друга. - Она отхлебнула горячий хмельной напиток, чувствуя себя словно непричастной к происходящему. - Вернись со мной на Эмберли! - настойчиво сказал Колль. - Будешь жить в доме, где мы выросли. Наверно, надо дождаться весны, когда море станет поспокойнее, но плавание до Эмберли вовсе не тяжелое, поверь. - Оставь дом себе, - ответила Марис. - Или продай, если хочешь. Я туда не вернусь: слишком много воспоминаний. Здесь, на Тайосе, я могу начать новую жизнь. Нелегкую. Но Эван мне поможет. - Она взяла Эвана за руку. - Так здорово чувствовать себя нужной! - Врачуя? - Колль покачал головой. - Странно: ты - и вдруг целительница! - Он посмотрел на Эвана. - У нее что-нибудь получается? Эван сжал руку Марис и начал ее поглаживать. - Марис быстро учится, - ответил он после некоторого раздумья. - Она стремится помогать и не гнушается скучной или трудной работы. Пока я еще не знаю, есть ли у нее дар врачевания, сумеет ли она стать настоящей целительницей, но скажу откровенно: я рад, что она живет здесь, и надеюсь, ей никогда не захочется оставить меня. Марис залилась румянцем и склонилась над кружкой. Его последние слова смутили ее, но в то же время были приятны. Они с Эваном не вели любовных разговоров, не обменивались страстными клятвами или безумными обещаниями и комплиментами. И, хотя Марис гнала от себя эту мысль, в глубине души ее грызло опасение, что она не предоставила Эвану никакого выбора и вторглась в его жизнь, прежде чем он успел что-либо предпринять. Но сейчас в его голосе звучала любовь. Наступило неловкое молчание. Марис попыталась сменить тему разговора и обратилась к Коллю: - С каких пор Бари странствует с тобой? - Вот уже полгода, - ответил Колль. Он поставил на пол пустую кружку, взял гитару и начал легонько перебирать струны. - Ее отчим очень грубый человек. Однажды он избил Бари. Ее мать не смеет ему перечить, но позволила мне забрать девочку. Она сказала, что, возможно, Бари его раздражает, так как он хочет иметь своего ребенка. - Ну а сама Бари? - По-моему, ей нравится путешествовать со мной. Она послушная, спокойная девочка. Конечно, она скучает без матери, но тем не менее рада, что больше не живет в доме, где ее наказывали по любому поводу. - Ты хочешь, чтобы она пела? - Ей решать. Я почувствовал свое призвание, когда мне было даже меньше лет, чем сейчас ей, но Бари пока понятия не имеет, какое занятие выберет в жизни. Она поет, как птица-колокольчик, но призвание певца не только в том, чтобы повторять чужие песни, а талант слагать собственные в ней пока не проснулся. - Но она же совсем маленькая, - возразила Марис. Колль пожал плечами и отложил гитару. - Да, времени еще достаточно. Я ее не тороплю. - Он заморгал и широко зевнул. - Мне давно пора спать. - Я провожу тебя в гостевую комнату, - сказал Эван. Колль засмеялся и мотнул головой. - Не надо! За четыре дня я тут совсем освоился. Он встал. Марис тоже поднялась, поцеловала брата в щеку, пожелала ему спокойного сна и стала дожидаться, пока освободится Эван, чтобы рука об руку пойти с ним в спальню. День за днем Колль подбадривал Марис. Они все время проводили вместе, он пел ей песни и рассказывал о своих приключениях. Они ни разу не виделись так подолгу с тех пор, как Колль ушел странствовать с Баррионом, а Марис стала полноправным летателем. И вот они опять вместе, как в детстве Колля. Впервые он заговорил о своем неудавшемся браке, о том, что считает виноватым себя, потому что редко бывал дома. Марис не упоминала о своем несчастье, о своей тоске - Колль и так знал, что значили для нее крылья. Дни незаметно переходили в недели, а Колль и Бари не торопились расстаться с Марис. Колль часто уходил петь в харчевни Тосси и Порт-Тайоса, а Бари пристрастилась сопровождать Эвана. Она была тихой, ненавязчивой, внимательной, и Эвана подкупал ее искренний интерес. Они уютно жили вчетвером - по очереди занимались хозяйством, а вечера коротали у очага за играми и беседой. Марис повторяла Эвану, повторяла Коллю и себе, что всем довольна и не думает ни о какой иной жизни. А потом вдруг прилетела С'Релла. Марис была одна дома и, когда постучали, сама открыла дверь. В первую секунду она обрадовалась, увидев подругу, но ее взгляд тут же упал на крылья за плечом С'Реллы, и сердце Марис болезненно сжалось. Усаживая С'Реллу у огня и разливая чай, она уныло твердила про себя: "Скоро она снова улетит, а я останусь тут". Ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы спокойно сесть рядом и поинтересоваться новостями. Лицо С'Реллы светилось от еле сдерживаемого волнения. - Я прилетела сюда по делу, - сообщила она. - С посланием для тебя! Тебя просят поселиться на Ситуфе и возглавить школу. "Деревянным Крыльям" необходим сильный постоянный наставник, не похожий на тех, кто сменял друг друга последние шесть лет. Опытный, преданный делу, настоящий руководитель. Иными словами, ты, Марис. Тебя уважают, ты словно создана для этого, и мы все хотим видеть на этом месте только тебя. Марис вспомнилась Сина, скончавшаяся пятнадцать лет назад, какой она была в последние годы своей очень долгой жизни. Искалеченная, она стояла на скале летателей в "Деревянных Крыльях" и, надрывая голос до хрипоты, выкрикивала команды кружащим над ней молодым ученикам, стараясь привить им искусство полета, зная, что изуродованная нога и закрытый молочно-белым бельмом глаз навсегда лишили ее возможности подняться в небо. И так год за годом, до самой смерти. Как это можно вытерпеть? Марис пробрала дрожь, и она отчаянно замотала головой. - Марис? - В голосе С'Реллы прозвучала растерянность. - Но ты же всегда была горячей приверженкой "Деревянных Крыльев" - всей системы обучения. И ты можешь сделать еще так много... Что с тобой? Марис невыносимо хотелось закричать, но она произнесла очень мягко: - И ты спрашиваешь? - Но... - С'Релла беспомощно развела руками. - Чем ты можешь тут заняться? Марис, поверь, я понимаю, что тебя гнетет. Но ведь твоя жизнь не кончена. Я помню, как ты однажды мне сказала, что мы, летатели, - твоя семья. Но мы и остались твоей семьей! Глупо обрекать себя на изгнание. Вернись! Теперь ты нуждаешься в нас, а мы по-прежнему нуждаемся в тебе. "Деревянные Крылья" - твое законное место. Если бы не ты, школы вообще не существовало бы. Не бросай же ее теперь! - Ты не понимаешь! - пробормотала Марис. - И не можешь понять. Ты ведь летаешь! С'Релла взяла руку Марис и крепко сжала ее, хотя рука эта оставалась вялой и безжизненной. - Но я стараюсь понять, - сказала С'Релла. - Я знаю, как ты страдаешь. Поверь мне, с той секунды, как я услышала о твоем горе, меня не оставляет мысль, во что превратилась бы моя жизнь, случись такое со мной. Все мы думаем о неизбежном конце - рано или поздно каждый летатель расстается с крыльями. Иногда - из-за проигрыша на Состязаниях, иногда - из-за увечий, но чаще всего помехой становится возраст. - Я всегда думала, что умру, - прошептала Марис. - Я и представить себе не могла, что перестану летать и останусь жива. - Я знаю, - кивнула С'Релла. - Но раз уж случилось так, у тебя только один выход - приспособиться. - Так и есть. Я приспособилась. - Марис высвободила руку. - Я начала новую жизнь здесь. Если бы ты не прилетела... если бы я могла забыть... Лицо С'Реллы болезненно сморщилось, и Марис поняла, какие страдания причиняет подруге. Однако та покачала головой и решительно продолжила: - Забыть тебе не удастся. Это невозможно. И остается только жить дальше, делать то, что в твоих силах. Отправляйся в "Деревянные Крылья", учи молодых. Держись своих друзей. А здесь ты лишь притворяешься... - Ладно! Я притворяюсь, - зло сказала Марис, отошла к окну и слепо уставилась на мокрое зелено-бурое пятно, в которое сливался лес. - Притворяюсь, чтобы жить! Я не выдержу постоянных напоминаний о том, чего я лишилась. Когда я увидела тебя сегодня на пороге, то смотрела только на твои крылья и думала: "Если бы надеть их и улететь отсюда!" Мне казалось, я выбросила из головы такие мысли, казалось, я устроилась тут надежно. Я люблю Эвана и многому научилась, помогая ему. Я радовалась, что Колль гостит тут, и я познакомилась с его дочкой. А один взгляд на крылья перечеркивает напрочь все мои усилия. В комнате воцарилась тишина. Наконец Марис оторвалась от окна и посмотрела на С'Реллу. Лицо подруги блестело от слез, но выражало суровое неодобрение. - Ну хорошо, - сказала Марис со вздохом. - Объясни, в чем я не права. Поделись своим мнением. - Я думаю, - начала С'Релла, - что ты выбрала неверный путь и в конечном счете твое положение станет еще тяжелее. Ты не можешь отсечь свое прошлое, будто его вообще не было. В мире без летателей для тебя жизни нет. Конечно, ты можешь заниматься самообманом, прячась здесь, но тебе не забыть, что ты была летателем и остаешься им. Пока ты подменяешь жизнь существованием, ты ее избегаешь! Твое место в "Деревянных Крыльях", Марис! - Нет. Нет. Нет. С'Релла, я этого не вынесу. Возможно, ты права, но у меня нет сил терпеть боль. Я жива, и, чтобы жить дальше, мне необходимо забыть, чего я лишилась, иначе я сойду с ума. Ты не понимаешь... Видеть, как они летают надо мной, покоряя пространство, и знать, что мне уже никогда не полететь с ними... Нет, я не выдержу ежеминутного напоминания о своей потере. Не смогу. "Деревянные Крылья" без меня не погибнут. А мне дорога туда закрыта... - Она умолкла, дрожа от напряжения, страха, воспоминаний о своем горе. С'Релла встала, обняла ее и не отпускала, пока дрожь не утихла. - Хорошо, - ласково сказала она. - Не буду настаивать. У меня нет права вмешиваться в твою жизнь. Но... если ты передумаешь, если со временем посмотришь на вещи по-другому, помни, что это место всегда тебя ждет. Выбор за тобой. На следующий день Марис с Эваном встали спозаранку и все утро провозились с больным ворчливым стариком в лесной