етил мистер Янг. -- О, да вы действительно стали прям как мы! -- весело бросила сестра Мэри, выбегая. Мистер Янг, оставленный наедине со спящей женой и двумя младенцами, уселся в кресло. Да, все, должно быть, от вставания рано, преклонения колен и всего такого. Хорошие люди, конечно, но явно слегка сдвинутые. Видел он как-то фильм Кена Рассела с монашками. Там, вроде бы, таких вещей не происходило, но дыма без огня не бывает и все такое... Он вздохнул. Тогда-то Ребенок А и проснулся -- и сразу по-настоящему громко заорал. Мистер Янг так и не научился за годы успокаивать ребенка. Собственно, у него никогда не хватало духа начать... Он всегда уважал сэра Уинстона Черчилля, похлопывать его маленькие копии по заднице было неудобно. -- Добро пожаловать в мир, -- сказал он. -- Скоро к нему привыкнешь. Малыш закрыл рот и злобно на него взглянул -- словно был он непокорным генералом. Как раз в этот момент вернулась сестра Мэри с чаем. Сатанист она там или нет, но она нашла тарелку и поместила на нее кучку мороженых бисквитов. Таких, какие можно получить только в придачу к чаепитию. Бисквит мистера Янга был настолько же розов, насколько розов хирургический инструмент, а к белому льду кто-то добавил снеговика. -- Не думаю, что вы такие едите обычно, -- сказала монашка. -- Это то, что вы зовете печеньем -- а мы бисквитами. Мистер Янг открыл рот, чтобы объяснить, что и он бисквитами зовет, и даже обитатели Латтона так звали, но тут в комнату, задыхаясь, влетела еще одна монашка. Она взглянула на сестру Мэри, поняла, что мистер Янг понятия не имеет о пентаграммах, и ограничилась указыванием на Ребенка А и подмигиванием. Сестра Мэри кивнула и мигнула в ответ. Монашка укатила ребенка. Подмигивание -- один из самых многосторонних способов человеческого общения. Можно кучу всего сказать подмигиванием. К примеру, подмигивание новой монашки значило: Где ты была?! Ребенок Б родился, мы готовы обмен произвести, а ты вдруг оказалась не в той комнате с Мятежником, Разрушителем Царств, Ангелом Бездонной Ямы, Великим Зверем по имени Дракон, Принцем Сего Мира, Отцом Лжи, Сатанинским Отпрыском и Повелителем Тьмы, чай пьешь. Меня чуть не застрелили, понимаешь ты это? И, по ее мнению, ответное подмигивание сестры Мэри значило: Вот Мятежник, Разрушитель Царств, Ангел Бездонной Ямы, Великий Зверь по имени Дракон, Принц Сего Мира, Отец Лжи, Сатанинский Отпрыск и Повелитель Тьмы, и не могу я говорить, пока здесь этот пришелец. А сестра Мэри считала, что подмигивание пришедшей значило: Молодчина, сестра Мэри -- сама детей поменяла! Теперь укажи мне лишнего ребенка, и я тебе позволю спокойно чай попить с Его Высокопревосходительством, американским культатташе. А ее собственное подмигивание значило: Вот, дорогуша, вот Ребенок Б, убери его и дай мне поболтать с Его Превосходительством. Я давно его хотела спросить, почему у них куча высоких зданий с зеркалами. Все эти тонкости не были поняты мистером Янгом, который был здорово смущен во время этого обмена, думал: "Да, этот мистер Рассел знал, о чем говорил, это точно!". Ошибка сестры Мэри могла быть замечена второй монашкой, если бы ее не отвлекали все время люди из спецслужб в комнате миссис Даулинг, которые смотрели на нее с постоянно растущей тревогой. Это происходило из-за того, что их натренировали определенным образом реагировать на людей в широких робах и широких головных уборах, и бедняги теперь мучались из-за конфликта сигналов. А люди, мучающиеся из-за конфликта сигналов -- вовсе не лучшие люди для держания оружия, особенно если они только что видели деторождение -- точно неамериканский способ прибавления мирового народонаселения. К тому же, они слышали, что в здании полно религиозных фанатиков. Миссис Янг перевернулась. -- Вы уже выбрали для него имя? -- спросила сестра Мэри лукаво. -- Хмм? -- отозвался мистер Янг. -- А. Еще нет, вообще-то... Была бы девочка, назвали бы Люсиндой в честь матери. Или Жермен -- Дейдрин вариант. -- Баламут -- неплохое имя, -- бросила монашка, вспомнив классику. -- Или Дамиэн... Дамиэн -- очень популярное сейчас имя. x x x Анафеме Приббор -- ее мать, которая плохо разбиралась в церковных делах, прочла в один прекрасный день это слово и подумало, что вполне подходит в качестве женского имени -- было восемь с половиной лет, она читала Книгу -- под одеялом, с факелом. Другие дети учились читать по классическим букварям с красочными картинками яблок, мячей, тараканов и тому подобного. Не так было в семье Приббор -- Анафема училась читать по Книге. Не было в ней ни яблок, ни мячей. Была неплохая гравюра восемнадцатого века с изображением горящей на костре -- и весьма радостной по этому поводу -- Агнес Безумцер. Первое слово, которое девочка могла разобрать, было "прелестные". Очень