на белых. А впереди всех, на территории белых, стоит единственная черная пешка, которую защищают конь и слон. - Я знала, что вы сработаетесь, - сказала Минни с улыбкой. - Можно сказать, повезло. Это почти точная реконструкция Игры к этому времени. По крайней мере, этого раунда, - глядя на меня, добавила она. - Почему ты не спросишь внучку Мордехая Рэда, какая фигура является ключевой, той, от которой зависит дальнейший ход данной конкретной партии? Я повернулась к Лили. Та улыбнулась и щелкнула длинным красным ногтем по стоящей впереди пешке. - Единственная фигура, которая может заменить королеву- другая королева, - сказала Лили. - Оказывается, это ты. - Что ты имеешь в виду? - не поняла я. - Я думала, что я пешка. - Точно. Но если пешка пробивается сквозь ряды пешек противника и добирается до восьмой клетки своего ряда, она может стать любой фигурой, какой пожелает. Даже королевой. Когда эта пешка добирается до восьмой клетки, королевской клетки, она может заменить черную королеву! - Или отомстить за нее, - сказала Минни, ее глаза горели подобно углям. - Пешка проникает в Алжир, на Белый остров. Точно так же, как ты проникла на территорию белых, ты проникла в тайну. В тайну восьми. Мое настроение менялось, как стрелка барометра в сезон дождей. Я - черная королева? Как это понимать? Лили объяснила, что на доске может быть больше одной королевы одного цвета. Однако Минни сказала, что я заменю ее. Означает ли это, что она собирается покинуть Игру? Более того, если ей нужен был кто-то, кто заменит ее, то почему она выбрала меня, а не Лили? Лили тем временем восстанавливала партию на походной шахматной доске так, что каждая фигура соответствовала некоему человеку, а каждый ход - какому-нибудь событию. Однако я в шахматах почти не разбираюсь, о каких же загадочных умениях говорила Минни? Кроме того, пешке требовалось совершить еще не один ход, чтобы занять королевскую клетку. Хотя белые пешки уже не могли "съесть" ее, ей по-прежнему грозила опасность от других фигур противника, которые обладали большей свободой действий. Даже моих скромных познаний о шахматах хватало, чтобы понять это. Минни открыла коробку и стала разворачивать на столике плотную ткань. Ткань была темно-синего цвета, почти черная, тут и там виднелись кусочки цветного стекла - одни были круглыми, другие овальными, каждое размером с монетку в двадцать пять центов. Квадрат плотной материи был богато украшен вышивкой, выполненной какими-то металлическими нитями. Узоры отдаленно напоминали знаки зодиака и что-то еще - я никак не могла вспомнить, что именно. Но где-то я определенно уже видела нечто подобное. В центре были вышиты две довольно большие змеи, кусающие друг друга за хвост. Их тела сплетались, образуя восьмерку. - Что это? - спросила я, с любопытством разглядывая странное покрывало. Лили подвинулась поближе и пощупала ткань рукой. - Что-то она мне напоминает, - заявила она. - Это подлинный покров шахмат Монглана, - сказала Минни, пристально глядя на нас. - Он был спрятан вместе с фигурами на тысячу лет, пока во время Французской революции их не достали из тайника монахини аббатства Монглан, что на юге Франции. С тех пор он побывал во многих руках, Говорят, что во времена Екатерины Великой покров был переправлен в Россию вместе с фрагментами шахматной доски, которые недавно обнаружены. - Откуда вы все это знаете? - спросила я, не в силах отвести взгляд от темно-синего бархата, расстеленного перед нами. Если это покров шахмат Монглана, то ему больше тысячи лет, но время не оставило на нем следов. В солнечных лучах, пробивающихся сквозь заросли глицинии, чудилось, будто он тускло светится изнутри. - И как вам удалось заполучить его? - Я протянула руку и погладила цветные вставки. - Знаете, я видела много неограненных драгоценных камней у своего деда, - сказала Лили. - И по-моему, эти - настоящие! - Так и есть, - сказала Минни, и что-то в ее голосе заставило меня насторожиться. - Все, что говорят об этих зловещих шахматах, правда. Как вы знаете, они содержат формулу - формулу власти, силы зла для тех, кто понимает, как использовать ее. - Почему обязательно зла? - спросила я. Что-то странное было в этом покрове - возможно, виной тому была игра моего воображения, но мне почудилось, что, когда Минни наклонилась над ним, на ее лицо упали отсветы покрова. - Лучше спроси, почему зло неизбежно, - холодно произнесла она, - Однако зло существовало задолго до шахмат Монглана. Равно как и формула. Всмотритесь в покров получше, и вы увидите. И она стала доливать нам в чашки чай, невесело улыбаясь. Ее красивое лицо сразу стало суровым и усталым. Впервые я поняла, чего ей стоила эта Игра. Тут Кариока пристроил украденную сырную булочку мне на сандалию и принялся чавкать. Вытащив несносного пса из-под стола, я усадила его на мой стул, а сама склонилась над покровом, чтобы