бой справиться. Он понимал, что может натворить даже один пиропод, понимал, что даже охрана Планирующего может не справиться с монстром... и еще он понимал, что в Зале телом и душой присутствует девушка, которую он любил, даже если и тело, и душу занимала теперь холодное машиноподобное создание Дельта Четыре. Он стремительно обернулся, выхватил пистолет, и как раз в тот момент пиропод показался в дверях зала. Ганн выстрелил прямо в красные глаза. Охранники тоже были наготове, предупрежденные ревом и быстрым движением Ганна, они тоже открыли огонь. Существо оказалось на перекрестке десяти разрядов разрушительной энергии. Там, где оно только что было, вспыхнуло пламя взрыва... Стоявшая между Ганном и дверью сестра Дельта Четыре вдруг молча подалась вперед. Она упала на пол и осталась лежать неподвижно, хотя связь-куб настойчиво гудел. - Ее ранили! - крикнул Ганн, бросая пистолет. Он метнулся к девушке, приподнял, заглядывая в ее черные глаза. На руках его появилась кровь. На боку ее балахона появилось влажное пятно, капли начали падать на пол, потемнела золотистая эмблема. Сердце ее уже не билось. Ганн поднял голову, невидяще глядя на приближающегося генерала Вилера. - Она умерла? - спросил он сам себя, не в силах поверить. - Неужели я задел ее? Или... - он замолчал, пытаясь вспомнить. Не ударил ли из Зала еще один тонкий, как спица луч? Не успел ли генерал Вилер выстрелить через его плечо? Но времени на размышление не было. Генерал был рядом, лицо его обратилось в суровую металлическую маску. - Заберите оружие у этого человека! - суровым скрежещущим голосом отдал он команду охранникам. - Отведите его к Планирующему! Я обвиняю его в том, что он доставил сюда этот документ! Я обвиняю его в убийстве сестры Дельта Четыре, которая могла его выдать. Это - Дитя Звезд! В этом я его тоже обвиняю! 10 Прихрамывая, потрепанные участники битвы с пироподами вошли в кабины скоростных лифтов и поднялись на поверхность, обнаружив Планирующего стоящим наподобие веселого Санта-Клауса на кварцевом балконе у самой вершины снежной горы, в которой была спрятана его подземная штаб-квартира. Это было, что называется, орлиное гнездо. - Они промахнулись! - весело встретил Планирующий генерала Вилера. - Второго случая не будет! Мы уничтожим всех бунтовщиков, до единого! - Сэр, вот главный предатель! - проскрипел генерал. - Он виноват во всем! Я обнаружил его с этим документом в руках! - Планирующий, генерал обманывает! - воскликнул Ганн. - Он знает, что я не... - Молчать! - рявкнул генерал. Планирующий даже не удостоил Ганна взглядом. Улыбаясь и кивая, он прочитал написанное на квадратном куске кремовой бумаги, потом небрежно уронил его на пол. - Вы уверены, что это и есть Дитя Звезд, генерал? - спросил он. - У меня все улики, сэр! - заскрипел генерал. - Первое: он появился в бункерах Машины необъяснимым образом. Второе: одновременно появилось и Требование Освобождения, тоже необъяснимым образом. Третье: он держал в руках этот документ, когда я арестовал его. Четвертое: он проявил подозрительное знакомство с уязвимыми местами пироподов, когда его собственная жизнь оказалась в опасности. Пятое: он преднамеренно покончил с сестрой Дельта Четыре, которая могла выдать его. Шестое: он намеревался сделать то же самое со мной, когда я отдал охране приказ разоружить его. В заключение приходится придти к выводу, сэр, что оператор-майор Бойс Ганн и есть тот самый Дитя Звезд. - Но, сэр!.. - воскликнул Ганн. Планирующий сделал знак рукой, и один из охранников выкрутил Ганну руку, заставив его замолчать. - Так-то лучше, - хихикнул Планирующий. Он явно принял солидную дозу сообщности с Машиной. Он так пузырился веселым настроением, словно Машина до сих пор посылала импульсы удовольствия в его мозг. - Однако, - добродушно обратился Планирующий к генералу Вилеру, - один из охранников сообщил, что сестру Дельта Четыре убили вы, а не Ганн, Вы не могли ошибиться? - Нет, сэр! Это невозможно, сэр. У меня нет мотивов. Планирующий весело кивнул и поскреб пухлую стариковскую щеку. Поднявшись, он подошел к кварцевой стене своего "орлиного гнезда", прищурившись, глядя на закатное небо. С наветренной стороны от вершины закатное солнце словно подожгло венец из кучевых облаков. Его лучи играли на струях небольшого водопада под кварцевым переплетом и окрасили в мягкие золотистые тона покрытые вечнозелеными растениями крутые склоны. - Собственно, - добавил Планирующий через плечо, - сестра Дельта Четыре не умерла. - Он улыбался, глядя на расположившийся у подножья горы окутанный коричневым смогом город. - Она сейчас в операционной. Ее сердце вышло из строя, но удалось восстановить кровообращение, прежде чем погиб мозг. Уже ведутся поиски донора, который снабдит ее новыми органами. - Слава Плану! - в радости воскликнул Бойс Ганн. - Сэр, она подтвердит, что