адиллак", на нем лежала елка, чьи лапы свисали с машины. Краснолицый злой шофер прокричал ему что-то, когда "кадиллак" мчался мимо. Корвин только улыбнулся и продолжил свой путь, чувствуя влажные -холодные хлопья на разгоряченном лице. Он споткнулся о противоположный тротуар и потянулся к фонарному столбу в нескольких футах от него. Его руки не поймали ничего, кроме снежинок, и он полетел вперед, приземлившись в сугроб рядом с мусорным баком. С большим трудом ему удалось сесть. И тут он осознал, что перед ним стоят четыре ножки в лохмотьях. Он поднял глаза и увидел двух маленьких тощих пуэрториканцев, смотрящих на него. Их лица были темными на фоне снега. - Сайта Клаус, - затаив дыхание, проговорила маленькая девочка. - Я хочу куколку и игрушечный домик. Молчавший маленький мальчик толкнул ее локтем. - И ружье, - торопливо продолжила она, - отряд солдат, форт и еще велосипед. Корвин взглянул в их лица. Даже их возбуждение, их достояние - -общий для всех детей предрождественский вид, не могли скрыть их худобу так же, как обаяние и доброта не скрывали того, что пальтишки были слишком малы им и сшиты из ткани недостаточно толстой для такой погоды. Потом Генри Корвин начал плакать. Алкоголь раскрыл все шлюзы, и из него лились не слезы, а разочарование, невзгоды и неудачи двадцати лет; боль ограничений ежегодного Сайта Клауса в побитом молью костюме, раздающего чудеса, которые ему не принадлежали, изображавшего то, что являлось лишь притворством. Генри Корвин дотянулся до них и прижал их к себе, пряча лицо то в одном, то в другом пальтишке. Но его щекам катились слезы, и их невозможно было остановить. Два маленьких существа смотрели на него. Им казалось невероятным, что этот бог в красном, владеющий игрушками и удивительными чудесами, может сидеть на обочине и плакать в точности, как они. - Porque Santa Claus esta llorando?[ Почему Сайта Клаус плачет? ] - прошептала девочка брату. Он ответил ей по-английски. - Я не знаю, почему он плачет. Может быть, мы задели его чувства. Они смотрели на него, пока его рыдания не утихли и он не отпустил их. С трудом поднявшись на ноги, он пошел прочь от этих существ; этот худой оборванный человек с заплаканным лицом выглядел так, точно верил, что виноват во всем том зле, которое творится вокруг. Час спустя, когда мистер Данди увидел Корвина, входящего через служебный вход, он испытал то извращенное удовольствие, которое присуще злым людям. Он нашел человека, на котором мог дать выход своей ярости, ярости к этому времени почти затухшей. Он дождался, пока Корвин не приблизился, барабаня сложенными вместе за спиной пальцами, и затем очень ловко схватил за руку проходящего мимо Сайта Клауса. - Корвин, - процедил он, - ты опоздал почти на два часа! А теперь иди на место и погляди, сможешь ли ты удержать многих детей от убеждения в том, что только там нет Сайта Клауса, и только тот, что в нашем магазине, - олух, скачущий по барам! Ты будешь более на месте, если станешь изображать красноносого северного оленя Рудольфа! Он толкнул Корвина. - Давай, займись этим, Сайта Клаус! Последние слова прозвучали, как ругательство. Генри Корвин понуро улыбнулся и отправился к своему стулу. По пути он остановился у электрических поездов и понаблюдал за двумя цветными мальчиками. Те смотрели на поезда, словно это была коллекция чудес. Генри подмигнул им, подошел к пульту управления и стал нажимать кнопки. Три поезда отправились в путь одновременно, скользя по рельсам, переезжая мосты, сквозь туннели, мимо станций. Оттуда выходили маленькие человечки и взмахивали фонариками или бросали мешки с почтой; в общем, делали дюжины удивительных вещей, которые делают игрушечные железнодорожники. Но через несколько мгновений