последовать совету Минни. В тусклом свете виднелась золотая цифра восемь, змеи, вышитые на темно-синем бархате, были похожи на кометы в ночном небе. Вокруг них располагались символы - Марс и Венера, Солнце и Луна, Сатурн и Меркурий... Когда я присмотрелась к ним, я увидела, чем они были еще... - Это же элементы! - воскликнула я. Минни с улыбкой кивнула: - Закон октав. Теперь все стало ясно. Неограненные камни и золотое шитье образовывали символы, которые с незапамятных времен философы и ученые использовали для обозначения мельчайших составных частей мироздания. Здесь были железо, медь, серебро, золото, сера, ртуть, свинец, сурьма, водород, кислород, соли и кислоты. Короче говоря, все то, из чего состоит материя, будь то живые ткани или неодушевленные предметы. Я вскочила и начала мерить шагами комнату. Постепенно все становилось на свои места. - Закон октав - это закономерность, лежащая в основе периодической системы элементов, - объяснила я Лили, которая смотрела на меня как на сумасшедшую. - В шестидесятых годах девятнадцатого века, еще до того, как Менделеев вывел свою таблицу, Джон Ньюландс, английский химик, обнаружил, что, если расположить элементы в порядке возрастания их атомного веса, каждый восьмой элемент будет в некотором роде сходен с первым - точно так же, как ноты интервалом в одну октаву. Он назвал эту закономерность в честь теории Пифагора, потому как считал, что молекулярные свойства различных веществ связывает такая же закономерность, как ноты в музыкальной гамме! - А это так? - спросила Лили. - Мне-то откуда знать? - ответила я. - После того как я устроила взрыв в лаборатории колледжа, мне запретили посещать занятия по химии, и мои познания в этой науке довольно ограниченны. - Но то, что ты успела выучить, ты усвоила накрепко, - сказала Минни, смеясь. - Больше ничего не припоминаешь? О чем это она? Некоторое время я стояла, тупо глядя на покров, и тут до меня дошло. Волны и частицы - частицы и волны. Что-то о валентностях и электронных оболочках... А пока я пыталась ухватить за хвост ускользающую мысль, Минни говорила: - Возможно, я могу освежить твою память. Эта формула - едва ли не ровесница человеческой цивилизации, намеки на нее можно найти в записях, которые датируются началом третьего тысячелетия до нашей эры. С вашего разрешения, я расскажу вам одну сказку... Я плюхнулась в кресло, а Минни наклонилась и стала водить кончиком пальца по вышитой восьмерке. Некоторое время она молчала, как будто ушла в себя или погрузилась в некий транс. Наконец Минни заговорила: - Шесть тысяч лет назад на земле уже существовали великие цивилизации. Они выросли на берегах больших рек - Нила, Ганга, Инда, Евфрата. Эти цивилизации владели тайным знанием, которое позже породило науки и религии. Знание это хранилось в столь глубокой тайне, что зачастую у неофита уходила целая жизнь на то, чтобы добиться посвящения в великие истины. Ритуалы посвящения почти всегда были жестоки, а иногда требовали человеческих жертвоприношений. Традиции этих ритуалов дошли до наших дней. Их отголоски сохранились в католических мессах, в кабалистических обрядах, в церемониях розенкрейцеров и масонов. Однако подлинный смысл этого действа давно утерян. Эти ритуалы представляли собой не что иное, как символическое воспроизведение действия формулы, которая в древности была известна человеку, воспроизведение, которое позволяло сохранить знание и передавать его из поколения в поколение, поскольку записывать его было запрещено. Минни посмотрела на меня, и мне почудилось, что ее темно-зеленые глаза силятся разглядеть нечто в моей душе. - Финикийцы знали этот ритуал, - продолжала она. - Греки тоже. Даже Пифагор запретил своим последователям записывать его, таким опасным он считался. Самая большая ошибка мавров состояла в том, что они пренебрегли этим запретом. Они записали символы на шахматах Монглана. Хотя формула зашифрована, кто-нибудь, собрав все части воедино, может прочесть ее и понять значение. И тот, кто сделает это, не проходил ритуала посвящения, во время которого неофит, испытывая смертельную боль, клялся никогда не использовать знание во зло. Земли, где развивалась эта тайная наука, где она расцвела, арабы называли Аль-Хем - "черные земли". Потому что каждую весну после разлива рек на берегах оставался толстый слой плодородного черного ила. А тайное знание арабы называли "аль-хеми" - "черное искусство". - Алхимия? - сказала Лили. - Типа как превратить солому в золото и все такое? - Да, искусство трансмутации, - ответила Минни со странной улыбкой. - Адепты знания утверждали, что могут превратить обычные металлы, вроде олова и меди, в благородные, золото и серебро. И этим их возможности вовсе не ограничивались. - Издеваетесь, да? - фыркнула Лили. - Мы приперлись на край света и прошли через все эти заморочки, и тут выясняется, что эти пресловутые