, - а этот пакет сунь под гамак. И еще... - Минутку, - возразила она. - У меня есть ограничения. Я не могу перенести все сразу. - Что касается твоих ограничений, то мы их со временем установим, уверяю тебя. А теперь не спорь. Просто бери эту сетку и заполняй, а пока ты это делаешь, я расскажу тебе историю, которую слышал много лет назад от Мертвецов. Два изыскателя обнаружили что-то очень ценное в черной дыре, но не знали, как извлечь это оттуда. Один наконец сказал: - Я знаю. У меня с собой кошка. Привяжем ее к сокровищу, и она вытянет его. А второй ответил: - Какой ты дурак! Как может кошка вытащить сокровище из черной дыры? И тогда первый сказал: - Нет, это ты дурак, а не я. Увидишь, это будет легко. У меня есть хлыст. Я не встречался с Джель-Кларой Мойнлин до случая с черной дырой. В те дни Робин не мог позволить себе приобрести такую совершенную информационную систему, как я. Но в течение ряда лет я много о ней слышал от Робина. В основном, какую вину он испытывает за ее смерть. Они вдвоем вместе еще с несколькими отправились в научный полет в корабле Корпорации "Врата", чтобы исследовать черную дыру; их корабли оказались захваченными; Робин сумел освободиться. Для того, чтобы испытывать чувство вины, логической причины не было. Больше того, Джель-Клара Мойнлин, вполне привлекательная женщина, не оказалась незаменимой - Робин довольно быстро заменил ее целым рядом женщин, установив наконец долговременные отношения с С.Я.Лавровой, не только привлекательной женщиной, но и моей создательницей. Хотя я запрограммирован угадывать мотивы и побуждения человека, в его поведении есть нечто, чего я никогда не пойму. Я не знал Джель-Клару Мойнлин, когда Робин был с ней связан. Кстати, и самого Робинетта Броадхеда я тогда не знал, потому что он был слишком беден для такой сложной программы. Хотя я непосредственно не могу испытывать физическую храбрость (поскольку не испытываю и страха), я высоко оцениваю их мужество. И так же высоко - их невежество. Они не знали, что движет их кораблями. Не знали, как действует навигационная система, как работают приборы, Не умели читать карты хичи. Поразительно, как много можно достичь с такой ничтожной информацией. 16. ВОЗВРАЩЕНИЕ ВО ВРАТА Врата дали мне мои миллионы, но от них же все мои беды. Прилететь сюда - все равно что встретиться с самим собой. Я встретил себя, молодого, растерянного, пришедшего в ужас, отчаявшегося человека, у которого было только две возможности: отправиться в полет, где можно погибнуть, или остаться там, где никто не хочет жить. Вот последнее не изменилось. Тут по-прежнему никто не хочет жить, хотя люди живут и все время прилетают и улетают туристы. Когда мы причаливали, я сообщил своей программе Альберту Эйнштейну, что сделал философское открытие, именно, что все уравновешивается. На Вратах стало безопасней, зато на Земле гораздо опасней. - Может, существует закон сохранения несчастья, который определяет среднее количество несчастий на каждого человека, и мы можем лишь отклоняться в том или ином направлении. - Когда вы начинаете так рассуждать, Робин, - вздохнул он, - я думаю, так ли хороши мои диагностические программы. Вы уверены, что у вас нет болей от последней операции? - Он сидел, вернее, казался сидящим на краю стула и при этом руководил посадкой нашего корабля, но я знал, что вопрос его риторический. Разумеется, он все время следит за моим состоянием. Как только корабль сел, я достал информационный веер Альберта, сунул его в карман и направился на свой новый корабль. - Не хочешь оглядеться? - спросила Эсси с тем же выражением, с каким смотрел на меня Альберт. - Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? - Мне просто хочется взглянуть на новый корабль, - ответил я. - Можем встретиться позже. - Я знал, что ей не терпится побыстрее посмотреть, как работают здесь ее любимые предприятия быстрой пищи. Конечно, я тогда не знал, с кем она встретится. И вот ни о чем особом не думая, я вошел в люк своей новой, построенной людьми личной космической яхты, и будь я проклят, если не волновался при этом. Сбывались мои детские фантазии. Становились реальностью. И все это мое, и здесь все есть. Вернее, почти все. Большая каюта с прекрасной анизокинетической кроватью и настоящий туалет за соседней дверью. Забитый продуктами холодильник и что-то очень похожее на настоящую кухню. Два рабочих кабинета, один для Эсси и один для меня, а в их стенах дополнительные койки, если мы захотим общества. Первый построенный людьми двигатель для полета быстрее света, вообще это первый гражданский корабль, способный совершать такой полет, ну, конечно, некоторые части хичи, снятые с исследовательских кораблей, но в основном все сделано людьми. И двигатель очень мощный. Есть место и для Альберта - гнездо для информационного веера с его выгравированным именем. Я поставил его на место, но не активировал, потому что наслаждался одиночеством. Множество вееров с музыкой, спектаклями, книгами, справочниками, со специальными программами, способными сделать все, что мне захочется - и Эсси тоже. Экран, скопированный с одного из больших экранов транспорта "С.