азвернула - и у меня перехватило дыхание, хотя я еще даже не начала читать. Почерк, которым было написано письмо, оказался тем же, что и почерк в дневнике! Письмо было написано на современном английском языке, а дневник на старофранцузском, но эти завитки, которые были в моде сотни лет назад, ни с чем не спутаешь. Я посмотрела на Соларина. Он тоже уставился на письмо, в глазах его читались ужас и недоверие. Наши взгляды встретились, а затем мы, не говоря ни слова, приступили к чтению письма. Я развернула его у себя на коленях, и мы прочли: "Моя дорогая Кэтрин! Теперь ты знаешь тайну, которой владеют лишь немногие. Даже Александр и Ладислав не знали, что я им совсем не бабушка, так как сменилось двенадцать поколений с тех пор, как я дала жизнь их предку - Шарло. Отец Камиля, который женился на мне за год до своей смерти, был потомком моего старого друга Шахина, чьи кости обратились в прах больше ста пятидесяти лет назад. Конечно, ты, если хочешь, можешь считать меня выжившей из ума старухой. А можешь и поверить - ведь теперь ты черная королева. Ты обладаешь осколками тайны столь же могущественной, сколь и опасной. У тебя их достаточно, чтобы разгадать головоломку, как это сделала я много лет назад. Захочешь ли ты? Это и есть тот выбор, который ты должна сделать, и сделать одна. Если хочешь моего совета, предлагаю уничтожить эти фигуры, расплавить их, чтобы они больше никому не доставили столько страданий, сколько я испытала за всю мою жизнь. Хотя, как показывает история, для человечества это может быть плохим выбором. Иди вперед и поступай как знаешь. Я буду молиться за тебя. Мирей". Соларин сжал мою ладонь, и я закрыла глаза. Когда я их открыла, Мордехай стоял рядом, обнимая Лили, словно хотел защитить ее. Позади них стояли Гарри и Ним - я и не слышала, как они вернулись. Они все взяли стулья и сели вокруг стола, за которым сидели мы с Солариным. На столе стояли фигуры. - Что ты думаешь обо всем этом? - спокойно спросил Мордехай. Гарри наклонился ко мне и похлопал по руке. Но я все еще не могла опомниться от потрясения. - Что, если все это правда? - спросил он. - Тогда это самая опасная штука, какую только можно себе представить, - сказала я, не в силах побороть дрожь. Хотя мне не хотелось в этом никому признаваться, но в глубине души я верила, что это правда. - Думаю, она была права: надо уничтожить фигуры. - Ты теперь черная королева, - сказала Лили. - Тебе не обязательно слушать ее. - Мы со Славой оба изучали физику, - добавил Соларин. - У нас в три раза больше фигур, чем было у Мирей, а она все-таки разгадала формулу. Хотя у нас нет информации, которая имеется на доске, мы можем расшифровать ее, я уверен. Я могу достать доску... - Кроме того, - с кривой усмешкой сказал Ним, держась за больную ногу, - я не прочь испробовать это средство на себе прямо сейчас, чтобы излечить раны. У меня все еще не укладывалось в голове, каково это - знать, что ты можешь прожить двести лет и даже больше. Что любые твои раны заживут, что никакие болезни тебе не грозят и умереть ты можешь, разве что разбившись в авиакатастрофе... Но хочу ли я узнать на собственном опыте, каково это - провести тридцать лет, расшифровывая формулу? Хотя, возможно, столько времени и не потребуется, но я убедилась на опыте Мирей, что поиск разгадки со временем может превратиться в одержимость, которая разрушила не только ее жизнь, но и жизни тех, с кем она соприкоснулась. Что же мне выбрать - долгую жизнь или счастливую? По ее же собственному признанию, Минни прожила две сотни лет в постоянном страхе и тревоге даже после расшифровки формулы. Ничего удивительного, что ей захотелось выйти из Игры. Теперь решение было за мной. Я посмотрела на фигуры, стоящие на столе. Это будет нетрудно. Минни выбрала Мордехая не только за то, что он был шахматистом, но и потому, что он был ювелиром. Несомненно, у него дома найдется все необходимое, чтобы сделать анализ фигур, узнать, из чего они сделаны, и превратить в бижутерию для королевы. Но стоило мне взглянуть на них, и я поняла, что не смогу заставить себя сделать это. От них исходило внутреннее сияние их собственной жизни. Между мной и шахматами Монглана образовалась связь, и я не могла ее разорвать. Я обвела взглядом лица тех, кто в молчании смотрел на меня и ждал. - Я собираюсь спрятать фигуры, - медленно произнесла я. - Лили, ты мне поможешь в этом, из нас вышла хорошая команда. Мы увезем их куда-нибудь в пустыню или в горы. Соларин вернется в Россию и попытается забрать доску. У этой Игры нет конца. Мы спрячем шахматы Монглана там, где никто не найдет их еще тысячу лет. - Но рано или поздно их все равно извлекут на свет, - мягко заметил Соларин. Я повернулась, чтобы посмотреть на него, и между нами проскочила какая-то искра. Он знал теперь, что может произойти, и я тоже знала, что мы можем не увидеться еще очень долго, если я не изменю своего решения. - Может быть, за тысячу лет на планете появится новое поколение людей, которое не станет использовать эту тайну во имя стремления к власти, а обратит ее во благо, - сказала я. - А может быть, ученые сами выведут нечто похожее. Если информация, сокрытая в шахматах, больше не будет секретом, а станет обычным знанием, ценность этих фигур станет символической. - Тогда почему не расшифровать эту формулу