шахматы - всего лишь куча подерганной бутафории, с помощью которой допотопные жрецы морочили людям головы всякими магическими фокусами? Я внимательно разглядывала покров, и в моей голове кое-что начало проясняться. - Алхимия вовсе не магия, - все больше увлекаясь, стала объяснять я Лили. - То есть теперь, конечно, да, но изначально алхимики не были шарлатанами. На самом деле современные химия и физика произошли именно из алхимии. В средние века все ученые были алхимиками, а многие изучали ее и позже. Галилей помогал герцогу Тосканскому и Папе Урбану Восьмому с их тайными экспериментами. Мать Джона Кеплера чуть не сожгли на костре как ведьму за то, что она обучала сына тайному знанию... Минни кивнула, и я продолжила: - Говорят, Исаак Ньютон больше времени проводил, смешивая химические реактивы в своей кембриджской лаборатории, нежели тратил на написание "Principia Mathematica" - "Математических начал натуральной философии". Парацельс, возможно, был мистиком, но он же является отцом современной химии. На современных крекинг-печах и в плавильных цехах используются алхимические принципы, которые он открыл. Знаешь, как делают пластик, асфальт, синтетические волокна из нефти? Разрушают молекулы, подвергая их температурной обработке и воздействию катализаторов, - то есть то же самое, что, по утверждению древних алхимиков, надо сделать, чтобы превратить ртуть в золото. На самом деле в этой истории есть только один сомнительный момент. - Только один? - переспросила Лили с ее всегдашним скептицизмом. - Шесть тысяч лет назад в Месопотамии не было ускорителей элементарных частиц, а в Палестине не было крекинг-печей. На тогдашнем уровне технологии можно было разве что медь и латунь превратить в бронзу. - Возможно, - ничуть не смутившись, признала Минни. - Однако если древние жрецы науки не владели неким опасным и уникальным знанием, почему они окутали его такой тайной? Почему требовалось всю жизнь упорно учиться, чтобы пройти посвящение, произнести целую литанию клятв и обещаний, пройти оккультный ритуал боли и опасности, прежде чем вступить в орден... - Тайных избранных? - спросила я. Минни не улыбнулась. Она взглянула на меня, а потом на покров. Она долго молчала, а когда заговорила, ее слова пронзили меня, будто нож в сердце. - Орден Восьми, - спокойно сказала она. - Тех, кто может услышать музыку сфер. Последний кусочек мозаики со щелчком встал на свое место. Теперь я поняла, почему Ним рекомендовал меня, почему со мной хотел познакомиться Мордехай, почему Минни "избрала" меня. Вовсе не потому, что я была выдающейся личностью, не из-за моего дня рождения или ладони - хоть они и пытались меня заставить в это поверить. Но то, вокруг чего все крутилось, оказалось не оккультизмом, а наукой. А музыка и есть наука, причем наука более древняя, чем акустика, которой занимался Соларин, или физика, в которой специализировался Ним. Я знала это, потому что музыка была моей специализацией в колледже. Недаром Пифагор ставил музыку в один ряд с математикой и астрономией. Он считал, что звуковые волны омывают Вселенную и составляют все сущее, большое и малое. И он был не далек от истины. - Это волны, - сказала я. - Они не дают молекуле распасться на части, они заставляют электрон смещаться с одной орбиты на другую, изменяя его валентность таким образом, что атом может вступить в химическую реакцию. - Точно, - возбужденно сказала Минни. - Волны света и звука составляют Вселенную. Я знала, что не ошиблась в тебе. Ты уже на правильном пути. Лицо ее разрумянилось, и она опять стала выглядеть моложе. И снова я подумала, какой же красивой, должно быть, была эта женщина всего несколько лет назад. - Но то же самое можно сказать и о наших противниках, - добавила Минни. - Я говорила вам, что существуют три части формулы: доска, которая теперь в руках другой команды, покров, который перед вами, но ключ к формуле - фигуры. - Я думала, они у вас, - встряла Лили. - С того времени, как шахматы извлекли из земли, никому не удавалось собрать в своих руках больше фигур, чем мне. Двадцать фигур спрятаны в разных тайниках, где, как я надеялась, их не отыщут еще тысячу лет. Однако, судя по всему, я ошибалась. Раз уж русские почуяли, что у меня есть фигуры, белые силы тут же заподозрили, что несколько из них следует искать в Алжире, там, где я живу. К моему глубокому сожалению, они правы. Эль-Марад собирает силы. Я почти наверняка знаю, что ему удалось внедрить в мое окружение своих людей, так что, боюсь, мне не вывезти фигуры из страны. Так вот почему она сказала, что Эль-Марад не знает, кто я такая! Он выбрал меня эмиссаром, не подозревая, что я уже завербована другой командой. Однако у меня осталось еще много вопросов. - Значит, ваши фигуры здесь, в Алжире? - спросила я. - А у кого остальные? У Эль-Марада? У русских? - У них есть кое-что, но я не знаю, сколько точно, - сказала