вожак подал сигнал. Нас с шевалье грубо схватили и потащили во двор, где в снежной тьме стояла уже в ожидании повозка с распахнутыми дверями, крытый фургон, в каких перевозят коров на базар или развозят мясные туши со скотобоен по бакалейным лавкам. Судя по страшной вони, от него исходившей, фургон этот недавно использовали по назначению. - Не подвергайте опасности ваше семейство, сержант, - выкрикнул я на ходу. - Мы сообщим о себе, если сможем. - Заходите, - коротко приказал предводитель. Сент-Одран колебался. - Черт возьми, - проговорил он по-английски, растягивая слова и театрально закатывая глаза. - Я так понимаю, парень не шутил. Нас захватили, дружище, не за какие-то личные наши заслуги. Просто у мясников не хватает в последнее время свинины! Нам предстоит стать начинкою пирога! Он вошел в вонючий, залитый кровью фургон и прокричал на манер раздражительного вельможи: - Эй ты там, трогай! Сегодня холодная ночь, а мы с другом не захватили пальто! ГЛАВА 7 В которой мы обнаруживаем кое - что из того, что скрывается под поверхностью Майренбурга. Опасный фарс. Имя Люцифера, произнесенное всуе. Разговор о пришествии в мир Антихриста. Предполагаемые знакомства славного моего предка. Приглашение отобедать в Аду. Я его принимаю. Мы были одеты легко, и к тому времени, когда повозка въехала, судя по гулкому эху, во внутренний двор, мы с шевалье так замерзли, что казалось, еще немного, и мы совсем уже заиндевеем. Ворота за нами закрылись на засов, из темноты снаружи донеслись приглушенные голоса. - Ну и воняет же здесь! - простонал Сент-Одран. - Они что, хотят, чтобы мы задохнулись до смерти? В то же мгновение, как будто жалоба его была услышана, дверцы фургончика распахнулись, и мы с благодарностью глотнули воздуху посвежее. В повозку вошли трое мужчин. Двое приставили нам к вискам пистолеты, а третий тем временем скрутил руки нам за спиною и завязал нам глаза, словно мы были с ним заключенными, которых ведут на казнь. А может быть, вдруг подумалось мне, так оно и есть, и все это подстроено Монсорбье. Есть у него, интересно, своя гильотина? Разве не может он в гневе своем решить, что уж машину-то я не одурачу? Но к чему простирать свою мстительность и на бедного Сент-Одрана, который ничем его не оскорбил, разве что носимым им титулом и аристократическою картавостью, пусть даже и то, и другое приобретено им совсем недавно. И вот нас вывели из фургона, и, проковыляв по выщербленной мостовой, мы прошли через дверной проем куда-то, где воздух был заметно теплее (хотя и сырым), и начали долгий спуск, плечом к плечу, по узенькой скользкой лестнице, ворча и спотыкаясь, но уже безо всякого выражения громких протестов, поскольку на все предыдущие возмущенные наши тирады ответа так и не получили, - и не получим, скорее всего, пока не спустимся наконец в преисподнюю. Еще ниже, - эхо капающей воды, с высокого свода на залитый пол, - и еще ниже, - естественная скала, сталактиты и мшистые наросты плесени, звук какой-то тягучей жидкости и вонь, словно где-то поблизости прорвало сточную трубу. - Умоляю вас, джентльмены, закройте мне лучше нос, не глаза, - в отчаянии взмолился Сент-Одран, может быть, шутки ради. Но эти мерзавцы только подталкивали нас, спотыкающихся, вперед, по крайней мере, еще на один уровень вниз. Неужели под сточными трубами может быть что-то еще? Или это, возможно, и есть катакомбы Свитавиана, где сначала христиане скрывались от преследования язычников, а потом наоборот? Где рыцарь Игорь фон Миров спит, чтобы проснуться, когда город, названный его именем, покорится владычеству тирании? Сам я всегда считал, что эти пещеры - легенда, порожденная прихотливой фантазией, позаимствованная у Рима или Константинополя. Но вот же они, несомненно, и я убеждал себя, что никто вовсе не собирается убивать нас на месте, в противном случае, мы бы давно уже были мертвы. Эти Белые Душители, похоже, слишком ленивы для того, чтобы соблюдать чрезмерную предосторожность или прибегать к каким-то хитроумным ухищрениям. Стало едва ли не жарко. На самом деле, я ощущал на лице жар от пламени, чувствовал рядом мерцание горящей головни. Звук шагов удалился. Закрылась дверь. В воздухе чувствовался запах серы. Зловоние, наводящее на мысли о химических изысканиях и ретортах. Может это быть так своеобразно принимает нас тот, кто прислал нам записку относительно горючего газа? Благодетель с извращенным чувством юмора. Настойчивые невидимые руки оттащили нас к стене. Камень стены оказался гладким. Что-то охватило мою лодыжку, звякнула цепь. Нас приковали. С глаз наших сняли повязки, но руки так и остались связанными. Поначалу я сумел разглядеть только слепящее пламя, потом - корзины с тлеющими углями, покачивающиеся под потолком, потом - расплывшееся обрюзгшее лицо... и внезапно все части шарады сложились и ответ прояснился! Нас окружали банальные