мало детей в возрасте восьми с половиной лет знало, что оно значит, кроме всего прочего, "совершенно точные", одной из знающих это была Анафема. Следующее слово было "аккуратные". Первым прочитанным ей вслух предложением было: "Говорю вам сие, и запомните вы слова мои. Поедут Четверо, и Четверо также, и еще Трое покатятся по небу, и Один помчится, огнем окруженный, и ничто остановить не сможет их: ни рыба, ни ливень, ни дороги, ни демон, ни ангел. И тебя также возьмут они, Анафема". Анафеме нравилось про себя читать. (Были книги, которые внимательные родители, читавшие определенные воскресные газеты, могли приобрести -- с именем ребенка как главного героя или героини. Это делалось для повышения интереса к книге. В случае Анафемы, в книге была не только она -- на настоящий момент лишь в одном месте -- также ее родители, и их родители, и все -- аж до семнадцатого века. На тот момент она была слишком молода и эгоцентрична, чтобы должную важность придать тому, что ни словом не упоминались ее дети, да и что-либо, более чем на одиннадцать лет отстоящее. Когда тебе восемь с половиной, одиннадцать лет -- целая жизнь, собственно, если верить Книге, так и будет....) Она была умным ребенком с бледным лицом, черными глазами и волосами. Как правило, она людей заставляла себя неудобно чувствовать -- семейная способность, унаследованная -- вместе с большими, чем ей было нужно, экстрасенсорными способностями -- от своей пра-пра-пра-пра-прабабушки. Она была рано повзрослевший и всегда держала себя в руках. Единственная вещь, за которую Анафему осмеливались поругивать учителя, это ее произношение -- не ужасное, опоздавшее на 300 лет. x x x Монашки взяли Ребенка А и заменили им Ребенка Б под носом жены атташе и людей из Секретной Службы, воспользовавшись следующим хитрым способом: одного ребенка укатили ("взвесить надо, милая, таков закон"), а чуть позже вкатили уже другого. Самого культатташе, Фаддеуса Дж. Даулинга, за несколько дней за того спешно вызвали в Вашингтон, но он все время, пока жена рождала, связан был с ней по телефону и помогал дышать. Не помогло то, что по другой линии он говорил с советником по вложению денег. Один раз вынужден был от жены на целых двадцать минут отвлечься. Но это было нормально. Деторождение -- самое радостное ощущение из тех, которыми двое могут поделиться, и он ни секунды упускать не собирался. Один из ребят из спецслужб все для него на видео заснял. x x x Зло в целом не спит -- и потому не понимает, зачем сон нужен всем остальным. Но Кроули сон нравился -- это один из тех приятных процессов, которые только на Земле возможно испробовать. Особенно он приятен, когда плотно наешься. Он, к примеру, весь девятнадцатый век проспал... Не потому, что надо было, -- потому, что так хотелось [Правда, в 1832-ом пришлось встать, чтобы сбегать в туалет. Прим. авт.]. Один из процессов, доступных только жителям Земли. Что ж, пора начать ими по-настоящему наслаждаться, пока еще есть время. "Бентли" ревел в ночи, стремясь на восток. В принципе, он был совсем не против Армагеддона. Если бы его спросили, почему он провел века, играясь с человечеством, он бы ответил: "Естественно, чтобы случился Армагеддон, в котором победит Ад". Но работа ради него -- одно, совсем другое -- видеть, как он неумолимо близится. Кроули знал, что после конца света он останется в живых -- он же бессмертный, у него выбора нет. Но он всегда надеялся, что конец света будет нескоро... Потому что он любил людей. Очень крупный недостаток для демона. Нет, конечно же, он все делал, чтобы их короткие жизни сделать несчастными, такая уж у него была работа, но ни одно его изобретение не было настолько же ужасным, насколько были их собственные. Видно, талант у них был... Как-то это было в них встроено. Они рождались в мире, который был против них -- в тысячах мелочей, -- и большинство своей энергии тратили на то, чтобы сделать его еще хуже. С течением времени Кроули все труднее и труднее становилось сделать что-то демоническое и при этом выделяющееся на фоне человеческих гадостей. За прошедшее тысячелетие он не раз подумывал о том, чтобы послать Вниз письмо со словами типа: "Слушайте, мы прямо сейчас можем сдаться, закрыть Дис и Пандемонеум и все прочие места и сюда придти, мы ничего не сможем с ними сделать такого, чего они сами с собой сделать не могут". А они частенько такое делают, о чем мы и подумать не могли -- в основном с помощью электродов. У них есть изобретательность. И, само собой, электричество. Один из них это написал, верно?... "Ад пуст, и здесь все черти" [Шекспир, "Буря", акт I, сцена II. Перевод мой. Прим. перев.]