ошу. - Он достал из шкатулки новую сигару и начал вертеть ее меж пальцев. - На мой взгляд, мы приближаемся к поворотному моменту в истории изгнания. Разгром Финии был только увертюрой. В преддверии грядущих бурь людям следует держаться друг друга, ты не находишь? Он взял со стола щипчики, аккуратно отхватил кончик сигары, затем, все так же улыбаясь, через стол бросил маленькую блестящую вещицу Эйкену. Пройдоха на лету поймал щипчики и невысказанную мысль Гомнола. Внимательно разглядел изящное приспособление и прочел выгравированные на металле буквы: ЗОЛИНГЕН - НЕРЖАВЕЮЩАЯ СТАЛЬ. 11 Герт с угрюмым видом вошел в кают-компанию. - Ханси говорит, скоро опять начнутся пороги. Быстрей приводите лоцмана в чувство. Амери опустилась на колени перед лежащей навзничь фигурой. - Да-да, еще пять минут. Вождь Бурке взял человека за одну руку, Фелиция - за другую. Уве и Бэзил схватили его за ноги. - Три-четыре! - скомандовала монахиня и приготовила шприц. Монитор, закрепленный на лбу лоцмана, начал менять цвет на всех четырех экранах. Свинцово-серые с красными прожилками глаза приоткрылись. - О Господи! - простонал лоцман, еле шевеля опухшими губами. Затем он пронзительно вскрикнул, как от физической боли, и начал так бешено извиваться на полу, что все четверо его еле удерживали. - О-ох! Паскуды, сукины дети, окаянные, что ж вы со мной сотворили? Где ж он, мать вашу так, сняли, спилили?! Да чтоб вам, сволочам, пусто было! Ох, бедный я, бедный! Слезы градом катились по грубому лицу лоцмана. Он выл, словно раненый зверь, а Амери сокрушенно наблюдала за тем, как монитор снова меняет цвет, белея под действием гнева. Простая, опрятная зеленая туника худого седовласого человека была заляпана кровью и рвотной массой, после всех мук, что он претерпел от похитителей. На загорелой шее, там, где был серый торквес, выделялась полоска светлой кожи. Они два дня плыли по реке, и уже в шестой раз им приходилось прибегать к помощи лоцмана. На гладких участках Роны Герт и Ханси и сами справлялись, но пороги и мели мог преодолеть только опытный кормчий. Всякий раз, как они будили своего пленника, крики его становились все отчаяннее. Среди жителей Финии лишь у единиц наблюдались такие тяжелые симптомы при потере торквеса, причем всех их на самой болезненной начальной стадии тщательно усыпляли. Но лоцман не мог все время оставаться спящим. - Ради всего святого, - молил вождь Бурке, - дайте ему чем-нибудь по башке! - Нет, - возразила Амери, - он должен как следует усвоить первый укол. Не видишь, он уже на грани помешательства! Взгляни на монитор - какие низкие параметры жизненно важных функций... Фелиция! Проникни в его мозг! Вопли человека перешли в клекот. Монахиня повернула его голову так, чтобы он мог отхаркнуть сгустки желчи. Глаза Фелиции затуманились, на лбу выступил пот. Ярость лоцмана под действием наркотика и принудительной силы девушки стала снижаться. Цвет монитора опять изменился. - Хорошо, - отметила Амери. Она помассировала место укола, и лоцман совсем обмяк. - Как только увидишь, что лекарство подействовало, оставь его в покое, - велела Фелиции монахиня. - Черт, ну и бешеный! - Спортсменка выпустила его руку, и та безвольно повисла. Бурке и Бэзил подняли одурманенного моряка на ноги. - Он выживет? - тихо спросил Уве. - Что у него там, а, малышка? - Я могу только применить к нему принуждение, - отозвалась Фелиция. - Целитель из меня аховый. Бедняге необходим основательный ремонт верхних участков мозга, а я этого не умею. Если он еще не полностью свихнулся, то очень близок к этому. - Пороги! - крикнула Ванда Йо, висевшая на мачте, точно обезьяна. Халид, хромая, подошел и помог ей спуститься. - Не стойте там! - предупредил их Бурке. - Всем пристегнуться и проверить надежность ремней. Давай, Фелиция! Вдвоем они втащили еле живого лоцмана в рубку и усадили за штурвал. Себя девушка прикрутила к соседнему креслу альпинистской обвязкой Бэзила. - Все по местам, живо! - скомандовала она. - Я сама займусь этой птицей. Надеюсь, по крайней мере на прямых участках моего психокинеза хватит, чтобы удержать шхуну. Остальные бросились на корму. Едва судно вошло в ущелье, страшный рев наполнил пространство, отражаясь от отвесных стенок, тянувшихся вверх метров на шестьсот. Хотя до вечера было еще далеко, но скальный коридор, где кипела Рона, все ускоряя свой бег, обволакивали сумерки. Из скважин в черных громадах фонтаном вылетали брызги, замутняя видимость. "Слушай меня, Гарри, ты должен провести судно через пороги, это твое дело, Гарри, ты понял, только ты можешь с ним справиться, ведь ты хороший лоцман, Гарри, лучший в мире лоцман, для такого морского волка какие-то пороги - пустяк, так что давай, выводи свою посудину, Гарри, вперед..." Налитые кровью глаза сузились. Лоцман резко вывернул штурвал вправо, и судно, обогнув