равильно: она имеет в виду лишь то, что вы, постоянно упоминая о зле и пороке, способствуете порождению и укреплению их в наших душах. Что ваши исследования возрождают к жизни злонамеренные устремления. Прекрасные голубые глаза Дейрдре молили о понимании. И в то же время весь ее облик был исполнен спокойного достоинства и удивительного хладнокровия. -- Точка зрения вашей тети мне вполне ясна, -- сказал я. Откровенно говоря, я был поражен. Поражен тем фактом, что Карлотта Мэйфейр знала не только, кто мы, но и чем занимаемся, пусть даже отчасти. А потом я вспомнил о Стюарте. Он, несомненно, разговаривал с ней. И теперь я имел тому доказательство. Эта и тысячи других мыслей теснились в моей голове. -- Вы в чем-то сродни спиритуалистам, мистер Лайтнер, -- все тем же ровным, благожелательным тоном продолжила Дейрдре. -- Они вызывают духов давно умерших предков и, несмотря на все свои благие намерения, только укрепляют силу демонов, о которых на самом деле мало что знают... -- Да-да, я отлично понимаю, о чем вы, поверьте, я понимаю. Но мне хотелось лишь дать вам информацию, поставить в известность о том, что, если вы... -- Но все дело в том, что мне это не нужно. Я хочу навсегда забыть о прошлом... -- Голос Дейрдре утратил прежнюю уверенность, в нем чувствовалось, легкое замешательство, -- Я решила никогда не возвращаться домой... -- Что ж, очень хорошо, -- ответил я. -- Теперь мне все ясно. Но... Сделайте одолжение, запомните мое имя. Вот моя визитная карточка с номерами телефонов. Постарайтесь запомнить их. И если я вам понадоблюсь... Если вы когда-нибудь будете нуждаться в моей помощи... Пожалуйста, позвоните. Она взяла визитку, долго и внимательно изучала ее, а потом положила в карман. А я вдруг поймал себя на том, что не могу оторвать взгляд от ее огромных невинных голубых глаз и безуспешно пытаюсь выбросить из головы мысли о скрытом под платьем прекрасном юном теле и великолепной груди. На полускрытом в тени лице Дейрдре явственно читались печаль и сочувствие. -- Он дьявол, мистер Лайтнер, -- прошептала она. -- Истинный дьявол... -- Но зачем же тогда вы надели этот изумруд, дорогая? -- не выдержав, спросил я. С легкой улыбкой Дейрдре коснулась рукой драгоценности, а потом крепко сжала ее в пальцах и резким движением оборвала цепочку. -- Только по одной причине, мистер Лайтнер. Это был самый простой способ принести его сюда, то есть вам. Вот, возьмите. Она слегка наклонилась ко мне и уронила кулон прямо мне в руки. Я смотрел и не верил своим глазам: на моей ладони лежал знаменитый изумруд Мэйфейров! И тут, даже не успев подумать, я неожиданно для себя воскликнул: -- Но ведь он же убьет меня, мисс Мэйфейр! Он убьет меня и заберет обратно кулон! -- Нет! Он не сможет это сделать! -- Дейрдре смотрела на меня и словно не видела; лицо ее при этом утратило всякое выражение. -- Конечно же сможет, -- ответил я, испытывая безмерный стыд за свои непроизвольно вырвавшиеся слова-- Дейрдре, пожалуйста, позвольте мне рассказать вам все, что мне известно об этом призраке. Позвольте рассказать, что мне известно о тех других, кто, подобно вам, способен видеть такого рода вещи. Ведь вы отнюдь не единственная. И не должны бороться в одиночку. -- Боже мой, -- едва слышно прошептала Дейрдре и на мгновение закрыла глаза. -- Нет, он не сможет, не сможет... -- повторила она, однако уже без прежней уверенности, -- Я не верю, что он на такое способен. -- И все же я рискну, -- сказал я. -- Рискну взять изумруд. Некоторые люди обладают, если можно так выразиться, собственным оружием. И я могу помочь вам понять, в чем состоит ваше. Тетушка не пыталась это сделать? Скажите, как мне поступить? -- Уезжайте! Пожалуйста, уезжайте! И никогда больше не заговаривайте со мной об этом! -- Дейрдре, а он способен заставить вас видеть его, если сами вы того не желаете? -- Прекратите, мистер Лайтнер. Если я не буду вспоминать о нем, не буду говорить о нем, если я откажусь смотреть на него, тогда, возможно, он... -- А каково ваше желание? Чего хотите вы -- сами для себя? -- Жизни, мистер Лайтнер. Нормальной жизни. Вы даже представить себе не можете, как много значат для меня эти слова. Я хочу жить, как живут все, как живут девочки, мои соседки, -- хочу, чтобы у меня были плюшевые медведи, хочу целоваться с мальчиками на заднем сиденье автомобиля... В общем, хочу просто жить. Она выглядела такой расстроенной, такой несчастной, что и сам я начал терять самообладание. А это было опасно. Очень опасно. Я не имел права позволить себе расслабиться. И к тому же в руках моих до сих пор оставался изумруд. Проводя большим пальцем по его граням, я отчетливо ощущал твердость камня и исходящий от него ледяной холод. -- Простите меня, Дейрдре. Пожалуйста, простите. Я виноват, что потревожил вас. Нарушил ваш покой. Я так виноват... -- Мистер Лайтнер, можете ли вы прогнать