сценические декорации; такие встретишь теперь в любом современном театре, где прибегают к помощи всевозможных механических приспособлений, дабы воздействовать на чувствительность уважаемой публики: заставить народ в обморок падать от ужаса, если уж невозможно растрогать его высокой поэзией истинной драмы. Здесь же, если я только правильно понял, готовилась постановка настоящего сатанинского шабаша! Несомненно, мужчины и женщины, что стояли в сумраке этого грота, были облачены на монастырский манер, лица их скрывали капюшоны и маски. Теперь я уже убедился, что никакие это не происки Монсорбье. Из-за громадной ширмы с намалеванною на ней козлиною мордой вышел тщедушный косолапый аббат в алых одеждах. Как и все люди подобного сорта, вместо того, чтобы заговорить нормально, он заунывно забубнил. Речь его, архаичная и какая - то явно неумеренная в плане употребления прилагательных, хлынула, как из отхожего места, где внезапно чего-то прорвало. - Гнусные, дерзкие, нечестивые негодяи! Как осмелились вы пренебречь предостережениями нашего Зловещего Короля?! И теперь предстоит претерпеть вам безжалостное его отмщение! Мерзостные, корчащиеся в пыли черви, стали вы ненавистны ересью вашей пред лицом Преисподней и Нечестивого Духа! - При этом оратор явно испытывал трудности в произнесении "р" и повсеместно его заменял на "в". - Чем оправдаете извращенность вашу? Или неведомо вам, что преступления ваши повлекут за собой праведный гнев Люцифера? - О господи! - проговорил по-английски Сент-Одран. - Худшей судьбы и представить себе невозможно, верно, фон Бек? Похоже, мы угодили в лапы помешанного подростка со склонностью к дешевым аллитерациям. Боюсь, нам с вами при всем желании не обнаружить тут здравого смысла. - Вы, сударь, будете говорить на цивилизованном языке, - пропищал захвативший нас, - иначе вообще языка лишитесь! Теперь я узнал говорящего. Я с ним однажды встречался, у любезной нашей ландграфини. То был ее племянник, дьяволопоклонник-любитель, который так возмущался щедрыми ее дарами, коими она забросала наш путь. А он, без сомнения, уже подсчитывал размеры наследства. - Любезный барон, - сказал я, - нетрудно было бы догадаться, что вы сейчас уязвлены, поскольку тетушка ваша предпочла ожиданиям вашим нашу смелую инициативу. Но тем не менее, не кажется ли вам, что даже ваши друзья, здесь собравшиеся, вероятно, почтут такую с вашей стороны реакцию несколько чрезмерной... - Не насмехайся над сим ужас внушающим трибуналом, иначе суд над тобою свершиться безотлагательно и будешь ты приговорен без предъявления обвинений и слова защиты. Мы собрались здесь, жалкий ты человечишка, дабы судить тебя за неповиновение повелениям нашего Темного Господина, Повелителя Окаянного Царствия, Владыки Владык, Предводителя бессчетного легиона Проклятых, Его Сатанинского Величества, князя Люцифера! Ты открыто презрел повеления Ада, дерзостно вторгшись на спорную территорию вышнего воздуха, - царства, право на каковое предъявлено было уже господином нашим, и запретное для Человека. Что Иегова, архи-узурпатор, провозгласил пространства сии своими, то всем известно, но чтобы и люди еще привносили стремления гордыни своей в давний сей спор, - то неприемлемо ни для Ада, ни для Небес. Ибо грядет уже Битва, коей Противостояние разрешится. Уже сочетаются Звезды! Сент-Одран приподнял аккуратно подбритую бровь. - Примите мои поздравления, герр барон, какая блестящая и хитроумная маскировка! - Говорил он достаточно храбро. - Но, должен заметить, что нахожу вашу речь несколько странной. - Слова у него выходили немного смазанными, голос слегка дрожал. Он не хуже меня понимал, что мы с ним оказались в руках недоумка-дегенерата. Этому барону нужен только предлог, чтобы обречь человека на самые изощренные пытки и смерть. Таких, как он, умолять бесполезно (в чем мне пришлось уже убедиться во Франции): остается только взывать о милости к Господу Богу, а во вселенной моей Господь Бог давно упразднен. Но Сент-Одран, не смотря ни на что, призывать помощь будет, любых вышних сил, не зависимо от того, верит он в существование оных или же нет. Тут он как раз запрокинул голову и завопил: - О, заступник мой и покровитель! О, Люцифер, Князь Утра, просвети сих невежественных человеков, кого подвергают они гонениям! Барон на мгновение пришел в замешательство. Стушевался. Прочистил горло. По рядам конгрегации пронесся ропот. Сколькие из них прибегли к сатанизму исключительно для того, чтобы дать волю похотливым своим вожделениям, сколькие, хотя бы частично, верят в могущество Люцифера? Много ли среди них правоверных обращенных путей Его? Я не знал. Но Сент-Одран безошибочно отыскал наш единственный довод, и я снова, в который раз, - был поражен гибкостью (если не нравственностью) его ума. - Люцифер! Услышь меня! - надрывался хитроумный шотландец. - Ибо имя твое, господин, произнесено