его секретного счета в Исландском банке... Теперь за трубопровод можно не беспокоиться. Слава Богу, хоть одно с плеч долой! Читать мысли политиков все равно что плавать с маской в сточной канаве. Черт знает, сколько надо сил, чтобы что-нибудь выудить и не захлебнуться в дерьме! Киран рассмеялся. -- Молодчина! Полагаю, ты изрядно вымотался и тебе не помешает хорошо отдохнуть в каком-нибудь пятизвездном отеле. Телепат ухмыльнулся. -- Дело прежде всего. Вижу, вы заварили хорошую кашу, и я не прочь еЕ отведать. Надеюсь, это хотя бы не в Вашингтоне. Я сыт по горло компанией политиков. После них ум толпы -- райские кущи. -- Я приготовил для тебя нечто более изысканное. Как насчет университетских кругов, а, Фабби? Проведешь небольшое расследование в Нью-Гемпшире. -- Программа развития экстрасенсорных сил, не так ли? -- Ты тоже о ней слыхал? -- Даже читал ту книжку профессора из Дартмута, что стоит на первом месте в списке бестселлеров "Нью-Йорк тайме". Вместе с поисками незнакомых слов я потратил на неЕ две недели и, по-моему, все равно ни хрена не понял. Тон Кирана сделался резче. -- Я не думал, что официальная пресса принимает парапсихологию всерьез. Джейсон Кессиди и Виола Норткат проводят разведку в Стэндфорде, на западном побережье, а ты выясни, что на уме у Дени Ремиларда. В особенности я хочу знать, какое практическое применение он видит для теорий высших метафункций. -- То есть витает ли этот парень в облаках или затеял нечто опасное для нас? -- Вот именно. Книга Ремиларда совсем не похожа на бестселлер. Читается с трудом, выводы намеренно завуалированы. Он будто нарочно затушевывает значение своей работы, и все же ему не удалось полностью скрыть чувств за сухой статистикой и академическим жаргоном. Экспериментальное подтверждение телепатии и психокинеза -- одно из величайших научных открытий нашего века. Поэтому необходимо установить, что добрый доктор Ремилард предусмотрительно скрывает от общественного мнения. -- Нда, -- протянул Финстер, -- если политические партии начнут интересоваться чтением мыслей и гипнозом, куда мы все покатимся!.. -- Подготовь подробное досье на Дени Ремиларда. Добудь как можно больше информации о его ближайших сотрудниках: сколько всего менталистов у него в лаборатории, что они умеют, до какой степени преданы идее. -- Короче, поохотиться за живыми черепами? -- Будь осторожнее, Фабби. -- Взгляд О'Коннора на миг остановился на фотографии Розмари с девочками. -- Игра опасная. В дартмутскую программу наверняка суют нос и правительство, и агенты иностранных разведок. Ремилард в книге вскользь намекнул на сотрудничество парапсихологических лабораторий разных стран. Якобы совместными усилиями они уже добились неплохих результатов. Мне надо знать, правда ли это или он просто выдает желаемое за действительное. -- Вас понял. -- И последнее. Если почувствуешь хоть малейший признак интереса к своей персоне, тут же убирайся и заметай следы. -- Не волнуйтесь, босс, -- последовал веселый ответ. -- Живой не дамся. Я видел, как у тех, кто вызвал ваше неудовольствие, наступает внезапное кровоизлияние в мозг. Мне это не улыбается. -- Твоя работа со Скроупом принесет тебе миллион чистыми. А за удачу в деле Ремиларда получишь ещЕ больше. Привет, Фабби! Экран потух, когда О'Коннор коснулся золотистого квадратика; почти тотчас же вспыхнул красным светом другой. -- Проси мистера Камастру, Арнольд. Он принял позу йоги для усиления принудительного потенциала, затем расслабился в ожидании встречи с тестем. -- Ты слышал, Кир? Слышал?! Он отказался от вето! Ласситер сообщил мне по радиотелефону, как только мы выехали из аэропорта Кеннеди. Губы Большого Эла посинели от ярости, из уголка рта сочилась струйка слюны. Лица и умы телохранителей чикагского мафиозо излучали тревогу. -- Этого следовало ожидать, Эл. Указав Карло и Фрэнки на обитое кожей кресло, куда те опустили грузное тело хозяина, Киран с приветливой улыбкой вышел из-за стола. -- Желтобрюхий ублюдок! -- бушевал Камастра. -- Сучья тварь! Завтра билль даже без его подписи получит силу закона! Киран согласно кивнул. -- Президенту нужен этот закон, но он не хочет наносить публичного афронта церкви. -- Какой же он, к черту, веры? Совет церквей единогласно высказался за вето! И мы были уверены, что он его наложит! Ради Христа, ты хоть что-нибудь понимаешь?! Опять погорели по всем статьям! -- Тише, босс! -- взмолился Карло. -- Вам с вашим искусственным сердцем вредно волноваться! -- Выпить! -- взревел Большой Эл. -- Кир, дай выпить чего-нибудь! -- Не надо, Эл, нельзя! -- вскричал Фрэнки, переглядываясь с Кираном и отчаянно мотая головой. -- Док не велел... Киран властно взмахнул рукой. Телохранители вытянулись в струнку, сверкая глазами. Затем оба повернулись и вышли из кабинета, даже не вспомнив о том, что Большой Эл всего пять минут назад приказал им ни под каким