так же как и в других, более светских искусствах, существует мода. И тенденция выглядеть подобно престарелому члену городской управы была лишь временной. У предыдущих поколений волшебников в моде были то интересная бледность, то Друидоподобная замызганность, то таинственная мрачность. Но в привычном для Кели представлении волшебник представлял собой нечто вроде маленькой горы с меховой оторочкой и хриплым, с астматическим присвистом, голосом. И Кувыркс Огниус не вполне вписывался в рамки этого представления. Он был молод. И с этим ничего нельзя было поделать; даже волшебникам приходится начинать свою карьеру молодыми. Он не носил бороды, и единственным, что как-то спасало положение, была его изрядно засаленная мантия с потрепанными краями. - Не угодно ли выпить? Или, возможно, ты хочешь чего-то еще? - вежливо осведомился он, незаметным пинком отправляя под стол засаленный жилет. Кели осмотрелась в поисках места, куда можно было бы присесть и которое не было бы занято грязной одеждой или использованной посудой. Не найдя такового, она покачала головой. От внимания Кувыркса не ускользнуло выражение ее лица. - Боюсь, здесь неприбрано, - торопливо добавил он, локтем спихивая на пол остатки чесночной колбасы. - Миссис Сварливиуз обычно приходит дважды в неделю и наводит порядок. Но сейчас она отправилась навестить сестру, у которой случился очередной задвиг. Ты уверена, что ничего не хочешь? Это не составит абсолютно никаких хлопот, я только вчера видел непользованную чашку. - У меня проблема, господин Кувыркс, - произнесла Кели. - Секундочку! - потянувшись к крючку над камином, он снял остроконечную шляпу. Та явно видала лучшие дни, хотя, судя по ее виду, те дни были не существенно лучше. Надев ее, он произнес: - Так. Теперь можно начинать. Выкладывай свою проблему! - А что такого важного в этой шляпе? - О, ее наличие очень важно. Для волшебства необходимо иметь совершенно определенную шляпу. И не всякая подойдет. Мы, волшебники, знаем толк в таких вещах. - Как угодно. Послушай, а ты меня видишь? Он воззрился на нее. - Да. Да, я со всей определенностью утверждаю, что вижу тебя. - И слышишь? Ты ведь слышишь меня, не правда ли? - Твой голос звучит громко и отчетливо. Да. Каждый слог вклеивается точно на свое место. Никаких проблем. - В таком случае, ты крайне удивишься, узнав, что больше в этом городе меня не видит и не слышит никто. - Кроме меня? Кели фыркнула: - И твоего дверного молотка. Кувыркс выволок на середину комнаты кресло и уселся в него. Немножко поерзал. По его лицу скользнула тень задумчивого удивления. Встав, он отцепил от сиденья плоскую красноватую массу, которая некогда могла бы быть половинкой пиццы {Первая в Плоском мире пицца была сотворена руками клатчского мистика Ронрона Шувадхи, или "Пророка Джо", который утверждал, что получил рецепт во сне от Самого Создателя Плоского мира. При этом Создатель добавил, что именно таким Он с самого начала хотел видеть Свое творение. Паломники, пересекшие пустыню и видевшие оригинал, который, как говорят, таинственным образом сохраняется в Запретном Городе Ии, утверждают: то, что Создатель имел в виду, представляет собой довольно невзрачный экземпляр пиццы с сыром, красным перцем и несколькими оливками {После Шизы Вращательных и гибели приблизительно 25 тысяч человек в ходе разразившегося вслед за тем джихада правоверным было дозволено добавлять к рецепту один маленький листочек лавра.}, а всякие изыски вроде гор и морей были добавлены, как это часто бывает, в порыве энтузиазма последней минуты.}. Он скорбно воззрился на нее. - Веришь ли, я обыскался ее сегодня утром! - воскликнул он. - В ней было все, включая дополнительный перец. Он печально ковырнул бесформенную размазню и внезапно вспомнил о Кели. - Ух, прости, - опомнился он, - где мои хорошие манеры? Какое мнение у тебя сложится? Вот. Угостись анчоусом. Пожалуйста. - Ты вообще слушаешь меня? - огрызнулась Кели. - Ощущаешь ли ты себя невидимой? То есть я хочу сказать, воспринимаешь ли ты себя так сама? - неразборчиво пробормотал Кувыркс. - Разумеется нет. Я чувствую себя только сердитой. Поэтому я хочу, чтобы ты предсказал мне будущее. - Ну, я не очень разбираюсь в таких вопросах, по-моему, твой случай чисто медицинский и... - Я могу заплатить. - Пойми, это незаконно, - сокрушенно ответил Кувыркс. - Старый король строгонастрого запретил гадать в Сто Лате. Он не очень любил волшебников. - Я могу заплатить много. - Миссис Сварливиуз предупреждала меня. Она говорила, новая королева будет еще хуже. Надменная такая, говорила она. Не из тех, кто относится со снисхождением к скромным мастерам тонких искусств. Кели улыбнулась. Те из придворных, которые видели эту улыбку раньше, поторопились бы уволочь Кувыркса с глаз принцессы долой и спрятать его в каком-нибудь безопасном месте, например, на