Я.", в десять раз больше маленьких нечетких экранов исследовательских кораблей. На корабле есть все, о чем я только мог подумать, и нет у него только одного - имени. Я сидел на краю анизокинетической кровати - странное ощущение: давление направлено вверх, а не с боков, как в обычной кровати, - и думал об этой проблеме. Хорошее место для таких размышлений, потому что я хотел назвать корабль именем женщины, которая будет делить со мной эту постель. Но ведь я уже назвал ее именем транспорт. Конечно, это препятствие можно преодолеть. Я могу назвать корабль "Соня". Или "Эсси". Или "Миссис Робинетт Броадхед", хотя это очень глупо. Дело срочное. Мы готовы к вылету. Нас ничего не удерживает на Вратах, но я не могу лететь в безымянном корабле. Я отправился в рубку управления и сел в кресло пилота. Оно сконструировано для человеческого зада, и это огромное усовершенствование по сравнению со старым стилем. Ребенком на пищевой шахте я часто сидел в кухне перед микроволновой печью и воображал себя пилотом корабля хичи в каком-нибудь далеком углу вселенной. Сейчас я делал почти то же самое. Я протянул руку, коснулся колес курсового набора, сделал вид, что нажимаю сосок двигателя, я фантазировал. Все в том же отчаянном беззаботном стиле, как ребенок, представлял себя несущимся в космических просторах. Кружил вокруг квазаров. Летел на огромной скорости к соседним галактикам. Проникал в силиконовое облако вокруг центра. Встречал хичи! Входил в черную дыру... И тут фантазия рухнула, потому что слишком близко подошла к действительности, и я понял, как назову корабль. Моя находка прекрасно соответствует Эсси, но не повторяет название "С.Я." "Истинная любовь". Превосходное имя! Но почему я так сентиментально, меланхолично настроен? Словно страдаю от неразделенной любви. Об этом я не хотел думать. Теперь, когда название выбрано, надо кое-что сделать. Отметиться в регистре, проверить правильность заполнения страховочных документов, - мир должен быть извещен о моем решении. Лучше всего это сделать, поручив Альберту. Поэтому я потрогал веер, чтобы убедиться, что он надежно вставлен, и включил его. Я не привык еще к новому Альберту, и он удивил меня, появившись не в своей голографической рамке и даже не возле веера, но в дверях главной каюты. Он стоял, опираясь локтем в ладонь другой руки, в свободной руке трубка, и мирно оглядывался, словно только что вошел. - Прекрасный корабль, Робин, - сказал он. - Поздравляю. - Я не знал, что ты можешь так бродить повсюду. - В сущности я и не брожу, мой дорогой Робин, - дружелюбно заметил он. - В мою программу входит максимальное приближение к реальности. А появляться словно джин из бутылки - совсем не реалистично. - Ты аккуратная программа, Альберт, - признал я, и он улыбаясь, ответил: - И к тому же я все время настороже, если можно так сказать, Робин. Например, я полагаю, что ваша добрая жена в данный момент направляется сюда. - Он сделал шаг в сторону - что совсем необязательно, - и вошла Эсси, тяжело дыша. Выглядела она так, словно пыталась скрыть свое замешательство. - В чем дело? - спросил я, сразу встревожившись. Она не сразу ответила. - Ты, значит, ничего не слышал? - спросила она наконец. - О чем? Она выглядела одновременно удивленно и облегченно. - Альберт? Ты еще не установил связь с информационной сетью? - Я как раз собираюсь это сделать, миссис Броадхед, - вежливо ответил он. - Нет! Не делай этого! Вначале нужно внести некоторые поправки относительно Врат... - Альберт задумчиво поджал губы, но промолчал. Я был не столь молчалив. - Выкладывай, Эсси! В чем дело? Она села на место коммуникатора, обмахиваясь. - Этот негодяй Вэн, - сказала она. - Он здесь! По всему астероиду о нем говорят. Удивительно, что ты не слышал. Фу! Я так бежала! Боялась, что ты расстроишься. Я снисходительно улыбнулся. - Операция была несколько недель назад, Эсси, - напомнил я ей. - Я не настолько изнежен - и вообще не понимаю, почему я должен расстраиваться из-за Вэна. Ты должна быть больше во мне уверена. Она пристально взглянула на меня, потом кивнула. - Это правда, - согласилась она. - Я вела себя глупо. Ну, что ж, пора за работу, - продолжала она, вставая и направляясь к двери. - Но помни, Альберт: никакой связи с сетью, пока я не вернусь! - Подожди! - воскликнул я. - Я хочу сообщить тебе новость. - Она остановилась, и я гордо сказал: - Я нашел название для корабля. "Истинная любовь". Как тебе нравится? Она думала долго, и на лице ее совсем не было радостного выражения. Потом сказала: - Да, очень хорошее