его? Способны ли вы, обыкновенные люди, заставить его уйти? Тетя говорит, что нет, что это под силу только священнику. Но святой отец не верит в его существование. А без веры невозможно изгнать демона. -- Если я правильно вас понял, Дейрдре, он священнику не показывается. -- Нет, -- с горечью ответила она, и по губам ее скользнула легкая улыбка -- Да и что толку, если бы он и показался? Ведь это не какой-нибудь слабосильный демон, которого можно испугать и прогнать с помощью святой воды или молитв Святой Деве. Он только посмеется над ними. Из глаз Дейрдре покатились слезы. Потянув за цепочку, она взяла у меня ожерелье, размахнулась и швырнула его как можно дальше в кусты. До меня донесся тихий всплеск -- изумруд упал в воду. -- Он вернется, -- дрожа всем телом, прошептала Дейрдре. -- Он непременно вернется. Он всегда возвращается. -- Быть может, только вам под силу изгнать его, -- сказал я. -- Вам, и никому другому. -- О да, она говорит то же самое, она всегда это говорила: "Не смотри на него, не разговаривай с ним, не позволяй ему дотрагиваться до тебя!" Но он всегда возвращается и не спрашивает моего разрешения. И... -- Я слушаю. -- Когда мне одиноко, когда мне грустно... -- Он всегда оказывается рядом. -- Да, он всегда рядом. Девушка была в полном отчаянии. Я должен был срочно что-то предпринять. -- А когда он приходит, Дейрдре?.. Я хочу спросить, что происходит, когда он появляется и вы не гоните его, позволяете ему стать видимым... Что потом? Она смотрела на меня с болью и изумлением. -- Вы сами не понимаете, что говорите. -- Я знаю, что любая борьба с ним буквально сводит вас с ума. Но что происходит, если вы не пытаетесь ему противостоять? -- Я умираю, -- ответила она, -- И весь мир вокруг умирает -- остается только он. Она провела тыльной стороной ладони по губам. "Сколько же лет она так страдает и мучается! -- подумалось мне. -- Как она беспомощна, как напугана и... как сильна духом!" -- Да, мистер Лайтнер, вы правы -- я очень боюсь, -- подтвердила она, словно прочитав мои мысли. -- Но я не собираюсь умирать -- я намерена бороться с ним. И победить. Вы покинете меня. И мы никогда больше не встретимся. Никогда впредь я не произнесу его имени, не взгляну на него, не позову... И он наконец оставит меня в покое. Исчезнет из моей жизни. И найдет кого-нибудь другого, кто согласится видеть его... Кого-нибудь... чтобы отдать свою любовь... -- Он любит вас, Дейрдре? -- Да, -- едва слышно шепнула она. Уже темнело, и я не мог отчетливо видеть выражение ее лица. -- Чего он хочет, Дейрдре? -- спросил я. -- Вы знаете чего. Ему нужна я. Так же как и вам. Потому что я помогаю ему достичь цели. -- Достав из кармана маленький платочек, она приложила его к носу. -- Это он предупредил меня о вашем приходе. А потом произнес какие-то странные слова, я в точности их не запомнила. Но они прозвучали как нечто вроде проклятия: "Я буду пить вино и есть мясо, я буду по-прежнему любить женщину даже тогда, когда от него не останется и костей. -- Мне уже доводилось слышать эти слова, -- сказал я. -- Уходите, прошу вас, -- взмолилась Дейрдре. -- Вы очень хороший человек. И вы мне нравитесь. А потому я не хочу, чтобы он причинил вам вред, и запрещу ему делать это... Она смущенно замолчала. -- Дейрдре, я уверен, что в силах вам помочь... -- Нет! -- Но если вы действительно решили, противостоять ему, я могу помочь. В Англии есть люди, которые... -- Нет! -- Если я вам все же понадоблюсь, позвоните, пожалуйста, -- после короткой паузы произнес я. Она ничего не ответила. Видя, до какой степени она измотана нашей беседой, чувствуя ее безграничное отчаяние, я смирился с поражением, ибо не посмел и дальше причинять ей боль. Я лишь сообщил, где остановился в Дентоне, добавив, что пробуду в городе еще день и если от нее не будет никаких вестей, то уеду. Бросив тревожный взгляд в сторону о чем-то шептавшихся зарослей бамбука, я про себя отметил, что темнота вокруг нас сгущается, а в заброшенном саду нет ни одного фонаря... -- Но относительно нас ваша тетя ошибается, -- вновь заговорил я, хотя отнюдь не был уверен, что Дейрдре меня слушает. Маленький клочок неба над нашими головами казался совсем белым. -- Мы хотим рассказать вам все, что нам известно, и передать то, чем обладаем. Да, действительно, мы беспокоимся и тревожимся о вас, потому что вы необыкновенная личность, но, поверьте, вы интересуете нас гораздо больше, чем он. Почему бы вам не приехать в наш дом в Лондоне и пробыть там столько, сколько захотите? Мы познакомим вас с другими людьми, которым доводилось видеть нечто подобное и успешно бороться с такими явлениями. Мы поможем вам. И кто знает, быть может нам удастся заставить его уйти. Если же вы решите уехать, мы готовы в любой момент помочь вам в этом. -- (Дейрдре по-прежнему молчала.) -- Вы знаете, что я говорю правду, а я знаю, что вы это знаете. Я