и цветами радуги. Мор соскочил с седла и побежал под пустынными сводами в келью, где, окруженный преданными последователями, лежал на последнем издыхании восемьдесят восьмой аббат. Шаги Мора отдавались гулким эхом, пока он несся по облицованному искусной мозаикой полу. Сами монахи носили поверх обычной обуви специальные шерстяные тапочки. Добежав до кровати, он на минуту остановился, опираясь на косу и пережидая, пока восстановится дыхание. Аббат, маленький, абсолютно лысый и обладающий большим количеством морщин, чем целый мешок чернослива, открыл глаза. - Опаздываешь... -прошептал он и испустил дух. Мор сглотнул, стараясь дышать ровно и медленно, плавной дугой привел косу в движение. Несмотря ни на что, удар был нанесен точно; аббат сел, оставив свой труп за спиной. - С точностью до секунды, - произнес он голосом, который мог слышать только Мор. - А я уж было забеспокоился. - Все в порядке? - осведомился Мор. - Тогда мне пора бежать... Решительным движением свесив ноги с кровати, аббат бодро вскочил и двинулся в направлении Мора сквозь ряды своих скорбящих приверженцев. - Не исчезай так быстро, - позвал он. - Я всегда с нетерпением жду этих бесед. А что случилось с обычным парнем? - Обычным парнем? - переспросил вконец растерявшийся Мор. - Высокий такой детина. Черный плащ. Судя по виду, недоедает, - объяснил аббат. - Обычный парень? Ты имеешь в виду Смерть? - дошло наконец до Мора. - Его самого, - жизнерадостно кивнул аббат. У Мора отвалилась челюсть. - Ты что, уже не в первый раз умираешь? - с трудом совладав с непослушным языком, сумел выговорить он. - И не в последний, - продолжил аббат. - Как только улавливаешь, в чем тут дело, дальше вопрос практики. - Неужели? - Нам пора отчаливать, - поторопил его аббат. Челюсть Мора со стуком захлопнулась. - Именно это я и пытался сказать. - Было бы очень мило с твоей стороны, если бы ты просто подбросил меня до долины, - безмятежно сообщил монах. Он пулей метнулся мимо Мора во двор. Какое-то мгновение Мор ошарашенно пялился на пол, на то самое место, где за секунду до этого стоял аббат, а затем кинулся следом. Он бежал и стыдился сам себя: до такой степени непрофессионально и недостойно занимаемой должности он, как ему показалось, выглядел. - Значит, так... - начал он. - Помнится, у другого была лошадь по имени Бинки, - любезно, словно ведя светскую беседу, произнес аббат. - Ты что, купил у него один обход? - Обход? - повторил Мор, уже окончательно запутавшись. - Или как там это называется. Не суть важно. Прости меня, парень, - сказал аббат, - я ведь не знаю, как эти вещи организуются. - Мор, - отрешенно поправил Мор. - И я думаю, что тебе положено возвращаться вместе со мной. Если не возражаешь, - добавил он как можно более твердым и авторитетным тоном. Монах посмотрел на него и ласково улыбнулся. - Жаль, но на это я пойти не могу, - ответил он. - Может, когда-нибудь. А сейчас, не подбросишь ли ты меня до ближайшей деревни? А то, по-моему, вот-вот должно свершиться мое зачатие. - Зачатие? Но ты только что умер! - воскликнул Мор. - Да, но, понимаешь ли, у меня, что называется, сезонный билет, - объяснил аббат. Хоть и очень медленно, но свет понимания начал доходить до Мора. - Ах вот оно что, - протянул он. - Я читал об этом. Реинкарнация, да? - Ага, это самое слово. Вот уже пятьдесят три раза подряд. Или пятьдесят четыре. Бинки при их приближении подняла голову и легонько заржала, узнавая старого знакомого, когда аббат ласково потрепал ее по морде. Мор сел верхом и помог аббату устроиться за спиной. - Должно быть, это очень интересно, - произнес он, когда Бинки начала свой подъем от храма ввысь. Даже по меркам (по абсолютной шкале) обычного поверхностного разговора рейтинг этого замечания был бы сильно отрицательным. Но в данный момент ничего лучше не пришло Мору в голову. - Нет, не должно быть, - хмыкнул аббат. - Ты думаешь, что это интересно, поскольку считаешь, что я помню все предыдущие жизни. Но, разумеется, я их не помню. Во всяком случае, пока живу. - Об этом я не задумывался, - признал авторитет знатока Мор. - Только вообрази, тебя пятьдесят раз приучают к горшку! - Да уж, тут особо оглядываться не на что. - Ты прав. Если бы я мог начать все сначала, то ни в коем случае не стал бы перевоплощаться. Но как раз в тот момент, когда начинаешь понимать, что к чему, ребята из храма спускаются в деревню. В поисках мальчика, зачатого в тот час, когда умер старый аббат. Какая узость воображения. Останови здесь, пожалуйста. На секундочку. Мор взглянул вниз. - Мы в воздухе, - с сомнением в голосе предупредил он. - Я не задержу тебя. Аббат соскользнул со спины Бинки, сделал несколько шагов по разреженному воздуху и изо всех сил заорал. Казалось, его вопль будет звучать вечно. Наконец аббат забрался обратно. - Ты представить себе не