тся. Бедняжка! Сколько она из-за него выстрадала, в сорок один год стала старухой! Да и сам он не лучше. -- Посиди со мной, -- пробормотал Дон с кривой усмешкой. Она подала ему кофе. -- Ты же знаешь, я не могу. Очень много посетителей. Я на минутку вырвалась... Марси сказала... Легко и привычно, словно в старую перчатку, он проскользнул в еЕ ум. Она вздохнула, обошла машину с другой стороны и, отворив дверцу, опустилась на сиденье рядом с ним. -- Ну, что? -- Голос еЕ слегка дрожал, как и пальцы, стиснувшие дверную ручку. Дон глотнул горячего кофе. -- Я надрался в "Быке", как свинья. Она в отчаянии отвернулась. -- Ох, Дон... -- Послушай, -- перебил он еЕ, -- больше этого не будет. Только помоги мне, и клянусь, я навсегда завяжу с пьянством. И вообще сделаю все, что ты пожелаешь. Он прочитал в еЕ глазах недоверие. -- Все?.. И к Дени поедешь? И ляжешь в "Проджект корк" на лечение? Дон заскрежетал зубами. При упоминании о всемирно известной дартмутской клинике для алкоголиков его решимости сразу поубавилось. "Проджект корк"! От одного названия сблевать можно. Однако в еЕ стенах, под защитой Дени его ни один враг не достанет. Даже Виктор со своими цепными псами. -- Поеду, -- кивнул Дон. -- Прямо сегодня поеду. Позвони ему и скажи, что я выезжаю. По щекам Солнышка покатились слезы. -- Ты серьезно, Дон? -- Клянусь Богом! Он быстро скосил глаза влево. Кажется, что-то мелькнуло там, за стоянкой. Подслушивают! Дон поставил чашку на приборный щиток и сжал руку жены. -- Но я должен уехать немедленно, тотчас же, слышишь, Солнышко? -- Тебе нельзя садиться за руль. Я позвоню и договорюсь с Дени, а как только вернется Виктор... -- Нет! -- Дон схватил еЕ за плечи, глаза его расширились от страха, но он тут же взял себя в руки. -- Виктор ещЕ неизвестно когда вернется. Я не могу ждать! Сейчас или никогда! Она резко высвободилась, перевела дух. -- Хорошо, я сама тебя отвезу. А Дени встретит нас по дороге. -- Правильно! Пусть встретит, мы ведь не можем так надолго оставить детей одних. -- Он глотнул кофе и задумался. -- Поедем лесом. Скажи Дени, чтобы ждал нас у мотеля "Сент-Джонсберг". Ступай, Солнышко, скорей! Она испытующе поглядела на него. -- Надеюсь, это не шутка? Нет, нет! -- выкрикнул он в уме. Ради Бога, помоги мне! Она распахнула дверцу. -- Я мигом. -- И помчалась к сверкающему огнями ресторану. Дон облегченно вздохнул, запер правую дверцу, до упора поднял стекло. Затем проверил все запоры со стороны водителя. В машине душно, ветровое стекло запотело от пара над кофе, но зато так спокойнее. Мысленно он перебирал одну за другой нависшие над ним угрозы. Виктор. Ненавистные голоса. Братец Роги, этот мстительный проныра. Далекий, холодный Дени, чуждый всех человеческих слабостей, презирающий работягу отца... Господи, как страшно оказаться во власти Дени! Придется выложить ему всю правду -- и про голоса, и про то, как Виктор устроил на него охоту, может быть, даже про украденное оборудование, с чего, собственно, все и началось. Он заранее представлял себе брезгливое выражение на лице старшего сына. И все равно Дени будет вынужден вступиться за отца, Солнышко его заставит. Вот уж поистине ангельское существо... Краем глаза Дон увидел черный, выполненный по индивидуальному заказу пикап "шевроле". Остановился, мигая фарами, у поворота с шоссе на стоянке и пережидает плотный поток движения, тянущийся на север. Наконец-то явился! Давно пора! Сюда, Вик! Сюда! -- Нет! -- прошептал Дон. -- Боже мой, нет! По меньшей мере четыре машины, выезжая со стоянки, преградили черному "шеви" путь. Солнышко!.. Она вряд ли дозвонится так скоро. Может, удастся добежать до ресторана? Черт, слишком далеко, пикап наверняка перекроет ему дорогу... Вон он, уже поворачивает! Не помня себя, Дон включил зажигание "эскорта". Отсюда есть и другой выезд -- через пустырь. Он стал лихорадочно вилять мимо запаркованных машин. Затем, вцепившись в руль, пролетел по грязному пустырю и вырулил на шоссе. Здесь его чуть не сшибла идущая на большой скорости фура, но он сумел увернуться. В зеркале заднего обзора увидел, что "шевроле" намертво застрял на стоянке: и спереди и сзади машины. Вик! Вик! Он удирает! Удирает на север! На "эскорте" твоей матери. Дон смеялся над ними. Проверил, сколько у него бензина: почти полный бак. По шоссе нескончаемый поток машин в обоих направлениях. Ясновидец из Виктора аховый, да и принуждение распространяется не дальше брошенного камня. Он скроется от него среди лесных дорог за Миланом, а чуть позже вернется и подхватит Солнышко. Все равно не уйдешь! Мы пустим Виктора по следу! Сдавайся, гад! От Вика тебе не спрятаться! Дон едва не задохнулся от хохота. -- Катитесь к чертовой матери! Вы вообще ничто! Встречные машины подмигивали ему. Им овладела паника, но наконец он понял, что едет с невключенными фарами, и снова