видом не оставлять его наедине с О'Коннором. А мафиози и сам позабыл о своем приказе. Словно в трансе, он прикрыл пухлой веснушчатой рукой глаза и вполголоса бормотал проклятия. Киран отрыл встроенный бар; блеснули на солнце хрустальные стаканы. -- Немного марсалы тебе не повредит. И я с тобой выпью. Отменное молодое вино. Де Лауренти на прошлой неделе прислал в мой нью-йоркский офис. Если понравится, привезу тебе пару ящиков в Ривер-Форест. Киран вложил стакан в дрожащую руку тестя. Быстрого телесного контакта оказалось достаточно, чтобы в мозг Камастры потекли целительные импульсы. -- Salute, папа. Твое здоровье. Бледное лицо Большого Эла скривилось в горькой улыбке. -- Какое, к дьяволу, здоровье! Madonna puttana, ты бы поглядел на тех стервятников в Канзас-сити -- уж как они надеялись, что я сдохну прямо у них на глазах, чтоб можно было распустить Концессию и отменить голосование! -- Ты устал с дороги. Поезжай домой, отдохни. Все будет в порядке. Члены Концессии повели себя согласно ожиданиям. Я рад, что не придется оказывать на них прямое давление. -- Он чокнулся со стариком и вернулся за стол. Большой Эл следил за ним из-за полуприкрытых век. В сорок шесть у Кирана О'Коннора вполне моложавый вид, виски и клинышек вдовца на лбу лишь чуть тронуты сединой. Оливковая кожа и темно-карие глаза придают ему сходство с итальянцем, но он не итальянец и потому не должен был подняться выше юрисконсульта, на чьей бы дочери ни женился. Большой Эл до сих пор в толк не возьмет, как ему это удалось. -- Они проголосовали за тебя. Теперь ты временно исполняющий обязанности управляющего, и тебя утвердят, как только я удалюсь от дел. Но кое-кому это не по нраву. Фальконе со своим кланом динозавров до сих пор цепляется за традиции и бесится, что ты не такой же деревенщина, как он. При всем уважении к тебе он изо всех сил отбрыкивается от твоего финансового консорциума. Киран небрежно отмахнулся. -- Бог с ним! Пэтси Монтедоро привлечет на нашу сторону свежие силы из Лас-Вегаса и с западного побережья. А Фальконе и его дубиноголовые пускай поварятся ещЕ годок в собственном соку. Прибыли от игорного бизнеса и рэкета неудержимо падают, а билль Пикколомини и вовсе выбьет у них почву из-под ног. Отмена сухого закона -- цветочки по сравнению с легализацией марихуаны, кокаина и других наркотиков. Большой Эл гневно затряс двойным подбородком. -- Но как президент мог на такое пойти? Теперь всякий сраный фермер станет выращивать гашиш и коку. Старушки посадят опиум на окне в горшочках! Не страна, а притон наркоманов! -- Он судорожно глотнул вина. Киран поднялся и долил ему в стакан. -- Брось, папа, не преувеличивай. В тексте закона масса оговорок. Правительство будет проводить воспитательные мероприятия против разного рода злоупотреблений... принудительное лечение... тюремные сроки для буйных... электрический стул для распространителей. Улавливаешь ход их мыслей... пусть всякое быдло, безработные, отбросы общества, искатели острых ощущений по дешевке курят и колются, пока не подохнут, лишь бы с каждой затяжки, с каждого укола платили налог дяде Сэму. Но чтоб задевать порядочных граждан, совершать преступления под воздействием наркотиков, совращать малолетних, загрязнять улицы своим дерьмом -- это ни-ни! Иначе их запрут подальше и ключ потеряют. Очень простое и разумное решение. Казна возместит себе убытки от торговли табачными изделиями и спиртными напитками, в городах станет чище, а гадкая мафия раз и навсегда потеряет основной источник дохода. -- И это, по-твоему, не паскудство? Задешево продавать травку, чтоб даже дети могли купить! Ладно, заядлые наркоманы -- эти пускай хоть все мозги себе засрут, но детишки!.. Киран пожал плечами. -- Сердобольные либералы, церковники и общественная сфера пытались это внушить президенту и Конгрессу. Ну и мы, конечно... Эл тупо уставился в стакан. -- Тридцать процентов... С легализацией мы потеряли тридцать процентов доходу -- всего-навсего! А Нью-Йорк, Бостон, Флорида, Новый Орлеан потеряют по меньшей мере пятьдесят. А Калифорния... -- Ничего, посидят год-другой на голодном пайке, и те кланы, которые примкнут к нашему совместному капиталу, станут ещЕ богаче. Чикаго всегда был на гребне перемен, и мой консорциум обеспечит для всех новые структуры извлечения прибыли. Мы выживем, папа, мы и те, кто последует за нами. -- За тобой! -- Глаза в красных прожилках на миг полыхнули застарелой ненавистью и ужасом, но Эл тут же овладел собой и с коротким смешком добавил: -- Что ещЕ делать, как не следовать за тобой, stregone? Чародей! Взгляд зятя светился искренней сердечностью, а принуждение работало на всю мощь. -- Пойми, Эл, шайка средневековых разбойников не может управлять капиталом в двести миллиардов. Нынче не модно хватать что плохо лежит, убирать с дороги соперников, запихивать трупы в багажник. Времена меняются. Через