хижине, где он жил бобылем. Бари, которая проснулась с первыми лучами солнца, пошла следом за ними, потому что ее отец еще спал. И в отличие от них ей удалось вызвать улыбку на сумрачном лице старика. Марис обрадовалась - она чувствовала себя подавленно, и визгливые старческие жалобы только сильнее ее раздражали. Она еле сдерживалась, чтобы не накричать на него. - Можно подумать, он умирает! - сердито заметила Марис, когда они пустились в обратный путь. - Но ведь так и есть, - тоненьким голоском сказала Бари, глядя на нее с испугом, а потом посмотрела на Эвана, словно ища поддержки. Целитель кивнул. - Девочка права. Признаки налицо, Марис. Или все мои объяснения ты пропускала мимо ушей? Бари куда внимательнее, чем была ты в последнее время. Вряд ли он протянет больше трех месяцев. Почему я приготовил для него тесис, по-твоему? - Признаки? - растерянно и смущенно повторила Марис. Она легко запоминала объяснения, но применять новые знания на практике оказалось куда сложнее. - Он жаловался, что у него кости ноют, - вспомнила она. - По он же дряхлый старик, а у стариков часто... Эван досадливо фыркнул и спросил: - Бари, как ты узнала, что он умирает? - Пощупала его локти и колени, как ты мне показывал, - ответила девочка, гордясь доверием Эвана. - Они в твердых шишках. И под подбородком тоже, сквозь бороду видно. И кожа у него холодная. Это ведь волдырка? - Да, волдырка, - одобрительно ответил Эван. - Дети обычно выздоравливают после нее, а взрослые - никогда. - Я... я не заметила, - смущенно призналась Марис. - Да, похоже, - сказал Эван. Дальше они шли молча. Бари весело убежала вперед, а Марис вдруг ощутила бесконечную усталость. В воздухе уже ощущалось приближение весны. Марис, шагая рядом с Эваном и вдыхая полной грудью, чувствовала себя непривычно легко. В конце пути их ждала угрюмая крепость Правителя, но солнце поднималось в безоблачном небе, свежий воздух бодрил, а ветерок словно ласкал, пробираясь под плащ. В зеленовато-серых подушках мха и на черной земле между ними драгоценными камнями пестрели алые, голубые и желтые цветы. В ветвях порхали и пели птицы. Раннее утро в лесу - уже радость. Эван всю дорогу молчал, обдумывая послание, которое подняло их с постели ни свет ни заря. Гонец Правителя объявил, что целителя ждут в крепости. Он ничего не знал, кроме того, что кто-то покалечен и нуждается в помощи. Эван, еще окончательно не проснувшийся, не хотел вылезать из теплой постели и куда-то идти. Он покачал головой, на которой, точно перья, торчали седые вихры. - У Правителя ведь есть придворный целитель, - возразил он. - Почему бы не поручить это дело ему? Гонец совсем растерялся и ответил тихим, срывающимся голосом: - Целитель Рени арестован за измену... То есть по подозрению в измене. Эван выругался. - Безумие какое-то. Рени никогда бы... Ладно, малый, перестань кусать губы. Мы придем - моя помощница и я, - поглядим, что там приключилось. Очень скоро перед ними открылась узкая долина, и впереди замаячили массивные стены крепости. Марис поплотнее закуталась в плащ - в долине было заметно холоднее: весна еще не перевалила через горы. Ни цветы, ни яркие плети плюща не оживляли тусклые краски скал и лишайников, а птичьи трели сменились хриплыми криками чаек-мусорщиц. Стражник - пожилая женщина со шрамами на лице, ножом у пояса и луком за спиной, остановила их, едва они начали спускаться в долину. Затем придирчиво допросила, отобрала у Эвана сумку с инструментами, обыскала их обоих и только тогда проводила через две заставы в ворота крепости. Марис заметила, что по парапетам расхаживает больше часовых, чем обычно, а солдаты, упражнявшиеся во дворе, выглядели возбужденно и очень воинственно. Правитель встретил их в главном зале - совсем один, если не считать телохранителей сзади. Увидев Марис, он нахмурился и сердито прикрикнул на Эвана: - Я посылал за тобой, целитель, а не за этой бескрылой летуньей! - Марис теперь моя помощница, - спокойно ответил Эван. - Она уже не летатель! - Летатель всегда остается летателем, - пробурчал Правитель. - У нее полно друзей среди летателей, и она нам здесь не нужна. Осторожность... - Она помощница целителя, - перебил Эван. - Я ручаюсь за нее. Правила, обязательные для меня, обязательны и для нее. Мы не проболтаемся о том, что увидим здесь. Правитель продолжал хмуриться. Марис едва сдерживала ярость: как он смеет говорить о ней в таком тоне, будто она - пустое место! Наконец Правитель процедил: - Ну ладно, целитель, хоть не очень-то я верю этой истории про помощницу, но твое ручательство за нее приму. Только помни, если она проболтается, я повешу вас обоих. - Мы очень торопились сюда, - холодно произнес Эван. - Но, видно, причин для спешки не было. Правитель молча отвернулся, послал за новыми стражниками и ушел, не оглянувшись на Эвана и Марис. Стражники, молодые и вооруженные до зубов, повели их вниз по каменным ступеням в