Минни. - Остальные разметало по миру после Французской революции, многие утеряны. Они могут быть где угодно - в Европе, на Дальнем Востоке или даже в Америке. Возможно, их никогда не найдут. Мне потребовалась целая жизнь, чтобы собрать те фигуры, которые у меня есть. Некоторые в безопасности в других странах, но из двадцати фигур восемь спрятаны здесь, в пустыне, - точнее, в горах Тассилин. Вы должны достать их и привезти ко мне, пока не поздно. Ее лицо светилось от воодушевления, она схватила меня за руку. - Не так быстро, - охладила я ее восторг. - Послушайте, Тассилин в тысяче с лишним миль отсюда. Лили нелегально попала в Алжир, у меня работа огромной срочности. Это не может подождать до тех пор, пока... - Нет ничего важней того, о чем я говорю! - воскликнула она. - Если вы не заберете эти фигуры, они могут попасть в чужие руки. Трудно представить, каким станет мир. Ты что, не видишь, что можно получить из этой формулы? Я видела. Есть еще один процесс, где используется трансмутация, - создание трансурановых элементов, то есть элементов, атомный вес которых больше, чем атомный вес урана. - Вы думаете, что при помощи этой формулы кто-нибудь может состряпать плутоний? - предположила я. Теперь я поняла, почему Ним все время повторял, что самая главная наука для физика-ядерщика - этика. И поняла тревогу Минни. - Я нарисую вам карту, - продолжила она таким тоном, как будто все уже было решено. - Вы запомните ее, затем я ее уничтожу. Я хочу, чтобы у вас было еще кое-что. Это документ огромной важности и ценности. Она вручила мне книгу в кожаном переплете, которую принесла вместе с покровом шахмат. Книжица была перевязана бечевкой, и, пока Минни рисовала карту, я нашарила в своей сумке маникюрные ножницы. Книжка была маленькая, размером с толстый блокнот, и, без сомнения, очень старая. На обложке, сделанной из мягкой марокканской кожи, были видны знаки, нанесенные чем-то горячим, словно к коже приложили печать в виде восьмерки. Почему-то при виде этого клейма по спине у меня пробежал холодок. Я разрезала бечевку и открыла книгу. Оказалось, что книга прошита вручную. Бумага прозрачная, как луковая кожура, однако мягкая, как шелк, и приятного, чуть желтоватого цвета. Вдобавок эта бумага была столь изумительно тонкой, что в книге было не меньше шестисот- семисот страниц, исписанных от руки. Почерк был изящный и мелкий, с завитушками, типичными для старых писем, как у Джона Хэнкока [Джон Хэнкок (1737-1793) - американский государственный деятель, чья подпись первой стоит под Декларацией независимости. Его имя стало синонимом выражения "собственноручная подпись"]. Чернила проступали на обратной стороне страниц, что мешало чтению. Однако я все же стала читать. Книга была написана на старофранцузском, некоторые слова мне были непонятны, но общий смысл разобрать удалось. Пока Минни что-то объясняла Лили касательно карты, сердце в моей груди застыло. Теперь я поняла, откуда она знала все то, о чем рассказывала нам. "Cette Anno Dominii Mille Sept Cent Quatre-Vingt-Treize, au fin de Juin a Trassili n'Ajjer Saharien , je devien de racontre cette histoire. Mireille ai nun, si suis de France... " Когда я начала читать вслух, переводя по ходу чтения, Лили подняла на меня взгляд, и в ее глазах постепенно начало проступать понимание. Минни замолчала и ушла в свои мысли. Казалось, она прислушивалась к голосу, который звал ее из небытия, из-за тусклой дымки веков, - к голосу, которой доносился сквозь тысячу лет. В действительности с тех пор, как документ был написан, не прошло и двухсот лет. "В году 1793-м, в месяце июне, в горах Тассилин-Адджер в Сахаре, начала я записывать эту историю. Мое имя Мирей, я родом из Франции. В детстве меня отдали в монастырь, и восемь лет я провела в аббатстве Монглан в Пиренеях. По прошествии этих лет я столкнулась с величайшим злом на земле, - злом, которое я теперь лишь только начинаю постигать. Я должна записать все, что мне известно о нем. Зло зовется шахматами Монглана, начинается его история с Карла Великого, короля, который построил наше аббатство..." Затерянный континент На расстоянии в десять дней пути оттуда есть соляной холм, родник и дорога через необитаемые земли. Рядом возвышается гора Атлас, похожая на узкий конус, такой высокий, что, говорят, вершина его летом и зимой прячется за облаками. Местных жителей называют "атлантины", по названию горы, которую сами они зовут столпом небесным. Говорят, люди эти не едят живых тварей и никогда не спят. Геродот. История, глава "Люди песчаного пояса" (454 г. до н. э.) Когда огромный "корниш" Лили перевалил через последнюю дюну Эрга и устремился к оазису Гардая, нас окружили бесконечные мили темно-красных песков, простиравшихся до самого горизонта во всех направлениях. Если взглянуть на карту, география Алжира очень проста: страна похожа на кривобокий