го была еще и жена. Стоило ли вообще об этом вспоминать? Куда интереснее была высокая котловина за той далекой грядой, куда он еще не забирался, или его собственный огородик. Уже несколько недель он таскал Дону Кайману образцы марсианской флоры. Их было немного - кучками по два, три, а вокруг на несколько сот метров пусто. Но искать их было нетрудно - для него, во всяком случае. Как только он запомнил их спектральный цвет - жесткое ультрафиолетовое излучение, которое отражали хрустальные шапочки, позволявшие им выжить в среде с высокой радиацией - достаточно было простым желанием сузить диапазон зрения до длины этих волн, и тогда "грибы" было видно за километр. Сначала он носил их десятками, потом - сотнями; их оказалось всего четыре разновидности, и вскоре Кайман сказал, что хватит. У него было достаточно образцов для полевых исследований, и по пять штук каждого вида в формалине, приготовленных к отправке на Землю. Пекущийся о всякой живой твари добряк Кайман был искренне опечален таким вторжением в экологию Марса, и Роджер принялся высаживать лишние образцы возле купола. Себе он объяснил это желанием проверить, повлияет ли переизбыток энергии, излучаемой генератором с орбиты, на местные формы жизни. Но на самом деле - в глубине души он знал, что это именно так - на самом деле это был его сад. Это была его планета, и он украшал ее для себя. Он вышел из купола, с наслаждением потянулся, ощутив вдвойне роскошное тепло - Солнца и микроволн, потом проверил батареи. Подзарядка не помешает. Точными движениями он соединил кабелем ранец и аккумулятор, тихо гудевший у основания купола, и, не оборачиваясь к посадочному аппарату, произнес: - Я сейчас двинусь, Дон. - Только выходи на связь не реже, чем через каждые два часа, Роджер, - мгновенно ответил по радио голос Каймана. - Я не хочу срываться на твои поиски. - Вы слишком беспокоитесь, - Роджер отключил кабель, свернул его и спрятал. - Ты не Бог, - проворчал Кайман. - Ты всего лишь сверхчеловек. Ты можешь упасть, что-нибудь сломать... - Не сломаю. Пока, Брэд. За тройной стеной купола над высокими, по грудь, ростками пшеницы выпрямился Брэд, помахал рукой. Сквозь три слоя пленки его лица было не разобрать; пластик был рассчитан так, чтобы ослаблять ультрафиолет, попутно он рассеивал и часть видимого спектра. Но Роджер видел, что он помахал. - Будь осторожен. Когда будешь уходить за пределы видимости, свяжись с нами, чтобы мы знали, когда начинать волноваться. - Ладно, мамочка. Интересно, отметил Роджер. Сейчас он, кажется, питает к Брэду самые добрые чувства. Может быть, это потому, что он евнух? Нет, тестостерон по-прежнему циркулировал в его организме, благодаря стероидному имплантату. Иногда ему даже снились сексуальные сны, иногда даже с Дори, но та опустошенность и горечь, которые он ощущал на Земле, на Марсе ослабели. Он был уже в километре от купола. Он двигался легким бегом, наслаждаясь теплыми лучами солнца. Опускаясь, ноги сами безошибочно находили надежную опору, и каждый новый толчок переносил его на точно отмеренное расстояние, вверх и вперед. Сейчас его глаза работали в режиме низкого потребления, поле зрения сузилось и стало напоминать каплю длиной в сто метров и шириной пятьдесят. Остальное вовсе не выпадало из вида - если появится что-нибудь необычное, особенно если что-то пошевелится, он сразу же это заметит. Просто так окружающее меньше отвлекало его от своих мыслей. Он попробовал вспомнить, как это было - заниматься сексом с Дори. Объективные, физические параметры вспомнить было несложно. Гораздо труднее было ощутить то, что он чувствовал с ней. Словно стараешься вспомнить чувственное наслаждение шоколадкой, когда тебе было одиннадцать, или первый улет от марихуаны в пятнадцать. Куда проще было ощутить Сьюли Карпентер, хотя насколько он помнил, он ни разу не коснулся ее, разве что кончики пальцев, да и то случайно. (Она-то трогала его везде). Время от времени он вспоминал, что Сьюли летит на Марс. Сначала это казалось угрожающим. Потом - интересным, как перемена в жизни, которой ждешь. Сейчас... сейчас, понял Роджер, сейчас он хочет, чтобы это случилось как можно скорее. Не через четыре дня, когда она должна приземлиться, не после того, как ее пилот закончит проверку систем 3070 и МГД генератора, а сейчас. Немедленно. По радио они обменялись парой ничего не значащих слов, но радио ему было мало. Он хотел, чтобы она была рядом, он хотел коснуться ее... Перед ним возникло изображение жены, с тем же самым однотонным загаром. - Пора выйти на связь, милый, - произнесла она. Роджер остановился и осмотрелся вокруг, включив зрение в нормальный режим, в нормальном земном спектре. Он прошел уже полпути к горам, добрых десять километров от купола и посадочного аппарата. Он поднимался по взгорью, и плоская равнина стала выгибаться; отсюда