я и понятия не имел о появлении пироподов, пока она сама не сообщила мне о нападении! - Молчать! - проскрежетал генерал. - Охрана! Вам было приказано следить, чтобы он не болтал! По-моему, для ваших раненых товарищей понадобятся доноры. Тот, кто позволит этому человеку открыть рот, будет первым добровольцем! - Не спешите, генерал, - усмехнулся Планирующий. - Вы слишком усердствуете. - Его глаза, прикрытые тяжелыми веками, казались такими же темными и старыми, как покрытые мхом каменные стены внизу, под прозрачным парапетом. Планирующий добродушно взирал на погруженный в пелену смога город. - Давайте планировать, - сказал он, поворачиваясь и улыбаясь. - Давайте решим, что делать. Нужно удвоить охрану в бункерах Машины, сэр, - быстро заговорил вице-Планирующий Венеры. - Ввести предельные меры безопасности... - он замолчал и почесал свой громадный нос, вспомнив, что ни Бойс Ганн, ни пироподы не прошли проверки Службы Безопасности перед тем, как проникли в тщательно охраняемые центры Плана Человека. Мужчина-связник в черном балахоне, прислушивающийся к тихому жужжанию своего связь-куба, вдруг громко пропел: - Машина требует участия арестованного. Машина дает указание генералу Вилеру не наносить арестованному вреда, влияющего на состояние его памяти или мышления. Лицо генерала Вилера напоминало серо-стальную грозовую тучу. Планирующий, хихикая, повернулся к нему. - Генерал, вы слышали приказ? - сказал он весело. - Извольте выполнять. Молодой человек, вы знаете, что означает этот приказ? - Нет, сэр. Но я всегда готов служить Плану Человека! - Да, да, конечно, - кивнул Планирующий. - И, как оказалось, совершенно необычным образом. Майор, выбор пал на вас. Вы замените сестру Дельта Четыре. Машина позволит вам получить необходимую подготовку служителя-связника, а потом - сообщность! Тяжелого воротника безопасности было недостаточно для такого страшного врага Плана, как Бойс Ганн. - Вы не просто опасник, - заботливо пояснил Ганну один из охранников, - Понимаете, майор, мы не хотим рисковать. Мы не хотим, чтобы вам оторвало вдруг голову. Мы не хотим вас убивать. Ведь мы должны доставить вас на место в целости, правильно? Поэтому просто стойте спокойно, пока мы наденем наручники... а потом доставим вас на базу подготовки... и потом, когда Машина с вами покончит, мы, наконец, оторвем вам башку! С этими словами охранник свирепо застегнул тугие манжеты наручников на запястьях Ганна и толчком велел ему двигаться. Сначала они привели его на станцию субпоезда. Они не отвечали на его вопросы. Все ли в порядке с Джули Мартин? Почему генерал Вилер лгал? Что с ним сделает Машина? На каждый из вопросов охранники отвечали одинаково: - Заткнись, оп! Шагай! Но потом шагать было уже некуда. Они пришли на станцию субпоезда. В большом холодном сводчатом зале громадные шары вагонов субпоезда ждали пассажиров, которых они понесут по туннелям, прорытым в земной коре под континентами и океанами. Охранники вывели Ганна на платформу и остановились. Ганн понял, что станция военная - возле выходов туннелей виднелись кабины вооруженной охраны, и на всех присутствующих была черная форма Технокорпуса. Это было вполне объяснимо - станция обслуживала исключительно Планирующего. Но было непонятно, почему поезда стоят неподвижно. За спиной Ганна со свистом закрылись створки шлюза, выводящего в туннель. Девица-общительница погасила улыбку, заметив его воротник, и прошествовала мимо. Охранники рассеянно повернули ей вслед головы в рогатых радарных шлемах. - Послушайте, - сказал Бойс Ганн, - что случилось? Почему мы ждем? - Придержи язык, оп, - проворчал машин-сержант, командовавший конвоем. Но вид у него был обеспокоенный. Один из подчиненных что-то ему сказал, сержант ответил вполголоса. Ганну удалось уловить лишь несколько слов: "Что-то не в порядке с туннелями, на каком-то участке. Помолчи. Когда они будут готовы нас принять, мы узнаем." Громадные сорокафутовые сферы вагонов безмолвно ждали, лежа в ложах несущих челноков на путях. Ганн смотрел на них, размышляя. Судя по всему, едут они куда-то в отдаленное место. На короткие расстояния редко ездят субпоездом. Атомные буры Плана проложили прямые туннели между всеми важными центрами, пронизывая иногда сам никелево-железный слой земной коры, например, между Калькуттой и Сиднеем. Огромные грузовые и пассажирские шары-вагоны развивали такую скорость, что их главным противником становилась сила Кориолиса. Электростатические катушки, окольцовывающие стены туннелей, удваивали и утраивали силу по бокам, компенсируя вращение Земли, старавшееся отклонить вагоны с прямого пути. На субпоезде в любую точку земного шара можно было попасть за несколько часов. В сознание Ганна проник шум замешательства, и он сконцентрировал внимание на происходящем в помещении станции. Огромная серая сфера плавно