чудес, э-э... э-э... - Полный анус, в общем. Кардинг нахмурился. - Да, - не сразу отозвался он, - полагаю, что-то в этом роде. Знаешь, ты неплохо умеешь обращаться со словами. - Благодарю тебя, брат. Старший волшебник не обратил внимания на эту фамильярность. Вместо того он повернулся, облокотился о резные перила и принялся наблюдать за демонстрацией магических фокусов. Его руки автоматически полезли в карманы за кисетом с табаком, но на полпути остановились. Он ухмыльнулся и щелкнул пальцами. Во рту у него появилась зажженная сигара. - Я много лет учился этому, - задумчиво проговорил он. - Огромные возможности, мой мальчик. Они этого еще не осознали, но вот он, конец орденов и уровней. Это была просто, э-э, система распределения. Мы в ней больше не нуждаемся. Где этот парнишка? - Еще спит... - начал было Лузган. - Я здесь, - сообщил Койн. Он стоял у входа в коридор, ведущий к покоям старших волшебников. Рука сжимала октироновый посох, который был в полтора раза выше его самого. На матово-черной поверхности посоха, такой темной, что она каза-лась щелью, прорезающей мир, сверкали крошечные прожилки желтого огня. Лузган почувствовал, как золотистые глаза впиваются в него и самые сокровенные мысли прокручиваются сейчас на задней стенке его черепа. - О, - сказал он голосом, который, по его мнению, был приветливым, как у доброго дядюшки, но на самом деле прозвучал как сдавленный предсмертный хрип. После такого начала продолжение могло быть только еще хуже, и оно не подвело ожиданий. - Я вижу, ты, гм, встал, - констатировал он. - Мой дорогой мальчик... - вмешался Кардинг. Койн посмотрел на него долгим, леденящим взглядом. - Я видел тебя прошлой ночью, - заявил он. - Ты могущественный? - Более-менее, - ответил Кардинг, припомнив склонность мальчишки использовать волшебников для игры в кегли со смертельным исходом. - Но до тебя мне далеко. - Меня сделают аркканцлером, как предопределено мне судьбой? - О, безусловно, - отозвался Кардинг. - Ни малейших сомнений. Можно мне взглянуть на твой посох? Интересный рисунок... Он протянул пухлую ладонь. Это было вопиющим нарушением этикета. Ни один волшебник даже подумать не может, чтобы прикоснуться к чужому посоху без специального на то разрешения. Но кое-кто никак не может поверить, что дети - это полноценные люди, и думает, что в общении с ними не обязательно соблюдать обычные правила приличия. Пальцы Кардинга сомкнулись вокруг черного посоха. Раздался звук, который Лузган скорее почувствовал, чем услышал, и Кардинг, пролетев через всю галерею, врезался в противоположную стену, как мешок с салом, упавший на мостовую. - Больше так не делай, - предупредил Койн, повернулся, посмотрел сквозь побледневшего Лузгана и добавил: - Помоги ему подняться. Надеюсь, он не сильно пострадал. Казначей торопливо пересек галерею и склонился над тяжело дышащим Кардингом, лицо которого приняло странный оттенок. Лузган хлопал волшебника по щекам, пока тот не открыл глаза. - Видел, что случилось? - шепнул Кардинг. - Не уверен. Гм. А что случилось? - прошептал Лузган. - Он меня укусил. - В следующий раз, когда прикоснешься к посоху, умрешь, - сухо констатировал Койн. - Понял? Кардинг осторожно приподнял голову, опасаясь, как бы она не рассыпалась на кусочки. - Прекрасно понял, - заверил он. - А теперь я хотел бы осмотреть Университет, - продолжал Койн. - Я очень много о нем слышал... Кардинг с помощью Лузгана неуверенно поднялся на ноги и, опираясь на его руку, послушно затрусил следом за мальчиком. - Ни в коем случае не трогай его посох, - пробормотал он. - Я не забуду, гм, что этого не стоит делать, - твердо пообещал Лузган. - И что ты почувствовал? - Тебя когда-нибудь кусала гадюка? - Нет. - Тогда ты точно поймешь, что я испытал. - Гм-м? - Это было совершенно не похоже на укус гадюки. Следуя за решительно шагающим Койном, они торопливо спустились по лестнице и вошли через развороченную дверь в Главный зал. Стремясь произвести хорошее впечатление, Лузган забежал вперед. - Это Главный зал, - сообщил он. Койн обратил на него взгляд своих золотистых глаз, и казначей почувствовал резкую сухость во рту. - Его так называют, потому что, видишь ли, это зал. И он главный. - Он сглотнул. - Это главный зал, - мямлил он, пытаясь помешать ослепительному, как прожектор, взгляду лишить его остатков способности связно изъясняться. - Огромный главный зал, вот почему его называют... - Кто эти люди? - спросил Койн, указывая посохом. Собравшиеся в зале волшебники, которые обернулись, чтобы посмотреть, как он входит, попятились от посоха, словно тот был огнеметом. Лузган проследил за направлением взгляда чудесника. Койн указывал на портреты и скульптурные изображения аркканцлеров прошлых лет, украшающие стены. При бородах и остроконечных шляпах, с декоративными свитками или