леную изгородь. Но, по меньшей мере, сюда никакой дракон не сунется. Что характерно, Льартес и не пытался лезть в лес. Он опустил своего "скакуна" на траву неподалеку от края зарослей и небрежно спешился. Дракон сложил крылья и сунул голову в листву, а его хозяин прислонился к дереву и начал немелодично насвистывать. -- Я ведь могу выжечь тебя оттуда, -- заявил Льартес спустя какое-то время. Кусты остались неподвижными. -- Может быть, ты засел вон в том кусте остролиста? Куст остролиста превратился в бледный, как воск, огненный шар. -- Нет, похоже, я заметил какое-то движение в зарослях папоротника. От папоротника остались скелетообразные столбики белого пепла. -- Ты только затягиваешь свои мучения, варвар. Почему бы тебе не сдаться? Я сжег кучу народа. Это совсем не больно, -- убеждал Льартес, искоса поглядывая на кусты. Дракон продолжал расправляться с рощицей, испепеляя каждый подозрительный куст и пучок папоротника. Льартес обнажил меч и застыл в ожидании. Хрун соскочил с дерева и, едва успев приземлиться, бросился бежать. За спиной ревел и крушил пытающийся развернуться дракон, но Хрун все бежал и бежал вперед, не отрывая глаз от Льартеса. В руках варвар сжимал большой сук. Мало кто подозревает об этом, но на короткой дистанции существо, передвигающееся на двух ногах, обычно без труда обгоняет четырехногого соперника. Все дело во времени, которое требуется четвероногому, чтобы разобраться в своих конечностях. Хрун услышал позади себя звук скребущих по земле когтей, а потом зловещий глухой удар. Дракон наполовину раскрыл крылья и пытался взлететь. При приближении Хруна меч повелителя драконов коварно двинулся вверх, но варвар без труда отбил его суком. Потом Хрун с разбегу врезался в Льартеса, и оба противника покатились по земле. Дракон взревел. Колено Хруна с анатомической точностью попало в цель. Льартес вскрикнул, но исхитрился наобум нанести варвару такой удар, что заново сломал ему нос. Хрун отбился от соперника ногами, поспешно вскочил... и обнаружил перед собой бешеную, с раздувающимися ноздрями, вытянутую морду дракона. Выброшенная вперед нога Хруна заехала пытающемуся встать Льартесу в висок. Повелитель драконов обмяк. Дракон испарился. Огненный шар, катившийся в сторону Хруна, сразу померк и долетел до цели слабым дуновением теплого воздуха. Вокруг все стихло, лишь горящие кусты тихонько потрескивали. Хрун перебросил бесчувственного повелителя драконов через плечо и рысью направился обратно к арене. По пути он наткнулся на валяющегося без сознания Льо!рта, одна нога которого была вывернута под неестественным углом. Хрун нагнулся и, кряхтя, взвалил второго брата на свободное плечо. Льесса и Хранитель Традиций ожидали его на помосте, выстроенном в одном конце луга. К повелительнице драконов уже вернулось самообладание, и она бесстрастно наблюдала, как Хрун сбрасывает на ступеньки у ее ног два бесчувственных тела. Окружающие ее люди стояли в почтительных позах, словно придворные. -- Убей их, -- приказала она. -- Я убиваю, только когда сам этого хочу, -- отрезал он. -- Тем более убивать потерявшего сознание противника -- непорядочно. -- По-моему, так самый подходящий момент, -- возразил Хранитель. -- Тогда я их изгоняю, -- объявила Льесса. -- Оказавшись за пределами досягаемости магии Червберга, они лишатся Силы. И станут обыкновенными бандитами. Тебя это устраивает? -- Да. -- Я удивляюсь твоему милосердию, ва... Хрун. Хрун пожал плечами. -- Человек в моем положении не может позволить себе быть другим. Ему нужно думать о своем имидже. -- Он оглянулся по сторонам. -- Так каким же будет третье испытание? -- Предупреждаю тебя, оно очень опасно. Если хочешь, можешь уйти прямо сейчас. Однако если ты справишься с поставленной перед тобой задачей, то станешь правителем Червберга и, разумеется, моим законным мужем. Хрун встретил ее пристальный взгляд и подумал о своей прошлой жизни. Внезапно ему показалось, что она сплошь состояла из долгих сырых ночей, проведенных под открытым небом, и отчаянных схваток с троллями, городскими стражниками, бесчисленными бандитами и порочными жрецами. По крайней мере трижды он вступал в бой с самыми настоящими полубогами -- а все ради чего? Ну ради сокровищ, это он признавал, -- но куда эти сокровища подевались? Спасение девиц-беглянок несло в себе некую преходящую награду, но в большинстве случаев все заканчивалось тем, что он устраивал их в каком-нибудь городе и наделял щедрым приданым. Дело в том, что по прошествии определенного периода времени даже у самой покладистой эксдевственницы просыпались собственнические чувства и она уже без особой симпатии относилась к порывам Хруна спасать ее товарок по несчастью. Короче, жизнь дала ему очень немногое -- в основном репутацию и сеть шрамов. А быть правителем небось занятно... Хрун ухмыльнулся. С такой