очередное препятствие, понеслось прямо на стену ущелья. Но в последний момент Гарри выровнял ход и точно послал шхуну меж двух колоссальных желтых валов, вздыбившихся над водой подобно китовым хребтам. Потом они зигзагом прошли еще одну гряду скал и пенистых волн; сразу за поворотом ущелье расширилось и поверхность воды казалась необычно гладкой. Лишь в последний момент Фелиция разглядела, что река обрывается водопадом в молочную муть. На мгновение паника охватила девушку, пока она не отыскала взглядом среди клубящейся пены относительно безопасный боковой коридор. Однако было уже слишком поздно - лоцман вырвался из ее умственных тисков. Шхуна скользнула на гребень водопада, завертелась и полетела вверх тормашками с огромного трамплина в желтую бурлящую бездну. Гарри истерически захохотал, но всем было уже не до него. Фелиция бросила все свои психокинетические силы, чтобы развернуть судно, застрявшее в расщелине подводных скал у подножия водопада. Когда наконец ей удалось освободить судно и они полетели вперед по быстрине, девушка попыталась снова обуздать Гарри... Но - Боже! - прямо у них перед носом выросла каменная преграда, и обойти ее не было уже никакой возможности. Судно со всего размаху врезалось в неровный монолит, через пробоину в борту хлынула вода, но тем не менее они как-то вырулили и даже успешно прошли банку в том месте, где Рона поворачивала на пятьдесят градусов. Наконец течение стало плавным и спокойным; впереди река расстилалась двухкилометровой лентой меж пологих берегов. Лоцман продолжал хохотать. Фелиция оборвала привязные ремни, подскочила к нему и отвесила такую оплеуху, что он снова едва не отдал Богу душу. - Ну ты, бестолочь! Меркнущее сознание кормчего бросило ей дерзкий вызов сквозь пелену боли и маниакального триумфа: что, струсила, змея подколодная, показал я тебе, где раки зимуют? Вслух он завыл и сплюнул кровь с прикушенного языка. Ханси и Герт, шатаясь, подошли к штурвалу. - Черт, пробоина! - воскликнул Ханси, заметив треснувший борт. - Ничего, заделаем, - успокоил его приятель. - Инструменты есть, доски тоже. Герт сел к штурвалу; Фелиция и Ханси поддерживали обмякшее тело кормчего. - А как все вышло, детка? - спросил Ханси. - Он что, сознание потерял? - Это ваша покорная слуга потеряла сознание! - огрызнулась Фелиция. - Я слишком поздно заметила водопад и ослабила контроль. А он только того и ждал, чертов ублюдок! - Не казнись, могло быть хуже. От таких порогов самого Чингисхана в дрожь бросило бы. Вождь краснокожих с посеревшим лицом прислонился к двери рубки. - Н-да, считай, дешево отделались. - В борту пробоина, - сообщила ему Фелиция. - На ходу ее не заделаешь, придется бросить где-нибудь якорь. И вплотную заняться морским волком, а то, чего доброго, утащит нас на дно. - Не говори! Вдвоем они поволокли лоцмана в каюту, без лишних церемоний швырнули на койку. Девушка в изнеможении опустилась на скамью и закрыла глаза. Гарри ругался и нес околесицу, пока Бурке и Бэзил не скрутили его и не вставили в рот кляп. Шхуна причалила к поросшему ивняком левому берегу. Под шатром пронизанных солнцем ветвей оказался маленький песчаный пляж. - Ничего себе приключеньице, - заметил Уве. - Я уж думал, из нас получится омлет. - Фелиция отвлеклась, - объяснил Бурке. Девушка рывком вскочила; карие глаза ее дико сверкали. - Да, отвлеклась! А еще струсила! У неустрашимой Фелиции поджилки затряслись! Ну, суди меня теперь по законам своего племени! Амери, подойдя, обняла ее за плечи. - Жаворонок и не думал тебя винить. Лоцман все время вел себя послушно, не могла же ты предвидеть, какой фортель он выкинет под конец. У тебя нервы на пределе, поди-ка поборись весь день с таким бурным течением! Просто чудо, что с нами ничего не случилось. - По крайней мере, психокинез меня не подвел, - смягчилась Фелиция. - Но проклятые принудительные функции требуют чересчур большого эмоционального напряжения. Наверное, мы просчитались, спилив ему торквес. Не зря же тану выдумали эти цепочки наслаждения - боли. Серый наверняка бы не доставил нам стольких хлопот. - Но ты сама говорила, что еще не умеешь работать с носителями торквесов, - напомнил Халид. - А если бы он предупредил своих по телепатической связи? Вдоль берега идет Большая Южная дорога, на реке тоже полно тану, а с окрестных полей его могли бы услышать серебряные. Ванда Йо окинула взглядом прибрежные заросли. - По-вашему, здесь безопасно? - Будем надеяться, - произнес Ханси, выглядывая из рубки. - Нельзя продолжать путь, пока мы не обшарим посудину вдоль и поперек. Могут быть и другие повреждения. - Он принялся внимательно рассматривать пробоину. Из кустов с шумом вспорхнула стая уток. - Пожалуй, надо подстрелить парочку на ужин, - сказал Бэзил. - Обед-то мы весь уже растрясли. - Вот именно, - согласилась Амери, - давайте