выяснилось, что склад ума у Генри Корвина был явно не технический. Два маленьких мальчика с возрастающим беспокойством переглянулись, когда "Юнион Пэсифик Флайер" и "Сивли Во Сэпплай" устремились по рельсам навстречу друг другу. Генри Корвин поспешно нажал еще на несколько кнопок, но столкновение было неизбежным. Два поезда столкнулись лоб в лоб. От удара помялись поезда, погнулись рельсы и разлетелись игрушечные человечки. Вместо того, чтобы оставить все как есть, Корвин нажал еще две кнопки и этим довершил разрушения. Он перевел рельсы, отчего тяжело нагруженный товарный поезд взгромоздился на первые два. Игрушечные поезда взлетели на воздух, мосты рухнули, и, когда шум утих, Корвин увидел двух маленьких мальчиков, во все глаза смотревших на него. Мальчик постарше посмотрел на своего приятеля, затем опять на Корвина. - А как у тебя насчет строительных наборов? - спросил он. Корвин несколько печально покачал головой: - Почти так же. Он взъерошил их головы, затем перелез через бархатный канат, натянутый вокруг его стула. Там скопилось много ожидающих детей и посматривающих на часы мамаш. Они устремились вперед, как только слегка потертый рождественский дед взгромоздился на свой трон. Он сидел там с минуту, закрывая глаза всякий раз, как комната начинала вращаться вокруг него. Рождественские украшения и цветные огни вращались и вращались, точно он кружился на карусели. Он попытался сосредоточиться на лицах детей, проходящих мимо него; попытался улыбнуться и махнул им рукой. Потом снова закрыл глаза и почувствовал, что его тошнит. Когда он открыл глаза, перед ним был смутный образ маленькой горгульи[Горгулья - выступающая водосточная труба в виде фантастической фигуры в готической архитектуре. ], которую подталкивала к нему грудастая крикливая женщина с плечами Тони Галенто. - Иди к нему, Вилли, - говорила она хриплым голосом, заберись к нему на колени. Он тебя не обидит, правда, Сайта Клаус? Иди к нему, Вилли, и скажи ему, что ты хочешь. С этими словами она снова подтолкнула семилетнего ребенка к Сайта Клаусу. Корвин приподнялся, неуверенно качнулся и протянул руку. - Как тебя зовут, мальчик? - спросил Корвин негромко икнул. Он наклонился в сторону, попытался схватиться за ручку своего "трона" и свалился на пол прямо к ногам ребенка. Он сидел там, улыбаясь какой-то жалкой улыбкой, не способный подняться или сделать что-либо еще. Маленькая горгулья взглянула на Корвина и громким голосом, подобным мамашиному, крикнула: - Эй, мама! Сайта Клаус нализался! Торгульина мамаша немедленно заорала: - У вас железные нервы! Вам должно быть стыдно! Корвин сидел там и только кивал. - Мадам, - сказал он очень тихо, - мне действительно стыдно. - Пойдем, Вилли, - она,схватила мальчика за руку. - Я думаю, это не причинит тебе психической травмы. Глянув через плечо на Корвина, она прошипела: - Алкаш! Люди, слыша ее голос, останавливались и смотрели. Мистер Данди заторопился по проходу к секции игрушек. Он бросил всеобъемлющий взгляд, сменил обычный голос на елейный, как любой управляющий в дурном расположении духа. - Что-то случилось, мадам? - Случилось, - прорычала в ответ женщина. - Ничего особенного, кроме того, что я в последний раз что-то покупаю в этом магазине. Вы нанимаете Сайта Клаусов в канавах! Она показала на Корвина, пытавшегося встать на ноги. Тот сделал неуверенный шаг к бронзовому шесту, одному из четырех, на которых держался бархатный канат. - Мадам, - очень мягко сказал он, - пожалуйста. Это Рождество. Лицо женщины перекосилось в свете неоновой надписи, которая гласила: "Мир на Земле всем людям доброй воли!". Она походила на Злую Ведьму с Севера и в то же время на женский вариант Эбинизера Скруджа. - Не травите душу, - кротко