основой, когда под рукой драконы и отряд добрых воинов, можно стать по-настоящему опасным противником. Кроме того, девчонка недурна собой. -- Ну как? -- поинтересовалась она. -- А я что, опять буду сражаться без оружия? -- спросил Хрун. Льесса подняла руки и сняла с себя шлем, распустив по плечам локоны рыжих волос. Затем она расстегнула брошь, скреплявшую ее платье. Под ним ничего не было. Хрун окинул Льессу быстрым взглядом, и в его голове защелкали две воображаемые счетные машинки. Одна оценивала золото в ее браслетах, тигровые рубины, вставленные в перстни на пальцах ее ног, бриллиантовые блестки, украшающие ее пупок, и две в высшей степени оригинальные завитушки из серебряной филиграни. Вторая машинка была подключена прямо к его либидо. И та и другая выдали результаты, которые пришлись Хруну по душе. Поднимая руку, чтобы предложить ему стакан вина, Льесса усмехнулась и сказала: -- Думаю, на этот раз оружие у тебя найдется. -- Он-то не пытался тебя спасти, -- Ринсвинд выдвинул этот довод в качестве последнего аргумента. Волшебник отчаянно цеплялся за пояс Двацветка, пока дракон медленно описывал круг, наклоняя мир под угрожающим углом. Свежеприобретенные познания о том, что чешуйчатая спина, на которой он сидит, существует в виде трехмерной мечты наяву, не успокаивали выворачивающего душу головокружения. Его мысли постоянно сбивались на то, что случится, если Двацветок вдруг позволит себе расслабиться. -- Даже Хрун не смог бы справиться с арбалетами, -- решительно заявил турист. Как только дракон поднялся над клочком леса, где все трое провели сырую и беспокойную ночь, из-за Края появилось солнце. Мрачные синие и серые краски предрассветной поры немедленно превратились в сверкающую бронзовую реку, которая текла через весь мир, вспыхивая золотом там, где на ее пути встречался лед, вода или световая дамба. (Из-за плотности окружающего Диск магического поля свет движется здесь с дозвуковой скоростью. Это интересное свойство с успехом использовалось, к примеру, обитающими у Великого Нефа волхвами, которые за многие столетия построили замысловатые и изящные дамбы, а также огородили долины стенами из отполированного кварца, чтобы улавливать медлительный солнечный свет и вроде как хранить его про запас. Сверкающие резервуары Нефа, переполненные после нескольких недель хорошей погоды, с воздуха были поистине потрясающим зрелищем. Жаль, что ни Двацветку, ни Ринсвинду не случилось взглянуть в том направлении.) Перед ними на фоне неба торчал миллиардотонный абсурд, более известный под именем Червберга. Зрелище не из самых дурных, пока Ринсвинд не повернул голову и не увидел, как тень горы медленно расползается по облачному пейзажу мира... -- Ты видишь что-нибудь? -- спросил Двацветок у дракона. "Я вижу, что на вершине горы идет сражение", -- последовал мягкий ответ. -- Понял? -- обратился Двацветок к Ринсвинду. -- Может быть, Хрун сейчас сражается за свою жизнь. Ринсвинд хранил молчание. Двацветок немножко подождал и обернулся. Волшебник напряженно смотрел в никуда, губы его беззвучно шевелились. -- Ринсвинд? Волшебник издал тихий каркающий звук. -- Прости, -- извинился Двацветок. -- Что ты сказал? -- ...до земли... так далеко лететь... -- пробормотал Ринсвинд. Его взгляд сфокусировался, в глазах мелькнуло озадаченное выражение, а потом они расширились от ужаса. Волшебник неосторожно посмотрел вниз. -- Аг-х, -- высказался он и начал сползать со спины дракона. Двацветок подхватил его. -- В чем дело? Ринсвинд попробовал закрыть глаза, но у воображения век не было, а потому оно пялилось почем зря. -- Ты что, не боишься высоты? -- кое-как выговорил он. Двацветок посмотрел вниз, на крошечный пейзаж, покрытый пятнышками облачных теней. Вообще-то мысль о страхе даже не приходила ему в голову. -- Нет, -- ответил он. -- С какой стати? Я всегда говорил, что все равно с какой высоты падать -- с сорока футов или с четырех тысяч фатомов. Все равно будешь мертвым. Ринсвинд попытался обдумать это беспристрастно, но так и не понял, где здесь логика. Дело ведь не в падении, а в ударе о... Двацветок быстро поймал его. -- Держись, -- ободряюще сказал он. -- Мы почти прилетели. -- Как бы мне хотелось вернуться в Анк-Морпорк, -- простонал Ринсвинд. -- О боги, как бы я хотел снова ощутить под собой твердую землю! -- Интересно, а драконы могут долететь до звезд? -- вслух задумался Двацветок. -- Вот было бы здорово... -- Ты чокнулся, -- решительно заявил Ринсвинд. Турист ничего не ответил, и волшебник, заглянув через его плечо, увидел, что Двацветок со странной улыбкой уставился на бледнеющие звезды. -- Даже не думай об этом, -- с угрозой прошипел Ринсвинд. "Человек, которого вы ищете, разговаривает с хозяйкой драконов", -- сообщил Девятьстеблей. -- М-м? -- отозвался Двацветок, не сводя глаз со звезд. -- Что? -- пихнул