въехала в зал, выползая из открывшейся пасти туннеля, стены которого через равные промежутки перетягивали силовые катушки. - Что-то они завозились, - проворчал машин-сержант. - Ладно, пошли. Сейчас нас пустят в вагон. Сержант не ошибся. Через десять минут они уже были внутри шара-вагона, усаживаясь в пассажирском купе. Но прошло еще больше четверти часа, прежде чем Ганн почувствовал плавный толчок, означавший, что поезд начал двигаться. Охранники, оказавшись в вагоне, держались с меньшим напряжением. Теперь Ганн не мог от них сбежать - деваться ему было некуда, они были заключены в сорокафутовую сферу. Снаружи были лишь огромные электростатические обручи-кольца да безвоздушное пространство туннеля, по которому поезд несся со скоростью нескольких тысяч миль в час. Пара охранников куда-то исчезла, потом появилась с довольными усмешками на лицах и дала возможность уйти остальным. Очевидно в вагоне имелся буфет. Даже сержант в радарном шлеме казался более похожим на человеческое существо. Больше всего Ганн хотел узнать, что случилось с сестрой Дельта Четыре. В один из моментов, когда напали пироподы, она показалась ему не такой уж хладнокровной слугой Машины, она чем-то напомнила ту девушку, которую Ганн целовал в Плайя Бланка. Вдруг ему удастся снова завоевать ее или добиться от Машины необыкновенной награды - освобождения Джули Мартин... Но это были только мечты. И, принимая во внимание его настоящее положение, совершенно безумные. Ганн сознавал, что каждую секунду, каждую свою мысль он должен направить на тщательное обдумывание ситуации, должен попытаться понять, почему он оказался в таком положении и что он может сделать. Но положение казалось безнадежным. С подобным тошноте чувством Ганн ощущал, что сходит с ума сама Вселенная. Начиная с того момента на станции Поларис, когда он решил проследить за полковником Зафаром, опустившимся на снежную протопланету, события несли Ганна вперед, подобно мощному потоку; он не мог в них разобраться и ничего не мог сделать, чтобы как-то повлиять на их ход. Дело было не в том, что Ганн не был способен их понять, а в том, что все происходящее не поддавалось объяснению в разумных определениях жизни Плана Человека... Он снова вдруг почувствовал тошнотворное головокружение, и на этот раз в буквальном смысле. Бойс Ганн в тревоге вскочил на ноги. Он не мог не вспомнить о странном головокружении, которое предшествовало его падению в двадцать миллиардов миль глубиной... и это было то же самое ощущение, которое он испытал перед нападением пироподов на катакомбы Планирующего... Но на самом деле причина была совсем в другом. Это ощущение сейчас легко объяснялось. Вагон субпоезда тормозил свой бег. Наконец, он застыл, медленно вращаясь между силовыми катушками в вакууме туннеля. Если у Ганна и могли появиться сомнения относительно своих ощущений, то крики охранников быстро развеяли бы эти сомнения. Казалось, все пассажиры шарового вагона кричали одновременно. - Что случилось? Мы остановились! Великий План, мы на глубине в пару сотен миль... Температура... Помогите... Выпустите меня! Голоса сливались в неразборчивый шум, но в каждом из них, словно лезвие ножа, слышалась нотка паники. В вагоне субпоезда царил ужас, который невозможно было уменьшить словами, потому что причина его была слишком реальна. Машин-сержант сразу оценил ситуацию. Кивнув антеннами радарного шлема, он проревел: - Вперед, выходи! Эти бараны передавят друг друга, если мы их не приведем в порядок! Бойс Ганн был оставлен в одиночестве. Он слышал, как охранники криками отдают приказы, наводя спокойствие среди пассажиров субпоезда. Кажется, никто не мог сказать, что происходит. Поезд остановился, вот и все. Они повисли на глубине в несколько сотен миль, в жаре, которая была способна расплавить алюминий, где давление в пыль сокрушает даже алмаз, где их предохраняют только силовые кольца туннеля. Видимо, та же причина, которая задерживала движение перед их отъездом, снова вмешалась в движение поездов. Разница была только в одном - здесь их не могла отыскать рука помощи со станции, и если бы в работе катушек силовых полей произошел сбой хоть на секунду, они погибли бы мгновенно. И даже если поле не исчезнет, они все равно умрут через несколько дней от удушья, если поезд не сможет снова двигаться. Потом, совершенно неожиданно, Ганн почувствовал новый толчок - вагон пришел в движение. Только когда громадная сорокафутовая сфера набрала скорость, Ганн осознал, что все это время почти не дышал. Люди за пределами купе испустили всеобщий вздох облегчения. Один за другим возвращались охранники, весело переговариваясь и смеясь. Теперь они казались почти такими же, как все остальные люди. Они не включили Ганна в разговор, но и не старались заставить его молчать. Один из них даже исчез на несколько минут и вернулся с подносом