название, Робин. Бог благослови этот корабль и всех, кто полетит на нем. А теперь мне нужно идти. Прошло двадцать пять лет, но я по-прежнему не вполне понимаю Эсси. Я сказал об этом Альберту. Он удобно сидел перед туалетным столиком Эсси, разглядывая себя в зеркало. Пожал плечами. - Может, ей не понравилось название? - спросил я. - Очень хорошее имя! - Я тоже так считаю, Робин, - согласился он, отворачиваясь от зеркала, чтобы померцать мне. - Я полагал, что я не вполне понимаю, потому что я машина, а она человек. А что же в вашем случае? Я смотрел на него слегка раздраженно, потом улыбнулся. - Ты очень забавен с этой своей новой программой, Альберт, - сказал я ему. - Почему ты делаешь вид, что смотришь в зеркало? Я ведь знаю, что ты видишь не так. - А что вы видите, глядя на "Истинную любовь", Робин? - Почему ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? - ответил я, и он вслух рассмеялся. Раньше Альберт тоже мог смеяться, даже шутить, но всегда было ясно, что смеется изображение, картинка. Можно было считать это изображением реальной личности, если угодно - посмотрим правде в глаза: я так обычно и считал, - как, например, изображение в П-фоне. Но не было... как бы это назвать... присутствия. Теперь оно было. Я не мог обонять его. Но его присутствие в комнате ощущалось не только зрением и слухом. Температура? Ощущение массы? Не знаю. Но все равно я чувствовал, что в комнате еще кто-то есть. - На самом деле ответ, - уже серьезно сказал он, - таков: моя новая внешность есть эквивалент вашему новому кораблю, или новому воскресному костюму. Можете использовать и другие аналогии. Просто хотелось проверить, нравится ли мне эта новая внешность. Гораздо важнее, нравится ли она вам. - Не скромничай, Альберт, - ответил я. - Очень нравится, но я бы хотел, чтобы ты связался с информационной сетью. Мне бы хотелось, например, знать, как продвигаются дела с поиском террористов. - Конечно, я выполню ваш приказ, Робин, - сказал он, - но миссис Броадхед выразилась совершенно определенно. - Ну, я не хочу, чтобы ты вышел из строя, выполняя противоречивые команды своих хозяев. Вот что я сделаю, - сказал я, вставая; у меня над головой загорелась лампа. - Выйду в коридор и сам подключусь к информационной сети. Надеюсь, я не забыл, как это делается. - Конечно, вы можете это сделать. - Голос его почему-то звучал обеспокоенно. - Но в этом нет необходимости, Робин. - Конечно, нет, - согласился я, остановившись на полпути к выходу. - Но я любопытен. - А что касается вашего любопытства, - он улыбался, набивая трубку табаком, но мне показалось, что улыбка слегка принужденная, - что касается этого, то вы должны знать, что до посадки я находился в постоянном контакте с сетью. Новостей нет. Возможно, однако, что само отсутствие новостей интересно. И даже обнадеживающе. Я все еще не привык к новому Альберту. Снова сел, рассматривая его. - Вы загадочный сукин сын, доктор Эйнштейн, - сказал я. - Только когда сообщаю информацию, которая неясна сама по себе. - Он улыбнулся. - Генерал Манзберген до сих пор не получил вашего послания. Сенатор говорит, что сделает все, что сможет. Мэтр Исинжер сообщает, что Квятковский и наш друг из Малайзии не откликнулись на его усилия связаться с ними, а от албанцев получено короткое сообщение: - Не волнуйтесь. - Значит, что-то происходит! - Я снова вскочил. - Что-то может происходить, - поправил он, - и мы можем только дать ему произойти. Во всяком случае, Робин, - он заговорил ласково и льстиво, - я лично предпочел бы, чтобы вы сейчас не покидали свой корабль. И по одной важной причине: откуда вы знаете, что вас не поджидает человек с пистолетом в кармане и вашим именем в списке? - Террорист? Здесь? - Здесь или в Роттердаме. Почему одно место предпочтительней другого? Хочу напомнить вам, Робин, что у меня есть опыт в такого рода делах. Некогда нацисты оценили мою голову в двадцать тысяч марок; будьте уверены: я сделал все, чтобы их никто не заработал. Я остановился в дверях. - Кто? - Нацисты, Робин. Группа террористов, захвативших контроль над Германией много лет назад, когда я был жив. - Когда ты был что? - Я хочу сказать: когда был жив тот реальный человек, чье имя вы мне дали. Но с моей точки зрения, это отличие недостойно упоминания. - Он с отсутствующим видом сунул в карман набитую трубку и сел так естественно и по-дружески, что я автоматически тоже сел. - Да, я еще не привык к тебе новому, Альберт, - сказал я. - Ну, для этого нет лучше времени, чем сейчас, Робин. - Он улыбался, прихорашиваясь. Какая-то в нем появилось вещественность. Старые голограммы показывали его в десятке характерных поз, в мешковатом свитере или в тенниске, в носках натянутых или спущенных, в туфлях или шлепанцах, с трубкой или с карандашом. Сегодня на нем тоже тенниска, но поверх нее один из тех мешковатых европейских