его в бок Ринсвинд. -- Ах да. Хрун, -- вспомнил Двацветок. -- Надеюсь, мы подоспели вовремя. А теперь вниз! Держись поближе к земле! Ветер усилился и превратился в посвистывающий ураган. Ринсвинд открыл глаза. Вернее, они распахнулись под напором воздуха, и этот напор никак не давал им закрыться. Плоская вершина Червберга нависла над ними, угрожающе накренилась, после чего, кувырнувшись в воздухе, превратилась в зеленое пятно, которое принялось быстро мелькать. Крошечные леса и поля слились в стремительно несущееся лоскутное одеяло. Короткая серебристая вспышка на фоне пейзажа могла означать небольшую речушку, которая переливалась через край плато. Ринсвинд попытался вытеснить из своих мыслей воспоминание о падающей воде, но оно очень даже неплохо проводило там время, наводя ужас на других обитателей и пинками расшвыривая мебель. -- Думаю, на этот раз оружие у тебя найдется, -- сказала Льесса. Хрун медленно взял у нее чашу с вином и ухмыльнулся, как лопнувшая дыня. Драконы, собравшиеся вокруг арены, неожиданно залаяли. Их всадники посмотрели наверх. Что-то, похожее на размытое зеленое пятно, промелькнуло мимо, и Хрун исчез. Винная чаша на мгновение зависла в воздухе, после чего с грохотом свалилась на ступеньки. Из нее пролилась всего лишь одна капля. Это произошло потому, что дракон Девятьстеблей, мягко обхватывая Хруна когтями, синхронизировал его телесные ритмы со своими. Поскольку измерение воображения устроено куда сложнее, чем измерения пространства и времени, которые, в сущности, еще очень молоды, результатом этого действия стало немедленное превращение неподвижно стоящего и сладострастного Хруна в Хруна, движущегося вбок со скоростью восемьдесят миль в час. Причем без каких бы то ни было последствий, если не считать нескольких потраченных впустую глотков вина. Другим результатом было то, что Льесса, завопив от ярости, вызвала своего дракона. Как только золотистое животное материализовалось перед ней, она, позабыв о платье, в чем мать родила вскочила ему на спину, выхватила у одного из стражников арбалет и взмыла в воздух. Остальные Всадники гурьбой бросились к своим "скакунам". Хранитель Традиций, наблюдая за происходящим из-за колонны, куда предусмотрительно ускользнул во время безумной свалки, случайно натолкнулся на летающие между измерениями отголоски теории, которая как раз сейчас проклевывалась в мозгу одного доисторического психиатра из прилегающей вселенной. Утечка из измерений шла в обоих направлениях, и психиатр в этот момент увидел обнаженную девушку верхом на драконе. Хранитель улыбнулся. -- Спорим, она его не поймает? -- сказал прямо у него над ухом Грейша. В голосе покойного правителя шуршали черви и скрипели двери могильных склепов. Хранитель закрыл глаза и с усилием сглотнул слюну. -- Я думал, что господин уже находится в Царстве Ужаса, -- кое-как выговорил он. -- Я волшебник, -- заявил Грейша. -- За волшебником должен явиться сам Смерть. А Его, ха-ха, похоже, нет поблизости... -- ПОШЛИ, ЧТО ЛИ? -- спросил Смерть. Он восседал на белой лошади, лошади из плоти и крови, но о багровых глазах и пышущих жаром ноздрях. Смерть протянул костлявую руку, вынул душу Грейши из воздуха, скатал ее, превратив в точку режущего глаз света, и жадно проглотил. Лошадь, получив удар шпорами, яростно взвилась в воздух, рассыпая из-под копыт сверкающие искры. -- Лорд Грейша! -- прошептал старый Хранитель Традиций, вокруг которого заколыхалась вселенная. -- Это было нечестно, -- донесся до него голос волшебника, превратившийся в частичку звука, которая быстро исчезала в бесконечных черных измерениях. -- Господин... на что похож Смерть? -- с дрожью в голосе вопросил старик. -- Когда я исследую это до конца, я дам тебе знать, -- послышалось в легчайшем дуновении ветерка. -- Спасибо, -- пробормотал Хранитель Традиций. Тут ему в голову пришла одна мысль. -- Но, прошу вас, только не ночью, -- добавил он. -- Шуты проклятые! -- взвизгнул Хрун со своего посадочного места на передних когтях дракона. -- Что он сказал? -- заорал Ринсвинд. Дракон в это время рассекал воздух, стремительно набирая высоту. -- Я не расслышал! -- проревел Двацветок, но и его голос унесло порывом ветра. Воспользовавшись тем, что Девятьстеблей слегка накренился, турист посмотрел вниз, на маленький игрушечный волчок, в который превратился могущественный Червберг, и увидел поднимающийся рой драконов. Крылья Девятьстеблей молотили и пренебрежительно отбрасывали в сторону ненужный воздух, который становился все более и более разреженным. У Двацветка в третий раз заложило уши. Возглавлял погоню золотистый дракон. И на нем кто-то сидел. -- Эй, как ты там? -- окликнул Ринсвинд. Ему пришлось несколько раз наполнить легкие процеженным воздухом, чтобы слова вышли наружу. -- Я мог бы стать правителем, но нет, вам, шутам