лище шестирукого Бога-Крокодила Оффлера, покровителя Клатча. Он ухмылялся точь-в-точь как Смерть, с той только разницей, что у Смерти, разумеется, не было в подчинении стаи святых птиц, чтобы приносить добрые вести от верных поклонников, а заодно чистить зубы. Клатчцы ставят гостеприимство превыше остальных достоинств. Пока Мор неотрывно глядел на открывшееся его взору зрелище, женщина сняла с полки еще одну тарелку и принялась молча наполнять ее, вырвав из рук предприимчивой древности лучший кусок сома, причем она (древность) оказала сопротивление, но после короткой схватки сдалась. Хозяйка не сводила с Мора жирно подведенных краской из морской капусты глаз. Мора окликнул отец. Юноша, очнувшись, нервно поклонился. - Простите, -сказал он. -Я... э-э-э... видимо, я прошел сквозь стену. Оставалось признать, что представился он не слишком удачно. - Не угодно ли? - предложил мужчина. Женщина, на запястьях которой позвякивали браслеты, любовно разложила на тарелке несколько тонких ломтиков перца и сбрызнула кушанье темно-зеленым соусом, который Мор вроде узнал. Он пробовал его несколько недель назад, и хотя рецепт приготовления отличался сложностью, одного вкуса было достаточно, чтобы определить: основным компонентом соуса являются рыбьи внутренности, несколько лет подвергавшиеся маринованию в кадушке с акульей желчью. Смерть утверждал, что вкус - дело наживное. Мор решил, что игра не стоит свеч, и не стал себя насиловать. Он бочком двинулся в сторону украшенного бисерными занавесками дверного проема. Все головы, как по команде, повернулись вслед его движению. Он вымученно улыбнулся. - Почему этот демон показывает зубы, муж моей жизни? - произнесла женщина. - Может быть, дело в голоде, луна моего желания, - ответствовал глава семейства. - Добавь еще рыбы! - Это был мой кусок, скверное чадо, - пробурчал предок. - Я ел его. Горе миру, который не ведает уважения к возрасту! До Мора внезапно дошла одна любопытная деталь. Он слушал разговорный клатчский, со всеми затейливыми поворотами и тончайшими дифтонгами изысканного и древнего языка. Пока остальной мир только свыкался с незатейливой по своей свежести идеей сваливания недруга ударом камня по голове, в этом языке уже существовало пятнадцать слов для обозначения насильственного убийства. В уши Мора влетали звуки древней, неведомой речи, однако мозга они достигали не менее ясными и понятными, чем слова его родного языка. - Я не демон! Я человек! - воскликнул он и замер, ошеломленный, услышав собственную фразу на чистейшем клатчском. - Так ты вор? - нахмурился отец семейства. - А может, убийца? Если на то пошло, уж не сборщик ли ты налогов? Его рука скользнула под стол и появилась вновь со здоровенным секачом для разделки мяса, отточенным так, что нижняя часть его лезвия походила на папиросную бумагу. Громко вскрикнув, женщина уронила тарелку и прижала к себе младших из детей. Последив за пируэтами лезвия в воздухе, Мор сдался. - Я принес вам приветствия из самых отдаленных кругов преисподней, - рискнул он. Перемена была разительной. Мясной нож перестал летать у него перед носом, а все семейство расплылось в широких улыбках. - Посещение демонов приносит нам большую удачу, - просиял отец. - Каково твое желание, о мерзкое отродье чресл Оффлера? - Не понял? - Демон приносит благословение и удачу человеку, который помогает ему, - ответил мужчина. - Чем мы можем помочь тебе, о вонючая собачья отрыжка подземных гнездилищ? - Я не очень голоден, - объяснил Мор, - но если вы знаете, где можно достать быстроногую лошадь, я смог бы попасть в Сто Лат еще до захода солнца. Мужчина вновь просиял и отвесил поклон. - Я знаю то место, которое тебе надо, о гнусное извержение кишок. И приведу тебя туда, если ты будешь так любезен последовать за мной. Мор заторопился вслед за хозяином на выход. Древний предок следил за их передвижениями, скептически склонив набок голову и ритмично двигая челюстями. - Так вот что здесь называют демоном? - фыркнул он. - Оффлер окончательно сгноил эту сырую державу. Даже демоны тут третьесортные, в подметки не годятся демонам, что были у нас, в Старой стране. Женщина поместила маленькую чашку с рисом в сложенные ладони средней пары рук статуи Оффлера (к утру рис исчезнет) и выпрямилась. - Муж говорил, что в прошлом месяце в Садах Кэрри обслуживал существо, которого там не было, - сказала она. - Он явился домой под большим впечатлением. Десять минут спустя мужчина вернулся и в торжественном молчании выложил на стол маленькую кучку золотых монет. Они представляли собой богатство, достаточное, чтобы купить изрядную часть города. - И таких у него был целый мешок, - произнес он. Некоторое время семейство ошарашенно пялилось на деньги. Затем жена вздохнула. - Богатство несет с собой много проблем, - посетовала она. - Что нам с ним делать? - Вернемся в Клатч, - твердо