свитеров, которые застегиваются на пуговицы и имеет карманы. Такой свитер можно было бы назвать пиджаком, если бы он не был связан из шерсти. К свитеру приколот значок с надписью "Два процента", а короткая щетина на подбородке свидетельствует, что сегодня он не брился. Ну, конечно, не брился! И никогда не бреется, это ведь голографическая проекция компьютерного конструкта, но такая убедительная и живая, что я чуть не предложил ему свою бритву! Я рассмеялся и покачал головой. - Что значит "два процента"? - Ах, - застенчиво сказал он, - это лозунг моей юности. Если два процента человечества откажутся воевать, войн не будет. - Ты и сейчас в это веришь? - Я надеюсь на это, Робин, - поправил он меня. - Но должен признать, что новости не очень подкрепляют эту надежду. Хотите узнать остальные новости? - Наверно, - сказал я, и он снова прошел к туалетному столику Эсси. Сел перед ним, лениво поигрывая ее бутылочками с духами и женскими украшениями; так нормально, так по-человечески, что это отвлекало меня от смысла его слов. И хорошо, потому что все новости плохие. Террористы действовали все активнее. Уничтожение петли Лофстрома было первым шагом в этом, и по всей этой части Южной Америки развернулась кровавая война. Террористы отравили главный резервуар Лондона токсином ботулизма, и теперь лондонцам предстояло помучиться от жажды. Такие новости мне не нужны, и я сказал об этом Альберту. Он вздохнул и согласился. - Когда я был жив, жизнь была мягче, - сказал он задумчиво. - Конечно, тоже не совершенная. А вы знаете, Робин, я мог бы стать президентом государства Израиль? Да. Но я понимал, что не должен принимать это предложение. Я всегда был за мир, а государству иногда приходится вести войну. Леб однажды сказал мне, что все политики ненормальные, и боюсь, он был прав. - Он выпрямился, лицо его прояснилось. - Но есть и хорошие новости, Робин! Премия Броадхеда за научные открытия... - Что, что? - Вспомните, Робин, - нетерпеливо сказал он, - система премий, которую вы организовали перед самой операцией. Она уже начала приносить плоды. - Ты решил загадку хичи? - Ах, Робин, я понимаю, вы надо мной смеетесь, - с мягкой укоризной сказал он. - Конечно, пока ничего такого значительного. Но есть физик на Лагуна Бич... Бекферт? Вы знаете его работы? Тот самый, что предложил систему для достижения плоского пространства? - Нет, я даже не знаю, что такое плоское пространство. - Ну, - сказал он, сдаваясь перед моим невежеством - в данный момент, я думаю, это не имеет значения, но сейчас он работает над математическим анализом недостающей массы. Похоже, Робин, этот феномен совсем недавний! Каким-то образом в последние несколько миллионов лет к вселенной была добавлена масса. - Ах, вот как, - сказал я, изображая понимание. Но я его не обманул. Он сказал терпеливо: - Если вы помните, Робин, несколько лет назад Мертвец - женщина - из того корабля, что сейчас называется "С.Я.Броадхед", заставила нас поверить, что этот феномен связан каким-то образом с деятельностью хичи. Мы тогда не обратили на это должного внимания. - Помню, - сказал я. Сказал почти правдиво. Я вспомнил, что у Альберта появилась дикая идея, будто по какой-то неясной причине хичи заставляют вселенную сократиться до первичного атома, чтобы произошел новый Биг Бэнг и возникла новая вселенная с иными физическими законами. Потом он изменил свое мнение. Он в свое время объяснял мне причину, но я забыл. - Мах? - спросил я. - Что-то имеющее отношение к этому парню Маху? И к человеку, по имени Дэвис? - Совершенно верно, Робин! - он зааплодировал, радостно улыбаясь. - Гипотеза Маха указывает на причину этого, но парадокс Дэвиса делает невероятным действие этой причины. И вот Бекферт аналитически показал, что парадокс Дэвиса неприложим, если число расширений и сокращений вселенной конечно! - Он встал и принялся бродить по комнате, слишком довольный собой, чтоб сидеть спокойно. Я не понимал, чему он радуется. - Альберт, - неуверенно сказал я, - ты хочешь сказать, что вселенная нас раздавит, превратит в... как ты это называешь... в флоэму? - Совершенно верно, мой дорогой мальчик! - И от этого ты так счастлив? - Именно! О, - сказал он, остановившись на полпути и глядя на меня, - я понимаю вашу проблему. Но это не произойдет скоро. Не раньше чем через миллиард лет, это точно. Я сидел, глядя на него. К этому новому Альберту надо привыкнуть. Он не замечал ничего необычного, продолжал счастливо рассказывать о новых идеях, возникших в связи с премиями, и о том, какие мысли приходили ему в голову. Новые мысли? - Минутку, - сказал я нахмурившись, потому что чего-то я здесь не понимал. - Когда? - Что когда, Робин? - Когда ты об этом думал? Ты был отключен все время до нашего разговора... - Совершенно верно, Робин. Когда я был "отключен", как вы выражаетесь. - Он померцал. - Миссис