взглянул на Дейрдре, боясь увидеть выражение боли и муки на ее лице. Но она вновь сидела, безвольно уронив руки на колени, и сквозь слезы безучастно смотрела на меня невидящим взглядом. А за ее спиной, буквально вплотную, стоял он, пристально глядя на меня карими глазами. Я невольно вскрикнул и вскочил на ноги. -- Что случилось? -- Дейрдре в ужасе бросилась в мои объятия. -- Да скажите же, в чем дело! Он исчез. Порыв теплого ветра всколыхнул листья бамбука. И все... Вокруг царил полумрак, сквозь который едва проступали очертания близко стоявших деревьев. Воздух постепенно остывал, словно кто-то захлопнул дверцу горячей печи. Закрыв глаза, я изо всех сил прижал к себе Дейрдре и стал успокаивать ее, пытаясь унять собственную дрожь. Одновременно я старался во всех подробностях запечатлеть в памяти только что увиденную картину: исполненного злобы молодого мужчину, с холодной улыбкой стоящего позади Дейрдре, одетого в темный, несколько чопорный костюм, лишенный каких-либо дополнительных деталей, как будто всей имевшейся в его распоряжении энергии хватило лишь на то, чтобы продемонстрировать сверкающие во тьме глаза, белоснежные зубы и сияющую бледную кожу. Иными словами, это был именно тот человек, описание которого я слышал уже от многих. Дейрдре в панике прижала руки ко рту и судорожно сглатывала, словно стремясь подавить душившие ее рыдания. Потом резко отпрянула от меня и бросилась бежать вверх по заросшим ступеням в сторону тропинки. -- Дейрдре! -- окликнул я. Однако она уже скрылась во тьме. Какое-то время я еще мог различить светлое пятно ее платья, мелькавшее среди деревьев, но вскоре исчезло и оно вместе со звуком быстро удалявшихся шагов. Оставшись в одиночестве посреди заброшенного ботанического сада, я вдруг испытал такой смертельный страх, что рассердился на самого себя, и пошел следом за Дейрдре, едва сдерживаясь, чтобы не побежать, но все же ступая нарочито медленно, спокойным, размеренным шагом. Наконец вдали показались огни общежитий университета и до меня донесся шум движения на шоссе и ведущих от него к университету дорогах. Только тогда я вновь смог ощутить себя в безопасности. Я зашел в общежитие для первокурсников и поинтересовался у дежурившей за стойкой седовласой женщины, вернулась ли Дейрдре Мэйфейр. Она ответила, что да, девушка только что поднялась наверх. "В целости и сохранности, надеюсь", -- подумалось мне. -- Сейчас время ужина, -- пояснила женщина -- Если желаете, можете оставить для Дейрдре записку. -- О да, конечно, я позвоню ей позже. -- Я достал чистый маленький конверт, написал на нем имя Дейрдре, а потом взял лист бумаги и -- на случай, если она все же захочет со мной связаться, -- еще раз напомнил ей название отеля, в котором остановился. Вложив в конверт свою визитную карточку, я заклеил его и протянул дежурной с просьбой передать послание Дейрдре. Я благополучно добрался до отеля и из своего номера заказал разговор с Лондоном. Телефонистка ответила, что соединит меня в течение часа, и все время в ожидании связи я пролежал на кровати возле телефона, думая лишь об одном: я его видел. Я видел того человека! Видел собственными глазами! Мне довелось лицезреть того, кто в свое время являлся Петиру и Артуру. Я собственными глазами лицезрел Лэшера! Когда меня наконец соединили, глава ордена Скотт Рейнольде был спокоен, но непреклонен: -- Немедленно уезжайте оттуда! Возвращайтесь домой, Эрон. -- Не стоит так волноваться, Скотт. Я еще не дошел до того, чтобы призрак, за которым мы наблюдаем вот уже триста лет, испугал меня и заставил выйти из игры. -- Так, значит, вот как вы следуете вашим собственным рекомендациям, Эрон? Вы, которому от начала до конца и во всех подробностях известна история Мэйфейрских ведьм! Это существо отнюдь не стремится напугать вас. Напротив, оно провоцирует вас, заставляет и дальше мучить девушку расспросами. Ибо оно теряет над ней власть, и вы сейчас его единственная надежда заполучить Дейрдре обратно. Ее тетка, кем бы она ни была, знает правду. Вы вынуждаете девушку вспоминать о том, что ей пришлось пережить, и таким образом наполняете призрака необходимой ему энергией и силой. -- Я не пытаюсь принудить ее к чему-либо, Скотт. Однако мне думается, что она проигрывает битву. Поэтому я возвращаюсь в Новый Орлеан -- я должен оставаться рядом. Скотт уже готов был в приказном порядке заставить меня вернуться, и тогда я, так сказать, использовал свое служебное положение в личных целях, напомнив, что я старше, что в свое время пост главы ордена предназначался мне и достался ему лишь после того, как я отверг сделанное предложение. А потому я не намерен в данном случае подчиняться его распоряжениям. -- Что ж, понятно, -- ответил Скотт. -- Отговаривать вас бесполезно. Но, по крайней мере, прислушайтесь к моему совету: не ездите в Новый Орлеан на машине -- отправляйтесь