. Кроули хвалили за Испанскую Инквизицию. Он был тогда в Испании, в основном шлялся вокруг кантин в приятных местах, и ничего о ней даже не знал, пока похвала не прибыла. Он сходил посмотреть, вернулся и целую неделю не выходил из запоя... Иеронимус Босх этот -- просто сумасшедший! И когда ты начинал думать, что они злобнее, чем Ад, они вдруг такие благородные вещи совершали -- Небесам такие и не снились... Частенько и зло, и добро один человек делал. Это все из-за свободы воли, понятно. В ней все дело было. Азирафаил попытался как-то это ему объяснить. -- Все дело в том, -- сказал он -- это было где-то в районе 1020-ого, когда они заключили свое маленькое Соглашение, -- все дело в том, что человек хорош или плох, когда он этого хочет. А существа типа Кроули и, конечно, него, с самого начала выбирают свой путь и с него не сворачивают. Люди не могут стать истинно святыми, -- добавил он, -- пока не было у них возможности побыть истинно плохими. Кроули об этом подумал и (где-то в районе 1023-ого) сказал: -- Погоди, это же работает, только если в начале все равны, точно? Нельзя ожидать от кого-то, рожденного в грязной хижине, что он так же хорошо будет себя вести, как рожденный в замке. -- А-а, -- ответил Азирафаил, -- это-то и интересно. Чем ниже ты начинаешь, чем больше у тебя возможностей. -- Это безумие, -- сказал Кроули. -- Нет, -- покачал головой Азирафаил, -- это основы мира. Азирафаил. Конечно же, Враг. Но враг уже шесть тысяч лет -- скорее друг. Кроули нагнулся и поднял телефонную трубку. Конечно, у демонов не должно было быть свободы воли. Но нельзя было так долго пробыть среди людей и ничему не научиться. x x x Мистер Янг отказался и от Дамиэна, и от Баламута, да и от всех других предложений сестры Мэри Болтливой, включавших в себя половину Ада и половину Золотого Века Голливуда. -- Ну, -- наконец слегка обиженно сказала она, -- не думаю, что с именем Эррол что-то не так... Или Кэри. Оба имени -- хорошие, американские. -- Я думал о чем-то более традиционном, -- объяснил мистер Янг. -- У нас в семье всегда использовали старые добрые имена... Сестра Мэри просияла. -- Это правильно. По мне, лучше старых имен ничего нет. -- Нормальное английское имя, как у людей из Библии, -- сказал мистер Янг. -- Мэтью [В англоязычной версии Библии так зовут Матвея. Прим. перев.], Марк, Люк [Т. е. Лука. Прим. перев.] или Джон [Т. е. Иоанн. Прим. перев.], -- продолжил он задумчиво. Сестра Мэри моргнула. -- Только мне они вовсе не хорошими классическими именами всегда казались, -- добавил мистер Янг, -- скорее именами ковбоев и футболистов. -- Саул -- хорошее имя, -- помогла ему сестра Мэри. -- Это уж слишком старомодно, -- ответил мистер Янг. -- Тогда что насчет Каина [Англ. Cain -- Кэйн -- действительно звучит неплохо, если не знать, как пишется. Прим. перев.]? Очень ведь современно звучит, -- попыталась сестра Мэри. -- Хмм, -- мистер Янг покачал головой. -- Что ж, есть еще... ну, есть еще Адам, -- сказала сестра Мэри. "Достаточно безопасно", -- подумала она. -- Адам? -- переспросил мистер Янг. x x x Хотелось бы, чтобы монашки-сатанистки лишнего младенца -- ребенка Б -- тайно кому-нибудь отдали на воспитание. Чтобы он вырос нормальным, счастливым, хохочущим ребенком, активным, а еще чуть позже превратился в нормального, жизнью довольного подростка. Может, так и произошло. Помечтайте о его школьной награде за произношение, его ничем не выделяющейся, но приятной жизни в университетские годы, его работе в департаменте распределения зарплат Строительного Общества Тадфилда и Нортона, его красавице-жене. Может, захотите представить детей и хобби -- скажем, починку старых мотоциклов , или разведение тропических рыб... Вы не хотите узнать, что могло случиться с Ребенком Б. Нам, к тому же, ваша версия больше нравится. Должно быть, призы за своих тропических рыб получает. x x x В маленьком домике в Доркинге, что в Саррее, в огне спальни горел свет. Ньютону Пульциферу было двенадцать, он был тощ, носил очки и несколько часов назад должен был пойти спать. Его мать, однако, верила в гениальность ребенка и разрешала ему ложиться позже, чтобы он успевал делать свои "эксперименты". Сейчас он проводил следующий -- менял розетку на древнем радиоприемнике "Bakelite", который ему дала мать, чтобы поигрался. Он сидел за тем, что гордо называл "рабочее место" -- старый разбитый стол, покрытый обрывками проволоки, батарейками, маленькими лампочками и домашним набором кристаллов, который никогда не работал. Если уж быть честным, радио он тоже не смог заставить работать, хотя с другой стороны, он никогда не мог до конечной стадии добраться. Три несколько кривых модели самолетов свисали с потолка на шелковых шнурах. Даже случайный наблюдатель увидел бы, что они сделаны кем-то, кто был сразу и старателен, и очень осторожен, а также совершенно не умел делать модели самолетов. Сам Ньютон был ими невероятно