два года люди будут гулять по Марсу. Все финансовые операции переведены на компьютер. А рэкетиры и распространители наркотиков остаются ни с чем. У кого есть мозги, те богатеют. Но если сидеть на деньгах, то чем они лучше туалетной бумаги? -- Да, да, знаю, -- устало отозвался Камастра. -- Надо вкладывать. -- Причем разумно вкладывать -- чтоб деньги делали деньги. Именно этим я занимался, когда был твоим советником, и буду продолжать, став боссом. -- Боссом Всех Боссов, -- усмехнулся Камастра. Киран будто не слышал. -- Наряду с официальным консорциумом, распределяющим капиталовложения, у меня есть на примете три кита: "Клейбург акуизишнз", "Гиддингс энд Метц" и "Фридония интернэшнл". Артисты своего дела, специализируются на покупке разваливающихся компаний, да так, что комар носу не подточит. До сих пор они работали по мелочи, но я придумал для них настоящее занятие. С объединенным капиталом у нас развязаны руки, и теперь к нам потекут такие деньги, какие тебе и не снились. -- Господи Иисусе, что ты ещЕ задумал?! -- Начнем с небольших оборонных предприятий -- тех, что разорились во время светлой памяти разрядки. После катастрофы космической станции в Конгрессе зазвучали воинственные голоса, и компании, работающие на оборону, снова станут расти как на дрожжах. Слышал про фирму "Макгиган-Дункан аэроспейс"? Она рухнула, когда экономисты Пентагона зарубили новое орбитальное оружие. У меня есть предчувствие, что с девяносто третьего, когда у нас будет новый президент и программа освоения Марса будет признана негодной, какой и является в действительности, наша страна наконец проснется и поймет, как далеко обогнали нас русские в гонке космических вооружений. Вот тогда-то Звездные Войны получат новое право на жизнь. Большой Эл побелел как полотно. -- Так ты думаешь, будет война? -- Конечно нет. Просто новая оборонная инициатива. Обработаем "Макгиган", затем подчиним себе "Джи Дин Камберленд", строителей подводных лодок. "Кон электрик" тоже трещит по всем швам, поскольку японцы и китайцы перехватили у них всю бытовую технику, однако в восьмидесятые годы они были четвертым крупнейшим оборонным подрядчиком в стране. Не станет же Пентагон покупать ракеты в Азии. -- Мадонна! Ты не шутишь! Стакан выскользнул из рук Большого Эла и беззвучно покатился по бежевому пушистому ковру. Но кардиостимулятор внутри торакальной полости немедленно приспособил сердечный ритм к повышенному содержанию адреналина. -- История показывает, что нет более надежного источника доходов, чем военно-промышленный комплекс, -- невозмутимо продолжал Киран. -- Но его необходимо подпитывать. На самом деле войны не хотим ни мы, ни Советы. Но это единственный способ как-то сдерживать внутреннюю напряженность. У нас высокий уровень безработицы и грандиозный национальный долг. У них извечная славянская тоска плюс хроническая нехватка продовольствия и товаров широкого потребления. -- А если ты ошибся? Если проект освоения Марса помирит нас с красными и разрядка опять будет набирать обороты? -- Тогда плакали наши денежки. -- Киран широко улыбнулся. -- Да не бойся, мы сумеем защитить капитал. Большой Эл всю жизнь смотрел на зятя как на стихийное бедствие вроде сошедшей с гор лавины или ревущего торнадо... Вот такое же непонимание и страх читались и сейчас на лице старика. Но неожиданно оно прояснилось, и Большой Эл зашелся от хохота. -- Господи Иисусе! -- ревел он. -- Поглядим, как наш cazzomatto [Хрен чокнутый (итал.).] Фальконе скушает эту дулю! Киран дотронулся до золотистого квадратика. На пороге появился помощник. -- Слушаю вас, сэр, -- произнес Арнольд Паккала, а в уме, добавил: Два мордоворота тихонько сидят в приемной и кусают ногти, на десять тридцать у вас намечены переговоры с мистером Гиддингсом и мистером Метцем из Хьюстона, а после ранний ленч с генералом Баумгартнером. -- Мистер Камастра уже покидает нас, Арнольд. Попроси, пожалуйста, сюда Карло и Фрэнки. -- Киран подошел к тестю, протянул ему руку. -- Спасибо, что заглянул, папа. Завтра увидимся. Бетти Каролина просила меня привезти Шэннон к вам на ужин. Если будет настроение, можем подробнее обговорить новую финансовую политику. Поддерживаемый с боков телохранителями, Большой Эл поднялся на ноги. -- Само собой. Завтра поговорим. -- Он все ещЕ удовлетворенно хмыкал, но избегал смотреть в глаза будущему боссу Чикаго. -- Да, и прихвати два ящика марсалы -- славная штука. Бывай, Кир! О'Коннор повернулся к окну взглянуть на озеро. Яхты с любовниками уже не было. Тогда он направил луч на большое судно, идущее вверх по реке. -- Десять тридцать, -- напомнил Арнольд. -- Соединить вас с Хьюстоном? На палубе один пассажир рассказывал другому скабрезный анекдот про генерального прокурора Иллинойса. Через пять минут, мысленно ответил Киран. Перед разговором с китами надо малость прочистить мозги. 