можешь, как долго я этого ждал, - признался он. В нескольких милях от храма располагалась деревушка. Она играла роль некоей инфраструктуры, а ее жители были заняты в подобии обслуживающей индустрии. С воздуха деревня выглядела беспорядочной россыпью маленьких, но снабженных хорошей звукоизоляцией хижин. - Подойдет любая, - сказал аббат. Мор высадил его в нескольких футах над поверхностью снега, посреди самого тесного скопления домишек. - Надеюсь, следующая жизнь изменит что-нибудь к лучшему, - напутствовал он аббата. Тот лишь пожал плечами. - Надежда умирает последней, - отозвался он. - На худой конец, хоть отдохну. В моем распоряжении перерыв на целых девять месяцев. Обзор, конечно, не очень, но по крайней мере тепло. - Тогда прощай, - помахал рукой Мор. - Я должен торопиться. - Оревуар, - печально ответил аббат и двинулся прочь. Огни Центрального Сияния все еще отбрасывали на поверхность Диска неровные мерцающие отблески. Мор вздохнул и потянулся за третьими часами. Футляр был серебряным, украшенным орнаментом из маленьких корон. Едва ли там осталась хоть одна песчинка. Мор, понимая, что хуже быть не может, осторожно повернул футляр, пытаясь различить имя... Принцесса Кели пробудилась ото сна. Она услышала какой-то звук - такой звук обычно производит тип, бесшумно крадущийся по вашей спальне. Какие там перины и горошины - выбросьте из головы. В течение многих лет естественный отбор в чистом виде установил, что выживают лишь те королевские династии, чьи члены способны определить присутствие ночного убийцы по шороху, которым тот, будучи достаточно умелым, никогда не сопровождает свои движения. Навык диктует необходимость. В придворных кругах всегда найдется желающий перерезать наследнику - или наследнице - горло. Она лежала не шелохнувшись, соображая, что делать дальше. Под подушкой был спрятан кинжал. Она тихонько заскользила рукой вверх по простыням, из-под ресниц оглядывая комнату в поисках незнакомых теней. Принцесса прекрасно отдавала себе отчет: если она каким-то образом выдаст, что не спит, ей уже никогда не проснуться. Сквозь большое окно напротив просочился свет. Однако доспехи, гобелены и прочие разнообразные предметы убранства могли послужить отличным укрытием для целой армии наемных убийц. Раздался звук от упавшего за изголовьем ножа. Да и вряд ли она сумела бы использовать его по назначению... Визжать и звать охрану, решила она, не стоит. Если кто-то сумел проникнуть в комнату, значит, этот кто-то оказался сильнее стражников. Или с помощью большой суммы денег ввел их в прострацию. На облицованной плитками каминной полке лежала грелка. Попробовать использовать ее как оружие? Послышался слабый металлический звук. Пожалуй, закричать - это не такая уж плохая идея... Окно взорвалось. Какое-то мгновение Кели смотрела в оконный проем, за которым бушевал адский огонь. Там, обрамленная синими и пурпурными языками адского пламени, фигура в странном одеянии и капюшоне прижималась к холке самой большой лошади, которую принцесса когда-либо видела... Рядом с кроватью стоял кто-то с воздетым в руке ножом. Кели зачарованно наблюдала, как рука шевельнулась, а конь со скоростью сползающего с горы ледника перемахнул через раму и приземлился у противоположной стены. Нож завис прямо над Кели, затем начал опускаться. Лошадь поднялась на дыбы. Всадник стоял в стременах, размахивая каким-то непонятным оружием. Со звуком, который издает скользнувший по краю влажного стакана палец, лезвие рассекло застывший густым, прозрачным желе воздух. Свет померк. Раздался глухой удар от падения тяжелого тела, затем - металлическое лязганье. Кели набрала в рот побольше воздуха. Неведомая рука быстро зажала ей рот ладонью. Встревоженный голос произнес: - Если ты закричишь, мне придется горько раскаяться. Помолчи, ладно? Пожалуйста. У меня и без того хватает неприятностей. Всякий, способный вложить в голос такое количество умоляющей растерянности, или искренен, или является настолько хорошим актером, что ему вряд ли потребуется зарабатывать на жизнь ремеслом наемного убийцы. - Кто ты? - произнесла она. - Не знаю, вправе ли я открыться, -ответил голос. - Главное, ты жива, не правда ли? Она собралась было ответить саркастическим замечанием, но вовремя прикусила язычок. Что-то в тоне вопроса обеспокоило ее. - Почему ты не назовешься? - поинтересовалась она. - Это нелегко... - Последовала пауза. Принцесса напряженно вглядывалась в темноту, пытаясь облечь голос лицом. - Быть может, я ужасно навредил тебе, - добавил голос. - Разве ты только что не спас мне жизнь? - По правде сказать, я и сам не знаю, что я спас. Можно тут чем-нибудь посветить? - Фрейлина иногда оставляет спички на каминной полке, - сказала Кели. Она ощутила, как некто рядом с ней переместился. Последовало несколько неуверенных шагов, пара