подкрепимся и отдохнем, чтобы во всеоружии встретить завтрашний день... Кстати, что он нам сулит? - Мы уже прошли шесть порожистых участков, - доложил Халид. - Осталось только одно опасное место непосредственно перед Провансальским озером. Сам я там не был, но, говорят, быстрина под названием Донзер-Мондрагон стоит всех остальных. - Час от часу не легче! - простонала Фелиция. - После озера уже начинается Глиссада - спуск в Средиземноморский бассейн. Он довольно крутой, но нетрудный. Думаю, Герт и Ханси его одолеют. А вот завтра придется в последний раз положиться на лоцмана. Все обернулись к связанному Гарри. Волосы его поднимались дыбом и закручивались в бесовские спиральки. Глаза вылезли из орбит, видно, он силился выплюнуть кляп. Амери вздохнула и потянулась за своим чемоданчиком. - Бедняга! - Это мы бедняги, - возразила Фелиция. Примерно в полукилометре вниз по течению от заводи, где стала на причал шхуна, находился большой скалистый выступ, поросший кустами тамариска и акации. На нем-то и было решено выставить дозор до темноты, на случай если какое-нибудь судно вздумает пристать к этому берегу. Солнце село, и воздух становился прохладным, когда пришел черед Амери дежурить. Она радовалась возможности хоть ненадолго уединиться и отдохнуть от всех, особенно от проклятого лоцмана, чей жизненный тонус под влиянием введенных внутривенно седативных препаратов несколько стабилизировался. Под загорающимися в небе звездами монахиня творила вечерние молитвы. Тишина нарушалась только жужжанием ночных насекомых, бульканьем воды у подножия скал да писком цапель, выискивающих себе ужин на мелководье. На противоположной стороне залива темнели холмы. За ними, похоже, раскинулись плантации, но огней отсюда не было видно. За время дозора Амери по реке не прошло ни одного судна - ночью Рона считалась несудоходной. Однако неявку Гарри к месту обычной стоянки могли заметить, потому им следовало быть начеку. Даже самые легкомысленные из их группы признавали, что чем ближе к столице, тем больше подозрений может вызвать у других навигаторов непонятное отсутствие старого лоцмана. Все суда на Роне имели опознавательные знаки. Шхуна Гарри была стандартной формы, но отличалась тем, что по всему серебристому корпусу шла ярко-зеленая полоса, а на носу и на корме выделялись крупные буквы названия - "Гремучая Завеса". Наверное, следовало как-то замаскироваться. Вначале они надеялись, что лоцман согласится с ними и с комфортом доставит в Мюрию, а теперь было уже поздно. Встречаясь с другими судами, они подавали приветственные сигналы, надеясь, что отсутствие телепатической связи, принятой между лоцманами, останется незамеченным в горячий сезон Перемирия. Снизу донесся шорох. - Это я, - негромко произнесла Фелиция и вскарабкалась на большой валун. - Опять надоедать тебе пришла. - На реке ни души - одни птицы. А что в лагере? - Если ты о своем пациенте, то он чувствует себя прекрасно. Шхуна полностью отреставрирована. Герт и Ханси с сознанием выполненного долга удалились в кусты. Ванда Йо тоже блаженствует, хотя на нее польстился только Уве. По-моему, это акт огромного милосердия со стороны бородатого ворчуна. Фелиция, скрестив ноги, уселась рядом с монахиней. Амери никак не отреагировала на ее скабрезные остроты. - Дивная ночь, правда? Ночи в плиоцене просто чудо пиротехники. Должно быть, зимой у них сезон дождей, зато сейчас такая благодать - самое время для войны. Амери промолчала. - Представляешь, как запрыгают гуманоиды, когда мы разрушим фабрику и закроем врата времени? - продолжала Фелиция. - Наконец-то нам удалось нащупать их ахиллесову пяту и досыта накормить угнетателей железом. А на будущее у меня появилась еще одна идейка, я пока держу ее в секрете... С помощью Элизабет мы склоним на свою сторону как можно больше серебряных, наденем захваченные на фабрике золотые торквесы и создадим человеческую гвардию, которая будет противостоять их Летучей Охоте. Металюди против метагуманоидов! Со временем мы завоюем все королевство! И опять Амери не проронила ни слова. Фелиция придвинулась к ней ближе. - Не одобряешь! Наши действия противоречат твоей христианской этике, да? По-твоему, мы должны добиваться свободы путем переговоров. Благословенный разум! Братская любовь!.. Скажи, отчего ты избегаешь меня, Амери? По-твоему, я такое же чудовище, как все остальные? Монахиня повернулась к ней. В ее добрых глазах отражался свет звезд. - Я знаю, что у тебя на уме, Фелиция. Выброси из головы эти мысли, ради Бога! Я ведь уже объясняла, почему не могу тебе помочь. Конечно, ты расстроена и нуждаешься в утешении: сперва не поспела к драке в Финии, теперь еще один прокол с беднягой лоцманом... Но не пытайся использовать меня для удовлетворения своих низменных страстей. У меня свои убеждения, в которых нет места насилию