хохотнул. Затем поддал газу, свернул в лес и покатил на север параллельно реке. Солнышко рыдала в объятиях Виктора на переднем сиденье черного пикапа. -- Он был сильно пьян. Наверняка с ним что-то случилось! Виктор, Виктор, как же нам его найти? Он покрепче обхватил мать за плечи. -- Тише, Maman, дай подумать... Может быть, Дени с его поисковой метафункцией... Она порывисто выпрямилась и воскликнула: -- Ну конечно! Быстрей звони! Может, он ещЕ не выехал из Хановера! Молодой человек поспешил к ресторану, расталкивая выходящих посетителей. Солнышко закрыла лицо руками, пытаясь вспомнить телепатические навыки, к которым не прибегала с тех пор, как старший сын был ребенком. Не уезжай, Дени, пожалуйста! Задержись дома, прошу тебя, задержись... Томительно долго тянулись минуты. Наконец, сияя, вернулся Виктор. -- Застал! Он уже был у машины, но выронил по дороге ключи, вернулся и услышал, как телефон звонит. -- О Боже, благодарю тебя! И что... он поищет? Он скажет нам, где твой отец? Виктор завел мотор. -- Дени тут же займется поисками, а потом позвонит нам домой. Он сказал, что могут возникнуть трудности, потому что папина аура затуманена винными парами. Но ты не бойся, мы его найдем, я тоже буду искать. Только отвезу тебя домой. -- Мне надо отпроситься у мистера Ловетта, а то он рассердится... Виктор обезоруживающе улыбнулся. -- Не рассердится. Я все ему объяснил. Могут же быть у человека семейные обстоятельства. Не волнуйся, Maman. -- Он достал из бардачка чистую тряпку и утер ей слезы, потом наклонился и теплыми губами дотронулся до еЕ щеки. Солнышко немного повеселела, послушная воле высокого, сильного и властного юноши, как две капли похожего на Дона в молодости, перед которым двадцать три года назад так же не смогла устоять. -- Я понимаю, Виктор, -- сказала она, -- в последнее время тебе очень трудно и ты ожесточился... Но отцу надо помочь... хотя бы ради меня. Виктор крепко стиснул руль, глядя прямо перед собой, и медленно вывел машину со стоянки. -- Предоставь все мне... И пристегни ремень. Дона разбудила зверская жажда, полный мочевой пузырь и пронзительный гомон лесных птиц. Набрякшие веки неохотно приоткрылись, впуская рассветный туман. Суставы ниже пояса онемели, а выше -- разламывались от боли. Черепная коробка вот-вот взорвется, не в силах вместить распухшие мозги. Он выругался, обращаясь то ли к Богу, то ли к дьяволу, и спросил себя, куда его занесло на этот раз. Обычная субботняя пьянка. Обычное воскресное похмелье. Но почему-то он не в своей машине, а в "эскорте" Солнышка. Какого черта?.. Ах да, его "ниссан" в ремонте, вот он и взял еЕ машину. Окна плотно закрыты и запотели. Дон протер стекло, но оказалось, туман не только за ним, но и в глазах. Он с трудом различил гигантские силуэты с длинными щупальцами, словно бы на шарнирах. Маленький автомобиль почти уперся в бок какого-то механического чудища. А над крышей угрожающе нависали разверстые челюсти стального циклопа. Продрав наконец глаза, он прочел табличку. ДРЕВЕСИНА РЕМКО, ЛТД., БЕРЛИН, Н. -- Г. Выплюнув ещЕ одно ругательство, откинулся на сиденье. Монстр с жуткими челюстями -- их новая валочно-пакетирующая машина, самодвижущийся лесоруб, способный одним ударом косить стволы двухфутового обхвата. Вокруг расставлено другое тяжелое оборудование: гидравлический погрузчик, рубильная машина, на которой он сам работал, сучкоруб, вторая валочная машина, едва различимая в густом тумане. Выходит, он на своей собственной делянке, в верховьях реки. Прошедшая ночь почти совсем стерлась в памяти. Последнее отчетливое воспоминание -- городок Эррол, в тридцати милях к северу от Берлина, куда он ворвался после дикой гонки по проселочным дорогам. Преследуемый злобными голосами, он так и не решился вернуться за Солнышком. Вместо этого стал пробираться на запад, к Хановеру и Дартмуту вдоль границы Нью-Гемпшира с Вермонтом. Тогда почему же он не на западе, а на севере, близ Эррола? Да ещЕ зачем-то потащился на делянку!.. Дон открыл дверцу, вылез и едва удержался на ногах. Сторожка! Там есть вода, кофе, может быть, даже что-нибудь из провизии и полбутылки бренди в аптечке. Он справил нужду прямо на борт рубильной машины, которой Виктор так гордится. Пусть знает, сукин сын! Он возился с замком сторожки и вдруг услышал шум мотора. Затем его ослепил вынырнувший из тумана свет. Он в ужасе застыл, глядя на приближающегося черного мастодонта. "Шевроле" Виктора! В уме отца зазвенел властный голос сына: Стой, отец. Свет фар и принудительная сила держали его, точно загипнотизированную букашку. Машина остановилась ярдах в двадцати, Виктор вышел. Дон. Это они тебя навели, да? Они подсказали, как разделаться с отцом, которому ты всем обязан? Виктор. Ты их выдумал, Papa. Ты болен, и давно. Я не виновен, что твой ум оказался не приспособленным для такой