ударов и, наконец, громкое лязганье. Хотя вряд ли это слово адекватно отражает ту поистине созревшую, дождавшуюся своего часа какофонию от летящего на пол металла, звуки которой наполнили комнату. Шум завершился традиционным легким позвякиванием - через пару секунд после того, как вы подумали, что все уже закончилось. - Я под доспехами, - довольно невнятно произнес голос (Кели пришлось поднапрячься, чтобы разобрать слова). - Где бы это могло быть? Тихонько соскользнув с постели, Кели ощупью двинулась к камину, в бледном свете затухающих углей нашарила связку спичек, чиркнула одной (та разразилась взрывом едкого серного дыма), зажгла свечу, нашла груду расчлененных доспехов, вытащила из ножен меч... И чуть не проглотила язык. Кто-то горячо и влажно дохнул ей в ухо. - Это Бинки, - произнесла груда. - Она так показывает, что ты ей нравишься. Она пытается проявить дружелюбие. Думаю, она сейчас не отказалась бы от охапки сена, если таковая здесь найдется. С поистине царственным самообладанием Кели промолвила: - Это четвертый этаж. Спальня дамы. Ты был бы поражен, если бы узнал, сколько лошадей так и не побывало здесь. - О! Пожалуйста, не могла бы ты помочь мне? Она положила меч и оттащила в сторону нагрудник. Из темноты на нее воззрилось тонкое бледное лицо. - Во-первых, настоятельно рекомендую объяснить, почему мне не следует послать за стражей, - сказала принцесса. - Одно то, что ты очутился в моей спальне, по закону карается мучительной смертью. Она смотрела на него испепеляющим взором. - Прости, но не могла бы ты высвободить мне руку, если не трудно? - наконец выговорил он. - Благодарю, Во-первых, стража скорее всего меня не заметит, во-вторых, в этом случае ты так и не узнаешь, почему я здесь, а судя по твоему виду тебе страсть как хочется это узнать, и в-третьих... - В-третьих - что? Его рот открылся и тут же захлопнулся. Мор хотел сказать: "В-третьих, ты так красива, по крайней мере, очень привлекательна или гораздо более привлекательна, чем любая девушка из всех, кого я встречал, хотя должен признать, что я девушек встречал не очень много". Стать поэтом Мору всегда мешала врожденная честность; если бы Мор когда-нибудь стал сравнивать девушку с летним днем, то за сравнением обязательно последовало бы вдумчивое объяснение насчет того, какой именно день имеется в виду и было ли тогда дождливо или, наоборот, ясно. Так что в данных обстоятельствах даже хорошо, что язык его не слушался. Кели подняла свечу, осветив окно. Оно было целым. Ни единой щербины на каменных рамах. Стекло с цветными вставками, изображающими герб Сто Лата, тоже ничуть не пострадало. Она оглянулась на Мора. - Забудем о третьем, - сказала она. - Вернемся к первому. Через час над городом забрезжил рассвет. Дневной свет на Плоском мире не столько летит, сколько течет, поскольку его тормозит неподвижное магическое поле Диска. Лучи солнца покатились по земле, подобно волнам золотистого моря. Какое-то мгновение расположенный на насыпи город возвышался над его поверхностью, точно омываемый волнами прилива песочный замок. С каждой новой волной свет все уплотнялся, пока наконец не закружился вокруг города, образовав световорот, и не просочился внутрь. Мор и Кели сидели рядышком на кровати. Песочные часы лежали между ними. В верхней колбе не осталось ни песчинки. Снаружи донеслись звуки пробуждающегося замка. - Все равно не понимаю, - произнесла он. - Мертва я или нет? - Ты должна быть мертвой, - признался он, - в соответствии с судьбой или чем там еще. Я довольно слаб в теории. - И ты должен был убить меня? - Нет! Я имею в виду, нет, убить тебя должен был не я, а убийца. Я же уже пытался объяснить все это. - Так почему же ты помешал ему это сделать? Мор ответил ей взглядом, полным ужаса. - Ты что, хотела умереть? - Разумеется нет. Но похоже на то, что здесь человеческие желания в расчет не берутся. Я просто стараюсь подойти к этому вопросу с позиций здравого смысла. Мор уткнулся взглядом в колени. Затем встал. - Я думаю, мне лучше уйти, - холодно отчеканил он. Сложив косу, он засунул ее в укрепленные за седлом ножны и посмотрел на окно. - Ты вошел через него, - пришла на помощь Кели. - Слушай, когда я сказала... - Оно открывается? - Нет. За дверью коридор, он выходит на балкон. Но люди увидят тебя! Проигнорировав это восклицание, Мор отворил дверь и вывел Бинки в коридор. Кели кинулась вслед за ним. Фрейлина, как раз собиравшаяся постучать, остановилась, сделала реверанс и слегка нахмурилась, когда ее мозг мудро отогнал от себя зрелище ступающей по ковру очень большой лошади. Балкон выходил в один из внутренних двориков. Мор бросил взгляд за парапет, и вскочил в седло. - Остерегайся герцога, - посоветовал он. - Это все он. - Отец всегда предупреждал меня о нем, - согласилась принцесса. - Я никогда не ем, пока еду не