таинственными символическими деталями астрологического оборудования в руках они смотрели вниз свирепыми взглядами, порожденными большим самомнением, а может, хроническими запорами. - С этих стен, - сказал Кардинг, - на тебя взирают две сотни величайших волшебников. - Они мне не нравятся, - заявил Койн, и посох изрыгнул струю октаринового пламени. Аркканплеры исчезли. - И окна здесь слишком маленькие... - Потолок слишком высокий... - Все слишком старое... Волшебники, спасаясь от сверкающего и плюющегося огнем посоха, плашмя упали на пол. Лузган натянул на глаза шляпу и закатился под стол: он чувствовал, как вокруг него плавится сама ткань, составляющая Университет. Трещало дерево, стонали камни. Кто-то постучал его по голове. Он заорал. - Прекрати! - крикнул Кардинг, перекрывая шум. - И надень шляпу как следует! Прояви хоть немного достоинства! - Почему же ты тогда сидишь под столом? - брезгливо отозвался Лузган. - Мы должны ухватиться за эту возможность! - Что, как за посох? - Давай за мной! Лузган вылез из-под стола и попал в ослепительный, ослепительно ужасный новый мир. Исчезли грубые каменные стены. Исчезли темные, населенные воронами балки. Исчез пол с его узором из черных и белых плиток, от которых рябило в глазах. Исчезли и небольшие, высоко расположенные окна, покрытые благородным налетом древнего жира. Впервые за всю историю зала в него струился чистый, без примесей, солнечный свет. Волшебники, разинув рты, уставились друг на друга и увидели совсем не то, что, как им всегда казалось, они видят. Беспощадные лучи преобразили богатую золотую вышивку в пыльную позолоту; выставили роскошные ткани как покрытый пятнами и протертый почти до дыр бархат; превратили пышные, окладистые бороды в пожелтевшие от никотина спутанные мочалки; разоблачили великолепные бриллианты как довольно паршивенькие анкские камни. Обновленный свет прощупывал и исследовал все вокруг, отметая в сторону уютные тени. И, как был вынужден признать Лузган, то, что осталось, не внушало доверия. Он вдруг со всей остротой осознал, что под мантией (драной, сильно застиранной мантией, понял он, испытав при этом дополнительный укол вины; мантией, прогрызенной там, где до нее добрались мыши) на нем все еще надеты домашние шлепанцы. Зал теперь почти полностью состоял из стекла. Там, где не было стекла, блестел мрамор. Все было таким великолепным, что Лузган почувствовал себя совершенно недостойным этого места. Он повернулся к Кардингу и увидел, что его собрат-волшебник взирает на Койна восхищенными глазами. На лицах большинства волшебников застыло такое же выражение. Волшебник, которого не притягивает сила, - не волшебник вовсе, а в посохе скрывалась настоящая сила. Посох зачаровывал их, словно кобр. Кардинг протянул было руку, чтобы дотронуться до плеча мальчишки, но передумал и вместо этого воскликнул: - Потрясающе. - Повернувшись к собравшимся и воздев руки, он вскричал: - Братья мои, среди нас находится весьма могущественный волшебник! Лузган дернул его за мантию и прошипел: - Он же едва не убил тебя. Кардинг не обратил на него внимания. - И я предлагаю... - Он сглотнул. - Я предлагаю избрать его аркканплером! Какое-то мгновение в зале стояла тишина, а затем он взорвался аплодисментами и криками несогласия. В задних рядах вспыхнуло несколько ссор. Те из волшебников, что стояли поближе, не проявляли такой готовности возражать. Они видели улыбку на лице Койна. Она была сияющей и холодной, как та улыбка, которую можно разглядеть на лике луны. В толпе произошло какое-то волнение, и вперед протиснулся пожилой волшебник. Лузган узнал в нем Овина Хакардли, волшебника седьмого уровня, преподавателя Закона. Тот аж побагровел от гнева - там, где не побелел от ярости. Когда он заговорил, его слова пронизали воздух, словно ножи. Они были суровыми, как нитки, и прямыми, как палки. - Вы что, с ума сошли? - вопросил он. - Аркканцлером может стать только волшебник восьмого уровня! И он должен быть избран остальными старшими волшебниками на торжественном заседании совета! (Разумеется, под чутким руководством богов.) Это Закон! (Как можно!) Хакардли изучал Закон магии много лет, а поскольку магия обычно является двусторонним процессом, она оставила на волшебнике свой отпечаток. С виду Хакардли казался хрупким, как сырная палочка, а сухой характер предмета специализации наделил его непостижимой способностью произносить знаки препинания. Он стоял, трепеща от негодования, и постепенно осознавал, что быстро остается в одиночестве. Он стал центром расширяющегося круга пустого пространства. Этот круг был обрамлен волшебниками, которые внезапно ощутили готовность поклясться, что они никогда в жизни не видели этого человека. Койн поднял посох. Хакардли назидательно погрозил ему пальцем. - Вы меня не испугаете, молодой