- Чтобы спуститься в эту яму, нам понадобится большой моток веревки.
     Кесслер лег животом на тропинку и сказал?
     - А теперь ты меня держи. - Он пополз  вперед,  и  когда  его  голова
оказалась над ямой, во весь голос крикнул внизу
     - Эликс! Эликс! Ты меня слышишь?
     Из зловещей черноты не последовало никакого ответа - оттуда слышались
только звуки, которые издает при  движении  существо,  одетое  в  панцирь.
Кесслер ползком вернулся назад, встал на ноги и вытер с лица пот.  У  него
был вид человека, которому наяву снится кошмарный сон.
     - Мы не можем уйти, не попытавшись сделать хоть что-нибудь.
     - Связать стебли и получайся  длинный-длинный  веревка,  -  предложил
Малыш Кг. - Моя пойдет вниз.
     - Тебе даже из бумажного кулька  не  выбраться,  -  зарычал  на  него
Молит. - Если уж кто спустится в эту яму, так только я.
     - Много вес, - решительно возразил Малыш  Ку,  бесстрашно  взирая  на
широкую волосатую грудь Молита. - Слишком много.
     - Он прав, - сказал Кесслер. - Ты тяжелей его вдвое. Спуститься в эту
преисподнюю должен самый из нас легкий.
     - Значит моя, - заявил Малыш Ку,  рассматривая  такую  возможность  с
вежливым безразличием.
     Потрясенный Кесслер был на грани отчаяния.
     - Если Эликс действительно погиб, командую теперь я, - продолжал  он.
- А у меня нет полной уверенности, что Малышу Ку следует спускаться в  эту
яму.
     - Почему? - спросил Молит.
     - Это может привести к еще одному  несчастному  случаю.  Кроме  того,
если на дне засела какая-то тварь, ясно, что для обороны ему  недостаточно
иметь при себе только мачете. Он должен будет прихватить и пистолет.  Один
мы уже потеряли. Он внизу, с Эликсом. А если мы потеряем и второй...
     - Останется один-единственный, - подсказал Молит. - Тот,  который  ты
пока отдал Сэмми.
     Кесслер удрученно кивнул.
     - С одним пистолетом и без компаса наши и без  того  ничтожные  шансы
добраться до станции практически сведутся к нулю.
     - Есть компас, - сообщил Малыш Ку, показывая прибор,  о  котором  шла
речь. - Она падать возле яма. Моя поднимать.
     Вид компаса несколько успокоил Кесслера, и он наконец принял решение.
     - Риск - благородное дело. Спустим его в яму с  горящим  факелом,  но
лишь до той глубины, с которой удастся разглядеть, что делается на дне.  А
потом прикинем, можно ли тут что-нибудь предпринять.
     Обливаясь потом, трое начали поспешно рубить и  затем  вытягивать  из
окружающей их чащи тонкие, но крепкие стебли лиан.
     Опоясанный петлей из стебля лианы, с пистолетом в правой руке и тугим
пучком длинных горящих прутьев в левой, Малыш  Ку  перешагнул  через  край
ямы. Какие бы чувства он при этом ни испытывал, на его лице ничего  нельзя
было прочесть. И вообще, глядя на него, можно  было  поручиться,  что  это
ежедневное его занятие.
     Веревка из плетей  лианы  медленно  поползла  через  край  ямы  вниз,
потрескивая и начиная угрожающе расслаиваться в  местах,  где  были  узлы.
Дрожащий свет факела растворился во мраке. Фини  осторожно  бродил  вокруг
ямы,  а  когда  его  чуткие  уши  улавливали  шум,   который   производило
двигающееся внизу неведомое существо, он рычал и злобно скалил зубы.
     Посоветовавшись, они приостановили спуск и крикнули вниз:
     - Уже что-нибудь видно?
     - Очень-очень темно, - приглушенным эхом прозвучал из ямы ровный, без
всякого выражения голос Малыша Ку. - Должна спускаться еще.
     Они осторожно обмотали еще кусок самодельной веревки, и с  каждым  ее
ярдом, который, потрескивая и натягиваясь, скользил через край ямы, их все
сильней охватывало недоброе предчувствие.
     -  Быстро-быстро!  -  поторопил  их  голос  из  ямы.  -  Огонь  почти
погаснуть. Уже рядом пальцы.
     Еще шесть-семь ярдов веревки скрылось в яме.  Мучительно  стегнув  по
нервам, из глубины ямы вдруг грянула очередь выстрелов,  следовавших  один
за другим с невероятной быстротой. Всего их было  шестнадцать  -  столько,
сколько зарядов в магазине. Молит и Кесслер изо всех сил рванули  на  себя
веревку, Михаличи схватились за ее конец и принялись тянуть вместе с ними.
От усилий, которые они прилагали, чтобы как можно быстрее вытащить  Малыша
Ку на поверхность, с лица Кесслера ручьями  стекал  пот,  могучие  мускулы
Молита вздулись буграми. Натянутые до предела куски лианы расслаивались от
трения о край ямы. Волокнистые пряди  с  треском  лопались,  отделяясь  от
основного стебля. А люди  все  тянули  эту  импровизированную  веревку  и,
затаив дыхание, молились, чтобы  она  выдержала,  чтобы  не  оборвалась  в
последний момент.
     Внезапно, как чертик из  шкатулки,  из  ямы  выскочил  Малыш  Ку.  Он
сбросил опоясывавшую его петлю, быстро вытащил из автомата пустой  магазин
и вставил на его место другой, с зарядами. Излишне говорить, что  держался
он с непостижимым спокойствием, ибо он держался так почти всегда.
     - Что с Эликсом? - выдохнул Кесслер.
     - Нет голова, - безо всяких  эмоций  ответил  Малыш  Ку.  -  Откусила
животный, которая сидеть внизу.
     Кесслер, которому стало дурно, спросил?
     - А ты разглядел, что там на дне?
     Малыш Ку кивнул.