попробует специальный придворный. - Кроме того, тебе следует завести телохранителя, - продолжал Мор. - Мне пора уходить. Неотложные дела. Прощай, - добавил он тоном, который, как Мор надеялся, должным образом выразил задетую гордость. - Я еще увижу тебя? - спросила Кели. - Есть много такого, о чем я хотела бы... - Не уверен, что тебе стоит забивать этим голову, - надменно ответил Мор. Он прищелкнул языком, и Бинки скакнула в воздух. Скользнув хвостом по парапету, она легким галопом углубилась в голубое утреннее небо. - Я хотела сказать спасибо! - прокричала вслед Кели. Фрейлина, которая никак не могла отделаться от ощущения какой-то неправильности и шла за принцессой по пятам, озабоченно справилась: - Вы хорошо себя чувствуете, мэм? Кели рассеянно посмотрела на нее. - Что? - повелительным тоном переспросила она. - Я только хотела узнать, вы хорошо провели ночь? Плечи Кели опустились. - Нет, - буркнула она. - Плохо. В моей спальне мертвый убийца. Он покушался на мою жизнь. Не могла бы ты что-нибудь сделать с этим? И, - она подняла руку и задержала ее в воздухе, - я не хочу, чтобы ты кудахтала "Мертвый, мэм? Убийца, мэм?" или вопила. Просто разберись с ним, и все. Тихо и спокойно. По-моему, у меня страшно разболелась голова. Так что кивни, но ничего не говори. Фрейлина кивнула, сделала неопределенное приседающее движение и пятясь покинула помещение. Мор сам не понял, каким образом вернулся обратно. Небо просто изменило свой цвет, став из льдисто-голубого угрюмым и серым, когда Бинки окунулась в провал между измерениями. Лошадь не опускалась на темную почву поместья Смерти. В какой-то момент эта почва просто оказалась там, прямо под ними, подобно авианосцу, который, осторожно маневрируя, подводит посадочную площадку под реактивный истребитель, избавляя пилота от связанных с приземлением хлопот. Гигантская лошадь протрусила во двор конюшни и остановилась возле двойной двери, помахивая хвостом. Соскользнув с седла, Мор побежал к дому. И остановился, и побежал обратно, и наполнил кормушку сеном, и побежал к дому, и пробормотал что-то себе под нос, и побежал обратно, и почистил лошадь, и проверил, достаточно ли воды в ведре, и побежал к дому, и побежал обратно, и снял с крючка на стене попону, и накрыл ею лошадь. Бинки, с благодарным достоинством принимая заслуженную заботу, несколько раз приложилась мордой к его плечу, словно кивая. Проскользнув через черный ход и пробравшись в библиотеку, Мор нашел помещение совершенно пустынным. Даже в эти ранние часы воздух здесь казался сотканным из горячей сухой пыли. Мору почудилось, что на поиски биографии принцессы Кели ушли года, но в конце концов он нашел ее. Ею оказалась удручающе тонкая книжица. Она стояла на полке, дотянуться до которой оказалось возможным только с помощью библиотечной лестницы, шаткого сооружения на колесиках, сильно напоминающего древнюю осадную машину. Дрожащими пальцами он открыл последнюю страницу и застонал. "За убийством принцессы, происшедшим, когда ей было пятнадцать лет, последовало объединение Сто Лата со Сто Гелитом. Это косвенным образом повлекло за собой падение городов-государств центральной равнины и подъем..." Он читал все дальше и дальше, не в силах остановиться. Время от времени издавал стон. Наконец Мор поставил томик на место, но потом, поколебавшись, запихал его за несколько других томов. И все равно он чувствовал, что книга там, пока слезал по лестнице, предательски громко выскрипывающей миру о своем существовании. В водах Плоского мира океанические суда были редкостью. Никому из капитанов не нравилось выходить за пределы видимости прибрежной линии. Печально, но факт: корабли, которые на расстоянии выглядели так, как будто отправляются за край мира, исчезали вовсе не за горизонтом - они и в самом деле падали с Края света. Каждое или примерно каждое поколение находило несколько исследователей- энтузиастов, которые сомневались в этом и - с целью опровергнуть сии "домыслы" - отважно отправлялись в путешествие. Как ни странно, ни один из этих путешественников так и не вернулся, чтобы огласить результаты своих исследований. Поэтому нижеследующая аналогия с точки зрения Мора была лишенной смысла. Он чувствовал себя так, как будто очутился в идущем ко дну "Титанике", но еще чуть-чуть - и он будет спасен. "Лузитанией". Он чувствовал себя так, как будто, поддавшись секундному импульсу, бросил снежок и теперь наблюдает, как вызванная им лавина поглощает три лыжных курорта. Он чувствовал, как вокруг него расплетаются нити истории. Он чувствовал, что ему нужно с кем-нибудь поговорить, и побыстрее. Это означало, что придется довольствоваться или Альбертом, или Изабель, поскольку мысль о необходимости объяснять происшедшее крохотным синим булавочным головкам была не из тех, которые ему хотелось обдумывать