есту: оно либо священно, либо опасно загрязнено, и лежебоки решали, что с этим делать. Споры продолжаются... - Шестьдесят один год? - Ну, по их времени это всего окало семи часов, Касательная. - Хорошо, хорошо! - счастливо ответила Касательная. Это большая удача: трудно найти лучшее средство проникновения в культуру, чем способ решения общественных проблем. - Ты уверен в своем переводе? - Относительно уверен, - с сомнением ответил Волосатый. - Я бы хотел, чтобы с нами был Связующая Сила. - Связующая Сила был партнером Волосатого в прошлых исследованиях. Они были прекрасной парой. И когда-нибудь, несомненно, будут снова. Но сейчас Связующая Сила слишком стар, чтобы лететь в космос, и слишком здоров, чтобы умереть. - Но что это значит "относительно уверен"? - Ну, по крайней мере значение половины слов лежебок выведено из контекста. Я мог сделать неверный вывод. - К несчастью для тебя, - выпалила Касательная, но тут же взяла себя в руки. - Я уверена, ты выполнил отличную работу, - сказала она. И надеялась, что это правда. Сияние не участвовала в первом полете Волосатого, но до вылета с Касательной она многое узнала о лежебоках. Кстати, это относится ко всем участникам экспедиции. Ведь лежебоки на самом деле были очень важны для хичи. Так же важны, как, скажем, диагноз "рак" для человека до появления Полной Медицины. Лежебоки обладали древней цивилизацией. В смысле лет она была древнее даже цивилизации хичи, но это ничего не значит, потому что за это время у них мало что происходило. А то, что происходило, делало это очень медленно. Планета лежебок холодная. Сами лежебоки холодны и медлительны - поэтому они и получили такое название. Они медленно плавают в густом газе: химизм их тел так же медлителен, как их движения. И то же самое относится к их речи. И так же медленно движутся импульсы по их нервной системе, то есть их мысли. Так что когда первые исследователи хичи убедились, что эти неторопливые ползучие существа обладают разумом, они были одновременно обрадованы и разочарованы. Какой смысл обнаруживать разумную расу, если простой обмен репликами типа: "Отведите меня к вождю". - "К какому вождю?" требует не менее шести месяцев. Первый исследовательский корабль хичи находился на околопланетной орбите год. Волосатый и Связующая Сила опустили в густую атмосферу зонды и тщательно записывали медлительные звуки, чтобы получить первый доступ к словарю. Это было нелегко. И не просто. Зонды опускались наудачу, случайным образом, они были нацелены в места, где радары и сонары зафиксировали скопление существ. Но часто к тому времени, как зонды опускались, существ там уже не было. Наиболее удачно нацеленные приборы зарегистрировали медленные низкие стоны. Передатчики отправили эти звуки на орбиту, специалисты по записям просеяли их и перевели в слышимый регистр. И вот спустя несколько недель работы исследователи услышали первое слово. Но у специалистов хичи по семантике было множество ресурсов. И к концу года на орбите они накопили достаточный словарь, чтобы сделать простую запись. Затем изготовили гравированную табличку с изображением хичи, изображением лежебоки, изображением звукозаписывающего устройства и изображением самой таблички. Все эти изображения были нанесены на плоскую поверхность кристалла, чтобы лежебоки могли осязать их. Ко всему прочему они еще и слепы. Затем хичи шестьдесят раз продублировали эту табличку и сбросили в шестидесяти населенных центрах лежебок. Запись гласила: "Приветствуем! Мы друзья. Говорите с нами, и мы услышим. И скоро ответим." "Скоро" в данном контексте означало очень долгое время. Когда это было сделано, корабль хичи улетел. Экипаж был настроен мрачно. Не было смысла дожидаться ответа. Лучше вернуться к тому времени, как лежебоки обнаружат таблички, преодолеют первоначальный шок и ответят. Даже в таком случае неизбежен длительный период тупых вопросов и забирающих время ответов, но для этого не требуются живые хичи. Экипаж выбрал наименее ценного Древнего Предка женщину, ей объяснили, каких вопросов следует ожидать и какие ответы - советы и контрвопросы - нужно давать, и ее оставили на орбите в одиночестве на несколько десятилетий. Каждый хичи хотел бы оказаться здесь, чтобы услышать ответы, но мало кто надеялся на это: по самым оптимальным подсчетам начало общения с лежебоками произойдет через полстолетия. Так оно и получилось. Через двадцать дней после прибытия на орбиту вокруг планеты лежебок Касательная была готова к работе. Древний Предок, которую они оставили на орбите, к сожалению, больше не действовала, но свою задачу выполнила. Были заданы вопросы, на них получены ответы, а все данные записаны. Радар, вернее, тот прибор, который у хичи выполнял роль радара, зарегистрировал нынешнее положение физических скоплений, обозначающих общины лежебок, а также другие прочные