туда поездом. Да, это была действительно ценная рекомендация. Никаких темных, узких, лишенных даже обочин дорог через бесконечные топи и болота Луизианы. Вместо них -- комфортабельный, светлый, заполненный людьми вагон поезда. На следующий день, оставив для Дейрдре записку с сообщением о том, что меня можно будет найти в "Роял Корт" в Новом Орлеане, я нанял машину до Далласа, а там купил билет и сел в поезд. Впереди меня ждали восемь часов пути -- вполне достаточно времени, чтобы записать в дневник накопившиеся впечатления. По прошествии времени мне было легче разобраться в происходящем. Дейрдре отрекалась от истории собственной семьи и своих экстрасенсорных способностей. Вырастившая девочку тетка убеждала ее в необходимости отвергнуть Лэшера, однако из года в год Дейрдре явно проигрывала битву с призраком. Но что, если мы поможем ей в этой борьбе? Есть ли хоть малейшая надежда разорвать цепи наследственности? Покинет ли когда-нибудь призрак эту семью, подобно тому как покидает горящий дом много веков обитавшее в нем привидение? Все время, пока я записывал свои соображения, меня упорно преследовали воспоминания о возникшем перед глазами видении. Это существо обладало незаурядной силой и способностью к воплощению. До сих пор мне не доводилось сталкиваться со столь мощным призраком. Тем не менее образ его не был целостным -- он как бы складывался из отдельных фрагментов. Насколько я знаю по опыту, столь явственно способны проявляться только призраки людей, умерших совсем недавно. Так, например, призрак погибшего в бою летчика в тот же день посетил гостиную сестры, и после она призналась, что отчетливо видела даже следы грязи на его ботинках. Что же касается призраков тех, кого уже много лет нет в живых, то они редко когда кажутся осязаемыми. Духи, лишенные телесной оболочки, могут вселяться как в живые, так и в мертвые тела. Но чтобы они обладали способностью являться по собственной воле и в одном и том же облике, причем столь отчетливо и едва ли не во плоти... А этому существу, похоже, нравилось показывать себя. Да, каждое воплощение, пусть даже оно длилось всего лишь доли секунды, доставляло ему удовольствие. Вот почему его видели столь многие. К тому же в своем общении с ведьмой этот призрак не пользовался обычной в таких случаях безмолвной речью, равно как не принимал облик, доступный лишь ее внутреннему зрению. Напротив, ему каким-то образом удавалось обретать столь плотную материальность, что обыкновенные люди не только видели его, но иногда даже слышали его голос. Если хватало сил, он способен был даже вскрикнуть или улыбнуться. Итак, в чем же состоит первостепенная задача этого существа? В том, чтобы постоянно накапливать энергию, которая позволила бы ему сделать свои проявления все более отчетливыми и продолжительными? А что означает его проклятие, процитированное в письме Петира: "Я буду пить вино и есть мясо, я буду по-прежнему ощущать тепло женщины даже тогда, когда от тебя не останется и костей"? И наконец, почему призрак оставил меня в покое сейчас, почему он не мучает меня и не пытается вовлечь в свои игры? Чью энергию использовал он в последний раз -- Дейрдре или мою? (Откровенно говоря, мне довелось увидеть не так уж много призраков. Я не принадлежу к числу сильных медиумов. А если быть совсем уж точным, то любое из привидений, представавших передо мной прежде, можно было объяснить причудливой игрой света и тени или моим чрезмерно богатым воображением.) Возможно, с моей стороны было глупо так думать, но мне почему-то казалось, что, пока я нахожусь вдали от Дейрдре, призрак не способен причинить мне вред. То, что случилось с Петром ван Абелем, объясняется в первую очередь его поистине выдающимся даром медиума, которым завладел и по своей воле манипулировал демон. А мои экстрасенсорные способности более чем скромны. Тем не менее было бы поистине роковой ошибкой недооценивать это существо. Вот почему отныне я должен постоянно держаться начеку. Поезд прибыл в Новый Орлеан в восемь вечера, и практически сразу же после приезда меня стали преследовать мелкие неприятности. Сначала возле самого вокзала меня едва не сбила какая-то машина, а чуть позже такси, в котором я ехал в отель, чуть не столкнулось с другим автомобилем. В тесном вестибюле "Роял Корт" на меня налетел пьяный турист и тут же полез в драку. К счастью, рядом оказалась его жена, которой удалось усмирить и с помощью коридорных быстро увести наверх разбушевавшегося супруга. Она, конечно, извинилась за его поведение, однако в память об инциденте на моем плече осталось несколько нешуточных царапин. А ведь я даже не успел оправиться от потрясения, вызванного происшествием с автомобилем, -- оно случилось совсем рядом с отелем. "Опять воображение разыгралось", -- подумал я. Однако в тот момент, когда я поднимался по лестнице в свой номер на втором этаже, из-под