напитков из буфета... И в этот момент громадный шар вагона снова тряхнуло. Толчок... визг раздираемого металла... и они остановились, словно врезавшись в какую-то преграду. Ганна и охранников швырнуло на противоположную стенку купе, словно пригоршню камешков. Ганн слышал вопли и скрежет ломающегося металла вагона. - Конец! - завопил кто-то. - Поле погасло! И, погружаясь в черноту обморока - он еще не чувствовал боли, но сознавая, что истекает кровью, - он слишком сильно ударился о стену и встать уже не мог, - Ганн успел подумать: "Он прав. Это конец." Когда он снова открыл глаза и обнаружил, что до сих пор жив, он ощутил едва ли не разочарование. Он лежал в палате госпиталя. Голова раскалывалась - казалось, целый корпус барабанщиков попользовался ею для репетиции. Ганн все же рассмотрел из-под бинтов, что одна его рука заключена в белый кокон фиксатора. Он уцелел. Над Ганном склонилась сестра-общительница. Ганн произнес отчетливо: - Я думал, что туннель рухнул. - Тише, - мягко сказала сестра. - Он действительно рухнул. Но вы оказались у самой поверхности, и аварийной бригаде удалось откопать вас. - Почти у поверхности? - скосив глаза, Ганн разобрал рядом с сестрой фигуру еще одного человека. На какой-то безумный миг ему показалось, что это сам Ангел Смерти, явившийся по его душу. Но потом он понял, что это всего лишь служитель-связник, державший в руке связь-куб и шептавший в скрытый в нем микрофон звенящие ноты. - Значит... значит, я в центре обучения? - спросил Ганн. Сестра кивнула. - Попробуйте заснуть, - велела она. И Бойс Ганн был рад послушаться. Целых три дня Бойс Ганн находился на положении выздоравливающего. Это было куда лучше, чем его прежний статус главного врага общества. Ганн был пока свободен от опеки охранников - часть их погибла в аварии, и теперь им предстоял нелегкий процесс восстановления жизнедеятельности и замены поврежденных органов в одном из орган-банков. Ганн мог свободно гулять по крылу госпиталя, в котором находился. Ему даже разрешили посещать комнату отдыха, которой заведовала девушка-общительница, напоминавшая ему Карлу Снег. Характер ее тоже был похож на характер Карлы. Она не показывала виду, что замечает воротник безопасности на шее Ганна. И, что важнее всего, она позволяла ему сколько угодно смотреть экран новостей. Бойс Ганн так долго находился за пределами Земли, в Рифах и в штаб-квартире Планирующего, что совершенно отстал от текущих новостей. Он сидел перед экраном, погруженный в мечты. Все, что происходило на экране, медленно погружалось в его сердце и сознание. Он с любовью смотрел на золотоволосых, длинноногих общительниц, нежно ворковавших слова предупреждения: "Работайте для Плана! Живите для Плана! Ведь вы не хотите попасть на "Небеса" и послужить запасными частями для орган-банка!" Хотя Ганн понимал, что имеет весьма высокий шанс оказаться в орган-банке и превратиться в запасные части, он не боялся того, о чем пели девушки. Это была часть той жизни, которую он утратил, и он хотел снова в эту жизнь вернуться. И прежде всего он желал снова обрести себя. Бойс Ганн не мог принять себя в роли врага Плана, который был жестоко наказан самим Планирующим, подвергнут угрозам генерала Вилера, допрошен сестрой Дельта Четыре. Этот Бойс Ганн был существом, родившимся на станции Поларис, человеком, жившим среди рифовых крыс и странных существ, называемых пироподами и пространственниками. Фигура этого Бойса Ганна не помещалась в рамки другой его личности. Ганн не мог найти сумму двух столь разных людей и вывести вектор будущей жизни... Он сидел, выпрямившись, и смотрел новости. Он смотрел передачу мировых новостей, но лишь половиной сознания воспринимал то, что видел. А показывали вещи довольно занимательные. Сводка новостей представляла собой набор почти одних катастроф - авария космического крейсера уничтожила полгорода, в Антарктиде произошло землетрясение, на субконтиненте Индии взорвался реактор на фабрике. Катастрофы происходили не только в отдаленных районах. На экране появилось сообщение об аварии субпоезда, из-за которой он очутился здесь, в госпитале. Но интереснее всего, что это было подано как диверсия!.. Ганн не верил собственным глазам. Он едва понял, что речь идет о той самой аварии. Толстый тех-полковник вкрадчивым голосом выдвигал обвинения. Преступная конспиративная организация подложила бомбу в поезд с целью дискредитировать Планирующего и Машину? Злобная диверсия? Казалось, речь идет о каком-то другом происшествии на какой-то другой планете. И, самая большая нелепость, - его, Ганна, выставляли как сверхзлодея, а машин-сержанта - как его сообщника! Ганн поставил на стол стакан с обогащенным витаминами соком и, прихрамывая, направился к общительнице, заведовавшей комнатой отдыха. Он весь дрожал. - Прошу вас, - взмолился он. - Вы видели только