и значительные по размерам объекты, которые могли бы представлять опасность для навигации. С родной планетой связались по радио быстрее скорости света, передали все данные, и престарелый Связующая Сила прислал ободряющее сообщение. В нем подтверждалась верность перевода и содержался совет продолжать в том же духе. Проверили и испытали особые устройства корабля Касательной, которые помогут ему выполнить свою миссию. Все было готово. На корабле было приспособление, на которое хичи очень надеялись, но оно их разочаровало. Это было нечто вроде инструмента для коммуникации. Но передавало и получало оно особые сигналы - ну, можете назвать их "чувствами". Оно не передавало и не принимало "информацию" в классическом смысле, ее нельзя было использовать, для того чтобы заказать еще тысячу килотонн структурированного металла или приказать кораблю изменить курс. Но один хичи, надевая шлем из проволочной сетки, мог "слышать" чувства других, даже на планетарных расстояниях. Именно такое устройство мы назвали кушеткой для сновидений. Хичи его использовали главным образом для того, что можно назвать работой полиции. Хичи не раскрывают преступления. Они предупреждают их. Излучения мозга, настолько больного, что его обладатель способен на преступление, особенно на акты насилия, регистрировались на самых ранних стадиях. Специальная группа советников занималась таким индивидуумом, применяя коррективную терапию. Кушетки для снов оказались очень полезны для решения вопроса о том, например, стоит ли следить за свиньями вуду и насколько они разумны, потому что их "чувства" гораздо сложнее, чем у низших животных. Таким образом, это был стандартный инструмент хичи в фундаментальных поисках межзвездного товарищества. Хичи надеялись, что корабль Касательной прямо с орбиты сможет "прослушивать" чувства лежебок и узнает их настроения, тревоги и радости. Кушетка для снов сработала. Но ничего полезного это не дало. Так же как и все остальное, эмоции лежебок оказались невероятно медлительными. Кварк мрачно сказал, снимая наушники: - Все равно что слушать мнение осадочной породы о метаморфозе. - Продолжай попытки, - приказала Касательная. - Когда мы наконец поймем лежебок, эти материалы пригодятся. Позже она припомнила свои слова и поразилась, как могла так заблуждаться. Я уже много рассказал вам о Касательной и ее товарищах, но не сказал, почему это важно. Поверьте мне. Это действительно важно. Не только для Касательной и всего народа хичи, и не только для всего человечества, но и лично для меня. Но добрый старый Альберт упрекает меня, что я слишком много говорю, и поэтому я постараюсь придерживаться только самого существенного. А существенно то, что Касательная со своим экипажем сделала то, что почти никогда не делают корабли хичи. Она взяла специально подготовленный бронированный аппарат и нырнула в густую холодную атмосферу планеты лежебок, чтобы навестить лежебок на их родной почве. Слово "почва" не очень подходит. У меня вообще много сложностей с подысканием нужных слов, потому что словарь, который я усвоил, будучи плотским человеком, мне больше не годится. У лежебок нет почвы в смысле участков, на которых можно что-то построить. У них нет никакой земли. Их собственный вес близок к весу газов, в которых они живут, так что они просто плавают вместе со всем своим добром, со своим хозяйством, с тем, что у лежебок соответствует фабрикам, фермам, офисам и школам. И, конечно, ни человек, ни хичи не могут жить в их окружении без защиты. И хотя хичи очень хорошие инженеры (я знаю людей, которые называют их трусами), их все время тревожила мысль, что даже их корабль не выдержит страшного давления, при котором живут лежебоки. Поэтому, прежде чем войти в атмосферу, хичи проверили, перепроверили и заново проверили все, что можно было проверить. Волосатый и остальные Древние Предки выполняли двойную работу. Они не только продолжали перевод, но и записывали все данные о состоянии корабля. - Готовы? - спросила наконец Касательная, сидя на капитанском месте в пилотской рубке, пристегиваясь, как и все остальные. Один за другим главы секций подтвердили готовность, и она глубоко перевела дыхание. - Начинаем спуск, - сказала Касательная пилоту проникновения Сияние. Сияние передала приказ курсовой машине: - Начинаем спуск. Корабль затормозил на орбите и соскользнул с нее в холодные плотные турбулентные ядовитые газы, в которых плавают лежебоки. Спуск получился неровным, но корабль был специально построен для него. Навигация велась вслепую, по крайней мере с точки зрения оптики; но у корабля были сонарные и электронные глаза, и на экранах экипаж видел при приближении фигуры "домов" лежебок и других объектов. - Я бы уменьшила скорость, - сказала Касательная. - Возможна кавитация. Сияние согласилась. - Медленнее, - приказала она, и огромный корабль