горд, даже "Spitfire", у которого он так и не сумел правильно собрать крылья. Он загнал очки обратно на переносицу, взглянул на розетку и положил на стол отвертку. В этот раз он очень надеялся на успех, все инструкции прочел по перемене розеток в "Собственной книге мальчика про практическую электронику, включающей Сто и Одну Безопасную и Поучительную Вещь, которую можно проделать с электричеством", и им последовал. Правильные закодированные цветом проволочки к правильным иголочкам прикрепил, проверил, на месте ли амперный предохранитель, все обратно завернул. Пока никаких проблем. Он включил радио в патрон. Потом врубил последний... Все огни в дому отключились. Ньютон просиял от гордости. Уже лучше. В прошлый раз он отключил все огни в Доркинге, приходил электрик и серьезно с мамой поговорил. У него была сильнейшая и совершенно не взаимная страсть к вещам, связанным с электричеством. В школе у них был компьютер, и полдюжины детей оставались после уроков и работали с продырявленными карточками. Когда ответственный учитель наконец уступил мольбам Ньютона его в их число включить, тот только одну карточку смог в компьютер всунуть. Машина ее зажевала, подавилась и померла. Ньютон был уверен, что будущее было за компьютерами, и когда оно прибудет, он будет готов -- будет первым в новых технологиях. У будущего были свои мысли по этому поводу. Достаточно заглянуть в Книгу, чтобы их узнать. x x x "Адам", -- подумал мистер Янг. Он это произнес, чтобы прислушаться к звучанию. "Адам". Хмм... Он взглянул вниз, на золотые кудри Мятежника, Разрушителя Царств, Ангела Бездонной Ямы, Великого Зверя по имени Дракон, Принца Сего Мира, Отца Лжи, Сатанинского Отпрыска и Повелителя Тьмы. -- Знаете, -- заключил он немного спустя, -- ему, по-моему, и правда подходит имя Адам. x x x Это не была темная, грозовая ночь. Такая случилась через два дня, когда и миссис Даулинг, и миссис Янг, и оба ребенка покинули здание. Она была очень темной, гроза была очень сильной, и когда последняя достигла апогея -- в районе полуночи -- молния ударила в Монастырь Чирикающего Ордена и подожгла крышу ризницы. Никто от огня серьезно не пострадал, хотя он продолжался несколько часов, нанеся зданию серьезный ущерб. Поджигатель скрывался на близкой крыше и наблюдал за пожаром. Он был высок, тощ -- и Адский Герцог. Это была последняя вещь из тех, что нужно было сделать перед возвращением под землю -- что ж, сделал... С остальным Кроули спокойно справится. Хастур отправился домой. x x x В принципе, Азирафаил был из ангелов Начал, вот только теперь люди подшучивали над начальниками. В другой ситуации ни он, ни Кроули ни выбрали бы компанию другого, а так... Два человека (вернее, человекоподобных создания) в мире, и Соглашение за время действия много пользы обеим принесло. К тому же, привыкаешь к лицу, которое более-менее постоянно видишь в течении шести тысяч лет. Соглашение было так просто, что, в общем-то, заглавной буквы не заслуживало (получило, так долго продержавшись). Это было разумное соглашение -- многие работающие в отвратительных условиях далеко-далеко от своих руководителей агенты заключают подобные с агентом противника, поняв, что у них с близким врагом больше общего, чем с далекими союзниками. Означало оно безмолвное невмешательство в дела друг друга. Оно позволят создать такой баланс, что при том, что ни один не победит, ни один и не проиграет, к тому же оба могли повелителям регулярно показывать, какие замечательные шаги они предпринимают, чтобы победить хитрого и хорошо информированного противника. В данном случае оно означало, что Кроули было разрешено продолжать работу с Манчестером, а Азирафаилу никто мешать не станет во всем Шропшире. Кроули получил Глазго, Азирафаил -- Эдинбург (никто под ответственность не взял Милтон Кейнс, но оба представили его как свой успех [Замечание для американцев и прочих Чужих: Милтон Кейнс -- новый город примерно посередине между Лондоном и Бирмингемом. Его рекламируют как современный, действенный, здоровый и, главное, приятный для жизни. Большинство британцев находят это смешным. Прим. авт. для американского издания]. К тому же, конечно, казалось правильным помогать друг другу, когда подсказывал здравый смысл. Оба ведь были из ангелов. Если некто в Ад шел, чтобы быстренько соблазнитьсч, было разумным прошвырнуться по городу, создать короткий момент священного экстаза. Это ведь все равно сделают, если к этому разумно подойти, кучу времени и денег можно спасти... Азирафаил вину время от времени чувствовал по этому поводу, но века среди людей имели на него тот же эффект, что и на Кроули (только менялся он в обратном направлении). К тому же, Властям наплевать на то, кто что делал, лишь бы делалось. В настоящий момент, Азирафаил стоял