гороховым, обязательно понадобилось прилететь и... -- Хрун задохнулся, потому что ледяная атмосфера выдавила жизнь даже из его могучей груди. -- Что творитссся с воссдухом? -- пробормотал Ринсвинд. Перед его глазами замелькали голубые огоньки. -- Унк, -- вякнул Двацветок и отключился. Дракон исчез. В течение нескольких секунд трое приятелей продолжали лететь вверх. Двацветок и волшебник являли собой весьма странную картину, сидя друг за другом с растопыренными поверх чего-то несуществующего ногами. Потом то, что принималось на Диске за силу тяжести, оправилось от удивления и предъявило свои права. В этот самый момент дракон Льессы стрелой промчался мимо, и Хрун тяжело "придраконился" ему на шею. Льесса нагнулась над героем и поцеловала его. Эта деталь осталась незамеченной для Ринсвинда, который падал вниз, упорно хватаясь за пояс Двацветка. Диск казался пришпиленной к небу небольшой круглой картой. По нему нельзя было сказать, что он движется, но Ринсвинда это не обмануло. Мир летел на него, словно гигантский торт с кремом. -- Очнись! -- заорал он, перекрывая рев ветра. -- Драконы! Думай о драконах! Вокруг захлопали крылья -- это они камнем пронеслись сквозь стаю преследующих их бестий, оставив ее наверху и позади. Драконы закричали и закружились по небу. Двацветок ничего не ответил. Ринсвиндов балахон бился на ветру, хлопал по маленькому туристу, но тот упорно отказывался приходить в себя. "Драконы", -- в панике подумал Ринсвинд. Он попытался собраться с мыслями и представить себе схожего с живым дракона. "Если уж он смог, -- думал волшебник, -- то у меня тем более получится". Но ничего не получалось. Диск увеличился в размерах -- окутанный вихрем облаков круг потихоньку приближался к их ногам. Ринсвинд попробовал еще раз, закатывая глаза и напрягая каждый нерв. Дракон. Его воображение, несколько обтрепавшийся и заезженный орган, потянулось за драконом... за любым драконом... -- НИЧЕГО НЕ ВЫЙДЕТ, -- расхохотался голос, похожий на глухой набат погребального колокола. -- ТЫ В НИХ НЕ ВЕРИШЬ. Ринсвинд взглянул на страхолюдное видение, которое сидело верхом на лошади и ухмылялось ему в лицо. Его сознание в ужасе метнулось в сторону. Вспыхнул ослепительный свет. Все накрыла кромешная тьма. Под ногами у Ринсвинда очутился мягкий пол, а вокруг -- розовый свет и потрясенные крики множества людей. Волшебник дико оглянулся по сторонам. Он угодил в какой-то туннель, почти целиком заполненный сиденьями, к которым были привязаны люди в заморских одеждах. Все они что-то кричали волшебнику. -- Очнись! -- прошипел Ринсвинд. -- Помоги мне! Он начал пятиться от толпы, волоча за собой по-прежнему бесчувственного туриста. В конце концов его свободная рука наткнулась на дверную ручку какой-то необычной формы. Он повернул ее, юркнул в комнатку и с силой захлопнул за собой дверь. Очутившись в относительной безопасности, Ринсвинд обвел помещение глазами... и тут же встретил полный ужаса взгляд какой-то девушки, которая уронила из рук поднос и начала орать. Судя по звуку, крик этот был из тех, на помощь которым спешат мускулы. Ринсвинд, переполненный прогнанным через страх адреналином, повернулся и кое-как протиснулся мимо девушки. Дальше тоже стояли кресла, и сидящие в них люди быстро пригнулись, увидев, как он поспешно тащит Двацветка вдоль центрального прохода. В стенах рядом с креслами были проделаны небольшие оконца. За ними, на фоне кудрявых облаков, виднелось драконье крыло. Серебристое драконье крыло. "Меня проглотил дракон", -- подумал Ринсвинд. "Это смешно, -- ответил он сам себе, -- изнутри дракона не видно, что делается снаружи". Потом его плечо ударилось о дверь в дальнем конце туннеля, и он попал в конусообразную комнату, которая была еще более необычной, чем туннель. Комнатка была заполнена крошечными сверкающими огоньками. Среди этих огоньков, в повторяющих контуры фигуры креслах, сидели четверо человек и смотрели на него с разинутыми ртами. Ринсвинд тоже уставился на них. Неожиданно их взгляды метнулись в сторону. Ринсвинд медленно повернулся. Рядом с ним стоял пятый человек -- довольно молодой и бородатый, смуглый, как кочевники Великого Нефа. -- Где я? -- осведомился волшебник. -- В брюхе дракона? Смуглый, подобравшись, отступил назад и ткнул ему в лицо маленькую черную коробочку. Четверо в креслах быстро пригнулись. -- Что это? -- спросил Ринсвинд. -- Иконограф? Он протянул руку и взял коробочку -- движение, которое, очевидно, очень удивило смуглого, потому что тот закричал и попытался забрать коробку обратно. Снова раздался вопль, на этот раз со стороны одного из сидящих в кресле. Только теперь он уже не сидел. Он стоял, направляя на смуглого парня какую-то небольшую металлическую штуковину. Эффект был потрясающим. Смуглый съежился и с поднятыми руками попятился назад. -- Пожалуйста, отдайте