человек, - резко сказал он. - Может, вы и талантливы, но одного таланта недостаточно. Великий волшебник должен обладать и другими качествами. Способностью к управлению, например, мудростью, а еще... - Этот Закон применим ко всем волшебникам? - опустив посох, уточнил Койн. - Ко всем без исключения! Он был составлен... - Но я не волшебник, господин Хакардли. Хакардли заколебался. - О, - изрек он наконец и снова замолчал. - Хорошее замечание. - Но я прекрасно понимаю необходимость мудрости, предусмотрительности и доброго совета. Вы окажете мне большую честь, если согласитесь обеспечить меня этим ценным товаром. Объясните, например, почему волшебники не правят миром? - Что? - Это простой вопрос. В этом зале, - губы Койна долю секунды беззвучно шевелились, - четыреста семьдесят два волшебника, искушенных в наиболее тонком из всех искусств. Однако все, чем вы правите, - это несколько акров, застроенных довольно посредственными архитектурными сооружениями. Почему? Волшебники старших рангов обменялись многозначительными взглядами. - С виду это действительно так, - в конце концов отозвался Хакардли. - Но, дитя мое, у нас есть владения, простирающиеся далеко за пределы познаний временных владык. - Его глаза блестели. - Магия может увести разум к внутренним полям тайных... - Да, да, - перебил его Койн. - Однако этот Университет окружают крайне прочные стены. Почему? Кардинг провел языком по губам. Невероятно. Этот мальчишка высказывает вслух его мысли... - Вы ведете борьбу за власть, - сладким голоском продолжал Койн, - однако для любого горожанина, живущего за пределами этих стен - для человека, вывозящего нечистоты, или обыкновенного торговца, - так ли уж велика разница между магом высокого уровня и простым заклинателем? Хакардли смотрел на него с бесконечным изумлением. - Дитя, эта разница очевидна для самого ничтожного из горожан, - ответил он. - Сами наши одежды и их отделка... - Ага, - кивнул Койн, - одежды и отделка. Разумеется. В зале ненадолго воцарилось тяжелое, задумчивое молчание. - Мне кажется, - высказался наконец Койн, - что волшебники правят только волшебниками. Кто же правит снаружи? - В том, что касается города, это, должно быть, патриций, лорд Витинари, - с некоторой оглядкой сообщил Кардинг. - Его можно назвать честным и справедливым правителем? Кардинг обдумал этот вопрос. Шпионская сеть патриция, по слухам, была великолепной. - Я бы сказал, - осторожно начал волшебник, - что он нечестен и несправедлив, но безупречно беспристрастен. Он нечестен и несправедлив со всеми, независимо от положения. - И вы довольствуетесь этим? - спросил Койн. Кардинг постарался не встречаться глазами с Хакардли. - Дело не в том, довольствуемся мы или нет, - ответил он. - Полагаю, мы не особенно об этом задумывались. Видишь ли, истинное призвание волшебника... - Неужели мудрецы действительно позволяют управлять собой таким образом? - Конечно же, нет! - зарычал Кардинг. - Не будь глупцом! Мы просто терпим. В этом и заключается мудрость, ты узнаешь это, когда вырастешь, речь идет о том, чтобы выждать благоприятный момент... - Где этот патриций? Я хотел бы с ним увидеться. - Это можно устроить, - пообещал Кар-динг. - Патриций всегда принимает волшебников и... - А теперь я приму его, - заявил Койн. - Он должен узнать, что волшебники достаточно долго выжидали свой момент. Отойдите-ка. Он навел посох на цель. Временный правитель широко раскинувшегося города Анк-Морпорка сидел в кресле у подножия ступенек, ведущих к трону, и пытался углядеть в донесениях соглядатаев хоть какие-то признаки здравого смысла. Трон пустовал уже более двух тысячелетий, со времени смерти последнего из рода королей Анка. Легенда гласила, что в один прекрасный день в городе снова появится король, и добавляла к этому различные комментарии насчет магических мечей, родимых пятен и всего остального, о чем обычно болтают легенды. По правде говоря, в настоящее время наследника трона определяли лишь по одному признаку: перво-наперво, он должен был остаться в живых в течение пяти минут после сообщения о наличии каких-либо магических мечей или родимых пятен. Последние двадцать веков городом правили богатые торговые семьи Анка, а они проявляли примерно столько же желания выпустить власть из своих рук, сколько обычный бульдог - отпустить жертву. Человек, занимающий в данный момент должность патриция, глава чрезвычайно богатой и могущественной семьи Витинари, был худ, высок и хладнокровен, как дохлый пингвин. Именно такие люди любят держать дома белых кошек, которых рассеянно поглаживают, приговаривая людей к смерти в водоеме с пираньями. Для полноты картины вы бы рискнули добавить, что патриций, вероятно, собирает редкий тонкий фарфор и крутит его в своих голубовато-белых пальцах, пока из глубоких подземелий доносится эхо