медленно двинулся к сооружениям лежебок. Весь экипаж с благоговением и радостью смотрел на экраны. Начали появляться грязеобразные предметы. Сооружения, подобные облакам, и существа, как мягкие пластиковые игрушки, в виде амеб или медуз. Для лежебок они почти так же неподвижны, как их "здания". Все самки и большинство самцов движутся так медленно, что глаз хичи не замечает этого движения; только немногие самцы в состоянии, как они говорят, "высокого режима", проявляют видимые признаки подвижности. По мере приближения корабля все больше и больше самцов поступали так: их вялые чувства сообщали, что что-то происходит. Именно тогда Касательная допустила первую ошибку. Она решила, что движения самцов объясняются испугом от внезапного появления корабля хичи. Небо знает, что именно их испугало. Представьте себе скоростной аппарат, приземляющийся в центре первобытной деревни, которая никогда не видела не только космический корабль, но даже самолет. Но не испуг заставил самцов корчиться быстро и разрушительно. Боль. Высокочастотный звук, сопровождавший полет корабля, причинял лежебокам страшную боль. Он сводил их с ума, и вскоре самые слабые из них погибли. Могли ли хичи удовлетворить свое стремление к встрече с космическими друзьями с помощью лежебок? Не вижу такой возможности. Мой собственный опыт говорит - нет. Хичи так же трудно было установить коммуникацию с лежебоками, как нам, записанным машиной, трудно вступать в осмысленные отношения с плотскими людьми в реальном времени. Это не невозможно. Просто обычно при этом происходит больше неприятностей, чем пользы. К тому же когда я разговариваю с плотскими людьми на близком расстоянии, они обычно не умирают. После этого корабль перестал быть счастливым (рассказывая. Сияние пожала мышцами живота). Ожидание было таким радостным, разочарование - таким горьким. И становилось еще хуже. Вся экспедиция находилась на грани провала. Хотя зонды продолжали передавать слова в приемники, всякая попытка приблизиться к лежебокам в их домах заканчивалась катастрофически и разочаровывающе - разочаровывающе для хичи, катастрофически для их новых "друзей". И тут на орбите были получены новости из дома. Пришло сообщение от Связующей Силы. В нем говорилось с раздражительностью старости и негодованием того, кто сам не смог присутствовать (в вольном переводе): - Вы все испортили. Важнейшая часть записей не обычаи лежебок и не политика. Это их поэзия. Древние Предки на корабле распознали поэзию лежебок - подобную песням больших китов или старым норвежским эддам на Земле. Подобно эддам, эти песни воспевали великие битвы прошлого, и сами эти битвы оказались очень важны. В песнях говорилось о существах, которые не имели тела и вызывали огромные разрушения. Лежебоки называли их словом, которое обозначает "убийцы", и, по мнению Связующей Силы, они действительно были бестелесными - энергетическими существами; они действительно появились и вызвали огромные разрушения... - То, что вы сочли легендами, - насмехался Связующая Сила, - на самом деле не рассказ о богах или дьяволах. Это просто рассказ о действительном посещении существ, враждебных всякой органической жизни. И есть все причины полагать, что существа эти по-прежнему рядом. Так хичи впервые узнали о существовании Врага. 6. ЛЮБОВЬ К тому времени как Сияние кончила свой рассказ, вокруг собралось много народа. У всех были вопросы, но потребовалось какое-то время, чтобы они их сформулировали. Сияние сидела молча, потирая свою грудную клетку. Это движение производило легкий скрежещущий звук, словно пальцем по стиральной доске. Невысокий чернокожий человек, которого я не знал, спросил: - Простите, но я не понял. Откуда Касательная узнала о Враге? - Говорил он по-английски, и я понял, что кто-то все время переводил рассказ Касательной. Этот кто-то был Альберт. Пока Альберт переводил вопрос низенького чернокожего на хичи для Сияния, я бросил на него взгляд. В ответ он пожал плечами, показывая (я думаю), что тоже хотел услышать рассказ. Сияние тоже пожимала плечами. Вернее резко сократила мышцы живота, что у хичи является эквивалентом. - Мы не знаем, - ответила она. - Это стало известно позже, когда Связующая Сила произвел анализ глубинной структуры эдд лежебок. Тогда стало известно, что эти вторгнувшиеся Убийцы происходят не с планеты. Конечно, было и много других данных. - Конечно, - подхватил Альберт. - Например, недостающая масса. - Да, - подтвердила Сияние. - Недостающая масса. Это была большая загадка для наших астрофизиков, и так, я думаю, продолжалось годы. - Она задумчиво потянулась к еще одному маленькому грибу, а Альберт тем временем объяснял остальным, как "недостающая масса" оказалась не естественным космическим феноменом, но артефактом Врага; и в этот момент я перестал слушать. Мне Альберт все время говорит об этом. И я