нагрузки. Дон. Не подходи!.. Ты слышал, как я разорялся там, в "Быке"? Виктор. Конечно. Ты сам этого хотел. Дон. Псих! Такой же псих, как я! Чего ради мне хотеть, чтобы ты слышал, как я назвал тебя... назвал тебя... Виктор. Вором. Дон. Вот и есть! Я всему тебя обучил, только не этому. Воровать ты у них научился! Виктор. Не глупи. Ты уже не в "Быке", и твои душещипательные сцены никого здесь не тронут. Тебе хочется умереть -- так ты себя ненавидишь, но уйти достойно, по-мужски, духу не хватает, вот и упиваешься вусмерть. Дон. Все вы против меня! И Роги, и Дени, и ты... Все подонки! Бросили меня одного им на растерзание! Виктор. Их нет, Papa. Они -- это ты. Дои. Сукинсынублюдоктварьпаскудная... Виктор. Да, ты. В них вся твоя подлость, трусость, эгоизм. Ты сломался под тяжестью собственного дара, и теперь тебе одна дорога -- на свалку. С тобой стало опасно иметь дело... Да и Дени скоро будет здесь. Пока ты ещЕ не проснулся, а как только совсем очухаешься, на тебя уже не будет управы. К счастью для меня, Дени водит очень осторожно. К счастью для меня и к несчастью для тебя... Дон. Что... что ты задумал? Виктор. То, чего ты от меня ждешь. С тобой произойдет несчастный случай. По пьянке всякое бывает! Слепящие фары погасли, и теперь только темный силуэт маячил в тумане. Дон скрючился у сторожки, протирая глаза. Увидел, как Виктор сел в машину и отъехал. В уме опять зазвучал страшный голос. Тебе конец! Огромный дизельный мотор новой валочно-пакетирующей машины, чихая, завелся. Пила, укрепленная на длинной шарнирной стреле с грозным шипением взмыла на высоту его груди. И монстр на гусеничном ходу стал надвигаться на него. В кабине пусто. Прежде чем Дон успел крикнуть и отбежать, он увидел, как сами собой работают рычаги управления, и услышал беззвучный смех. 9 ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА Воскресенье обещало быть кошмарным -- два официальных банкета и благотворительный прием с танцами. Я поднялся в половине седьмого утра и пошел к мессе в маленькую деревенскую церковь Бреттон-Вудз, украшенную цветными витражами. Полусонных прихожан набралось немного -- служители отеля да горстка туристов. За несколько минут до начала службы я уселся на скамью в темном углу. И потому никто не заметил, как я умирал вместе с братом. Случилось это во время проповеди. Я рассеянно слушал голос священника и вдруг ощутил какой-то душевный неуют, пробивающийся сквозь дремоту. Тревожное предчувствие было явным проявлением экстрасенсорики, но подробности происшедшего не оформились у меня в мозгу до тех пор, пока я не лишился слуха. Я видел, как шевелятся губы отца Инграма, но уже не слышал ни его голоса, ни составляющего фон ерзания, покашливания, шелеста страниц молитвенников. На смену им пришла гулкая, торжественная тишина. Я мгновенно проснулся. Потом в голове прозвучал металлический скрежет, смешанный с пронзительным визгом, -- словно литавры бьют не в лад или душераздирающий вопль рвется из сотни глоток. От этого громоподобного крещендо, казалось, земля вот-вот разверзнется под ногами. Я окаменел и очень удивился -- как священник ничего не слышит, отчего другие молящиеся не вскакивают с мест в жуткой панике, почему до сих пор не обрушилась крыша церкви? С мыслью о землетрясении пришлось расстаться, поскольку к глухоте добавилась слепота, Одновременно брус раскаленного докрасна металла ударил мне в грудь, так что сердце и дыхание разом остановились. "Инфаркт! -- мелькнула мысль. -- Но не могу же я умереть в сорок четыре года, ведь Фамильный Призрак напророчил мне долгую жизнь!" Грохот и боль прекратились так же резко, как возникли. Меня все глубже затягивала вязкая трясина, состоявшая непонятно из чего -- то ли из воды, то ли из воздуха. Затем я осознал, что кромешную тьму, обступившую меня, пронизывают образы, появляясь и исчезая с невероятной скоростью, как кинопленка, мелькавшая в убыстренном темпе сразу на нескольких экранах. Картины раннего детства в окружении тети Лорен и двоюродных сестер и братьев, школьные годы, Дон и я задуваем свечи на именинном пироге, дядюшка Луи сечет нас обоих за какую-то провинность, рождественские песнопения на снегу, рыбалка у реки, выпускной бал в средней школе. И наконец я догадался: это воспоминания, проигрыш прошедшей жизни. Но не моей -- Дона. Из оцепенения меня вырвал леденящий ужас. Мельканье кинопленки обрело полнейшую чувственную реальность, и я закружился в безумном водовороте образов, звуков, запахов, вкусовых, осязательных и прочих ощущений. Мой внутренний голос выкликал имя Дона, и мне слышался его хриплый, раздраженный отзыв. Я был участником всех воспоминаний, а эмоциональный их настрой ясно свидетельствовал о том, что мой брат-близнец ненавидит и презирает меня всем своим существом. Но почему, Донни, скажи почему? Единственным ответом мне была волна