затихающих вдали криков. Вы бы не усомнились в том, что он любит употреблять слово "изысканный" и что у него тонкие губы. Он казался человеком, который моргает настолько редко, что это событие каждый раз можно отмечать в календаре как праздник. На самом деле почти все ваши предположения неверны. Хотя у патриция действительно был маленький и чрезвычайно старый жесткошерстный терьер по кличке Вафлз, который сильно вонял псиной и наскакивал на всех подряд с одышливым лаем. По слухам, это было единственное существо на всем белом свете, которое патриций понастоящему любил. Он и правда время от времени приговаривал людей к смерти в страшных мучениях, но это считалось вполне приемлемым поведением для правителя города и обычно одобрялось подавляющим числом горожан {В данном случае подавляющее большинство горожан определяется как "все, кто в данный момент не висит вверх ногами над ямой со скорпионами".}. Жители Анка - народ практичный, и они считали, что патриций, запретив все уличные театры и выступления мимов, заботился прежде всего о благосостоянии своих подданных. Патриций не сеял в душах горожан ужас, он бросал его туда по зернышку. Патриций вздохнул и положил последнее донесение на высокую стопку рядом с креслом. В детстве он как-то видел жонглера, который мог удерживать в воздухе дюжину тарелок. Чтобы приступить к обучению искусством управлять Анк-Морпорком, городом, который кто-то описал как "нечто напоминающее перевернутый вверх дном термитник без присущего последнему шарма", он должен был проделать такой же трюк с сотней тарелок. Патриций глянул в окно, на возвышающуюся вдали громаду Башни Искусства, которая была центром Незримого Университета, и рассеянно спросил себя, сможет ли кто-нибудь из этих старых ослов-зануд изобрести лучший способ обработки писанины. Нет, конечно. Волшебник просто не понимает такой элементарной штуки, как простейший гражданский шпионаж. Он снова вздохнул и взялся за расшифровку того, что президент Гильдии Воров сказал своему заместителю в полночь в потайной звуконепроницаемой комнате, что за его кабинетом в штаб-квартире Гильдии, но... Оказался в Главном за... Нет, в Главном зале Незримого Университета он бывал не раз. На бесконечных обедах. И вокруг него так же находилось множество волшебников, но все они были... ...Не такими. Подобно Смерти, - на которого, по мнению некоторых менее везучих жителей города, он походил как две капли воды, - патриций никогда не впадал в ярость, не обдумав, к чему это приведет. Хотя иногда он думал очень быстро. Патриций обвел взглядом собравшихся волшебников. На их лицах застыло выражение, от которого слова возмущения застряли у него в горле. Волшебники были похожи на овец, которые вдруг наткнулись на попавшего в капкан волка, причем это случилось как раз в то момент, когда до них донесли ценную мысль, что в единстве - сила. Было у них нечто похожее в глазах. - Что означает это безоб... - он поколебался и неуклюже закончил: - Это? Веселая шутка в честь Дня Мелких Богов, а? Его глаза метнулись в сторону и встретились с глазами маленького мальчика, который держал в руках длинный металлический посох. На губах мальчика играла самая странная улыбка, что когда-либо видел патриций. Кардинг кашлянул. - Господин... - начал он. - Выкладывай, приятель, - рявкнул на него лорд Витинари. Сначала Кардинг испытывал робость, но тон патриция был чуть более безапелляционным, чем нужно. Костяшки пальцев волшебника побелели. - Я волшебник восьмого уровня, - негромко произнес он. - И ты не смеешь обращаться ко мне таким тоном. - Хорошо сказано, - похвалил его Койн. - Бросьте его в подземелье, - приказал Кардинг. - У нас нет подземелий, - напомнил ему Лузган. - Это же университет. - Тогда отведите в винные погреба, - отрезал Кардинг. - И пока будете внизу, постройте пару-другую подземелий. - Вы хоть понимаете, что творите? - справился патриций. - Я требую, чтобы мне объяснили, что означает... - Ты ничего не можешь требовать, - возразил Кардинг. - А означает это, что с сегодняшнего дня городом будут править волшебники, как это было предопределено изначально. Так, уведите его... - Вы? Править Анк-Морпорком? Волшебники, которые даже друг дружкой управлять не могут? - Да! Кардинг отдавал себе отчет в том, что это не самый остроумный ответ. Но куда больше его волновало то, что песик Вафлз, который был перенесен в зал вместе с хозяином, подковылял, с трудом передвигая ноги, к волшебнику и сейчас близоруко всматривался в его туфли. - Тогда все поистине мудрые люди предпочтут отсидеться в безопасности в каком-нибудь славном глубоком подземелье, - сыронизировал патриций. - Так что прекращайте дурачиться и верните меня на место. Тогда вполне возможно, мы замнем эту тему. Или заминать потом придется вас. Вафлз прекратил исследовать туфли Кардинга