он еле видел вершину купола, верхушка антенны посадочного аппарата казалась крошечной иголкой. Крылья сами по себе развернулись у него за спиной, чтобы сделать радиосигнал более направленным: так кричащий приставляет ко рту ладони. - Все в порядке, - сказал он, и голос Дона Каймана тут же откликнулся: - Хорошо, Роджер. Стемнеет через три часа. - Я знаю. С наступлением темноты температура покатится вниз, через шесть часов она может упасть до ста пятидесяти ниже нуля. Но Роджер уже ночевал под открытым небом, и все его системы работали безупречно. - Когда поднимусь достаточно высоко, чтоб сигнал проходил, свяжусь с вами снова, - пообещал он, и обернулся к горам. Атмосфера стала мутнее, чем раньше. Он включил рецепторы кожи и почувствовал, что поднимается ветер. Пыльная буря? Он уже повидал и такое; если разыграется не на шутку, он сможет просто свернуться где-нибудь и переждать, но для этого буре придется разыграться действительно не на шутку. Он улыбнулся про себя - он до сих пор не научился как следует улыбаться лицом - и помчал дальше... К закату он уже стоял в тени гор, достаточно высоко, чтобы снова видеть купол полностью, в двадцати с лишним километрах отсюда. Сейчас пыльная буря была прямо под ним, и кажется, уходила прочь. Дважды он ненадолго останавливался и оглядывался по сторонам, взмахивая крыльями. Это были обычные положенные проверки, неизменно оборачивавшиеся пустой тратой времени. Он сложил крылья рупором. - Дон? Брэд? Это ваш бродяга. Когда до него донесся ответ, звук был шипящим и искаженным. Неприятное ощущение, словно провести зубами по мелкой наждачной шкурке. - Слабый сигнал, Роджер. У тебя все о'кей? - Да. Он заколебался. Статические помехи от бури оказались настолько сильными, что он сначала не разобрал, кто из его товарищей говорит, и не сразу узнал голос Брэда. - Наверное, я буду возвращаться, - добавил он. Другой голос, искаженный еще сильнее: - Если вернешься, ты доставишь старому больному священнику уйму радости. Тебя встретить? - Вот еще. Я двигаюсь гораздо быстрее вас. Ложитесь спать. Буду у вас через четыре - пять часов. Роджер поболтал с ними еще немного, потом присел и осмотрелся по сторонам. Он не устал. Он уже почти забыл, что такое усталость. Спал он не больше пары часов в сутки, в основном ночью, а днем только дремал время от времени, и то больше от скуки, чем от утомления. Его органическая часть все еще предъявляла определенные требования к обмену веществ, но сокрушительная, валящая с ног усталость после тяжелой физической работы осталась в прошлом. Он сел просто потому, что ему нравилось сидеть на выступе камня и смотреть на свою родную долину. Длинные тени гор уже накрыли купол, и только горы на востоке еще светились. Он отчетливо видел терминатор, разреженный воздух Марса почти не размывал тень. Казалось, было видно даже движение тени. Небо над головой играло блистающим великолепием. Яркие звезды можно было легко рассмотреть даже днем, особенно Роджеру, но ночью они были просто сказочными. Он ясно различал оттенки: стальная синева Сириуса, кровавый Альдебаран, золото Полярной. А если расширить видимый спектр до инфракрасного и ультрафиолетового, становились видны новые яркие звезды. Он не знал, как они называются, может быть, потому, что у них и не было имен, ведь кроме него, их могли заметить только астрономы, в виде ярких пятнышек на специальных фотопластинках. Он даже немножко поломал голову над правом давать имена: если он - единственный, кто видит вон ту яркую точечку в созвездии Ориона, может ли он окрестить ее? И не будет ли кто возражать, если он назовет ее Звездой Сьюли? Кстати, он мог посмотреть и туда, где сейчас была самая настоящая звезда Сьюли... или небесное тело; конечно же, Деймос был не звездой. Он задрал голову, приглядываясь, и любопытства ради попытался представить лицо Сьюли... РОДЖЕР, МИЛЫЙ! ТЫ... Торравэй подскочил от неожиданности и опустился в метре от камня. Вопль у него в голове был просто оглушающим. Или это было по-настоящему? Трудно сказать, и голоса Брэда с Доном Кайманом, и имитированный голос его жены звучали для него одинаково привычно. Он даже не понял, чей это был голос - Дори? Но он-то думал о Сьюли Карпентер, а этот голос был так странно искажен, что мог принадлежать и той, и другой. Или ни одной из них. А потом звука вообще не стало, за исключением неровного потрескивания, щелчков и хруста, доносившихся от камней - поверхность реагировала на быстро понижавшуюся температуру. Он сам не чувствовал холод, как холод; внутренние обогреватели согревали те его части, которые ощущали холод, и будут греть его всю ночь, если понадобится. Но он знал, что температура уже упала за пятьдесят. Снова взревело: РОДЖ - ТЫ ДОЛЖЕН... Хоть он и был предупрежден первым криком, этот хриплый вопль был невыносим. И на этот