соседнем континенте. Но ничего не подозревающий Кувыркс отковыривал от мантии прилипшие куски грибов. - Насколько я понимаю, у нее просто случаются приступы скверного настроения, - произнесла Кели. - Но я бы не удивилась, если бы она оставила тебя в городе. - О, неужели? Ты действительно так думаешь? - Послушай, - взяла быка за рога Кели, - тебе не нужно рассказывать мне мое будущее. Расскажи только настоящее. Даже королева не станет возражать против этого. Я побеседую с ней на эту тему, если хочешь, - великодушно добавила она. - О, так ты знаешь ее? - просиял Кувыркс. - Да. Но иногда, как мне кажется, не очень хорошо. Вздохнув, Кувыркс принялся рыться в свалке на столе, двигая горы престарелых тарелок и впавших в мумифицированное состояние объедков. В конце концов он раскопал прилипший к куску сыра толстый кожаный кошелек. - Вот, - с сомнением в голосе произнес он. - Это карты Каро. Вобравшие в себя сконцентрированную мудрость древних и все такое. Есть еще травы Чин Алин, это из Пупземелья. Кофейной гущей я не пользуюсь. - Пожалуй, я выберу Чин Алин. - Тогда, пожалуйста, подбрось в воздух эти корешки тысячелистника. Она подбросила. Оба уставились на расклад (или, точнее, раскид). - Хм-м, - через некоторое время глубокомысленно провозгласил Кувыркс. - Так, один на камине, один в кружке из-под какао, один на улице (стыдно за окно), один на столе и один, нет, два - за кухонным столом. Надеюсь, миссис Сварливиуз сумеет найти остальные. - Ты не сказал, с какой силой надо подбросить. Может, я брошу еще раз? - Н-н-нет, вряд ли в этом есть необходимость. - Кувыркс послюнявил большой палец и принялся листать страницы пожелтевшей книги, которая прежде подпирала ножку стола. - Расклад вроде ясный. Точно, вот она, октограмма 8, 887: Незаконность, Неискупительный Гусь. Здесь есть ссылка... подожди-ка... подожди... Вот оно! Нашел. - Ну? - Не впадая в вертикальность, мудро выступает кошенильный император во время чая; вечером безмолвствует моллюск в цветке миндаля. - Да? - уважительно произнесла Кели. - И что это означает? - Если ты не моллюск, то, наверное, ничего особенного, - успокоил Кувыркс. - По-моему, в переводе текст что-то утратил. - Ты уверен, что знаешь, как это делается? - Давай попробуем карты, - поторопился уклониться от нежелательных потребностей Кувыркс, тасуя колоду. - Выбери карту. Любую. - Это Смерть, - назвала Кели. - Ах. М-да. Разумеется, карта под названием "Смерть" не всегда обозначает настоящую смерть, - быстро произнес Кувыркс. - То есть она не обозначает смерть в обстоятельствах, когда объект гадания перевозбужден, а ты чувствуешь себя слишком неловко, чтобы сказать правду, мм-м? - Послушай, выбери еще одну карту. - Эта тоже Смерть, - сообщила Кели. - Ты что, положила на место первую? - Нет. Взять еще одну? - Почему бы и нет? - Ах, какое удивительное совпадение! - Что такое? Смерть номер три? - Точно. Это что, специальная колода для фокусов? - Кели старалась говорить сдержанно. Но даже она сама расслышала легкий истерический звон, прозвучавший в ее голосе. Кувыркс посмотрел на нее, нахмурился, тщательно сложил карты обратно в колоду, вновь перетасовал их и разложил на столе. В колоде была только одна Смерть. - О, дорогая, - промолвил он. - Похоже, тут пахнет чем-то серьезным. Ты позволишь взглянуть на твою ладонь? Он погрузился в изучение ладони. Спустя некоторое время он направился к кухонному столу, извлек из ящика монокль, каким пользуются ювелиры, краем рукава стер с линзы овсянку и провел еще несколько минут, в мельчайших деталях изучая руку принцессы. Наконец он откинулся на спинку стула, вынул из глаза монокль и воззрился на девушку. - Ты мертва, - сказал он. Кели ждала. Она просто не могла придумать подходящего ответа. Фразе "Нет, я жива" не достает известного стиля, в то время как "Ты это серьезно?" кажется слишком легкомысленным. - Я говорил тебе, что здесь пахнет чем-то серьезным? - По-моему, да, - совершенно ровным тоном, взвешивая каждое слово, промолвила Кели. - Я был прав. - Ох. - Исход может быть фатальным. - Неужели есть что-то фатальнее собственной смерти? - Я имел в виду не тебя. - Ох. - Понимаешь, похоже, нарушилось что-то очень фундаментальное. Ты мертва во всех смыслах, кроме, э-э, фактического. Карты думают, что ты умерла. Твоя линия жизни думает, что ты умерла. Все и вся думают, что ты мертва. - Я так не думаю, - не вполне уверенно возразила Кели. - Боюсь, твое мнение в расчет не принимается. - Но люди могут видеть и слышать меня! - Боюсь, первое, что узнаешь, поступая в Незримый Университет, это то, что люди не слишком обращают внимание на подобного рода мелочи. Для них важнее то, что говорит их собственное сознание. - Ты хочешь сказать, люди не видят меня потому, что их сознание советует им не делать этого? - Боюсь, что да. Это называется