было всуе и обращено против Сына твоего! "Красный плащ" в возбуждении совершил категорический разворот к толпе и воззвал к ней: - Он лжет! Он не адепт! - Адепт? - вопит Сент-Одран, наращивая темп наступления и продвигая тем самым скромные свои достижения. - Воистину, я не "адепт". Я - Тог - могох, граф Огненной Бездны, и Люцифер мне отец! Я - эмиссар его на Земле. Сосуд единственный для вместилища мощи Его и мудрости! И назовут меня Зверем! Он уже полностью захватил аудиторию, те только тихонечко перешептывались между собой, в то время как наш барон оказался зажатым где-то посередине, - болтающееся меж Землею и Солнцем светило. - Теперь вы узнали меня, вы, безмозглые профаны! - продолжал надрываться Сент-Одран. - Тепеpь вы узнали меня! - Эхо в катакомбах многократно усилило его голос. Он умело воспользовался этим их свойством для своего представления. Выдал весь арсенал лицедейского своего мастерства. Даже я бы, наверное, запросто поверил в то, что он Сын Люцифера! - Освободите меня! - Да, освободите его, - выкрикнул кто-то из братства обряженных в рясы. - Шарлатан! - не унимался Сент-Одран. - Невежда! Если и есть среди нас еретик, так это вы, сударь! Я пришел, дабы открыть вам истину! Тело сие священно. Если убьете его, я восстану во всей своей славе, взыскующей мщения Ад выйдет на Землю во всем своем воющем ужасе! Вы же лишите себя привилегий и гнев отца моего падет вам на головы! Коротышка-барон, - его звали фон Бреснворт, - попытался удержать свою паству, завизжав совершенно неблагородным образом: - Он не Зверь! Уверяю вас, он не Зверь! - Я есмь Зверь! Я - Владыка Града Мира! Я - Мститель. Я - Огонь, коим разрушены будут сокровища Человека! Я - Меч карающий, коим исполнится судьбой предначертанная мне работа. Я - Косарь, жнущий смерть... - Ты самозванец! - заверещал барон. - Ты обманул мою тетушку, и теперь ищешь, как обмануть учеников моих. Ты дважды достоин кары! - Нет, сударь... проклятие падет на вас! - Это уже вступил я, тем самым голосом, которым обычно призывают к сплочению бегущее в панике войско. - Внимайте мне, люди. Клянусь в том душою своею, вот он: Тог - могох. Он лишь позволил привести себя сюда, дабы здесь обратиться к вам. Убейте его и навечно будете прокляты, ибо назначено было ему прийти в этот мир, чтобы стать в нем Антихристом! - Я нес всю эту чушь, не видя в том никакого вреда, чтобы продвинуть претензии наши еще на шаг-другой дальше. - Вы лжете, сударь! - вконец разъярился миниатюрный барон. - Этошевалье Сент-Одран, шарлатан и обманщик. Вор, приговоренный в Англии к смертной казни, изгнанный из Берлина, объявленный вне закона в Вене. А вы, сударь, сын Графа фон Бека, отвергнувший титул свой и наследие и ставший приспешником убийц короля Франции! В это мгновение на свет выступил худощавый мужчина. Высокий и сухопарый. Никогда прежде не встречал я такого лица, оно походило больше на череп, обтянутый кожей. Одет он был во все черное, точно квакер, седые локоны его покрывала квакерская же широкополая шляпа. Человек этот не имел возраста, но глаза его горящие, исполненные мукой глаза, кажется, видели все, от сотворения мира до, возможно, его конца. Белое кружево на воротнике и обшлагах рукавов, вокруг колена и лодыжки подчеркивало бескровную бледность его лица. - Никак невозможно, чтобы вы были Антихристом, - резонно заметил он, обращаясь к Сент-Одрану, - ибо Антихрист избран уже и скоро начнется его правление. Я был склонен поверить этому говорящему скелету. В каждом слове его ощущалась весомая властность, каковую доселе ни разу в жизни мне слышать не приходилось. Голос его, древний, как само Время, пусть и лишенный всяческих чувств, был отягощен ужасающей мудростью. Он не облачился ни в какой маскарадный наряд. Его одеяние было собственным его одеянием, строгим и для него привычным; он как будто сроднился с ним. И каждый раз, когда я смотрел на него, где-то внутри у меня шевелилось чувство, сходное с узнаванием, словно бы он был созданием из сокровеннейших моих снов, представшим взору моему во плоти. - Вы утверждаете, сударь, что знаете нас, - сказал я. - Но мы вас не знаем. - Да, я вас знаю, фон Бек. Я знаю всех ваших предков. Первым был Ульрих, назад тому больше ста лет, Ульрих... причина величайших моих несчастий. Его я знал хорошо. Безусловно, в ваших семейных архивах есть упоминания обо мне. Барон потерпел окончательное поражение. Человек этот явно превосходил его во всех отношениях и был признан главою всем собранием. - Прежде чем я отвечу вам, сударь, вам следует назвать себя. Кто вы, сударь? - Когда-то я был тем, кем заявляет себя Сент-Одран. В хрониках вашего рода имеется упоминание обо мне? - Похоже, вопрос этот очень его волновал. - Имя мое Клостергейм, тот, кто восстал против могущественного своего господина. Есть ли там упоминание о Клостергейме, который почти овладел Граалем? Вот