и затрусил к Койну, обронив по пути несколько клочков шерсти. - Эта пантомима слегка затянулась, - заявил патриций. - И теперь я... Вафлз зарычал. Это был глубокий, первобытный звук, который задел какую-то струну в расовой памяти всех присутствующих и вызвал у них неудержимое желание залезть на дерево. Он воскрешал в памяти длинные серые тени, охотящиеся на рассвете времен. Просто удивительно, как в таком маленьком животном может умещаться столько угрозы. И вся эта угроза была направлена на посох в руке Койна. Патриций шагнул вперед, чтобы подхватить собаку, но Кардинг поднял ладонь и послал через весь зал опаляющую струю оранжево-голубого пламени. Патриций исчез. На том месте, где он стоял, замерла маленькая желтая ящерица. Она моргала глазами и озирала всех свирепым взглядом, выражающим характерную для всех рептилий глупую злобу. Кардинг изумленно уставился на свои пальцы, как будто видел их впервые в жизни. - Прекрасно, - хрипло прошептал он. Волшебники посмотрели на тяжело дышащую ящерицу и перевели взгляд на город, сверкающий в свете раннего утра. Там, снаружи, оставались муниципальный совет, городская стража. Гильдия Воров, Гильдия Торговцев, жрецы... и никто из них даже не подозревал, какая беда вот-вот обрушится на их головы. "Началось", - сказала шляпа из своей коробки, которая стояла на палубе. - Что началось? - переспросил винд. "Правление чудовства." На лице Ринсвинда отразилось недоумение. - Это хорошо? "Ты когда-нибудь понимаешь, что тебе говорят?" Ринсвинд почувствовал, что вступает на более знакомую почву. - Нет, - ответил он. - Не всегда. Особенно в последнее время. Не часто. - А ты уверен, что ты действительно волшебник? - осведомилась Канина. - Это единственное, в чем я когда-либо был уверен, - убежденно произнес он. - Странно. Ринсвинд сидел на Сундуке на освещенном солнцем баке "Океанского танцора", и корабль, мирно покачиваясь, пересекал зеленые воды Круглого моря. Снующие вокруг моряки занимались - Ринсвинд в этом ничуть не сомневался, - важными для мореходства вещами, и он надеялся, что они делают все правильно, потому что после высоты он больше всего на свете ненавидел глубину. - Ты выглядишь обеспокоенным, - заметила Канина, которая подстригала ему волосы. Ринсвинд втянул голову в плечи, пытаясь сделать ее как можно меньше, чтобы уберечь от мелькающих ножниц. - Это потому, что я обеспокоен. - А что такое Абокралилсис? Ринсвинд поколебался. - Ну, - ответил он, - это конец света. Что-то вроде. - Что-то вроде? Что-то вроде конца света? Ты хочешь сказать, что мы даже ничего не поймем? Оглянемся и спросим друг у друга: "Простите, вы ничего не слышали?" - Просто провидцы так и не смогли прийти к единому мнению. Существует множество самых разнообразных неопределенных предсказаний. Некоторые из них довольно безумные. Так что это назвали Абокралипсис. - У Ринсвинда был весьма смущенный вид. - Что-то вроде апокрифического Апокалипсиса, который крадет у людей жизни. Понимаешь, такой каламбур. - Не очень удачный. - Да. Не совсем {Вкусы волшебников в отношении каламбуров не слишком отличаются от их вкусов в отношении блестящих предметов.}. Ножницы Канины деловито щелкали. - Должна сказать, что капитан, похоже, был крайне рад заполучить нас в качестве пассажиров, - заметила она. - Это потому, что, согласное поверьям, волшебник приносит кораблю счастье, - отозвался Ринсвинд. - Разумеется, это не так. - А многие верят, - возразила Канина. - О, для других это к счастью, но не для меня. Я плавать не умею. - Что, вообще нисколечко не проплывешь? Ринсвинд помешкал с ответом, осторожно теребя звезду на своей шляпе. - Как ты думаешь, какая здесь глубина? Примерно? - По-моему, около дюжины фатомов. - Тогда, наверное, проплыву около дюжины фатомов. - Прекрати так дрожать, я чуть не отстригла тебе ухо, - резко бросила Калина и, свирепо взглянув на проходящего матроса, взмахнула ножницами. - В чем дело? Никогда не видел, как человеку стрижку делают? Кто-то наверху, на мачте, отпустил шуточку, которая вызвала взрыв грубого хохота на брам-стеньге - впрочем, может быть, это был нок рея. - Я сделаю вид, что ничего не слышала, - сообщила Канина и яростно дернула гребень, вытряхнув из волос Ринсвинда множество безобидных мелких животных. - Ай! - Нечего ерзать! - Трудно не ерзать, зная, кто именно машет вокруг твоей головы парой стальных лезвий! Вот так и текло это утро, сопровождаемое стремительно несущимися волнами, поскрипыванием мачт и довольно сложной ступенчатой стрижкой. Поглядев на себя в осколок зеркала, Ринсвинд был вынужден признать, что его внешность изменилась в лучшую сторону. Капитан сообщил им, что судно направляется в город Аль Хали на пупстороннем побережье Клатча. - Типа Анка, только вместо ила там песок, - растолковал Ринсвинд, склоняясь над