ярости, захлестнувшая все видения. Я как будто очутился в эпицентре психического торнадо, и ум Дона рычал на меня со всех сторон, словно смертельно раненный зверь. Мимо проносились жена, дети, друзья, страдающие от его душевных ран, искренне стремящиеся помочь, но он отвергал все попытки, пока не стало слишком поздно. И в своих несчастьях винил главным образом меня. Не понимаю -- почему? Я беспомощно глядел на этот вихрь, припоминая самое худшее. То, как он отторг Дени, развратил Виктора, как мучил Солнышко и других детей своим беспробудным пьянством, как соблазнил Элен с заранее обдуманным намерением оскорбить и унизить меня. К своему удивлению, я увидел, что он давно и отчаянно раскаивается в содеянном, однако источником всех его прегрешений стала необузданная, неистребимая ненависть ко мне. В финальной сцене своей жизни он покарал себя за нее, но то был акт не воссоединения со мной, а, напротив, отделения от меня. Донни, я, право, не знаю, за что ты меня так ненавидишь. Но я не в обиде. И никогда не питал к тебе ненависти. А должен бы, ответил он. Дон управлял машиной с помощью собственного психокинеза. Я закричал, умоляя его не делать этого, но, разумеется, ничего предотвратить было уже нельзя. Пила, разрезавшая надвое тело моего брата, наконец разъединила нас. Я открыл глаза. Хромой церковный сторож Билл Саладино толкал меня в бок корзиной для пожертвований и ухмылялся. Я выудил из кармана конверт и опустил его в корзину. Билл кивнул и похромал к алтарю благословить дань маленькой паствы. Дону в Берлине устроили пышные похороны. Помимо клана Ремилардов, на них присутствовало ещЕ человек двести -- кто с ним учился, кто работал. Прозектор потрудился на совесть: Дон лежал такой красивый в костюме и неизменной своей каскетке. Священник в надгробной речи посулил милость Господню всем страждущим и неприкаянным, к коим, несомненно, относился Дон. В толпе шептались о "счастливом избавлении", благочестивые тетушки сетовали: мол, с пьянством ничего уж не поделаешь. Солнышко держалась хорошо, но во избежание срыва могучий Виктор и хрупкий, но властный Дени не отходили от неЕ ни на шаг. Восемь младших детей сгрудились вокруг матери, и никто слезинки не проронил, зато женская часть родни и соседки в голос рыдали. Местные власти вынесли по поводу смерти Дона официальное заключение -- несчастный случай. Дени и Виктор одновременно подъехали к делянке в тот самый момент, когда сбесившаяся валочно-пакетирующая машина, удерживая в стальных лапах расчлененное тело Дона, срезала стоящий на пути ствол и опрокинулась в овраг. Нанесенный ущерб и двойная доза принуждения, примененная к полицейским (даже они позеленели от ужаса, прибыв на место происшествия), сделали свое дело: убедили всех, кроме бывалых лесорубов, в том, что гибель была случайной. Ведь по меньшей мере один свидетель обладал безупречной репутацией. Мы с Дени остановились в мотеле и на следующее после похорон утро завтракали вместе. Он решил задержаться в Берлине, чтобы помочь Солнышку разобраться с делами Дона, а я должен был спешно возвращаться в отель, ибо надвигались торжества по случаю Дня Поминовения Усопших. В переполненном баре было шумно, однако, если разговор идет в основном умственный, побочные шумы несущественны. Со стороны мы с ним, вероятно, выглядели как отец и сын: пожилой сутуловатый человек в добротном летнем костюме-тройке, перелистывающий "Уолл-стрит джорнал", и мальчишка-студент в синем спортивном трико и темных очках, скрывающих его магические глаза. Дени взял со стола кофейник. -- Еще кофе? (Мне кажется, я разрешил тайну латентности моих младших братьев и сестер.) -- Пожалуй. Полчашки. (Бьюсь об заклад, здесь не обошлось без Виктора, а может, и без Дона. Трудно поверить, что ни один их них не унаследовал телепатического дара. Ведь даже мать и та его когда-то проявляла. Жанетта и Лоретта в младенчестве были телепатками, а потом ни с того ни с сего утратили талант. Про других не скажу...) -- Сахару? (Та же самая история. Их врожденные метафункции намеренно подавили, выработав условно-рефлекторную реакцию отвращения. Я говорил с Полин, ей уже семь... Очень уязвимая девочка, поэтому мне было легко... добиться отклика... Ради Бога, если хочешь, называй гипнозом. Короче, я вернул еЕ в младенчество и увидел, как она реагирует на отца и Виктора. Бедная маленькая Полин! Но Papa тут ни при чем -- все Виктор.) Мерзавец!.. Но как, ведь он сам был ребенком! Сколько ему было, когда родились близняшки? Четыре? А потом друг за дружкой появились Джеки, Ивонн, мальчики-близнецы... В восьмидесятом -- Жорж, вскоре после того, как ты получил степень бакалавра в Дартмуте... Значит, Вику было десять, а когда родилась Полин -- двенадцать... Боже мой, в двенадцать лет стать чудовищем! (Отстраненность.) У меня есть несколько клинических случав среди