заявил муж, - чтобы наши дети выросли в нормальной стране, где уважаются славные традиции древней расы, где мужчины не работают официантами и не прислуживают злым господам, а ходят с высоко поднятой головой. Мы должны уходить сейчас же, благоуханный цветок финиковой пальмы. - Но почему так скоро, о трудолюбивый сын пустыни? - Я только что продал лучшего скакуна из конюшен патриция, - объяснил муж. Лошадь была не такой душкой, как Бинки, да и скакала не так быстро. Однако она без усилий отметала копытами милю за милей и вскорости оставила далеко позади стражников, по непонятной причине жаждущих побеседовать с Мором. А скоро за спиной остались и лачужные предместья Анк-Морпорка. Дорога, вырвавшись на волю, побежала по плодородному черноземью долины Сто. Тысячелетиями великий неторопливый Анк периодически разливался. И именно ему прилегающие области были обязаны самим своим существованием, процветанием, безопасностью и хроническими артритами. Было, кроме всего прочего, чрезвычайно скучно. Свет перегонялся из серебряного в золотой, а Мор все галопировал по однообразной остывающей равнине. Монотонность ландшафта подчеркивалась простирающимися от края до края капустными полями. Много можно сказать о капусте. Можно пуститься в подробные рассуждении о высоком содержании в ней витаминов, о том, как она обогащает организм жизненно необходимым железом и ценной клетчаткой, обладая при этом похвально низкой калорийностью. В своей массе, однако, капуста лишена некоей "изюминки". Несмотря на ее притязания на огромное питательное и моральное превосходство над, скажем, нарциссами, она не являет собой зрелище, способное вдохновить музу поэта. Разве что поэт вконец изголодается. До Сто Лата было не больше двадцати миль, но если судить по количеству приобретенного Мором бессмысленного человеческого опыта, то они вполне сошли бы за две тысячи. Ворота Сто Лата охранялись стражниками, хотя по сравнению со своими коллегами, патрулирующими Анк, эти выглядели простодушными и глуповатыми дилетантами. Мор на рысях влетел в ворота, и один из стражей, чувствуя себя несколько по-идиотски, вопросил его: "Стой, кто идет?" - Боюсь, я не смогу остановиться, - отозвался Мор. Стражник лишь недавно приступил к своей работе. К тому же он был из молодых да ранний. Охрана ворот - нет, не эту мечту в нем воспитали. Стоять весь день напролет в кольчуге и с топором на длинном древке? Ради этого, что ли, он пошел добровольцем? Он пошел ради жара битв, чтобы испытать себя, а также ради арбалета и кольчуги, которая не будет ржаветь от дождя. Он решительно шагнул вперед, готовый защитить город от посягательств людей, которые не уважают приказов, отданных законно уполномоченными их отдавать гражданскими служащими. Мор подумал о лезвии на пике, плавающем в нескольких дюймах от его лица. Последнее время плотность лезвий на квадратный метр его жизни непропорционально возросла. - С другой стороны, - успокаивающе произнес он, - как бы ты отнесся к подарку в виде отличной скаковой лошади? Найти вход в замок не составило особых проблем. Там тоже стояли стражники, тоже с арбалетами, но со значительно более неприязненным взглядом на жизнь. Да и лошади у Мора все вышли. Он послонялся немного у ворот, пока стражники не начали щедро одаривать его своим драгоценным вниманием, после чего безутешно побрел в глубь улиц внутреннего города, чувствуя себя глупее некуда. После всего пережитого, после миль тряски, от которой в спине у него точно кол застрял, он даже не знал, зачем приехал сюда. Ну, видела она его, когда он был невидимым для всех... Что с того? Разумеется, ничего. Только его продолжал неотступно преследовать ее образ, когда в глазах у нее промелькнула надежда. Он хотел сказать ей, что все будет хорошо. Хотел рассказать о себе и о том, кем собирается стать. Он хотел выяснить, какая из комнат дворца принадлежит ей, а затем смотреть весь вечер на ее окно, пока в нем не погаснет свет. И так далее. Немного позже кузнец, чья мастерская располагалась на одной из узких улочек, выходящих на городские стены, заметил высокого, долговязого парня. Раскрасневшись от усилий, тот упорно пытался пройти сквозь стену. Существенно позже этот молодой человек с поверхностными ушибами головы и синяками на лбу заглянул в одну из городских таверн и спросил, где можно найти ближайшего волшебника. И уже совсем под вечер Мор оказался у покрытого облезающей штукатуркой дома, который посредством почернелой медной доски провозглашал себя обителью Огниуса Кувыркса, доктора медицины (Незримый Университет), Магистра Безграничного, Иллюминартуса, Хранителя Священных Порталов, Волшебника Принцев, Если Нет Дома, Оставьте Записку У Миссис Сварливиуз, Что По Соседству. Должным образом впечатленный, с колотящимся от волнения сердцем Мор взялся за тяжелый дверной молоток, выполненный в форме