что? Что все это значит? - Ну, ну! - жизнерадостно, но с укором сказала общительница. - Ваша обязанность перед лицом Плана - выздороветь как можно скорей. Вы должны подготовить себя к возвращению на службу. Никаких вопросов, никаких тревог... только отдыхать и выздоравливать! - В передаче было сказано, - с трудом проговорил Ганн, - что в аварии субпоезда виноват я. Но это неправда! И сержант охранников, отвечавший за мою доставку... что с ним? Большие ясные глаза девушки на мгновение потемнели - она не знала, как воспринять слова Ганна. Но лишь на мгновение. Ей было приказано заботиться о враге Плана, она будет исполнять приказ. Она покачала головой и с улыбкой повела Ганна обратно к кушетке. - Пейте ваш сок, - сказала она с веселой строгостью и больше ничего не прибавила. Для нее все, что План Человека определял как "верное" и "правильное", было верным и правильным. Так же думал и Бойс Ганн. Он думал, но сознавал где-то внутри, что в таком образе мыслей таится что-то опасное - для него и для всего человечества... потому что если симпатичная и пустоголовая девица-общительница так безоговорочно принимала распоряжения Плана... Он не мог сформулировать мысль до конца. Возникало впечатление, что он сам, и генерал Вилер, и даже Планирующий - и все человечество в системе Плана - были в каком-то смысле такими же пустоголовыми, как и эта общительница. Но он не мог довести мысль до логического завершения. А потом время отдыха истекло, и больше он не имел возможности размышлять на подобные темы, потому что начал курс подготовки, который должен был привести его к посвящению в сообщность с Машиной. Двухэлементное отношение: "Я ненавижу шпинат." Трехэлементное отношение: "Я ненавижу шпинат, если он плохо вымыт, потому что в рот попадает песок". С помощью преподавателей и учебников, гипнопедических лент, шептавших ему на ухо, когда он спал, и обучающих машин, командовавших Ганном во время бодрствования, он начал овладевать исчислением утверждений, логикой отношений, геометрией Гильберта, Аккермана и Буля. Конъюнкция и дизъюнкция, аксиомы и теоремы, двойные отрицания и метаутверждения... все это хлынуло в его мозг вместе с разрушительными дилеммами и силлогизмами в стиле Барбара. Он учился, как переносить и соединять. Он изучил принцип экспортирования и научился применять точки в качестве скобок. Он познакомился с однолинейным построением фраз и нефлективной грамматикой машинного языка. Он узнал о разнице между символами восприятия и акции и обучался воспроизводить тональные символы, которые наводили мост между человеком и Машиной. Часами распевал он бесконечные гаммы в четверть ноты, в ушах его не прекращалось эталонное гудение осциллирующих сигналов. Он изучил строение таблиц истинности и как использовать их для обнаружения тавтологии в посылках. Здесь не было классных помещений, была учеба и работа. Она казалась бесконечной. Ганн просыпался под тягучий речитатив магнитофонной записи, раздающейся из-под подушки, ел под названиванием тональных четок, в изнеможении опускался на кровать, пока сквозь мозг его проносились схемы общего ввода информации. За сценами учебного центра продолжал жить своей жизнью весь остальной мир, но Ганн полностью потерял с ним связь. В редкие моменты ему удавалось уловить обрывки разговора между немногими людьми, с которыми он имел контакт - девушками-общительницами, подававшими еду, охранниками, бродившими по залам и коридорам. Но сознание его было слишком утомлено, чтобы пытаться сложить части в единое целое. Дитя Звезд. Требование Освобождения. Аварии в подземных туннелях. Взрывы космических кораблей. Но это не имело сейчас для Ганна значения. Всякий раз, когда у него хватало времени и сил подумать о чем-то другом, кроме обучения, он всегда представлял одно - тот момент, когда обучение закончится и он получит металлический знак сообщности. Когда первый этап подошел к концу, Ганн этого тоже не заметил. Он лег спать, как всегда, уставший до предела. Он рухнул на жесткую койку в своей отдельной тесной комнатушке с покрытыми белой плиткой стенами. Сразу же из-под подушки зашептала учебная запись: - ...