мне бомбу, сэр, -- сказал человек с металлическим предметом. -- Только, прошу вас, осторожно. -- Вот эту хреновину? -- спросил Ринсвинд. -- Забирай! Мне она не нужна! Человек бережно принял ее и опустил на пол. Сидящие в креслах расслабились, и один из них торопливо заговорил со стеной. Волшебник посмотрел на него изумленным взглядом. -- Не двигаться! -- рявкнул человек с метал... С амулетом, решил Ринсвинд, это, наверное, какой-то амулет. Смуглый забился в угол. -- Вы поступили очень храбро, -- сказал Амулетодержатель Ринсвинду. -- Вам это известно? -- Что? -- Кстати, что случилось с вашим приятелем? -- Приятелем? Ринсвинд посмотрел на Двацветка. Тот мирно подремывал. И в этом не было ничего неожиданного. Но вот новая одежда на Двацветке и в самом деле оказалась полной неожиданностью. Странная одежда. Его штаны заканчивались чуть пониже колен. Сверху на нем было надето что-то типа куртки из материала в яркую полоску. А его голову украшала смешная маленькая шляпка из соломы. С пером. Неудобное ощущение в области ног заставило Ринсвинда опустить глаза. Его одежда тоже изменилась. Вместо удобного старого балахона, чудесно приспособленного для быстрого перехода в действие при любых мыслимых обстоятельствах, его ноги были заключены в матерчатые трубки. Еще на нем была куртка из того же серого материала... До сего дня он никогда не слышал языка, на котором изъяснялся человек. Язык был грубым и смутно похожим на пупземельский -- так почему же он, Ринсвинд, понимает каждое слово? Подождите-ка, они внезапно появились в этом драконе после того, как... они материализовались в этом драко... они внеза... они, они... они так разговорились в аэропорту, что решили сесть в самолете рядом, и он пообещал Джеку Цвайблюмену, что, когда они прилетят в Штаты, потаскает его по разным интересным местам. Да, точно. Потом Джеку стало плохо, а он запаниковал, прошел сюда и застал врасплох этого угонщика. Конечно. И что, черт побери, означает "пупземельский"? Доктор Рийнсванд потер лоб. Он сейчас не отказался бы от стаканчика горячительного. Круги парадокса расходились по морю причинно-следственности. Всякому человеку, который стоит вне суммарной тотальности множественной вселенной, следует иметь в виду, что, хотя волшебник и турист появились в летящем самолете совсем недавно, в то же самое время, при нормальном ходе вещей, они уже сидели в этом самолете. То есть: если правда то, что они секунду назад появились в данном конкретном наборе изменений, то правда также и то, что они пребывали там с самого начала. Как раз на этом месте нормальный язык сдается и отходит в сторонку пропустить рюмочку. Дело все в том, что во вселенной, где они, строго говоря, не должны были находиться, только что материализовались несколько квинтильонов атомов (в действительности ничего такого не произошло; смотри ниже). Обычным следствием такого рода события бывает крупномасштабный взрыв, но, поскольку вселенные -- довольно-таки эластичные штуки, эта конкретная вселенная спаслась тем, что немедленно вернула свой пространственно-временной континиум обратно к тому месту, где можно было благополучно пристроить лишние атомы. Затем она быстренько прокрутила события назад, к тому кругу света, который его обитатели за неимением лучшего слова привыкли называть Настоящим. Это, естественно, не могло не отразиться на истории -- количество войн немножко уменьшилось, а число динозавров чуточку возросло, -- но в целом весь эпизод прошел примечательно спокойно. Тем не менее вне данной конкретной вселенной отзвуки этого внезапного финта ушами без устали скакали взад и вперед по поверхности Суммы Всех Вещей, изгибая целые измерения и заставляя галактики бесследно пропадать. Все это, однако, прошло совершенно незамеченным для доктора Рийнсванда, тридцати трех лет, холостяка, родившегося в Швеции, воспитанного в Нью-Джерси и специализирующегося в области окисления выбросов некоторых ядерных реакторов. В любом случае, он, вероятно, не поверил бы ни единому слову. Цвайблюмен, похоже, все еще был без сознания. Стюардесса, которая под аплодисменты остальных пассажиров помогла Рийнсванду вернуться на место, озабоченно склонилась над маленьким туристом. -- Мы дали радиограмму в аэропорт прибытия, -- сообщила она. -- Когда мы приземлимся, нас будет ожидать "скорая". Э-э, в списке пассажиров указано, что вы доктор... -- Понятия не имею, что с ним такое, -- торопливо заверил Рийнсванд. -- Конечно, будь он реактором системы "Магнокс", тогда совсем другое дело. У него какой-нибудь шок? -- Я никогда не... Конец фразы утонул в ужасающем грохоте, донесшемся из хвоста самолета. Несколько пассажиров вскрикнули. Внезапный порыв ветра смел валяющиеся журналы и газеты, закружив в пронзительно завывающем смерче, который, бешено извиваясь, удалялся по проходу. По проходу