Броадхед снабдила меня встроенной базой данных, хардвер. Я не перестаю существовать, когда меня отключают. - Я не знал этого. - Вы себе не представляете, какое это для меня удовольствие! Просто думать! Всю жизнь я только этого и хотел. Молодым человеком я плакал из-за невозможности посидеть и подумать - например, реконструировать доказательства хорошо известных математических и физических теорем. Теперь я часто могу это делать, и гораздо быстрее, чем когда я был жив! Я глубоко благодарен вашей супруге за это. - Он наклонил голову. - А вот и она, Робин. Миссис Броадхед? Я только что вспомнил, что еще не выразил вам благодарность за новое программирование. Она удивленно посмотрела на него, потом покачала головой. - Дорогой Робин, - сказала она, - я должна кое-что сказать тебе. Минутку. - Она повернулась к Альберту и произнесла три или четыре фразы по-русски. Он серьезно кивнул. Иногда мне нужно много времени, чтобы понять, но теперь я наконец понял. Происходит что-то такое, о чем я должен знать. - Послушай, Эсси, - сказал я встревоженно; тем более встревоженно, что я не знал, из-за чего собственно тревожусь, - что случилось? Вэн натворил что-то? Она серьезно ответила: - Вэн улетел с Врат, и вовремя улетел, потому что его ждали большие неприятности с Корпорацией "Врата" и со многими другими. Но я хочу поговорить не о Вэне. О женщине, которую я видела в своем магазине. Она очень похожа, дорогой Робин, на женщину, которую ты любил до меня, на Джель-Клару Мойнлин. Так похожа, что я решила - она ее дочь. Я смотрел на нее. - Что?.. Откуда ты знаешь, как выглядела Клара? - О, Робин, - нетерпеливо сказала она. - Двадцать пять лет, а я специалист по обработке информации. Думаешь, я не захотела узнать? Я очень хорошо ее знаю. Все сохранившиеся записи. - Да, но... у нее не было дочери. - Я смолк, думая, а уверен ли я в этом. Я любил Клару сильно, но не очень долго. Вполне возможно, что в ее жизни были эпизоды, о которых она мне не рассказывала. - Вообще-то, - практично сказала Эсси, - прежде всего я подумала, что она может быть твоей дочерью. Только теоретически. Но возможно. Она могла забеременеть от тебя. Но теперь... - Она вопросительно повернулась к Альберту. - Альберт? Поиск завершен? - Да, миссис Броадхед. - Он кивнул. Выглядел он очень серьезным. - В данных о Джель-Кларе Мойнлин нет никаких сведений о ее ребенке. - И что же? Он достал трубку и принялся вертеть ее. - Сомнений в ее личности нет, миссис Броадхед. Она прилетела два дня назад вместе с Вэном и зарегистрировалась. Эсси вздохнула. - Тогда, - храбро сказала она, - сомнений вообще нет. Женщина в магазине была сама Клара, а не самозванка. В этот момент больше всего на свете мне требовалось успокаивающее оздоровляющее присутствие моей старой психоаналитической программы Зигфрида фон Психоаналитика. Мне нужна была помощь. Клара? Жива? Здесь? И если невозможное возможно, что же мне делать? Легко сказать себе, что я ничего не должен Кларе, что все долги я уже заплатил. Платой были долгие годы печали, глубокой безнадежной любви, чувство утраты, от которого меня не излечили окончательно три десятилетия. Ее отняли у меня, я не мог перепрыгнуть через пропасть, и единственное, что помогло мне это перенести, - в конце концов я убедил себя в том, что это НЕ МОЯ ВИНА. Но пропасть каким-то образом оказалась преодолена. И вот у меня верная жена и установившаяся жизнь, и в этой жизни нет места для женщины, которую я обещал любить всегда. - Больше того, - сказала Эсси, наблюдая за моим лицом. Я не очень хорошо участвовал в разговоре. - Да? - Больше того. Вэн прилетел с двумя женщинами, не с одной. Вторая женщина - Долли Уолтерс, неверная жена человека, с которым мы виделись в Роттердаме, помнишь? Молодая особа. Плачет, краска на глазах потекла. Очень красивая женщина, но не очень умная. Военная полиция США арестовала ее, когда Вэн улетел без разрешения, поэтому я решила с ней поговорить. - С Долли Уолтерс? - О, Робин, слушай меня, пожалуйста! Да, с Долли Уолтерс. Но она очень мало могла мне сказать, потому что у военной полиции на нее другие планы. Американцы хотели переправить ее в Высокий Пентагон. Бразильская военная полиция попыталась помешать им. Большой спор, но победили в конце концов американцы. Я кивнул, показывая, что слушаю. - Понятно. Американцы арестовали Долли Уолтерс. Эсси пристально посмотрела на меня. - Как ты себя чувствуешь, Робин? - Все в порядке. Я только слегка обеспокоен. Надеюсь, эти трения между американцами и бразильцами не помешают им объединить данные. - Ага, - сказала Эсси, кивая. - Тогда понятно. Я видела, что ты обеспокоен, но не могла понять, почему. - Тут она прикусила губу. - Извини, дорогой Робин. Я тоже расстроена. Она села на край кровати, раздраженно поморщилась, когда за нее принялся анизокинетический матрац. - Прежде всего