предопределение или нечто в том же духе. - Кувыркс удрученно взглянул на нее. - Я волшебник. Мы знаем толк в таких вещах. - И если быть до конца точным, то это не первое, что узнаешь при поступлении, - добавил он. - Я хочу сказать, сначала узнаешь, где расположены уборные и все такое. Но после технической части это - первое обретаемое тобой знание. - Но ведь ты видишь меня. - А, это... Да. Волшебников специально обучают видеть то, что есть, и не видеть того, чего нет. Выполняешь специальные упражнения... Кели забарабанила пальцами по столу - или, по крайней мере, предприняла попытку. Это оказалось нелегко. Она уставилась вниз, охваченная ужасом без имени и формы. Кувыркс рванулся вперед и вытер стол рукавом. - Простите, - пробормотал он, - вчера на ужин у меня были бутерброды с патокой. - И что мне теперь делать? - Ничего. - Ничего? - Ну, ты, безусловно, можешь стать весьма преуспевающей взломщицей... Прости. Это был дурной тон с моей стороны. - Я так и подумала. Кувыркс неловко похлопал ее по руке. Но Кели была слишком захвачена своими мыслями, чтобы заметить эту вопиющую фривольность. - Понимаешь, все уже решено и подписано. История вся расписана от начала и до конца. Каковы факты в действительности - никого не волнует; история знай себе катит прямо по ним. Ты ничего не можешь изменить, поскольку изменения уже являются ее частью. Ты умерла. Это судьба. Тебе придется просто принять это. Он улыбнулся извиняющейся улыбкой. - Если ты взглянешь на это объективно, то увидишь, что тебе повезло гораздо больше, чем большинству мертвых людей, - сказал он. - Ты жива и можешь вдосталь насладиться своим... мм-м... необычным состоянием. - С какой стати мне принимать это? Не я во всем виновата! - Ты не понимаешь. История движется вперед. Ты больше не можешь принимать в ней участия. Для тебя больше нет в ней места. Лучше предоставить всему идти, как идет. Он опять похлопал ее по руке. Она взглянула на него. Он убрал руку. - Так что же, в таком случае, мне полагается делать? - поинтересовалась она. - Не есть, потому что пище не предназначено быть съеденной мной? Идти и жить в какомнибудь склепе? - Задача не из легких, не правда ли? - согласился Кувыркс. - Боюсь, такова твоя судьба. Если мир тебя не ощущает, значит, ты не существуешь. Я волшебник. Мы знаем... - Не говори этого. Кели встала. Пять поколений назад один из ее предков, предводитель банды бродячих головорезов, устроил привал в нескольких милях от холма Сто Лат. Тогда он смотрел на спящий город с характерно решительным выражением на лице, которое расшифровывалось так: "Это я сделаю. То, что ты родился в седле, вовсе не означает, что ты должен там же и сдохнуть". Как ни странно, многие из его характерных черт передались, по прихоти наследственности, его пра-правнучке {Хотя в их список не входили свисающие усы и круглая меховая шапка с шишаком.}. И именно им следовало приписать ее довольно специфический тип привлекательности. Никогда эти черты не проявлялись так ярко, как в данную минуту. Даже на Кувыркса ее лицо произвело впечатление. Когда дело доходило до решимости, ее челюстями можно было колоть орехи. Тем же голосом, каким ее предок обращался перед боем к своим изнуренным, истекающим По том последователям {Эта речь впоследствии передавалась из поколения в поколение как эпическая поэма, корабль которой пустил в плавание его сын. Последний родился уже не в седле и умел есть с помощью ножа и вилки. Поэма открывается следующими строками: "Смотрите, как дремлют злодеи На ворованном злате. Их сердце растленно. Да несутся стрелы вашего гнева Как степной пожар во время сухое Года. Да вонзаются гордые ваши мечи, подобно Быку пятилетнему, что страдает От тяжкой боли зубной..." И далее в том же духе в течение трех часов. Реальность, которая, как правило, не может позволить себе такую роскошь, как сколачивание плодов поэтического вдохновения, доносит до нас эту речь в следующем кратком, но законченном по своей выразительности варианте: "Братцы! По большей части они все еще дрыхнут, так что мы просвистим сквозь них, как плод дерева сквозь кишечник древней старушенции, и покончим с этим делом на месте, о'кей?"