ответила она. - Пойдем, Вилли. Она натолкнулась на двух покупателей, отпихнула их с дороги и потащила ребенка по проходу. Данди повернулся и взглянул на Корвина, потом на продавцов и покупателей, столпившихся в отделе. - Все в порядке! - мрачно сказал он. - По местам! Все по местам! Он направился к Корвину и остановился у бархатного каната. Его тонкие губы скривились, когда он пальцем поманил к себе Корвина. - Слушаю, мистер Данди? - Вот что я хочу тебе сообщить, мистер Рождество-маленькая сучка, - сказал ему Данди. - Поскольку до закрытия - один час тридцать минут, я с большим удовольствием сообщаю, что магазин больше не нуждается в твоих услугах. Иными словами, ты получил то, что заслуживал. А теперь убирайся отсюда! Он повернулся к матерям и детям, блаженно улыбаясь. - Ну что, дети, - фонтанировал он, - свободные лилипуты! Подходите все в отдел сладостей. Идите все за карамельками! Он улыбнулся, подмигнул, благожелательно посмотрел на расстроенных детей и раздраженных матерей, уходящих от понурившегося Сайта Клауса. Корвин смотрел в пол, чувствуя взгляды детей, и, повернувшись, направился в бытовку. - Один совет, - сказал ему Данди. - Будет лучше, если ты вернешь этот потрепанный красный костюм туда, где ты его взял, прежде чем налижешься и порвешь его окончательно. Корвин остановился и посмотрел на искаженное злобой лицо. - Большое спасибо, мистер Данди, - тихо сказал он. - Что касается моего пьянства, оно непростительно, примите мои искренние извинения. В последнее время я заметил, что у меня мало выбора для выражения эмоций. Я могу либо пить... или же я плачу. А пьянство менее заметно. Он помедлил и бросил взгляд на пустое место Сайта Клауса. - Но что касается моего неподчинения, - он покачал головой, - я не был груб и с той жирной дамой. Я хотел ей осторожно дать понять, что Рождество - это не беготня по всему магазину и не расталкивание людей, стоящих на пути, кроме того, не стоит кричать "обман!", когда нужно раскрыть кошелек. Я только пытался сказать ей, что Рождество - это нечто совсем другое. Оно богаче и прекрасней, правдивей и... нужно делать поправку на терпение, любовь, милосердие и сострадание. Он глянул на застывшую маску, которая заменяла лицо управляющему. - Все это я бы сказал ей, - мягко добавил он, - если бы она дала мне эту возможность. - Да ты - философ! - холодно ответил мистер Данди. - Что до твоего последнего слова, возможно, ты можешь сказать нам, как мы можем пользоваться твоими святочными стандартами, которые ты столь грациозно и самозабвенно обосновал для нас? На лице Корвина не было ни тени улыбки. Он покачал головой и пожал узкими плечами. - Не знаю, как объяснить это, - тихо сказал он. - Я не могу ответить на этот вопрос.,Все, что я знаю, это то, что я - побежденный стареющий и бесполезный пережиток иного времени. Что я живу в грязном меблированном доме на улице, полной детей, для которых Рождество - это день, когда не надо идти в школу. И ничего больше. Моя улица, мистер Данди, полна потрепанных людей. Единственное, что попадает на Рождество в их дымоходы - это еще большая бедность. Он криво улыбнулся и посмотрел на свой мешковатый красный костюм. - Вот еще одна причина, по которой я пью. Поэтому, проходя мимо многоквартирных домов, я думаю, что они - Северный полюс, а дети - эльфы, а я - настоящий Сайта Клаус, несущий мешок удивительных подарков для них всех. Он показал на линялый ватный "мех" вокруг шеи. - Я хочу, мистер Данди, - сказал он, отвернувшись. - Я хочу, чтобы только на одно Рождество... только одно... я мог увидеть их неимущих, оборванных, ни на что не надеющихся и ни о чем не мечтающих... только один раз... мне бы хотелось увидеть, как смирение будет царствовать