кувшин. "Носик" сверху очерчен границей с Марокко и словно льет воду в Западную Сахару и Мавританию, пристроившиеся под ним. "Ручка" состоит из двух полос: узкой, пятидесяти миль в ширину, полоски обрабатываемой земли вдоль северного побережья и ленты гор протяженностью в триста миль, тянущейся южнее. Остальная территория страны - почти миллион квадратных миль - занята пустыней. Лили вела машину. Мы были в пути уже пять часов и проехали триста шестьдесят миль по извилистым горным дорогам, ведущим в пустыню. Кариока наш подвиг по достоинству не оценил - свернулся под сиденьем и жалобно там поскуливал. Но мне было не до него. Я увлеченно переводила вслух дневник, который дала нам Минни: историю мрачной тайны, нарастание террора во Франции и на фоне всего этого - странствия монахини Мирей в поисках секрета, заключенного в шахматах Монглана. В поисках, которыми занимались и мы с Лили. Теперь стало ясно, откуда Минни узнала так много об этих шахматах: про их таинственную силу, про формулу, заключенную в них, про зловещую игру за обладание фигурами. Игра эта длилась столетиями, одни поколения игроков сменяли другие, немало людей оказались втянуты в нее помимо своей воли, как мы с Лили, как Соларин и Ним, как, возможно, и сама Минни. Наша машина ехала по земле, которая служила шахматной доской. - Сахара...- сказала я, оторвавшись от книги и заметив, что мы подъезжаем к Гардае. - Знаешь, она ведь не всегда была самой большой пустыней на земле. Миллионы лет назад Сахара была самым большим в мире внутренним морем. Так и образовались все мировые запасы нефти и жидкого природного газа: в результате разложения мелких морских организмов и растений. Алхимия природы. - И не говори! - сухо прокомментировала Лили. - Мой индикатор уровня топлива сигнализирует, что нам пора подзаправиться этими маленькими жизненными формами. Полагаю, лучше это сделать в Гардае. Судя про карте Минни, по дороге нам встретится не так уж много городов. - Я не видела ее, сказала я, имея в виду карту, которую Минни в конце концов уничтожила. - Надеюсь, у тебя хорошая память. - Я шахматистка, - сказала Лили, словно это все объясняло. - Этот город, Гардая, раньше назывался Кхардая, - вновь вернувшись к дневнику, заметила я. - Наша подруга Мирей, оказывается, останавливалась здесь в тысяча семьсот девяносто третьем году. "Мы въехали в город Кхардая, названный так берберами в честь богини Кар, или Луны, которую арабы называют Либия - "та, что посылает дождь". Она властвовала над внутренним морем от Нила до Атлантического океана; ее сын Феникс основал Финикийскую империю. Говорят, что отцом богини был сам Посейдон. В разных землях ее называли по-разному: Иштар, Астарта, Кали, Кибела... Из ее чрева, как из морских вод, пошла жизнь на земле. В этих краях ее называют Белой Королевой". - О боже! - воскликнула Лили, сбросив скорость перед поворотом в Гардаю. - Ты хочешь сказать, этот город назван в честь нашей Архи-Немезиды? Тогда, возможно, мы вот-вот окажемся на белой клетке! Мы так увлеклись, просматривая дневник в поисках новых сведений, что я не заметила темно-серый "рено", пока его водитель не ударил по тормозам, чтобы свернуть вслед за нами к Гардае. - Мы ведь уже видели эту машину, верно? - спросила я Лили. Она кивнула, не отводя от дороги глаз. - В Алжире, - сказала она спокойно. - Он был припаркован в трех машинах от нас на министерской стоянке. Тогда в нем сидели те же парни; они пристроились за нами в горах с час назад. С тех пор не отстают. Думаешь, к этому может быть причастен наш кореш Шариф? - Нет, - сказала я, наблюдая за ними в боковое зеркало. - Это министерская машина. Я знала, кто ее послал. На душе у меня скребли кошки с самого отъезда из Алжира. Когда мы ушли от Минни в Казбахе, я позвонила Камилю из будки таксофона на площади, чтобы предупредить его, что несколько дней меня не будет. Он взвился до потолка. - Вы сошли с ума? - орал он в телефонную трубку. - Вы же знаете, что расчеты по модели нужны мне прямо сейчас! Я должен иметь эти данные не позднее конца недели! Этот ваш проект сейчас важнее всего! - Послушайте, я ведь скоро приеду, - ответила я. - Кроме того, у меня все готово. Я получила данные по каждой стране, которую вы назвали, и загрузила большую их часть в компьютер в Сонатрахе. Я могу оставить вам перечень инструкций, как запустить программу, - с их помощью все можно установить. - Где вы находитесь? - перебил меня Камиль так громко, что мне показалось, будто он вот-вот выпрыгнет из телефонной трубки. - Уже второй час! Вы давным-давно должны быть на работе. Я приехал и увидел, что эта ваша дурацкая машина заняла мое место на стоянке, на ней была записка! Теперь Шариф топчется у моего порога и жаждет видеть вас. Говорит, вы провозите контрабандой автомобили, скрываете нелегальных иммигрантов, и еще твердит о какой-то бешеной собаке! Можете вы объяснить, что