подземный ход, пробитый сквозь толщу скалы много ниже жилых помещений. Прикрепленные через длинные промежутки к стенам свечи отбрасывали неверный дрожащий свет. В низком тесном проходе пахло плесенью и дымом. Марис вдруг почувствовала, что стены и потолок наваливаются на нее, и в испуге схватила Эвана за руку. Наконец перед ними открылся поперечный проход с тяжелыми деревянными дверями по левой стене. Они остановились перед одной из них, и стражники вынули из скоб широкие засовы. За дверью оказалась тесная каморка с тощим тюфяком на полу и круглым окошком под потолком. К стене прислонилась молодая женщина с длинными белокурыми волосами. Губы у нее распухли, под глазом горел синяк, на одежде - засохшие следы крови. Марис не сразу узнала ее. - Тайя! - воскликнула она в растерянности. Стражники вышли, заложив снаружи засовы на двери, но предупредили, что останутся неподалеку и сразу же вернутся, если что-нибудь понадобится. Марис продолжала стоять как вкопанная, а Эван подошел к Тайе. - Что произошло? - спросил он. - Молодчики Правителя распустили руки, когда арестовывали меня, - ответила она своим спокойным ироничным голосом, словно речь шла не о ней. - Наверно, мне не стоило сопротивляться. - Где болит? - спросил Эван. Тайя поморщилась. - Вроде бы мне сломали ключицу и выбили зуб. Но в основном просто синяки. Кровь натекла из разбитой губы. - Марис, мою сумку! - распорядился Эван. Марис отдала ему сумку и поглядела на Тайю. - Но как он мог арестовать летателя? По какому праву? - По обвинению в измене, - ответила Тайя и охнула: Эван начал ощупывать ее ключицу. - Сядь, - сказал Эван, помогая ей опуститься на тюфяк. - Так тебе будет легче. - Он, наверно, рехнулся, - пробормотала Марис, и ей вспомнился рассказ про Сумасшедшего Правителя Кеннехата. Узнав о гибели сына в далеком краю, он обезумел от горя и приказал убить летателя, принесшего дурную весть. После этого летатели перестали посещать остров, и гордый, богатый Кеннехат разорился и опустел, а его название стало символизировать безумие и отчаяние. С тех пор ни один Правитель не смел и думать о том, чтобы прикасаться к летателю. До этого дня. Марис покачала головой. Она не могла поверить в то, что произошло. - Неужели он настолько обезумел, что вообразил, будто ответы его врагов, которые ты приносила, принадлежат тебе? Назвать это изменой уже само по себе преступление. Нет, он, конечно, сошел с ума. Ты ему неподвластна: он же знает, что летатели не подчиняются местным законам. Как равная ему, ты не можешь совершить измены. Что, ты по его словам, сделала? - Нет, он знает, что я сделала, - ответила Тайя. - И я не говорю, что меня арестовали без причины. Просто я не думала, что он узнает, и до сих пор не понимаю, как он смог пронюхать - я ведь была так осторожна! - Ее лицо болезненно исказилось. - И все напрасно. Война будет - такая же жестокая и кровавая, какой была бы без моего вмешательства! - Не понимаю. Тайя насмешливо улыбнулась. Ее темные глаза яростно блестели, несмотря на боль. - Не понимаешь? Я слышала, что в былые времена летатели доставляли послания, не понимая смысла слов, которые произносили. Но я-то понимала все - каждую угрозу, каждое заманчивое обещание, каждую попытку заключить военный союз. Я сама изменяла послания: сначала чуть-чуть смягчала, потом приносила ответы, которые должны были заставить Правителя отложить войну, которую он задумал, или вовсе от нее отказаться. И все шло хорошо... пока он не узнал, что я его обманываю. - Довольно, Тайя, - перебил Эван. - Пока помолчи. Я вправлю кость, и тебе будет очень больно. Сможешь ты лежать спокойно, или Марис тебя подержит? - Я буду умницей, целитель, - сказала Тайя с глубоким вздохом. Марис растерянно смотрела на нее, не в силах поверить услышанному. Тайя посягнула на главное - она исказила послание, которое ей доверили! Она вмешалась в политические дрязги, вместо того чтобы оставаться выше их, как положено летателям! Безумный поступок - арест летателя - уже не казался Марис таким безумным. Что еще оставалось Правителю? Понятно, почему его так встревожило ее появление. Когда другие летатели узнают... - Как собирается поступить с тобой Правитель? - спросила Марис. Впервые голос Тайи стал мрачным. - Обычная кара за измену - смерть. - Он не посмеет! - Не знаю... Я боялась, что он задумал запереть меня здесь, тайно убить и заткнуть рты стражникам, которые меня схватили. Тогда бы все решили, что я упала в море. Но при тебе, Марис, он не решится. Ты его изобличишь. - И нас с ней вздернут, как хулителей и изменников, - сказал Эван шутливо. И добавил серьезно: - Думаю, ты права, Тайя. Правитель не послал бы за мной, решив убить тебя тайком. Куда проще оставить тебя умирать тут. Чем больше людей узнает, что ты в темнице, тем опаснее для него. - По закону летателей Правитель не может судить летателя, - объявила Марис. - Он должен передать тебя на суд