малолетних... Виктор на такое вполне способен. Все дети, начинающие ходить, жуткие эгоцентрики. Почему, думаешь, они так раздражительны? Хотят, чтобы мир вращался вокруг них. Но большинство перерастает эту стадию и развивает в себе альтруизм, который в принципе необходим для выживания. Однако есть исключения -- социопаты. Вик явно из их числа. Сперва он желал утвердиться в положении папиного любимчика. Позднее мотивировки усложнились. Он почувствовал вкус власти. Ты же видишь, что он собой представляет: необразованный, как Papa, недалекий, но с чрезмерным самомнением. У отца тоже были эти черты, но ему недоставало уверенности в себе, потому что он боялся своего ума. А ещЕ его, в отличие от Виктора, с детства напичкали нравственными устоями. Комплекс вины, смешанный с эгоизмом, в конце концов привел к саморазрушению. Вик -- орешек покрепче. Даже не будь у него метафункций, все равно он стал бы угрозой для общества. Думаю, лесозаготовкой его амбиции не ограничатся... -- Передай, пожалуйста, клубничный джем. Спасибо. (Так что же нам делать?) Его экраны прочнее брони. Я не могу их сдвинуть даже на миллиметр, впрочем, и без того ясно, что он на руку нечист. Взять хотя бы миллионные контракты на поставку древесины или банковскую ссуду на расширение дела. Как пить дать, принуждение. Ходят слухи, что новое оборудование он приобрел путем ночного разбоя. Сторожа и собаки -- не препятствие для сильного принудителя. (Во всяком случае, я бы справился с ними без труда.) Бог свидетель, кругом и обычных воров полно... -- Здесь есть любопытная статья. Не хочешь поглядеть? Кажется, билль о наркотиках сенатора Пикколомини имеет шанс пройти в Конгрессе. (Так, по-твоему, нет способов остановить юного злоумышленника?) -- Ну-ка, ну-ка!.. Ого, плохие новости для контрабандистов. (Добыть законные доказательства его афер будет очень трудно. Даже если удастся засадить его за решетку, что помешает ему оказать воздействие на присяжных? Преступник, возомнивший себя сверхчеловеком, всегда имеет преимущество. А если кто попытается бороться с ним его оружием... ты же видел, что сталось с Papa.) Я не удержался и воскликнул вслух: -- Doux Jйsus, не может быть! Я же рассказал тебе, как все было. Я сам в этом участвовал. А я там был. Экраны у него потрясающие, но он не сдержал своего торжества. Меня вывернуло наизнанку при виде той сцены, а он ликовал!.. Papa был нервный, мятущийся человек, как большинство алкоголиков, но в ту ночь он так перетрусил, что решил впервые обратиться за помощью. Он не был в отчаянии, он искал выход. И сделал первый шаг по шаткому мосту через черную бездну. Но кто-то обрушил мост, разбил зародившуюся надежду, породил в нем неодолимый призыв к самоубийству, стимулировал его суицидальные наклонности. Я не сомневаюсь, что это Виктор! А он не сомневается, что я знаю, но поделать ничего не могу. Он не сможет... как-то повредить тебе? Не больше, чем Papa. (Тревога.) Но я не так спокоен за тебя, дядя Роги. Твои мысли чересчур прозрачны, особенно когда заряжены эмоциями. Ты сопережил папину смерть, и если Виктор об этом догадается, он не станет сидеть сложа руки. Надо обеспечить защиту. Я отодвинул тарелку. -- Уф, объелся! Официант! Счет, пожалуйста. -- (Господи, Дени, каким, наверное, убожеством стал Дон, когда лишился возможности самостоятельно управлять своими силами!..) Ты как-то обмолвился о том, что мечтаешь открыть книжную лавку в тихом университетском городке. Было дело... Давно, правда. У тебя немалый опыт в гостиничном бизнесе. Ты мог бы запросто получить место в другом отеле. Но в Хановере нет лавки букиниста, к тому же ты будешь там не один. Нас в Дартмуте уже человек сорок. Поработаешь с нами, а мы тебя оградим от происков Виктора. -- Не думаю, чтобы мне и здесь грозила серьезная опасность. Знаешь, я верю в... ангелов-хранителей. -- Не будь дураком! Даже сквозь темные очки я увидел, как сверкнули глаза Дени, и ощутил могучую силу его ума, способного превратить меня в марионетку. Я в ужасе отшатнулся, а он тотчас же ослабил Хватку, и в его внутреннем голосе отразились смущение и беспокойство. Я должен был его спасти... Но я сбежал, отгородился от всего, что происходило у нас дома. Я убедил себя, что моя работа важнее биологической жизни моего отца... Какая чушь!.. Я должен был его любить, должен был его спасти, а я не любил, не спас, и всегда буду себя за это винить, всегда буду ощущать, как он постепенно умирает, запутавшись в своем отчаянии... Пойми, дядя Роги, я не могу точно так же потерять тебя!.. Рано или поздно я отыщу способ укротить Вика. Будь я проклят со всеми своими силами, со своей дурацкой манией величия, если не найду средства защитить нас!.. Иначе можешь считать меня безумнее Вика и никчемнее Papa... Нет, я должен довести дело до конца! Ради Бога, помоги мне, почувствуй, как много ты для меня значишь, как ты нужен мне... -- Дени, -- выдохнул я, протянув к нему руку через стол. -- Tu es mon vrai fils [Ты мне как сын (франц.).]