жуткой горгульи с железным кольцом в пасти, и дважды постучал. Изнутри донеслась целая серия торопливых шорохов, сопутствующих краткому домашнему переполоху. Упомянутые звуки (в случае менее благородного дома) могут быть издаваемы нечеловеком, сгребающим тарелки со стола в раковину и упрятывающим с глаз долой грязное белье. Наконец дверь распахнулась - медленно и таинственно. - Мог бы фделать вид, что это проиффодит на тебя глубокое впечатление, - проговорила горгулья-придверница. Она явно была не прочь поболтать, но этому несколько препятствовало кольцо. - Он это делает фапрофто, вфего-то и нуфно - блок и куфочек фнурка. Что, не филен в открываюфих факлятиях? Мор взглянул в глаза улыбающейся железной физиономии. "Я работаю на скелет, который умеет ходить сквозь стены, - сказал он сам себе. - Кто я такой, чтобы удивляться чему бы то ни было?" - Благодарю вас, - произнес он вслух. - Не фа что. Вытирай ноги о коврик, у фкобы для фчифания гряфи фегодня выходной. Внутри оказалась большая комната с низким потолком. В ней было темно и бродили тени. Пахло главным образом ладаном, но вместе с тем слегка отдавало вареной капустой, давно не стиранным бельем и человеком, который обычно бросает носки в стенку и надевает те, которые не прилипли. Присутствовали: большой надтреснутый хрустальный шар, астролябия с несколькими недостающими деталями, изображение октагона на полу (изрядно потертое) и свисающее с потолка чучело аллигатора. Чучело аллигатора входит в набор стандартного оборудования любого приличного магического заведения. Данный аллигатор смотрел не больно-то весело: судя по всему, он не приходил в восторг от положения, в котором находился. Бисерная занавеска на противоположной от входа стене раздвинулась, точно театральный занавес. Взору охваченного благоговением гостя предстала фигура в капюшоне. - Благоприятные созвездия озаряют час нашей встречи! - пророкотала фигура. - Какие? - не понял Мор. Воцарилось внезапное встревоженное молчание. - Пардон? - О каких именно созвездиях идет речь? - уточнил Мор. - О благоприятных, - с некоторой неуверенностью в голосе произнесла фигура. Затем собралась с мыслями. - Зачем ты нарушил покой Огниуса Кувыркса, Хранителя Восьми Ключей, Странника по Подземельным Измерениям, Верховного Мага... - Прошу прощения, - прервал его Мор, - но это в самом деле ты? - В самом деле что? - Магистр всех этих вещей, Хозяин этих - забыл, как их, что на небесах - Священных Темниц? Утомленным жестом привыкшей к поклонению примадонны Кувыркс откинул ка- пюшон. Вместо лика седобородого мистика, которого ожидал Мор, юноша увидел круглое, довольно пухлое лицо, розовое с белым, как пирог со свининой, который оно (лицо) напоминало во всех отношениях. Например, как и у большинства пирогов со свининой, у него отсутствовала борода, и, подобно большинству пирогов со свининой, оно выглядело довольно добродушным. - В переносном смысле, - пояснил волшебник. - Что это значит? - Это значит, что нет. - Но ты говорил... - Это была реклама, - объяснил волшебник. - Такой вид магии, над которой я работаю. Так что тебе нужно? - Он бросил на юношу косой заговорщический взгляд. - Тебе потребовалось приворотное зелье, да? Что-нибудь, возбуждающее в юных дамах интерес к тебе? - А можно научиться ходить сквозь стены? - отчаянно, словно бросаясь головой в омут, выпалил Мор. Рука Кувыркса, почти добравшаяся до здоровенной бутыли с липкой жидкостью, замерла на полпути. - С помощью магии? - Без, - ответил Мор, - просто так. Это возможно? - Ну, тогда надо выбирать очень тонкие стены, - посоветовал Кувыркс. - А еще лучше, пользоваться дверью. Вон та как раз подойдет, если ты пришел понапрасну отнимать у меня драгоценное время. Поколебавшись, Мор выложил на стол мешочек с золотом. Волшебник воззрился на монеты, издал задней частью горла тонкий постанывающий звук и протянул руку к деньгам. Мор резко пресек попытку, ухватив волшебника за запястье. - Я проходил сквозь стены, - произнес он медленно и внушительно. - Конечно, проходил, конечно, проходил, - невнятно забормотал Кувыркс, не в силах оторвать взгляд от мешочка. Он выдернул пробку из бутылки с синей жидкостью и рассеянно, словно не замечая, что делает, отпил из нее. - Только раньше я не знал, что могу это делать. И когда делал это, я не знал, что делаю. А теперь, хотя я уже делал это, я не могу вспомнить, как это делается. Но очень хочу повторить. - Зачем? - Затем, - принялся объяснять Мор, - что, научившись ходить сквозь стены, я смогу делать вообще что угодно. - Очень глубокая мысль, - согласился Кувыркс. - Я бы даже сказал, философская. И как зовут ту юную даму, что по другую сторону стены?.. - Она... - Мор сглотнул. - Я не знаю ее имени. Даже если бы это имело отношение к девушке, - надменно добавил он, - а я не говорил, что это так. - Ясно, - произнес Кувыркс. Он