     - Большой животный. Вся красная. Толстый панцирь.  Много  много  ног,
как паук. Два глаза - вот такие! - разведя руками,  он  показал,  что  они
были дюймов восемнадцать в диаметре. - Плохой глаза. Смотреть на меня  как
на еще одна кусок мяса. - Он с благодарностью взглянул на свой автомат.  -
Моя их вышибать.
     - Ты убил его?
     - Нет, только вышибать глаза. -  Он  указал  на  яму.  -  Сейчас  она
двигаться туда сюда. Вы слушать!
     Они прислушались, и их  уши  уловили  постукивание,  глухие  удары  и
какие-то царапающие звуки, словно нечто громоздкое  и  неуклюжее  пытается
выкарабкаться из ямы и каждый раз обратно падает на дно.
     - Какой страшный конец! - воскликнул глубоко потрясенный  Кесслер.  -
Какой страшный конец! - В бешенстве он ударом ноги зашвырнул в  яму  кусок
гнилого высохшего дерева. И тут его осенило. - А мы ведь  можем  отомстить
за Эликса; хоть это в нашей власти.
     - Уже отомстила, - негромко произнес Малыш Ку. - Вышибать глаза.
     - Этого мало. Слепое или зрячее, чудовище живо, сидит в яме  и  может
сожрать Эликса. Мы должны его убить.
     - Каким же образом?
     - Накидаем в яму побольше сухой травы, потом бросим вязанку  хвороста
и факел. И поджарим его заживо.
     - Есть способ получше. - Молит указал на большой  валун,  пораскрытый
густой растительностью. - Если б нам удалось  сдвинуть  его  и  перевалить
через край ямы, мы бы эту тварь расплющили.
     С бешеной энергией они стали рубить преграждавшие им  путь  растения,
зашли за камень и дружно навалились на него. Камень дрогнул, приподнялся и
перевернулся вверх основанием. На обнажившейся  земле  извивались  толстые
ярко-желтые личинки. Еще одно усилие, и камень,  покатившись,  оказался  в
футе от ямы. Люди прислушались, желая убедиться, что намеченная жертва все
еще там. Из глубины по-прежнему доносились скребущие звуки и возня. Камень
перевалился через край ямы, увлекая с собой комья сухой  земли.  Казалось,
он летел вниз невероятно долго, но в конце концов они  услышали  звук  его
падения,  сопровождавшийся  трояким  хрустом  и  всплеском,  точно  камень
раздавил нечто мягкое и водянистое, заключенное в твердую оболочку.  Потом
наступила тишина.
     Кесслер торжественно отряхнул руки, как бы  говоря:  "Вот  так!".  Он
взглянул  не  компас  и  скрылся  за  поворотом  тропинки,  чтобы  позвать
остальных.
     Теперь их отряд возглавил Кесслер, рядом с  которым  бежал  Фини.  За
ними следовал Малыш Ку, потом шли Михаличи и Сэмми Файнстоун. В арьергарде
шествовал вооруженный мачете Билл Молит.
     К вечеру десятого дня упала миссис Михалич. Упала,  как  подкошенная,
не издав ни звука, ни подав никакого знака, только что она ковыляла  своей
тяжелой неуклюжей походкой, а в следующий миг лежала  на  тропинке,  точно
выброшенный кем-то узел тряпья.
     Отчаянный крик Григора "Мамушка!" остановил движущуюся цепочку людей.
     Они окружили  ее,  подняли,  отнесли  на  небольшую  поляну  и  стали
поспешно рыться в походной аптечке. Глаза ее были закрыты, а широкое  лицо
крестьянки приобрело багровый оттенок.  По  внешним  признакам  невозможно
было определить, дышит она или нет.
     Кесслер взял ее за запястье, но не смог  нащупать  пульс.  Помрачнев,
они обменялись беспомощными взглядами: врача среди них не было.
     Кто-то положил ей на лоб мокрую тряпицу. Еще кто-то поднес к ее  носу
бутылочку с ароматическими солями. Третий похлопал ее по щекам и  принялся
растирать ее короткопалые, загрубевшие от черной работы  руки.  Отчаянными
усилиями они пытались вернуть ее в этот полный трудностей суматошный  мир,
который она так внезапно покинула, но все их стираная были тщетны.
     Наконец Кесслер снял фуражку и произнес, обращаясь к белому как  мел,
потерявшему дар речи Григору:
     - Сочувствую вам! Глубоко сочувствую!
     - Мамушка! - душераздирающим тоном вымолвил Григор. - О,  моя  бедная
замученная... - Дальше он пробормотал что-то на непонятном для остальных и
изобиловавшем гортанными звуками языке, упал  на  колени,  обнял  жену  за
плечи и изо всех сил прижал к себе. Рядом на земле лежали ее  растоптанные
очки, до которых теперь никому не было дела, а  Григор  все  сжимал  ее  в
объятиях, словно никогда не собирался выпустить ее из рук. Никогда.
     - Моя маленькая Герда! О, моя...
     Пока Григор, сломленный горем, навсегда прощался  с  половиной  своей
жизни, своей души, с половиной самого своего существа, остальные отошли на
несколько шагов и, держа наготове оружие, повернулись  лицом  к  джунглям.
Потом они бережно отвели Григора в сторону, а ее похоронили  под  тенистым
деревом и поставили на могиле крест.
     Часа через два, пройдя еще семь миль, они расположились на ночлег. За
все это время Григор не проронил ни слова. Он шагал по тропе, как автомат,
ничего не слыша, ничего не видя, безразличный  к  тому,  куда  он  идет  и
дойдет ли когда-нибудь до цели.
     При ярком свете костра Сэмми Файнстоун наклонился к нему и сказал:
     - Не надо так убиваться. Ей бы это не понравилось.
     Григор ничего не ответил. Он пристально глядел  на  пламя,  но  перед
глазами его была тьма.