. Из-под черных очков покатились слезы. Почувствовав мое прикосновение, Дени вскинул голову, и слезы мгновенно высохли. -- Это творчество, -- объяснил он, видя мою растерянность. -- Метафункция, которую мы только начали исследовать, возможно, основа всех остальных. Иди к нам, дядя Роги, я тебе все покажу. Мой ум переполняла любовь, но где-то в глубине его шевельнулся невольный ужас. Я понимал, что должен застраховаться от Виктора, но отдать себя на растерзание Дени и его сборищу молодых оперантов... Нет! Ни за что! Официант подал мне счет. Я положил под него чаевые, и мы с Дени направились к выходу. Переселяйся в Хановер! Принуждение обступало меня со всех сторон. Я умел заслоняться от Дени так же, как от Дона и Виктора, но сознавал, что мой племянник в отдельных случаях способен пойти на крайность. Сочтя, что действует ради моего собственного блага, он попытается взять меня на испуг. Этого я допустить не мог. И потому улыбнулся ему через плечо. -- Знаешь, как я назову свою лавку? "Красноречивые страницы". 10 Контрольное судно "Нуменон" (Лил 1-0000) 26 апреля 1990 года Четыре галактических ума наблюдали с борта невидимого судна, как последний американец покидает космическую станцию, переходя на японский корабль многоразового использования "Хиноде мару". Менее крупные орбитальные аппараты были все ещЕ подключены к агрегатному отсеку станции, но их экипажи срочно завершали демонтаж. Вектор метеорита, поразившего пилотируемый спутник, как будто был кем-то рассчитан с дьявольской точностью. При столкновении погибли шесть сотрудников, к тому же оно привело к резкому снижению скорости, необходимой для удерживания конструкции на околоземной орбите. Двадцать три человека выжили благодаря герметичной системе соединения отсеков. Таким образом, нанесенный урон оказался сравнительно небольшим, но не до конца смонтированная силовая установка не могла восстановить скорость вращения, а достаточного количества вспомогательных двигателей не нашлось во всем западном мире, Японии и Китае вместе взятых. Станцию могло бы спасти добавление советских ускорителей, однако, кроме промышленного оборудования разных стран, научных мощностей и астрономической обсерватории, станция содержала модуль с действующей аппаратурой разведывательного назначения. Потому русские помочь отказались, и теперь плод многолетних трудов, которому до завершения недоставало всего нескольких месяцев, двигался по быстро убывающей орбите. Дабы предотвратить падение станции на Землю, американцы решили еЕ взорвать. -- Сколько денег, сколько разбитых надежд! -- сокрушалась Умственная Гармония. -- Творение человеческого ума превратилось в обычный сплав никеля с железом, обросший ледяной коркой... Пожалуй, в этом есть поэтический подтекст. -- Да погоди ты с поэзией! -- перебила Родственная Тенденция -- Надо проанализировать искажение вероятностных решеток. Это событие повлечет за собой эпохальные изменения. -- Тогда я напишу элегию. -- Лучше похабные частушки про деятелей НАСА, -- предложило Душевное Равновесие. -- Удовлетворись они станцией помельче на более удаленной орбите, как делают Советы, ничего подобного бы не было. Конечно, если предположить, что в космосе вовсе нет небесных тел, способных повредить несмонтированную станцию, то запуск таких махин на околоземную орбиту несравненно выгоднее. Ох уж эти американцы! Все бы им экономить! Бедным янки так хотелось Всех за доллар поиметь... -- Я тебя умоляю! -- патетически воскликнула Родственная Тенденция. -- Мне кажется, -- вставило Бесконечное Приближение, -- я понимаю мотивы беспокойства Тенденции. Процесс разрядки между Соединенными Штатами и Советским Союзом прискорбно нестабилен. Несмотря на совместный проект освоения Марса, сохраняются извечные политические разногласия между двумя системами. Потеря американской станции будет рассматриваться стратегами обеих держав как нарушение военного паритета. -- Еще бы, -- согласилось Душевное Равновесие. -- Достаточно проследить психологическую динамику в действии. Понимая, что техническая оснащенность станции гораздо выше аналогичных советских, американцы заняли позицию снисходительного превосходства. Они мнят себя радетелями о благе мира даже больше, чем мы, лилмики. Совместная советско-американская экспедиция на Марс должна была стать началом новой эры научного, экономического и культурного сотрудничества двух стран. И вдруг американцы остались в дураках. Попытка сближения в космическом пространстве потерпела фиаско. Теперь у Советов появится стратегическое преимущество до тех пор, пока американцы не оборудуют новую станцию. Сколько на это уйдет? Два года?.. Три? Американская экономика и так