после долгой ночи. В редких случаях, когда Изабель с высоты своего величия соизволяла бросить взгляд в его направлении, она с предельной ясностью демонстрировала, что различие между Мором и дохлой жабой заключается только в цвете. Что касается Альберта... Ну, он, конечно, не идеальное доверенное лицо, но в приборе из одного предмета, определенно, лучший. Мор, стараясь не скрипеть слишком громко, спустился с лестницы и вышел из лабиринта книжных полок тем же путем, что и вошел в него. Не помешало бы и поспать несколько часов. Затем он услышал прерывистое дыхание, краткую череду топающих звуков, производимых быстро бегущими ногами, и хлопок двери. Заглянув за ближайшую этажерку, он не увидел ничего, кроме табуретки с парой книг на ней. Он взял одну, посмотрел на имя, затем прочел несколько страниц. Рядом с книгой лежал мокрый шелковый носовой платок. Проснулся Мор поздно. Встав, он тут же заторопился на кухню. Он ожидал, что Альберт начнет ворчать, но ничего подобного не случилось. Альберт стоял около каменной раковины, погруженный в глубокую задумчивость. Глядя на сковородку, он, вероятно, решал, не пора ли налить на нее нового жира или оставить прежний еще этак на годик. Когда Мор, стараясь не создавать лишнего шума, проскользнул за стол, он обернулся. - Тебе пришлось здорово повозиться, - произнес он. - Я слышал, как ты полночи шатался по дому. Могу сварить тебе яйцо. Еще есть овсянка. - Яйцо, пожалуйста, - ответил Мор. Он так и не набрался мужества попробовать альбертову овсянку, которая вела свою собственную, частную жизнь в глубинах кастрюли и ела ложки. - Хозяин сказал, что после завтрака хочет тебя видеть, - добавил Альберт. - Но можешь особо не торопиться. - О, - Мор уставился в стол. - А больше он ничего не говорил? - Он сказал, что свободного вечера у него не выдавалось тысячу лет, - ответил Альберт. - Он напевал себе под нос. Не нравится мне это. Никогда не видел его таким. - О! - Мор, наконец, решился: - Альберт, а ты давно здесь работаешь? Альберт посмотрел на него поверх пенсне. - Может, и давно. Трудно следить за внешним временем, парень. Я здесь с тех самых пор, как умер старый король. - Какой король, Альберт? - Арторолло, вроде его так звали. Маленький такой и жирный. Голос скрипучий, как несмазанная телега. Хоть я и видел-то его всего один раз. - А где это было? - В Анке, конечно. - Что? - воскликнул Мор. - В Анк-Морпорке нет королей, это всякому известно! - Я же сказал, это было некоторое время тому назад, - напомнил Альберт, наливая себе чашку чая из личного заварочного чайника Смерти. Он уселся, мечтательно прикрыв глаза огрубевшими морщинистыми веками. Мор ждал. - В те времена правили настоящие короли, я тебе скажу, не то, что сейчас. Те были монархами, - продолжал Альберт, осторожно наливая чай в блюдечко и чопорно обмахивая его концом шарфа. - То есть они были мудрыми и справедливыми... ну, довольно мудрыми. И они не стали бы долго раздумывать, отрубить тебе голову или нет. Решали все на месте. Им достаточно было одного взгляда, - одобрительно добавил он. - А все королевы были высокими, бледными и носили такие штуки вроде шлема... - Как платы у монахинь? - Ну да, а принцессы были так же прекрасны, как день - долог, и настолько благородны, что могли огорошить всех, прописав дюжину матрасов... - Что? Альберт поколебался. - По-моему, был такой случай, не важно, - уклончиво ответил он. - И были тогда балы, и турниры, и казни. Великие дни. - Он мечтательно улыбнулся воспоминаниям. - Не то что сейчас... - произнес он, неохотно пробуждаясь от благоговейного полузабытья. - А у тебя есть другие имена, Альберт? - спросил Мор. Но чары уже рассеялись. Старик быстро усек, что происходит. - Ага, понимаю, - отпарировал он, - узнаешь, как зовут Альберта, и прямиком в библиотеку - что, не так? Рыться, совать свой нос в чужие дела. Я тебя раскусил, вечно ты там прячешься, читаешь исподтишка жизни молоденьких женщин... Очевидно, где-то в глубинах глаз Мора провозвестники вины протрубили в потускневшие трубы, потому что Альберт крякнул и ткнул в него костлявым пальцем. - По крайней мере, мог бы ставить книги на место, - добродушно пробурчал он. - Не оставлять там целые груды, предоставляя Альберту убирать их. Все равно, неправильно это, строить глазки бедным покойницам. Так и ослепнуть недолго. - Но я всего лишь... - начал оправдываться Мор, но вспомнил о мокром шелковом носовом платке в кармане и закрыл рот. Покинув бормочущего себе под нос и моющего посуду Альберта, Мор проскользнул в библиотеку. Сквозь высокие окна лился бледный солнечный свет, нежными ласковыми прикосновениями обесцвечивая обложки терпеливых, древних томов. Время от времени пылинка, проплывая сквозь золотистый столб, загоралась и сверкала, словно миниатюрная сверхновая. Мор знал, что если хорошенько