все это значит? Великолепно. Если Шариф найдет меня до того, как я выполню свою миссию, мне конец. Придется открыть Камилю хотя бы часть правды. Мне отчаянно не хватало союзника. - О'кей, - сказала я. - У моей подруги неприятности. Она приехала навестить меня, но ее виза не открыта. - Ее паспорт лежит передо мной на столе, - проворчал Камиль. - Шариф принес, У нее вообще нет визы! - Это чистая формальность, - быстро сказала я. - У нее двойное гражданство и имеется другой паспорт. Вы не могли бы взять его и устроить все так, чтобы вышло, будто она приехала в страну легально? Вы выставите Шарифа дураком... Голос Камиля зазвенел от злости: - У меня нет никакого стремления, мадемуазель, выставлять шефа тайной полиции дураком. - Затем он все же немного смягчился. - Хотя это и против моих правил, я постараюсь помочь. Так случилось, что я знаю, кто эта молодая женщина. Я знал ее деда. Он был близким другом моего отца. Они играли в шахматы в Англии. Так, интрига становится все запутаннее. Я сделала знак Лили, она попыталась втиснуться в будку и прижать свое ухо к трубке. - Ваш отец играл в шахматы с Мордехаем? - переспросила я. - Он был серьезным игроком? - Как и все мы, - лукаво ответил Камиль. Он помолчал некоторое время, словно раздумывал над чем-то. Когда он заговорил снова, Лили так тесно прижалась ко мне, что мой желудок запротестовал. - Я знаю, что вы собираетесь сделать. Вы виделись с ней, не так ли? - С кем? - попыталась я изобразить святую невинность. - Не будьте дурочкой, я вам не враг. Мне известно, что сказал вам Эль-Марад, я знаю, что вы разыскиваете. Моя дорогая девочка! Вы играете в опасную игру. Эти люди - убийцы, все до единого. Несложно догадаться, куда вас послали, - я слышал, что именно там спрятано. Вам не приходило в голову; что и Шариф, когда убедится, что вас нет в городе, будет искать вас именно там? Мы с Лили переглянулись. Выходит, Камиль тоже игрок? - Я прикрою вас, - говорил он. - Но постарайтесь вернуться к концу недели. Что бы вы ни задумали, не заходите перед этим к себе или ко мне в офис и не пытайтесь воспользоваться аэропортом. Если вам надо что-нибудь рассказать мне относительно вашего... проекта, лучше всего держать связь через Центральный почтамт. Из его тона я предположила, что это значит: я должна пересылать всю корреспонденцию через Терезу. Я могу до отъезда оставить ей паспорт Лили или инструкции к моей программе. Прежде чем повесить трубку, Камиль пожелал мне удачи и добавил: - Я постараюсь помочь, чем смогу. Однако если вы попадете в настоящую переделку, вам придется выкручиваться самой. - Как и всем нам, - ответила я с улыбкой и процитировала пожелание Эль-Марада: - El-zafar Zafar! Странствия приносят победу! Я надеялась, что старая арабская пословица окажется справедлива, но сильно сомневалась. Когда я повесила трубку, мне почудилось, будто я только что оборвала последнюю ниточку, связывающую меня с реальностью. У меня не было сомнений, что машину, которая въехала следом за нами в Гардаю, послал Камиль. Возможно, это наши телохранители. Однако нельзя было отправляться в пустыню с подобным эскортом на хвосте. Придется что-нибудь придумать. Я не знала этой части Алжира, но знала, что город Гардая, к которому мы приближались, принадлежал к знаменитому Пентаполису, "Пяти городам Мзаба". Пока Лили медленно вела машину по дороге в поисках заправки, я любовалась тем, как вокруг, словно кристаллы из песка, на фоне пурпурных, розовых и красных скал вырастают маленькие городки. Они описаны в каждой книге о пустыне. Ле Корбюзье [Ле Корбюзье Шарль (1887-1965) - французский архитектор и теоретик архитектуры.] писал, что они плывут по течению, подчиняясь "естественному ритму жизни". Франк Ллойд Райт [Райт Франк Ллойд (1869-1956) - американский архитектор, основоположник органической архитектуры.] назвал их самыми красивыми городами на земле и восхвалял их постройки из красного песка "цвета крови - цвета созидания". Однако в дневнике французской монахини Мирей о них рассказывались более интересные вещи: "Эти города были построены тысячу лет назад ибадитами, "людьми бога". Они верили, что городами управляет дух богини луны, и называли их в ее честь: Мерцающий город, Мелика, что значит "королева"..." - Срань господня, - сказала Лили, въезжая на заправку. Машина, следовавшая за нами, проехала мимо, сделала разворот и снова пристроилась сзади. - Болтаемся в сущей дыре с какими-то балбесами на хвосте, перед нами миллион миль песка, а мы не имеем понятия, что ищем, и не врубимся, даже если найдем. Мне пришлось согласиться с ее неутешительным выводом. Но вскоре все стало еще хуже. - Лучше запастись горючкой впрок, - сказала Лили, выскакивая из машины. Она достала деньги и, пока заправщик заливал бензин в бак, купила две пятигаллонные канистры с бензином и еще две с водой. - Зря ты так беспокоишься, - сказала