захлебывается. Надеюсь, что тревожный прогноз Тенденции все же не означает конец разрядки, но нельзя упускать из виду, что на этическом уровне мы имеем дело с первобытными особями. -- По логике вещей, -- заметило Приближение, -- американцам нечего опасаться. В крайнем случае они могут запустить сколько угодно шпионских роботоспутников, чтоб разрешить свои сомнения, а кроме того, Омега свидетель: в ядерных потенциалах США и СССР до сих пор наблюдается устойчивое равновесие. Правда, космическая станция была объектом национальной гордости и символом безопасности, а Советы, без сомнения, радуются катастрофе, поскольку теперь американцы у них как на ладони. И наконец, войны людей никогда не имели под собой логической основы. -- Вот, послушайте! -- воскликнула Умственная Гармония. -- Пока это ещЕ только набросок, но мне кажется, в нем что-то есть... О метеор! О роковой скиталец, затянутый холодной пеленою, Осколок изначальных катаклизмов... -- По-моему, много патетики, -- высказалось Бесконечное Приближение. Душевное Равновесие обошлось со стихотворным опусом ещЕ менее великодушно: -- Что за бредятина! Посвятить элегию метеору! Будь он болидом -- ещЕ туда-сюда, но падающие звезды не заслуживают такого внимания... -- Анализ готов, -- перебила Родственная Тенденция и представила результаты соплеменникам. Бесконечное Приближение выразило общие эмоции вслух: -- Наше предначертание под угрозой?.. Не верю! -- Что значит -- не верю?! -- возмутилась Родственная Тенденция. -- Пролепсис вычислен с точностью до восемнадцатого знака. Если бы нынешний американский президент остался у власти, все бы могло ещЕ обойтись. Его происхождение и рыночная ориентация обусловили мирный (в основе своей) характер погибшей станции. Следующая орбитальная станция будет преследовать исключительно военные цели. Со всеми вытекающими отсюда пагубными последствиями, каких вы наверняка усматриваете немало в моем прогнозе на ближайшие двадцать лет. Душевное Равновесие безуспешно пыталось сохранять душевное равновесие. -- А позвольте спросить, почему Контрольный Орган раньше не обнаружил критическое состояние станции и почему мы не предприняли никаких шагов, чтобы сберечь такую драгоценность? -- Ну, прежде всего это вина Примиряющего Координатора, который находится в центре нашего квадрата и определяет ситуации, подлежащие рассмотрению, -- сказала Тенденция. -- Во-вторых, на нынешней стадии открытое вмешательство было бы против предначертания. Ведь заслон станции от метеорных тел сколь-нибудь существенной массы потребовал бы применения сигма-поля, и земляне наверняка уловили бы его с помощью радиолокации. К тому же устанавливать в Солнечной системе запрограммированную ловушку для гиперкосмической материи крайне рискованно, нам пришлось бы снарядить специальный корабль, уполномоченный расстреливать, захватывать, отметать или как-то иначе устранять межпланетный мусор, что было бы тяжким нарушением наблюдательных инструкций. -- Ну, и как же теперь? -- поинтересовалось Душевное Равновесие. -- Данное событие должно быть рассмотрено на заседании всех пяти членов Контрольного Органа, действующего в вышеупомянутом квадрате. -- А где он сейчас, кто-нибудь знает? -- спросило Бесконечное Приближение. Умственная Гармония мысленно пожала плечами. -- Либо вне галактики, либо опять пасет этот колледж. Окликнем, что ли? Четыре голоса слились в метаконцерте: Координатор! Чего? (Ситуационный образ + вероятностный анализ.) (Легкая обеспокоенность.) Ах да. Очередная коллизия, не так ли? (Упрек.) Вообще-то мог бы и предвидеть. Виноват... прошляпил. Однако вам нет нужды волноваться или принимать какие-либо меры. Ты что, отвергаешь вероятностный прогноз Родственной Тенденции? Отнюдь. Просто я намерен лично заняться этим вопросом. (Недоумение.) Как?! Ты попытаешься спасти космическую станцию? О нет. В чем опасность подобных станций? В том, что они используются в разведывательных целях. А я метапсихически устраню само понятие шпионских спутников. Планетарный Разум уже достаточно окреп. Раздвоение неотвратимо. Я лишь ускорю развязку. И в этом тебе поможет один из высокочтимых Ремилардов? Не угадали. Шотландское отделение имеет подходящую специализацию. Если его чуть подтолкнуть, то в самое ближайшее время мы получим возможность вернуть программу Вторжения в нормальное русло. А что, неплохо придумано. Тем не менее мне следовало обсудить это с вами до катастрофы, дабы оградить вас от ненужных переживаний. Моя рассеянность становится просто скандальной. Что-то я уж слишком впал в эйфорию по поводу явного прогресса Мирового Разума... ладно, пока. -- Опять исчез, -- проворчало Приближение. -- Видали, как он уверен в себе? -- процедила Родственная Тенденция. -- Куда нам до него! -- вздохнула Умственная Гармония. -- Очевидно, -- сухо добавило Душевное Равновесие, -- ему известно нечто, чего не знаем мы о самодовольных земных личинках, и он черпает уверенность именно в этом знании... -- Как и следовало ожидать, все вероятности в его пользу, -- отозвалась Родственная Тенденция. Четыре существа обменялись ироническими ретроспекциями. Затем немного помолчали, и наконец Душевное Равновесие изрекло: -- Сигнал к ликвидации станции. -- О пламя ненасытное! О гордость, придавленная гнетом обстоятельств... -- продекламировала Умственная Гармония и продолжила слагать реквием, тогда как трое других лилмиков напряженно следили за космическим взрывом. 