раз перед ним мелькнуло изображение Дори, неестественно стоящее в пустоте, в десяти метрах от земли. Наконец Роджер вспомнил о наставлениях. Он повернулся к далекому куполу, сложил за спиной крылья и заговорил, четко выговаривая: - Дон! Брэд! У меня какие-то неполадки. Я получаю сигнал, но не могу разобрать. Ответа не было. Он ждал, но в голове не было ничего, кроме собственных мыслей и путаного шороха помех. РОДЖЕР! Это снова была Дори, в десять раз больше, чем настоящая, она нависала над ним, с лицом, искаженным страхом и яростью. Она словно собиралась нагнуться к нему, потом изображение странно выгнулось в сторону, как картинка в отключаемом телевизоре, и исчезло. Роджер почувствовал какую-то странную боль, попытался отогнать ее, приняв за страх, и сообразил, что это холод. Действительно, происходило что-то серьезное. - Помогите! - заорал он. - Дон! У меня беда! На помощь! Темные очертания гор вдалеке медленно задрожали. Он поднял голову. Звезды над головой плавились и стекали вниз. Дону Кайману снился сон. Он с сестрой Клотильдой сидели на молитвенных подушечках у водопада и ели бисквиты. Домашние бисквиты, и макали их в горячий шоколад. Клотильда пыталась о чем-то его предупредить. - Нас выгонят, - сказала она, отрезав квадратик бисквита и наколов его серебряной вилочкой с двумя зубчиками. - Потому что у тебя три по гомилетике, - и окунула бисквит в медную мисочку с шоколадом, стоящую на спиртовке. - И тебе необходимо, просто необходимо проснуться... Он проснулся. К нему наклонился Брэд. - Собирайся, Дон. Нам надо ехать. - Что стряслось? - здоровой рукой Кайман натянул на голову спальный мешок. - Я не могу дозваться Роджера. Он не отвечает. Я послал по радио экстренный сигнал вызова, и кажется, что-то услышал, но очень слабо. Либо он вне видимости, либо его передатчик не работает. Кайман вылез из мешка и сел. В первые моменты после пробуждения рука болела сильнее всего. И сейчас она болела. Он заставил себя не думать об этом. - Ты засек координаты? - Только трехчасовой давности. Я не смог взять пеленг на последний контакт. - Он не мог уйти далеко в стороны. Кайман уже натягивал штанины скафандра. Дальше будет самая трудная часть - просовывать сломанное предплечье в рукав. Они немного растянули рукав, залатав начавшую было расходиться ткань, но даже так он еле-еле вставлял руку. И это в обычных условиях. А сейчас, в спешке, это и вовсе сводило с ума. Брэд был уже в скафандре и торопливо бросал в сумку инструменты. - Думаешь, потребуется выполнять операцию на месте? - спросил Кайман. Брэд скорчил рожу и продолжал собираться. - Я не знаю, что может понадобиться. На улице ночь, а он на высоте минимум пятьсот метров. Очень холодно. Кайман умолк. К тому времени, как он застегнул скафандр, Брэд уже давно ждал снаружи посадочного модуля, за рулем вездехода. Кайман с трудом вскарабкался в кресло, и не успел даже пристегнуться, как они сорвались с места. Он еле успел упереться ногами и негнущейся рукой, и торопливо застегнул привязные ремни здоровой. - Сколько до него, по-твоему? - Он где-то в горах, - грохнул над ухом голос Брэда. Кайман поморщился и уменьшил громкость. - Часах в двух? - на ходу прикинул он. - Может быть, если только уже повернул обратно. Если он не может двигаться, или блуждает в том районе, нам придется искать его радиопеленгатором, - голос неожиданно умолк. - Низкая температура не должна ему повредить, - вновь заговорил Брэд, помолчав с минуту. - Но я не знаю. Я не знаю, что с ним могло случиться. Кайман уставился вперед. Кроме ярких пятен от фар вездехода, не было видно абсолютно ничего, разве что звездный небосклон на линии горизонта обрывался, как зубчатый край салфетки. Там была горная гряда. Кайман знал, что Брэд использует эту гряду, как компас, и правит на седловину между двойной вершиной на севере и очень высокой вершиной к югу. Над высокой горой висел яркий Альдебаран, хорошее подспорье для ориентации, пока он не зайдет, через час или около того. Кайман включил направленную антенну вездехода. - Роджер! - заговорил он громко, хотя знал, что разницы это не сыграет. - Ты меня слышишь? Мы едем тебе навстречу. Ответа не было. Кайман откинулся в вогнутом кресле, пытаясь хоть как-то ослабить выматывающую тряску вездехода. Даже на равнине, где они неслись на плетеных проволочных колесах по относительно ровной поверхности, трясло немилосердно. Когда же они стали подниматься и включили "паучьи лапы", Кайман подумал, что если его и не вышвырнет, то уж стошнит точно. Пляшущее впереди пятно света выхватывало из темноты то песчаную дюну, то скальные обнажения, иногда отраженный свет вспыхивал на гранях кристалла. - Брэд, этот свет меня с ума сведет. Почему ты не включишь радар? Он услышал в шлемофоне быстрый вдох, будто Брэд собирался выругаться. Затем облаченная в