12 Милан, Нью-Гемпшир, Земля 16 августа 1990 года Самый неудачный психологический эксперимент в его практике; от начала и до конца все не задалось. Чертова джонка! Он взял еЕ напрокат, решив замаскироваться под рыбака, но не учел неполной осадки, отчего корпус дико стонал и скрипел, и вони от забившегося в щели протухшего зельца -- не иначе, его использовали как наживку. Чертова духота! На маленьком озере, окруженном со всех сторон летними коттеджами, совсем нечем дышать, и после четырех часов ночного бдения он взопрел, как в бане. Чертовы комары! Совокупляются, мать их так, прямо у него на теле! То ли запах зельца их привлекает, то ли взмокший рыболов, но, кажется, все окрестное комарье облюбовало стоящую на якоре джонку для своих свиданий. А стоит пошевелиться -- по всему озеру разносятся звуки, напоминающие хруст целлофана. Чертова рыба! Жирненькие окуньки в надежде полакомиться нахальными комарами то и дело выпрыгивают из воды с таким оглушительным всплеском, что кровь стынет в жилах. Будь он настоящий рыбак, обилие рыбы привело бы его в экстаз. Но Фабиан Финстер, горожанин до мозга костей, глубоко ненавидел всякий спорт, а рыбу признавал исключительно в виде филе, слегка обжаренного в сухарях и обрызганного лимонным соком. Периодически, когда комариная любовь и рыбья охота доводили его до бешенства, он прекращал наблюдение, взнуздывал свои принудительные силы и давал несколько залпов по хищникам и жертвам. Рыба камнем опускалась на дно, поверхность озера усеивали сотни трупов с прозрачными крылышками, и минут на десять наступало спокойствие. Затем налетал новый рой, и окуньки сразу приходили в чувство. Но самую большую трудность -- прямо-таки головоломку -- представлял сам объект наблюдения, говорящий и думающий по-французски. В бытность прорицателем он уже встречался с подобными сложностями, но там мысли на чуждом языке были обращены непосредственно к нему и ограничивались одной-двумя фразами. (Эй ты, гринго! Ну-ка, угадай, что у меня в башке, а что в бумажнике!) Но четыре часа непрерывного синхрона -- это уж слишком, даже для телепата! В результате он переживает умственное и физическое истощение, что для психического шпионажа никак не годится. Если к переводу с французского добавить страх и предчувствие катастрофы, которые ни один оперант не в силах игнорировать, то получится, что зря он взялся за это дело, какие бы миллионы ни сулил ему О'Коннор в качестве наживки. Ох уж эта наживка! ОТЦЕПИТЕСЬ, СВОЛОЧИ! ТРАХАЙТЕСЬ ГДЕ-НИБУДЬ В ДРУГОМ МЕСТЕ! Вновь оставшись в одиночестве под лучистыми звездами, Финстер горестно вздохнул. Беды его начались, как только он подступился к сопляку профессору по имени Дени Ремилард. О том, чтобы проникнуть за его экраны, не могло быть и речи. Финстер, не будь дурак, догадался, что метапсихолог мигом его засечет -- только сунься. И решил подбирать крохи, падающие со стола, то есть обрывки "декларативной" телепатии, которые Ремилард адресовал друзьям и коллегам. Мысли свои он, правда, формулировал по-английски, но, Боже, что за мысли! Бедняга Финстер вконец запутался в лабиринте символов, логических образов, крылатых выражений и прочей дребедени. Если Дени и работает над чем-то представляющим угрозу (или, наоборот, выгоду) для начинаний О'Коннора, то нужны более компетентные мозги, чтобы это подтвердить. И Финстер предложил -- а босс одобрил -- косвенный путь расследования. Надо оставить в покое Дени и его Группу, пока не выявятся признаки хоть какой-то практической деятельности, а тем временем пощипать многочисленных родственников юного гения. Дай Бог, с миру по нитке он соберет сведения, которые помогут боссу определить свое отношение к Дени и Дартмутской группе. Начал он с дядюшки in loco parentis [Заменившего отца (лат.).] молодого профессора, что служил администратором в шикарном курортном центре Уайт-Маунтинс. Как большинство людей, считающих себя стопроцентными американцами, Фабиан Финстер и не подозревал о франкоязычном меньшинстве населения Новой Англии. Дядюшка Роже, безобидный малый, говорил на беглом янки, но мысли его были невообразимой смесью французского и английского. Финстер поселился в отеле и, несмотря на комфорт и шикарную жратву, провел довольно утомительный месяц, копаясь в них. Но труды его были вознаграждены: оказывается, дядюшка Роже решил оставить Уайт-Маунтинс из страха перед младшим братом Дени Виктором -- самой темной лошадкой семейного клана Ремилардов. Любопытно! Финстер немедленно переключился на Виктора и обнаружил, что двадцатилетний верзила неплохой телепат, а в принуждении превосходит не только старшего брата, но и, возможно, самого Кирана О'Коннора. Кроме того, Виктор порядочный прохвост и занимается махинациями, подобными делам босса, разве что не в таком масштабе. О'Коннор очень заинтересовался. Финстер получил четкие инструкции всесторонне и с максимальными предосторожностями