с Кроули у пруда в парке Сент-Джеймс. Они кормили уток. Утки из парка Сент-Джеймс так привыкли, что их кормят тайно встречающиеся секретные агенты, что выработался целый условный рефлекс. Если такую утку посадить в лабораторную клетку и показать ей фотографию двух мужчин -- один обычно носит куртку с меховым воротником, другой что-то темное и шарф -- она обязательно взглянет вверх с ожиданием во взоре. Ржаной хлеб русского культатташе хватают простые утки, а мокрый "Ховис с Мэрмайтом" главы МИ9 любят снобы. Азирафаил кинул корку плохо выглядящему селезню, тот ее схватил и мгновенно потонул. Ангел повернулся к Кроули. -- Что это ты, мой дорогой, -- пробормотал он. -- Прости, -- извинился Кроули. -- Забылся. Утка сердито всплыла на поверхность. -- Конечно, мы знали, что что-то происходит, -- сказал Азирафаил. -- Но я как-то думал, что в Америке все случится. Там такое любят... -- Может, там и случится, -- грустно откликнулся Кроули. Он бросил взгляд сквозь парк на "Бентли", заднее колесо которого было аккуратно зажато. -- А, да. Американский дипломат, -- вспомнил ангел. -- Несколько театрально, по-моему. Как будто Армагеддон -- какое-то киношоу, которое в как можно больше стран надо продать. -- Во все страны, -- поправил его Кроули. -- Земля и все ее царства. Азирафаил кинул уткам последний кусок хлеба, они отправилась к Болгарскому Морскому Атташе и подозрительному человеку в кембриджском галстуке, а он выкинул пакет в мусорную корзину. Он повернулся, чтобы сидеть с Кроули лицом к лицу. -- Мы победим, конечно, -- сказал он. -- Ты этого не хочешь, -- ответил демон. -- Почему, скажи, молю... -- Слушай, -- отчаянно сказал Кроули, -- сколько, по твоему, у твоей стороны музыкантов, а? Я имею в виду, первоклассных. Азирафаил вдруг смутился. -- Ну, думаю... -- начал он. -- Двое, -- подсказал Кроули. -- Эльгар и Лист. И все. Остальные все у нас. Бетховен, Брамс, все Бахи, Моцарт... Можешь себе представить вечность с Эльгаром? Азирафаил зажмурился. -- Легко, -- простонал он. -- Ну вот, -- сказал Кроули тоном триумфатора. Он отлично знал ахиллесову пяту Азирафаила... -- Никаких компакт-дисков. Никакого Альберт Холла. Никаких танцев. Никакого Глиндборна. Только небесная гармония круглые сутки... -- Основы мира не меняются, -- пробормотал Азирафаил. -- Как яйца без соли, ты бы сказал. Кстати -- ни соли, ни яиц ведь тоже не будет. Не будет и Гравлакса с соусом из петрушки. Никаких замечательных маленьких ресторанчиков, где тебя все знают. Никаких кроссвордов из "Дейли Телеграф". Никаких антикварных магазинов. Кстати, и никаких книжных. Никаких старых редакций. Никаких, -- Кроули наскреб дно бочки интересов Азирафаила, -- серебряных ящичков с нюхательным табаком эпохи Регенства во Франции. -- Но жизнь станет лучше после нашей победы! -- прохрипел ангел. -- Но совершенно неинтересной. Слушай, ты знаешь, что я прав. Тебе будет так же неудобно с арфой, как мне с вилами. -- Мы на арфах не играем, ты же знаешь. -- А мы вилами не пользуемся. Это просто оборот речи был. Они поглядели друг на друга. Азирафаил развел своими наманикюренными руками. -- Мои люди весьма счастливы, что это наконец-то близится, знаешь ли. Для этого работали. Последний, важнейший тест. Огненные мечи, Четыре Всадника, кровавые моря, все эти дурацкие дела, -- он пожал плечами. -- А потом "Игра Окончена, Вставьте Монету"? -- грустно усмехнулся Кроули. -- Иногда мне трудновато понять твою речь. -- Мне нравятся моря -- какие они есть. Армагеддона не должно быть. Не надо проверку всему устраивать, его разрушая, только чтобы проверить, правильно ли сделал. Азирафаил опять пожал плечами. -- Такова уж высшая мудрость... Ангел поежился и запахнулся в куртку. Над городом собирались серые облака... -- Пошли куда-нибудь, где тепло, -- предложил он. -- Ты мне предлагаешь? -- отозвался Кроули угрюмо. Какое-то время они шагали, мрачно молча. -- Не то чтобы я был с тобой несогласен, -- сказал ангел, когда они тащились по траве. -- Просто нельзя ослушаться. Ты же знаешь... -- И мне нельзя, -- откликнулся Кроули. Азирафаил кинул на него косой взгляд. -- Ой, ну не надо, -- сказал он, -- ты же демон! -- Да. Но моим нравится только ослушание как принцип. А какое-то определенное их серьезно раздражает. -- Типа неподчинения их приказам? -- Вот именно. Поражен, а? Хотя, наверное, нет. Сколько у нас времени, как думаешь? Кроули махнул рукой в сторону "Бентли", и его двери отперлись. Предсказания разное говорят, -- ответил Азирафаил, садясь на заднее сиденье. -- Точно ничего не произойдет до конца века, хотя какие-то феномены могут и раньше произойти. Большинство пророков прошедшего тысячелетия больше волновали рифмы, чем точность. Кроули указал на ключ зажигания. Тот повернулся. -- Как это? -- спросил