вторично отпил из бутыли и пожал плечами. - Отлично. Как проходить сквозь стены. Я займусь исследованием данного вопроса. Однако это будет стоить недешево. Мор бережно взял в руки мешочек и вытащил одну золотую монету. - Первоначальный взнос, - предупредил он и положил ее на стол. Кувыркс взял монетку таким жестом, как будто ждал, что она вот-вот взорвется или испарится, и тщательно обследовал ее. - Никогда раньше не видел таких монет, - в голосе его прозвучали осуждающие нотки. - Что это за надписи с завитушками? - От этого золото не перестает быть таковым, - прервал Мор ненужные размышления. - Я хочу сказать, ты вовсе не обязан принимать монету... - Разумеется, разумеется, золото, - поспешно подтвердил Кувыркс. - Самое настоящее золото. Мне просто стало интересно, откуда берутся такие монеты, вот и все. - Если бы я тебе сказал, ты бы все равно не поверил, - ответил Мор. - В котором часу здесь бывает заход солнца? - Обычно нам удается воткнуть его между днем и ночью, - говоря, Кувыркс попрежнему пристально вглядывался в монету и потягивал маленькими глоточками из синей бутылки. - Примерно в тот промежуток, который вот-вот наступит. Мор бросил взгляд за окно. Он увидел улицу, уже закутанную в вуаль сгущающихся сумерек. - Я еще вернусь, - пробормотал он и кинулся к двери. Мор услышал, как волшебник что-то выкрикнул, вслед. Но он уже со всех ног мчался по улице. Со стороны можно было подумать, что за ним по пятам гонится враг. Он начал паниковать. Смерть ждет его в сорока милях отсюда. Он получит нагоняй. Поднимется страшный... - А, ЭТО ТЫ, МАЛЬЧИК. Знакомая фигура выступила из сияния, окружающего стоящее на подставке блюдо с угриным студнем. В руках Смерть держал тарелку с устрицами. - УКСУС ПРИДАЕТ ОСОБУЮ ПИКАНТНОСТЬ. УГОЩАЙСЯ, ВОТ ЕЩЕ ОДНА ПАЛОЧКА. Ну конечно же, то, что он находится в сорока милях отсюда, вовсе не означает, что он одновременно не может находиться здесь... А тем временем Кувыркс, оставшийся один в неубранной комнате, крутил монету, бормотал себе под нос "стены" и осушал бутылку. Опомнился он только тогда, когда показалось донышко. Сфокусировав взгляд на бутылке, сквозь поднимающийся розовый туман волшебник прочел этикетку: "Овцепикское втирание матушки Ветровоск. Общиукрепляющее и как любовнае зелие. Адну сталовую ложку толька перед сном и не больше". - Я? - БЕЗУСЛОВНО. Я АБСОЛЮТНО УВЕРЕН В ТЕБЕ. - Вот так да! Предложение мигом вымело из головы Мора остальные мысли, и он изрядно удивился, обнаружив, что не испытывает особой тошноты. За последнюю неделю или что-то около того он повидал изрядное число смертей. Ситуация лишается всякого ужаса, когда знаешь, что впоследствии еще побеседуешь с жертвой. Большинство испытывало облегчение, изредка кое-кто гневался, но все без исключения были рады услышать пару теплых слов напоследок. - НУ ЧТО, СПРАВИШЬСЯ? - Пожалуй, сэр. Да. Мне так кажется. - ВОТ ЭТО ПРАВИЛЬНЫЙ НАСТРОЙ. Я ОСТАВИЛ БИНКИ У КОРМУШКИ, ЗА УГЛОМ. КОГДА ЗАКОНЧИШЬ, ВЕДИ ЕЕ СРАЗУ ДОМОЙ. - А ты останешься здесь? Смерть смерил глазами улицу. В его глазницах вспыхнуло пламя. - Я ПОДУМАЛ, НЕ ПРОГУЛЯТЬСЯ ЛИ МНЕ ПО ОКРУГЕ? - загадочно произнес он. - Я НЕ ВПОЛНЕ ХОРОШО СЕБЯ ЧУВСТВУЮ. МОЖЕТ, СВЕЖИЙ ВОЗДУХ ПОМОЖЕТ. Словно припомнив что-то, он извлек из таинственных теней своего одеяния три пары песочных часов. - ВПЕРЕД И ТОЛЬКО ВПЕРЕД, - напутствовал он Мора. - ЖЕЛАЮ ХОРОШО ПРОВЕСТИ ВРЕМЯ. Развернувшись, он, тихонько мурлыча под нос какую-то мелодию, зашагал прочь. - Да уж. Спасибо, - сказал вслед ему Мор. Он поднял часы к свету. Ему бросилось в глаза, что в одних часах песок уже совсем на исходе. Через горловину просачивались последние песчинки. - Значит, я теперь за все отвечаю? - позвал он, но безответно. Смерть уже скрылся за углом. Бинки приветствовала его приглушенным сердечным ржанием. Мор взгромоздился в седло. От тревоги и сознания ответственности сердце у него бухало, словно молот. Пальцы действовали автоматически. Он вытащил из ножен косу, приладил и закрепил лезвие (в ночи оно заполыхало синим пламенем, отсекая от звездного света тончайшие ломтики, точно от салями). Садясь верхом, он проявлял особую осторожность, кривясь и передергиваясь, когда задевал натертые седлом места. Но потом он почувствовал, как мягко ступает Бинки. Ехать на ней было все равно что сидеть на подушке. Уже пустившись в путь, он вспомнил еще кое о чем. Опьяневший от врученной ему власти, Мор вы- тащил из седельного мешка дорожный плащ Смерти, завернулся в него и закрепил на шее серебряной брошью. Еще раз взглянув на первые часы, он слегка ударил коленями в бока Бинки. Лошадь втянула ноздрями холодный ночной воздух и пошла рысью. У них за спиной из дома вырвался ополоумевший Кувыркс и, набирая скорость, помчался по морозной улице. Он несся, не разбирая дороги, а полы его плаща развевались по ветру, точно два