кто я, сударь. Выводят ли там меня как воплощенное зло, фон Бек? Не сложили ли обо мне страшную сказку, чтобы пугать детей темными вечерами? Я - Клостергейм, и теперь я противостою обоим, и Господу и Сатане. Теперь я служу Человечеству. И известен я как посланец будущего, каковое украдено, и прошлого, каковое забыто. Рассказы о Клостергейме не наводили ли хладный ужас на детские ночи ваши, фон Бек? - С каждым очередным вопросом он делал еще один шаг по направлению ко мне. Сент-Одран, бледный и озадаченный, переводил взгляд с его лица на мое, с моего на его. Ответил я ему вовсе не остроумно, ибо ноги мои подгибались, а все тело покрылось испариной: - Никогда даже не слышал о вас, сударь. И ничего не читал о Клостергейме. - Неужели же нет ни единой книги, где меня называют прислужником Сатаны? Вообще ничего в библиотеках фон Беков? - Ничего, сударь, уверяю вас. Глаза его стали почти печальны. - Итак, и имя мое тоже исчезло из этого мира, - вздохнул он. - Все проходит. - Он поглядел на меня с выражением мимолетной муки. - Лютую ненависть я питаю к роду фон Беков. Даже если убить вас, ее не насытишь. Кроме того, судьбы наши сплетены слишком тесно, даже теперь. И еще: у меня не достанет на это мужества. Известно вам, сударь, в каком облике может явится проклятие? Оно может явиться непреходящим проявлением предосторожности, неизменным, когда ты уже не способен идти на риск, даже тогда, когда только риск может спасти тебя от угасания. Но не то чтобы угасание сие было бы нежеланным. - Он простер перед собой свои бледные руки и вперил в них взгляд. - Я вас ненавижу, фон Бек. - С задумчивым видом он подался вперед и, к моему вящему ужасу, провел мне по щеке мертвыми бледными пальцами. - И все же, мне кажется, что я должен и любить вас тоже. По крайней мере, вы мне небезразличны. Теперь я уже задаюсь вопросом, не были ли мы с вашим предком невольными союзниками. Частями единого замысла. Станете и вы мне союзником, фон Бек? Полюбите ли меня? Я повернул голову. - Сударь, - процедил я сквозь стиснутые зубы, - вы пытаетесь меня запугать, а мне это не нравится. Что вам нужно от меня? Он, похоже, пришел в замешательство и уронил руку. - Ничего, пока ничего. Фон Бреснворт просто болван. Я поселился в этих катакомбах. Живу здесь более полувека. Вы мне верите? - Вы хорошо сохранились, сударь. Здешний воздух, должно быть, способствует обретению бессмертия. - Именно так. - Ответ его прозвучал серьезно, без тени юмора. Следующие свои слова он подбирал с особою неторопливою тщательностью: - Граф Ульрих фон Бек отнял у меня все, что мне принадлежало по праву рождения. Он согласился пойти в услужение к Люциферу. Тут только я сообразил, что бедняга не в своем уме. - Сударь, мне ничего не известно об этом. Он мне не поверил. - И о Граале, переданном Ульрихом Сатане? - Прошу вас, герр Клостергейм, отпустите нас. Мы ничего вам плохого не сделали. - Я служу Человечеству, - объявил он. - Не будет бессмысленного кровопролития, потому только, что мелкий наш хлыщ барон пребывает в расстроенных чувствах. Он злоупотребил своей властью. - Голос Клостергейма стал ледяным шепотом. - Теперь я служу человечеству, - повторил он. - Вы верите мне? - Сударь, я верю, - я решил потакать ему во всем. - Что же до остального, относительно моего предка... - Жаль только, что я не видел, как он умирал. Знаете вы, молодой человек, как душа фон Бека искала себе воздаяния? Я вновь ответил ему без обиняков: - Я ничего об этом не знаю. По - моему, предок мой умер естественной смертью. Он медленно кивнул. Определенно, Клостергейм-сумасшедший, но сумасшествие его было более возвышенным и впечатляющим, чем у любого из тех, кто собрались в этом подвале. - Не отобедаете ли со мною? - прошептал он, а затем, не дожидаясь ответа с моей стороны, развернулся и обвел взглядом собравшихся. - Несите ключ, сброд. Господин мой выносит глупость только в смиренных. А вы обуяны гордыней, вы все. На колени... все, кроме того, у кого ключ! - И все, как один, упали на каменный пол. Так Клостергейм продемонстрировал мне свою силу, в то время как женщина в белых одеждах, что распахивались, обнаруживая скабрезную нагую плоть, открыла замок на одних оковах, потом на других, и нож перерезал веревки. - Ну как, фон Бек? Вы отобедаете со мною? Представилось мне или действительно был намек на какое-то ужасающее томление? Не заманил ли он меня на дорогу, ведущую к смерти или к некому худшему рабству? - А мой друг? - спросил я. - Сент-Одран? - Он волен уйти. Прямо сейчас. - Он возвысил голос, обращаясь к коленопреклоненным своим служителям. - Проследите, чтобы шевалье был доставлен домой. - Он положил мне на руку свою холодную ладонь. - Прежде, чем вы уйдете, отобедайте со мной. Человек этот пугал меня, но все же мне было любопытно; не знаю только, почему, я едва ли не симпатизировал ему. Я колебался. - Сударь, сегодня ночью я должен как следует отдохнуть, на рассвете я дерусь на дуэли... Он отвернулся с таким безнадежным вздохом, что я не успел даже подумать как следует, как губы мои уже произнесли: - Хорошо, герр Клостергейм. Я принимаю ваше приглашение. - Весьма вам признателен. - Он шагнул по направлению к почтительно склонившемуся перед ним "алому плащу". Острым носком сапога приподнял трясущийся подбородок барона. - Никогда больше не станешь ты что-либо предпринимать без прямых моих указаний. Ты самодоволен и глуп. Ты не достоин той власти, которую я тебе предоставляю. Еще один такой проступок, сударь, и мне придется забрать вас... - тут он указывает большим пальцем вниз, - ...