я, когда она вернулась и стала загружать канистры в багажник. - Дорога на Тассилин проходит мимо нефтяных полей Хасси-Месауда, там везде вышки и нефтепроводы. - Там, где мы поедем, ничего такого нет, - сообщила она, запуская двигатель. - Ты должна была взглянуть на карту. У меня противно засосало под ложечкой. От того места, где мы были, в Тассилин вели только два пути: один шел на восток, через нефтяные поля Уарглы, потом сворачивал на юг. Даже по этой дороге большую часть пути можно было проехать только на полноприводном автомобиле. Но другая дорога, в два раза длинней первой, проходила по бесплодной равнине Тидикельт - одному из наиболее засушливых и опасных районов пустыни, где дорогу отмечали столбы в тридцать футов высотой, чтобы хотя бы верхушки их торчали над песком, когда дорогу заметало, а это случалось нередко. Наш "корниш", возможно, выглядел как танк, но гусениц, чтобы проехать через дюны, у него не было. - Ты меня разыгрываешь, - сказала я Лили, когда она выехала с заправки. Наш эскорт по-прежнему болтался у нас на хвосте. - Поезжай к ближайшему ресторану, нам надо немного поболтать. - И выработать стратегический план действий, - согласилась она, глядя в обзорное зеркало. - Эти парни начинают меня нервировать. Мы нашли маленький ресторан на краю Гардаи, вылезли из машины и прошли через прохладный бар во внутренний дворик. Там стояли столики под зонтиками, пальмы отбрасывали длинные закатные тени. Посетителей, кроме нас, не наблюдалось, поскольку было всего шесть вечера, но мне удалось поймать официанта и заказать crudite [Сырые овощи (фр.)] и таджин - рагу из ягненка с уксусом. Лили как раз пожирала обильно политый маслом салат из сырых овощей, когда появились наши компаньоны и уселись за столик на некотором расстоянии от нас. - Как ты предлагаешь стряхнуть этих субъектов? - спросила Лили, роняя кусок ягнятины в пасть Кариоки, который сидел у нее на коленях. - Сначала давай обсудим, как поедем дальше, - сказала я, - Отсюда до Тассилина четыреста миль напрямик. Но если мы поедем по южной дороге, придется одолеть миль восемьсот, причем по дороге, где заправки, закусочные и города встречаются крайне редко и кругом один только песок. - Восемьсот миль - это пустяки, - заявила Лили. - Они же все по равнине. Если я буду за рулем, то к утру доедем. - Она поманила пальцем официанта и заказала шесть больших бутылок воды "Бен Гарун". - Кроме того, это единственный способ попасть туда, куда мы направляемся. Маршрут-то только у меня в голове, ты забыла? Прежде чем что-нибудь сказать, я выглянула в окно и тут же издала сдавленный стон. - Не смотри, - задыхаясь, проговорила я. - У нас еще гости. Двое верзил шли через внутренний дворик мимо пальм к столику рядом с нами. На ходу они невзначай скользнули по нам взглядами. Эмиссары Камиля между тем старательно вглядывались в "гостей". Рассмотрев их хорошенько, наши телохранители переглянулись, и я знала почему. В последний раз я видела одного из верзил в аэропорту, с пистолетом на бедре, другой отвозил меня домой из кабаре в ту ночь, когда я прилетела в Алжир, - бесплатно, за счет тайной полиции. - Шариф таки не забыл о нас, - проинформировала я Лили, ковыряя вилкой в тарелке. - У меня очень хорошая память на лица. Возможно, у этих парней - тоже, потому Шариф и выбрал их. Они уже видели меня. - Но они же не ехали за нами. Дорога была совершенно пустая, - возразила она. - Я бы заметила их, как заметила тех ребят на "рено". - Практика выслеживания преступников несколько изменилась со времен Шерлока Холмса, - заметила я. - Ты имеешь в виду, они подкинули что-то в машину? Вроде маячка? - хрипло прошептала Лили. - Тогда они вполне могли висеть у нас на хвосте, держась где-нибудь за горизонтом. - Браво, мой дорогой Ватсон! - сказала я тихо. - Задержи их минут на двадцать, я найду "жучок" и выкину его. Электроника - мой конек! - У меня тоже есть кое-какие секретные приемы, - прошептала Лили. - Я прошу прощения, но мне, пожалуй, необходимо удалиться в дамскую комнату. Она улыбнулась, встала и уронила Кариоку мне на колени. Верзила, который поднялся было, чтобы последовать за ней, остановился, когда Лили громко заговорила с официантом через всю комнату, выясняя, где находятся les toilettes [Туалеты (фр.)]