и сексу. Я не призываю тебя их разделять, но уважать меня ты обязана. У Фелиции вырвался нервный смешок. Она сидела неподвижно, ее загорелое лицо доставляло странный контраст с ореолом светлых волос. - Только не заводи опять свою песню о братской любви! Я сыта по горло твоими душеспасительными речами. Одно время мне казалось, что я тебе небезразлична... Монахиня обхватила рукой худенькие голые плечи. - Ты дерзкая девчонка! Ну конечно, я люблю тебя, иначе не пошла бы с вами! - Тогда почему? Почему? - Фелиция на миг повысила голос и принудительное давление. Монахиня с криком отшатнулась. - О, прости, Амери! Прости! Я больше не буду, честное слово! Не смотри на меня и _н_е д_у_м_а_й_ обо мне так! - Светлая головка поникла. - Ну почему?.. Разве грех мечтать о крупице счастья и тепла? Может, завтра мы умрем, и все будет кончено. - Я в это не верю, Фелиция. Умрем мы или останемся живы, я не верю, что все будет кончено. Вот еще одна причина моего отказа. - Опять религиозная чушь! Да кто докажет, что он там есть, твой Бог? А если и есть, кто докажет, что ему не все равно, что он не играет с нами в кошки-мышки? Ты образованная женщина, врач и прекрасно понимаешь, что доказательств нет! - Есть. Только они в душе нашей, в желаниях, потребностях, инстинктах. В непонятном, нелогичном стремлении к любви, дающей и не требующей ничего взамен. - Я нуждаюсь в твоей любви, но ты же не даешь ее мне! По-твоему, честно любить на словах? - Я и перед собой хочу быть честной. И себя любить, как выражается Клод. Я отправилась в изгнание, чтобы доказать самой себе, что достойна любви. А ты, милая Фелиция, вообще не умеешь любить. По-человечески, во всяком случае. И не в любви ты нуждаешься, а в чем-то ином... ужасном. Моя любовь тебя удовлетворить не может, а то, что ты называешь любовью, жестоко и несправедливо по отношению ко мне. Я искренне желаю тебе помочь, но не знаю как, и мне остается лишь молиться за тебя. - Превосходно! - В смехе Фелиции звучало презрение. - Ну что ж, валяй! Послушаем, как ты молишься за жестокую, бесчеловечную, заблудшую душу! Амери снова притянула к себе упирающуюся девушку. В темноте прозвучали тихие, напевные слова: - Помилуй меня, Боже, помилуй меня, ибо на Тебя уповает душа моя, и в тени крыл Твоих я укроюсь, доколе не пройдут беды. Воззову к Богу Всевышнему, Богу, благодетельствующему мне; Он пошлет с небес и спасет меня; посрамит ищущего поглотить меня; пошлет Бог милость Свою и истину Свою [Библия. Пс. 56; 2-4]. - О черт! - выкрикнула Фелиция и разрыдалась. Амери крепко обняла ее и стала покачивать, как ребенка. Наконец девушка высвободилась из ее объятий и утерла слезы. - Завтра... будет трудно. Сегодня я испугалась до безумия, а завтра будет еще страшней. Если ублюдок Гарри опять вырвется, то шхуну разнесет в щепки и все мы потонем. Я боюсь, что не смогу его удержать. Уверенность изменила мне. А для метапсихических игр это смертельно. Если заранее боишься провала, все распадается... Что же мне _д_е_л_а_т_ь_?! - Я помолюсь за тебя. - Да чтоб он провалился, твой несуществующий Бог! Если он все видит, то должен помочь без того, чтоб его умоляли! Или он хочет, чтоб я ползала перед ним на коленях? Что ему надо? - Не ему, а тебе. Взывать к Господу, _п_р_о_с_и_т_ь_ его помощи в осуществлении твоих нужд всегда благо. - Так он, выходит, психолог? А молитва - просто умственный настрой: с верой горы сдвинешь! Кому тогда нужен Бог, если мы сами совершаем то, о чем просим в молитвах? Значит, я должна молиться самой себе? Но в себя я тоже не верю! - Фелиция, я не собираюсь читать здесь проповеди. Если само слово "молитва" кажется тебе смешным, забудь его, назови как хочешь. Попытайся завтра попросить сил у Вселенского Разума, у источника жизни. И неважно, знает он о тебе или нет, ты имеешь право приобщиться к его силе - не только ради себя самой, но ради всех, чьи жизни от тебя зависят. - Почему бы и нет? - задумчиво произнесла девушка. - В Разум я верю. По крайней мере, это нечто реальное. Хорошо, Амери, я попробую. Монахиня поднялась на ноги, увлекая за собою Фелицию. Поцеловала в лоб, затем через ее плечо окинула взглядом черные холмы на фоне багряного вечернего неба. - Фелиция! Что там такое? Девушка обернулась. На противоположном берегу меж деревьев вытянулась сверкающая вереница. - Охота, - прошептала Фелиция. Обе молча смотрели, как светящаяся лавина стремительно катится вдоль Роны по Большой Южной дороге. - Я настроилась на их волну, - произнесла спортсменка. - Они из приозерного городка Сейзораска. Ищут нас. - Ты имеешь в виду пропавшего лоцмана? - _Н_а_с_! К счастью, они не могут летать и среди них нет сильных медиумов, поэтому они не знают, что я подслушиваю их умственный ропот. Недалекие провинциалы! Но южнее за нами будут охотиться асы. - Откуда они узнали? - в ужасе