}, она произнесла: - Нет. Нет, с этим я соглашаться не намерена. Я не собираюсь медленно растворяться, пока не превращусь в какой-то призрак. И ты поможешь мне, волшебник. Подсознание Кувыркса распознало этот тон. В нем звучали струны, которые заставляли даже жучков-древоточцев становиться по стойке "смирно". Это было не высказывание мнения, но констатация факта: все будет именно так, и не иначе. - Я, мадам? - пролепетал он дрожащим голосом. - Но право же, я просто не знаю, в чем может заключаться моя возможная... Его сдернуло с кресла и выволокло на улицу. Полы его плаща развевались, как крылья. Кели, решительно выпятив подбородок, шагала по направлению к дворцу, таща за собой Кувыркса, точно упирающегося щенка на веревочке. Именно с таким видом мамаши в прежние времена устремлялись в местную школу, когда их малыш являлся домой с подбитым глазом; это было неостановимо; это было как Ход Самого Времени. - Что ты намерена делать? - стуча зубами, спросил Кувыркс, к ужасу своему осознавая, что воспротивиться он все равно не сможет. - Это твой зведный час, волшебник. - А-а... Хорошо, - слабо откликнулся он. - Ты только что был назначен на должность Королевского Узнавателя. - Ох... И что это влечет за собой? - Будешь напоминать всем, что я жива. За это тебя трижды в день будут плотно кормить и стирать твое белье. Ну-ка, пошевеливайся. - Королевского, говоришь? - Ты же волшебник. Думаю, кое о чем ты мог бы догадаться с первого взгляда, - отрезала принцесса. - КОЕ О ЧЕМ? - переспросил Смерть. (Это был кинематографический прием, перенесенный в печатное произведение. Смерть обращался не к принцессе. Фактически, он находился в своем кабинете и беседовал с Мором. Но это было очень впечатляюще, не правда ли? Это называется или быстрый наплыв, или взаимопересечение/приближение. Или еще как-то. Индустрия, в которой камеры плавают и пересекаются, может назвать это как угодно). - И О ЧЕМ ЖЕ? - добавил он, накручивая обрезок черного шелка на грозного вида крючок в закрепленных на столе тисочках. Мор заколебался. Преимущественно из-за владевших им страха и замешательства, но также и потому, что вид призрака в капюшоне, мирно нанизывающего на крючки сухих мух, кого угодно может заставить сделать паузу. Кроме того, у противоположной стены сидела Изабель. Она якобы шила, но на самом деле сквозь облако мрачного неодобрения следила за ним. Мор почти физически ощущал, как взгляд ее опухших красных глаз сверлит ему шею. Смерть всунул в тисочки несколько вороньих перьев и деловито присвистнул сквозь зубы, за неимением чего-либо другого, через что можно было бы свистеть. Он поднял взгляд. - ММ-М? - Они... в общем, все прошло не так гладко, как я думал, - заявил Мор. Нервно переминаясь с ноги на ногу, он стоял на ковре перед столом. - У ТЕБЯ ВОЗНИКЛИ ПРОБЛЕМЫ? - осведомился Смерть, отрезая пару кусочков от пера. - Понимаешь, ведьма не пожелала уходить, а монах, как бы это сказать, в общем, он начал все сначала. - ЗДЕСЬ НЕ О ЧЕМ БЕСПОКОИТЬСЯ, ЮНОША... - Мор... - ТЕБЕ УЖЕ СЛЕДОВАЛО БЫ ПОНЯТЬ: КАЖДЫЙ ПОЛУЧАЕТ ТО, ЧТО, КАК ОН СЧИТАЕТ, ЕГО ЖДЕТ. ТАК ОНО ГОРАЗДО АККУРАТНЕЕ ВЫХОДИТ. - Знаю, сэр. Но это означает, что плохие люди, которые думают, что они отправятся во что-то вроде рая, на самом деле попадают туда. А хорошие люди, которые боятся, что попадут в какое-то ужасное место, по-настоящему страдают. Это не похоже на справедливость. - КОГДА ТЫ ОТПРАВЛЯЛСЯ НА ДЕЖУРСТВО, ЧТО, Я ТЕБЕ СКАЗАЛ, ТЫ ДОЛЖЕН ВСЕГДА ПОМНИТЬ? - Ну, ты... - ХМ-М? Мор запнулся и замолчал. - НЕТ НИКАКОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ. ЕСТЬ ТОЛЬКО ТЫ. - Понятно, я... - ТЫ ДОЛЖЕН ПОМНИТЬ ОБ ЭТОМ. - Да, но... - Я ПОЛАГАЮ, В КОНЦЕ КОНЦОВ ВСЕ ОБРАЗУЕТСЯ. Я ЛИЧНО НИКОГДА НЕ ВСТРЕЧАЛ СОЗДАТЕЛЯ, НО МНЕ ГОВОРИЛИ, ЧТО ОН НАСТРОЕН К ЛЮДЯМ ДОВОЛЬНО ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНО. Смерть оборвал нитку и принялся откручивать тиски. - ТАК ЧТО ВЫБРОСИ ЭТИ МЫСЛИ ИЗ ГОЛОВЫ, - добавил он. - ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ТРЕТЬЯ ЖЕРТВА НЕ ДОЛЖНА БЫЛА ДОСТАВИТЬ ТЕБЕ НИКАКИХ ХЛОПОТ. Вот он, настал момент. Тот самый момент, которого он ждал, о котором много думал. Не было смысла скрывать правду. Он нарушил весь ход будущей истории. Такие вещи имеют тенденцию привлекать к себе внимание людей. Лучше снять камень с сердца. Быть мужчиной, признать свою вину. Принять горькое лекарство. Карты на стол. Никакого хождения вокруг да около. Милость, сдаться на нее. Пронизывающий взгляд обратился в его сторону. Он решил не отводить глаз, почувствовав себя ночным кроликом, пытающимся пересмотреть фары шестнадцатиколесного гоночного автомобиля, водитель которого - наркоман кофеина длительного действия, выводящий из строя тахометры самой преисподней. Но все-таки Мор дал слабину. - Никаких хлопот и не было, сэр, - ответил он. - ХОРОШО. ОТЛИЧНО СРАБОТАНО. НУ ТАК ЧТО ТЫ ОБО ВСЕМ ЭТОМ ДУМАЕШЬ? Рыболовы считают, что хорошая искусственная муха искусно подменяет собой настоящую. Есть мухи для утра. Есть другие, подходящие для вечернего клева. И так далее. Но вещь, которую Смерть гордо держал в своих костлявых пальцах, была архимухой, мухой, пришедшей из начала времен. Она была мухой первобытного органического бульона. Она выросла на навозе мамонтов. Это была муха не из тех, что бьются об оконные стекла. Это была муха, способная просверлить стену. Насекомое, которое в промежутках между тяжелейшими ударами продолжало бы ползти, капая ядом и ища возмездия. Она топорщилась