. Верзила снова опустился на стул. Я в это время боролась с Кариокой, который, похоже, крепко подсел на таджин. Когда Лили наконец вернулась, она схватила пса, быстро затолкала его в сумку, поделила между нами тяжелые бутылки с водой и устремилась к двери. - Как идет игра? - прошептала я. Все наши компаньоны принялись торопливо расплачиваться. - И ребенок бы справился, - пробормотала она, когда мы были у машины. - Все, что потребовалось, - стальная пилка для ногтей и камень. Я пробила бензопроводы и шины. Дырки небольшие, скажутся не сразу. Покружим немного по пустыне, пока сопровождающие не отвяжутся, а потом рванем вперед, к цели. - Двух зайцев одним выстрелом. Вернее, одной пилкой, - искренне похвалила я, когда мы забрались в "корниш". - Ты молодчина! Но когда мы выехали на улицу, я заметила там с полдюжины машин - возможно, они принадлежали штату работников ресторана или соседних кафе. - Как ты угадала, которая из машин принадлежит тайной полиции? - Я не угадывала, - хитро ухмыльнулась Лили. - Я проколола все. Так, на всякий случай. Я ошиблась, когда сказала, что по южной дороге до пункта нашего назначения восемьсот миль. На выезде из Гардаи стоял щит, на котором были указаны расстояния до всех населенных пунктов, расположенных южнее. Если верить этому щиту, до Джанета, южных ворот Тассилина, было 1637 километров. И хотя Лили любила гнать во весь дух, долго ли она сможет держать такую скорость, когда мы съедем с автострады? Как и предсказывала Лили, телохранители Камиля сдались примерно через час преследования по тускло освещенным дорогам Мзаба. Мои предсказания тоже сбылись: парни Шарифа держались так долго, что доставили нам удовольствие посмотреть, как они съехали в кювет, с треском провалив задание своего босса. Как только мы избавились от эскорта, Лили вдавила педаль газа в пол, и мы исчезли в клубах пыли. Скрывшись с глаз преследователей, мы остановились, и я полезла под огромный "корниш" искать "жучок". Через пять минут возни с карманным фонариком под машиной мне это удалось - маячок был пристроен у заднего моста. Лили вручила мне ломик, и вскоре с "жучком" было безжалостно покончено. "Роллс-ройс" стоял на обочине рядом с обширным кладбищем Гардаи. Несколько минут мы любовались видом, дышали ночной прохладой, прыгали от радости и хлопали друг друга по плечам, восхищаясь собственной находчивостью. Кариока с тявканьем скакал вокруг нас. После этого мы залезли обратно в машину и рванули прочь на полной скорости. К тому времени я изменила свое мнение относительно маршрута, который выбрала для нас Минни. Поскольку мы сумели избавиться от наших преследователей, они остались в неведении относительно того, какой дорогой мы поедем дальше. И уж конечно, ни одному арабу в здравом уме не придет в голову, что две одинокие женщины могут выбрать южную дорогу. Да я и сама верила в это с трудом. Однако мы потеряли так много времени, чтобы оторваться от хвоста, что, когда мы наконец покинули Мзаб, был уже десятый час и совсем стемнело. Слишком темно, чтобы читать книгу, лежащую у меня на коленях, и даже просто рассматривать пустынный пейзаж. Лили вела машину по прямой, ровной, бесконечной дороге, и мне удалось немного вздремнуть, чтобы потом сменить ее за рулем. Когда мы пересекли пустыню Хамада и поехали прямо на юг через дюны Туата, прошло десять часов, уже почти рассвело. К счастью, все это время мы ехали без приключений. Возможно, все шло даже слишком спокойно. У меня было неприятное чувство, что наше везение скоро закончится. Меня стали одолевать мысли о пустыне. В горах, которые мы проехали в середине дня, было прохладно, всего восемнадцать градусов. На закате в Гардае было градусов на пять теплее, а в дюнах даже сейчас, в конце июня, ночью выпадала роса. Однако сегодня рассвет наступил, когда мы были на равнине Тидикельт, на границе настоящей пустыни с песками и ветром вместо пальм, растений и воды. Впереди у нас лежало еще четыреста пятьдесят миль пути. Из одежды у нас было только то, что на нас, а из провизии - только несколько бутылок газированной воды. Впрочем, впереди нас ожидало кое-что похуже. Лили прервала мои размышления. - Там впереди шлагбаум, - сказала она напряженным голосом, жмурясь от солнца и ветра. - Похоже, он стоит на границе... Только не знаю чего. Попробуем проскочить? Впереди маячила небольшая будка с полосатым шлагбаумом - ни дать ни взять пункт пограничного контроля, зачем-то выставленный посреди пустыни. В такой глуши, за много миль до чего бы то ни было, он выглядел совершенно неуместным. - Похоже, у нас нет выбора, - сказала я Лили. Последняя развилка осталась в сотне миль позади нас. Больше сворачивать было некуда, других дорог в нужный нам город попросту не вело. - Но зачем кому-то понадобилось ставить тут блокпост? - недоумевала Лили, сбросив скорость. В голосе ее звенела тревога. - Может, это психиатрический кордон? - натужно пошутила я. - Надо основательно выжить из ума, чтобы забраться в такую даль. Ты знаешь, что расположено за ним, по ту сторону? - Ничто? - предположила она. Мы рассмеялись, и на душе у нас немного полегчало. Хотя на самом деле нас обеих очень волновал один и тот же вопрос: на что похожи тюрьмы в этой части пустыни. Ведь нам непременно придется познакомиться с местными узилищами, если всплывет, кто мы такие и что сделали с автомобилями принадлежащими министру нефтяной промышленности и главе тайной полиции. - Без паники, - сказала я, когда мы приблизились к