сейчас? - спросил Ним. - И не сделать ее обычным знанием? Он подошел к самой сути проблемы. Многим ли из своих знакомых я могла бы даровать бессмертие? Злодеи вроде Бланш или Эль-Марада не в счет, возьмем совершенно обычных людей, например тех, с кем я работала, - Джока Уфама или Жана Филиппа Петара. Хочу ли я, чтобы такие, как они, жили вечно? Хочу ли я решать, жить им вечно или нет? Теперь я поняла, что имел в виду Парацельс, когда говорил: "Мы будем как боги". Такие решения никогда не были в компетенции смертных людей, этим занимались боги, или духи предков, или естественный отбор, в зависимости от того, во что верить. Обрести такую власть - значит превратить свою жизнь в игру с огнем. Не имеет значения, как ответственно мы подойдем к этому, как будем использовать это знание или контролировать его. Если мы не спрячем его подобно древним жрецам, мы окажемся в таком же положении, как ученые, которые открыли атомную бомбу. - Нет, - ответила я Ниму. Я все стояла и смотрела на фигуры на столе, фигуры, из-за которых я рисковала жизнью так много раз и так бессмысленно. Смогу ли я зарыть их в землю и ни разу не поддаться искушению снова извлечь их на свет? Гарри посмеивался надо мной, словно читая мои мысли. Он встал и подошел ко мне. - Если кто и сможет это сделать, то только ты, - сказал он, обнимая меня. - Вот почему Минни выбрала тебя. Видишь ли, дорогая, она считала, что у тебя есть сила, которой не было у нее, - противостоять искушению власти, обретаемой вместе со знанием... - Господи! Вы хотите сделать из меня какого-то Савонаролу, сжигающего книги! - воскликнула я. - В то время как я намерена всего лишь уберечь эти фигуры. Мордехай тихо вошел в комнату с блюдом, полным деликатесов, которые источали восхитительный аромат. Кариока выскочил из кухни, где "помогал" хозяину дома в приготовлении пищи. Мы все встали, принялись ходить по большой комнате и потягиваться. В наших голосах зазвенело жизнелюбие, которое приходит, когда с души наконец падает страшный камень. Я стояла рядом с Нимом и Солариным и закусывала, когда Ним снова потянулся ко мне и положил руки мне на плечи. Соларин на этот раз не возражал. - Мы тут поговорили с Сашей...- сказал Ним. - Может, ты и не любишь моего брата, но он тебя любит. Остерегайся страсти русских, она может тебя поглотить. Он улыбнулся и с любовью посмотрел на брата. - Меня не так просто поглотить, - сказала я. - Кроме того, его чувство совершенно взаимно. Соларин удивленно посмотрел на меня - уж не знаю, что его так поразило. Хотя рука Нима все еще лежала у меня на плечах, он сгреб меня в объятия и поцеловал. - Я больше не могу расставаться с ним, - сказал Ним, взъерошив мне волосы. - Я поеду с ним в Россию, за доской. Потерять единственного брата один раз - это больше чем достаточно. На этот раз если мы поедем, то вдвоем. К нам подошел Мордехай, вручил каждому по бокалу и налил шампанского. Выполнив обязанности виночерпия, он взял на руки Кариоку и поднял тост. - За шахматы Монглана, - сказал старик с лукавой улыбкой. - Да покоятся они с миром еще тысячу лет! Мы все выпили за это, и Гарри сразу потребовал всеобщего внимания. - За Кэт и Лили! - провозгласил он, поднимая свой бокал. - Они прошли через все испытания и опасности. Пусть они живут долго и продолжают дружить. Даже если они не будут жить вечно, пусть каждый день их жизни будет полон радости и веселья. Он повернулся ко мне. Наступила моя очередь. Я подняла свой бокал и оглядела лица моих друзей. Мордехай напоминал мне сову, у Гарри были глаза преданной собаки, Лили стала стройной и загорелой. Ним, с его рыжими волосами пророка и странными разноцветными глазами, улыбался мне, словно мог прочесть мои мысли. И Соларин, напряженный и порывистой, словно за шахматной доской. Все они стояли рядом со мной - самые мои близкие друзья, люди, которых я нежно любила. Однако они были смертными людьми, как и я, и со временем должны были умереть. Наши биологические часы продолжали тикать, ничто не в силах замедлить ход времени. На все наши начинания нам отпущено меньше ста лет, человеческий век. Так было не всегда. Жили ведь на земле когда-то великаны, если верить Библии, - люди огромной силы, которые жили по семь или восемь столетий. Где же мы совершили ошибку? Когда потеряли это умение?.. Я покачала головой и подняла бокал с шампанским. - За Игру, - сказала я. - За игру королей... Самую опасную, вечную Игру. Игру, которую мы только что выиграли, по крайней мере - этот раунд. И за Минни, которая всю свою жизнь боролась, чтобы уберечь эти фигуры от злых и корыстных людей. Пусть она живет в мире, где бы она ни находилась, да пребудут с ней наши молитвы. - За Игру! - крикнул Гарри. Но я еще не закончила. - Теперь, когда Игра завершена и мы решили спрятать фигуры, - добавила я, - пусть у нас хватит сил, чтобы противостоять искушению и не извлечь их снова на свет Божий! Все от души зааплодировали, осушили бокалы и со стуком поставили их на стол. Все происходило так, словно мы хотели убедить самих себя. Я поднесла к губам бокал и выпила его до дна. Мое горло защекотали пузырьки - колючие и немного горьковатые. Когда последние капли упали мне на язык, я снова - всего лишь на одно мгновение - задумалась о том, чего, возможно, никогда не узнаю. Интересно, каков на вкус эликсир жизни? КОНЕЦ ИГРЫ