туда. Фон Бреснворт попытался было вымолить прощения, но подавился собственной желчью. Клостергейм выдернул носок сапога из-под его подбородка. - Прощайте, мсье ле шевалье. Будьте спокойны, рыцарь фон Бек последует надлежащему курсу. Сент-Одран явно хотел воспрепятствовать этому плану, но я поднял руку, давая ему понять, что уверен в своей безопасности. Распрощавшись с шевалье, я последовал за Клостергеймом за ширму с козлиною мордой в какой-то узкий коридор, освещенный мерцанием факелов, дающих непривычный серебристый свет. - Эти мужчины и женщины ждут пришествия Антихриста, - сказал Клостергейм, не оглядываясь назад. - Им известно Рождение, Место и Время. Они верят, что будут избраны для власти, когда начнется царствие Антихриста. Толпа сия велика, но проста. Каждый несет на себе отметину языческого божка, выжженную клеймом на крестце, и верит, что удостоен особой милости. Я полагаю, Антихрист найдет применение и им, но они - жалкая и невежественная компания. Не лучше диких зверей, понимаете? - Его доверительный тон слегка покоробил меня. Мы спустились по короткому лестничному пролету и вышли в большой каменный зал, освещенный все теми же серебристыми факелами. Обставлен он был по-спартански: конторка, два стула, стол, несколько древних фолиантов и пергаментов и стальной глобус. У стены, рядом с низеньким раскладным ложем, стоял буфет с выдвижными ящиками. Камина не было вообще. Клостергейм прошел через комнату и достал из буфета блюдо с белым хлебом и двумя внушительных размеров головками сыру. На блюдо он положил нож, потом налил воду в два стеклянных бокала, и обед его был готов. Пододвинув стулья к столу, он снял шляпу и жестом пригласил меня садиться. Он с любопытством взглянул мне в лицо, неуклюжим движением пододвинув ко мне сыр и хлеб. Похоже, он почитал меня за какую-то диковинную зверюшку, чьего поведения постичь он не мог. Я отрезал себе кусок сыру, взял бокал с водою и подождал, пока хозяин мой не отрезал скудную порцию и себе. Пока он жевал, он смотрел мимо меня. Его глаза как будто следили за передвижением невидимых армий, а меня так и подмывало оглянуться через плечо, вдруг я тоже увижу то, что видел он. Продолжая наблюдать иллюзорную ту панораму, он обратился ко мне: - Тому назад лет этак сто пятьдесят мы с вами разыскивали ту же самую вещь. Я проглотил кусок, освобождая рот. - Не со мной, сударь. Я как будто бы проявил совершенно ненужную мелочную придирчивость. - Значит, с предком вашим. Та же кровь. То же имя. Мы искали Святой Грааль. Знаете вы, что Антихрист ждет только мгновения, когда завладеет Граалем, и тогда установит царствие свое? Я уже подозревал, что он помешанный, но чтобы настолько! - Нет, сударь. Я думал, Антихрист - всего лишь поблекший образ. - Однажды ваш предок отдал Грааль моему господину, коим Он был тогда. Так легло на меня проклятие этого существования. Он явился, Грааль, из Леса на Крае Небес. Что в Срединных Пределах. Однако, как вам должно быть известно, география Миттельмарха изменчива. Теперь уже Леса этого не отыщешь. Господин мой стремился умиротворить Господа Бога и предложил Грааль людям в знак своих чистых намерений. Но Грааль... он сам по себе. Он исчез, едва господин задумал отдать его. И теперь он потерян для нас. Но вы в силах найти его снова, фон Бек. Я не намеревался ничего отрицать или же совершать что-либо, что могло бы разъярить этого сумасшедшего. Пусть молчание мое явится как бы знаком согласия. - И вы полагаете, герр Клостергейм, что Грааль все еще в Миттельмархе? Но то, безусловно, место Проклятых Душ, отнюдь не Священных Чаш? Клостергейм нахмурил брови. - Так было. Но, поскольку Господь с Сатаной заключили сейчас перемирие, проклятых душ больше нет. Мы с вами, сударь, живем в такой век, когда грех не влечет за собою последствий. Новость эта должна ободрить вас, стремившегося создать Парадиз в Париже, вы не находите? - Не нахожу. - Ну что ж, в этом мы с вами согласны. - Он отрезал себе еще кусок сыру, но есть не стал. - Итак, герр Клостергейм, вы, стало быть, служите Антихристу? Из чего я заключаю, что Люцифер так и остался вашим господином. - Этого, сударь, я не говорил. Антихрист - не Бог и не Сатана. Антихрист принял бы владычество над царством, от коего оба они отреклись. К чему устремлен и я. Таким образом, у нас с ним один интерес. В архивах вашего рода есть указания относительно настоящего местоположения Грааля? - Видите ли, представления мои в этой области достаточно смутные. - Я хотел вытянуть из него побольше, но при этом я не желал предстать перед ним полным профаном, равно как и человеком, решительно отвергающим его выдумки. - Смутные? Но ведь всем оккультистам известно, что главная цель воздушной вашей экспедиции - вернуть Грааль! Меня несказанно удивило, с какою уверенностью говорит он о моих планах. Но все-таки я опять придержал язык. - И как же они догадались? - спросил я. - Родовое ваше имя, сударь, это же очевидно! - Оно так знаменито? - Фамильное предание. Те, кто связан с науками тайными и сверхъестественными, утверждают также, что вы владеете и мечом Парацельса. - В самом деле? - Тот, кто владеет двумя предметами силы, - и Чашею, и Клинком, - мог бы владычествовать над Землею и бросить вызов власти Небес! - Клостергейм отодвинул свой бокал. - Моя ненависть к вам глубока и безмерна, фон Бек, хотя вы не сделали мне ничего плохого, напрямую. Но вы существуете лишь потому, что враг мой, Ульрих фон Бек, превзошел меня. - Он вновь уставился в пространство у меня за плечом. Я поежился, избегая смотреть по направлению холодного этого взгляда. - Но, вероятно, вам самим не знакома такая ненависть, неизбывная и глубокая? Верно, сударь? - Думаю, нет. Он нахмурился, вперил взгляд в стол и проговорил, обращаясь, скорее, к себе: - Слишком от многого я оторван. - Он глубоко вдохнул воздух и снова поглядел мне прямо в глаза. - Итак, сударь? - Итак что, сударь? - Я так и не понял, что ему от меня нужно. - Присоединитесь вы к поиску, сударь? Или вернее, вы мне позволите сопровождать вас в вашей экспедиции? - Чтобы в конце вы меня убили? - Я не нашел, как иначе разубедить этого человека в его фантазиях и дать понять, что здесь происходит явное недоразумение. Я рассудил, что так мы ничего не теряем. Похоже, что все вообще, кроме меня и Сент-Одрана, искренне верят в реальность нашего надувательского предприятия. Клостергейм изумился. - Зачем же мне убивать вас, сударь? - Ваша ненависть, сударь. Та самая ненависть, которую вы только что упомянули. Он пожал плечами, в первый раз выразив что-то близкое к удовольствию (или что там заменяло чувство сие в его мрачном холодном сердце). - Какая в том польза, если убить вас? Смерть - ничто. Вот, то, что за ней воспоследует, уже имеет некоторое значение. Вы меня почитаете за какого-то мелочного мстителя? - Голос его доносился словно бы издалека, исчезающий, точно лед, испаряющийся туманом. Глаза его снова следили за действием невидимой драмы. - Ну, сударь, заключите вы сделку с Клостергеймом? Я буду вам проводником в Миттельмархе и также могу предоставить вам разнообразную помощь. Тогда всю прибыль делим пополам... - Я не совсем понимаю, что вы мне предлагаете, сударь. - Мудрость. Водительство. Прежде вы не совершали туда путешествий, я знаю. Самые разнообразные сведения. И, разумеется, в конечном итоге - подлинную силу. Силу, превосходящую все доселе известные. Территорию на нашей Земле, где вы могли бы производить любые опыты, какие только ни пожелаете. Все, что вас разочаровало во Франции, можно будет исправить, если вы все еще продолжаете грезить о том. - Перспектива заманчивая, - заметил я. Фантазия, переросшая все разумные пропорции, слегка вскружила мне голову. - Но, боюсь, у меня нет второго из упомянутых вами предметов силы. Что это за меч? - Меч Парацельса? Преклоняюсь пред вашею осмотрительностью. - Он покачал головой. - Где бы вы ни хранили его теперь, он спрятан надежно. Но битва грядущая будет грозна и опасна, и, несомненно, битву сию провести можно будет и в этом Царстве. Я оставил уже все попытки проследить за ходом его мыслей. - Вам открыты многие тайны, герр Клостергейм. Тон его был едва ли не извиняющимся: - Я более не всеведущ. - Взгляд его, кажется, обратился назад, в то время, когда он стоял во главе миллионов. Он начал рассказывать мне о жизни, которая, возможно, пригрезилась ему в мечтаниях, когда он был вождем адских полчищ и повел войско свое против самого Сатаны, - великий мятеж. Попытка свершить еще одну революцию. И вот теперь, как он утверждал, на него пало проклятие нескончаемого изгнания и вечных сомнений. Он, - как прежде него Люцифер, - потерпел поражение и был низвергнут. Но наказание его так и не открылось ему в полной мере. Он посвятил себя, как сам он это определял, "Торжеству Человека" и ждал только дня, когда ему снова достанет мощи бросить вызов Господу и Сатане. Бред его был столь грандиозен, а тон - прозаичен, что мне оставалось лишь молча слушать. Союз, который он мне предлагал (если бы я только верил в