его не слушаю. Слушать, как Сияние рассказывает историю ужасного полета Касательной, одно дело. Этот рассказ я выслушал очень внимательно. Но когда Альберт начинает гадать "почему", я отвлекаюсь. Теперь он займется девятимерным пространством или гипотезой Маха. Так и произошло. Сияние, казалось, заинтересовалась. Я нет. Я откинулся назад, знаком попросил официантку принести еще порцию "ракетного сока" - почти смертельного белого виски, которым старатели Врат в старину заливали свои тревоги, - и позволил Альберту говорить. Я не слушал. Думал о бедной сексуально возбужденной Касательной много сотен тысяч лет назад и о ее злополучном полете. У меня всегда была сердечная слабость к Касательной - ну, это, конечно, не совсем верно. Опять слова. Как неточно они передают смысл! У меня нет сердца, так что нет и его слабостей. И "всегда" тоже неточно, потому что о Касательной я знаю только тридцать - может, следовало бы сказать тридцать миллионов - лет. Но я часто думаю о ней, и всегда сочувственно, потому что меня тоже застрелили и я знаю, каково это. Я сделал глоток ракетного сока, благожелательно глядя на собравшуюся у стола толпу. Все были захвачены тем, как Альберт обменивается с Сиянием космическими премудростями, но ведь Альберт не жил у них в кармане последние пятьдесят (или пятьдесят миллионов) лет. За это время можно хорошо узнать программу. Я подумал, что в общем знаю, что собирается сказать Альберт, еще до того, как он начнет говорить. Я понимаю даже смысл его взгляда искоса, который он время от времени бросает на меня. Он подсознательно упрекает меня за то, что я не позволяю ему что-то сказать, а он считает это что-то очень важным. Я терпеливо улыбнулся ему, чтобы дать знать, что понимаю... а также, чтобы напомнить, что здесь я решаю, кто будет говорить и когда. И тут почувствовал мягкое прикосновение к шее. Это была рука Эсси. Я с удовольствием откинулся. В этот момент Альберт бросил на меня очередной взгляд и спросил у Сияния: - Я полагаю, у вас была возможность познакомиться с Оди Уолтерсом Третьим на пути сюда? Это разбудило меня. Я повернулся к Эсси и прошептал: - Я не знал, что Оди здесь. Эсси ответила мне на ухо: - Похоже, ты многого не хочешь знать о плотских людях. - От ее тона у меня защекотало шею: это смесь любви и суровости. Таким тоном Эсси говорит, когда считает, что я необычно _г_л_у_п_ы_й_ или упрямый. - О, мой Боже! - воскликнул я, вспомнив. - Дейн Мечников. - Дейн Мечников, - согласилась она. - Он также присутствует здесь, на Скале, в плотском виде. Вместе с тем человеком, который его спас. - О, мой Боже! - снова сказал я. Дейн Мечников! Он был в составе той экспедиции в черную дыру, которая полстолетия отягощала мою совесть. Я оставил там его вместе с остальными, а среди остальных была... - Да, Джель-Клара Мойнлин, - прошептала Эсси. - В настоящий момент в Центральном Парке. Центральный Парк не очень похож на парк. Когда мы с Кларой были старателями, здесь росло с десяток шелковиц и апельсиновых деревьев, да и те напоминали скорее кусты. Он почти не изменился. Маленький пруд, который мы называли Верхним озером, по-прежнему изгибался, принимая форму астероида. Конечно, растительности стало больше, но я без труда заметил свыше десяти человек в кустах. Некоторые из них были престарелые ветераны, живущие на Сморщенной Скале, все плоть. Они, подобно статуям, стояли среди деревьев. Были и гости, подобно мне, только тоже плоть, и среди них я легко узнал еще одну неподвижную плотскую статую - Джель-Клару Мойнлин. Она нисколько не изменилась, по крайней мере внешне. Но в другом отношении изменилась почти невероятно. Она была не одна. В сущности она стояла между двумя мужчинами; хуже того, с одним она держалась за руки, а другой обнимал ее за плечи. Само по себе это тяжелый удар, потому что, насколько мне было известно, единственный человек, с которым Клара могла держаться за руки, это я сам. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что этот держащий ее за руки человек - Дейн Мечников. В конце концов я ведь очень давно его не видел. Второго я совсем не знал. Высокий, стройный, с приятной внешностью, и, как будто этого недостаточно, он привычно и ласково обнимал Клару за плечи. Когда-то, влюбляясь, я испытывал непреодолимое желание в совершенстве узнать ту, в которую влюбился. Полностью. Во всех отношениях. И один из способов для этого - фантазия. Я фантазировал, что как-нибудь застану ее (кем бы эта "она" ни была) крепко спящей, и ничто не сможет разбудить ее; и я прокрадусь к этой своей спящей возлюбленной и узнаю все ее тайны. Увижу, есть ли волосы у нее под мышками. Проверю, давно ли она убирала грязь из-под ногтей на пальцах ног. Загляну ей в ноздри и в уши - и все это я буду делать так, что она не заметит, потому что хоть мы провели много взаимных исследований, когда за