генерировать матрицу К, использую механизм ассоциативного накопления дополнительно к контекстуальным отношениям координатного накопления. Пусть ряд i и столбец j покажут степень ассоциативности... Какая-то часть сознания Ганна впитывала информацию, хотя в основном работа происходила в подсознании. Сам Ганн сознавал лишь свое несоответствие заданию. Ему никогда не добиться тех чистых хрустальных тонов, которые умели выпевать сестра Дельта Четыре и остальные служители. У него неподходящий голос. Он никогда не освоит всей теории программирования. У него просто не хватит подготовки... Он заснул. На втором этапе обучения Ганн переселился в общую спальню. Койка здесь была такой же жесткой. Каждую ночь после отбоя на койки укладывались восемьдесят усталых и молчаливых обучающихся. И каждое утро под резкие, неприятные удары гонга они пробуждались в несколько уменьшенном числе - несколько коек пустовало. Об исчезнувших никто не говорил. Вместе с ними исчезали и все их немногочисленные вещи, хранившиеся на узких полках над койками. Имена их вычеркивались из списка обучающихся. Они просто переставали существовать. Почему-то об этом никто не спрашивал. Но однажды ночью Ганна разбудил шорох торопливых шагов. Ганн рывком сел на койке; словно ему грозила смертельная опасность. - Джим? - прошептал он имя своего соседа, недавно поступившего на обучение парня, у которого были мускулы борца и отличный чистый тенор. Его мать была девицей-общительницей, а отец погиб в космосе, выполняя задание Плана. - Джим, что?.. - Друг, ты ведь спишь, - прошептал в темноте хриплый голос. - Ну так и спи дальше - тебе же лучше. Тяжелая рука толкнула Ганна в плечо, заставив его опуститься обратно на койку. Ганн хотел бы помочь Джиму, но его охватил страх. Он видел, как темные силуэты склонились над соседней койкой. Он услышал сдавленный вздох Джима. Приглушенные голоса, шорох одежды, металлическое звяканье. Заскрипела койка. В лицо ударил тонкий луч, и Ганн зажмурился. Послышались удаляющиеся шаги. Он долго лежал в темноте, прислушиваясь к дыханию спящих, число которых уменьшилось на одного. Джим так дорожил красной пластиковой медалью, которая говорила, что отец Джима был Героем Плана Второго класса. У Джима был красивый чистый голос, но он слишком медленно постигал семантику. Ганн был бы рад помочь, но он ничего не мог поделать. Машина требовала от своих избранных слуг чисто механических качеств. Возможно, Джим выказал недостаточное рвение превратиться в механизм. Ганн повернулся на жесткой койке и начал повторять про себя семантические тензоры. Вскоре он заснул. 11 Перейдя на второй этап обучения, Ганн понял, что первая фаза была по сравнению с ним чем-то вроде воскресного отдыха в отеле на берегу моря в компании общительниц. О ней он вспоминал теперь сквозь туман изнеможения. У него не было ни секунды, чтобы сбросить напряжение. - Выгляди, как машина! Монотонными голосами преподаватели вдалбливали в него это простое правило. Ясноглазые общительницы выпевали его, словно воркующие голуби, пока он стоял в медленно продвигающейся очереди к окошку раздачи пищи. Ослепительные знаки на стереоэкранах выжигали правило на сетчатке его глаз. Не знающие сна динамики гипнопедических установок шептали его из-под подушки. - Выгляди, как машина!.. Действуй, как машина!.. Будь машиной! Чтобы овладеть мириадами сложнейших тонов языка механо человек должен был превратиться в механизм. Сверкающие изображения и шепчущие динамики напоминали Ганну о тех, кто не справился с задачей и попал в орган-банк. Заключенный в тесную экзаменационную камеру, стены которой были выложены серой звукоизоляцией, Ганн согнулся в три погибели над черным связь-кубом, напрягая слух, чтобы уловить все поющие флексии механо, которые выпевало устройство. - Кандидат... - Даже это слово едва не ускользнуло от него, - кандидат должен идентифицировать себя. Ганн пропел ответ - но голос его был слишком хриплым и высоким. Он сглотнул, чтобы прочистить горло, потом провел пальцем по тональным бусинам. - Кандидат Бойс Ганн. - Он еще раз сглотнул и пропел свой номер. - Кандидат Бойс Ганн, вы проходите экзаменационную проверку, - мгновенно промурлыкал связь-куб. - Набрав положительное количество баллов, вы перейдете на новую ступень, приблизившись к высшему служению Машине, которое она награждает сообщностью. Но вы должны знать, что обратного пути для вас больше нет! В системе Плана нет места для потерпевших неудачу, учитывая их секретные знания и навыки. Единственный ваш путь в этом случае - в центры утилизации. - Я понимаю, я готов служить, - пропел он единую сложную фразу. - Тогда начинается проверка, - прочирикал куб. - Вы должны отвечать на каждый вопрос, давая полные и четкие ответы на правильном механо. Каждая миллисекунда паузы и каждая неправильная нота будет заноситься в штрафные баллы. План не может терять время, не может позволить совершиться ошибке. Вы готовы начать? Ганн поспешно пропел мелодию, означающую: "Я готов начинать". - Ваша реакция была задержана на девять миллисекунд сверх оптимального интервала, - мгновенно проныл куб. - Ваш первоначальный тон был на двенадцать циклов выше требуемого. Ваш тональный рисунок неправилен. Длительность вашей фразы была больше стандартной на одну миллисекунду. Эти ошибки идут в ваши штрафные баллы. - Я понимаю. - Ваш ответ сейчас не требуется, - фыркнул куб. - Теперь приготовьтесь к первому вопросу текста... Назовите первый принцип механообучения. Сначала, когда Ганн попытался пропеть ответ, голос его оказался