спросила Амери. - Кто-то сказал, - ответила Фелиция. - Кажется, я знаю, кто. Они снялись с якоря, едва рассвело; желтые воды были еще покрыты хлопьями плотного тумана. Приблизившись к глубокой быстрине, они обнаружили, что не одни на реке: еще три судна остановились перед стремниной, видимо, не решаясь выходить на двадцатикилометровый участок неспокойной воды, пока совсем не развиднелось. - Вот радость-то! - воскликнул Герт. - Обходи их! - распорядилась Фелиция. - Что толку в прятки играть! На порогах они все равно ничего нам не смогут сделать. Бурке, Бэзил, тащите сюда этого зомби! За шумом бурлящей воды они почти не слышали друг друга. Когда лоцмана, сыпавшего проклятия с посиневших губ, прикрутили к креслу около штурвала, Фелиция отослала всех на корму. - Если опять сорвемся с кручи, сбрасывайте ремни и спасайтесь, кто как может. Застывшие в неподвижности суда были от них метрах в двадцати пяти. Фелиция заставила Гарри помахать рукой и дернула за сигнальный шнур: туу-туу-туу! Затем они вышли на быстрину... "Делай свое дело, Гарри, выводи нас, и я достану тебе новый серый торквес, слышишь, новый, ничуть не хуже прежнего, только помоги нам, Гарри, проведи свою посудину через подводные рифы! Ну давай, милый, балансируй на острие ножа среди чудовищных воронок и пенных волн, не подкачай, Гарри, жми на педали, как органист, верти свой штурвал, виртуоз Гарри, вспомни о новом торквесе и былых наслаждениях, постарайся, чтобы валы и скалы не зацапали нас в свою пасть, обуздай неистовую Рону, я с тобой, Гарри, видишь, я держу тебя и нисколечко не боюсь! О нет, Гарри, надо полегоньку, ну еще чуть-чуть, с Божьей помощью, там, впереди, то ли справа, то ли слева, наша общая мать, наша земля, ты ведь знаешь, как к ней пройти, Гарри, Гарри, Гарри? Ну же, старина, выбирайся из водоворота, не то я так тебя скручу, своих не узнаешь! Гарри, нас затягивает, Господи, Господи, сейчас опять врежемся, не смей, свинья поганая, убью, не дам нас погубить, ты не смеешь, я тебе не позволю..." - Чтоб ты сдохла! Фелиция закричала. Ум, стиснутый ее волевой хваткой, дернулся в последней вспышке яростного сопротивления. А затем с неожиданной легкостью выскользнул и пошел своим путем туда, куда она не решилась за ним последовать. Уже в одиночестве возвратилась к управлению шхуной, предательски застигнутой огромной волной, что делила Рону на два грохочущих потока. Судно все набирало скорость, подпрыгивая на рифах и вибрируя, словно на нем выбивали барабанную дробь. Гарри повис на ремнях и уставился на нее остекленевшими глазами. Монитор жизненных сил у него на лбу был непроницаемо черен. Фелиция распустила ремни, и бездыханное тело упало на пол. Она заступила на его место, ухватилась за штурвал, стала жать на педали и направила всю свою психокинетическую энергию под корпус, поднимая судно. "Как тяжело, ох, как тяжело вырываться из омута! Но я сильная, слышишь? Если можешь, сделай меня еще сильнее! Выше... выше... помоги мне! Ради всего, чем ты жив, что любишь, помоги! Выше! Еще выше! Я чувствую, ты во мне, и все они во мне, все слышат меня и помогают, ведь я не только для себя стараюсь, барабанная дробь прекращается, свист и рокот мутной воды смолкают, воронки и скалы выпустили нас, отступили." "Мы летим." "Я держу ее, могу даже поднять еще выше - спасибо тебе! Вода в бессильной злобе буйствует внизу, и стены ущелья удивленно жмутся друг к другу: не каждый день им приходится лицезреть чудо." "Скоро стены падут. Вода выплеснется в огромную круглую заводь, белую, как молоко или сливки. Рона, изгибаясь, спускается, исчезает в дыму, окутавшем озеро. Заключительный всплеск растаял без следа, поглощенный подземными силами." "Мы безмятежно парим над туманной страной на солнечных крыльях. Наши враги внизу застыли, ослепленные, счастье так переполняет меня, что я сейчас сгорю... сгорю." "Амери и Жаворонок входят в рубку и греются возле моего огня. Потом обнимают, пытаясь унять мою дрожь." - Опускайся, дитя мое, - послышался голос Амери. "И я плавно-плавно опускаюсь." 12 - Ты уверена, мама? - спросил Ноданн. - Проверь сам, - отозвалась королева. - Тагдал отправил ее назад в Гильдию Корректоров, где Куллукет все у нее выведал. Я говорила с ним по дальней связи. Скоро он опять привезет ее во дворец на дознание. Они сидели в будуаре королевы. Нантусвель была еще в пеньюаре, а Стратег явился с арены в легкой тренировочной тунике, наручнике и оплечье. - Еще один человеческий заговор! - размышлял он вслух. - Наглость первобытных переходит всякие границы. И за всем, разумеется, стоит эта женщина - Гудериан. Союз людей и фирвулагов, кража священного Копья... а теперь новая подлость! - Я прочла мстительную мысль Гвен Минивель, - объяснила королева, - после того, как твой отец наполнил ее чрево монаршей милостью. Знаешь, что она