тобой при этом наблюдают, это совсем другое дело. Подобно другим моим фантазиям, и на эту моя аналитическая программа Зигфрид фон Психоаналитик смотрела терпимо, но неодобрительно. Зигфрид видел в таком поведении смысл, который мне не нравился. И, подобно всем другим фантазиям, когда представлялась возможность это проделать, становилось совсем не так интересно. Теперь я могу это проделать. Вот Клара, словно вырубленная из вечного камня. А вот и Эсси, рядом со мной. Она, конечно, смягчает мой исследовательский пыл, но если я захочу, она уйдет. Пока она не сказала еще ни слова, моя Эсси. Просто парила молча рядом со мной. А я стоял, невидимый в гигабитном пространстве, глядя на женщину, которую оплакивал большую часть жизни. Клара выглядела прекрасно. Трудно поверить, что она на самом деле старше меня - все равно что сказать, на шесть месяцев старше Бога. Мое рождение почти совпало с открытием Врат, столетие которого мы сейчас отмечаем. Клара родилась на пятнадцать лет раньше. Но она не выглядела старой. Она не состарилась ни на день. Разумеется, отчасти это объясняется Полной Медициной. Клара богата и могла позволить себе все восстановления и замены органов и тканей задолго до того, как это стало доступно всем. Больше того, она провела тридцать лет в ловушке времени черной дыры, где я бросил ее, чтобы спастись самому, - мне потребовалось тридцать, лет, чтобы избавиться от чувства вины, - так что за все эти долгие годы она состарилась только на минуты из-за замедления времени. По времени, прошедшему с рождения, ей гораздо больше ста лет. Но по времени часов ее тела - не больше пятидесяти. А по тому, как она выглядит... А выглядела она так, как всегда, на мой взгляд. Выглядела прекрасно. Она стояла, переплетя пальцы с пальцами Дейна Мечникова. Голову повернула к мужчине, обнимавшему ее за плечи. Брови у нее, как всегда, темные и резко очерченные, а лицо - лицо Клары, то, из-за которого я проплакал тридцать лет. - Не испугай ее, Робин, - сказала сзади Эсси. И вовремя. Я собирался появиться прямо перед ней, не подумав, что для нее эта встреча будет не легче, чем для меня, и что ей понадобится больше времени, гораздо больше, чтобы справиться. - И что же? - спросил я, не отрывая взгляда от Клары. - Вот что, - ответила Эсси, нахмурившись. - Веди себя как нормальный приличный человек. Дай женщине шанс! Покажись на краю зарослей, может быть, и иди к ней. Дай ей возможность увидеть тебя издали, подготовиться к этому травматическому испытанию, прежде чем заговоришь. - Но на это потребуется целая вечность! - Уже потребовалась, чучело! - твердо сказала Эсси. - К тому же у нас есть и другие дела. Ты забыл, что за тобой присматривает двойник Кассаты? - К дьяволу его, - с отсутствующим видом ответил я. Я так внимательно разглядывал лицо и фигуру своей давно утраченной любви, что у меня не хватало терпения ни на что иное. Мне потребовалось много микросекунд, чтобы сообразить, что чем дольше я оттягиваю свое появление, тем дольше не услышу ее голос. - Ты права, - неохотно согласился я. - Можно тем временем повидаться с ублюдком. Сейчас только начну здесь. Я создал собственный двойник за густой кроной лайма, увешанной золотистыми плодами, и двинул двойника по направлению к паре. А потом покорно пошел за Эсси назад в Веретено, где, как она сказала, меня ждет Кассата. Моему двойнику потребуется много времени, чтобы дойти до Клары, заговорить с ней, подождать ее ответа - много, много миллисекунд. Я хотел бы, чтобы время это прошло быстрее. Как мне дождаться? Но также я отчаянно хотел, чтобы это продолжалось подольше. Потому что не знал, что сказать. Хулио Кассата сразу заставил меня забыть об этой - как ее называет Эсси - "глупой воркотне". Он это умеет. Похоже на укус комара, который на мгновение заставляет забыть о зубной боли. Конечно, такое отвлечение не бывает приятным, но все равно это отвлечение. Мы отыскали его в Голубом Аду. Эсси с улыбкой схватила меня за руку. Кассата сидел за маленьким столиком с выпивкой в руке, одновременно лапая молодую женщину, которую я никогда раньше не видел. Но и в этот раз я ее не очень разглядел, потому что как только Кассата нас заметил, он тут же все изменил. Гости, девушка и Голубой Ад исчезли (мы находились в кабинете генерала на спутнике ЗУБов). Волосы у него коротко острижены, воротник плотно застегнут, и он сердито смотрел на нас из-за своего стального стола. Указал на два металлических стула. - Садитесь, - приказал он. Эсси спокойно ответила: - Кончайте нести чепуху, Хулио. Вы хотели поговорить с нами. Отлично, давайте поговорим. Но не здесь. Здесь слишком уродливо. Он бросил на нее взгляд, каким генерал-майор смотрит на младшего лейтенанта. Потом решил быть хорошим парнем. - Как хотите, моя дорогая. Выбирайте сами. Эсси фыркнула. Посмотрела на меня в нерешительности, потом