летателей. И тебя лишат крыльев... Ах, Тайя! Мне не приходилось слышать, чтобы летатель допустил подобное! - Ты возмущена, Марис? - Тайя улыбнулась. - Тебя ужасает лишь нарушение традиции, а к остальному ты равнодушна. Даже ты! Но ведь я всегда говорила, что ты не однокрылая. - По-твоему, это что-то меняет? - спросила Марис негромко. - Ты полагаешь, что однокрылые соберутся вокруг тебя и будут рукоплескать преступлению? Что тебе оставят крылья? Но какой Правитель захочет давать тебе поручения? - Правителям это не понравится, - согласилась Тайя. - Но не пора ли им понять, что они не могут командовать нами. У меня есть друзья среди однокрылых, и они согласны со мной. Правители забрали себе слишком много власти, особенно здесь, на Востоке. А по какому праву? По праву рождения? Прежде случайность решала, кому носить крылья, но ваш Совет изменил это. Так почему случайность должна решать, кому править? Ты и не представляешь, Марис, на что способны некоторые Правители. На Западе все по-другому, и тебе трудно это понять, как и остальным летателям, получившим крылья по праву рождения. Но для однокрылых все складывается иначе. Мы ведь растем, как и прочие бескрылые, ничем от них не отличаясь, и, когда выигрываем крылья, Правители продолжают видеть в нас своих подданных. Наши крылья требуют, чтобы они уважали нас, как равных себе, но уважение это преходяще. На любых состязаниях мы можем лишиться крыльев и вновь стать бесправными и бессильными. Тайя немного помолчала, потом продолжила: - На Востоке, на Углях, почти всюду на Юге и даже на кое-каких островах Запада - везде, где Правители наследуют власть по праву рождения, они уважают летателей, унаследовавших крылья. А к тем из нас, кто заслужил свои крылья в упорной борьбе, они испытывают презрение, хотя и прячут его. Они обращаются с нами как с равными только для вида, а на самом деле все время пытаются подчинить нас, купить или продать, властвовать над нами, гонять с посланиями, будто мы - стая дрессированных птиц. Ну так мой поступок встряхнет их, заставит задуматься. Мы им не слуги и больше не будем смиряться и доставлять дурные послания - смертные приговоры и требования, разжигающие войны, которые грозят гибелью нашим семьям, друзьям и всем мирным людям! - Но ты не имеешь права выбирать, - перебила Марис. - Летатель не отвечает за содержание послания. - Они внушали это себе веками - возразила Тайя, гневно сверкнув глазами. - А однокрылый отвечает - не может не отвечать! У меня же есть разум, сердце, совесть, и я не притворяюсь, будто лишена их! "Но ко мне это теперь никакого отношения не имеет!" - внезапно подумала Марис, словно ее окатили холодной водой. Убежденность угасла, осталась только горечь. Ей незачем спорить о правах и обязанностях летателей! Она больше не летатель. Марис посмотрел на Эвана. - Если ты все сделал, нам лучше уйти, - сказала она угрюмо. Он положил ладонь ей на плечо, кивнул, и взглянул на Тайю. - Перелом простой и должен быстро срастись. Только дай руке покой, следи, чтобы повязка не сместилась. Тайя криво усмехнулась, показав темные зубы. - Например, не пытаться сбежать? А я об этом и не думаю. Но ты и Правителю на всякий случай это объясни, чтобы его стражники не взялись растирать меня дубинками. Эван постучал в дверь, и сразу же раздался скрип тяжелых засовов. - Прощай, Марис! - сказала Тайя. Марис шагнула за порог, но замешкалась и обернулась. - Не думаю, что Правитель решится судить тебя сам, - сказала она убежденно. - Он обязан передать тебя на суд летателей. Но не рассчитывай на их милосердие, Тайя. Твоя вина слишком велика и касается слишком многих людей... Точнее, всех! Тайя пристально на нее посмотрела. - Как и то, что сделала ты, Марис. И мир, по-моему, готов для новых перемен. Я знаю, что поступила правильно, хотя и потерпела неудачу. - Возможно, мир и готов для новых перемен, - ровным голосом сказала Марис. - Но таким ли способом это нужно делать? Ты просто подменила угрозы ложью. Неужели ты правда веришь, будто летатели благороднее и мудрее Правителей? И могут с полной ответственностью решать, какие послания доставлять, а какие нет? Тайя бросила на нее упрямый взгляд. - Я и теперь поступила бы так же, - сказала она. На обратном пути туннель показался короче. Правитель снова ждал в том же холодном зале и, едва они появилась, впился в них глазами, словно ища признаков гнева или страха. - Крайне неприятный случай, - начал он. - У нее сломана ключица, - сообщил Эван, - но, если не считать синяков, это все. Ей нужен покой и здоровая пища, тогда она поправится быстро. - О ней здесь будут хорошо заботиться, - сказал Правитель, глядя на Марис. - Я отправил Джема оповестить всех о ее аресте. Неблагодарная задача - ведь у летателей нет ни главы, ни настоящей организации. Это для них чересчур просто! Нет, весть должна быть доставлена каждому по отдельности, кого удастся отыскать. А это требует