на Земле. Кривая усмешка появилась снова, когда он посмотрел на свои костлявые руки, потом на мистера Данди. - Вот почему я пью, мистер Данди, и вот почему я плачу. Он испустил глубокий вздох, странная кривая усмешка застыла на его лице. Повернувшись, он проталкивался по проходу мимо перешептывающихся продавщиц и усталых покупателей, смотревших на этот символ Рождества, который был намного более усталым, чем они. Генри Корвин шел по авеню мимо 104-й улицы. Он чувствовал холодный снег у себя на лице и отрешенно смотрел на праздничные окна магазинов, мимо которых шел. Когда он дошел до угла, то направился к салуну, идя очень медленно, спрятав руки под мышками. Он свернул за угол и пошел по переулку к задней двери бара, и именно тогда до него донесся этот звук. Это был странный звук. Бубенчики или что-то в этом духе. Но очень странный. Какой-то приглушенный и неясный. Он остановился и посмотрел на небо. Затем улыбнулся самому себе и покачал головой, уверяя себя, что бубенчики, или что там еще, возникли в его собственном сознании, в усталом, одурманенном виски сознании. Но через секунду он снова услышал бубенчики, на этот раз более продолжительно и громче. Корвин остановился возле грузовой платформы для оптовой продажи мяса. Он снова с интересом посмотрел в небо. Кошка, вдруг выпрыгнувшая из-за бочки и с воем промчавшаяся мимо него по снегу, заставила его вздрогнуть. Она побежала к другой платформе на противоположной стороне, перепрыгнула через мусорный бак и уронила мешок, почему-то лежавший поверх мусора. Потом она исчезла в темноте. Мешок упал Корвину под ноги, и из него высыпалось несколько мятых консервных банок. Корвин нагнулся, поправил мешок и засунул банки назад. Затем он перекинул мешок через плечо и понес их к платформе. На полпути туда он снова услышал колокольчики. На этот раз четче и намного ближе. И снова он остановился и широко открытыми глазами посмотрел на небо. К звуку колокольчиков присоединился еще один. Корвин не мог описать его, но мысленно отметил, что он походил на удары маленьких копыт. Он очень медленно уронил мешок с плеч, тот упал еще раз, и его содержимое высыпалось на землю. Корвин посмотрел на него, моргнул, потер глаза и смотрел не отрываясь. Из мешка выглядывали кабина грузовика и нога, и рука куклы. Было очевидно, что в мешке полным-полно игрушек. Он упал на колени и стал рыться в мешке, достав по очереди грузовик, куклу, игрушечный домик, коробку с надписью "Электропоезд", и остановился, поняв, что в мешке лежат только игрушки. Он удивленно вскрикнул и торопливо побросал игрушки назад в мешок. Он перебросил его через плечо и медленно побежал к улице, спотыкаясь и останавливаясь, чтобы поднять упавшую игрушку. Он почувствовал, как слова клокотали в нем и наконец вырвались наружу. - Эй! - крикнул он, поворачивая на 111-ую улицу. - Эй, люди! Эй, дети - Веселого Рождества! Миссия на 104-й улице была большим неприглядным и скучным местом, гнетущим глаз и умерщвляющим душу. Ее главная комната представляла собой прямоугольник, почти лишенный мебели. Здесь рядами стояли неудобные скамьи с прямыми спинками, а в дальнем конце стоял орган и было небольшое возвышение. Большие лозунги с поучениями типа "Возлюби ближнего своего", "Вера, Надежда и Любовь", "Что посеешь, то и пожнешь" покрывали стены. Около двух десятков стариков сидели на скамьях. Скамейки были широко расставлены по залу. Некоторые из присутствующих держали дешевые чашки, наполненные дрянным кофе. Они сжимали их руками и наслаждались теплом, давая пару подниматься к их заросшим щетиной лицам. Они носили печать старости и бедности, отчаянные одинокие старики, чья жизнь как-то быстро и неприметно превратилась в фальшивые зубы, дрянной кофе