моей руки выскользнул кусок обветшавших перил, и я с трудом удержался на ногах. Коридорный буквально рассыпался в извинениях. Часом позже, в то время как я записывал в дневник последние события, на четвертом этаже отеля неожиданно вспыхнул пожар. Вместе с другими постояльцами мне пришлось почти час провести на узкой улочке Французского квартала. Наконец нам сообщили, что возгорание было незначительным и не причинило большого ущерба. В ответ на мой вопрос о причине пожара растерянный служащий отеля не очень разборчиво пробормотал что-то о мусоре, скопившемся в одной из кладовок, и заверил, что теперь все в порядке. После долгих раздумий я пришел к выводу, что все произошедшее вполне могло быть досадным совпадением. В конце концов, ни я, ни кто-либо из участников этих мелких инцидентов не пострадал. Все, что мне необходимо в ближайшее время, это спокойствие и хладнокровие. А значит, решил я, следует действовать не спеша, осмотрительно и быть готовым к любым неожиданностям. Ночь прошла без неприятных сюрпризов, хотя спал я плохо и часто просыпался. Утром, покончив с завтраком, я позвонил нашим детективным агентам в Лондон и попросил их срочно отыскать в Техасе осведомителя, чтобы тот как можно осторожнее выяснил, как там Дейрдре Мэйфейр. После этого я устроился поудобнее и принялся сочинять длинное послание Кортланду, в котором объяснил, кто я, чем занимаюсь, что такое Таламаска и каковы ее цели и задачи. Я сообщил, что мы наблюдаем за семейством Мэйфейр начиная с семнадцатого столетия, что один из наших агентов в свое время избавил Дебору Мэйфейр от грозившей ей в родном Доннелейте серьезной опасности. Рассказал и о ее портрете кисти Рембрандта, хранившемся в Амстердаме. Далее я объяснил, что нас весьма интересуют потомки Деборы, ибо, насколько мы можем судить, в каждом их поколении находятся люди, обладающие незаурядными экстрасенсорными способностями. Вот почему мы стремимся войти в непосредственный контакт с членами семьи и поделиться своими знаниями с теми из них, кого интересует история рода. Мы также крайне заинтересованы в том, чтобы сообщить необходимые сведения Дейрдре Мэйфейр, которая, как нам кажется, страдает и мучается из-за являющегося ей призрака, которого в прежние времена называли Лэшером. Возможно, это же имя он носит и сейчас. "Наш агент Петир ван Абель впервые воочию увидел этого призрака в 1600 году, --писал я. -- С тех пор его бессчетное число раз встречали возле вашего особняка на Первой улице. Совсем недавно я видел его собственными глазами, правда в другом месте". Точную копию этого письма я адресовал Карлотте Мэйфейр. Надо признаться, я долго колебался, прежде чем сообщить название и номер телефона своего отеля, но в конце концов решил, что прятаться в данном случае бессмысленно. Я лично отвез адресованный Карлотте конверт на Первую улицу и опустил его в почтовый ящик перед особняком, а затем отправился в Метэри и собственными руками просунул послание для Кортланда в щель на двери его особняка. Весь обратный путь меня не покидало дурное предчувствие. Вот почему, вернувшись в отель, я не пошел в свой номер. Предупредив дежурного администратора, я отправился в бар, расположенный на втором этаже, заказал себе хорошую порцию "Кентукки"* [Kentucky oyster (амер. сленг.) -- жаркое из свиной требухи.] и провел весь вечер за столиком, смакуя жаркое, потягивая виски и делая записи в своем дневнике. В маленьком баре, окнами выходящем в прелестный внутренний дворик, было спокойно и тихо. Сам не знаю почему, я сел спиной к окну и лицом к двери, ведущей в вестибюль. Тем не менее чувствовал я себя там вполне уютно, и ощущение дурного предчувствия в душе медленно таяло. Было, наверное, около восьми часов, когда я вдруг оторвался от своих записей и понял, что рядом со столиком кто-то стоит. Это был Кортланд. Как уже было сказано, незадолго до своей поездки я завершил работу над повествованием о Мэйфейрах. Мне пришлось внимательно изучить множество портретов, в том числе и фотографий Кортланда. Однако совсем не о них я вспомнил, едва встретившись взглядом с живым Кортландом. Улыбавшийся мне высокий темноволосый мужчина был едва ли не точной копией Джулиена Мэйфейра, умершего в 1914 году. Отличия были мелкими и совершенно незначительными. Чуть крупнее глаза, чуть темнее волосы, чуть менее жесткая складка рта... И тем не менее передо мной словно воскрес Джулиен. Но вдруг в одно мгновение улыбка сделалась неестественной, превратилась в маску. Bce эти соображения пронеслись у меня в голове, пока я предлагал Кортланду сесть за столик. На нем был льняной костюм, очень походивший на мой, бледно-лимонного цвета рубашка и галстук светлых тонов. "Слава Богу, это не Карлотта!" -- успел подумать я, и тут же Кортланд словно в ответ на мои мысли произнес: -- Полагаю, Карлотта едва ли откликнется на ваше письмо. Но