поручнем. - Зато там хороший рынок рабов. - Работорговля безнравственна, - твердо заявила Канина. - Да ну? Надо же! - отозвался Ринсвинд. - Хочешь, я тебе еще бороду подравняю? - с надеждой предложила Канина, но вдруг замолчала и, застыв с раскрытыми ножницами в руке, уставилась на море. - А что за люди, которые плавают на каноэ с какими-то дополнительными деталями сбоку, чем-то вроде красного глаза, нарисованного на носу, и небольшим парусом? - спустя некоторое время спросила она. - Похоже на пиратов-работорговцев из Клатча, - ответил Ринсвинд, - но это большое судно. Вряд ли кто-нибудь осмелится напасть на него. - Один не осмелится, - Канина по-прежнему смотрела на размытую линию в том месте, где море переходит в небо. - Но пятеро могут. Ринсвинд вгляделся в висящую вдали дымку и поднял глаза на вахтенного. Тот покачал головой. - Да ладно тебе, - хмыкнул волшебник с юмором, присущим засорившейся канализационной трубе. - На самом деле ничего там нет. Наверное, ты просто шутишь. - По десять человек в каждом каноэ, - мрачно сообщила Канина. - Послушай, шутки шутками... - С длинными изогнутыми саблями. - Но я не вижу ни... - ...Длинные и довольно грязные волосы развеваются на ветру... - С обсеченными кончиками? - кисло пошутил Ринсвинд. - Ты что, пытаешься острить? - Я? - А у меня при себе никакого оружия, - пожаловалась Канина, бросаясь к своим пожиткам. - Держу пари, на этом судне не найдется ни одного приличного меча. - Ничего. Может, они просто хотят по-быстрому вымыть головы. Пока Канина лихорадочно рылась в мешке, Ринсвинд бочком подобрался к коробке со шляпой аркканцлера и осторожно открыл крышку. - Там ведь никого нет, правда? - спросил он. "Откуда мне-то знать? Надень меня." - Что? Себе на голову? "О Создатель!" - Но я не аркканцлер! - воскликнул Ринсвинд. - То есть я слышал о хладнокровных людях, но.... "Я должна воспользоваться твоими глазами. Надень меня. Себе на голову." - Гм. "Доверься мне." Ринсвинд не мог ослушаться. Он аккуратно снял потрепанную серую шляпу, с тоской посмотрел на облупившуюся звезду и вынул из коробки шляпу аркканцлера. Она была несколько тяжелее, чем он ожидал. Окружающие тулью октарины слабо поблескивали. Он осторожно опустил ее на новую стрижку, крепко сжимая поля на случай, если вдруг ощутит первые признаки леденящего холода. На самом деле он просто почувствовал себя невероятно легким. И еще у него появилось ощущение огромного знания и могущества - не то чтобы присутствующее, но вертящееся на кончике его метафорического языка. В его мозгу мелькали обрывки разрозненных воспоминаний, но он не помнил, чтобы они вспоминались ему раньше. Он осторожно исследовал их, как исследуют языком больной зуб, и они оказались перед ним... Две сотни покойных аркканплеров, выстроившись в колонну, конец которой терялся в свинцовом, сумрачном прошлом, смотрели на него пустыми серыми глазами. "Вот почему так холодно, - сказал себе Ринсвинд. - Тепло просачивается в мир мертвецов. О нет..." Шляпа заговорила, и он увидел, как две сотни пар бледных губ разом шевельнулись. "Кто ты?" "Ринсвинд, - подумал Ринсвинд. И где-то в сокровенных тайниках своего сознания попытался мысленно воззвать сам к себе: - На помощь!" Он почувствовал, как его колени начинают подгибаться под грузом событий. "Интересно, каково оно - быть мертвым?" - подумал он. "Смерть - не более чем сон", - ответили мертвые маги. "Но что при этом чувствуешь?" - настаивал Ринсвинд. "Когда боевые каноэ сюда доберутся, у тебя появится непревзойденный шанс это выяснить, Ринсвинд." Ринсвинд с воплем ужаса вскочил на ноги и сорвал с себя шляпу. Его вновь захлестнула реальная жизнь и реальные звуки, но посколь-ку под самым его ухом кто-то лихорадочно бил в гонг, легче ему не стало. Теперь уже и матросы увидели каноэ, в неестественной тишине рассекающие волны. Люди в черном, сидящие на веслах, должны были бы улюлюкать и испускать крики. Это не улучшило бы положения вещей, но показалось бы более уместным. Их молчание свидетельствовало о крайне неприятной целеустремленности. - О Создатель, это было ужасно, - сказал Ринсвинд. - И имей в виду: то, что происходит сейчас, - тоже. По палубе взад-вперед бегали матросы с абордажными саблями в руках. Калина постучала Ринсвинд а по плечу. - Нас будут брать живьем, - сообщила она. - О... - слабо отозвался Ринсвинд. - Хорошо. Тут он припомнил о клатчских работорговцах еще кое-что, и у него пересохло в горле. - На самом деле... на самом деле им нужна ты, - промямлил он. - Я слышал, что они вытворяют... - Мне точно нужно это знать? - спросила Канина. К ужасу Ринсвинда, она, похоже, так и не нашла себе оружия. - Они бросят тебя в сераль! Она пожала плечами. - Могло быть и хуже. - Там такие шипы точат, а когда дверь закроют... - наобум ляпнул Ринсвинд. Каноэ настолько приблизились, что