     - Она ушла быстро, с  незамутненной  душой,  самым  легким  путем,  -
утешал его Сэмми. - У нее ведь было больное сердце, верно?  -  Не  получив
ответа, он продолжал: - Идя следом за ней, я не раз замечал, как она вдруг
начинала задыхаться и прижимала руку  к  левому  боку.  Я-то  думал,  что,
может, ее беспокоит невралгия. А оказывается, это было сердце. Почему  она
нам об этом не сказала?
     - Не хотела деладь  друдноздь,  -  безо  всякого  выражения  произнес
Григор.
     Это он в первый раз заговорил после ее погребения.
     И в последний.
     Никогда больше он не вымолвил ни слова.
     К четырем часам утра в лагере его уже не было. Когда две луны  стояли
еще высоко, а третья склонилась к горизонту, Кесслеру  надоело  неподвижно
стоять на посту, и он, тихо ступая, обошел вокруг  лагеря  и  увидел,  что
место, где до этого спал Григор, пустует. Кесслер не поднял тревогу сразу:
для людей отдых и сон были настолько необходимы, что  нельзя  было  будить
их, предварительно все не обдумав. Поэтому он, осторожно перешагивая через
спящих вповалку  людей,  вначале  обыскал  лагерь  и  прилегающую  к  нему
местность.
     Григора нигде не было.
     Со всех сторон их грозно обступали джунгли. Какое-то фосфоресцирующее
существо, широко раскинув крылья,  бесшумным  призраком  пронеслось  между
верхушками деревьев. Кесслер поразмыслил над создавшимся положением. Как и
когда удалось Григору скрыться, установить было невозможно. Он мог уйти  и
час назад, и раньше. А теперь он, возможно, находился в  нескольких  милях
от лагеря, если, конечно, еще был жив.
     Зато угадать, ~куда~ он ушел, было несложно. Так что же делать?  Если
он, Кесслер, отправится в погоню один, ему следует  разбудить  кого-нибудь
из спящих, чтобы тот сменил его на вахте.
     И тогда их маленький отряд на время разделится, а это вдвое  увеличит
вероятность нападения какого-нибудь существа, а то и нескольких,  которые,
вполне возможно, все эти одиннадцать дней незаметно  следят  за  людьми  в
ожидании такого благоприятного случая; это снизит  их  обороноспособность.
При таких плачевных обстоятельствах  их  сила  в  единстве.  Разобщенность
может привести к катастрофе.
     С  большой  неохотой  Кесслер  вынужден  был   принять   единственное
приемлемое решение: он разбудил всех.
     - Григор ушел.
     - Когда?
     - Не знаю. Либо он бесшумно уполз с поляны, когда я  стоял  спиной  к
лагерю, либо его уже не было здесь, когда я заступил на вахту, а  я  этого
не заметил. - Он угрюмо уставился на костер. - Мы не можем бросить его  на
произвол судьбы в этом страшном лабиринте.
     - Я схожу и приведу его,  -  вызвался  Сэмми,  подняв  с  земли  свое
мачете.
     - Для нас слишком большая роскошь по  очереди  в  одиночку  рисковать
жизнью, - заявил Кесслер, отвергая его предложение. Вперед ли,  назад  ли,
но пойдем мы все вместе.
     Билл Молит поднялся на ноги, взвалил на  спину  свой  тяжелый  мешок,
широко зевнул и схватил мачете.
     - Тогда  это  вопрос  решенный.  Мы  все  пойдем  обратно.  Идти  нам
всего-навсего миль семь. А что такое семь миль? - Он снова  зевнул  и  сам
ответил на свой вопрос: - Ночью это все семьдесят. Ну и что? Пошли.
     Каждый вскинул за плечи свою ношу, и они отправились  в  путь,  держа
наготове пистолеты и мечете. Пламя покинутого ими костра  померкло  вдали.
Фини бежал впереди, то и дело к чему-то недоверчиво принюхиваясь и утробно
рыча.
     Григор лежал  на  поляне,  тело  его  было  сведено  судорогой,  ноги
подтянуты к подбородку, в левой руке зажат наполовину  пустой  пузырек  из
походной аптечки. Его откинутая правая рука покоилась на свежем  могильном
холмике, словно оберегая его. Головой он  уткнулся  в  землю  у  основания
деревянного креста. Они  достали  лопату,  и,  выполняя  желание  Григора,
опустили его во тьму рядом с "маленькой Гердой". Ведь именно  за  этим  он
шел сюда сквозь ночь чужой планеты.

     Кесслер  записал  в  своем  дневнике:  "День  тринадцатый.  К  северу
продвинулись миль на сто с небольшим. Последние два дня идем быстрее".
     Около ста миль за тринадцать дней. Не густо.  Неужели  эти  проклятые
джунгли никогда не кончатся?
     Кесслер разорвал пакет  с  пищевым  концентратом,  бросил  его  Фини,
вскрыл еще один для себя и принялся медленно есть.
     - Одно утешительно - если, конечно, это можно счесть утешением: после
каждой еды наш груз становится чуть легче.
     - А вокруг тьма-тьмущая всяких плодов и корений, - заметил Молит. - Я
знаю правило номер один: не ешь того, о чем доподлинно  не  известно,  что
это съедобно. Кара за непослушание  может  оказаться  такой  ужасной,  что
захочешь не придумаешь. Однако рано или поздно нам придется рискнуть.
     - Не кушать - умирать медленно, - изрек Малыш Ку. - Кушать что нельзя
- умирать быстро.
     - Да ты, приятель, еще мечтать будешь, как бы быстрей подохнуть, - не
уступал Молит. - Вот на кое-каких  планетах  есть  плоды  с  виду  сочные,
вкусные, а съешь, и тебя так скрутит, что пятки под мышками застрянут.
     - Покойнику в  такой  позе  нужна  могила  покороче,  -  включился  в
разговор Сэмми Файнстоун. - Работы почти вдвое меньше. Такую смерть  можно
считать экономически выгодной.