изучить Виктора и его деятельность. Ему надлежало держаться вне вычисленного ими радиуса принуждения: примерно двести ярдов плюс-минус, то есть вдвое больше дистанции психического воздействия самого Кирана. Прослушивание решено было вести как телепатически, так и с помощью электронной аппаратуры, уделяя особое внимание полезной "грязи". Каждую ночь Финстер посылал пленку ежедневных записей в Чикаго срочной наземной связью, а утром получал комментарии и свежие инструкции от босса. Три недели Финстер пас молодого заготовителя древесины на подступах к Берлину (Нью-Гемпшир). Вскоре выяснилось, что теневые стороны деятельности Виктора тщательно замаскированы и не представляют никакой возможности для прямого шантажа. Жены, подружки, дружка или какого-либо другого объекта запугивания также не имелось. (На пару с Дени Виктор помогал овдовевшей матери с выводком младших братьев и сестер, но, по всей видимости, не питал к ним чересчур нежных чувств.) Свои капиталы он держал в двух местных банках и в одном манчестерском, древесину поставлял по контрактам в Нью-Гемпшир и Мэн, собираясь прибрать к рукам также Вермонт -- едва отыщутся подходящие для принуждения клиенты. Учитывая очевидную неуязвимость Виктора, Киран О'Коннор пока не пришел к чему-то определенному: то ли до лучших времен оставить его в покое, как Дени, то ли уже сейчас вовлечь в свой преступный синдикат. Вторая перспектива казалась Финстеру все более туманной. По его оценкам, Виктор порядочный забияка и крепкий орешек. Его франко-английские мысли порой так сумбурны, что не поддаются расшифровке, на его счету по меньшей мере три убийства и бесчисленное множество психических и/или физических покушений (причем все шито-крыто). Он очень тщеславен, и лишь подсознательный страх удерживает его от применения насилия к старшему брату, которому он дико завидует. Фабиан Финстер, трепетавший перед хозяином, неожиданно для себя осознал, что Виктор Ремилард внушает ему ещЕ больший страх, и твердо решил высказать боссу свое отрицательное мнение по поводу сотрудничества с этим чудовищем. Пожалуй, даже стоит подумать, как обезопасить себя от его далеко идущих планов. Пока же, вспотевший, искусанный комарами и обуреваемый дурными предчувствиями, он стойко нес ночной дозор, то и дело шепча синхронный перевод и комментарий по ходу дела в облепленный насекомыми диктофон "Тошиба", что висел у него на шее. Тем временем на застекленной террасе летнего коттеджа появился Виктор Ремилард, хлебнул холодного пива и продолжил работу по набору новых сил в свое расширяющееся метапсихическое гнездо. Беседа с канадским телепатом средних лет и сомнительных моральных принципов, прикатившим из Монреаля на шикарной "альфе", подходила к концу. -- Переливают из пустого в порожнее... Вик достает из холодильника запотевшую бутылку "Гиберниа Дункель Вайце" (Господи Боже!) и угощает гостя... Говорит вслух по-жабьи: "Согласен, Медведь, слияние наших предприятий сулит большую выгоду, но учти: у руля буду я". Фортье отвечает: "Конечно, Вик, никаких проблем. Я же вижу, с кем имею дело... "И хлебает пиво, набираясь храбрости. Вик улыбается и переходит на умственную речь: А ты уверен, что четверо твоих компаньонов с тобой согласятся? Как тебе известно, я в игрушки не играю. Я намерен потрясти галерею... он имеет в виду "преуспеть"... моими умственными приемчиками. "Древесина Ремко" -- это так... начало. Скоро я стану крупным овощем... черт!.. очевидно, "большой шишкой" и буду ворочать миллионами... нет, миллиардами... Как и те, кто будут со мной работать. Но только все должно быть по-моему, понял, Медведь? Меня ещЕ никому не удавалось обвести вокруг пальца. А канадец ему в ответ: "На здоровье, Виктор! Я ж говорю, как ты скажешь, так и будет!" Но голова у него, как дуршлаг, мысли так и сочатся: Знаешь, почему мы хотим примкнуть к тебе? Потому что никто так не знает музыку... он хочет сказать "острые углы"... бизнеса, как ты, там, в Квебеке, мы... я, Арман, Доньель и остальные... уф!.. по-мелкому работаем, а чтоб делать настоящие следы... мм... дела, надо пробираться на юг, к тебе, значит. Почему, думаешь, я приехал к тебе с таким регулярным... он подразумевает "открытым, прямым"... предложением?.. Можешь мою башку прочесать... и ребят моих по винтикам разбери -- увидишь, мы... уф... не мухлюем. Вик -- само обаяние. Говорит по-жабьи что-то вроде "о'кей" и хлопает канадца по плечу. Оба смеются. Мысли бесформенно-дружелюбные, но Медведь все ещЕ боится портки обмочить, а у Вика экран сверкает, ну прямо как ваш, босс... Финстер нажал на "паузу" и поменял положение. По воде от джонки пошла чернильная зыбь. Комары как будто угомонились, а сытые окуньки ушли спать на глубину. Финстер в душе молился, чтобы Виктор последовал их примеру. Он надиктовал ещЕ несколько фраз, пока молодой хозяин провожал своего гостя до "альфа-ромео". Условились о встрече с другими канадскими мошенниками. Затем фары "альфы" прочертили на воде две световые дорожки, обрывающиеся неподалеку от джонки Финстера. Машина отъехала назад, развернулась и покатила вдоль берега. Виктор потянулся, зевнул и пошел по тропке к небольшой пристани перед коттеджем, где остановился, скрестив руки на груди и глядя на озеро. Ум его как-то странно посверкивал. Лодка Финстера медленно двинулась по направлению к нему, волоча за собой якорь. -- Ох! -- пробормотал телепат. -- Что за чертовщина! Он дотянулся до подвесного мотора в три лошадиные силы, дернул за шнур -- мотор только жалобно всхлипнул. Дернул ещЕ раз -- какое-то виноватое пыхтенье. Проклиная все на свете, Фабиан быстро вставил весла в уключины и принялся отчаянно грести от берега. -- Отпусти, черт тебя... В нескольких коттеджах на берегу светились окна. -- Помогите! Помогите! -- завопил Финстер, но голос затерялся слабым хрипом в летнем хоре лягушек и кузнечиков. Бесполезно! Темный силуэт на пристани уже в десяти ярдах. Финстер рванул "молнию" на пропотевшей ветровке, чтобы вытащить из кобуры под мышкой кольт "магнум" калибра 37, 5 миллиметра. Взял его обеими руками, хотел было прицелиться, но кольт не слушался, выскальзывал из пальцев, а когда Фабиан вцепился в него крепче, отяжелел, как свинцовый якорь лодки, и едва не вывихнул ему кисть. Потом он заметил, что ствол направлен прямо в коленную чашечку, а палец все сильнее давит на курок. Взвизгнув, он выбросил пистолет за борт. Вик засмеялся. Прыгай! -- взревел внутренний голос. Ты не умеешь плавать, но уж лучше, чем захлебнуться. И Фабиан стал захлебываться рвущейся из горла блевотиной. Тело обмякло, он ударился головой о низкий алюминиевый планшир, верхняя часть туловища перевесилась через борт; глаза были широко открыты под мертвенно-черной водой. И вдруг в мозгу прозвенело: Не будь дураком, хватит уж... Давай сперва поговорим. Поговорим?.. Он снова сидел прямо, совершенно сухой, если не считать пота, а лодка плавно скользила к пристани. Протянутая рука вытащила его на берег. Финстер взглянул вверх. Мириады звезд на летнем небе освещали высокого красивого парня. Темные курчавые волосы падали на лоб. Ум, подобно звездам, сиял ярко и расплывчато. -- Поговорим? -- повторил Финстер вслух, и на губах его задрожала испуганная усмешка. -- Пошли в дом, -- коротко бросил Виктор и, повернувшись спиной, зашагал прочь. Бывший прорицатель заколебался, но что-то вдруг сдавило сердце раскаленными клещами, и колени подогнулись. Через секунду боль прошла, он выпрямился, и над ухом пророкотало жабье: -- Grouille-toi, merdaillon! [Шевелись, говнюк! (франц.)] Можно обойтись без перевода. В целом Финстер был согласен с грубой оценкой, данной ему Виктором. Самый грандиозный прокол его жизни -- или того, что от неЕ осталось, -- уж теперь-то он точно погорел. Осознав это, Фабиан странным образом взбодрился. -- Садись там, -- приказал Виктор, входя на застекленную террасу. Финстер опустился на плетеный стул. Может, набраться наглости и попросить пивка? Что-то жуткое промелькнуло в глазах Виктора. -- Я мог бы выжать твой мозг, как лимон, мог бы заставить тебя рассказать мне все о тех, кто послал тебя шпионить за мной, а потом сделать омлет в твоей черепушке и вышибить отсюда под зад коленом. Кое-кого из любопытных уже постигла такая участь. Один был русский, представляешь? Предложил мне триста тыщ, чтобы попасть в лабораторию моего братца. Я с удовольствием взял его деньги, и он исчез. Леса здесь на славу -- темные, густые. Я мог бы отправить тебя следом, но покамест погожу. Что-то уж очень знакомый от тебя душок. Он приподнял сверкающий щит, и Финстер увидел отсрочку своего приговора. -- Да! -- выкрикнул он с невероятным облегчением. -- Я тот, за кого ты меня принимаешь! Это мое ремесло. -- Ишь ты! Голос Виктора был холоднее льда, а неожиданно дарованное помилование, за которое так отчаянно ухватился телепат, вновь сменилось в уме этого хамелеона приговором судьбы. И Финстер выпрямился, ожидая его. Но Виктор улыбнулся. -- Вижу, вижу, ты не шпион, засланный моим братцем. И не ищейка ЦРУ. И не красный... Твой ум открыт, как брюхо выпотрошенного лосося. Теперь я точно знаю, кто ты такой, Финстер. -- Такой же проходимец, как ты. А здесь по приказу другого проходимца... до него тебе пока далеко. Он большой босс. А скоро станет самым большим. Следишь за моей мыслью, Вик? -- Лучше, чем ты думаешь. Так вот, передай слово в слово своему О'Коннору... Пусть отцепится от меня. Если его люди будут мне мешать, я их отправлю назад к нему и сделаю так, чтобы они издохли прямо на его полированном столе. У него свои планы, у меня свои. Я на его территорию не посягаю, и он пусть сюда не суется. Ежели оставит меня в покое, то, может, и настанет день, когда нам найдется, что сказать друг другу. Но это ещЕ не скоро. Как только мы вправду будем нужны друг другу, я сам с ним поговорю... Хорошо запомнил, Финстер? Телепат пожал плечами, одним пальцем приподнял шнурок, на котором висел диктофон. -- Все записано, мистер Ремилард. -- Проваливай отсюда. -- Виктор повернулся к нему спиной. -- А пиво? -- рискнул спросить Финстер. -- Перебьешься. -- На "нет" и суда нет, -- вздохнул Хорек. Аккуратно прикрыв за собой застекленную дверь, он направился к пристани. 