уже можно было разглядеть решительное выражение на лицах гребцов. - Это не сераль. Это Железная Дева. Ты что, не знаешь, что такое сераль? - Гм... Она ему объяснила. Ринсвинд залился краской. - Во всяком случае, меня сначала нужно захватить, -поджав губы, заявила Канина. - Это тебе следует беспокоиться. - Я-то тут при чем? - Кроме меня, ты единственный носишь здесь платье. - Это мантия... - возмутился Ринсвинд. - Мантия, платье... Моли Создателя, чтобы они знали разницу. Ладонь, похожая на гроздь унизанных кольцами бананов, схватила Ринсвинда за плечо и развернула кругом. Капитан, массивно сложенный, похожий на медведя пупземелец, приветливо улыбался ему сквозь густую растительность на лице. - Ха! - воскликнул он. - Не знают они, что на борту у нас волшебник есть! Чтобы зажечь в их внутренностях пылающий зеленый огонь! Ха?! Осознав, что Ринсвинд не готов сию же минуту напустить на пиратов карающие чары, он нахмурил темные кустистые брови и настойчиво переспросил: "Ха?", -предоставив одному слогу выполнить работу целого ряда чудовищных угроз. - Да, ну, я просто... я просто перепоясываю чресла, - объяснился Ринсвинд. - Да, именно этим и занимаюсь. Перепоясываю их. Вам нужен зеленый огонь? - И еще чтобы в костях у них тек расплавленный свинец, - начал самозабвенно перечислять капитан. - И чтобы волдырями покрылась их кожа, чтобы их мозги изнутри пожрали живые скорпионы... Переднее каноэ подошло к борту, и в леер с глухим стуком вонзилась пара крюков. Завидев первого работорговца, капитан поспешил было прочь, вытаскивая на ходу меч, но затем, остановившись, снова повернулся к Ринсвинду. - Перепоясывай быстрее! - прорычал он. - Не то лишишься всяких чресл. Ха? Ринсвинд повернулся к Канине, которая облокотилась о поручень и изучала свои ногти. - Ты бы лучше принимался за дело, - посоветовала она. - Тебе предстоит пятьдесят раз наслать зеленый огонь и горячий свинец, не говоря уж о дополнительном заказе на волдыри и скорпионов. Не давай им спуску. - Вечно со мной такое случается, - простонал Ринсвинд, перегибаясь через поручень, чтобы бросить взгляд на то, что в его представлении было главным этажом судна. Пираты, которые за счет численного перевеса побеждали, загоняли команду в сети и опутывали веревками. Они работали в абсолютном молчании, взмахивая дубинками и уклоняясь от ударов, пользуясь мечами только тогда, когда не оставалось выхода. - Не хотят портить товар, - заметила Канина. Ринсвинд с ужаеом узрел, как капитан, выкрикивая: "Зеленый огонь! Зеленый огонь!", исчезает под нахлынувшей массой темных тел. Ринсвинд попятился. В магии он был полным нулем, но до сих пор ему со стопроцентным успехом удавалось остаться в живых, и он не хотел испортить это достижение. Теперь за то время, которое потребуется, чтобы долететь до моря, ему предстояло научиться плавать. Попытаться стоило. - Чего ты ждешь? Сматываемся, пока они заняты, - крикнул он Канине. - Мне нужен меч, - заявила она. - Через минуту у твоего горла их будет более чем достаточно. - Мне хватит и одного. Ринсвинд пнул ногой Сундук и ворчливо бросил: - Пшли. Тебе предстоит проплыть немалый путь. Сундук с преувеличенной непринужденностью выпустил крошечные ножки, медленно повернулся и опустился на палубу рядом с девушкой. - Предатель! - буркнул Ринсвинд, обращаясь к его петлям. Сражение, похоже, уже закончилось. Пятеро пиратов, оставив большую часть своих товарищей управляться с поверженной командой, поднялись на кормовую палубу. Их главарь стащил со смуглого лица маску и бросил на Канину быстрый плотоядный взгляд. Повернувшись, он куда более долгим плотоядным взглядом смерил Ринсвинда. - Это мантия, - быстро сказал винд. - И вам лучше поостеречься, потому что я волшебник. - Он набрал в грудь побольше воздуха. - Дотроньтесь до меня пальцем, и вы заставите меня пожалеть, что вы это сделали. Я вас предупредил. - Волшебник? Из волшебников не растут хорошие сильные рабы, - задумчиво проговорил главарь. - Совершенно верно, - подтвердил Ринсвинд. - Так что если вы просто отпустите меня... Главарь повернулся обратно к Канине и подал знак одному из своих товарищей, ткнув татуированным большим пальцем в сторону Ринсвинда. - Не убивай его слишком быстро. По правде говоря... - Он замолчал и одарил Ринсвинда улыбкой во все тридцать два зуба. - Может быть... Да. А почему бы и нет? Ты петь умеешь, волшебник? - Может, и сумею, - осторожно ответил Ринсвинд. - А что? - Возможно, ты как раз тот человек, который нужен серифу для работы в гареме. Двое работорговцев сдавленно хихикнули. - Исключительная возможность... -продолжал главарь, ободренный такой реакцией со стороны публики. У него за спиной послышалось еще несколько возгласов снисходительного одобрения. Ринсвинд попятился. - Вряд ли, - покачал головой он. - Но все равно