времени. Но сделано будет. Джем много лет летает для меня, а его мать летала для моего отца. Хотя бы на него я могу положиться! - Значит, ты намерен передать Тайю на суд летателей? - спросила Марис. Губы Правителя судорожно задергались, он посмотрел на Эвана, старательно не замечая Марис. - Я предполагаю, что летатели захотят прислать своего представителя - чтобы от их имени осудить Тайю, просить о милосердии, указать на смягчающие обстоятельства. Но преступление нанесло урон мне... то есть Тайосу, а в подобном случае право судить и назначать кару принадлежит только Правителю. Ты согласен? - Я ничего не знаю о законах и правах Правителей, - тихо ответил Эван. - Мне известны лишь способы врачевания. Его пальцы предостерегающе сжали локоть Марис, и она промолчала. Это далось ей нелегко: много лет она откровенно говорила все, что думала. Правитель злорадно улыбнулся Эвану. - Так, может быть, ты не прочь пополнить свои познания? Приглашаю тебя с помощницей отужинать у меня, а после поприсутствовать на весьма поучительном зрелище: на закате будет повешен предатель - целитель Рени. - За какое преступление? - За измену, я же сказал. У этого Рени есть родня на Трейне, и его часто видели в обществе летателя-предательницы. Доказано даже, что он сожительствовал с ней и к тому же был ее сообщником. Так вы останетесь посмотреть, какая судьба ждет тех, кто меня предает? К горлу Марис подступила тошнота. - Нет, пожалуй, - ответил Эван. - С твоего разрешения, нам пора возвращаться. Эван и Марис шли молча, пока сопровождавший их стражник не повернул назад. Когда, наконец, опасность, что их подслушают, миновала, Эван сказал со вздохом: - Бедный Рени! - Бедная Тайя! - воскликнула Марис. - Он ведь намерен повесить и ее. Конечно, она виновата, но это слишком. Не знаю, что сделают летатели, но подобного они не потерпят! Правителю неподвластны летатели! - Может быть, этого не случится, - сказал Эван. - Беднягу Рени ждет смерть, тут нет сомнений. Скорее всего Правитель удовлетворится его казнью - он кровожаден, но не безумен. Он, конечно, понимает, что должен выдать Тайю летателям и покарать ее могут только они. - Что бы ни произошло с Тайей, меня это не касается, - вздохнула Марис. - После сорока лет полетов трудно избавиться от привычки чувствовать себя летателем. Но я теперь бескрылая, и судьба Тайн не должна меня волновать. Эван обнял ее и привлек к себе. - Марис, никто не требует, чтобы ты забыла о том, как была летателем, и перестала ощущать свою связь с ними. - Знаю, - ответила Марис. - Никто, кроме меня самой. Но по-другому не получится, Эван. Я должна все забыть, иначе не смогу жить дальше. В молодости легенда о Деревянных Крыльях казалась мне такой романтичной! Я верила, что нет ничего важнее мечты, что стоит только очень сильно желать чего-то, и оно непременно сбудется. Мне и в голову не приходило задуматься, что произошло бы с Деревянными Крыльями, если бы его спасли из морской пучины и он остался жив. Если бы его подобрали, когда он качался на волнах на своих дурацких деревянных крыльях, и отвезли к бескрылым родным и друзьям, как бы он жил с разбитой мечтой? На какие уступки ему пришлось бы пойти? - Она вздохнула и прислонила голову к плечу Эвана. - Я долго была летателем - гораздо дольше многих. Мне следовало бы находить в этом удовлетворение, но я не могу, как ни жаль. Кое в чем я осталась ребенком, Эван. Я так и не научилась смиряться с разочарованиями - я верила, что всегда отыщется способ добиться желаемого, не отказавшись, не уступив. Так тяжко, Эван! - Взрослеть всегда трудно, - ответил он. - Выздоровление требует времени. Терпение, Марис. Колль и Бари отправились дальше. Они решили еще раз обойти Тайос прежде, чем поплыть на другие Восточные острова. Колль заверил сестру и Эвана, что скоро они их снова навестят, но Марис не сомневалась, что в круговороте дел одно будет цепляться за другое, и пройдут не месяцы, а годы до их следующей встречи с Коллем или его дочерью. Однако они вернулись через несколько дней. Колль был в ярости. - Чтобы уехать с этого Богом забытого островишки, нужно разрешение Правителя! - закричал он, едва Марис удивленно поздоровалась с ними. - Время опасное, а певцы - потенциальные шпионы! Бари робко выглянула из-за широкой отцовской спины и бросилась обнимать Марис и Эвана. - Я рада, что мы вернулись, - шепнула она. - Значит, Трейну объявлена война? - спросил Эван. Он улыбнулся Бари, но лицо его помрачнело. Колль рухнул в кресло у очага. - Не знаю, война это уже или не война, - сказал он. - Но на улицах болтают, что Правитель отправил три военных корабля, битком набитых стражниками, захватить рудник. - Он пощипывал струны гитары, терзая слушателей какофонией звуков. - А в ожидании исхода этого милого предприятия приехать на Тайос или покинуть его можно только по личному специальному разрешению Правителя. Торговцы в бешенстве, но возражать