11 Чикаго, Иллинойс, Земля 2 мая 1990 года Киран О'Коннор закончил умственные упражнения, которые выполнял в начале каждого делового дня, и теперь, стоя перед огромным -- от пола до потолка -- окном своего кабинета, предоставил мыслям свободу. Он свил себе гнездо на сто четвертом этаже одного из самых престижных чикагских небоскребов и с такой высоты мог наблюдать на обширном пространстве концентрированные всплески психической энергии, служившие разрядкой и одновременно стимулом для его творческих сил. Киран знавал и другие большие города: Бостон, где родился в нищете и получил образование в Гарвардской роскоши, Манхаттан, где стажировался в юридической конторе и приобрел весьма влиятельных сицилийских клиентов, -- однако пресыщенный условностями восток -- неподходящее пристанище для такого уникального выскочки. О'Коннор инстинктивно стремился на север, в город, славящийся романтическими преступлениями и мобильностью во всех смыслах. Трудно придумать для него более идеальное место, нежели Чикаго с его процветающей коммерцией, сумбурной политикой, расплывчатой моралью. Истинный город для принудителя, кладезь биоэнергетики, пробивной силы, гостеприимства, изобретательности на всякого рода махинации, порой не уступающие его собственным. Киран глядел с высоты на сверкающий лес небоскребов, лабиринт забитых машинами улиц, зеленое обрамление озера Мичиган, уже одетого в весенний наряд. Бесчисленные авто снуют, как муравьи, взад-вперед по окружной дороге. За ней голубеют воды озера, отливающего серебром ближе к горизонту. На зеркальной глади чуть покачивается яхта. По наитию Киран настроил на неЕ луч ясновидения и был вознагражден откровенно интимной сценой. Он улыбнулся и стал впитывать в себя сладострастные ощущения -- не как юнец, жадно подглядывающий в замочную скважину, а как мудрец, предающийся приятным, но уже чуждым воспоминаниям. Теперь у него иные утехи, но отчего не вспомнить былое... Бой каминных часов вернул его к действительности. О'Коннор подошел к огромному письменному столу. В лакированной поверхности отражались ваза с одной-единственной желтой маргариткой и фотографией в эбеновой рамке -- Розмари держит на руках новорожденную Кэтлин, а маленькая Шэннон в белом нагрудничке уцепилась за еЕ юбку. Розмари и Кэтлин теперь никогда уже не состарятся, а Шэннон превратилась в угрюмую пятнадцатилетнюю девицу, упорно сопротивляющуюся вовлечению в отцовский мир. Он уверен: это пройдет. Киран коснулся золотистого квадратика, вмонтированного в столешницу красного дерева. Невидимая установка связи включена. Из двери в приемную показалось обманчиво отрешенное лицо Арнольда Паккалы. Бесцветные глаза уставились на фикус в горшке за спиной Кирана. -- Доброе утро, Арнольд. -- Здравствуйте, мистер О'Коннор. Вам, думаю, любопытно будет узнать, что Грондин выловил в Калифорнии ещЕ двоих подходящих парней. На будущей неделе он доставит их сюда для прохождения стажировки. -- Прекрасно. -- Финстер на линии связи с Вашингтоном. Но прежде я должен уведомить вас, что машина мистера Камастры только что въехала в наш подземный гараж. Очевидно, он прилетел ранним рейсом из Канзас-сити. -- Хм-м. Нехорошо заставлять старика ждать. Как только поднимется -- сразу проведешь ко мне. А пока соедини меня с Финстером. -- Сию минуту, сэр. На экране установки отразилась последовательность секретных кодов, блокирующих подслушивание. Вскоре они сменились крупным планом помощника О'Коннора Фабиана Финстера по прозвищу Хорек; в напряженной улыбке обнажились два огромных верхних резца, разделенных комичной щербиной -- и верно хорек. Всех так приковывает этот странный оскал, что едва ли кто замечает всевидящие ледяные глаза над ним. Когда-то Фабиан Финстер зарабатывал на жизнь в казино Невады как внештатный прорицатель и подчеркивал от природы экстравагантную внешность кричащими одеждами. А став тайным агентом Кирана, склонился к более респектабельному имиджу -- итальянским костюмам и галстукам в полоску. Но хотя занят он теперь более серьезной (и более прибыльной) деятельностью, временами его так и тянет поиграть на публику. -- Ну что, Фабби, -- спросил Киран, -- обработал сенатора Скроупа? -- Он у меня на крючке, шеф. Видели бы вы его рожу, когда я сообщил ему номер