подобные вещи), мог бы обречь мою душу безотлагательному проклятию. Но для сумасшедшего речи его звучали слишком уж убедительно. Я соглашался, когда находил это благоразумным, и держал рот на замке, если чувствовал, что замечание мое может его насторожить. И вот он закончил: - Я задержал вас, сударь, уже поздно. Встреча, впрочем, для меня оказалась полезной. Я провожу вас наверх. Он провел меня по катакомбам обратно во внешний мир, продолжая говорить на ходу, без конца повторяясь, как человек, чей дух перенес сильный удар, например, смерть любимого родственника. Голос его вскоре слился с другими шумами в тоннелях. А потом он стоял вместе со мною в узком дверном проеме и глядел в явном недоумении на бледное небо рассвета. Я зевнул. - Устали, сударь? - спросил он. - Немного, сударь. Он медленно кивнул головою, слегка нахмурив лоб, словно бы он понимал умом, но не мог уже вспомнить то время, когда ему самому нужен был сон. - Я дам знать о себе, как только мне станет известно, что ваш корабль готов, - сказал он. Потом, с видом изумленного ребенка, показал пальцем на крошечное взвихрение снега, сдутого ветром с ближайшей крыши. Он так и держал палец вытянутым и, сощурив глаза, словно бы сосредоточившись на своих ощущениях, ждал, пока на кончик его не приземлится снежинка. Он вздохнул, но дыхание его не проявилось паром, как мое. Сначала мне показалось, он желает мне что-то сказать, но потом я сообразил, что он хотел только, чтобы я посмотрел на то, что для него было странным, - на эту снежинку. - Зима, - мечтательно произнес он, - ну конечно. Но снежинка так и не растаяла. Будучи без пальто, я уже замерзал. Зябко ежась, я распрощался с Клостергеймом и пустился бегом по улицам. В конце концов я выбрался все-таки к Мосту Младоты. У старого Причала Руна я поискал Монсорбье, но не нашел его. После восхода прошел только час, и уж одному из соперников приличествовало бы подождать другого хотя бы такое время. Тонкий слой снега покрывал каменную мостовую Причала Руна. Здесь никого не было с прошлой ночи. Озадаченный, я вновь понесся по улицам, пока наконец не налетел с разгона на дверь "Замученного Попа". Впустила меня фрау Шустер и, издав мощный вздох облегчения, заключила меня в объятие своих пухленьких и уютных ручек! ГЛАВА 8 Назначенная встреча срывается. Дальнейшие мечтания. Нам обещают крупные неприятности, но Сент-Одран разрешает все наши затруднения. Новости о горючем газе. Критский кошмар. Я озадачен. Ужасные разоблачения. Малодушное решение. Едва я вошел в пивную, на лестнице раздались торопливые шаги, и в зал спустился Сент-Одран, - этакий вояка в высоких сапогах с пистолетами во всех карманах и мешочком с порохом, прикрепленным к поясу, - во главе четырех наших юных друзей, также вооруженных до зубов, подобно шайке пиратов. Шевалье отдавал на ходу распоряжения и был так увлечен сим занятием, что не сразу заметил меня; когда же заметил, то застыл в комическом изумлении. - Боже правый! Вы уже спасены! - Он едва ли не оскорбился подобному повороту событий. - Скорее отпущен с миром, - немного утешил я шевалье. - Безумие герра Клостергейма оказалось гораздо проницательнее и утонченнее, нежели у племянничка ландграфини. - Я уселся в уголке у старой железной печки. Меня до сих пор трясло. - Мы проговорили всю ночь напролет. Были известия от Монсорбье? - Кровь господня! Я и забыл. Он же нас ждет! - Нет, не ждет. Он даже и не появлялся в назначенном месте. Сент-Одран помрачнел. - Монсорбье не трус. Должно быть, он скоропостижно скончался или, по крайней уж мере, свалился в горячке. - За спиной у него, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, стояли четверо наших юных радикалов, разочарованные не меньше, чем мой партнер. Впрочем, их можно было понять: ведь они предвкушали такое приключение! - Нужно кого-то послать к нему. - Шевалье нахмурился. - Но он, кажется, не оставил адреса. - Он, без сомнения, сам нас разыщет. - Тут фрау Шустер подала мне бокал с подогретым вином, и я с благодарностью осушил его. - А что, барон лично сопроводил вас до дома? - Послал двоих головорезов. Из тех, что вчера захватили нас. Но еще до того, как я отбыл, он немного собрался с духом. И даже дал мне понять, что если мы будем и дальше вытягивать денежки у его милой тетки, денежки, предназначенные ему в наследство, это может закончиться очень трагично. - Он не послушался Клостергейма? Стало быть, он гораздо храбрей, чем я думал. - Или гораздо глупее, что вероятнее. Барон наш из тех людей, которые всегда понимают приказы хозяев своих буквально, но при этом еще почитают себя этакими хитроумными злодеями, если им вдруг удастся измыслить способ, как букву сию обойти. А если его обвинить в чем-то подобном, так он еще искренне изумится. - Вы полагаете, он будет пытаться убить нас? - Скорее, попытается подстроить нашу трагическую гибель. И, вероятно, весьма