боятся. - Колль насупился. - Подожди, дай только мне убраться отсюда, и я сложу балладу, которая поджарит уши Правителя Тайоса, когда он ее услышит! А услышит он ее обязательно! - Ты говорить прямо как Баррион! - Марис засмеялась. - Он всегда утверждал, что на самом деле всем правят певцы! Колль невольно улыбнулся, но Эван продолжал хмуриться. - Никакая песня не залечит раны и не воскресит мертвых, - произнес он. - Если война вот-вот вспыхнет, нам следует покинуть лес и отправиться в Порт-Тайос. Туда привезут раненых - всех, кто выдержит плавание. Я буду нужен им. - Улицы Порт-Тайоса сейчас просто обезумели от всяческих слухов и мрачных историй, - сказал Колль. - В городе неладно. Правитель повесил своего целителя, и люди боятся нос сунуть в крепость. Скоро что-то начнется, и не только на Трейне. - Он посмотрел на Марис. - Что-то зреет и среди летателей. Я насчитал над проливом не меньше десятка крыльев: кто-то прилетал, кто-то улетал. Сначала я решил, что они доставляют военные сводки и приказы, но в "Голове сциллы" я выпил с кожевницей кружку-другую, и она поведала мне иное. Ее сестра - стражник, и она проболталась, что недавно арестовала летателя. Правитель вздумал судить летателя за измену! Представляешь? - Да, - сказала Марис. - Это так. - Что? - Колль растерянно заморгал. - Э... Я бы выпил чая. - Сейчас заварю. - Эван направился к очагу. - Продолжай же! - потребовала Марис. - Какие еще слухи? - Но ты вроде бы знаешь больше меня про этот арест. Я просто поверить не мог. А что тебе известно? Марис замялась. - Нас предупредили, чтобы мы об этом не рассказывали. Струны гитары возмущенно зазвенели под пальцами Колля. - Я твой брат, черт подери. Пусть я и певец, но молчать умею. Выкладывай! И Марис рассказала ему, как их вызывали в крепость. - Теперь многое становится понятно! - заметил Колль, когда Марис закончила. - В городе про это тоже говорят. Даже стражники пробалтываются, и тайны Правителя хранятся совсем не так: строго, как он воображает! Я и представить не мог, что это правда. Неудивительно, что над островом кружит столько летателей! Пусть-ка Правитель попробует помешать им прилетать и улетать! - Он ухмыльнулся во весь рот. - Ну а другие слухи? - опять потребовала Марис. - Да-да! Ты знала, что на Тайосе побывал Вэл-Однокрылый? - Вэл? Здесь? - Он уже улетел. Мне сказали, что прилетал он совсем недавно, абсолютно вымотанный, как бывает после длинного перелета. С ним было не то пять, не то шесть летателей. - А какие-нибудь еще имена ты слышал? - Только Вэла. Его же все знают! Но других мне описали: коренастая женщина с Юга с седыми волосами, чернобородый великан с ожерельем из зубов сциллы, остальные с Запада. Среди них двое, похожих как две капли воды. - Деймен и Атен, - пробормотала Марис. - А остальных я с твоих слов не узнала. - Зато я узнал, - объявил Эван, входя с чашками горячего чая и толстыми ломтями хлеба на подносе. - Во всяком случае одного. Мужчина с ожерельем - это Катинн с Ломаррона. Он часто бывает на Тайосе. - Ну конечно! - воскликнула Марис. - Катинн. Самый уважаемый среди Восточных однокрылых. - А еще что-нибудь? - спросил Эван. Колль отложил гитару и подул на дымящийся чай. - Мне сказали, что Вэл прибыл как представитель летателей, чтобы убедить Правителя освободить эту женщину, Тайю, из темницы. - Выдумка, - заметила Марис. - Вэл не представляет летателей. Все, кого ты назвал, - однокрылые. Старинные семьи, ретрограды, все еще ненавидят Вэла. И ни за что не позволили бы ему говорить от их имени. - Я и это слышал, - сказал Колль. - Во всяком случае, Вэл вроде бы предложил созвать суд летателей, чтобы рассмотреть дело Тайи. И он не возражал, чтобы Правитель держал Тайю в темнице, пока... - Да-да! - нетерпеливо перебила Марис. - Но что сказал Правитель? Колль пожал плечами. - Одни говорят, что он держался холодно и спокойно, другие утверждают, будто они с Вэлом ссорились и кричали друг на друга. Но как бы то ни было, Правитель настоял на рассмотрении дела в собственном суде и личном вынесении приговора. Поговаривают, правда, что он его уже вынес. - Значит, бедняги Рени ему мало, - пробормотал Эван. - Правителю нужна еще одна смерть, чтобы удовлетворить свою гордость. - А как отреагировал Вэл? - спросила Марис. Колль отхлебнул чаю. - Насколько я узнал, Вэл улетел сразу после разговора с Правителем. Говорят даже, что однокрылые задумали напасть на крепость и освободить Тайю. И еще говорят, что Вэл созовет Совет Летателей, чтобы наложить запрет на Тайос. - Понятно, почему люди так напуганы, - отозвался Эван. - Не мешало бы и летателям испугаться, - заметил Колль. - Местные жители озлоблены на них. В харчевне у северного обрыва мои соседи толковали о том, что летатели всегда тайно управляли Гаванью Ветров, решали судьбы островов и отдельных людей с помощью посланий, которые доставляли, и лжи, которую придумывали. - Что за чепуха! - вспылила