крыла. Лошадь перешла в легкий галоп, постепенно увеличивая расстояние между своими копытами и булыжниками мостовой. Свистящими взмахами хвоста она задела несколько крыш. Вот лошадь и ее всадник плавно взмыли в ледяной простор ночного неба. Все это прошло мимо сознания Кувыркса. Его заботили более злободневные проблемы. Совершив прыжок, которому позавидовали бы прыгуны как в длину, так и в высоту, он приземлился прямо в лошадиную кормушку-поилку с начавшей подмерзать водой и тут же благодарно вылетел обратно, окруженный, точно планета - астероидами, мелкими осколками льда. Через некоторое время от воды повалил пар. Мор держался на небольшой высоте, опьяненный и охваченный восторгом от скорости полета. Под ним с беззвучным ревом проносились спящие окрестности. Бинки шла легким галопом, скольжение ее мощных мышц под лоснящейся шкурой видимым отсутствием усилий напоминало соскальзывание аллигаторов с песчаного берега в воду. Грива лошади хлестала Мора по лицу. Ночь, точно воды перед носом летящего на всех парусах корабля, вспенивалась и, закрученная водоворотом, уносилась прочь, когда стремительное лезвие косы рассекало ее на две сворачивающиеся половинки. Так они неслись - озаренные лунным сиянием, молчаливые, точно тени, видимые только кошкам да тем из людей, которые вечно суют носы в дела, о которых смертным задумываться не положено. Впоследствии Мору так и не удалось вспомнить точно, но весьма вероятно, что он смеялся. Вскоре заиндевевшие равнины сменились растрескавшейся почвой предгорий. А вот уже и горные цепи самих Овцепиков, точно армия в стремительном марш-броске, летят им навстречу. Бинки пригнула голову и понеслась большими скачками, держа курс на расселину между двумя горами. Горы были такими же острыми, как зубы гоблина. Где-то завыл волк. Мор еще раз посмотрел на часы. Резьба оправы изображала дубовые листья и корни мандрагоры, а песок внутри, несмотря на сумрачный лунный свет, отливал бледным золотом. Поворачивая часы туда и сюда, он сумел разобрать выгравированное тончайшими линиями имя: "Амелина Хэмстринг". Бинки замедлила ход, перейдя на легкий галоп. Мор посмотрел вниз, на верхушки леса, припорошенного снегом - или ранним, или очень, очень поздним. Могло быть и то и другое, поскольку Овцепики имели привычку запасаться погодой, а затем выдавать ее на-гора, вопреки всяким временам года. Под ними разверзлось широкое ущелье. Бинки пошла еще медленнее, затем развернулась и принялась снижаться на белую от нанесенного снега площадку. На площадке, точно посередине, стояла крохотная хижина. Не будь земля вокруг припорошена снегом, Мор непременно заметил бы, что здесь не видно ни единого пенька. Деревья не вырубили: им просто не хотелось тут расти. Или они переехали. Из одного из окошек нижнего этажа лился свет свечи, образуя оранжевую лужицу на снегу. Бинки неощутимо коснулась земли и пошла рысью по затвердевающей от мороза корке, не оставляя ни единого следа. Спешившись, Мор зашагал к двери, бормоча что-то себе под нос и делая пробные взмахи косой. Крыша домика была снабжена широкими водостоками-навесами для отвода снега и защиты поленниц. Ни одному обитателю Овцепиков даже в страшном сне не привидится начать зиму, не запасшись предварительно как минимум тремя поленницами. Но здесь дровами даже не пахло, несмотря на то, что до весны еще было ждать и ждать. Зато рядом с входом висела охапка сена в сетке. К охапке была приложена записка. Чувствовалось, что эти крупные буквы вывела чуть дрожащая рука. Записка гласила: "ЭТО ТИБЕ, ЛОШАТЬ". Если бы Мор допустил в свой разум хоть каплю сомнения, то обязательно встревожился бы. Записка означала, что его ждут. Однако в ходе недавних приключений он усвоил, что, чем погружаться в темные воды неуверенности, лучше сразу вынырнуть на поверхность и оказаться на озаренной светом глади. Так или иначе, Бинки, не обремененная моральными вопросами и не страдающая приступами чрезмерной щепетильности, без обиняков погрузила морду в сено и принялась с хрустом жевать. Впрочем, это не решило проблему, стучать или нет. Почему-то казалось, что стук в данном случае неуместен. Что если никто не ответит? Или того хуже - пошлет куда подальше? В итоге Мор повернул защелку и толкнул дверь. Она легко, без скрипа, распахнулась. За дверью оказалась кухня с низким потолком. Для Мора с его ростом балки располагались так низко, что на какое-то мгновение он почувствовал себя в западне. Свет одной-единственной свечки отбрасывал бледные дрожащие блики на посуду на длинном кухонном столе и на надраенные и отполированные до радужного сияния кафельные плитки. Огонь, горящий в похожем на пещеру камине, не сильно добавлял к освещению, поскольку от поленьев осталось лишь кучка белой золы. Откуда-то Мор знал, хотя никто ему об этом не говорил, что недавно в камин было брошено последнее полено. За