практические вопросы, - сказала она, нахмурившись. - Что нам теперь делать? Есть несколько альтернатив. Во-первых, лететь исследовать объект, обнаруженный Уолтерсом, как и планировалось. Во-вторых, попытаться собрать больше информации относительно Джель-Клары Мойнлин. В-третьих, поесть что-нибудь и хорошенько выспаться, прежде чем что-то предпринимать, потому что... - укоризненно добавила она, - не забывай, Робин, что ты еще не оправился от серьезной внутриполостной операции. Лично я склоняюсь к третьей альтернативе, а ты? Я все еще обдумывал этот трудный вопрос, когда Альберт откашлялся. - Миссис Броадхед? Мне пришло в голову, что не очень дорого обойдется - возможно, в несколько сотен тысяч долларов, - если мы наймем одноместный корабль и отправим его на фоторазведку. - Я смотрел на него, стараясь понять, к чему он ведет. - Таким образом, - объяснил он, - корабль сможет найти объект, в котором вы заинтересованы, определить его местонахождение, наблюдать за ним, а потом доложить нам. Сейчас на одноместные корабли спрос небольшой, и на Вратах есть несколько пригодных к действию. - Хорошая мысль! - воскликнула Эсси. - Решено, так? Организуй все необходимое, Альберт, и одновременно приготовь нам что-нибудь вкусное для первой еды на... на новом корабле "Истинная любовь". Я не возражал, и так мы и поступили. А не возражал я потому, что был в шоке. Самое плохое в шоковом состоянии то, что вы не сознаете, что в нем находитесь. Мне казалось, что у меня ясная голова и я все замечаю. Я ел то, что ставили передо мной, и не замечал ничего странного, пока Эсси не уложила меня в большую упругую постель. - Ты ничего не говоришь, - сказал я. - Потому, дорогой Робин, что последние десять раз, как я к тебе обращалась, ты молчал, - ответила она, совсем не обвиняюще. - Увидимся утром. Тут я достаточно быстро сориентировался. - Ты собираешься спать в каюте для гостей? - Да. Я не сердита, дорогой, я даже не расстроена. Просто тебе нужно немного отдохнуть. - Наверно. То есть я хочу сказать, милая, что это хорошая мысль, - сказал я, начиная понимать, что на самом деле Эсси очень расстроена, и даже подумал, что мне нужно взволноваться из-за этого. Я взял ее за руку и поцеловал запястье, прежде чем отпустить, и заставил себя снова завести разговор. - Эсси? Мне следовало посоветоваться с тобой, прежде чем называть корабль? Она поджала губы. - "Истинная любовь" - хорошее название, - рассудительно сказала она. Но, похоже, какие-то оговорки у нее были, и я не понимал, почему. - Я спросил бы тебя, - объяснил я, - но мне это дело показалось щекотливым. То есть спрашивать человека, в честь которого называешь. Все равно что спросит, что тебе купить ко дню рождения, а не самому придумать. Она улыбнулась. - Но, дорогой Робин, ты всегда спрашиваешь меня об этом. Это неважно. Да, "Истинная любовь" - прекрасное название, особенно когда знаешь, что эта любовь ко мне. Я думаю, Альберт снова подсунул мне снотворное, потому что сразу уснул. Но проспал я недолго. Три-четыре часа спустя я лежал в анизокинетической кровати, сна ни в одном глазу, совершенно спокойный и очень озадаченный. На периметре Врат, где расположены причальные доки, действует из-за вращения небольшая центробежная сила. Низ становится верхом. Но в "Истинной любви" этого не происходило. Альберт развернул корабль, и теперь та же сила, что удерживает нас от всплытия над поверхностью астероида, нейтрализует и воздействие его вращения; меня слегка прижимает к мягкой постели. Я слышал негромкий гул корабельных систем жизнеобеспечения, они сменяли воздух, поддерживали давление в канализации и выполняли все остальные работы, чтобы корабль жил. Я знал, что стоит мне позвать Альберта, и он появится. Стоило попытаться его вызвать, просто чтобы посмотреть, войдет ли он в дверь или, чтобы позабавить меня, выползет из-под кровати. Вероятно, он мне в пищу подмешал не только снотворное, но и транквилизатор: проблемы больше меня не беспокоили, хотя я понимал, что не решил их. Какие проблемы решать? Это первая проблема. Мои приоритеты за последние несколько недель так часто менялись, что я не знал, что поставить на самый верх. Трудная болезненная проблема террористов, и ее важно решить не только ради меня; но она несколько передвинулась после рассказа Уолтерса в Роттердаме. Там он представил мне новую проблему. Существует проблема моего здоровья, но она, кажется, решена хотя бы временно. А теперь новая и неразрешимая проблема - Клара. Я могу справиться с этими проблемами. Со всеми вместе и с каждой в отдельности. Вопрос - как? Что мне делать, когда я встану? Я не знал ответа на этот вопрос и потому не вставал. Постепенно я снова уснул, а когда проснулся, обнаружил, что я не один. - Доброе утро, Эсси, - сказал я, беря ее за руку. - Доброе утро, - ответила она, по-дружески знакомо прижимая