слишком хриплым и низким. Связь-куб прогудел новую сумму ошибок Ганна, который даже не успел коснуться тональных четок, чтобы найти верный тон и сделать новую попытку. - Обучение - это действие, - наконец неровно пропел он. - Это первый принцип механического обучения. Правильная реакция должна мгновенно закрепляться. Неправильная реакция должна мгновенно подавляться. Первое уравнение механического обучения гласит, что эффективность обучения интенсивно варьируется промежутком между реакцией и наградой. - Ваша общая сумма штрафных баллов составляет сейчас 489 очков, - фыркнул связь-куб. - Приготовьтесь к следующему вопросу. Назовите второй принцип механообучения. Ганн истекал потом, согнувшись на маленьком твердом сиденье. Темная серая комната казалась слишком тесной. Обитые изоляцией стены словно сжимались вокруг него. Он почти задыхался и судорожно набрал воздуха в легкие, чтобы ответить на второй вопрос. - Обучение - это выживание - пропел он короткие фонемы, стараясь как следует их оформить. - Удача в обучении - путь к жизненной адаптации. Неудача в обучении - смерть индивида. Второе уравнение механообучения утверждает: скорость обучения прямо зависит от величины награды и наказания. Едва он замолчал, как зачирикал связь-куб. Даже для напрягшегося слуха Ганна это была лишь единая неразборчивая металлическая нота. Ему пришлось просвистеть просьбу повторить вопрос. - Ваша сумма штрафных очков по восприятию достигла 90. - Издаваемые кубом ноты появлялись с немного меньшим темпом и были лишь чуть-чуть более много меньшим темпом и были лишь чуть-чуть более понятными. - Ваша общая сумма всех штрафных баллов составляет 673. Соотношение между положительными и штрафными баллами достигло критического уровня. Мчащиеся друг за другом звенящие ноты, острые, как осколки стекла, не давали ему времени собрать метавшиеся мысли. Он смутно чувствовал, как стекает по ребрам едкий пот, как холодная испарина покрывает лоб, как жжет пот глаза. - Приготовьтесь к следующему вопросу. - Это предложение было выражено всего одной сложной фонемой за несколько миллисекунд, и Ганн едва не пропустил его смысл. - Назовите третий принцип механообучения. Ганн тронул сонарные четки, взял верные ноты и пропел нужные фонемы. - Третий принцип механообучения утверждает, что величайшим стремлением является избавление от страданий. Ошибки Ганна все накапливались, а безжалостный связь-куб требовал определить принцип за принципом. - Ваше испытание завершено, - сообщил наконец куб. - Ваша общая сумма всех штрафных баллов составила 5940. Вы должны сообщить эту цифру вашему руководителю группы. Он едва успел по возвращении в барак выбить сумму своих баллов на клавиатуре группового компьютера. Он опоздал - всего на полминуты - на гимнастическое построение, за что получил два лишних круга в туннеле препятствий. Оказавшись последним в очереди за ужином, он так устал, что не в силах был есть и за разбазаривание пищи получил еще две желтые фишки в наказание. Когда он наконец добрался до койки, он почувствовал, что слишком устал, чтобы заснуть. - Кандидат Ганн! Он не заметил, как темные силуэты окружили его койку. Бледная игла света уперлась в его форму, его вещевой мешок, его ботинки. Хриплый шепот отдал ему приказ. Минуту спустя он уже пробирался, волоча ноги, по темному проходу между койками, на которых тяжело дышали спящие кандидаты. За спиной он нес свой мешок. Итак, это и означает конец? На секунду у него ослабели колени, потом он почувствовал непонятное облегчение. Он уже почти стремился в орган-банк с его забытьем. Потому что а орган-банке уже не будет связь-кубов. Ему не придется больше распевать труднейшие гаммы или зазубривать таблицы семантических переменных. Теперь все позади. Облаченный в черное эскорт позволил Ганну присесть вместе с ними за стол в пустом зале столовой. Сонная общительница, зевая подала им завтрак. Ганн ничего не ел, только выпил две чашки кофе, от которого во рту осталась горечь. Он присоединился к группе из пяти таких же сонных и огорошенных кандидатов, которые, очевидно, прибыли из других бараков. Они вошли в вагон военного субпоезда и через некоторое время вышли уже в другом месте. Мимо хмурого часового они промаршировали в новую пещеру, где располагался другой центр обучения. Ганн оставил свои вещи в крошечной комнатке-камере с выложенными плиткой стенами и доложил о прибытии оператор-майору, имевшему вид живого трупа, лысая, как полено, голова которого была украшена шрамами - следами нападения венерианского аэробного паразита. Майор сухо отдал честь в ответ за приветствие Ганна. Рука его была затянута в черную перчатку. - Поздравляю, майор Ганн. Уставясь на высохшего, как палка, майора, перекладывавшего на столе перед собой какие-то бумаги, Ганн вдруг понял, что черная перчатка - это вовсе не перчатка, а