странными крыльями и свисающими жалами. По-видимому, у нее было много зубов. - Как это называется? - произнес Мор. - Я НАЗОВУ ЕЕ... СЛАВА СМЕРТИ. - Погладив свое приобретение последним восхищенным взглядом, Смерть приколол крючок с мухой на капюшон. - СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ Я НАСТРОЕН ПОСМОТРЕТЬ НА ЖИЗНЬ. ТЫ МОЖЕШЬ ПРИНЯТЬ ОБЯЗАННОСТИ - ТЕПЕРЬ, КОГДА ТЫ УЛОВИЛ СУТЬ ДЕЛА. КАК ОКАЗАЛОСЬ. - Да, сэр, - удрученно откликнулся Мор. Его жизнь представилась ему в виде бесконечного черного туннеля. Смерть забарабанил пальцами по столу, бормоча себе под нос. - АХ ДА, - сказал он. - АЛЬБЕРТ ГОВОРИТ, ЧТО КТО-ТО ПЕРЕВОРОШИЛ БИБЛИОТЕКУ. - Прошу прощения, сэр? - КТО-ТО ВЫТАСКИВАЕТ КНИГИ, ОСТАВЛЯЕТ ИХ ВАЛЯТЬСЯ ВОКРУГ. КНИГИ О МОЛОДЫХ ЖЕНЩИНАХ. ПО-ВИДИМОМУ, ЭТО ЕГО ЗАБАВЛЯЕТ. Как уже было отмечено, Слушатели обладают таким высокоразвитым слухом, что достаточно одного хорошего заката, чтобы оглушить их. На какие-то несколько секунд Мору показалось, что кожа у него на затылке приобретает те же странные способности: он буквально видел, как Изабель замерла посреди стежка. Кроме того, он услышал приглушенный вздох, который слышал прежде, блуждая между стеллажами. Вспомнился шелковый носовой платок. - Да, сэр, - кивнул он. - Этого больше не повторится, сэр. Кожа у него на затылке бешено зазудела. - ВЕЛИКОЛЕПНО. А ТЕПЕРЬ ВЫ ОБА МОЖЕТЕ БЕЖАТЬ. СКАЖИТЕ АЛЬБЕРТУ, ЧТОБЫ ПРИГОТОВИЛ ВАМ ЛАНЧ ДЛЯ ПИКНИКА ИЛИ ЧТО-НИБУДЬ В ЭТОМ РОДЕ. ПОДЫШИТЕ СВЕЖИМ ВОЗДУХОМ. Я ЗАМЕТИЛ, ВЫ ДВОЕ ИЗБЕГАЕТЕ ДРУГ ДРУГА... - Он заговорщицки пихнул Мора - это напоминало тычок палкой, - и добавил: - АЛЬБЕРТ ОБЪЯСНИЛ МНЕ, ЧТО ЭТО ОЗНАЧАЕТ. - В самом деле? - мрачно произнес Мор. Он заблуждался, в конце туннеля все-таки был свет. И его источником являлся огнемет. Смерть опять подмигнул ему своим особым подмигом, напоминающим взрыв сверхновой. Мор не стал подмигивать в ответ. Вместо этого он повернулся и побрел к двери. Он едва волок ноги. Он двигался такой походкой и с такой скоростью, что Великий А'Туин по сравнению с ним выглядел ошалевшим от весны ягненком. Он прошел коридор наполовину, когда услышал легкий шорох быстрых шагов. Ктото схватил его за руку. - Мор? Обернувшись, он сквозь туманы депрессии воззрился на Изабель. - Почему ты не сказал ему правду? Почему позволил считать, что это был ты в библиотеке? - Не знаю. - Это было очень... очень... мило с твоей стороны, - осторожно промолвила она. - Действительно? Не знаю, что это на меня нашло. - Нащупав в кармане платок, он вытащил его. - Это, наверное, твое. - Спасибо. - Она шумно высморкалась. Мор уже изрядно продвинулся по коридору. Его плечи висели, как крылья стервятника. Она побежала за ним. - Послушай, - окликнула она. - Что? - Я хотела поблагодарить тебя. - Неважно, - пробормотал он. - Лучше всего будет, если ты больше не станешь вытаскивать книги. Это вроде как огорчает их. - Он издал то, что в его представлении было безрадостным смешком. - Ха! - Что "ха"? - Просто ха! Он достиг конца коридора. Здесь была дверь в кухню. Сейчас Альберт будет понимающе на него коситься. Мор решил, что не в состоянии вынести этого, и остановился. - Но я брала книги, чтобы заняться хоть чем-нибудь, - раздался у него за спиной голос Изабель. Он уступил. - Мы могли бы прогуляться по саду, - в отчаянии произнес он. Затем, когда ему удалось немного ожесточить свое сердце, добавил: - То есть я, конечно, не обязан... - Не хочешь ли ты сказать, что не собираешься жениться на мне? - спросила она. Мора охватил ужас. - Жениться? - Разве не для этого отец взял тебя сюда? - удивилась она. - В ком-ком, а в ученике он точно не нуждается. - Ты имеешь в виду все эти намеки, подмигивания и замечания насчет того, что когда-нибудь, сын мой, все это будет твое? - взорвался Мор. - Я старался не обращать на них внимания. Пока я не хочу ни на ком жениться, - сообщил он, прогоняя из сознания мимолетный образ принцессы. - На тебе-то уж точно, ты, конечно, не обижайся. - Я не вышла бы за тебя, будь ты последним оставшимся в живых мужчиной на Диске, - голосом ласковой змеи проворковала она. Мор был задет. Одно дело не хотеть жениться на ком-то, и совсем другое - слышать, что выходить не хотят за тебя. - По крайней мере, я не выгляжу так, как будто сто лет подряд ел пончики в гардеробе, - нашелся он, когда они вышли на черный газон Смерти. - А я, по крайней мере, не хожу так, как будто мои ноги имеют по несколько колен каждая, - парировала она. - Мои глаза не похожи на два слякучих яйца всмятку. Изабель кивнула. - С другой стороны, мои уши не похожи на нарост на мертвом дереве. А что значит "слякучих"? - Ну, ты знаешь, это когда Альберт их готовит. - Когда белок лезет и течет, и все такое скользкое? - Да. - Хорошее слово, - подумав, признала она. - Но мои волосы, хочу подчеркнуть, не смахивают на