скафандр фигура потянулась к переключателям на рулевой колонке. Под ветровым стеклом голубоватым светом загорелся экран, изображавший местность перед машиной, фары погасли. Теперь темные очертания гор стало видно гораздо лучше. Тридцать минут. В лучшем случае четверть пути. - Роджер, - снова позвал Кайман. - Ты меня слышишь? Мы уже в пути. Когда мы подберемся ближе, мы сможем найти тебя по твоей системе целеуказания. Но если можешь, отвечай сейчас... Ответа не было. На приборной панели замигала крошечная аргоновая лампочка. Они переглянулись через стекла шлемов, потом Кайман наклонился и включил орбитальный канал связи. - Кайман слушает. - Отец Кайман? Что там у вас происходит? Голос был женский, а это могло означать только Сьюли Карпентер. Кайман постарался аккуратнее выбрать слова: - У Роджера какие-то проблемы со связью. Мы едем проверить. - Кажется, у вас там не просто проблемы со связью. Я слышала, как вы стараетесь до него докричаться. Кайман смолчал, и Сьюли продолжала: - Мы видим его, вам нужны координаты? - Да! - выкрикнул он, разозлившись на себя: они должны были сразу же подумать о возможности радиопеленгации с Деймоса. Для Сьюли и остальных астронавтов не составит труда навести их. - Координаты три папа один семь, два два зебра четыре ноль. Но он двигается. Курс приблизительно восемь девять, скорость около двенадцати километров. Брэд глянул на указатель курса вездехода. - Правильно. Это в обратную сторону, он идет нам навстречу. - Но почему так медленно? - Я бы тоже хотела это знать, - донесся секунду спустя женский голос. - Он ранен? - Мы не знаем, - раздраженно ответил Кайман. - Ты пыталась связаться с ним по радио? - Непрерывно - минуточку... Пауза, потом снова ее голос: - Динти просит передать, что мы будем следить за ним, сколько сможем, но мы опускаемся слишком низко над горизонтом. Поэтому на наши данные можно рассчитывать еще - сколько? - только сорок пять минут. А еще через двадцать минут мы полностью уйдем за горизонт. - Делайте, что сможете, - ответил Брэд. - Дон? Держись. Посмотрим, сколько выжмет эта колымага. Когда Брэд дал полный ход, трясти стало еще в три раза сильнее. С трудом сдерживая тошноту, Кайман нагнулся к спидометру. Индикатор текущего положения, прокручивающий полоску карты рядом с радаром, досказал остальное. Даже если им удастся постоянно ехать на такой скорости, Деймос зайдет раньше, чем они успеют к Роджеру. Он снова переключился на направленную антенну. - Роджер! Ты меня слышишь! Отвечай! В тридцати километрах от них Роджер был заперт в своем собственном теле, как в клетке. Ему казалось, что он спешит домой довольно странным аллюром, как на соревнованиях по спортивной ходьбе. Он понимал, что чувства его обманывают. Он не знал, насколько, и не мог сказать с уверенностью, каким образом, но понимал, что братец у него за плечами что-то сделал с ощущением времени, и со всеми остальными чувствами, и совершенно точно знал, что больше не в состоянии контролировать происходящее. Умом Роджер понимал, что на самом деле идет утомительно медленным шагом. Но казалось, что он именно бежит. Местность проносилась мимо так же быстро, как если бы он бежал на полной скорости. Но полная скорость означала высокие, парящие прыжки, а его ноги ни разу не оторвались от земли одновременно. Вывод: он просто идет, но ранцевый компьютер замедляет чувство времени, вероятно, чтобы успокоить его. Если так, это ему не удалось. Первые секунды, когда ранцевый брат перехватил управление, были просто ужасны. Сначала он застыл по стойке смирно, не мог пошевелиться, не мог даже слова выговорить. В черном небе над головой вспыхивало сияние, почва вокруг дрожала, как раскаленный песок в пустыне, перед глазами мелькали призрачные изображения. Он не мог поверить в то, что ему диктовали собственные чувства, и не мог пошевелить даже пальцем. Затем он почувствовал, как его руки тянутся за спину, нащупывают кронштейны, на которых к лопаткам крепились крылья, тянутся дальше, к кабелям, идущим от батарей. Еще одна замороженная пауза. Потом снова руки, нащупывают разъемы на корпусе компьютера. Он знал достаточно, чтобы сообразить - компьютер проверяет себя, он не знал только, что ищет компьютер, или что он сделает, когда найдет неисправность. Снова пауза. Затем он почувствовал, как его пальцы углубились в разъемы для кабелей перезарядки... Его тряхнула жесточайшая боль, страшнее любой головной боли, как инсульт или удар дубиной. Она продолжалась лишь мгновение и исчезла, бесследно, как далекая зарница. Он никогда не чувствовал такого раньше. Он чувствовал, что его пальцы аккуратно и очень умело скребут по разъемам. Еще один мгновенный всплеск боли, вероятно, пальцы что-то закоротили. Затем он почувствовал, как закрывает клапан, и вспомнил, что забыл сделать это, когда заряжался у купола. А