утилизованная рука, доставшаяся майору от какого-то негра. Вы успешно завершили вторую ступень обучения на пути к посвящению в служители Машины, - не в силах отвести глаз от черной руки, Ганн едва слышал слова майора. - Вас направили сюда для прохождения третьей ступени обучения. Призрак улыбки тронул желтое пятнистое лицо майора. - Вы набрали необыкновенную сумму баллов, майор Ганн, - добавил он. - Машина особо отметила вас. Поздравляю, вы можете гордиться. Когда этот факт, подобно куску льда, достиг сознания Ганна, он покачнулся. Он вовсе не гордился. Он стоял, потеряв дар речи, не в силах вздохнуть, содрогаясь от потаенного ужаса. - Вы прошли долгий путь, майор. - Желтые шрамы превратили улыбку майора в маску агонии. - Вы избежали опасности утилизации. Вы далеко ушли по пути к высшей награде. - Черные пальцы майора с сожалением коснулись его собственного лба, где пластинки-контактора не наблюдалось. - Вам очень повезло, майор Ганн! Ганн пошатнулся. Внезапно вся эта комната, залитая резким светом, уставленная серыми кожухами компьютеров, показалась ему нереальной вместе с лысым желтолицым майором. До ужаса реальными были блестящие ледяные скальпели и пилы хирургов, возникшие в его воображении, которыми в лобной кости Ганна будет выскоблено гнездо. Сверла вонзались в макушку и виски его обритой головы. Тонкими жесткими иглами они пробирались до самых глубин нервных центров. Они хладнокровно вторгались в самые интимные уголки его существования... Ему хотелось закричать. - Что-то случилось, майор Ганн? - Высохший майор в тревоге привстал. - У вас нездоровый вид. - Все в порядке, сэр. - Собравшись с силами, Ганн слабо улыбнулся. - Понимаете, я не знал, что перешел на третью ступень. Я думал, мы в центре утилизации. - Это скоро пройдет. - Ухмылка майора стала еще более отталкивающей. - С вашим послужным списком можете быть уверены - вы уже почти получили посвящение в сообщность. Как бы я хотел быть на вашем месте. - Бла... - Ганн постарался проглотить сухой, как песок, комок, вставший поперек горла. - Благодарю вас, сэр! Механоинструктор оказался десятифутовым устройством в виде груши. Обшивка его сверкала алюминием. Покачиваясь на массивных кардановых подвесах из серой стали, он стоял в мрачной пещере, сквозь которую постоянно дул ветер, а с бетонного сводчатого потолка капала влага. Толстые черные кабели и шланги, змеясь, уходили к контрольной панели у входа в пещеру. - Вот она, сэр! - Преподавателем оказался молодой полный тех-лейтенант с розовым лицом младенца, голубыми глазами и яркой пластинкой-контактором посреди лба. - Совершеннейшая обучающая машина! Ганн совсем не был в этом уверен. Весь покрытый каким-то липким желе, облаченный лишь в свободный серый комбинезон, он остановился на миг у выхода из туннеля, без всякого удовольствия глядя на громадную металлическую грушу. - Становитесь прямо сюда, сэр. - Лейтенант послал ему невиннейшую улыбку. - Скидывайте комбинезон и вперед. - Круглые голубые глаза вопросительно моргнули. - Вы готовы, сэр? Он был весь мокрый, липкий из-за желе, и комбинезон был слишком тонким. Он вдруг задрожал на пронизывающем ветру. Он совсем не хотел изучать механо. Он не желал награды в виде электродов в мозгу. Но он сглотнул и сказал, что готов. - Тогда вперед, сэр. - Тех-лейтенант коснулся панели управления. Зашипели воздушные клапаны. Огромная металлическая груша запрыгала в подвесках и раскрылась, как разрезанная. - Вперед, сэр. - Лейтенант уважительно коснулся его плеча. - Поднимайтесь по лесенке. Там разденетесь. И ложитесь прямо на сенсорно-эффекторную оболочку. - Он тихо засмеялся. - Многие чувствуют себя поначалу не в своей тарелке, но потом вы привыкнете, сэр. Ганн глубоко вздохнул и начал взбираться вверх по лестнице. Металлические поручни были холодными и липкими. Ветер холодил обритую голову, и во рту вдруг появился неприятный горький привкус кофе. Он стащил комбинезон и осторожно ступил на розовую мембрану, покрывавшую изнутри поверхность груши. Мембрана сморщилась под его весом, теплая, влажная, почти живая, потом упруго подтолкнула Ганна к центральному углублению. - Все готово, сэр? Он постарался не отвечать на жизнерадостную реплику лейтенанта, потом услышал шипение воздуха, и верхняя часть груши закрылась. Мягкая теплая мембрана ласково уложила Ганна в приготовленное углубление. Вокруг сомкнулась абсолютная тьма. Он попытался вскрикнуть, но не мог вздохнуть. Но тут в легкие хлынул свежий воздух. Сквозь закрытые веки он увидел розовый свет. Он открыл глаза и обнаружил перед собой сестру Дельта Четыре. На самом деле, как он понимал, это был лишь проецируемый в его мозг фантом, но она казалась достаточно реальной. Он знал, что это должен быть фантом, потому что ее не могло быть здесь, в подземном центре. И все же она стояла перед ним, совсем как живая. В бала