приближалось Нечто. Нечто огромное, продолговатое, деревянное и скрепленное латунными полосами. На сотнях маленьких ножек. Штуковина явно смахивала на ходячий сундук из романа про пиратов, набитый неправедно добытым золотом и драгоценностями. То, что выглядело крышкой штуковины, внезапно откинулось. Никакими драгоценностями и не пахло. Зато внутри торчало множество огромных квадратных зубов и переваливался пульсирующий язык, багровый, как красное дерево. Доисторический чемодан явился, чтобы их сожрать. Рийнсванд вцепился в бесчувственного Цвайблюмена, пытаясь обрести в маленьком туристе хотя бы какую-нибудь поддержку, и невнятно забормотал. Ему страстно захотелось оказаться где-нибудь в другом месте... Все накрыла внезапная тьма. Вспыхнул ослепительный свет. Неожиданное исчезновение нескольких квинтильонов атомов из вселенной, где они все равно не имели права находиться, вызвало в гармонии Суммарной Всеобщности жуткий дисбаланс, который данная гармония лихорадочно попыталась исправить, начисто уничтожив некоторое количество субреальностей. Гигантские волны сырой магии бесконтрольно вскипали прямо у основания множественной вселенной, захлестывая через каждую трещину в до того мирные измерения и вызывая взрывы новых и сверхновых звезд, столкновения звезд обычных, беспорядочные полеты гусиных стай и затопление воображаемых континентов. Миры, находящиеся на другом конце времени, стали свидетелями ослепительных, сверкающих октарином закатов -- это потоки высокозарядных магических частиц с ревом проносились сквозь атмосферу. В кометном кольце, окружающем прославленную Ледяную Систему Зерета, скончалась благородная комета, и это случилось как раз в тот момент, когда в небе появился огненный принц. Все это, однако, прошло незамеченным для Ринсвинда, который, обнимая безучастного Двацветка за пояс, падал прямо в море Плоского мира. До поверхности воды оставалось всего несколько сотен футов. Даже конвульсии всех измерений не смогли нарушить железный Закон Сохранения Энергии, и короткого путешествия Рийнсванда на самолете оказалось достаточно, чтобы переместить волшебника на несколько сотен миль по горизонтали и семь тысяч футов по вертикали. Слово "самолет" вспыхнуло и погасло в мозгу Ринсвинда. Это что там, внизу? Корабль? Холодные, ревущие воды Круглого моря поднялись навстречу волшебнику и затянули его в зеленые удушливые объятия. Мгновение спустя послышался другой всплеск, погромче, -- это сундук, на котором еще болталась бирка с могущественными дорожными рунами TWA, тоже плюхнулся в море. Позже они использовали его в качестве плота. У самого края. Его строили очень долго. Теперь он был почти готов, и рабы топорами околачивали с него остатки глиняной формы. В тех местах, где другие рабы старательно натирали его металлические бока серебряным песком, он уже начал отливать на солнце шелковистым блеском, присущим только что выплавленной бронзе. Он до сих пор полыхал теплом, несмотря на то что его неделю остужали в литейной яме. Архиастроном Крулла небрежно махнул рукой, и носильщики опустили трон в тени под кормой. "Совсем как рыба, -- подумал архиастроном. -- Огромная летающая рыба. Только из каких морей?" -- Он поистине великолепен, -- прошептал он. -- Подлинное произведение искусства. -- Ремесла, -- поправил стоящий рядом коренастый крепыш. Архиастроном медленно повернулся и посмотрел в его бесстрастное лицо. Лицу не особенно трудно выглядеть бесстрастным, когда на том месте, где полагается быть глазам, обескураживающе сверкают две золотые сферы. -- Действительно, ремесла, -- улыбнулся архиастроном. -- Наверное, на всем Диске нет более умелого ремесленника, чем ты, Златоглаз. Я прав? Ремесленник ответил не сразу. Его обнаженное тело -- по меньшей мере, оно было бы обнаженным, если бы не пояс с инструментами, наручные счеты и густой загар, -- напряглось: он обдумывал скрытый смысл последнего замечания архиастронома. Золотые глаза словно всматривались в какой-то иной мир. -- И да, и нет, -- заговорил он наконец. Несколько астрономов рангом пониже, стоящих за спинкой трона, при виде подобной неучтивости судорожно втянули в себя воздух, но их повелитель, такое впечатление, ничего не заметил. -- Продолжай, -- велел он. -- Я не владею некоторыми существенно важными навыками. Тем не менее я -- Златоглаз Сереброрук Дактилос, -- сказал ремесленник. -- Я изготовил Металлических Воинов, которые охраняют могилу Питчю, спроектировал Световые Дамбы Великого Нефа, построил Дворец Семи Пустынь. Однако... -- он поднял руку и постучал по одному из своих глаз, который в ответ слабо зазвенел. -- После того как я закончил армию големов для Питчю, он отвалил мне кучу золота, но, чтобы я не создал ничего такого, что могло бы сравниться с работой, которую я выполнил для него, он приказал выколоть мне глаза. -- Мудро, но