убрала военный кабинет. Мы оказались в своей привычной "Истинной любви", в окружении диванов, бара и негромкой музыки. - Да, - Кассата согласно кивнул, одобрительно оглядываясь. - Так гораздо лучше. У вас тут очень неплохо. Не возражаете, если я налью себе? - И он, не дожидаясь разрешения, направился к бару. - Оставьте этот вздор, - сказала Эсси. - Выкладывайте, Хулио. Вы конфискуете корабль, верно? Почему? - Только временное неудобство, моя дорогая. - Кассата подмигнул, наливая себе "Шивас" [дорогое шотландское виски двенадцатилетней выдержки] без добавок. - Мне просто хотелось быть уверенным, что я смогу поговорить с вами. Даже отвлечение может действовать раздражающе. Я сказал: - Ну, так говорите. Эсси бросила на меня быстрый предупредительный взгляд, потому что услышала мой тон. Я держал себя в руках. Но настроения для разговора с Хулио Кассатой у меня не было. Некоторые считают, что записанные машиной никогда не бывают взвинчены или польщены, потому что мы всего лишь биты информации, организованные в программу. Это неправда. По крайней мере по отношению ко мне, и особенно не в такой момент. Я испытывал одновременно возбуждение и упадок духа. Прежде всего, меня настроил сам прием. Слушая рассказ Сияния, я возбуждался и успокаивался. Встреча в Кларой вызвала во мне сотни противоречивых чувств. И поэтому мне совсем не нравилось разговаривать с Кассатой. Конечно, мне всегда не нравится разговаривать с Кассатой. И не знаю того, кому бы это нравилось. Его обычные гамбиты в разговоре - приказы и оскорбления; он не говорит, он провозглашает решения. Он совсем не изменился. Сделав большой глоток шотландского, он посмотрел мне в глаза и заявил: - Вы паразит, Броадхед. Не очень ободряющее замечание. Эсси, готовившая мне майтай [коктейль из рома и ликера кюрасао с фруктовым соком], дернулась и едва не пролила его. Она встревоженно посмотрела на меня. Политика Эсси заключается в том, чтобы принимать огонь на себя, когда ситуация этого требует. Она считает, что я слишком возбудим. На этот раз я обманул ее ожидания. Я вежливо ответил: - Простите, если я причинил вам какие-то неудобства, Хулио. Не будете ли добры объяснить, почему вы это сказали? Какой невероятный самоконтроль я продемонстрировал! Гораздо больше, чем заслуживает эта деревенщина. Гораздо больше, чем я проявил бы, если бы в самый последний момент не понял, что его стоит пожалеть. Я понял, что над ним навис смертный приговор. Мы давно знакомы с генерал-майором Хулио Кассатой. Нет смысла подсчитывать годы: арифметика подводит, когда речь идет о гигабитном времени. У нас было множество встреч, и далеко не все мне нравились. Сам он не записанный разум. Вернее, обычно не записанный. Подобно многим другим плотским людям, которым приходится иметь с нами срочные дела, он создает двойника и посылает его разговаривать с нами. Это не совсем то же, что разговаривать лицом к лицу в реальном времени, но разница чисто психологическая. Ну, конечно, болезненно психологическая. Он вкладывает себя в записанный машиной разум и отправляется на поиски нас - с тем из нас, с кем хочет поговорить. Иногда со мной. Он говорит, что хочет сказать, выслушивает ответ, продолжает разговор в форме бестелесного существа в гигабитном пространстве, словно мы плотские люди, сидящие за столом. Нет, не совсем так. Гораздо лучше, во всяком случае гораздо быстрее. Затем плотский Хулио вызывает своего двойника бестелесного Хулио и выслушивает его отчет обо всем случившемся. Это достаточно просто и совсем не болезненно. И очень эффективно. Боль начинается позже. Двойник спрашивает именно то, что спросил бы плотский Кассата, возражает там, где бы возразил он, говорит именно то, что сказал бы он. Конечно, он и не может по-другому: ведь он и есть Кассата. Это не то же самое, что отправить посла и ждать его возвращения, потому что даже лучший посол, даже считая что он проделает работу не хуже двойника, потребует на это очень много времени. Двойник делает это за секунды, если встреча происходит на планетарных расстояниях. Конечно, если тот, с кем хочет поговорить плотский человек, на другом конце Галактики, времени потребуется больше. Прежде чем плотский человек успеет подумать, как проходит встреча, двойник уже явится и начнет докладывать. Это все хорошо. Потом начинается то, что нехорошо. Потому что - что вы станете делать с двойником, когда его работа кончена? Конечно, его можно сохранить. В гигабитном пространстве достаточно места, и еще одна записанная личность ничего не меняет. Но некоторым не нравится то, что у них есть двойники. Особенно таким, как Кассата. Он военный, и у него военный мозг. Для него двойник, знающий все, что знает он сам, не просто раздражение. Это риск для безопасности. Кто-нибудь может отыскать его и допросить! Угрожать ему! (Каким образом?). Пытать его! (Как?). Поднести