ершик для чистки уборной. - Безусловно, зато мои не наводят на мысли о мокром дикобразе. - Прошу заметить, моя грудь не кажется шампуром в намокшем бумажном пакете. Мор скользнул взглядом по верхней части платья Изабель, содержавшей в себе столько щенячьей пухлости, что ее хватило бы на пару литров ротвейлеров, и воздержался от комментариев. - Мои брови не похожи на спаривающихся гусениц, - рискнул он. - Верно. Но мои ноги могут, по крайней мере, остановить свинью, если она попадается навстречу. - Не понял? - Они не кривые, - объяснила она. - А-а. Они прошли клумбы с лилиями, временно не находя слов. В конце концов Изабель повернулась к Мору и протянула руку. Он пожал ее в благодарном молчании. - Закончим? - предложила она. - Пожалуй. - Хорошо. Очевидно, нам не надо жениться. Если только ради детей. Мор кивнул. Они уселись на каменную скамью между деревьями, тщательно подстриженными до кубической формы и служившими живой изгородью. В этом углу сада Смерть устроил пруд, питаемый ледяным источником, которым, по-видимому, рвало возвышающегося над водой каменного льва. В глубине мелькал жирный белый карп. Время от времени он всплывал к поверхности и елозил носом среди черных бархатистых кувшинок. - Надо было принести крошек, - галантно произнес Мор, делая выбор в пользу заведомо бесспорного предмета разговора. - Знаешь, сам он сюда никогда не ходит, - фыркнула Изабель, глядя на рыбу. - Он затеял это, чтобы развлечь меня. - И как, не помогает? - Это не настоящее, - пояснила она. - Здесь нет ничего настоящего. Ничего понастоящему настоящего. Просто он любит вести себя, как человек. Сейчас он из кожи вон лезет, если ты обратил внимание. Мне кажется, это ты влияешь на него. Однажды он даже пробовал научиться играть на банджо. - По-моему, его типу больше подходит орган. - У него ничего не получилось, - продолжала Изабель, игнорируя замечание Мора. - Видишь ли, он не умеет создавать. - Ты же сказала, что он создал этот пруд. - Он всего лишь скопировал другой, который где-то видел. Здесь одни копии. Мор неловко поерзал. По его ноге взбиралось какое-то мелкое насекомое. - Все это довольно печально, - согласился Мор, надеясь, что отреагировал примерно в том ключе, в котором уместно реагировать в подобных случаях. - Да. Наклонившись, она сгребла с дорожки немного гравия и стало рассеянно бросать камешки в пруд. - А что, у меня с бровями действительно так худо? - сказала она. Мор слегка запнулся. - Боюсь, что да. - Ох... Шлеп, шлеп. Карп презрительно следил за ее действиями. - А у меня - с ногами? - Да. Прости. Мор судорожно зашарил по своему скудному репертуару светской беседы и, не найдя там подходящей реплики, сдался. - Ерунда, - галантно произнес он. - Зато ты, по крайней мере, можешь воспользоваться пинцетом. - Он очень добр, - сказала Изабель, проигнориров это замечание. - По-своему. Рассеянно добр. - Он ведь не твой настоящий отец, я правильно понимаю? - Мои родители погибли, пересекая Великий Неф. Это было давно. Я думаю, они попали в бурю. Он нашел меня и взял к себе. Я не знаю, почему он это сделал. - Наверное, почувствовал жалость к тебе? - Он никогда ничего не чувствует. Я говорю это вовсе не со зла. Ему просто нечем чувствовать. У него нет этих, как-их-там-называют, желез. Наверное, он подумал жалость ко мне. Она обратила бледное круглое лицо к Мору. - Я никому не позволю говорить о нем плохо. Он старается, как может. Просто у него так много забот. Так много того, о чем надо думать. - Мой отец был немного такой. То есть, я хочу сказать, он есть немного такой. - Однако, полагаю, у него имеются железы. - Думаю, да, - кивнул Мор, опять неловко поелозив. - Не то чтобы я когда-нибудь серьезно о них задумывался, о железах. Сидя бок о бок, они задумчиво пялились на карпа. Карп пялился на них. - Я только что нарушил весь ход истории, - высказал Мор то, что камнем лежало у него на сердце. - Да? - Понимаешь, когда он попытался убить ее, я убил его. Но загвоздка-то вся в том, что согласно истории она должна была умереть, а герцог - стать королем. И худшее во всем этом, самое худшее, это то, что хотя он прогнил насквозь, но в итоге он сумел бы объединить города, превратив их в федерацию. И книги говорят, что вслед за этим настанет столетие мира и изобилия. Я хочу сказать, по всем признакам должно настать царство террора или что-то в этом духе, но истории, очевидно, время от времени нужны люди такого типа. А принцесса была бы просто очередным монархом. То есть неплохим монархом, на самом деле довольно хорошим, но не тем. А теперь всего этого не произойдет, история крутится вхолостую, и во всем виноват я. Он умолк в тревожном ожидании ответа. - Знаешь, ты был прав. - Прав? - Нам действительно надо было принести крошек, - сказала она. - Думаю, они ищут себе еду в воде. Жучков всяких... - Ты слышала, что