он. -- Ну, -- объяснил ангел, "И Окончится Жизнь Мира, в Трам-тарам-тарам Два поглотят вас дыры". Или Один, или Три, или еще какая-то цифра. Шесть в стих не ложится -- хороший, видно, год. -- И что за феномены? -- Двухголовые телята, знаки в небесах, гуси, летящие задом наперед, дожди из рыбы. Присутствие Антихриста увеличивает количество случайностей. -- Хмм. Кроули завел "Бентли". Потом он что-то вспомнил и щелкнул пальцами. С колеса исчезли зажимы. -- Давай поедим, -- предложил он. -- У меня должок с... когда же это было? -- Париж, 1793-ий, -- напомнил Азирафаил. -- А, точно. Царство Ужаса. Один из наших был или из ваших? -- Не ваш разве? -- Не помню. Но ресторан был хороший. Когда они проезжали мимо пораженного офицера, следящего за движением, его записная книжка внезапно загорелась, поразив Кроули. -- Я абсолютно уверен, что не собирался такого делать, -- заметил он. Азирафаил покраснел. -- Это я сделал, -- пояснил он. -- Всегда думал, что твои их изобрели. -- Да? А мы думали, они -- ваше изобретение. Кроули взглянул на дым в заднее зеркало. -- Вперед, -- бросил он, -- в "Ритц"! Кроули не собирался заказывать столик. Пусть другие этим занимаются, всегда считал он, он обойдется. x x x Азирафаил собирал книги. Если бы он был до конца с собой честен, давно бы признал, что магазин свой завел, просто чтобы их хранить. Это не было необычно... Чтобы поддерживать свою легенду (обычный продавец-букинист), он всеми способами, кроме насилия, препятствовал покупке. Неприятные запахи сырости, яростные взгляды, неудобные часы работы -- все это им давно было отработано. Он давно собирал книги и, как и большинство, специализировался. У него было более шестидесяти книг предсказаний, говорящих о последних двух веках второго тысячелетия. Очень он любил первые издания Уайльда. И был у него полный набор Знаменитых Библий, так названных из-за ошибок печати. Среди них была Неправедная Библия, которую ошибка заставила говорить (в "Первом послании Коринфянам") "Разве не знаете, что неправедные войдут в Царство Божие?", и Порочная, напечатанная Баркером и Лукасом в 1632, в которой из седьмой заповеди исчезло слово не, и она в результате провозглашала "Возжелай жену ближнего своего". А также Освобождающая Библия, Паточная Библия, Библия Стоящих Рыб, Черинг Кросская Библия и множество других... У Азирафаила они все были. Даже редчайшая, Библия, опубликованная в 1651 лондонской фирмой Билтона и Скаггза. Она была первой из их трех чудовищных неудач. Книга была широко известна как Библия "Будь-Это-Все-Проклято". Длинная ошибка наборщика (если ее можно так назвать) случилась в 48 главе, стихе 5 Книги Иезикииля. Подле границы Дана, от восточного края до западного, это один удел Асиру. Подле границы Асира, от восточного края до западного, это один удел Неффалиму. Подле границы Неффалима, от восточного края до западного, это один удел Менассии.. Будь это все проклято! Я по горло сыт сиим набиранием... Господин Билтон -- вовсе не благороден, господин же Скаггз -- мошенник и лишь кулаки крепко умеет сжимать. Говорю я вам, в день такой всякий, в ком пол-литра хоть смысла есть, должен на солнышке греться, а не мучиться на этой старой и заплесневелой Фабрике имени Матери Божией! Подле границы Ефрема, от восточного края до западного, это один удел Рувиму. [Также эта Библия знаменита была тем, что вместо 24 стихов в третьей главе Бытия в ней было 27. Они следовали за двадцать четвертым, который в версии короля Иоанна звучал: "И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Эдемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни", и звучали они так: "25. И спросил господь у ангела, что охранял Восточные Врата: "Где пламенный меч, что дал я тебе?" 26. И сказал ангел: "Только что здесь был... Какой же я забывчивый! И боле не спрашивал его Господь". Похоже, что эти стихи были включены во время стадии корректуры. В то время издатели непременно вывешивали корректируемых листов на деревянных столбах перед магазинами для просвещения населения и бесплатного исправления, а так как вся стопка печатаемых листов была после сожжена, никто не побеспокоился указать на ошибку мистеру А. Зирафаилу, у которого был книжный магазин через две двери, который всегда помогал с переводами и имел разборчивый почерк. Прим. авт.] Вторая неудача имела место в 1653. Благодаря редкой удаче они достали одну из знаменитых "Потерянных Кварт" -- три шекспировских пьесы, никогда не изданные в виде фолиантов, теперь полностью потерянные для искусствоведов и театров. Только их имена до нас дошли... Вот самая ранняя пьеса Шекспира: "Комедия о Робин Гуде, или О лесе Шервуде" [А две другие -- "Поимка мыши" и "Златоискатели 1589". Прим. авт]. Господин Билтон за кварту заплатил аж шесть гиней и верил, что