     Молит внимательно посмотрел на него.
     - А я готов был об заклад побиться,  что  шутки  от  тебя  сейчас  не
услышишь, хоть мрачной, хоть какой.
     - Почему?
     - Да мне думалось, что к этому времени ты или  превратишься  в  комок
нервов, или уже давно помрешь.
     - А я и вправду один сплошной комок нервов, -  сказал  Сэмми.  -  Сил
хватает только на то, чтобы за жизнь цепляться.
     - Молодец! - похвалил его Молит.  -  Продолжай  за  нее  цепляться  -
глядишь, и выкарабкаешься.
     Кесслер раздраженно подергал свою успевшую отрасти  густую  бороду  и
сказал, обращаясь к Сэмми:
     - Не думайте, что вам одному приходится постоянно тащить самого  себя
за волосы. Каждый из нас занимается тем же. - Он, не  глядя,  нашел  рукой
голову пса и потрепал его за уши. - Разве что за исключением Фини.
     Услышав свое имя, Фини завилял обрубком хвоста.
     -  Ума  не  приложу,  как  ему  удается  вовремя   обнаруживать   эти
ямы-ловушки, ну, вроде той, в которую  упал  Саймс.  Он  уже  четыре  раза
предупреждал  нас  об  опасности.  Если  б  не  он,  еще  кто-нибудь   мог
провалиться в такой колодец и стать пищей  для  этого  красного...  уж  не
знаю, как его и назвать.
     Кесслер молча почесал Фини за ушами, погладил его по лохматой  спине.
И погрузился в раздумье. К этому дню  число  людей  в  отряде  уменьшилось
вдвое. Оставшиеся в живых глубоко переживали смерть каждого, как  поистине
невосполнимую утрату. Чуть  погодя  он  встал,  сознавая,  что  бесполезно
усугублять вчерашнее горе размышлениями о бедах грядущих. Чему быть,  того
не миновать, хотят они этого или нет.
     - Нам пора.
     И они тронулись дальше: Кесслер и Фини  шли  впереди,  Молит  замыкал
шествие. Оба они - и  тот,  что  шел  первым,  и  тот,  что  последним,  -
размышляли об одном. Об одном, но по-разному, ибо  мысли  Молита  все  еще
были заняты переоценкой ценностей.  Как  идущий  последним  он,  насколько
позволяли частые повороты  тропинки,  временами  видел  перед  собой  всех
остальных сразу. Поэтому он особенно четко представлял, сколько людей идет
сейчас впереди него. Эта живая цепочка была  вдвое  длинней  в  тот  день,
когда они начали свое трагическое паломничество.  Потому  длинней,  что  с
ними  тогда  еще  шли  и  другие.  Например,  Саймс.  Человек  деятельный,
образованный, достойный уважения. Первоклассный космонавт. Не из-за Саймса
ли принимает он так близко к сердцу то, что их стало меньше?
     Нет.
     Ему не хватало и черномазого.
     И двух тугодумов с Балкан.
     А если судьба ударит их снова, ему наверняка будет не хватать и этого
иудея.
     И тощего китаезы.
     И остроухого лохматого пса.
     Его скрутит тоска по людям, по всем без исключения.
     - Запомни это, Молит! - рявкнул он на себя. - Навсегда запомни!
     Сэмми оглянулся через плечо.
     - Ты что-то сказал?
     - Это я отделываю собственную задницу - в переносном смысле, конечно,
- объяснил Молит.
     - И ты тоже? - удивился Сэмми. -  На  моей  уже  не  осталось  живого
места.
     В мозгу Молита это признание заняло  место  рядом  с  другой  недавно
полученной информацией. Значит, не только у него находятся причины  давать
самому себе по заднице. И другие могут заблуждаться, а  потом  сожалеть  о
допущенных ошибках.
     Просто диву даешься, как много у людей между собой общего.
     Самое правильное - это  при  жизни  проявлять  терпимость,  а  смерть
встретить с достоинством. Сейчас он учится первому. А как он справится  со
вторым, покажет будущее.
     Тропа вывела их на голую вершину холма, и в первый раз с той  минуты,
когда они пустились в путь, перед их взорами открылись уходящие вдаль мили
поверхности планеты. В какую  сторону  ни  глянь,  повсюду  она  выглядела
одинаково - густой  однородный  растительный  массив,  только  на  востоке
вздымалась горная цель, чернея на фоне пылающего неба.
     Обтирая тряпкой залитое потом лицо, Кесслер проворчал:
     - Когда мы были внизу, в джунглях, я мечтал выбраться оттуда  хоть  к
черту в зубы. А теперь мне бы назад вернуться. По крайней  мере  там  хоть
есть какая-то тень.
     - Звук, - объявил Малыш Ку, протянув руку к северо-западу. - Вон там,
высоко-высоко. "Уйоум, уйоум!"
     - Ничего не слышу. -  Прикрыв  ладонью  глаза,  Кесслер  посмотрел  в
указанном направлении. - И ничего не вижу. - Он взглянул на остальных. - А
вы?
     - Я тоже, - сказал Сэмми.
     - Этак на секунду мне было показалось, что я вижу там, вверху, черную
точку, - неуверенно произнес Молит. - Но ручаться не стану.  Должно  быть,
померещилось.
     - А сейчас ты ее больше не видишь?
     - Нет. Эта точка словно бы откуда-то вынырнула, а потом как  слиняла,
исчезла из виду.
     - Я не намерен из-за этого трепать себе нервы, - заявил  Кесслер.  Он
снова обтер лицо. - Еще  час  под  этим  распроклятым  солнцем,  и  у  нас
начнутся галлюцинации почище. - Он двинулся вперед. - Давайте-ка спустимся
отсюда в тень.
     Фини залаял на торчавшую неподалеку скалу, шерсть у него на  загривке
стала дыбом. Кесслер замедлил шаг и, крадучись, направился к скале,  держа
наготове пистолет.  Фини  стремительно  обогнул  ее  и  зарычал  как  лев.