кухонным столом сидела пожилая дама. Низко склонившись над бумагой, едва не скребя по листу крючковатым носом, она что-то остервенело писала. Серая кошка, свернувшаяся клубком на столе рядом с ней, спокойно моргнула при виде Мора. Коса ударилась о притолоку и пружинно отскочила от нее. Женщина подняла глаза. - Сейчас, еще минутку, - произнесла она и нахмурилась, глядя на бумагу. - Я не успела написать о здравом уме и твердой памяти. Хотя это все равно идиотизм, человек в здравом уме и твердой памяти не может быть мертвым. Выпить хочешь? - Прости? - сказал Мор. Тут он вспомнил, в качестве кого сейчас выступает, и повторил: - ПРОСТИ? - Я предложила выпить, если ты вообще пьешь, только и всего. У меня есть малиновый портвейн. Бутылка на столе с посудой. Если хочешь, можешь допить ее. Мор с подозрением оглядел посудный стол. Он чувствовал, что на каком-то этапе бесповоротно утратил инициативу. Вытащив часы, он пристально всмотрелся в них. В верхней колбе оставалась лишь крохотная кучка песка. - Несколько минут у меня еще есть, - произнесла ведьма, не поднимая глаз. - Как, я имею в виду, ОТКУДА ТЫ ЗНАЕШЬ? Не удостоив его ответом, она высушила написанный чернилами документ над пламенем свечи, положила в конверт, который запечатала каплей воска и засунула под подсвечник. Затем взяла на руки кошку. - Матушка Бидль явится завтра, чтобы навести здесь порядок, и ты должен отправиться с ней, понятно? И проследи, чтобы она отдала Гаммер Натли умывальник из розового мрамора, та давно положила на него глаз. Кошка всезнающе зевнула. - Я что, кхе-кхе, Я ЧТО, ЦЕЛУЮ НОЧЬ НА ТЕБЯ ТРАТИТЬ ДОЛЖЕН? - произнес Мор укоризненно. - Должен, не должен, чего орать-то? - хмыкнула ведьма. Она соскользнула со стула, и только тут Мор заметил, насколько она скрючена. Ее фигура напоминала дугу. Повозившись, она сняла с вбитого в стену гвоздя высокую остроконечную шляпу и при помощи целой батареи шпилек укрепила ее с кокетливым перекосом на своих убеленных сединами волосах, после чего схватила в обе руки по клюке. Опираясь на палки, она мелкими шажками подошла к Мору и снизу вверх уставилась на него глазками маленькими и блестящими, точно ягодки черной смородины. - А понадобится ли мне шаль? Как считаешь, шаль захватить стоит? Нет, думаю, нет. Мне кажется, там, куда я иду, довольно тепло. Она опять воззрилась на Мора и нахмурилась. - А ты несколько моложе, чем я предполагала, - сообщила она. Мор не отвечал. Тогда тетушка Хэмстринг тихо добавила: - Знаешь, сдается мне, ты совсем не тот, кого я ожидала. Мор прочистил горло. - И кого же именно ты ожидала? - спросил он. - Смерть, - последовал простой ответ. - Видишь ли, это часть договоренности. Ты узнаешь время своей смерти заранее, и тебе гарантировано... персональное внимание. - Оно самое я и есть. - Оно самое? - Персональное внимание. Он послал меня. Я работаю у него. Иначе откуда мне здесь взяться? Мор сделал паузу. Все шло наперекосяк. Его с позором отправят обратно. Впервые на него была возложена какая-то ответственность, и он провалил дело. В его ушах уже звучал хохот, это люди смеялись над ним. В бездне его замешательства родился вопль. Он наливался силой, звучал внутри все громче и громче и, наконец, набрав силу корабельной сирены, вырвался наружу. - Только это моя первая действительно самостоятельная работа, и вот, я все запорол! Коса с легким стуком упала на пол, попутно сняв тонкую стружку с ножки стола и разрезав напополам кафельную плитку. Склонив голову набок, тетушка некоторое время изучающе смотрела на него. - Так как же тебя зовут, молодой человек? - наконец произнесла она. - Мор, - всхлипнул Мор. - Сокращенное от Мортимер. - Ну что ж, Мор, полагаю, где-то в твоей области должны обретаться некие песочные часы. Мор уклончиво кивнул. Затем потянулся к поясу и вытащил закрепленные на цепочке часы. Ведьма с критическим выражением лица исследовала их. - Еще осталась минута или около того, - определила она. - Нет времени рассусоливать. Позволь мне только запереть дом. - Но ты не понимаешь! - возопил Мор. - Я все испорчу! Я никогда не делал этого раньше! Она похлопала его по руке. - Я тоже, - промолвила она. - Будем учиться вместе. А теперь бери косу и постарайся вести себя, как подобает молодому человеку твоего возраста. Вот молодец, хороший мальчик. Невзирая на протесты, она вытолкала его на заснеженный двор и сама последовала за ним. Захлопнув дверь и заперев тяжелый железный замок, она повесила ключ на вбитый рядом гвоздь. Мороз все сильнее сжимал своей хваткой лес, сдавливая его, пока корни не затрещали. Вышла луна, но небо было усыпано белыми твердыми звездами, отчего зимняя ночь казалась еще холоднее. Тетушка Хэмстринг вздрогнула и поежилась. - Вон там, - оживленно произнесла ведьма, - лежит отличное старое бревно. С него открывается хороший вид на долину. Летом, конечно. Мне