я говорил? - О чем? - О-о... Так, ни о чем. Ничего важного. Извини. Изабель вздохнула и поднялась со скамьи. - Наверное, тебе нужно идти, - промолвила она. - Рада, что мы уладили недоразумение с браком. Было довольно приятно побеседовать с тобой. - Мы могли бы установить взаимоотношения типа "ненависть-ненависть". - Я обычно не вожу компанию с сотрудниками отца. - Она как будто не могла найти в себе силы уйти, точно ждала от Мора еще каких-то слов. - А, не водишь... - это было все, что он смог придумать. - Полагаю, сейчас тебе пора приступать к работе. - Более-менее. Мор поколебался. Он чувствовал, что разговор каким-то неуловимым образом сместился. Раньше они скользили по поверхности, а теперь углубились в сферы, не совсем понятные ему. Послышался звук, подобный... Он вызвал в Море одно яркое воспоминание. Тоска по дому резанула ему сердце, когда он как наяву увидел двор своего старенького дома. Во время суровых Овцепикских зим семья держала выносливых горных торгов во дворе. Им подстилали солому, и всю зиму они кудахтали в ней. Время от времени двор засыпали свежей соломой. Ко времени весенней оттепели толщина "культурного слоя" достигала уже нескольких футов, а сам двор был покрыт коркой довольно прочного льда. При достаточной осторожности можно было пересечь двор по льду. При недостаточной вы погружались по колено в концентрированное гуано. Затем, когда вы вытаскивали ногу, ваш ботинок, зеленый и дымящийся, издавал характерный звук. И для Мора этот звук был таким же провозвестником наступающей весны, как птичье пение или жужжание пчел. Это был тот же самый звук. Мор инстинктивно проверил состояние своих ботинок. Изабель плакала. Но не легкими, подобающими девушке всхлипами. Она рыдала в голос и захлебывалась, разевая рот во всю ширину. Это было как пузыри, исторгаемые подводным вулканом. Они борются друг с другом, каждый рвется попасть на поверхность первым. Это были рыдания, долго подавляемые и наконец вырвавшиеся, созревшие за бесконечно однообразные и унылые дни. -Э-э-э? - произнес Мор. Ее тело сотрясалось, подобно водяному матрасу в зоне землетрясения. Она отчаянно зашарила в рукавах в поисках носового платка, но в данных обстоятельствах от него было не больше пользы, чем от бумажной пилотки во время грозы. Она попыталась произнести что-то, но сумела издать лишь поток согласных, прерываемых рыданиями. - Что-что? - уточнил Мор. - Я сказала, как ты думаешь, сколько мне лет? - Пятнадцать? - рискнул он. - Мне шестнадцать, - возопила она. - И как ты думаешь, в течение какого времени мне шестнадцать? - Прости, я не пони... - И не поймешь. Никто не поймет. Она еще раз высморкалась. Несмотря на трясущиеся руки, она очень тщательно засунула изрядно намокший платок в рукав. - Тебе позволено выходить отсюда, - сказала она. - Ты пробыл здесь достаточно долго, чтобы заметить. Время здесь стоит на месте, разве ты не видишь? Что-то проходит, но это не реальное время. Он не может создать реальное время. - О! - только и мог выдавить он. Она заговорила вновь - тонким, звенящим, сдержанным и смелым голосом человека, который, несмотря на подавляющий перевес противника, все же овладел собой. Но в любой момент может приняться за старое. - Мне шестнадцать в течение тридцати пяти лет. - О? - Это было достаточно плохо уже в первый год. Мор мысленно оглянулся на последние несколько недель и сочувствующе кивнул. - Так вот почему ты читаешь эти книги? - догадался он. Опустив глаза, словно внезапно застеснявшись, Изабель принялась ковырять в гравии носком сандалии. - Они очень романтичны, - проговорила она. - Некоторые истории просто чудесны. Например, одна девушка выпила яд, когда ее молодой человек умер. А другая бросилась с обрыва, потому что отец настаивал, чтобы она вышла замуж за старика. Еще одна утопилась, потому что не захотела подчиняться... Мор слушал, точно громом ударенный. Судя по сведениям, содержавшимся в подборке излюбленного чтива Изабель, выживание женщин на Плоском мире стояло под большим вопросом. Лишь редкие, самые выдающиеся особи умудрялись пережить подростковый период и протянуть достаточно долго, чтобы износить пару чулок. - ...Потом она подумала, что он умер, и покончила с собой, а он проснулся и на этот раз действительно покончил с собой, но там была еще девушка... Здравый смысл подразумевал, что по крайней мере несколько женщин должны дотягивать до своего третьего десятка, не покончив с собой из-за любви. Но по всему выходило, что здравому смыслу в этих жутких драмах не доставалось даже роли обыкновенного статиста {Величайшими любовниками Плоского мира являлись, бесспорно, Мелиус и Гретелина, чья чистая, пылкая и испепеляющая душу страсть испепелила бы попутно и страницы Истории, не родись влюбленные, по необъяснимой прихоти судьбы, на разных континентах и с промежутком в двести лет. Боги, однако, сжалились над ними и превратили его в доску для глажения {* Если вы бог, то действовать логично вовсе не обязательно.