и эту неприглядную комнату, где продавали религию и жидкую кашу в обмен на последние остатки достоинства. Миссию возглавляла сестра Флоренс Хорвей. После двадцати четырех лет она начала сливаться со стенами, скамьями и жалкой атмосферой. Это была высокая угрюмая старая дева, в уголках ее рта пролегали глубокие складки. Она с какой-то отчаянной силой била по клавишам, громко, но плохо играя мрачный рождественский хорал, в котором была если не музыка, то дух. С улицы ворвался старик и начал шептать что-то старику, сидящему на последней скамье. Через мгновение все присутствующие начали перешептываться и показывать на дверь. Сестра Флоренс заметила волнение и попыталась заглушить eго, играя еще громче, но к этому времени все были на ногах, громко разговаривали и жестикулировали. Наконец сестра Флоренс взяла нестройный аккорд, поднялась и посмотрела на стариков. - В чем дело? - раздраженно спросила она. - Что за шум? Что за суета? Старик, первым сообщивший новость, снял шапку и нервно мял ее в руке. - Сестра Флоренс, - робко сказал он, - я ни капли в рот не взял с прошлого четверга, и это - истинная правда! Но я клянусь вам, что видел это собственными глазами - по улице идет Сайта Клаус и раздает всем то, что они желают! Послышались приглушенные восклицания другого старика. Тусклые и печальные глаза засверкали. Уставшие старые лица оживились, а голоса заполнили комнату. - Сайта Клаус! . - Он идет сюда! - И он несет нам все, что мы пожелаем! Дверь, ведущая на улицу, распахнулась, и в миссию вошел Генри Корвин. Его лицо было красным, глаза сияли, а на плече был мешок, в котором виднелись ярко упакованные вещи. Корвин поставил его на пол, взглянул на стариков, сияя глазами, и сделал типичный для Сайта Клауса жест - приложил палец к носу. Потом с улыбкой осмотрел комнату и булькающим от возбуждения голосом сказал; - Джентльмены, сегодня - канун Рождества, и моя задача - сделать праздник веселым. Что хочется вам? С этими словами он указал на одного из стариков. Тощий маленький беззубый старичок удивленно показал на себя. - Мне? - спросил он хрипло и облизал губы. - Я мечтаю о новой трубке. Старичок затаил дыхание. Корвин не глядя залез в мешок и извлек округлую пеньковую трубку. Послышались возгласы удивления, когда старик взял ее дрожащими руками и молча уставился на нее. Корвин обратился-к другому старику. - Как насчет вас? Этот старичок несколько раз открывал и закрывал рот, прежде чем смог проговорить дребезжащим голосом. - Может быть, может быть, шерстяной свитер? Корвин сделал широкий театральный жест. Он возвестил: - Шерстяной свитер у вас будет. . Когда его рука уже была в мешке, он поинтересовался: - Ваш размер? Старик вскинул тощие руки с голубой сеточкой вен. - Какая разница? Из мешка появился свитер с высоким воротом, и старики столпились вокруг Корвина. В их слабых голосах слышалась надежда. - Может, еще один свитер? - Как насчет курительного табака? - Пачка сигарет! - Новые туфли! - А можно смокинг? И каждый раз Корвин находил желаемое, просто засунув руку в мешок. Он не видел сестру Флоренс, злобно смотревшую на него из толпы. Потом она протолкалась к Корвину. - А теперь объясните, в чем дело, - язвительно спросила она. - Что за мысль прийти сюда и прервать музыкальную службу в канун Рождества? Корвин громко засмеялся и захлопал в ладоши. - Моя дорогая сестра Флоренс, не проси у меня объяснений. Я не могу это объяснить. Я в такой же тьме, как все остальные, но у меня здесь есть сумка Сайта Клауса, которая .