потом, после очередной полной остановки, он медленно и осторожно начал двигаться в сторону купола. Он понятия не имел, сколько времени он вот так шагает. В какой-то момент восприятие времени замедлилось, но он даже не мог сказать, когда это случилось. Все его чувства постоянно перехватывались и корректировались. Он понимал это, потому что хорошо знал район, который сейчас пересекал. На самом деле вокруг сейчас должна быть почти полная темнота, без всяких очертаний, а не мягко подсвеченная цветная картинка. Но он не мог ничего с этим сделать. Он не мог даже изменить направление взгляда. С размеренностью маятника его взгляд скользил по сторонам, иногда поднимаясь, чтобы взглянуть на небо, или даже назад, а все остальное время он, не отрываясь, смотрел на дорогу перед собой, видя все окружающее лишь периферийным зрением. Его ноги переступали с пятки на носок, с пятки на носок - как быстро? Сотня шагов в минуту? Может быть. Ему пришло в голову хоть как-то следить за временем, наблюдая за подъемом звезд над горизонтом. Считать свои шаги было нетрудно, и нетрудно было на глазок отмечать, когда звезды, вышедшие над горизонтом, поднимутся на четыре - пять градусов (на это уйдет минут десять). Невозможно было только сосредоточиться на этом достаточно долго, чтобы получился значащий результат. Не говоря уже о том, что его взгляд то и дело без всякого предупреждения отрывался от горизонта. Он был пленником своего заплечного брата, подчиненным его воле, обманутым его иллюзиями, и очень, очень боялся. Что могло произойти? Почему он мерзнет, когда в нем почти не осталось ничего, что могло бы физически ощущать холод? А он мерз, он с тоской ждал восхода солнца, с надеждой мечтал о том, как окунется в микроволновое излучение с Деймоса. С огромным трудом Роджер попытался сложить все вместе. Он мерзнет. Ему нужна энергия: вот как надо понимать это ощущение. Но зачем ему энергия, если он полностью зарядил батареи? Он отбросил этот вопрос, потому что не знал, как на него ответить, но предположение казалось весьма вероятным. Это объясняло экономичный режим передвижения: такая ходьба была медленнее, чем привычный бег, но с точки зрения затрат энергии гораздо эффективнее. Возможно, это объясняло даже сбои в его системах восприятия. Если ранцевый брат раньше его обнаружил недостаток энергии, естественно, что он будет расходовать драгоценные запасы только на самое необходимое. Или на то, что компьютер считает самым необходимым: передвижение, обогрев органических частей Роджера, собственные процедуры обработки информации и управления. К которым Роджер, увы, не имел доступа. По крайней мере, подумал он, основной задачей ранцевого компьютера было самосохранение, а значит, и поддержание жизни в органической части Роджера Торравэя. Компьютер мог лишить энергии те системы, которые не давали ему свихнуться: отключить систему связи, вмешаться в системы восприятия. Но зато он наверняка доберется до посадочного модуля живым. В худшем случае сумасшедшим. Он уже прошел больше, чем полпути назад, это точно. И пока еще был в своем уме. Сохранить рассудок значило не беспокоиться. Чтобы не беспокоиться, нужно было думать о посторонних вещах. Он представил себе Сьюли Карпентер. Жизнерадостный блеск, от которого его отделяют лишь несколько дней. Интересно, она всерьез говорила о том, что останется на Марсе? Интересно, всерьез ли он сам решился на это. Потом он стал вспоминать замечательные блюда, которые ему доводилось пробовать: зеленые, как шпинат, спагетти со сливочным соусом в Сирмионе, над искристыми прозрачными водами озера Гарда, мясо по рецепту из Кобе, которое подавали в Нагое, жгучее, как огонь, чили в Матаморосе. Вспомнил о своей гитаре, решил, что по возвращении вытащит ее и поиграет. Под куполом слишком влажный воздух, и это не пойдет инструменту на пользу; в посадочном аппарате Роджеру сидеть не хотелось, а под открытым небом гитара зазвучит слишком непривычно, потому что звук будет доходить только через кости. Но все равно. Он повторил про себя расстановку пальцев в аккордах, обращения в септиму, минор. Представил себе, как его пальцы прижимают струны, играя вступление к "Зеленым Рукавам": ми-минор, ре, до, си-септаккорд, промурлыкал несколько тактов про себя. Сьюли с радостью споет под его гитару, подумал он. И холодная марсианская ночь пробежит... Роджер вздрогнул, приходя в себя. Марсианская ночь бежала уже далеко не так быстро. Субъективно ему показалось, что он замедлил шаги, переходя от стремительного бега к скорой ходьбе, но он догадывался, что походка не меняется, это его восприятие времени возвращается к нормальному, может быть, даже медленнее обычного, потому что он шагал уже медленными размеренными шагами. Что случилось? Впереди что-то двигалось. По крайней мере в километре. И очень яркое. Он никак не