спасибо. Я просто не создан для таких вещей. - О, тебя можно переделать. - Глаза главаря блестели. - Это нетрудно устроить. - Создателя ради... - пробормотала Канина. Она коротко глянула на людей, стоящих по обе стороны от нее, и ее руки пришли в движение. Тот, кого она проткнула ножницами, вероятно, отделался легче, чем тот, кого она ударила гребнем, учитывая, в какое месиво стальной гребень может превратить лицо. Нагнувшись, она подхватила меч, выпавший из руки одного из поверженных пиратов, и бросилась на двух оставшихся противников. Главарь обернулся на крики и увидел позади себя Сундук с открытой крышкой. Но тут Ринсвинд с разбегу врезался в него, и пират полетел вниз, в то забвение, которое ожидало его в многомерных глубинах Сундука. Раздавшийся было вопль резко оборвался. Вслед за этим послышался дребезг, похожий на лязг засова, задвигаемого на воротах ада. Ринсвинд попятился. - Исключительная возможность...-пробормотал он под нос, только сейчас сообразив, на что намекал главарь. По крайней мере, теперь ему представилась исключительная возможность понаблюдать за тем, как дерется Канина. Редко кому удавалось увидеть это дважды. Сначала ее противники потешались над дерзостью напавшей на них хрупкой девчонки, но затем, очутившись в центре сжимающегося круга сверкающей стали, быстро пережили разнообразные стадии изумления, сомнения, озабоченности и низменного, лишающего дара речи страха. Канина избавилась от последнего из телохранителей главаря при помощи пары выпадов, от которых у Ринсвинда заслезились глаза, со вздохом вскочила на поручень и спрыгнула на главную палубу. Сундук, к крайней досаде Ринсвинда, последовал за ней, смягчив падение тем, что тяжело шлепнулся на одного из работорговцев. Его появление только усилило вспыхнувшую среди пиратов панику. Когда вам наносит убийственно точный и яростный удар довольно хорошенькая девушка в белом платье с цветочками - это уже достаточно плохо. Но еще страшнее для мужского самолюбия быть сбитым с ног и покусанным дорожной принадлежностью. Кроме того, это плохо отражается на мужском организме. - Показушник! - фыркнул Ринсвинд, глянув через поручень. Брошенный снизу нож отщепил кусочек дерева возле его подбородка и, срикошетив, пролетел рядом с его ухом. Ринсвинд ощутил внезапную жгучую боль, схватился за раненное место рукой и какое-то время в ужасе смотрел на окровавленные пальцы. После чего тихо отключился. Не то чтобы он не выносил вида крови, просто его так расстраивал вид его собственной. Рынок на Саторской площади, обширном замощенном пространстве за черными воротами Университета, был в самом разгаре. Говорят, в Анк-Морпорке продается все, кроме пива и женщин, которые просто берутся напрокат. И большую часть товаров можно найти на Саторском рынке, который с годами, прилавок за прилавком, разросся так, что последние ряды уткнулись в древние камни самого Университета. Университетские стены оказались очень удобным местом для расстановки рулонов ткани и полок с амулетами. Никто не заметил, как створки ворот отошли назад. Но из Университета хлынула тишина, которая мигом распространилась по шумной, забитой людьми площади, словно первые струйки свежей воды прибоя, просачивающиеся в затхлое болото. По правде говоря, это была вовсе не тишина, а могучий рев антишума. Тишина не есть противоположность звука, это просто его отсутствие. Но это был звук, лежащий по другую сторону тишины, анти-шум, и его призрачные децибелы заглушили рыночный гвалт, точно накинутый на площадь бархат. Люди дико оглядывались, раскрывая рты, словно золотые рыбки и почти с таким же успехом. Все головы повернулись в сторону ворот. Что-то еще исходило оттуда - помимо какофонии затишья. Ближайшие к пустому проему прилавки со скрипом поползли по мостовой, роняя по пути товары. Их владельцы метнулись в стороны, а прилавки врезались в следующий ряд и неумолимо поползли дальше, громоздясь друг на друга, пока не образовали широкую полосу чистого пространства, протянувшуюся до самого края площади. Ардроти Длиннопосох, Поставщик Пирожков, Полных Индивидуальности, высунулся из-за своего разгромленного лотка как раз вовремя, чтобы узреть появление волшебников. Он хорошо знал волшебников - или до сего момента ему казалось, что он их знает. Это были рассеянные старикашки, по-своему достаточно безобидные, в одеждах, напоминающих чехлы от старых диванов, всегда готовые купить любой из образчиков его продукции, цена на который была снижена по причине почтенного возраста или большей индивидуальности, чем та, с которой могла примириться осторожная домохозяйка. Но эти волшебники были для Ардроти чем-то новым. Они вступили на Саторскую площадь так, словно та им принадлежала. Из-под их каблуков вылетали крошечные голубые искры. И похоже, они каким-то образом стали выше