручиться за тебя." "Он насиловал меня", сказала она откровенно и просто. "Когда мама сбежала, он каждую ночь приходил в мою комнату и насиловал меня." "А когда ты смогла, то в свой черед обратила насилие на него. Я понимаю. Но разрушая его таким способом, посвятив свою жизнь его наказанию, ты одновременно разрушаешь саму себя." "Я хотела убить его", сказала она. "Но не хотела, чтобы его дух гонялся за мной. Я иногда вижу духов, но ничего не могу с ними сделать." "Ты очень хорошо справилась с любимчиком Калиостро." "Меня заметут, да?" "До сих пор у меня никогда не было учеников, Миранда. Я жил уединенной жизнью с тех самых пор, как приехал в Лондон. Прошлой ночью ты сказала, что у меня нет настоящих друзей, потому что я никого не подпускаю к себе близко. И ты была права. Но времена изменились гораздо больше, чем я думал, когда впервые стал ночами разгуливать по улицам. Ты обладаешь могущественным даром, и я могу научить тебя, как пользоваться им, если ты мне это позволишь. Но я должен предупредить тебя, что это будет трудная тропа." "Учите меня." Она произнесла это с внезапной, резкой, обнаженной страстью, и в это мгновение я впервые уловил очертания реальной Миранды, того человеческого существа, что пряталось за угрюмой маской многоопытного ребенка, воспитанного на камнях города. "Учите меня", сказала она, "учите меня всему." Конец