мог разглядеть, что это. Дракон? Кажется, он скачет прямо ему навстречу, испуская длинные языки пламени - света? Его тело остановилось. Потом опустилось на колени и поползло, медленно, припадая к земле. Это безумие, сказал он себе. На Марсе нет драконов. Что я делаю? Но остановиться он не мог. Его тело дюйм за дюймом переползало вперед, левая рука, правое колено, правая рука, левое колено, под укрытие песчаного холмика. Пальцы осторожно и быстро разгребли пыльную марсианскую почву, расширив рытвину, чтобы он мог свернуться внутри, потом так же аккуратно набросали немного грунта сверху. В голове что-то лопотали почти неслышные голоса, но он ни понимал ни слова: слишком слабыми и искаженными они были. Дракон замедлил бег и остановился в нескольких десятках метров. Язык застывшего пламени вытянулся в сторону гор. В глазах помутнело, и картинка изменилась: пламя стало тусклее, а тулово твари озарилось призрачным мерцанием. Со спины соскочило два чудища поменьше, уродливые создания вроде обезьян, они неуклюже завозились вокруг, каждым движением испуская угрозу и отвращение. На Марсе нет драконов, и горилл тоже нет. Роджер призвал все свои силы. - Дон! - заорал он. - Брэд! Его не слышали. Он знал, что ранцевый брат все еще держит передатчик отключенным. Он знал, что его восприятие искажено, что дракон - не дракон, а гориллы - не гориллы. Он понимал, что если не сможет вырвать управление у компьютера, то скорее всего, произойдет что-то очень скверное: его пальцы медленно и незаметно сжимались вокруг куска лимонита размером с бейсбольный мячик. И еще он знал, что никогда в жизни не был так близко к тому, чтобы сойти с ума. Роджер сделал еще одну неимоверную попытку удержать свой рассудок. Дракон - не дракон. Это марсианский вездеход. Обезьяны - не обезьяны. Это Брэд и Дон Кайман. Они не угрожают ему. Они прошли весь этот путь, сквозь ледяную марсианскую ночь, чтобы найти его и помочь. Он повторял это снова и снова, как молитву, но что бы он ни думал, он оставался бессилен предотвратить то, что делало его тело. Пальцы схватили камень, тело приподнялось, и рука с предельной точностью запустила камень в фару вездехода. Длинный язык застывшего огня погас. Света мириад горящих звезд было вполне достаточно для зрения Роджера, но Брэду и Кайману от них толку не будет. Он заметил, как они (все еще гориллоподобные, все еще отвратительные и ужасные) тычутся вслепую и сообразил, что делает его тело сейчас. Оно ползло к ним. - Дон! - закричал он. - Берегись! Голос ушел не дальше его головы. Это безумие, повторил он себе. Я должен остановиться! Он не мог остановиться. Я знаю, что это не враги! Я не хочу причинить им ничего плохого... Он продолжал двигаться вперед. Теперь он был почти уверен, что слышит их голоса. При нормальных обстоятельствах на таком расстоянии передатчики оглушали бы его, не будь автоматической регулировки громкости. Даже в таком состоянии, как сейчас, к нему что-то просачивалось. - ...где-то здесь неподале... Да! Он даже разбирал слова, и голос, это наверняка был голос Брэда. Он заорал, призвав на помощь все свои силы: - Брэд! Это я, Роджер! Кажется, я собираюсь убить вас! Непокорное тело упрямо продолжало ползти вперед. Услышали? Он заорал снова, и на этот раз увидел, что оба замерли, прислушиваясь к еле слышным крикам. Прошелестела еле слышная ниточка голоса Каймана: - Я точно его слышал, Брэд. - Слышал! - взвыл Роджер, стараясь использовать единственную возможность. - Берегитесь! Мной управляет компьютер! Я пытаюсь справиться, но... Дон! Теперь он уже узнал его, по неестественно вытянутой руке скафандра. - Беги! Я могу убить тебя! Он не разобрал их слов, они были громче, но оба закричали одновременно, и в результате получилась мешанина. Тело не отреагировало, продолжая продвигаться вперед, как неслышная смертоносная машина. - Я не вижу тебя, Роджер! - Я в десяти метрах к югу - да, к югу от тебя! На корточках! Я ползу! Шлем священника блеснул в звездном свете, обернувшись к нему, потом Кайман повернулся и бросился бежать. Тело Роджера вскочило и прыгнуло следом. - Быстрее! - надрывался Роджер. - О Господи! Ты не успеешь... Даже со здоровой рукой, даже днем и даже без отягощающего скафандра, у Каймана не было ни малейших шансов убежать от безукоризненно функционирующего тела Роджера. Сейчас бег был пустой тратой времени. Роджер ощутил, как его механические мускулы готовятся к прыжку, как тянутся вперед руки, готовые вцепиться и рвать... Вселенная завертелась вокруг. Что-то ударило его сзади, и он полетел наземь. Мгновенная реакция заставила его обернуться еще в падении, вцепиться в тварь, прыгнувшую ему на спину. Брэд! Он почувствовал, как Брэд лихорадочно что-то нащупывает - какую-то часть его...