}, а ее - в маленький медный кнехт.}. Мор уже знал, что от любви человека бросает то в жар, то в холод, что любовь делает человека жестоким и слабым. Но что она делает тебя еще и глупым - это ему было в новинку. - ...Переплывал реку каждую ночь, но однажды разразилась буря, и когда он не появился, она... Мор инстинктивно чувствовал, что есть на свете молодые пары, которые знакомятся, скажем, на деревенских танцах. Они обнаруживают, что могут поладить, живут вместе годик-другой, при этом ссорятся и мирятся, потом женятся, но даже не думают кончать с собой. Внезапно он осознал, что уже несколько секунд как наступила тишина. Изабель закруглилась со своим скорбным славословием неземной, отмеченной печатью рока любви. - О, - слабым голосом произнес он. - Неужели никто, ну совсем никто из них не прожил хоть чуть-чуть подольше? - Любить значит страдать, - в ответе Изабель звучала мрачная уверенность осведомленного профессионала. - В любви должно быть много мрачной страсти. - Это обязательно? - Абсолютно. И еще муки. У Изабель стал такой вид, как будто она что-то припомнила. - Ты говорил что-то о чем-то, что крутится вхолостую? - спросила она напряженным голосом человека, изо всех сил старающегося держать себя в руках. Мор задумался. - Нет, - сказал он. - Боюсь, я была не очень внимательна. - Это неважно. Шагая к дому, они хранили молчание. Вернувшись в кабинет, Мор обнаружил, что Смерти там уже нет. Он исчез, оставив на столе две пары песочных часов. Большая книга в кожаном переплете лежала, надежно запертая, на пюпитре-аналое. Под очки была засунута записка. Мору казалось, что почерк Смерти должен быть либо готическим, либо корявым, похожим на самодельные надписи на надгробных камнях. На самом же деле Смерть, прежде чем выбрать себе почерк, изучил от корки до корки классический труд по графологии. И усвоенное им написание характеризовало обладающего им человека как уравновешенного и хорошо приспособленного к реальности. Записка гласила: "Ушел лавить рыбу. Будит казнь в Псевдополисе, истественная в Крулле, падение с фатальным исходом в Каррикских г-рах, ссора в Эль-Кайнте. Остаток дня в твоем распоряжении". По представлению Мора, история теперь напоминала соскочивший с лебедки стальной трос - она болтается по реальности, сметая все, что попадается ей на пути. Однако он заблуждался. История подобна старому свитеру. Он ведь медленно распускается. Так и она - распутывает свои узлы не торопясь. Полотно истории пестрит заплатами, его многократно штопали и перевязывали, чтобы подогнать под разных людей, засовывали в кромсалку-сушилку цензуры, чтобы превратить в удобную для запудривания мозгов пропагандистскую пыль. И тем не менее история неизменно ухитряется выпутаться отовсюду и принять старую знакомую форму. История имеет привычку менять людей, которые воображают, что это они меняют ее. В ее истрепанном рукаве всегда находится пара запасных фокусов. Она ведь давно здесь сшивается. Так вот что происходило на самом деле. Смещенный удар косы Мора рассек историю на две отдельных реальности. В городе Сто Лате продолжала царствовать принцесса Кели. Правление шло через пень-колоду и нуждалось в постоянной поддержке со стороны Королевского Узнавателя. Тот работал полный рабочий день. Его внесли в список придворных, получающих зарплату. В обязанность ему вменялось помнить (и напоминать другим), что принцесса существует. Однако на внешних территориях - за равниной, в Овцепикских горах, в прибрежной полосе Круглого моря и далее, до самого Края - традиционная реальность устояла. Принцессу считали безоговорочно мертвой, а за короля принимали герцога. Короче, мир безмятежно двигался вперед. В соответствии с планом - каким бы этот план ни был. Проблема заключалась в том, что обе реальности были настоящими. На данном этапе горизонт исторических событий находился от города примерно в двадцати милях и пока еще не бросался в глаза. По этой причине величина определенной характеристики - назовем ее разницей исторических давлений - пока что не достигла критической отметки. Но она неуклонно росла. Воздух над сырыми капустными полями таил в себе напряжение, он поблескивал И издавал легкий пузырчатый треск, точно там жарили кузнечиков. Люди не более способны изменить ход истории, чем птицы - небо. Все, что они могут, - это воспользоваться моментом и вставить свой небольшой узор. Мало-помалу неумолимая, как ледник, и гораздо более холодная настоящая реальность таранила себе путь обратно в Сто Лат. Первым, кто это заметил, был Мор. Рабочий день, казалось, никогда не кончится. Подопечные попались не из легких. Скалолаз до последнего момента цеплялся за оледенелый выступ. Чиновник об