каждому дает то, о чем он мечтает под Рождество. И пока сумка отдает, я достаю из нее подарки! Его глаза увлажнились, когда он снова полез в мешок. - Ты хочешь новое платье, сестра Флоренс? Худая костлявая женщина неодобрительно повернулась на каблуках, но не раньше, чем успела увидеть огромную нарядную коробку, которую Корвин достал из мешка. И снова раздались возгласы стариков, мягкие, жалобные, настойчивые, и следующие пять минут Корвин только и делал, что доставал вещи из мешка. Это длилось до тех пор, пока комната не стала походить на магазин в день учета. Корвин не видел, как сестра Флоренс привела полицейского. В дверях она указала на Корвина, и полицейский протолкался к нему. Дойдя до Сайта Клауса, он завис над ним, как символ всех законов и порядков мира. Он опустил руку на плечо Корвина. - Это Корвин, не так ли? - спросил он. Корвин встал и улыбнулся так широко, что у него заболела челюсть. - Генри Корвин, сержант, - ответил он и засмеялся от восхищения. - По крайней мере, был Корвином. Возможно, сейчас это Сайта Клаус или Рождественский дед - я не знаю. Полицейский решительно взглянул на него и понюхал воздух. - Ты пьян, Корвин, не так ли? Корвин снова засмеялся, и его смех был настолько восхитительно богатым, победным и заразительным, что все старики присоединились к нему. - Пьян?! - кричал Корвин. - Разумеется, я пьян! Естественно, что я пьян! Я пьян Святочным духом! Я отравлен чудом кануна Рождества! Я опьянел от радости и восхищения! Да, сержант, во имя Господа, я пьян! Беззубый старик тревожно осмотрелся: - Так что он пил? Полицейский поднял руки и в наступившей тишине многозначительно пнул мешок. - Мы можем быстро уладить все это, Корвин, - сказал он. - Ты просто покажи мне чек на эти вещи. Улыбка Корвина стала чуть унылой. - Чек? - спросил он и сглотнул слюну. - Чек! Старики улыбались друг Другу, кивали и перемигивались, потом с улыбкой надежды повернулись к Сайта Клаусу. Но Корвин не кивнул. Он с трудом сглотнул и покачал головой. - Чека нет, а? - спросил полицейский. - Чека нет, - прошептал Корвин. Полицейский фыркнул и снова пнул мешок. - Ладно, - сказал он, - соберите все украденные вещи и сложите их в кучу вон там. Я прослежу, чтобы их описали, но после того, как узнаю, где он их взял. - Он обратился к Корвину: - Ладно, Сайта, а теперь ты и я совершим маленькое путешествие в полицейский участок. Он сгреб локоть Корвина и потащил его к выходу. Корвин бросил через плечо последний взгляд на стариков. Каждый складывал свой подарок в кучу на полу. Они делали это тихо, без жалоб и без признаков разочарования. Словно они уже привыкли к тому, что чудеса были хрупкими и бьющимися. Всю свою жизнь они потратили на иллюзии, а сейчас происходило то же самое. Сестра Флоренс села за орган и прокричала название следующего хорала. - Раз, два, три, - проскрипела она, затем дала смертельный бой музыке, в то время как старики пели надтреснутыми, печальными тоненькими голосами. То и дело каждый из них бросал тоскливый взгляд на пенковую трубку или вязаный свитер, которые лежали в куче других подарков, недосягаемые для них. В маленькой комнате для задержанных, куда полисмен Флаэрти привел задержанного вместе с мешком, тихо сидел Корвин. Он смотрел в пол. Быстрые шаги снаружи показались ему знакомыми. Он знал того, кому они принадлежали, и, разумеется, в комнату влетел Уолтер Данди. У него был вид удовлетворенной свирепости. Он проворно потирал руки, как счастливый экзекутор. - А, - пробормотал он, - вот он. Он указал на Корвина. - А вот и мы. - Он жестом обвел комнату и указал на мешок. - А вот и это! А вы, мистер Корвин, мой тоскливый Сайта Клаус, вы скоро отправитесь вверх по реке[Имеется в виду река Гудзон, в верховьях которой находится тюрьма. ]. Он с надеждой в голосе обратился к Флаэрти. - Как вы думаете, лет десять он получит? Офицер был угрюм. - Это выглядит нехорошо, Корвин, - сказал он. - Конечно, они могут убавить