жестоко, -- с сочувствием отозвался архиастроном. -- Да. Так что я научился слышать закалку металлов и видеть пальцами. Я стал различать руды по вкусу и запаху. Я выковал эти глаза, но я не смог заставить их видеть. Потом меня призвали строить Дворец Семи Пустынь, и в результате эмир осыпал меня серебром, а затем, чему я совсем не удивился, повелел отрубить мне правую руку. -- Серьезная помеха в таком деле, как твое, -- кивнул архиастроном. -- Часть серебра я использовал для того, чтобы смастерить себе новую руку, в чем мне помогли несравненные познания по части рычагов и точек опоры. Рука начала действовать. После того как я создал первую великую Световую Дамбу вместимостью пятьдесят тысяч часов дневного света, племенной совет Нефа одарил меня превосходными шелками, а потом приказал перерезать мне сухожилия, чтобы я не убежал. В результате из этого шелка, а также некоторого количества бамбука, я построил летательную машину, на которой спустился с высокой башни, являющейся моей тюрьмой. -- И вскоре ты очутился в Крулле, -- сказал архиастроном. -- Знаешь, я не могу избавиться от ощущения, что в других занятиях риска куда меньше. Вряд ли тебя предадут смерти в рассрочку за выращивание салата, к примеру. Почему ты упорно возвращаешься к своему ремеслу? Златоглаз Дактилос пожал плечами. -- Потому что я в нем мастер. Архиастроном снова взглянул на бронзовую рыбу, которая сияла, как гонг, в свете полуденного солнца. -- Какая красота, -- пробормотал он. -- Единственная в своем роде. Ну, Дактилос, напомни мне, что я пообещал в награду за это творение? -- Ты попросил меня спроектировать рыбу, которая могла бы плавать по морям пространства, что лежат между мирами, -- произнес главный ремесленник. -- В обмен на это... в обмен... -- Да? Моя память уже не та, что раньше, -- промурлыкал архиастроном, поглаживая теплую бронзу. -- В обмен, -- без особой надежды продолжал Дактилос, -- ты обещал отпустить меня на свободу и воздержаться от отрубания каких бы то ни было конечностей. Я даже не прошу у тебя сокровищ. -- Ах, да. Что-то припоминаю, -- кивнул старик, но потом, подняв руку, добавил: -- Так вот, я солгал. В воздухе пронесся еле слышный шелест, и златоглазый ремесленник пошатнулся. Опустив глаза на торчащий из груди наконечник стрелы, он устало кивнул. Из уголка его рта скатилась струйка крови. В полной (если не считать гудения нескольких кружащих в ожидании мух) тишине серебряная рука медленно поднялась и ощупала стрелу. Дактилос крякнул. -- Дрянная ковка, -- сказал он и опрокинулся навзничь. Архиастроном толкнул тело ногой и вздохнул. -- Как полагается, когда умирает главный ремесленник, мы почтим его память кратким периодом траура. -- Он проследил взглядом за навозной мухой, которая уселась было на золотой глаз, но, озадаченная, вспорхнула и улетела прочь. -- Все, траур закончен. Достаточно. Знаком он приказал рабам унести тело и спросил: -- Рептилеонавты готовы? Главный распорядитель запуска протолкался вперед. -- Так точно, Твое Светлейшество. -- Подобающие молитвы произносятся? -- Именно так, Твое Светлейшество. -- Сколько осталось до дверей? -- До окна запуска, -- осторожно поправил главный распорядитель. -- Три дня, Твое Светлейшество. Хвост Великого А'Туина придет в наиблагоприятнейшее положение. -- Следовательно, нам остается только подыскать подходящие кандидатуры на роль жертв, -- заключил архиастроном. Главный распорядитель поклонился: -- Океан нам их обеспечит. -- Как всегда, -- улыбнулся старик. -- Если бы ты умел прокладывать курс... -- Если бы ты мог нормально держать руль... Палубу захлестнула волна. Ринсвинд и Двацветок посмотрели друг на друга. -- Вычерпывай давай! -- в один голос крикнули они и схватились за ведра. Спустя некоторое время из залитой водой каюты снова просочился голос Двацветка: -- Не понимаю, я-то в чем виноват? -- сказал турист, подавая наверх очередное ведро, которое волшебник тут же вылил за борт. -- Ты должен был нести вахту, -- огрызнулся Ринсвинд. -- Может, ты забыл, но именно благодаря мне мы удрали от работорговцев, -- заметил Двацветок. -- Я предпочел бы стать рабом, чем трупом, -- парировал волшебник. Вдруг он выпрямился и озадаченно уставился на море. Этот Ринсвинд сильно отличался от того волшебника, который месяцев шесть назад спасался бегством из пылающего Анк-Морпорка. На теле его появилось больше шрамов, а за плечами осталось больше путешествий. Он побывал в Пупземелье, открыл для себя любопытные обычаи многих колоритных народов -- неизменно приобретая в процессе все новые шрамы, -- и даже в течение нескольких незабываемых дней плыл по легендарному Обезвоженному океану, который располагался в самом сердце невероятно засушливой пустыни по имени Великий Неф. В намного более холодном и мокром море он видел плавающие горы льда. Он катался верхом на воображаемом драконе. Он чуть было не произнес самое могущественное заклинание на Диске. Он... ...