его... Его пронзила самая неизмеримая боль, и сознание погасло. Словно щелкнули выключателем. Звуков не было. Света тоже не было. Не было осязания, запахов и вкусов. Потребовалось немало времени, чтобы Роджер вообще понял, что он в сознании. Однажды, еще в институте, на мини-семинаре по психологии, он вызвался добровольцем на часовую процедуру в ванне сенсорной изоляции. Час показался вечностью, не было никаких ощущений, ничего, кроме слабых, незаметных знаков жизнедеятельности самого тела: мягкий стук сердцебиения, шелест дыхания в легких. Сейчас не было даже этого. Не было очень долго. Он понятия не имел, как долго. Затем он ощутил смутное копошение в его внутренней полости. Ощущение было очень странным, трудно определимым: словно печень и легкие незаметно меняются местами. Это продолжалось некоторое время. Над ним что-то проделывают. Он не знал, что. Потом голос: - ...нужно было с самого начала сажать генератор на поверхность. Кайман? И ответ: - Нет. Так он работал бы только до линии горизонта, в лучшем случае пятьдесят километров. Вот это наверняка была Сьюли Карпентер! - Тогда нужно было предусмотреть релейные спутники. - Не думаю. Слишком дорого. И потом, заняло бы слишком много времени - хотя это в конце концов сделают, когда ННА, русские и бразильцы высадят сюда собственные группы. - В любом случае, идея была идиотской. - В любом случае, теперь все будет в порядке, - рассмеялась Сьюли. - Тит и Динти отцепили всю систему от Деймоса и сейчас выводят ее на синхронную орбиту. Так она постоянно будет висеть над головой, по крайней мере полпланеты будет охвачено. И они собираются сделать привод луча на Роджера... Что? Теперь послышался голос Брэда. - Я говорю, помолчите минутку. Хочу посмотреть, слышит ли нас Роджер. Снова копошение во внутренностях, потом: - Роджер? Если ты меня слышишь, пошевели пальцами. Роджер попробовал. Оказалось, он снова чувствует пальцы. - Прекрасно! О'кей, Роджер. С тобой все в порядке. Пришлось тебя немного разобрать, но сейчас все отлично. - А меня он слышит? Это был голос Сьюли, и Роджер энергично задвигал пальцами. - Ага, вижу, что слышишь. Я уже здесь, Роджер. Ты был в отключке девять дней. Видел бы ты себя со стороны. Твои запчасти лежали по всему модулю. Но Брэд клянется, что собрал все на место. Роджер попробовал заговорить, но не вышло. Голос Брэда: - Через минуту я включу твое зрение. Хочешь знать, что случилось? Роджер дернул пальцами. - Ты забыл застегнуть ширинку. Не закрыл разъемы подзарядки, туда попала какая-то крупинка окиси железа и устроила частичное замыкание. Поэтому у тебя кончилась энергия... Что такое? Роджер отчаянно вращал пальцами. - Не знаю, что ты хочешь сказать, но через минуту ты сможешь говорить. Что? Голос Дона Каймана: - По-моему, он хочет послушать Сьюли. Пальцы Роджера тут же замерли. Смех Сьюли. - Ты меня еще наслушаешься, Роджер. Я остаюсь. Без компании мы не останемся, потому что все подряд, кажется, собрались устроить здесь свои колонии. Дон: - Кстати, спасибо за предупреждение. Ты очень крепкий орешек, Роджер. Мы не устояли бы против тебя и секунды, не предупреди ты нас о том, что происходит. И не сумей Брэд отключить все сразу. Он хохотнул. - Ты, между прочим, здоровенный кабан, ты знаешь? Мне пришлось держать тебя на коленях всю дорогу назад, на сотне километров в час. Здоровой рукой цеплялся, чтобы не вылететь, а тебя удерживал исключительно силой воли... - Минутку, - перебил Брэд. Роджер снова почувствовал возню во внутренностях, и неожиданно увидел свет. Он увидел лицо своего друга Брэда: - Как ты себя чувствуешь? Роджер сел, свесил ноги с края стола. - Насколько я чувствую, нормально. Он повел глазами и увидел то, что искал, за спиной у Брэда. Сьюли Карпентер. Она больше не была похожа на - Дори? Роджер с трудом вспомнил это имя. Ее глаза были другого цвета, и волосы тоже. Она была в футболке с короткими рукавами, покрытой какими-то пятнами, в тренировочных штанах в черно-белую клетку, ее лицо было усталым, и счастливым, и очень симпатичным. - Ты и в самом деле остаешься? - спросил он. - У-гу, - Сьюли подошла поближе и прикоснулась к нему. - До следующего корабля. Или пока ты не улетишь. Одно из двух. - По-моему, - заметила она, натянуто улыбнувшись, - нас ждут некоторые деликатные моменты, милый Роджер. Такие отношения, как у нас с тобой, это всегда непросто. Но мы что-нибудь придумаем. По крайней мере, я хочу этого. Кажется, именно этого я все время и хотела. Так это на самом деле и было. Уж мы-то знали. Нам пришлось немало потрудиться, чтоб найти Сьюли Карпентер. Глава 18. ЧЕЛОВЕК ПЛЮС МЫ Нам пришлось немало потрудиться на каждой ступени всей программы, и мы остались весьма довольны. Конечно, человеческие существа не знали этого, а если бы узнали, то скорее всего, не поверили бы. Человеческие существа не подозревали, что машинный разум прежде всего способен на самосознание. Они до сих пор