Какое-то существо, похожее на десятиногую  ящерицу,  волнообразно  изгибая
тело, умчалось  длинными  прыжками  прочь  и  исчезло  за  гребнем  холма.
Разочарованно ворча, Фини приплелся обратно.
     - Оно же восемь футов длиной, из них половина  -  зубастая  пасть.  -
Кесслер презрительно фыркнул. - И удирает от лая собаки.
     - А может, оно органически не переносит резкие звуки,  -  предположил
Сэмми. - И если б Фини так не разлаялся, оно б его вмиг проглотило.
     - Меня просто из  себя  выводит  зловещая  тишина  на  этой  чертовой
планете, - сказал Кесслер. - На  Земле  в  таких  джунглях  ад  кромешный,
оглохнуть можно. Стрекочут цикады, без умолку тарабарят  обезьяны,  кричат
попугаи - всего не перечесть. А здесь все  живое  не  производит  никакого
шума.  Огромные  змееподобные  существа  ползают   совершенно   беззвучно.
Гигантские красные пауки сидят в ямах-ловушках и не шелохнутся.  Во  время
моих ночных дежурств я видел множество каких-то тварей, и иной раз  только
ощущал их присутствие, и все они крались по лесу  с  такой  осторожностью,
что ветка не треснет и листва не зашуршит. Это же противоестественно. Меня
это угнетает.
     - Давайте, запоем, - предложил Сэмми. - Это поднимет нам настроение и
заодно распугает всякую здешнюю нечисть.
     - А что будем петь? - спросил Кесслер.
     Сэмми со всей серьезностью поразмыслил над его вопросом и предложил:
     - "Вьется тропка, вьется длинная". Подойдет?
     Горланя эту песню, они зашагали вперед. Один Малыш Ку молчал:  он  не
знал слов.  "Тропку"  сменила  "Уложи  меня  среди  клевера",  за  которой
последовали "Песня легионеров" и еще с полдюжины других. Пение помогло  им
быстрей спуститься  с  холма  в  джунгли  и  ускорило  продвижение  сквозь
заросли.  Молит  хриплым,  режущим  слух  басом  исполнил  соло  старинную
австралийскую песенку "Как погнал наш Клэнси коров на водопой".
     Допев последний куплет, Молит взялся за Малыша Ку.
     - А от тебя мы даже жалкого писка  не  услышали.  Может,  споешь  нам
что-нибудь свое, а?
     Малыш Ку застеснялся.
     - Да ты смелей, - нетерпеливо настаивал Молит. - Все равно хуже  меня
тебе не спеть.
     Преодолевая смущение, Малыш Ку неохотно повиновался,  и  из  его  рта
полились какие-то резкие немелодичные сочетания  звуковых  полутонов.  Под
эти жуткие вопли в воображении остальных возникла кошка,  ополоумевшая  от
невыносимых резей в желудке. Эта  кошачья  агония  продолжалась  несколько
минут и вдруг оборвалась - как им показалось - на середине такта.
     - Что все это значит? - подступил к нему Молит, играя бровями.
     - Лепестки цветов, точно снежинки, медленно падают  с  неба  и  нежно
приникают к светлой руке моей любимой, - с удивившей  остальных  беглостью
бойко объяснил Малыш Ку.
     - Это надо же! - воскликнул Молит. - Очень милая песенка.
     Подумать только - Малышу Ку есть  о  ком  петь  песни!  Такое  Молиту
раньше и в голову бы не пришло. Он попытался представить себе эту женщину.
Вероятно, лицо у нее оливкового света, миндалевидные глаза; она смешливая,
пухленькая, вкусно готовит; мать семерых упитанных  детей.  Не  исключено,
что телом она вдвое крупнее Малыша Ку, управляет им и  хозяйством  твердой
уверенной рукой и зовут ее, возможно, Тончайший Аромат, или как-нибудь еще
в том же роде.
     -  Очень,  очень  мило!  -  повторил  Молит  к  вящему   удовольствию
смущенного Малыша Ку.
     - Может, споем теперь "Мы  идем  по  Джорджии"?  -  предложил  Сэмми,
которому не терпелось еще подрать глотку.
     - Я уже задыхаюсь. - Кесслер яростно рубанул мечете по живой изгороди
из лиан высотой в половину человеческого роста,  которая  перекрыла  перед
ними тропу. - Идущему впереди достается вся работа.
     - И он берет на себя весь риск, - добавил Сэмми. - А не идти  ли  нам
во главе отряда по очереди?
     - Неплохая идея. - Кесслер прошел  через  отверстие  в  изгороди,  по
краям которого извивались свежие обрубки лиан. - Я обдумаю  ее.  Напомните
мне об этом месяца через два.
     Напоминать не пришлось.
     Он так долго не прожил.

     Тремя днями  позже  им  вдруг  повстречались  таинственные  животные,
которые проложили в джунглях тропы. Частенько они  задумывались  над  тем,
кто мог проделать в непроходимых зарослях эти коридоры.  Уж,  конечно,  не
огромные  змееподобные  твари  вроде  той,  которую  пытался   обезглавить
Гэннибэл Пейтон. С того времени они не раз мельком видели  этих  животных,
но те никогда не выползали на тропу и ни одно на них не напало.
     К появлению в джунглях этих троп не  имели  отношения  и  похожие  на
ящериц существа поменьше. Их было слишком мало, да  и  корпус  у  них  для
этого чересчур легок. Людям давно стало ясно, что  извилистые  коридоры  в
зарослях протоптаны животными более редкими и очень тяжелыми. Местами  эти
тропы уже зарастали: вступая в свои права, их постепенно отвоевывали назад
джунгли. Однако длинные отрезки пути за исключенном уголков, где затаились
алые цветы-хищники, были начисто вытоптаны, словно почву здесь утрамбовали
чьи-то чудовищные конечности.