неуклюже. - Сент-Одран улыбнулся и распустил пояс со шпагой. - Но Бог с ним, с бароном. Кто меня действительно интересует, так это Клостергейм. Почему он нас спас? Он ничего не сказал? Я так понял, что имя ваше ему знакомо. - Друг мой, он тоже требует, чтобы мы взяли его пассажиром на летающий наш фрегат. Так же, как и ландграфиня, он безоговорочно верит в то, что Миттельмарх существует! Сент-Одран уселся на скамью и принялся отцеплять жабо. - Может быть, мы его все-таки и построим, фрегат. Похоже, у нас есть все шансы удвоить свое состояние только продажей кают! - И рейсом к каким-нибудь сказочным землям по вашим мифическим картам? - Я рассмеялся гораздо громче, чем шутка того заслуживала. - Куда мы отправимся, Сент-Одран? К мирам, коие воображает себе Клостергейм? В Миттельмарх, где займемся мы поисками ландграфининого супруга? А наш таинственный инвестор? Может быть, принц Майренбургский имеет намерение основать некую империю в Преисподней? А еще господин, предлагающий нам водород... куда он захочет, чтоб мы его отвезли? В какой-нибудь Кокейн, сказочную страну изобилия и праздности? Фрау Шустер уже подавала завтрак и делала нам настойчивые знаки. Я поднялся, чтобы пересесть за стол. А потом я лишился чувств. Сам даже не помню, как я упал прямо на Сент-Одрана. Должно быть, то просто сказалась усталость, но беспамятство обратилось тяжелым сном, и во сне мне явились видения: Клостергейм, суровый и мрачный, меч с какою-то птицею, заключенной в сияющей рукояти, чаша, изливающая ослепительный свет. И она- владычица моего сердца. Либусса гладила мою грудь и дышала мне в ухо, а я был беспомощен под ее ласками, точно змея в корзине у брамина, и проснулся в знакомой уже трясине холодного пота. Где Монсорбье? Дрался я с ним и был ранен? Я не мог различить, где был сон, а где - явь. Облака расступились над башенками Майренбурга. В окно лился серебряный свет луны. Я сел на постели, стянул с себя промокшую от пота рубашку, вымылся в холодной воде, что серебрилась в фарфоровой чаше, и вспомнил, что всю прошлую ночь проговорил я с Клостергеймом, что Монсорбье не явился получить свою сатисфакцию и даже потом не послал секундантов своих с извинениями. Какой-то алхимик или натур-философ пообещал снабдить нас с Сент-Одраном горючим газом, необходимым, чтобы поднять наш корабль в воздух. И все в один день. Вчера? Мои инстинкты вопили: "Сговор". "Совпадение", - возражал им разум. Когда со мною случалось нечто подобное, обычно я не прислушивался ни к инстинктам своим, ни к разуму, стараясь держаться где-то посередине, если то было возможно. Я поспешно оделся и пошел к Сент-Одрану. Как выяснилось, британец тоже склонялся к мысли, что против нас с ним готовится некий заговор. Его комнаты, ярко освещенные лампами и свечами, были завалены чертежами и картами, причем имелось немало таких, которых я раньше не видел. - Есть у меня подозрение, что все наши враги объединили усилия, дабы нас изничтожить, - сказал шевалье. - Хотя мы и рассчитывали, дружище, пробыть здесь до весны, я думаю, было бы очень разумно с нашей стороны, если бы мы все же поторопились с устройством маленького кораблекрушения. - Сент-Одран, - помрачнел я, - я что-то не помню, чтобы вы упоминали о каком-то кораблекрушении. - Я держу в голове столько возможных шагов, друг мой, что у меня не всегда получается все их облечь в слова. В последние дни я только и думал о том, как нам всего лучше будет бежать. И кое - что сообразил. Хотите, я вам расскажу? - Буду весьма благодарен вам, сударь. - Вот, значит, что я придумал... мы объявим еще об одной демонстрации уже имеющегося корабля, для которой используем, если удастся, предложенный газ. Но крепящая веревка... почему-то протершаяся веревка... неожиданно оборвется! Мы будем кричать, звать на помощь! Будем трясти гондолу! Мы создадим видимость самого искреннего отчаяния... а уж ветер доделает все остальное. Хорошо бы, конечно, заполучить водород: так мы и поднимемся выше, и полетим побыстрее. Часов через пять мы будем уже милях в ста отсюда. При правильном направлении ветра мы прибудем в Аравию еще до того, как возникнет нужда приземлиться. При золоте нашем и корабле мы без труда обретем покровителей и в Оттоманской Империи, и в независимых эмиратах, и, может быть, даже в Китае. Изменим имена. Назовемся как нам только будет угодно. А потом, годика через два, возвратимся в Европу с добротною сказочкой, объясняющей как продолжительное наше отсутствие, так и несметное наше богатство. Никто нас не осудит, и лишь немногие огорчатся! Дела принимали явно критический оборот, и при таком положении я был готов бежать едва ли не на любых условиях. Клостергейм меня просто пугал... Но оставался еще вопрос, который весьма меня беспокоил: как станем мы объясняться относительно пропажи золота, препорученного нам акционерами Компании? - О