Марис. - Как они могут верить такому? - Неважно, как, - ответил Колль. - Важно, что верят. Я ведь сын летателя, и меня воспитывали, как летателя, пусть я им и не стал. Я знаю традиции летателей, узы которые их связывают, то, как они чувствуют себя особой кастой. Но я знаю также, что и люди, которых летатели без разбора называют бескрылыми, будто они все одинаковые, тоже объединяются в одну большую семью. Он поставил кружку и снова взял гитару, словно она придавала ему больше красноречия. - Ты же знаешь, как пренебрежительно летатели относятся к бескрылым, Марис, - сказал он. - Но, думается, ты плохо представляешь себе, какую неприязнь вызывают летатели у бескрылых! - У меня есть бескрылые друзья, - возразила Марис. - И все однокрылые сначала были бескрылыми. Колль вздохнул. - Не спорю, есть верные поклонники летателей. Служители, посвятившие всю жизнь заботам о них, детишки, мечтающие прикоснуться к крыльям, прихлебатели, высшая радость для которых - заманить летателя в постель и хотя бы так приобщиться к его славе. Но есть и другие бескрылые, Марис, которые злы на Летателей и не ищут дружбы с ними. - Я знаю, что все далеко не так просто. Я не забыла враждебности, с какой мы столкнулись, когда Вэл завоевал крылья. Угрозы, побои, отчужденность. Но теперь, когда не право рождения решает, кому быть летателем, все должно измениться к лучшему! - А изменилось к худшему. - Колль покачал головой. - В былые времена, когда летателями становились по праву рождения, многие люди верили в их избранность. На многих Южных островах летатели составляют касту жрецов, благословенную их Отцом Небесным. На Артелии они - принцы. Как Правители Востока наследуют родительскую власть, так летатели наследовали крылья. Но теперь уже никто не верит в божественное происхождение летателей. И возникают новые вопросы. Почему чумазый соседский мальчишка, с которым я вместе рос, вдруг стал такой важной персоной? Благодаря чему приятель моих детских игр вдруг обрел волю, власть и богатство летателя? Однокрылые летатели не так обособлены, как прирожденные, - они знаются со сверстниками, вмешиваются в конфликты, не порывают окончательно с политикой родного острова, сохраняют местные интересы. Это порождает неприязнь к ним. - Двадцать лет назад никакой Правитель не посмел бы арестовать летателя, - задумчиво произнес Эван. - Но посмел бы двадцать лет назад самый дерзкий летатель исказить послание? - Конечно нет! - отрезала Марис. - Но многие ли этому поверят? - заметил Колль. - Раз такое случилось, значит, и прежде так бывало! Фермеры, чей разговор я случайно подслушал, убеждены, что летатели всегда перекраивали послания по-своему. Судя по тому, что я узнал, на Правителя Тайоса начинают смотреть, как на героя, который вскрыл обман! - Как на героя? - с отвращением повторил Эван. - Одна ложь во имя благой цели не может все настолько изменить! - упрямо возразила Марис. - Верно, - согласился Колль. - Изменения происходили непрерывно. И виновата в этом ты. - Я?! Никакого отношения к этому я не имею! - Неужели? - Колль иронично улыбнулся. - А ты подумай! Баррион часто рассказывал мне одну историю, сестрица. О том, как вы с ним болтались в лодке, выжидая случая украсть твои крылья у Корма, чтобы ты могла созвать Совет. Помнишь? - Да! - Так вот, он говорил, что вам тогда пришлось долго ждать, пока Корм не ушел из дома, и у него, Барриона, было время поразмыслить над тем, что вы с ним задумали. Он сказал, что чистил ногти кинжалом и вдруг подумал, не ударить ли этим кинжалом тебя? "Это избавило бы Гавань Ветров от многих смут", - уверял он. Потому что твоя победа сулила перемены, каких ты и не представляла, обрекая на страдание не одно поколение. Баррион был от тебя без ума, Марис, но считал тебя простодушной. "В середине песни нельзя изменить ни единой ноты! - толковал он мне. - Стоит один раз исправить, как понадобятся еще и еще поправки, пока ты не переделаешь всю песню. Ведь одно неразрывно связано с другим, понимаешь?" - Так почему он помог мне? - Баррион был вечным смутьяном, - ответил Колль. - Думаю, он хотел переделать всю песню, сделать ее лучше! - Он лукаво улыбнулся. - К тому же он терпеть не мог Корма! Миновала неделя, и Колль решил сходить в Порт-Тайос узнать новости, которых всегда было в изобилии в харчевнях и порту, где он пел. - Может, загляну даже в крепость Правителя, - сказал он небрежно. - Я сложил о нем песню, и мне очень хочется посмотреть, какую мину он скорчит, когда ее услышит. - И думать не смей! - сердито сказала Марис. Он ухмыльнулся. - Я еще в своем уме, сестрица. Но если Правитель ценит хорошее пение, побывать там стоит. Вдруг да и узнаю что-нибудь полезное... А ты пока присмотри за Бари. Два дня спустя виноторговец явился к Эвану с больным - огромным черным лохматым псом, который вместе с другим таким же тащил деревянную тележку с бурдюками из деревни в деревню. Беднягу помял кло