ачение ее литературных достоинств и не терял случая
поговорить о них в "Черепахе". И, представьте, странное  совпадение, одно из
тех воистину поразительных совпадений, которые наводят человека на серьезное
раздумье:  точно  такой же коренной переворот  во  мнениях,  точно  такое же
решительное bouleversement [Потрясение,  переворот (франц.).]  (как  говорят
французы),  точно  такой  же всеобъемлющий шиворот-навыворот  (позволю  себе
употребить  это  довольно   сильное  выражение,   заимствованное  у  племени
чоктосов),  какой совершился pro et contra [За и против (лат.).] между мной,
с  одной стороны, и "Абракадаброй" - с другой, снова имел место при таких те
обстоятельствах  немного  спустя   в   моих  отношениях  с   "Горлодером"  и
"Трамтарарамом".
     Так,  одним гениальным  ходом,  я одержал полную победу - "набил потуже
кошелек"  и,  можно сказать,  уверенно  и  честно начал  блестящую и  бурную
карьеру,  которая  сделала  меня знаменитым  и сейчас позволяет мне  сказать
вместе с Шатобрианом: "Я делал историю" - "J'ai fait l'histoire".
     Да, я делал  историю. С того  славного времени, о  котором я повествую,
мои  дела, мои  труды являются достоянием человечества.  Они  известны всему
миру.  Поэтому  нет  необходимости  подробно  описывать,  как,  стремительно
возвышаясь,  я   унаследовал   "Сластену",   как  я  слил  этот   журнал   с
"Трамтарарамом",  как  потом  приобрел "Горлодера" и как,  наконец, заключил
сделку  с  последним  из  оставшихся конкурентов и объединил  всю литературу
страны в одном великолепном всемирно известном журнале:
        "ГОРЛОДЕР, СЛАСТЕНА, ТРАМТАРАРАМ И АБРАКАДАБРА"
     Да, я делал историю.  Я достиг мировой славы. Нет такого уголка  земли,
где бы  имя мое не было известно.  Возьмите  любую  газету,  и вы непременно
столкнетесь с  бессмертным Каквасом Тамом:  мистер Каквас Там  сказал то-то,
мистер  Каквас  Там  написал  то-то,  мистер Каквас  Там сделал  то-то. Но я
скромен  и  покидаю  мир  со  смирением.  В  конце   концов,  что  такое  то
неизъяснимое,  что  люди называют  "гением"?  Я  согласен  с  Бюффоном...  с
Хогартом... в сущности говоря, "гений" - это усердие.
     Посмотрите на меня!.. Как я работал... как я трудился... как я писал! О
боги,  разве я не писал! Я не знал, что такое досуг. Днем я сидел за столом,
наступала ночь, и я - несчастный труженик - зажигал полуночную лампаду. Надо
было видеть меня. Я наклонялся  вправо. Я наклонялся влево. Я сидел прямо. Я
откидывался  на  спинку  кресла.  Я   сидел  tete  baissee  [Склонив  голову
(франц.).]  (как говорят на  языке кикапу),  склонив  голову  к  белой,  как
алебастр,  странице.  И во всех положениях я... писал. И в  горе и в радости
я...  писал.  И в холоде и в  голоде  я...  писал. И в солнечный  день, и  в
дождливый день, и в лунную ночь,  и в темную ночь я...  писал. Что я писал -
это  не  важно.  Как  я писал - стиль,  -  вот в чем  соль. Я  перенял его у
Шарлатана... бамм!.. дзинь! Тарараххх!!! - и предлагаю вам его образчик.