мою руку к щеке. Но говорить она начала не о привычном. - Ты себя хорошо чувствуешь, Робин? Прекрасно. Я думала о нашей ситуации. - Понятно, - сказал я. Я чувствовал, что напрягаюсь; мирная расслабленность куда-то исчезла. - О какой ситуации? - О ситуации с Кларой Мойнлин, конечно, - сказала она. - Я вижу, что тебе трудно, дорогой Робин. - О, - неопределенно ответил я, - это случается. - Такую ситуацию мне нелегко обсуждать с Эсси, но ее это не остановило. - Дорогой Робин, - сказала она; голос ее в полутемной каюте звучал спокойно и мягко, - тебе нельзя держать это в себе. Если закроешь в себе, взорвется. Я сжал ее руку. - Ты брала уроки у Зигфрида фон Психоаналитика? Он мне обычно говорил это. - Хорошая была программа, этот Зигфрид. Пожалуйста, поверь, я понимаю, что творится в твоем сердце. - Я знаю, только... - Только, - кивнула она, - тебе трудно говорить об этом со мной, которая в этом случае - Другая Женщина. Без которой не было бы проблемы. - Неправда, черт побери! - Я не собирался кричать, но, должно быть, во мне действительно что-то заперто. - Неверно, Робин. Правда. Если бы я не существовала, ты мог бы поискать Клару, несомненно, нашел бы ее и решил, что делать с этой тревожной ситуацией. Вы могли бы снова стать любовниками. А может, и нет: она ведь молодая женщина, Клара. Не захотела бы изношенную развалину со множеством замененных частей в любовники. Нет, это я беру назад. Прости. Она немного подумала, потом поправилась: - Нет, неправда. Я нисколько не жалею, что мы любим друг друга. Я высоко это ценю - но проблема остается. Только, Робин! Никто в этом не виноват. Ты ни в чем не виноват, я не виновата и, конечно, Клара Мойнлин не виновата. Так что вина, тревога, страх - все это в твоей голове. Нет, Робин, пойми меня правильно. То, что в голове, может причинять страшную боль, особенно такому совестливому человеку, как ты. Но это бумажный тигр. Подуй на него, и он улетит. Проблема не в возвращении Клары. Проблема в том, что ты считаешь себя виноватым. Очевидно, не только я мало спал. Эсси явно неоднократно репетировала свою речь. Я сел и принюхался. - Ты принесла с собой кофе? - Только если хочешь, Робин. - Хочу. - Я подумал с минуту, пока она давала мне кофе. - Ты права, - сказал я, - я это знаю. Чего я не знаю, это, как говаривал Зигфрид, как внести это знание в свою жизнь. Она кивнула. - Признаю свою ошибку, - сказала она. - Мне следовало включить подпрограмму Зигфрида в программу Альберта, вместо, допустим подпрограммы изысканной кухни. Я уже думала об изменении программы Альберта, потому что это на моей совести. - О, милая, это не твоя... - ...вина, нет. Это центр нашего разговора, так? - Эсси наклонилась вперед, быстро поцеловала меня, потом озабоченно сказала: - Ох, подожди, Робин, я беру назад поцелуй. Вот что я хочу тебе сказать. Ты сам мне это часто говорил. В психоаналитическом анализе сам психоаналитик неважен. Важно то, что происходит в голове пациента, то есть в твоей. Поэтому психоаналитик может быть машиной, даже весьма примитивной; или придурком со зловонным дыханием; или человеком с докторским дипломом... или даже мной. - Тобой! Она сморщилась. - Мне приходилось слышать от тебя и более лестный тон. - Ты собираешься заниматься со мной психоанализом? Оно оборонительно пожала плечами. - Да, я, а почему бы и нет? Как друг. Добрый друг, разумный, готовый выслушать. Обещаю не осуждать. Обещаю это, дорогой Робин. Я позволю тебе разговаривать, драться, кричать, плакать, если хочешь, пока не станет ясно, чего ты хочешь и что чувствуешь. Сердце мое растаяло. Я мог только сказать: - Ах, Эсси... - Заплакать я мог бы без особого труда. Вместо этого я отхлебнул еще кофе и покачал головой. - Не думаю, чтобы это сработало. - Я испытывал сожаление, и, должно быть, оно отразилось в моем голосе, но я также чувствовал себя... как бы это сказать? Заинтересованным. Технически заинтересованным. Заинтересованным проблемой, которую необходимо решить. - Почему не сработает? - воинственно спросила она. - Послушай, Робин, я все это хорошо обдумала. Я хорошо помню, что ты мне говорил, и сейчас повторю для тебя. Ты говорил, что лучшая часть сеанса - это когда ты идешь на него, репетируя, что скажешь Зигфриду, представляя себе, что он скажет и что ты ему ответишь. - Я так говорил? - Поразительно, как много помнит Эсси из нашей болтовни четверть века назад. - Точно так, - самоуверенно сказала она, - так почему же не я? Только потому что я лично вовлечена? - Ну, конечно, это делает задачу трудней. - Трудное нужно делать немедленно, - весело заявила она. - Невозможное иногда требует недели. - Будь благословенна, - сказал я. - Но... - я немного подумал. - Понимаешь, вопрос не только в выслушивании. Хорошая психоаналитическая программа принимает во внимание не только вербальные выражения. Понимаешь, что я хочу сказать? "Я", который говорит, не всегда знает, что он хочет сказать. "Я" блокирует что-то, потому что выпустить все эти старые чувства значит снова ощутить боль, а "я" не хочет боли. - Я буду держать тебя за руку, дорогой Робин, когда тебе будет больно. - Конечно. Но разве ты поймешь все невербальное? Это внутреннее "я" выражается символами. Снами. Фрейдистскими оговорками. Неожиданными отвлечениями. Страхами. Потребностями. Подергиванием и подмигиванием. Аллергиями - все это, Эсси, и еще тысячи подобных вещей, вроде слабости-импотенции, затрудненности дыхания, чесотки, бессонницы. Не хочу сказать, что у меня все это есть... - Безусловно, не все! - ...