подумала?.. "Ты не сможешь бесчестить женщин, когда мы разрушим твою фабрику торквесов, закроем врата времени и освободим всех людей из рабства". - Какое счастье, что ты была рядом и сумела перехватить мысль! - Она поставила плотные барьеры. Но недаром же я дала жизнь потомству! - Да, но кто она такая, чтоб знать о заговоре? - Увы, весьма многообещающая молодая целительница. Сам Дионкет освободил ее от традиционных торгов. Ее уже давно следовало ввести в королевскую опочивальню. Но Мейвар и Главный Целитель по причинам, которые мне до сих пор неясны... думаю, ты сам до них докопаешься... спрятали ее в катакомбах Гильдии Корректоров. Поскольку наш король пребывал в дурном расположении духа из-за последних печальных новостей, я решила, что девушка могла бы его утешить. Своим пением она очаровала всех гостей на банкете по случаю их прибытия. Признаюсь, я вспомнила себя в молодости, когда укачивала своих кукол и думала о будущих детях... Но довольно об этом... Мой долг обеспечивать спокойствие Верховного Властителя, вот я и поручила твоему брату Куллукету выяснить, что сталось с Гвен Минивель. Главный Целитель не посмел ослушаться королевского приказа, и девушку надлежащим образом представили ко двору. Куллукет не смог бы ее подготовить, он слишком прямолинеен, а короля в его депрессивном состоянии нельзя подвергать неоправданному риску, поэтому я взяла на себя принуждение и коррекцию девицы. Вчера весь день с ней работала, и она впорхнула в спальню, как нимфа. Тагдалу и в голову не пришло, что она его ненавидит. Он был так захвачен страстью, что не услышал глубоко спрятанного призыва к отмщению. Я заставила Минивель петь для него и обеспечила самые что ни на есть материнские формы утешения. Так что она имела успех. - И не только у короля, - добавил Ноданн. - Сама того не сознавая, она может дать ключ к нашему успеху. Дверь в будуар отворилась. Королевский Дознаватель, красивый и суровый, в плаще цвета бургундского вина с низко надвинутым капюшоном, втолкнул Сьюки в комнату и знаком приказал страже в рубиновых доспехах оставаться снаружи. Затем почтительно поприветствовал мать и брата. - Королева-мать! Брат Стратег! Я допросил женщину Гвен Минивель и выпытал у нее все, что ей известно. На лице Сьюки застыла твердая решимость, хотя глаза и нос распухли и покраснели от слез, а волосы повисли сосульками. Она все еще была в прозрачном пеньюаре наложницы, в который ее обрядили прошлой ночью. Нантусвель и Ноданн внимательно изучили сведения, содержащиеся в мозгу Куллукета. - Ах, дитя мое! - воскликнула королева. - Не только государственная измена, но и связь с человеком! С низким серым Стейном Ольсоном, оруженосцем Эйкена Драма! И ты осмелилась зачать его ребенка! - Стейн - мой муж, - отрезала Сьюки. Куллукет, столь похожий и непохожий на свою добрую мать, откинул капюшон с лица. - За одно это положен смертный приговор, Гвен Минивель! Смерть тебе, твоему нерожденному ребенку и его отцу, виновнику порочного зачатия. Ты презрела свой серебряный торквес, лишила себя всех прав на объединение с тану. Ты больше не Гвен Минивель, а просто Сью Гвен Девис, женщина вне закона. Вместе с тобой все соучастники по данному и по другим, более тяжким, преступлениям ответят перед законом независимо от их высокого положения. Распухшие губы Сьюки растянулись в слабой улыбке. Мысль ее была предельно ясна: "Мы лишимся жизни, зато вы, оставшись в живых, лишитесь всего своего мира." - Отошли ее, - сказал Ноданн. - Это надо обсудить. Куллукет препоручил Сьюки стражникам. - Пройдемся к фонтану, там попрохладней, - предложила королева. - Мне что-то нехорошо. Второй целитель королевства взял мать под руку, и все трое вышли в маленький внутренний дворик, где цвели осенние розы. Королева и Куллукет уселись на мраморную чашу фонтана. Стратег принялся расхаживать взад-вперед; грани алмазного оплечья прорезали тенистый уголок призматическими бликами. - Что ты с ним сделал? - спросила Нантусвель. - Пришлось применить силу, - сухо отозвался Куллукет. - Стейн и Эйкен Драм завтракали у Гомнола - как вам это нравится? Само собой, юный выскочка и глава Гильдии Принудителей заявили, что ничего не знают о тайной связи Стейна со Сьюки. Викинг оказал упорное сопротивление, несмотря на свой торквес. Но, поскольку предлог для взятия под стражу был достаточно веский, Гомнолу ничего не оставалось, как усмирить его и передать мне. На допросе сведения просочились из его ума, как из сита. До Великой Битвы он будет заключен в тюрьму, а потом выставлен на гладиаторские бои. А его любовница, естественно, пойдет в Великую Реторту. - А Эйкен Драм? Куллукет не смог сдержать восхищения. - О, этот проявил потрясающее хладнокровие! Никакой телепатии не надо, чтобы понять, что хозяин и слуга были в сговоре. Но Драм разыгрывает из себя невинного агнца. Он