хотелось бы посидеть там, - несколько неуверенно добавила она. Мор помог ей пробраться сквозь сугробы и тщательно очистил дерево от снега. Оба уселись. Песочные часы теперь стояли между ними. Какой бы вид ни открывался отсюда летом, сейчас он состоял из черных скал на фоне неба, с которого падали крохотные снежинки. - Не могу поверить, - покачал головой Мор. - Ты говоришь так, будто сама хочешь умереть. - Кое-чего мне будет недоставать, - отозвалась тетушка Хэмстринг. - Но она истончается. Жизнь, я имею в виду. Уже нельзя положиться на свое тело. Пора двигаться дальше. Я считаю, пришла пора попробовать что-нибудь новенькое. Он говорил тебе, что волшебники видят его? - Нет, - погрешил против истины Мор. - Ну так мы его видим. - Он не очень любит волшебников и ведьм, - выдал на свой страх и риск Мор. - Умники никому не нравятся, - ответила она с толикой удовлетворения в голосе. - От нас ему хлопоты, понимаешь. Жрецы - другое дело, поэтому священнослужителей он любит. - Он ни разу не упоминал об этом. - А! Жрецы только и делают, что убеждают людей, насколько лучше им станет, когда они умрут. А мы говорим, что и здесь может быть очень даже неплохо, если приложить мозги. Мор колебался. Он хотел сказать: "Вы не правы, он совсем не такой, его не волнует, хорошие люди или плохие, лишь бы только были пунктуальными. А еще он добр к кошкам", - хотелось добавить ему. Но он передумал. Ему пришло в голову, что людям надо во что-то верить. Волк завыл опять, уже настолько близко, что Мор принялся с тревогой озираться по сторонам. Волку ответил напарник, откуда-то с другого конца долины. К тоскливому хору присоединилась еще пара - из глубины лесной чащи. Мору никогда не приходилось слышать звуков столь скорбных. Он взглянул на неподвижную фигуру тетушки Хэмстринг, а затем, с нарастающей паникой, на песочные часы. Подскочив, он схватил обеими руками косу и, широко размахнувшись, совершил положенное. Ведьма встала, оставив позади свое тело. - Отличная работа, - кивнула она. - Честно сказать, я опасалась, что ты промахнешься. Мор, тяжело дыша, прислонился к дереву. Оттуда он наблюдал, как тетушка Хэмстринг обошла вокруг бревна посмотреть на саму себя. - Мм-да, - критическим тоном произнесла она. - Времени можно предъявить массу претензий. Она подняла руку и рассмеялась, увидев сквозь нее звезды. Затем она стала меняться. Мору и прежде приходилось быть свидетелем процесса, когда душа осознает, что она больше не связана формирующим определенный облик полем. Но обычно роль души была скорее пассивная. А тут она сохраняла полный контроль над происходящим, и такое Мор видел впервые. Волосы ведьмы, меняя цвет и удлиняясь, стали сами собой расплетаться из тугого пучка, в который были закручены. Стан распрямился. Морщины утончались и укорачивались, пока совсем не исчезли. Серое шерстяное платье заколыхалось, словно поверхность моря, и в конце концов приобрело совершенно иные, странно будоражащие очертания. Тетушка посмотрела вниз, хихикнула и превратила платье во что-то ярко-зеленое и клейкое, точно только что распустившийся листок. - Что скажешь, Мор? - осведомилась она. Прежде ее голос был дрожащим и скрипучим. Теперь его звук пробуждал воспоминания о мускусе, кленовом сиропе и других вещах, при мысли о которых адамово яблоко Мора запрыгало, как резиновый мячик в эластичном мешке. - ... -попытался выдавить он, сжимая косу так, что костяшки пальцев побелели. Она шла к нему, похожая на изящную змейку. - Я не расслышала, что ты сказал, - промурлыкала она. - Оч-ч-чень мило, - произнес он. - Так это... то, какой ты была раньше? - Такой я была всегда. - Ох. - Мор уставился себе под ноги. - Мне полагается забрать тебя отсюда, - сообщил он. - Знаю, - отозвалась она. - Но я намерена остаться здесь. - Нельзя! Я имею в виду... -Он замялся, подыскивая слова. - Понимаешь, оставшись здесь, ты начнешь вроде как размазываться и становиться все тоньше и прозрачнее, пока наконец... - Мне понравится это, - твердо заявила она. Наклонившись, она одарила его поцелуем таким же невещественным и неощутимым, как вздох майской мушки. Целуя, она таяла, пока не исчезла совсем, оставив только поцелуй. Совсем как улыбка Чеширского кота, только гораздо более эротично. - Будь осторожен, Мор, - прожурчал у него в голове ее голос. - Тебе скорее всего понравится эта работа, и ты захочешь сохранить ее. Но найдешь ли ты в себе силы когда-нибудь оставить ее? Мор стоял, идиотски держась за щеку. Легонько и мимолетно затрепетали деревья, окружающие полянку. Ветер донес звук смешка, а затем вокруг Мора вновь сомкнулось леденящее молчание. Долг воззвал к нему сквозь розовые туманы, заполнившие его голову. Он схватил вторые часы и вгляделся в стекло. Песок был почти на исходе. По поверхности стекла шли узоры в виде лепестков лотоса. Когда Мор слегка ударил по нему пальцем, оно