огонь к его ногам (если бы у него были ноги) - ну, не знаю точно, что происходит в сознании Хулио Кассаты, и слава Богу, что не знаю. Все это, конечно, очень глупо, но двойники принадлежат Кассате, а когда он думает, что какой-то воображаемый враг может узнать от них его служебные тайны, его ничто не остановит. Он сменный командующий ЗУБов, Звездного Управления Быстрого реагирования. Это означает, что он распоряжается всей оборонительной программой, созданной на случай выхода Убийц из кугельблитца. Ему необходимо проводить различные совещания и встречи на расстоянии, он делает это ежедневно, что означает, что если бы он оставлял своих двойников в записи, сейчас вокруг находились бы сотни и тысячи генерал-майоров Хулио Кассат. Поэтому он их не сохраняет. Он убивает их. Вот что должен испытывать сам Кассата. Уничтожая двойника, он чувствует себя так, словно убивает брата-близнеца. А самое плохое в этом то, что двойник - он сам, черт побери! - знает, что произойдет. Иногда это делает наши разговоры очень мрачными. Вот почему я не разорвал Хулио Кассату на имитированные кровавые куски за его наглость. Он был удивлен не менее Эсси. Развернул свежую, сигару, глядя на меня. - С вами все в порядке? - требовательно спросил он. "Все в порядке" даже близко не подходит к верному диагнозу, потому что я думал, насколько близко мой двойник подошел к Кларе и как она будет на него реагировать, но ничего подобного я Кассате не сказал. Просто ответил: - Все будет в порядке, когда вы мне объясните, что происходит. Я был очень вежлив, но Кассата никогда не разделял теорию, что вежливость должна быть взаимной. Он зубами отгрыз кончик сигары и выплюнул отвратительный комок табака на пол, внимательно глядя на меня. Потом сказал: - Вы не так уж важны, как вам кажется, Броадхед. Я продолжал улыбаться, хотя температура начала подниматься. - Вы считаете, что конфискация только из-за вас. Неверно. Как вы знаете, корабль хичи прибыл прямо из ядра. Я не знал этого. Но не видел, какая разница, и так и сказал. - Закрытый материал, Броадхед, - проворчал Кассата. - Эти Древние Предки хичи, они слишком много болтают. Их предварительно следовало допросить в ЗУБах. - Да, - ответил я, кивая. - Это имеет смысл, потому что события полумиллионнолетней давности особенно важны для сохранения военной тайны. - Не полмиллиона лет назад! Они знают все о нынешнем состоянии готовности ядра! К тому же тут плотские хичи и вдобавок этот парень Уолтерс, который там был и все сам видел. Я глубоко вздохнул. Мне хотелось спросить его, от кого он пытается сохранить эти тайны. Но это означало бы продолжение старого спора, а я уже устал от Кассаты. Поэтому я просто вежливо сказал: - Вы говорите, что я паразит, но я не вижу, каким образом с этим связан корабль хичи. К этому времени он уже зажег сигару. Выпустил на меня дым и ответил: - Никак. Это совсем другое дело. Я явился сюда из-за корабля, но хотел также сказать вам, чтобы вы держались подальше. - Подальше от чего и почему? - спросил я и почувствовал, как беспокойно заерзала Эсси. Она устала поражаться моему самообладанию и с трудом сохраняла свое. - Потому что вы штатский, - объяснил он. - Вы вмешиваетесь в дела ЗУБов. Вы путаетесь под ногами, а дела развиваются таким образом, что мы больше не можем позволить штатским вмешиваться. Я начинал догадываться, что его беспокоит. Улыбнулся Эсси, чтобы заверить ее, что не собираюсь убивать этого нахального генерала. И действительно не собирался - пока. - Маневры прошли неудачно, - высказал я догадку. Кассата подавился сигарным дымом. - Кто вам это сказал? Я пожал плечами. - Это очевидно. Если бы они прошли успешно, ваши пресс-атташе были бы во всех новостях. Вы не хвастаетесь. Следовательно, вам нечем хвастаться. Таким образом, люди, от которых вы хотите сохранить тайну, это те, кто оплачивает ваши счета. Вроде меня. - Задница! - рявкнул он. - Если вы еще что-нибудь подобное скажете, я лично займусь вами. - А как вы собираетесь это сделать? Он снова взял себя в руки, весь образцово военный, сплошная выправка и ограниченность, включая ум. - Для начала я отзываю ваше разрешение на полеты, выданное ЗУБами. Запрет вступает в действие немедленно, - сказал он. Для Эсси это было слишком. - Хулио, - выдохнула она, - вы что, спятили? Я успокаивающе положил на нее руку. И сказал: - Хулио, у меня сейчас на уме множество дел, и среди них нет ЗУБов. По крайней мере не в начале списка. Я не собирался в ближайшем будущем никого в ЗУБах тревожить. Пока вы не ютись со своим высокомерным запретом. Теперь, конечно, придется проверять, чем занимаются ЗУБы. Он взревел: - Я прикажу арестовать вас! Я начинал наслаждаться ситуацией. - Нет, не арестуете. Потому что у вас не хватит власти. И политического влияния. Потому что у меня Институт. Это заставило его призадуматься. Институт