     Кесслер уже собрался было свернуть по тропе в сторону, но тут до  его
слуха издалека донесся  какой-то  грохот.  Другие  тоже  это  услышали  и,
приблизившись, остановились за его спиной. Фини задергал ушами, всм  своим
видом выражая крайнее беспокойство.
     Звук казался особенно странным в этом мире мертвой  тишины.  Он  вмиг
словно бы отменил извечный закон природы. Гул ударов! Тяжелых, сотрясающих
землю, как топот пятидесятитысячного стада взбесившихся буйволов.
     Фини возбужденно взвизгнул, быстро забегал кругами, и Кесслер сказал:
     - Чувствую, что нам лучше с этой тропы  убраться.  -  Он  внимательно
оглядел ближайший к ним участок джунглей. Звук становился  все  громче.  -
Вон туда!
     Указав место, где заросли с виду были чуть реже и ветки не так  тесно
переплетены, он начал прорубать проход.
     Все вместе они яростно рубили ветки и рассекали стебли,  а  когда  им
удалось продвинуться в глубь зарослей  ярдов  на  тридцать,  оглушительный
грохот вырвался из-за поворота тропинки. Молит схватил Фини и своей потной
волосатой рукой стиснул ему челюсти, чтобы тот не залаял.  В  прилипших  к
спинам  рубашках  они  стояли  в  глубине  чужого  ада  и   наблюдали   за
происходящим.
     По тропе, точно потерявшие  управление  локомотивы,  одно  за  другим
мчались громадные животные. У них была толстая тесная  кожа,  омерзительно
уродливые трехрогие головы с маленькими свиными глазками. Казалось, вес их
совершенно не  соответствует  размеру  -  создавалось  впечатление,  будто
пятьдесят тонн костей и мускулов стиснуто в емкость, рассчитанную тонн  на
двадцать. Четыре пары массивных, как у слона, ног расплющивали и вбивали в
почву стебли лиан и все, что попадалось на их пути.
     Их конечности обрушивались на землю с такой  неимоверной  силой,  что
это  ощущалось  даже  на  расстоянии  в  тридцать  ярдов.  Ударная  волна,
распространившись в верхних слоях почвы, поднялась по стволам деревьев,  и
верхушки их затрепетали.  Животные  бежали  без  единого  звука,  если  не
считать топота и пофыркивания, и Кесслеру на миг представилось, будто  это
какие-то неведомые гигантские трехрогие носороги.
     Их было шестьдесят или семьдесят. Неуклюжим галопом, для которого  не
существовало преград, они промчались мимо, растаптывая все,  что  попадало
им под  ноги,  проламывая  замаскированные  покрытия  ям-ловушек,  на  дне
которых затаились паукообразные хищники, - теперь тем придется вылезть  из
своих нор на поверхность и заделать дыры кашицей из слюны с землей.
     Выбираясь из укрытия в зеленом сумраке джунглей, люди напрягали слух,
чтобы определить, не грозит ли с  севера  еще  одно  такое  нашествие,  но
услышали лишь приглушенный расстоянием удаляющийся топот.
     Следуя изгибу тропы, Кесслер вышел к развилке, сверился с компасом  и
указал налево.
     - Нам сюда.
     Этот путь привел их к реке. Тропа упиралась в  берег,  а  по  обе  ее
стороны он был начисто вытоптан: этак ярдов на сто по течению и на столько
же - против. Сюда приходили на водопой трехрогие чудовища.
     Вода в реке была мутная, желтая, течение быстрое. Преграда шириной  в
тридцать  ярдов  и  неизвестной  глубины.   Согласно   показанию   компаса
противоположный берег лежал по прямой к северу.
     Кесслер хмуро взглянул на быстрый речной поток и решительно заявил:
     - Я б и пытаться не стал переплыть эту реку. В ней могут быть сильные
подводные течения. - Он вытер с лица пот  и  какое-то  время  без  особого
восторга смотрел на желтую воду, отливавшую зеленоватым блеском под лучами
голубого солнца. От реки несло гнилыми яблоками и еще каким-то  незнакомым
едким запахом. Это слишком рискованно.
     - Тогда остается одно - тащиться назад до той  развилки  и  пойти  по
другой тропе, - сказал Молит. - Она, правда,  вела  на  запад,  но  вполне
возможно, что потом она снова повернет к северу.
     - Я предпочел бы не возвращаться, если можно этого  избежать.  Частые
отклонения от курса нас угробят. - Кесслер внимательно оглядел оба берега,
росшие поблизости деревья и после недолгого раздумья промолвил:  -  Жители
земных джунглей плетут мосты из лиан, и на сооружение такого моста  уходит
совсем немного времени. Кто-нибудь из вас знает, как это делается?
     Ни один не имел об  этом  ни  малейшего  представления.  Молит  решил
высказать свои соображения:
     - Сдается мне, что люди, которые там занимаются этой работой,  должны
находиться по обе стороны реки. Если это  так,  то  нам,  чтобы  построить
мост, по которому мы перейдем  реку,  нужно  сначала  перебраться  на  тот
берег.
     - Перелететь на та сторона, как обезьяна, - сказал Малыш Ку.
     - Да ты, верно, телепат! -  воскликнул  Кесслер.  -  В  моем  котелке
доваривалась та же идея. - Он  еще  раз  внимательно  оглядел  деревья.  -
Только бы найти подходящую лиану... Они прошлись  вдоль  берега  и  вскоре
обнаружили  то,  что  искали.   Среди   множества   деревьев,   полушатром
раскинувших ветви над прибрежной частью потока, нашлось одно, с  которого,
почти касаясь воды, свисало несколько толстых стеблей лианы.
     Подтянуть один из них к берегу не составило особого труда.