только на фолианте в твердой обложке вдвое больше заработает. Потом он ее потерял. Третья неудача Билтона и Скаггза ими обоими никогда не была понята до конца. Всюду книги пророчеств продавались в огромных количествах. Только-только трижды перепечатали в третий раз "Центурии" Нострадамуса, и пять Нострадамусов (каждый объявлял, что остальные -- самозванцы), разъезжали по стране и раздавали направо и налево автографы. Как раз исчезало из магазинов "Собрание пророчеств" Матери Шиптон... Каждый крупный лондонский издатель -- их было восемь -- имел на руках хотя бы одну Книгу Пророчеств. Каждая из них была очень неаккуратна, но исходящий от них смутный дух вмешательства Небес их делал очень популярными. Продавались тысячи, даже десятки тысяч экземпляров. -- Чтоб деньги печатать, лицензия нужна! -- сказал господин Билтон господину Скаггзу [У которого были свои идеи по этому поводу и который последние годы жизни провел в тюрьме Ньюгейт, когда претворил их в жизнь. Прим. авт.]. -- Народу больше мусора этого надо! Срочно должны напечатать мы книгу пророчеств, старухой какой-то сочиненную!" Манускрипт прибыл к их дверям на следующее утро, как всегда, внутренние часы автора не подвели. Ни господин Билтон, ни господин Скаггз и не подозревали, что посланный им манускрипт -- единственная пророческая книга за всю человеческую историю, содержащая исключительно абсолютно точные предсказания на следующие триста сорок с чем-то лет, точное и аккуратное описание событий, кульминацией которых будет Армагеддон. Она не ошибалась ни в одной малюсенькой детали. Билтон и Скаггз опубликовали ее в Сентябре 1655-ого, как раз к рождественской распродаже [Еще черта их издательского гения -- в 1654-ом Пуританский Парламент Оливера Кромвеля запретил Рождество. Прим. авт.], и это была первая опубликованная в Англии книга, оставшаяся на складах. Она не продавалась. Даже копия в малюсеньком магазине в Ланкашире, на доске рядом с которой было написано "Местный Автор". Автор книги, некая Агнес Безумцер, не была этим удивлена -- впрочем, удивить Агнес Безумцер могло лишь что-то совсем уж невероятное. Да и потом, она ее не на продажу писала, не для королевских семей, даже не для славы. Она ее написала, только чтобы получить бесплатную авторскую копию. Никто не знает, что произошло с армиями непроданных копий ее книги. Точно ни одной нет ни в музеях, ни в частных коллекциях. Даже у Азирафаила не было копии, коленки у него дрожали, когда мечтал о том, что получит-таки ее в свои наманикюренные руки. На самом деле, во всем мире осталась лишь одна копия пророчеств Агнес Безумцер. Она была на книжном шкафу примерно за сорок миль от места, где Кроули и Азирафаил ели замечательный ленч и, говоря образно, только что затикала. x x x И вот уже было три часа... Три часа находился на Земле Антихрист, и один ангел и один демон за них троих старательно напивались. Они сидели напротив друг друга в задней комнате азирафаилова грязного старого книжного магазина в Сохо. У большинства книжных в Сохо есть такие комнаты, и большинство из них наполнено редкими, или, по крайней мере, очень дорогими, книгами. В книгах же Азирафаила не было картинок -- только старые коричневые обложки да хрустящие страницы. Изредка, если вынуждали обстоятельства, он одну из них продавал. И, так же изредка, серьезные мужчины в темных костюмах к нему приходили и очень вежливо ему предлагали продать магазин, после чего его превратят в место, подходящее к обстановке. Время от времени они предлагали деньги -- пачки старых, мятых пятидесятифунтовых банкнот. А еще бывало, что во время разговора прошвыривались вокруг магазина другие мужчины в темных костюмах, качали головами, говорили, как легко загорается бумага, а уж если загорится, все здание сгорит. Азирафаил улыбался, кивал и говорил, что он о предложении подумает. Они уходили. И никогда не возвращались. То, что ты ангел, не означает, что ты дурак. Стол перед парой был заставлен бутылками. -- Дело в, -- произнес Кроули, -- дело в. Дело в. Он попытался сфокусировать взгляд на Азирафаиле. -- Дело в, -- сказал он и попытался придумать, в чем дело. -- Дело в дельфинах, -- наконец просветлел он, -- вот в чем дело. -- Рыбы такие, -- кивнул Азирафаил. -- Не-не-не! -- ответил Кроули, тряся пальцем. -- Эт' млекопитающее. Самое настоящее млекопитающее. Разница в, -- Кроули, продираясь сквозь болото своего сознания, попытался вспомнить разницу. -- Разница в том, что они... -- Спариваются вне воды? -- предположил Азирафаил. Брови Кроули насупились. -- Не думаю. Не, точно не то. Что-то про их молодежь. -- Он собрался. -- Дело в. Дело в. Их мозгах. Он потянулся за бутылкой. -- Что с их мозгами? -- спросил ангел. -- Большие мозги. Вот дело в чем. Размером с. Размером с. Размером