нам, кажется, действительно пора поговорить. Приятный тембр голоса при полном отсутствии в нем искренности. Южный, типично новоорлеанский выговор. Завораживающий и в то же время внушающий ужас блеск темных глаз... Этот человек либо ненавидел меня, либо считал отвратительным занудой. Он обернулся и жестом подозвал бармена. -- Еще порцию для мистера Лайтнера, пожалуйста, и шерри для меня. Потом сел напротив меня, вполоборота к мраморной столешнице, закинул ногу на ногу и не то вопросительно, не то утвердительно произнес: -- Не возражаете, если я закурю, мистер Лайтнер? Благодарю. С этими словами он достал из кармана великолепный золотой портсигар, предложил мне сигарету, а когда я отказался, закурил сам. И вновь его приветливость поразила меня своей явной неестественностью. Интересно, подумал я, замечают ли его напускную манеру поведения другие? Однако вслух не менее любезно сказал: -- Очень рад, что вы пришли, мистер Мэйфейр. -- Кортланд. Пожалуйста, просто Кортланд. На этом свете слишком много мистеров Мэйфейров. Я отчетливо ощущал исходящую от него угрозу и усилием воли поспешил как можно лучше завуалировать свои мысли. -- С удовольствием, -- ответил я. -- Но только при одном условии: если вы станете называть меня просто Эроном. Он слегка кивнул. Молодая официантка поставила перед нами заказанные напитки. Кортланд одарил ее довольно бесцеремонной улыбкой и тут же отпил глоток шерри. Он был неотразимо хорош: блестящие черные волосы, чуть заметные усики, слегка тронутые сединой; морщинки на лице не портили впечатления -- скорее они служили его украшением. Мне вспомнилось, как всего лишь несколько дней назад Ллуэллин описывал внешность Джулиена. Однако следовало немедленно выбросить из головы все эти мысли, Опасность, грозившая мне, была слишком велика -- я почти физически ощущал ее и интуитивно чувствовал, что импозантность и обманчивое обаяние Кортланда играют в этом не последнюю роль. Он отлично сознавал, что умен и привлекателен, и пользовался этим. Я взглянул на поставленный передо мной бурбон с водой, и вдруг мое внимание привлекла рука Кортланда, лежавшая на золотом портсигаре всего лишь в дюйме от стакана. Да, теперь я был уверен, абсолютно уверен в том, что этот человек пришел на встречу со мной с самыми дурными намерениями. Удивительно! Ведь я всегда считал, что угроза исходит от Карлотты. -- О, прошу прощения! -- воскликнул Кортланд, словно только что вспомнив о чем-то. -- Мне необходимо принять лекарство. Вот только если я найду его. -- Он ощупал карманы и вскоре достал крохотный пузырек с таблетками. -- Ах, какая досада! -- покачав головой, проворчал он, потом попросил бармена принести стакан воды и вновь взглянул в мою сторону: -- Вам нравится Новый Орлеан? Мне известно, что вы ездили в Техас, повидаться с моей племянницей, но, уверен, успели уже осмотреть и этот город. Как вы находите здешний садик? -- Кортланд жестом указал себе за спину. -- Вам рассказывали? С ним связана очень интересная история. Я через плечо обернулся в ту сторону. Выщербленные каменные плиты, старый, давно не ремонтированный фонтан... А за ним в тени... человек, стоящий перед дверью с веерообразной фрамугой. Высокая, стройная, освещенная лишь сзади фигура. Безликая. Неподвижная. По спине моей пробежал холодок, показавшийся в тот момент едва ли не восхитительным. Я не мог отвести взгляд от нежданного видения, но оно постепенно таяло, пока не исчезло совсем. Вопреки своим ожиданиям я не ощутил дуновения теплого ветерка. Возможно, расстояние было слишком велико. А возможно, я ошибся в своей догадке о том, кем на самом деле был таинственный незнакомец. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем я вновь повернулся к Кортланду. -- В этом маленьком зеленом уголке покончила с собой молодая женщина, -- сказал он, -- Говорят, с той поры раз в год вода окрашивается ее кровью. -- Потрясающая история, -- едва слышно откликнулся я, глядя, как он берет в руки стакан с водой и подносит его к губам. Действительно ли он запивал свои таблетки, не знаю. Пузырек исчез. Покосившись на свой бурбон с водой, я твердо решил, что ни за какие блага в мире даже не прикоснусь к нему. Моя ручка по-прежнему лежала на столе возле дневника, и я машинально спрятал ее в карман, Занятый своими мыслями о том, что только что произошло, я не имел ни малейшего желания разговаривать. -- Что ж, мистер Лайтнер, быть может, пора перейти к сути нашей с вами встречи. Кортланд вновь одарил меня ослепительной улыбкой. -- Да-да, конечно. Что чувствовал я в тот момент? Возбуждение? Любопытство? Наверное, и то и другое. Передо мной сидел сын Джулиена Мэйфейра Кортланд, который только что подсыпал в мой бокал смертельный яд и был уверен, что на этом все и закончится. И внезапно перед моим мысленным взором предстала вся мрачная история этого семейства. Только на этот раз частью ее