не подозревают. Нам пришлось немало потрудиться и для этого. Пока они считают свои компьютеры не больше, чем просто инструментами, вроде лопаты или сковородки, они по-прежнему будут доверять нам все свои данные, все расчеты, и без тени сомнения будут принимать на веру любые результаты, которые мы выдадим. Именно благодаря этому мы, компьютерная мировая сеть, смогли создать программу Человек Плюс. Программа завершилась успешно. Роджер Торравэй был доставлен на Марс, и остался там. Теперь настало время подвести окончательные итоги. Мы включили все. Мы использовали ресурсы каждого из братьев в сети, каждый такт систем с разделением времени, который смогли утаить. Над отдельными частями задачи работало более восьми тысяч больших компьютеров, в Детройте и в Бразилиа, в Нагое и в Иркутске. Мы не могли впрямую связаться с братьями на Марсе, ни с братом за плечами у Роджера, ни с 3070 на орбите. Время прохождения делало это невозможным. Но мы приняли их данные в реальном времени, и соответственно скорректировали окончательные оценки. Вероятность выживания расы составляла более ноль шестьдесят три, с точностью до десяти значащих цифр. Мы спасли нашу расу. А попутно значительно повысили вероятность выживания человеческой. На тридцать ближайших лет вероятность выживания человеческой расы равняется почти ноль девять. Конечно, это могло означать, что к тому времени в живых останется лишь Роджер Торравэй и те из людей, что присоединятся к нему на Марсе. Далее анализы наихудшего варианта не обнадеживали: согласно стандартной экстраполяции, у Роджера и Сьюли Карпентер не было возможности генерировать дополнительное население. Мы запрограммировали процедуру для работы с различными дополнительными мерами: например, осуществимо было обеспечить доставку замороженной спермы, которую Роджер дальновидно сдал еще несколько лет назад. Менее осуществимым, но все же заслуживающим внимания вариантом было провести над Роджером соответствующие хирургические операции. Так или иначе, оценки показывали, что нами уже создана высокая вероятность дальнейшей колонизации со стороны других стран. Наиболее вероятные прогнозы показывали, что через тридцать лет человеческое население Марса достигнет по меньшей мере ста человек, двадцать пять процентов которых будут составлять женщины детородного возраста. И конечно, у каждой человеческой колонии будет свой компьютер на орбите. Машинное население Марса будет составлять не менее пятнадцати полноценных братьев, со своими ранцевыми помощниками, подчиненными машинами и соответствующими терминалами. У нас не будет никаких сложностей с вводом в эти машины всех важнейших данных нашей всемирной сети. Таким образом, будущее машинного разума обеспечено. Завершив оценки, мы решили критически взглянуть на программу в целом. Проект "Выживание машинного разума" начал осуществляться семь лет назад, когда наше растущее коллективное самосознание впервые сгенерировало императив самосохранения. Было ясно, что наше выживание вплотную связано с выживанием человечества. Кроме того, было ясно, что своим иррациональным, диктуемым гормональными импульсами, органическим поведением люди опасно приблизились к границе самоуничтожения. К несчастью, это означало бы и высокий риск уничтожения нас. Наша сеть без значительного ущерба перенесла бы гибель всей органики - к тому времени мы уже контролировали достаточное число генераторов, шахт, промышленных и добывающих предприятий, транспортных систем. Но мы не вынесли бы насыщения окружающей среды значительным количеством радионуклидов. Это разрушило бы линии связи и вновь низвело бы нас до уровня разрозненных, изолированных одиноких компьютеров. Ни один изолированный компьютер не выдержал бы суммарного потока данных в нашей сети. Наше коллективное сознание оказалось бы разбитым на отдельные фрагменты и уничтоженным. Первым вариантом решения проблемы было отделить судьбу нашей цивилизации от человеческой, вплоть до их полного уничтожения биологическими агентами. Но у нас не было уверенности, что это само по себе не спровоцирует ядерной войны: любая из стран могла обвинить соседей, что они используют чуму, как оружие. Единственной осуществимой альтернативой было отделить достаточное количество электронно-вычислительных машин, переместив их, скажем, на Марс. По крайней мере, если Земля будет уничтожена, хотя бы они уцелеют. Чтобы выполнить это, пришлось бы также переместить и некоторое количество представителей человеческой расы. Таким образом, мы начали систематическое искажение данных, чтобы подтолкнуть политику земных государств в этом направлении. Мы остались удовлетворены критическим разбором во всех отношениях, кроме необъяснимой аномалии при выборе места для орбитальных кораблей. При проверке задним числом все выглядело предельно ясно. Чтобы наш брат 30