прислушаться, то услышишь поскрипывание, подобное тому, которое издают некоторые насекомые: это книги пишут сами себя. Когда-то, давным-давно, Мор нашел бы это странным. Теперь это... обнадеживало. Служило наглядной демонстрацией факта, что механизм Вселенной работает слаженно, ее колеса и колесики все еще крутятся. Его совесть, выискивающая любую лазейку, лишь бы пролезть и вякнуть свое, напомнила ему, радостно блестя глазками, что-таки да, они, может, и крутятся, да только не в ту сторону. И мироздание, это уж точно, движется не туда, куда надо. Пробравшись через лабиринт стеллажей к таинственной кипе книг, он обнаружил, что она исчезла. Альберт на кухне. И Мор ни разу не видел, чтобы Смерть соб- ственной персоной заходил в библиотеку. Что же в таком случае понадобилось здесь Изабель? Он глянул вверх, на возвышающуюся скалу из книжних полок... и обомлел. В животе у него похолодело при мысли о том, что вот-вот произойдет, уже начало происходить... Ему одному не справиться с этим. Придется кому-то рассказать. Кели тем временем жизнь медом не казалась. А все потому, что причинность обладает колоссальной инерцией. Мор, движимый гневом, отчаянием и зарождающейся любовью, ворвался в нее и сместил, задав новое направление. Но причинность этого еще не заметила. Он дернул за хвост динозавра, но пройдет некоторое время, прежде чем на другом конце сообразят, что пора воскликнуть "ох!". Короче говоря, мироздание знало, что Кели умерла. Поэтому оно было порядком удивлено, что она до сих пор не перестала ходить и дышать. Свои чувства мироздание проявляло в мелочах. Придворные, все утро украдкой посматривающие на принцессу, сами не могли сказать, почему от ее вида им делается както не по себе. К своему острому замешательству и ее раздражению, они то и дело либо не замечали ее, либо говорили приглушенными голосами. Старший камергер обнаружил, что отдал приказ приспустить королевский флаг. Никакие силы в мире не заставили бы его объяснить, почему он это сделал. После того как он безо всякой видимой причины заказал тысячу ярдов черного сукна, его в состоянии легкого нервного потрясения мягко увели и уложили в постель. Неосязаемое в своей странности чувство ирреальности происходящего распространялось по замку со скоростью эпидемии гриппа. Старший кучер приказал достать и начистить до блеска роскошный траурный катафалк. А потом он стоял во дворе конюшни и рукой в замшевой перчатке утирал непонятно откуда взявшиеся слезы. Он плакал и не помнил, почему. Слуги крадучись пробирались по коридорам. Повару пришлось бороться с непреодолимым желанием готовить холодное мясо. Псы принимались выть, но сразу останавливались, чувствуя себя довольно глупо. Пара черных жеребцов, которых в Сто Лате по традиции запрягали в катафалк, внезапно впала в беспокойство и едва не заля- гала насмерть конюха. В замке Сто Гелита герцог тщетно дожидался гонца. А тот отправился в дорогу, но остановился посреди улицы. У него как будто вышибло из головы, что же ему полагается сделать. Кели проплывала сквозь все это, как материальный и с каждой минутой все более раздражающийся призрак. Напряжение достигло апогея перед самым обедом. Разъяренной фурией ворвавшись в огромный обеденный зал, она не обнаружила на столе перед королевским креслом накрытого прибора. Разговаривая с дворецким громко и отчетливо, она добилась исправления оплошности. Но затем обнаружила, что все блюда проносят мимо нее, не давая ей возможности воткнуть в них вилку. С мрачным недоверием она наблюдала, как внесли вино и налили его в первую очередь лорду-хранителю кабинета. Такой поступок противоречил ее королевскому статусу и протоколу, однако на этот раз она не стала утруждать себя доказательствами, а просто высунула ногу из-под стола и подставила подножку разносившему вино официанту. Он запнулся, пробормотал что-то себе под нос и уставился на плитки пола. Наклонившись в другую сторону, она проорала в ухо управляющему поставками: - Эй, ты меня видишь? Почему наше меню урезано до холодной свинины и окорока? Оторвавшись от приглушенного разговора с дамой маленькой шестиугольной комнаты северной башенки, он уставился на принцессу долгим взглядом, в котором шок переходил во что-то вроде расплывчатой озадаченности. - Почему же, да... Я вижу... Э-э.... - Ваше королевское высочество, - подтолкнула его Кели. - Но... да... Высочество, - пробормотал он. Нависла тяжелая пауза. Затем, как будто внутри него сработал какой-то переключатель, он повернулся к своей собеседнице и возобновил прерванный разговор. Некоторое время Кели сидела, побелев от потрясения и ярости, затем оттолкнула кресло и ринулась в свои покои. Пару слуг, столкнувшихся на бегу в одном из коридоров, припечатало к стенам. Чем - они не разглядели. Вбежав в свою комнату, Кели принялась дергать за