13 ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА Как букинист я заметил одну любопытную вещь: отдельные научные труды исторического значения, известные каждому образованному гражданину Галактического Содружества, совершенно не пользуются спросом у современного читателя. Скажем "Происхождение видов" Дарвина, "Толкование сновидений" Фрейда, "Происхождение материков и океанов" Вегенера, "Кибернетика" Винера наделали в свое время столько шуму лишь для того, чтобы, влившись в котел человеческих знаний, стать общим местом. Эта ирония судьбы не обошла и основополагающую работу Дени Ремиларда "Метапсихология". Через сто двадцать один год после публикации она пылится на полках, и лишь несколько нынешних историков удосужились еЕ прочесть. Но я-то помню, какую бурю она вызвала в начале 1990 года. Тираж в двести пятьдесят тысяч экземпляров в твердом переплете был распродан за год. Книга стала темой множества телевизионных дискуссий и статей в периодике. Впрочем, такой ажиотаж вокруг сугубо научного издания, перегруженного статистикой, и тогда казался мне странным. Однако в "Метапсихологии" впервые приводился подробнейший перечень всех форм умственной деятельности, как нормальной, так и супернормальной, и делался акцент на взаимосвязи ума с материей и энергией. В результате блестящей серии опытов Дени пришел к выводу, что так называемые "высшие функции ума" присутствуют в мыслительном процессе всех без исключения человеческих существ, ибо каждый ум в определенной степени содержит и ординарные, и экстраординарные качества. Он теоретически обосновал сверхъестественные способности оперантов-метапсихологов, а также ущербность "нормальных" людей как аспект латентности, когда применение метафункции ограничено либо психологическими факторами, либо недостатком одаренности. Наряду с оживленными дискуссиями в научных кругах, ибо еЕ автор представил убедительные доказательства того, что высшие умственные функции являются сторонами реальной действительности, а не просто гипотезами весьма сомнительного свойства, парапсихологов (коих было немало и помимо Дени), десятилетиями терпевших сдержанную снисходительность, а то и открытые насмешки своих консервативных коллег, сразу окружили ореолом безмерного восхищения; их обхаживали средства массовой информации, сотрудники правительственных учреждений, предприниматели, почуявшие новую золотую жилу, которая наверняка не уступит аэрокосмонавтике и генетике. Бесчисленное множество до сих пор безвестных оперантов благодаря Дени "вышли из чулана" и были привлечены к серьезным исследованиям. Разумеется, появились и легионы шарлатанов: астрологов, вещунов, гадателей на чайной и кофейной гуще, черных магов, что уцепились за фалды фрака официального метапсихологического движения и вкусили краткий миг триумфа, потешив публику, ничего не смыслившую в дебатах противоборствующих психологических группировок. Сам Дени остался в стороне от сенсационных толков, вызванных его творением: избегал журналистов, телеинтервью и прочей рекламной шумихи. Кроме того, он пока ещЕ не обнародовал того факта, что и сам был объектом своих опытов. В отличие от непрофессиональных участников, операнты Дартмутской лаборатории даже не были названы по имени. Попытки сделать автора "Метапсихологии" знаменитостью потерпели крах из-за манеры Дени изображать из себя бесстрастного эрудита без единого проблеска юмора и каких-либо других "колоритных" личностных черт. Ищейки "медиа" собрали небогатый урожай на ниве его исследований: старое здание на Колледж-стрит в Хановере, против автомобильной стоянки перед больницей Хичкока, и замкнутый персонал металаборатории, строго следивший за тем, чтобы никакие действительно сенсационные сведения не просочились наружу. К радости разочарованных было репортеров, в других учреждениях нашлись менее скрытные парапсихологи, коим не терпелось заполнить пробелы в метарекламе. Они нежились в лучах отраженной славы и спешно публиковали собственные труды с критикой opus magnum Ремиларда. Поскольку обычные люди подсознательно верят сверхъестественному, большая часть публики положительно восприняла открытие метапсихических границ. В те дни проблема сосуществования оперантной элиты с "нормальным" человечеством ещЕ не возникала. Правда, в конце 1990 года, когда разразился скандал, связанный с давлением на метапсихологов со стороны оборонного ведомства Соединенных Штатов и первым