Броадхеда для исследований за пределами Солнечной системы - одна из моих лучших идей. Я основал его очень-очень давно совсем по другим причинам. Говоря откровенно, я сделал это из-за налогов. Но я много вложил в него. Позволил ему заниматься чем угодно за пределами Солнечной системы и был достаточно предусмотрителен, подбирая совет директоров, так что теперь в нем люди, которые делают то, что я скажу. Кассата оправился быстро. - К дьяволу политическое влияние! Это приказ! Я задумчиво улыбнулся. Потом позвал: - Альберт! Он возник, мигая в мою сторону поверх трубки. - Передавай мое сообщение, - приказал я. - Начиная с этой минуты, все отделы Института должны прекратить всякое сотрудничество с Звездным Управлением Быстрого реагирования и отказывать персоналу ЗУБов в доступе к любой информации и базам данных. Укажи причину: прямой приказ Хулио Кассаты, генерал-майора, ЗУБы. Кассата выпучил глаза. - Минутку, Броадхед! - начал он. Я вежливо повернулся к нему. - У вас есть какие-то комментарии? Он вспотел. - Вы этого не сделаете, - голос его звучал странно - наполовину просьба, наполовину рычание. - Мы ведь все в этом заинтересованы. Враг - это наш общий Враг. - Ну как же, Хулио, - ответил я. - Я рад это слышать от вас. Мне казалось, что Враг - ваша личная собственность. Не волнуйтесь. Институт не перестанет действовать. Работа продолжится; разведывательные корабли будут собирать сведения; мы по-прежнему будем накапливать данные о Враге. Мы просто больше не будем делиться ими с ЗУБами. Немедленно. Ну, что, отправлять Альберту сообщение или нет? Генерал с ошеломленным видом стряхивал пепел с сигары. - Не нужно, - пробормотал он. - Простите. Я не расслышал, что вы сказали. - Нет! - Он в отчаянии покачал головой. - Он обломает об меня палку. Единственный "он", кого он мог иметь в виду, был плотский генерал Кассата. То есть, конечно, и он сам. - Он сказал "он", - обратился я к Эсси, когда Кассата мрачно удалился. Она серьезно ответила: - Это интересно, я согласна. Двойник Хулио начинает считать плотского Хулио отдельной личностью. - Шизофрения? - Страх, - поправила она. - Он осознал, что время его жизни ограничено. Жалкий маленький человек. - Потом сказала почтительно: - Дорогой Робин. Я понимаю, что твои мысли в другом месте... Я не подтвердил, потому что это было бы невежливо; но и не стал отрицать, потому что это правда. Даже споря с Хулио Кассатой, я продолжал поглядывать на сцену в Центральном парке. Мой двойник наконец дошел до Клары и поздоровался, и она только начинала говорить: - Робин! Как при... - ...но можно мне сделать предложение? - Конечно, можно, - ответил я в замешательстве. Если бы у меня были кровеносные сосуды, от которых краснеет лицо (кстати, было бы и само лицо, которое может покраснеть), я, вероятно, вспыхнул бы. Может, я и так это сделал. - Предложение успокоиться, - сказала она. - Конечно, - ответил я, кивая. Я сказал бы "конечно" в ответ на любое ее предложение. - А теперь, если не возражаешь, я хотел бы... - Я знаю, чего бы ты хотел. Но возникают проблемы в несовпадении временных шкал, верно? Так что тебе особенно торопиться некуда, дорогой Робин. Может, немного поговорим вначале? Я сидел неподвижно. (Клара только что кончила "...ятно...", и губы ее начали складываться для произнесения "снова тебя увидеть"). К этому времени я испытывал сильное замешательство. Нелегко сказать одной женщине, что вы очень хотите поговорить с другой, когда совесть у вас нечиста. А мне всегда казалось, что у меня по отношению и к моей дорогой жене Эсси, и к давно утраченной возлюбленной Джель-Кларе Мойнлин нечиста совесть. С другой стороны, Эсси абсолютно права. Торопиться некуда. Она с любовью и заботой смотрела на меня. - Трудная для тебя ситуация, дорогой Робин? Я мог только ответить: - Я очень люблю тебя, Эсси. Она выглядела не любящей, а раздраженной. - Да, конечно. - Пожала плечами. - Не меняй тему. Ты любишь меня. Я люблю тебя, мы оба в этом не сомневаемся; к настоящему обсуждению это не имеет отношения. Мы обсуждаем, что ты испытываешь по отношению к очень хорошей женщине, которую ты тоже любишь, - Джель-Кларе Мойнлин. Какие при этом возникают осложнения. Когда она это высказала, прозвучало еще хуже. И нисколько меня не успокоило. - Мы обсуждали это миллион раз! - простонал я. - Почему бы тогда не обсудить миллион первый? Успокойся, дорогой Робин. У тебя еще пятнадцать, может быть, восемнадцать миллионов миллисекунд, прежде чем Клара кончит говорить, как ей приятно снова тебя увидеть. Так что мы вполне можем поговорить, конечно, если ты этого хочешь. Я подумал и сдался. Сказал: - Почему бы и нет? - И действительно, никакой причины, чтобы не поговорить, не было. И не было причины беспокоиться. Как сказала Эсси, мы обговаривали это много раз, однажды говорили целую ночь и закончили на сл