Расстояние до горизонта определенно сократилось. -- Гм? -- сказал Ринсвинд. -- Я говорю, нет ничего хуже рабства, -- повторил Двацветок. Его рот изумленно раскрылся -- Ринсвинд забросил свое ведро далеко в море и тяжело опустился на залитую водой палубу. Лицо волшебника посерело. -- Послушай, да, я был не прав, я проглядел риф, но наша лодка тонуть не собирается, а значит, рано или поздно мы обязательно наткнемся на какую-нибудь землю, -- успокаивающе сказал Двацветок. -- Это течение наверняка принесет нас куда-нибудь. -- Ты на горизонт посмотри,-- бесцветным голосом посоветовал Ринсвинд. Двацветок прищурился. -- Горизонт как горизонт, -- изрек он спустя пару минут. -- Признаю, его вроде бы стало меньше, чем обычно, но... -- Это из-за Краепада, -- объяснил Ринсвинд. -- Нас несет за Край света. Наступила долгая тишина, нарушаемая только плеском волн о борта полузатопленной медленно кружащейся лодки. Течение заметно усилилось. -- Вот почему мы налетели на риф, -- добавил Ринсвинд. -- Ночью мы сбились с курса. -- Перекусить не хочешь? -- спросил Двацветок, начиная рыться в узелке, который он привязал к лееру, подальше от сырости. -- Да ты что, не понимаешь? -- рявкнул Ринсвинд. -- Мы падаем за Край, будь он проклят! -- Мы можем что-нибудь изменить? -- Нет! -- Тогда не вижу смысла паниковать, -- спокойно сказал Двацветок. -- Я знал, что нам не следует приближаться к Краю, -- пожаловался Ринсвинд небу. -- Вот бы сейчас... -- Вот бы сейчас иконограф! -- подхватил Двацветок. -- Однако он остался на работорговческом судне вместе с остальными вещами, которые находились в Сундуке... -- Там, куда мы направляемся, сундуки тебе не понадобятся, -- успокоил Ринсвинд. Его плечи обмякли, и он мрачно уставился на виднеющегося вдали кита, который имел неосторожность заплыть в идущее к Краю течение и теперь пытался выбраться. На укоротившемся горизонте просматривалась какая-то белая полоса, и волшебнику почудилось, что до его ушей донесся отдаленный рев. -- А что происходит после того, как корабль свалится за Краепад? -- спросил Двацветок. -- Да кто его знает... -- Может быть, мы проплывем через пространство и причалим к какому-нибудь другому миру. -- В глазах маленького туриста появилось отсутствующее выражение. -- Это было бы здорово, -- сказал он. Ринсвинд злобно фыркнул. В небе поднялось солнце, которое в такой близости от Края было куда крупнее, чем обычно. Они стояли, прислонившись спинами к мачте, погруженные в свои мысли. Время от времени то один, то другой вдруг хватался за ведро и ни с того ни с сего начинал отчаянно вычерпывать воду. Море вокруг стало намного оживленнее. Ринсвинд заметил несколько плывущих бревен, а вода у поверхности кишмя кишела всевозможными рыбами. Все правильно, здесь и должно быть много рыб, поскольку течение изобиловало пищей, которую волны смывали с континентов, расположенных вокруг Пупа. Ринсвинд спросил себя, что же это за жизнь, когда приходится постоянно плыть, чтобы остаться на одном месте. "В точности мой случай", -- решил он. Его взгляд упал на маленькую зеленую лягушку, которая отчаянно барахталась, увлекаемая неумолимым течением. К вящему изумлению Двацветка, Ринсвинд нашел весло и осторожно выдвинул его в сторону крошечной амфибии, которая с благодарностью взобралась на лопасть. И тут же пара челюстей пробила поверхность воды, бессильно защелкнувшись там, где только что плавала добыча. Лягушка посмотрела на Ринсвинда, который держал ее в ладонях, и задумчиво цапнула волшебника за палец. Двацветок хихикнул. Ринсвинд засунул лягушку в карман и сделал вид, что ничего не слышал. -- Все это очень человечно, но ради чего? -- спросил Двацветок. -- Все равно через час ее ждет та же судьба. -- Ради того, -- туманно ответил Ринсвинд и немного повычерпывал воду. В воздухе повисла водяная пыль, а течение стало таким сильным, что поднялись волны. Воздух и вода казались неестественно теплыми. Море было затянуто жаркой золотистой дымкой. Рев зазвучал громче. В нескольких сотнях ярдов на поверхности показался кальмар, который превосходил размерами все когда-либо виденное Ринсвиндом. Щупальца чудовища бешено колотили по воде, пока оно опять не ушло в глубину. Что-то еще, громадное и, к счастью, не поддающееся опознанию, завывало в тумане. Стайка летучих рыб выпрыгнула в воздух, беспорядочно мелькая в облаке окаймленных радугой капель. Рыбешкам удалось преодолеть несколько ярдов, после чего они вновь упали в море и их затянуло водоворотом. Мир приближался к Краю. Ринсвинд выронил ведро и схватился за мачту -- навстречу летел ревущий, окончательный конец всего сущего. -- Я должен это увидеть... -- заявил Двацветок, полупадая, полуныряя в сторону кормы. Что-то твердое, непод