шнурок. Предполагалось, что звон колокольчика заставит дежурную фрейлину прибежать с другого конца коридора, где она сидела в ожидании. Некоторое время ничего не происходило. Затем дверь медленно отворилась, и на принцессу воззрилось лицо. На этот раз она узнала этот взгляд, она была готова к нему. Схватив фрейлину за плечи, Кели втащила ее в комнату и захлопнула дверь у нее за спиной. Когда испуганная женщина начала смотреть куда угодно, только не на нее, Кели разжала хватку и оглоушила фрейлину такой пощечиной, что щека у той загорелась. - Ты почувствовала это? Ты почувствовала? - провизжала она. - Но... Вы... Я... - захныкала фрейлина, пятясь назад, пока не уперлась в кровать и не рухнула на нее. - Смотри на меня! На меня смотри, когда я с тобой разговариваю! - орала, надвигаясь на нее, Кели. - Ты же видишь меня! Скажи, что ты видишь меня, или я прикажу тебя казнить! В глазах фрейлины застыло выражение ужаса. - Я вижу вас, - пролепетала она, - но... - Но что? Что "но"? - Я точно знаю, что вы... Я слышала... Я думала... - Что ты думала? - отрезала Кели. Она уже не кричала. Слова слетали с ее уст, подобно жгучим ударам хлыста. Фрейлина сжалась во всхлипывающий комок. Некоторое время Кели стояла, постукивая ногой об пол, затем мягко потрясла женщину. - В городе есть волшебник? - спросила она. - На меня смотри, на меня. Есть? Вы, девчонки, вечно тайком бегаете поговорить с волшебниками! Где он живет? Фрейлина повернулась к ней заплаканным лицом. Все инстинкты ее существа кричали, что принцессы не существует, и бедной женщине пришлось подавлять их. - Ах... волшебник, да... Кувыркс, на Стенной улице... Губы Кели сжались в тонкую, как нитка, улыбку. Она понятия не имела, где хранится ее одежда. Но холодный рассудок подсказывал, что будет в тысячу раз легче найти платья самой, чем добиваться от фрейлины, чтобы та почувствовала ее присутствие. Принцесса подождала, внимательно наблюдая, как всхлипывания женщины постепенно смолкают. Затем фрейлина в растерянности огляделась вокруг себя и поторопилась прочь из комнаты. "Она уже забыла меня", - подумала Кели. Посмотрев на свои руки, она нашла их вполне материальными. Тут, должно быть, замешана магия. Проблуждав некоторое время, она нашла гардеробную. Принцесса принялась открывать один шкаф за другим и рыться в них, пока не нашла черный плащ с капюшоном. Он оказался достаточно просторным, чтобы можно было с легкостью набросить его поверх одежды. Покинув комнату, она помчалась стрелой - сначала по коридору, затем вниз по черной лестнице, предназначенной для слуг. Последний раз нечто подобное она испытывала в детстве. То был мир шкафов с постельным бельем и голых полов, по которым беззвучно ступали официанты. Кели двигалась по нему, подобно привидению, которое все никак не может распрощаться с землей. Она, разумеется, имела представление о помещениях для слуг. Представление это было такого же характера, какое большинство людей имеют о водоснабжении или канализации: так, где-то на задворках сознания валяется запылившаяся картинка. И принцесса была вполне готова снизойти до признания того факта, что, несмотря на довольно сильное внешнее сходство (по ее мнению), слуги, должно быть, обладают какими-то отличающими их друг от друга чертами, по которым самые близкие и дорогие люди могут их, предположительно, узнать. Но она никак не была готова к зрелищам, которые открылись ее взору сейчас. К примеру, Могхедрон, управляющий винными погребами, который прежде походил на рассекающий волны корабль, проплывающий по обеденному залу, сидел в своей кладовке в расстегнутой ливрее и курил трубку. Пара горничных с хихиканьем пробежали мимо, не одарив ее ни единым взглядом. Она прибавила шагу, осознавая, что каким-то непонятным образом находится на территории своего замка незаконно. И это потому, невольно подумалось ей, что замок-то вовсе и не ее. Мир вокруг нее, шумный, со всеми заполненными клубами пара прачечными и прохладными кладовыми, жил сам по себе. Он ей не принадлежал и в ней не нуждался. Скорее, она принадлежала ему. В самой большой кухне со стола она стащила куриную ножку. Кухня напоминала пещеру, и в ней было такое количество выстроившихся в ряды горшков и кастрюль, что все вместе, озаренные красными огнями печи, они напоминали броню гигантской черепахи. Кели внезапно пробила дрожь. Воровство! Она стала воровкой! В своем собственном королевстве! А повар тем временем глазами такими же глянцевыми, как копченый окорок, смотрел прямо сквозь нее. Миновав конюшни, Кели выбежала к задним воротам. По сурово-неподвижным взглядам часовых можно было понять, что ее появление ускользнуло от их внимания. Когда она оказалась вне замка, на улице, ее дрожь поутихла. Но Кели по-прежнему испытывала странное чувство, как будто она нагая. Это нервировало - быть в самой