упоминанием концепции Умственных Войн, общественное мнение на короткое время отшатнулось от новой науки. Но скептицизм через год был побежден профессором Эдинбургского университета Джеймсом Сомерледом Макгрегором. Этот выдающийся шотландец впервые потряс мир наглядной демонстрацией высших умственных сил. Она подтвердила все теоретические постулаты Дени, но одновременно провела среди человеческой расы водораздел, который не смогло уничтожить даже Великое Вторжение. Отвлекаясь от событий вселенского значения, хочу заметить, что 1990 год был также годом открытия моих "Красноречивых страниц". Правда, теперь многие считают книжную лавку чем-то вроде реликвии, но я по-прежнему сопротивляюсь попыткам присвоить ей музейный статус. Лавка до сих пор находится в частном владении, и адрес еЕ все тот же: Нью-Гемпшир, Хановер, Саут-Мэн-стрит, 68. Для привлечения туристов со всей галактики в ней есть специальный отдел, где собраны труды и жизнеописания знаменитых Ремилардов. (У меня даже имеются в продаже несколько ветхих экземпляров первого издания "Метапсихологии" по звездной цене, так что добро пожаловать!) А кроме того, в ассортименте редчайшая из всех существующих в Новой Англии коллекция научной фантастики, фэнтази и триллеров. На моих полках вы не найдете новомодных жидкокристаллических дощечек; все тома напечатаны на бумаге типографским способом, и большинство их удалось сохранить в состоянии, пригодном для чтения. Я рад видеть у себя покупателей всех рас, даже симбиари, при условии, что, рассматривая книги, они надевают перчатки из плексигласа (их у меня огромный запас), дабы не испачкать страницы зеленой слизью. Выбор помещения под книжную лавку принадлежит не мне. Вначале я хотел арендовать дом по той же улице, но ближе к университетскому кампусу, где, как подсказывал мне коммерческий инстинкт, торговля шла бы бойчей. Но все мои намерения были опрокинуты неким давним знакомым. Помню солнечный осенний день, когда мисс Мэллори, агент по найму жилья, привела меня сюда. Хотя я изложил ей свои соображения, она все-таки настояла, чтобы я посмотрел последнюю собственность, сдающуюся в аренду. -- Изумительное место, мистер Ремилард! Угловое помещение на первом этаже исторического дома Гейтс-Хаус, прямо напротив почты. Великолепный образчик позднефедерального стиля, для книжной лавки лучше просто не найти! Площадь несколько меньше, чем в том здании возле "Хановер-Инн", зато какой антураж! А на третьем этаже как раз сдается большая, очень удобная квартира. Я пошел с ней. Посмотрел и не мог не согласиться: квартира действительно удобная. Правда, сама лавка разочаровала: с первого взгляда показалось, что в ней негде повернуться, о чем я прямо заявил миссис Мэллори, мол, место чудесное, но мне совсем не подходит. -- Какая жалость! Я так надеялась, что вам понравится -- Она кивнула на старые деревянные стропила. -- Здесь же сразу чувствуется настоящая древность! -- Потом заговорщически улыбнулась и шепотом добавила: -- Даже привидения водятся! Я оторвался от разглядывания стенной ниши и с несколько натянутой улыбкой обернулся к миссис Мэллори. -- Что вы говорите? Наверняка это было бы хорошей рекламой, тем более что я специализируюсь на фантастической литературе. Но, увы, мне мало места, а по вечерам, боюсь, тут слишком пустынно для бойкой торговли... Вдруг я почувствовал чье-то присутствие и неосознанно применил поисковый дар, отточенный под руководством Дени с целью оградить себя от нападок Виктора и других нежелательных визитов. К тому времени я научился распознавать сильную ауру таких оперантов, как Дени, Салли Дойл или Гленн Даламбер, на расстоянии десяти метров и при отсутствии каменных барьеров. И теперь, прочесывая все темные углы ветхого строения, утвердился в мысли, что мы здесь не одни. Меня прошиб холодный пот. Миссис Mэллори продолжала щебетать: -- ... а если вам тесно, мы можем переговорить с владельцем. Кажется, держатель соседней кофейни не намерен возобновлять договор, таким образом, вам удалось бы увеличить метраж... Скажи, что согласен, почудился мне голос. Кто здесь? -- мысленно крикнул я. Какого черта?! -- Что-что, простите? -- переспросила миссис Мэллори. Я покачал головой. Точно, в чулане кто-то есть! -- А-а, понимаю! -- просияла она. -- Я оставлю вас здесь, и вы все хорошенько осмотрите -- и магазин, и квартиру, а потом занесете мне ключи в контору и сообщите о своем решении. -- Благодарю, -- промямлил я. Звук собственного голоса показался мне каким-то чужим и далеким. Миссис Мэллори, сказав что-то напоследок, вышла и плотно закрыла за собой дверь. Пылинки плясали в солнечных лучах, проникавших сквозь окно витрины. Аура переместилась из чулана в магазин, и я начал медленно разворачиваться к ней. В мозгу мелькнула идиотская мысль: надо хотя бы жалюзи повесить, а то на таком ярком солнце обложки будут выцветать. Над ви