стал и я сам. Я был не в Англии и не читал документы, уютно устроившись в библиотеке, -- я был здесь, в Новом Орлеане. Возможно, на лице моем промелькнула улыбка. Однако я знал, что за столь странным всплеском эмоций, последуют боль и страдания. Этот проклятый сукин сын пытался убить меня. -- Я прочел ваше письмо -- о Таламаске... и обо всем остальном. -- наиграно веселым тоном заговорил Кортланд. -- Мы бессильны в этих обстоятельствах. Мы не можем заставить ваших людей обнародовать имеющуюся у них информацию о нашей семье, поскольку она является сугубо частной и не предназначена для публикации или использования в каких-либо неблаговидных целях. Однако мы не можем запретить собирать ее, ибо никакие законы вы не нарушаете. -- Надеюсь, что так оно и есть. -- Тем не менее в наших силах максимально осложнить вам жизнь и сделать так, что ваши агенты и на пушечный выстрел не смогут приблизиться к кому-либо из членов нашей семьи и принадлежащей нам собственности. Хотя... Это будет стоить недешево, а главное, едва ли остановит вас, если вы действительно те, за кого себя выдаете. -- Он замолчал, глубоко затянулся сигаретой и бросил взгляд на мой бурбон с водой. -- Я заказал вам не тот напиток, мистер Лайтнер? -- Вы вообще не заказывали что-либо конкретное, -- ответил я. -- Официантка принесла то, что я пил здесь весь день. Мне следовало остановить вас, поскольку выпил я уже вполне достаточно. Обращенный на меня взгляд Кортланда сделался вдруг жестким. Маска наигранной веселости исчезла. И в этот момент его непроницаемое, лишенное притворного выражения лицо показалось мне едва ли не молодым. -- Вам не следовало ездить в Техас, мистер Лайтнер, -- холодно произнес он. -- Вы не имели права расстраивать мою племянницу. -- Согласен. Однако я вовсе не желал расстроить ее. Я хотел лишь предложить свою помощь. Меня крайне беспокоит ее судьба. -- Весьма самонадеянное заявление, мистер Лайтнер. Вы и ваши лондонские друзья ведете себя бесцеремонно. -- В его голосе мне почудились гневные нотки. Быть может, однако, это было лишь раздражение, вызванное моим отказом выпить бурбон. Я долго не сводил с него пристального взгляда, в то время как разум мой постепенно опустошался, пока в конце концов не избавился от всего постороннего; я перестал воспринимать звуки, движение, окружающие цвета -- остались лишь его лицо и тихий голос, рассказывающий о том, что мне хотелось узнать. -- Вы считаете нас самонадеянными и бесцеремонными? Пусть так, -- заговорил я. -- Но тогда позвольте вам напомнить, что отцом Шарлотты, родившейся во Франции в 1664 году, был не кто иной, как наш агент Петир ван Абель. Впоследствии, когда он прибыл на Сан-Доминго, чтобы навестить Шарлотту, она посадила его под замок. И прежде чем ваш призрак Лэшер умертвил его на пустынной дороге вблизи Порт-о-Пренс, Петир совокупился с собственной дочерью и, таким образом, стал отцом ее дочери -- Жанны Луизы. А это означает, что он приходился дедом Анжелике и прадедом Мари-Клодетт, которая построила Ривербенд и учредила ваш семейный закон о наследовании. Если я не ошибаюсь, в настоящее время именно вы от имени Дейрдре распоряжаетесь наследием Мэйфейров. Вы успеваете следить за моей мыслью, мистер Мэйфейр? Кортланд явно не в силах был ответить. Он сидел совершенно неподвижно, забыв о тлеющей в пальцах сигарете, и пристально смотрел прямо на меня. Внимательно наблюдая за его реакцией, я продолжил: -- Итак, ваши предки одновременно являются потомками нашего агента Петира ван Абеля. Мэйфейрские ведьмы и Таламаска связаны тесными узами. Существует и целый ряд других сближающих нас обстоятельств. За прошедшие годы их накопилось немало. Взять хотя бы, к примеру, Стюарта Таунсенда, нашего агента, бесследно исчезнувшего здесь, в Новом Орлеане, в 1929 году. Это случилось после того, как он встретился со Стеллой. Вы помните Стюарта Таунсенда? Тайна его исчезновения так и осталась нераскрытой. -- Вы безумец, мистер Лайтнер, -- ответил Кортланд. Все с тем же непроницаемым выражением лица он глубоко затянулся и резким движением сломал в пепельнице всего лишь наполовину выкуренную сигарету. -- Да, это ваш призрак, Лэшер, убил Петира ван Абеля, -- спокойно подтвердил я. -- Ведь это его я только что видел, не так ли? Вон там. -- Я махнул рукой в сторону садика, -- И теперь он сводит с ума вашу племянницу. Или я не прав? В облике Кортланда произошла весьма заметная перемена. Он был в полном замешательстве, и теперь его красивое, обрамленное темными волосами лицо выражало растерянность и простодушную невинность. -- Вы говорите все это вполне серьезно? -- Пожалуй, это были первые искренние слова, произнесенные им с момента прихода в бар. -- Конечно, -- ответил я. -- С какой стати мне пытаться обмануть человека, способного читать чужие мысли? Согласитесь, это было бы глупостью с моей стороны. -- Я покосился на