потребовал, чтобы мы с Гомнолом, не сходя с места, без всякой щадящей терапии обследовали его мозг. Такое грубое вмешательств не каждый выдержит, но маленький пройдоха оказался достойным противником. Ни крупицы предательства, полное неведение в отношении Стейна и Минивель, а также фабрики торквесов и "врат времени". Стратег перестал расхаживать, присел рядом с братом и шумно перевел дух. - Значит, вы производили обследование... вместе с Гомнолом? Королева перевела взгляд с Ноданна на Куллукета и обратно. - Уж не хочешь ли ты сказать... Куллукет медленно наклонил голову. - Вполне может быть. Гомнол и не на такое способен! Я ничего, правда, не заподозрил... Слухи о бессилии короля уже распространились среди рыцарей Высокого Стола, а мы знаем, что Главе Гильдии Принудителей на все начхать, кроме карьеры. Он наверняка понял, что его первоначальная оценка Эйкена Драма как новой звезды на умственном небосклоне ошибочна. К тому же вето, наложенное на его генетический план, касающийся Элизабет и Тагдала... Одним словом, Гомнол, скорее всего, пересмотрел свой династический сценарий. - О неблагодарный! - вскричала королева. - Снюхаться с Эйкеном Драмом! Вот, посади свинью за Высокий Стол! Мы должны принять меры - немедленно! Пускай Имидол на этой же Битве бросит ему вызов. - Он проиграет, - без обиняков заявил Куллукет. - Тогда придумайте что-нибудь! - взмолилась королева. - Ведь Гомнол теперь сделает ставку на клику первобытных! Тут двух мнений быть не может! Куллукет озадаченно сдвинул брови. - Не станет же Гомнол помогать им в разрушении оплота собственной власти - он не так глуп! Видимо, Эйкен Драм не посвятил его во все подробности. - Так давайте просветим его, настроим против звереныша в золотых одеждах! - предложила Нантусвель. - Спокойно, мама. - Лик Ноданна вновь засиял и окутал королеву солнечным теплом. - Слишком много швали путается у нас под ногами, слишком много интриг, заговоров, козней... Они сталкиваются, переплетаются, мешают нам разобраться. Северная свора с ее железом и, возможно, с Копьем, маленькая разбойница Фелиция, прикончившая нашу сестру Эпону, а теперь щеголяющая в украденном золотом торквесе, мятежница Гудериан с ее подрывной когортой, Эйкен Драм, чьи помыслы известны лишь богине Тане, планы короля, антрополог со своим проклятым обзором, а в довершение всего глава Гильдии Принудителей, стремящийся манипулировать всеми нами! Поистине дьявольский узел! - Неужели даже тебе не по силам его распутать, брат Стратег? - подколол его Куллукет. - У меня есть Меч, - заявил Ноданн. - Как?! Неужели ты решишься?.. - задохнулась королева. - Люди сами поставили себя вне закона. С Гомнолом мы справимся без особого труда. Эйкен Драм - орешек покрепче, он уже успел завоевать популярность среди наших сограждан. Понадобятся веские доказательства его измены, но, думаю, мы их раздобудем... Все наши неприятности можно повернуть так, чтобы они работали на нас. - Не слишком ли ты самоуверен? - усомнился Куллукет. - Одно только железо - смертельная опасность для общества тану... Смотри не ошибись в расчетах, иначе наше королевство полетит ко всем чертям. - Мы же решили всем миром вернуться к простым обычаям, к старым традициям, которым следовали тысячу лет, - сообщил Стратег спокойным голосом. - Поверхностный блеск ущербной человеческой цивилизации ослепил слишком многих наших собратьев, включая Тагдала, и поставил тану на грань краха. Но Тана благосклонна к нам. Еще не поздно повернуть вспять. Когда я разоблачу козни первобытных, даже самые легкомысленные, самые недальновидные из нас уже не смогут игнорировать исходящую от человечества угрозу... А у меня к тому же есть еще кое-что. Ноданн вытащил зеленую перфокарту. - Антропологический обзор! - вскричал Куллукет. - Дай посмотреть! - Антрополог столь бесхитростен, что написал всю правду, - продолжал Ноданн, пропустив его просьбу мимо ушей. - Он говорит о неизбежном приросте населения за счет людей и гибридов. Если тану будут продолжать генетическую эксплуатацию человечества и допускать людей на правящие посты, Многоцветная Земля вскоре окажется под их властью. Король изучил обзор, но все еще не принял окончательного решения. Вместе с другими недоумками в составе Высокого Стола он надеется сохранить статус-кво, попросту уничтожив все копии анализа, компьютерный файл и Брайана Гренфелла с Агмолом. Но стараниями моей любезной Розмар мы заполучили не только копию обзора, но и самого антрополога: он теперь спрятан в надежном месте. В кульминационный момент Великой Битвы он расскажет тану всю правду о своей расе. Я выпущу его перед самым Поединком Героев, и конспираторы из пацифистской фракции не смогут заранее подготовить оппозицию. Перед лицом неизбежной опасности общий гнев нашего воинского братства падет на головы изменников. На Гомнола! На