но все это части словаря, который понятен Зигфриду. А тебе нет. Эсси вздохнула и признала свое поражение. - Тогда приведем в действие план Б, - сказала она. - Альберт! Включи свет. Заходи! Медленно в комнате загорелся свет, и в дверь вошел Альберт Эйнштейн. Он не зевал и не почесывался, но казался только что вставшим с дивана пожилым гением, готовым ко всему, но еще не проснувшимся полностью. - Ты нанял фоторазведочный корабль? - спросила Эсси. - Он уже в пути, миссис Броадхед. Мне не казалось, что я дал на это согласие, но, может, и дал. - А послания отправлены? - Все, миссис Броадхед. - Он кивнул. - Как вы приказали. Всем высшим военачальникам и членам правительства США, которые в долгу перед Робином. Их просят использовать все свое влияние, чтобы побудить Высокий Пентагон разрешить нам свидание с Долли Уолтерс. - Да. Так я приказала, - согласилась Эсси и повернулась ко мне. - Так что, видишь, нам остается только одно. Отыскать Долли. Отыскать Вэна. Отыскать Клару. Вот тогда, - голос ее звучал твердо, но выглядела она теперь не так уверенно и очень уязвимо, - тогда мы увидим, что увидим, Робин, и удачи всем нам. Она двигалась быстро, я не успевал за ней, и в направлении, на которое я не давал согласия. Глаза мои выпучились от удивления. - Эсси! Что происходит? Кто сказал... - Сказала, дорогой Робин, я. Это очевидно. Невозможно иметь дело с Кларой как с призраком в подсознании. Но вот с реальной Кларой, лицом к лицу, можно иметь дело. У нас только один путь, верно? - Эсси! - Я был глубоко шокирован. - Ты послала все эти сообщения? Ты подделала мою подпись? - Подожди, дорогой Робин, - сказала она, тоже глубоко шокированная. - Какая подделка? Я подписывала сообщения "Броадхед". По-моему, это моя фамилия. Мне кажется, я имею право подписываться своей фамилией. Я права? Я раздраженно смотрел на нее. Доброжелательно раздраженно. - Женщина, - сказал я, - ты для меня слишком умна. Мне кажется, что ты заранее знала каждое слово в этом разговоре. Она самоуверенно пожала плечами. - Я тебе много раз говорила, дорогой Робин, что я специалист по обработке информации. Знаю, как обращаться с информацией, особенно когда субъектом ее является человек, которого я знаю двадцать пять лет, горячо люблю и хочу, чтобы он был счастлив. Да, я подумала о том, что ты смог бы разрешить, и пришла к неизбежному заключению. Я бы этого не сделала, если бы не необходимость, Робин, - закончила она, вставая и потягиваясь. - И сделаю все, что смогу, включая и такой вариант: я удаляюсь, скажем, на шесть месяцев, чтобы вы с Кларой смогли найти решение. И вот десять минут спустя, пока мы с Эсси мылись и одевались, Альберт получил разрешение на старт, вывел "Истинную любовь" из дока, и мы были на пути к Высокому Пентагону. У моей дорогой жены Эсси есть множество добродетелей. Одна из них - альтруизм, от которого у меня иногда перехватывает дыхание. Другая - чувство юмора, и иногда она наделяет им свои программы. Для полета Альберт оделся как лихой пилот - кожаный шлем с разлетающимися ушами, белый шелковый шарф обмотан вокруг шеи, он сидел, вжавшись в пилотское кресло, и свирепо смотрел на приборы. - Оставь эти глупости, Альберт, - сказал я, он повернулся ко мне и застенчиво улыбнулся. - Я только пытался развлечь вас, - сказал он, снимая шлем. - Ты и развлек. - И действительно, мне стало смешно. И в целом я себя чувствовал хорошо. Единственный способ подавить депрессию от нерешенных проблем - это идти им навстречу. И мы так и поступали. Я ценил любящую заботу жены. Мне нравился полет в прекрасном новом корабле. Мне даже понравилось, как аккуратно голографический Альберт избавился от шлема и шарфа. Они не исчезли вульгарно. Он просто скомкал их и засунул себе между ногами. Вероятно, они исчезли, когда никто этого не видел. - Управление кораблем занимает все твое внимание, Альберт? - спросил я. - Нет, Робин. Но у меня, конечно, есть полная навигационная программа. - Итак, твое появление здесь - просто еще один способ нас позабавить. Тогда забавляй меня по-другому. Поговори со мной. Расскажи о том, что тебя всегда интересует. Ты знаешь. О космологии, и о хичи, и о Значении Всего, и о Боге.