     Они срезали в джунглях длинную лиану, привязали к ее  концу  овальный
камень  и,  раскручивая  его  в  воздухе,  стали  забрасывать  в   сторону
болтавшихся над водой стеблей, вокруг одного из  которых  тонкая  лиана  и
обмоталась с десятой попытки. Они потянули стебель на себя, но  его  конец
взметнулся над берегом и зацепился за дерево так высоко, что дотянуться до
него было невозможно, и чтобы снять его, Молиту пришлось взобраться  вверх
по стволу.
     - Я переправлюсь первым, - сказал Кесслер.
     Он привязал уже обмотанный лианой камень к концу свисавшего с  дерева
стебля, швырнул его через реку и с  помощью  тонкой  лианы  вернул  назад.
Камень пролетел в  каких-нибудь  двух  футах  над  противоположным,  более
высоким берегом. Довольный  результатом,  Кесслер  подтянул  лямки  своего
вещевого мешка, проверил,  надежно  ли  пистолет  и  коробка  с  патронами
прикреплены к поясу, и отдал Молиту компас.
     - Слишком уж ценный прибор, чтобы им рисковать.
     Не сознавая зловеще-пророческого смысла этих своих  слов,  Кесслер  с
помощью остальных поднялся на несколько футов  вверх  по  стволу,  схватил
толстую лиану и потянул к себе изо всех  сил,  испытывая  на  прочность  и
желая удостовериться, насколько крепко она сцеплена с ветвью.
     - Камень был брошен с большой силой, - обеспокоено сказал Сэмми. -  А
вы такой мощный толчок не получите. Что,  если  вы  не  долетите  до  того
берега?
     - Долечу. Эта лиана свисает с ветви по крайней  мере  футов  на  пять
дальше середины потока, а значит, ближе к противоположному берегу, который
к тому же значительно выше этого. Справлюсь, дело нехитрое.
     Он покрепче ухватился за стебель, оттолкнулся обеими ногами от ствола
и ринулся вперед. Под тяжестью его тела лиана протестующе затрещала, но не
лопнула. Однако она сорвалась с ветви, за которую держалась. Кесслер  упал
в реку. И сразу  же  вода  вблизи  места  падения  всколыхнулась  и  пошла
кругами, словно под поверхностью что-то быстро задвигалось.
     Когда Кесслер, подняв фонтан желтых брызг,  рухнул  в  реку  и  рядом
возник этот странный водоворот, Сэмми Файнстоун,  стоявший  ближе  всех  к
кромке воды, громко вскрикнул. Сбросив мешок с  поклажей,  он  поднял  над
головой руки.
     - Стой дурак! - заорал Молит и рванулся от подножия дерева  к  Сэмми,
чтобы удержать его. - Ты же не знаешь, что это...
     Он опоздал. Пропустив мимо  ушей  его  предостерегающий  крик,  Сэмми
бросился в воду.
     На  середине  реки  бесновался  водоворот.  Среди  хлопьев  пены   из
взбаламученной воды выскочила голова Кесслера и сразу  же  вновь  скрылась
под поверхностью. Вода пошла волнами, еще больше  вспенилась  и  приобрела
розоватый оттенок. Взметнулся невысокий смерч.
     Из воды на миг показалась рука, вся  в  крови,  судорожно  вытянутая,
страшная - и Кесслер навсегда исчез.
     Тут вынырнул Сэмми, которого мощной подводной волной отбросило  назад
к берегу. Он отчаянно боролся с течением, но  вдруг  громко  охнул.  Молит
бросился в ту сторону, куда относило Сэмми, прыгнул в реку, погрузившись в
воду по грудь, и за волосы потащил Сэмми  к  берегу.  Потом  он  нагнулся,
подхватил его под мышки и выволок из воды.
     Но не всего Сэмми, а лишь его часть - тело без  голеней.  Ниже  колен
была только кровь, толчками извергающаяся из перерезанных сосудов.
     -  О,  господи!  -  выдохнул  Молит,   чувствуя,   как   ему   сводит
внутренности.
     Он бережно опустил тело Сэмми на землю, бросился к походной аптечке и
с ощущением полной беспомощности окинул взглядом ее содержимое. В  ней  не
было никаких хирургических инструментов, а если б и были, он все равно  не
знал, как ими пользоваться.  Там  был  шприц,  иглы  к  нему.  Пузырьки  с
какими-то лекарствами, жидкими  и  в  виде  затвердевшей  массы.  А  каким
образом наполняют шприц, как и в какую часть тела делают укол? Какое лучше
применить лекарство?
     Сэмми зашевелился и попытался сесть, лицо у него было белое и сонное,
как у человека, еще не вернувшегося к действительности,
     - А Макси? - прошептал он. - Что с...?
     - Она погибать, - сказал Малыш Ку, пристально глядя на  Сэмми  своими
глазами-щелочками. - Вы лежать тихо-тихо.
     Сэмми  снова  напрягая,  стараясь   подчинить   своей   воле   нижние
конечности, потом глянул вниз.
     Вернулся Молит, и Малыш Ку сказал ему:
     - Она терять сознание.
     - Не имеет значения. Эти вот средства в аптечке единственное,  что  у
нас есть для  оказания  ему  помощи.  Подними-ка  его  правую  культю,  да
поживей. Тонкими пластиковыми трубочками он быстро соединил самые  большие
кровеносные сосуды, потом их и обнаженные мышцы на  срезе  культи  залепил
густой клейкой массой. Накладывать эту массу  было  довольно-таки  трудно,
ибо стоило нанести ее на  какой-нибудь  участок  раны,  как  за  считанные
секунды она становилась  твердой,  как  стекло.  Первый  ее  слой  прикрыл
рассеченную плоть  и  закрепил  трубочки.  На  него  один  поверх  другого
наложилось еще несколько быстро затвердевших  слоев  этой  массы;  и  рана
оказалась под прочным  защитным  колпаком.  Так  же  он  обработал  вторую
культю.