откликнулось тягучим "Оммм". По ломающейся под ногами ледяной корке он опрометью кинулся к Бинки и одним махом очутился в седле. Лошадь встряхнула головой, встала на дыбы и устремилась к звездам. Величественные молчаливые потоки синего и зеленого пламени стекали с крыши мира... Их движение не воспринималось глазом, поэтому казалось, что они свисают, точно сверкающая бахрома роскошного платья. Вуали октаринового сияния исполняли над Диском медленный и величественный танец, в то время как огни Центрального Сияния, испускаемого неподвижным магическим полем Диска, заземлялись в зеленых льдах Пупа Плоского мира. Пуповый пик Кори Челести, обиталище богов, представлял собой десятимильный столб холодного блистающего пламени. Немногие люди могли похвастаться, что им довелось стать свидетелями этого зрелища. И Мор не принадлежал к их числу, поскольку, пригнувшись к шее Бинки, он изо всех сил вцепился в гриву. Тяжелые копыта лошади выбивали искры из пространства. Мор и Бинки скакали по ночному небу, оставляя за собой похожий на комету светящийся след пара. Были и другие горы, теснившиеся вокруг Кори Челести. По сравнению с пиком они казались не выше термитных кучек, хотя в реальности каждая из них могла похвастаться столь величественным ассортиментом лавин, кряжей, подземных туннелей, забоев, обрывов, каменистых осыпей и ледников, что любой нормальный горный массив был бы счастлив иметь с данной представительницей что-то общее. Среди самых высоких из гор, в воронкообразной долине, обитали Слушатели. Они представляли собой одну из древнейших религиозных сект Диска, хотя даже сами боги расходились во мнениях по поводу того, является ли Слушание приличной и соответствующей обстановке религией. Были даже разговоры на тему, а не стереть ли храм с лица земли посредством нескольких точно нацеленных лавин. Единственное, что спасало Слушателей, - это божественное любопытство: что же такое эти людишки могут якобы Услышать? Если и есть на свете что-то, действительно раздражающее богов, так это незнание. Чтобы прибыть на место, Мору потребовалось не больше нескольких минут. Тут автор не прочь был бы украсить страницу рядом точек, ведь это так чудно заполняет время (и главное, пространство). Однако читатель уже, вероятно, заметил странную форму храма, - тот свернулся в самом конце долины, подобно большому белому уху, - и, вероятно, потребует объяснений. Факт состоит в том, что Слушатели пытаются выяснить в точности, что именно сказал Создатель, сотворив эту Вселенную. Теория довольно незамысловата. Ясно, что ничто, сотворенное Создателем, никогда и ни при каких условиях не может быть уничтожено. Из чего вытекает, что эхо первых слогов и слов по-прежнему должно блуждать где-то, отдаваясь и резонируя во всем материальном космосе, но оставаясь различимым для настоящего Слушателя. Много веков назад Слушатели обнаружили, что лед и случай сформировали эту единственную в своем роде долину, превратив ее в идеальный акустический инструмент, расположенный непосредственно напротив другой долины, по которой эхо так и разгуливает. Они возвели напичканный кельями храм и расположили его, в точности повторив очертания комфортабельного кресла в обиталище неистового фанатика-радиолюбителя. Хитроумные приборы улавливали и усиливали звук, который затем направлялся все глубже и глубже в прохладу воронки, пока не достигал центральной кельи. В ней, в любой час дня и ночи, всегда сидели три монаха. И слушали. Не обходилось, правда, без некоторых сложностей. Дело в том, что они слышали не только нежное эхо Первых Слов, но и вообще любой, издаваемый на Плоском мире звук. Чтобы распознать Слова, им надо было научиться идентифицировать все остальные шумы. Это требовало известного таланта, так что неофита принимали на обучение только в том случае, если он мог, ориентируясь на один только звук, определить на расстоянии в тысячу ярдов, какой стороной выпала подброшенная монета. И все равно - даже в этом случае он не считался принятым до тех пор, пока слух его не обострялся до такой степени, что он мог определить, какого цвета была монета. Несмотря на удаленность Святых Слушателей от мира, многие люди предпринимали продолжительнейшие и опаснейшие паломничества в их храм, преодолевая замерзшие земли, рискуя подвергнуться нападению троллей, переходя вброд быстрые, холодные, как лед, реки, взбираясь на грозные, внушающие ужас горы, пересекая негостеприимную тундру, - все ради того, чтобы взобраться по узкой лестнице, ведущей в скрытую от глаз долину, и с открытым сердцем искать там ответ на извечную загадку существования. А монахи орали на них: "Потише, вы, негодяи!" Бинки размытым пятном пересекла горные вершины. Ее копыта коснулись земли лишь на заснеженном пустынном дворе, ровная поверхность которого, благодаря льющемуся с неба свету Плоского мира, отливала всем