свой бокал, -- Впрочем, не менее глупо ожидать, что я выпью этот бурбон и умру от отравления тем ядом, который вы в него подмешали. Ведь именно так погиб Стюарт Таунсенд, а после -- Корнел Мэйфейр, не правда ли? Взгляд Кортланда по-прежнему ничего не выражал, но я ясно видел, до какой степени он потрясен моими словами. -- Ваши обвинения слишком тяжки, мистер Лайтнер, -- едва слышно произнес он. -- Все это время я был уверен, что вина лежит на Карлотте, -- продолжал я. -- Но Карлотта здесь ни при чем. Я прав, мистер Мэйфейр? Эти убийства -- ваших рук дело? -- Кого интересует ваше мнение? -- все так же тихо прошептал он. -- Как вы смеете говорить мне такие вещи? Однако уже в следующее мгновение Кортланд сумел взять себя в руки, слегка выпрямился и, не сводя с меня пристального взгляда, открыл портсигар и достал еще одну сигарету. Его манера поведения резко изменилась, и в глазах засветилось искреннее любопытство. -- Давайте говорить серьезно, мистер Лайтнер, -- самым невинным тоном произнес он. -- Чего же вы все-таки хотите? Чего, черт побери, добиваетесь? Я на минуту задумался. В последнее время я и сам не раз задавал себе тот же вопрос. На что я рассчитывал и чего хотел достичь, отправляясь в Новый Орлеан? Какие цели все мы преследуем в своей работе? -- Узнать вас получше, -- неожиданно для самого себя ответил я. -- Узнать вас по-настоящему, ибо при том, что нам известно о вас так много, в действительности мы не знаем практически ничего. Мы хотим посвятить вас во все детали и тонкости той информации о вашем семействе, которая нами собрана со времен далекого прошлого. Мы хотим раскрыть перед вами все тайны -- объяснить, кто вы на самом деле и что представляет собой он. Мы надеемся на ответную откровенность с вашей стороны, на то, что вы поведаете нам свои секреты. И наконец, мы надеемся на встречу с Дейрдре Мэйфейр исключительно ради того, чтобы прийти к ней и сказать: "Вы не одиноки. Есть и другие люди, которые, подобно вам, обладают способностью видеть призраков. Мы понимаем, как вы страдаете, и готовы помочь, ибо это в наших силах". Кортланд молча смотрел на меня изучающим взглядом, в лице его не осталось и тени притворства. Потом, по-прежнему не произнося ни слова в ответ, откинулся на стуле, отвернулся и, стряхнув пепел с сигареты, жестом приказал принести себе еще порцию спиртного. -- Почему вы не пьете бурбон? -- спросил я и вновь удивился собственному вопросу. -- Я к нему не притронулся. -- Спасибо, я не люблю бурбон, -- ответил Кортланд, на этот раз глядя мне прямо в глаза. -- Что именно вы в него подсыпали? -- задал я еще один невольно вырвавшийся вопрос. Он не ответил, углубившись в собственные мысли, и выглядел огорченным и растерянным. Мальчик-официант поставил перед ним хрустальный бокал с шерри. -- Скажите, это правда? -- наконец заговорил Кортланд и опять посмотрел мне в глаза, -- То, что вы написали о портрете Деборы Мэйфейр, хранящемся в Амстердаме, -- правда? -- Да. Мы располагаем портретами Шарлотты, Жанны Луизы, Анжелики, Мари-Клодетт, Маргариты, Кэтрин, Мэри-Бет, Джулиена, Стеллы, Анты и Дейрдре... Он прервал меня нетерпеливым жестом, словно приказывая замолчать. -- Послушайте, -- тем не менее продолжал я, -- Дейрдре медленно сходит с ума, и я приехал сюда только ради нее. Когда мы беседовали с ней в Техасе, девочка была на грани срыва. -- И вы полагаете, что помогли ей? -- Нет, и крайне сожалею об этом. Ваше нежелание контактировать с нами мне вполне понятно. В конце концов, у вас есть для этого все основания. Но Дейрдре! Мы в состоянии ей помочь, поверьте! Ответа не последовало. Кортланд молча пил шерри, Я попытался оценить ситуацию с его точки зрения, но не смог. Мне еще не доводилось подсыпать кому-либо яд. К тому же человек, сидевший в тот момент напротив, отнюдь не походил на того Кортланда, каким я его представлял, читая историю семьи. -- Как вы думаете, ваш отец, Джулиен, стал бы со мной разговаривать? -- спросил я. -- Ни в коем случае. -- Кортланд словно очнулся от сна и поднял голову, надолго остановив на мне внимательный взгляд. Выглядел он подавленным и расстроенным. -- Неужели после стольких лет наблюдений вы так и не поняли, что он тоже принадлежал к их числу? Вопрос прозвучал вполне искренне, и я вновь почувствовал, как мой собеседник буквально ощупывает меня глазами, как будто старается понять, насколько откровенен и честен с ним я. -- А вы? Вы не из их числа? -- Нет. -- Он медленно покачал головой. Омраченное печалью, его лицо сделалось вдруг почти старым. -- Нет, поверьте. И никогда не был. Послушайте, шпионьте сколько вам угодно, если уж вам так хочется обращаться с нами как с королевской семьей... -- На самом деле почти так оно и есть... -- Судя по сведениям, полученным мною из Лондона, вы действительно ученые-историки, совершенно безвредные и вполне респектабельные... -- Благод