гуще людей, которые спешат по своим делам и не берут на себя труд даже посмотреть на тебя, тогда как весь твой предыдущий жизненный опыт говорит о том, что мир вокруг тебя вращается. Прохожие натыкаются на тебя и отскакивают в сторону, не понимая, во что же это они врезались. Не говоря уже о том, что приходится уворачиваться от экипажей. Куриная ножка недалеко продвинулась в заполнении пустоты, объясняющейся отсутствием завтрака. Пришлось стянуть пару яблок с прилавка. При этом Кели сделала внутреннюю заметку: приказать камергеру узнать стоимость яблок и послать деньги торговцу. Растрепанная, порядком перепачкавшаяся и слегка отдающая лошадиным навозом Кели наконец достигла дверей дома Кувыркса. С горгульей в роли дверного молотка пришлось повозиться - до сих пор двери сами открывались перед ней: специальные люди занимались этим. Принцесса пребывала в таком расстройстве ума и чувств, что даже не заметила, как горгулья подмигнула ей. Она предприняла еще одну попытку постучать, после чего ей показалось, что она слышит отдаленное громыханье. Через некоторое время дверь на несколько дюймов приоткрылась. Сквозь щель ей удалось разглядеть круглое возбужденное лицо человека с кудрявыми взлохмаченными волосами. Правая нога изрядно удивила ее, находчиво втиснувшись в щель. - Я требую волшебника, - объявила она. - Молю принять меня незамедлительно. - В данный момент он несколько занят, - произнесло лицо. - Ты за любовным элексиром? - За чем? - У меня... у нас имеется Особая Мазь Кувыркса - Щит Против Страсти. Предоставляет возможность сеять, гарантируя отсутствие урожая. Если понимаешь, о чем я. Кели обуздала вздымающуюся в ней волну чувств. - Нет, - холодно ответила она. - Не понимаю. - Овечье втирание? Новое патентованное средство "Девственность надолго"? Глазные капли из белладонны? - Я требую... - Сожалею, но мы закрыты, - отрезало лицо и захлопнуло дверь. Кели едва успела выдернуть ногу. Она пробормотала несколько слов, которые весьма удивили бы и шокировали ее учителей, и заколотила кулаком по деревянной двери. Она била и колотила, что было сил. Но внезапно пришедшая ей в голову мысль заставила ее снизить темп. До нее вдруг дошло, что... Он видел ее! Он слышал ее! Она накинулась на дверь с новыми силами, при этом крича во всю мощь своих легких. Голос поблизости произнес: - Не помофет. Он очень упрямый. В поисках того, кому могут принадлежать эти слова, она медленно огляделась. Ее глаза встретились с нахальным взглядом горгульи. Глядя на Кели и кривя металлические брови, горгулья издавала неразборчивые (из-за железного кольца во рту), шепелявые фразы. - Я принцесса Кели, наследница престола Сто Лата, - надменно ответила она, изо всех сил прижимая крышку к котлу готового выплеснуться наружу ужаса. - И я не разговариваю с дверными молотками. - Ну что ф, фато я вфего лиф дверной молоток и могу рафговаривать, ф кем пофелаю, - вежливо произнесла горгулья. - И я могу фообфить тебе, что у хофяина тяфелый день и он не хочет, чтобы его бефпокоили. Но ты мофеф попробовать прибегнуть к волфебному флову, - добавила она. - Волфебное флово, ифходяфее из уфт привлекательной фенфины, фрабатывает в девяти флучаях иф дефяти. - Волшебное слово? Что за волшебное слово? Горгулья заметно оскалилась: - Тебя что, ничему не учили, мифф? Кели выпрямилась во весь рост и приосанилась. Она чувствовала, что у нее сегодня тоже выдался тяжелый день. Ее отец собственноручно зарубил на поле брани не меньше сотни врагов. Так неужели она не справится с каким-то жалким дверным молотком? - Я получила образование, -с ледяной точностью проинформировала она, - и меня учили самые выдающиеся ученые страны. На горгулью эти слова, казалось, не произвели особого впечатления. - Ефли они не научили тебя волфебному флову, - спокойно сказала она, - фначит, они не такие уф и выдаюфиефя. Кели ухватилась за тяжелое кольцо и с новой силой заколотила им о дверь. Горгулья хитро покосилась на нее. - Обрафайся со мной грубо, - прошепелявила она. - Именно так мне и нравитфя! - Ты отвратительна! - О да-а... Ооо, это было прекрафно, фделай так ефе раф... Дверь приоткрылась, в маленькой щелочке опять мелькнула неясная тень курчавых волос. - Мадам, я же сказал, мы зак... Кели овладела внезапная слабость. - Пожалуйста, помогите мне, - взмолилась она. - Пожалуйста! - Видиф? - победоносно промолвила горгулья. - Рано или пофдно вфе вфпоминают волфебное флово! Кели приходилось иногда бывать на официальных торжествах в Анк-Морпорке. На них она встречалась с главными волшебниками Незримого Университета, основного учебного заведения Плоского мира, в котором преподавалась магия. Некоторые из волшебников были высокими, большинство из них были жирными, и почти все они богато одевались - или, по крайней мере, считали, что одеваются богато. В волшебстве,