     В экстренных случаях допускался и такой грубый, зато  быстрый  способ
оказания срочной помощи при  тяжелом  ранении.  Но  эта  мера  с  натяжкой
годилась только для того, чтобы раненый продержался, пока его не  доставят
в  операционную  с  новейшим   оборудованием,   где   им   займутся   руки
профессиональных хирургов.
     Молит потянулся к  аптечке  за  бинтами  и  мягкими  прокладками.  Не
потому, что они нужны были для ухода за ранами - ими можно  было  обернуть
обрубки ног Сэмми, чтобы уложить их поудобнее. Его протянутая рука замерла
в воздухе, так как в этот миг Малыш Ку выхватил  пистолет  -  единственное
оставшееся у них оружие - и ровным голосом произнес:
     - Речная дьявол!
     Оглянувшись через плечо, Молит увидел торчащую из  воды  -  огромную,
размером с небольшую лодку, плоскую голову в форме сердца, а на ней -  два
белых, похожих на  блюдца,  немигающих  глаза,  которые  смотрели  на  них
пристально и холодно. С рогоподобных  выступов  этой  невообразимой  морды
свисали тонкие  нити  водорослей.  Челюсти  чудовища  совершали  медленные
жевательные движения, словно  оно  еще  не  до  конца  насладилось  вкусом
редкостного изысканного блюда.
     Бешено застрочил автомат. Одно блюдце лопнуло, и из глазницы  потекла
густая зеленая жидкость. Голова скрылась под водой и, судя по тому, как  в
этом месте разбушевалась река, животное заметалось по дну.
     Сэмми, которого громкий стрекот автоматной очереди вывел из обморока,
шевельнулся и поднял глаза на Молита и Малыша Ку.
     - Мои ноги!  Что-то  оттяпало  мне  ноги.  -  И  по-детски  изумленно
добавил: - А я ведь почти ничего не почувствовал, Только  слегка  резануло
болью, как при судороге. Но из-за этого я лишился ног!
     - Поправишься. - Молит продолжал бинтовать культю.
     - Нет. На этой планете мне не поправиться. -  По  телу  Сэмми  прошла
дрожь, словно из жарких джунглей на него вдруг повеяло  каким-то  странным
холодом. - Со мной покончено. Вам лучше меня здесь оставить.
     - То, что ты временно вышел из  строя,  не  дает  тебе  права  молоть
всякую ерунду. Так что заткнись! - резко оборвал его Молит.
     Слало улыбнувшись ему, Сэмми промолвил:
     - Груби сколько хочешь - меня ты этим не проведешь. Я  же  знаю,  что
настал мой черед дать работу лопате.
     - Мы понесем тебя, - отрезал Молит. - Для разнообразия. Рытьем  могил
я сыт по  горло.  Выбрось-ка  из  твоей  дурацкой  башки,  что  ты  можешь
заставить меня выкопать еще одну!

     Молит, который теперь был за старшего, пришел к выводу,  что  река  в
этом месте - препятствие для них непреодолимое. Будь их только двое, он  и
Малыш Ку, он пошел бы на  риск  и  попробовал  перелететь  на  тот  берег,
держась за какую-нибудь другую лиану. Но переправить  туда  Фини  и  Сэмми
было невероятно трудно, Проще вернуться к тропе, что вела на запад, и  там
же поискать какую-нибудь другую, которая, может, потом повернет к северу.
     Они срубили и обтесали две прямые ветки, и  Малыш  Ку  натянул  между
ними мягкую циновку, которую он сплел из похожей на камыш травы. Ловкость,
с  которой  при  этом  двигались  его  худые  длинные   пальцы,   поразила
наблюдавшего за ним Молита. Очевидно, Малыш Ку обладал особым  талантом  к
подобным поделкам - работа была выполнена с такой быстротой  и  сноровкой,
что  Молит  и  мечтать  не  мог  когда-нибудь  сравняться  с  ним  в  этом
мастерстве.
     На таких самодельных, но удобных носилках Сэмми  отправился  в  путь.
Рядом с ним лежало его мачете. Как бы ни сложились обстоятельства, не было
ни малейшего шанса на то, что он сможет применить его, но им  не  хотелось
расставаться с этим оружием.  К  тому  же  само  его  присутствие  немного
подбадривало человека, которого несли на носилках: это  как  бы  означало,
что те двое по-прежнему  считают  его  полноценным  членом  их  маленького
отряда. Но никто лучше его не знал, насколько это далеко от истины.
     Итак, он беспомощно лежал на носилках, ловил  взглядом  успокаивающие
отблески  солнечного  света  на  лезвии  мачете,  смотрел,  как  над   ним
проплывают ветви деревьев, безмолвно кусал нижнюю губу, чтобы  не  выдать,
насколько ему тяжело,  и  старался  как-то  отвлечься  от  жгучей  боли  в
обрубках ног. Благодаря стекловидным оболочкам, покрывавшим  раны,  он  не
терял крови. Эти оболочки были непроницаемы и для микробов. Другое дело  -
бактерии, которыми кишмя кишела желтая река. Они проникли в его  организм,
когда доступ  к  ранам  был  еще  открыт,  и  теперь,  запертые  под  этой
изолирующей массой, вступили в борьбу с его белыми кровяными тельцами.
     К  середине  второй  ночи  нестерпимое  жжение  распространилось   на
поясницу. Не в силах заснуть от боли, Сэмми лежал между  костром  и  телом
спящего Малыша Ку. А неподалеку взад-вперед вышагивал Билл Молит,  который
нес свою очередную вахту. Поскуливал во сне Фини, растянувшийся на  мешках
с поклажей. Сэмми вздохнул и,  пытаясь  сесть,  с  усилием  приподнял  над
землей верхнюю часть туловища. В  его  темных  глазах  замерцали  отблески
пламени. Подошел Молит, опустился рядом с ним на колени и  шепотом,  чтобы
не разбудить Малыша Ку, спросил:
     - Ну, как ты?
     - Плоховато. Я...
     - Погоди-ка. - Молит направил