с ужасно большие мозги. Да еще и киты. Мозги мозгами погоняют, говорю тебе. Проклятое море кишит просто мозгами. -- Кракен, -- кивнул Азирафаил, мрачно уставившись в стакан. Кроули уставился на него долгим смущенным взглядом кого-то, перед поездом мыслей которого вдруг провалились рельсы. -- А? -- Большая такая сволочь, -- пояснил Азирафаил. -- Спит в мрачных глубинах, на самом дне. Под кучей огромных, несчитаных полипол... полипо... огромных таких водорослей, вот... Должен на поверхность подняться в самом конце, когда море кипит. -- Да? -- Факт. -- Ну вот, -- продолжил Кроули, откидываясь на спинку кресла. -- Море все кипит, бедняги дельфины сварились все, остальным наплевать... С гориллами то же. Говорят: "Ой, небо все красное, звезды на землю падают, что в бананах-то в наши дни?". А потом... -- Они гнезда делают, знаешь ли, гориллы, -- вспомнил ангел, в очередной раз наливая себе из бутылки -- в третий раз ухитрился не промахнуться мимо стакана. -- Не-е... -- Клянусь Богом! Кино видел. Гнезда. -- Гнезда птицы делают, -- поправил Кроули. -- Гнезда, -- настаивал Азирафаил. Кроули решил не спорить. -- Ладно, -- сказал он. -- Все звери, большие и салые. В смысле малые. Большие и малые. Многие с мозгами. А потом "бабах"... -- Но ты же часть этого, -- указал Азирафаил. -- Ты соблазняешь людей. И хорошо этого умеешь. Кроули стукнул стаканом по столу. -- Это не то. Они не должны соглашаться. Это ж и есть основы мира, верно? Твоя сторона выдумала. Людей надо проверять... Только не на устойчивость к разрушению. -- Ладно, ладно. Мне это не нравится, как и тебе, но я тебе сказал. Не могу ошлу... ошву... не делать то, что велено. Аннгел, п'нимаешь. -- На Небесах нет театров, -- заметил Кроули. -- И почти нет фильмов. -- И не пытайся соблазнить меня, -- ответил Азирафаил несчастно. -- Я тебя знаю, старый ты змей. -- Ты подумай только, -- продолжал Кроули безжалостно. -- Знаешь, что такое вечность? Знаешь, что такое вечность? В смысле, ты знаешь, что такое вечность? Такая гора, понимаешь ли, в милю высотой, на краю Вселенной, и раз в тысячу лет такая маленькая птичка... -- Какая еще птичка? -- подозрительно спросил Азирафаил. -- Маленькая птичка, про которую я говорю. И каждую тысячу лет... -- Что, все время одна птичка? Кроули поколебался. -- Да, -- кивнул он наконец. -- Жутко старая тогда птичка. -- Наверное. Каждую тысячу лет птичка взлетает... -- Хромает... -- Взлетает на вершину горы и точит свой клюв. -- Постой. Этого быть не может! Между Землей и краем Вселенной куча... -- Ангел широко развел трясущимися руками. -- Куча мусора, мой милый мальчик. -- Но она туда все равно добирается, -- настаивал Кроули. -- Как? -- спросил ангел. -- Не это важно! -- Может в звездолете лететь, -- предположил ангел. Кроули сделал паузу. -- Да, -- наконец заговорил он. -- Если тебе так удобнее. И эта птица... -- Только ведь мы говорим про край Вселенной, -- заметил Азирафаил. -- Так что это должен быть один из таких звездолетов, где конец пути только потомки увидят. Надо будет тогда сказать потомкам -- мол, как долетите до Горы, надо... -- он задумался. -- Что же им сделать надо? -- Клюв о гору поточить, -- подсказал Кроули. -- А потом летит она обратно... -- В звездолете... -- А через тысячу лет опять возвращается, -- быстро закончил Кроули. Последовала секунда пьяного молчания. -- Зачем так напрягаться, просто чтобы клюв наточить? -- подумал вслух Азирафаил. -- Слушай, -- заговорил Кроули серьезно, -- дело в том, что когда птичка до конца сточит гору, так, тогда... Азирафаил открыл рот. Кроули знал, что сейчас он что-нибудь умное скажет насчет твердости птичьих клювов в сравнении с гранитными горами, и поспешил нанести удар. -- Тогда ты все еще не досмотришь "Звуки музыки". Азирафаил застыл. -- А ведь он тебе понравится, -- продолжал безжалостно Кроули. -- Это точно. -- Мой милый мальчик... -- Выбора не будет. -- Слушай... -- У Небес никакого вкуса. -- Ну... -- И не единого ресторана, подающего суши. Боль появилась на неожиданно серьезном лице ангела. -- Не могу с этим справиться, п'ка пьян, -- бросил он. -- Надо протрезветь. Они оба мигнули, когда алкоголь покинул их системы кровообращения, и сели несколько более прилично. Азирафаил поправил свой галстук. -- Я не могу мешать священным планам, -- прохрипел он. Кроули задумчиво взглянул в свой стакан, а затем вновь его наполнил. -- А что насчет дьявольских? -- спросил он. -- Прости? -- Ну, это же дьявольский план, разве нет? Мы им занимаемся. Моя сторона. -- А, но это часть большого священного плана, -- указал Азирафаил. -- Твоя сторона ничего не может сделать, что не является частью большого священного плана -- опять основы мира, -- добавил он с намеком на самодовольство. -- Как это? -- Эта... -- Азир