Эйкена Драма! На всех наших соотечественников, которые столь низко пали, что связывают свое выживание с человечеством. Королева прикрыла рукой дрожащие губы. - Но в таком случае Тагдал... - Если он будет упорствовать в своем безумии, ему придется расстаться с троном, - безапелляционно заявил Ноданн. - Я проявлю сыновнее милосердие. В конечном итоге выбор останется за ним. - Ты, как мать потомства, естественно, не обязана разделить его судьбу, - поспешил заверить ее Куллукет. Избегая встречаться взглядом с сыновьями, Нантусвель поставила умственные экраны. - Мы порой бываем слишком жестоки... Я все же надеюсь, что можно найти иной путь. - Теперь о подрывных планах, прочитанных нами в мозгу Сью Гвен Денис, - перебил ее Ноданн. - Тут мы тоже в состоянии повернуть дело к нашей выгоде. Главное - не упустить время. Нам известны подробности предполагаемого нападения. Северяне явно не слишком доверяют Эйкену Драму и его невежественному слуге. Однако мы знаем дату - двадцать второе, через два дня. Скорее всего, они нападут ночью, когда активность в стенах Гильдии Принудителей минимальна. Вторая акция первобытных - попытка переправить послание через "врата времени" - без сомнения, развернется на рассвете того же дня. - Если Гомнолу станет известно о нападении, он наверняка попытается его предотвратить, - заметил Куллукет. - Но мы можем его устранить и сами заняться этим! Стратег откинул свою овеянную славой голову и захохотал. - Ох и простак же ты, брат Дознаватель! Ну да ладно, организацию контрудара я беру на себя. Вот увидите, как ловко я с ними справлюсь! А вы тем временем созовете всех воинов потомства, прибывших в Мюрию. Сегодня же после полудня мать проведет священное собрание, чтобы благословить своих богатырей накануне игр. Затем я изложу стратегический план, благодаря которому все враги окажутся в наших руках. - Убийцу дорогой Эпоны отдайте мне! - попросил Дознаватель. - Выудишь из нее всю полезную информацию, но только не переусердствуй, - согласился с ним Ноданн. - У девчонки должно хватить сил на выступление в боях гладиаторов - это неотъемлемая часть моего плана. Остальных сбросим в Великую Реторту. Казнь первобытных должна быть публичной, в назидание другим. Лишь для одного лица я сделаю исключение. На Гудериан у меня свои виды. - Не забывай, на ней, как и на Фелиции, золотой торквес! - предупредил Куллукет. - Фелицию сразит ее собственное железо, - возразил Стратег. - Проливать кровь на Серебристо-Белой равнине она будет в сером торквесе. А золотой торквес Гудериан не имеет никакого значения - вы скоро сами убедитесь. Слезы на глазах Нантусвель просохли. Она поднялась с края фонтана и весело проговорила: - Так как сегодня у нас много гостей, я должна немедленно дать указания поварам. Простите меня. - Сыновья поцеловали ей руки, и она удалилась, волоча за собой шлейф мыслей, касающихся меню торжественного обеда. Куллукет, прищурясь, поглядел на Стратега. - Остается непроясненной позиция еще одной человеческой особи. Я настаиваю, чтобы ты проявил должную серьезность в столь важном вопросе. Образ Мерси замелькал перед мысленным взором обоих братьев. Прекрасное лицо Ноданна оставалось непроницаемо, как и его ум. - Другие представители клана были слишком деликатны... или слишком осторожны, чтобы оспаривать мой выбор супруги. Но раз уж ты берешь на себя смелость быть откровенным, то я изложу тебе свои соображения. С первой же нашей встречи я был потрясен невероятной близостью, родством душ, возникшим между мною и Розмар, чего никогда не было в отношениях с другими женщинами и даже с моими соплеменницами. Поэтому, прежде чем избрать ее в жены, я приказал Грегу-Даннету подготовить генетический анализ моей несравненной невесты. - Ну и... - Плазма Мерси-Розмар почти идентична нашей собственной. В ней больше генов тану, нежели человеческих. Лишь богине Тане ведомо, чем это объясняется, - я ведь не специалист. Куллукета, как ученого, ошарашило подобное заявление. За мозговыми заслонами бушевал вихрь гипотез, пронизанных недоверием. Безразличие Стратега в один миг сменилось дикой яростью. Куллукет, к своему ужасу, был точно окутан второй кожей, утыканной иглами; с острия каждой иглы сорвался электрический разряд, раскаливший болевые рецепторы его эпидермиса почти до смертельной перегрузки. Если б не хватка Ноданнова ума, он не устоял бы на ногах. Агония прекратилась так же быстро, как началась, вытесненная ощущением небывалого блаженства. А Ноданн про себя подумал: пусть твой ржавый котелок варит что хочет, брат Дознаватель, ты ведь у нас мастер на всякие гнусности, но впредь ты никогда не усомнишься в моем выборе, не позволишь себе ни единого намека на неверность Розмар. - Опять ты ведешь себя как деревенский простак! - зазвенел голос Аполлона. - Не забывай, кто из нас будет королем.