срок на несколько месяцев, если ты скажешь, где остальная добыча. Он глянул на Данди и головой указал на Корвина. - Он раздавал вещи два с половиной часа. У него, должно быть, целый склад. Корвин сначала посмотрел на Данди, потом на полицейского, потом- на мешок. - Я рад, что вы принесли это, - сказал он. - Но здесь есть маленькое различие. Данди скривил губы. - Послушай, ты, допотопный Робин Гуд, - оптовая кража товаров на тысячи долларов не "маленькое различие"! Он подошел к мешку и начал открывать его. - Хотя я могу сказать, Корвин, что вся эта история для меня - не новость! Я отлично разбираюсь в человеческой натуре. Он засунул руку в мешок и начал перебирать вещи, которые там находились - пакеты-с мусором, жестяные консервные банки, разбитые бутылки и, наконец, черную кошку огромного размера. Она выскочила из сумки и с воем выбежала из комнаты. - Я чувствовал криминальный блеск в твоих глазах, - продолжал Данди, вытирая томатную пасту с манжета. - С самого первого раза я обратил на тебя внимание! Я профессионально изучаю человеческие пороки. И я уверяю вас... Вдруг Данди замолчал и глянул на кучу мусора, которую устроил на полу. Совершенно неожиданно он понял, что он ворошил. Он удивленно уставился на мешок. Полицейский Флаэрти делал то же. Корвин ответил легкой улыбкой. Он показал на мешок. - Мистер Данди, - мягко сказал он, - вы в некотором роде затронули эту проблему. - Он снова показал на мешок. - Кажется, что он не решил, что вам дать: подарки или мусор. Лицо Флаэрти. побелело, и он, как: рыба, открывал и закрывал рот, прежде чем смог произнести хоть слово. - Ну... ну... - мямлил он, - из него сыпались подарки, когда я его видел. - Он обратился к Данди: - Что бы они ни пожелали, Корвин доставал это, и это не были консервные банки! Это были подарки. Игрушки. Все очень дорогие. Вы тоже можете подтвердить это, Корвин. Корвин улыбнулся. - О, я охотно это подтверждаю. Когда я хотел достать какую-нибудь вещь, мешок ее выдавал. - Он задумчиво почесал челюсть. - Мне кажется, что суть нашей проблемы в том, что мы имеем дело с очень необычным мешком. - Данди взмахом руки заставил его замолчать. - Мой вам совет, Корвин. Соберите весь этот хлам и убирайтесь отсюда. Корвин пожал плечами, подошел к мешку и начал складывать, мусор обратно. А тем временем Данди взялся за полицейского. - А вы, Флаэрти, - укоризненно сказал он, - называете себя полицейским! Ну, я полагаю, это ваша прямая обязанность - отличить мешок с мусором и дорогие украденные подарки. У полицейского отвисла челюсть. - Вы можете поверить мне, мистер Данди, - жалобно сказал он, - это так, как считает Корвин, мы имеем дело с чем-то... с чем-то сверхъестественным. Данди покачал головой. - Вы знаете... вы меня удивляете, мистер Флаэрти. Вы действительно меня удивляете. Иными словами, все, что нам нужно, это попросить Корвина сделать для нас маленький фокус-покус. Сказано - сделано! - Он посмотрел на потолок. - Ну, давай, Корвин. Я хочу бутылку бренди из сбора 1903 года. Он с отвращением вскинул руки и закрыл глаза. Корвин был на полпути к двери. Он помедлил, задумчиво улыбнулся, затем кивнул. - 1903 года. Хорошее вино. - Он полез в мешок и поставил на скамью подарочную упаковку. Затем перекинул мешок через плечо и вышел из комнаты. Данди открыл глаза, достал сигарету, показал ей на Флаэрти. - Ну, а что до вас, сержант Флаэрти... Он резко замолчал, заметив ярко упакованную бутылку. Полицейский подошел к ней и дрожащими руками достал большую бутылку. С нее свешивалась подарочная открытка. Его голос дрожал, когда он прочел надпись на ней: "Веселого Рождества, мистер Данди!" Пробка неожиданно и необъяснимо выскочила из бутылки, и полицейский сел на скамью, так как ноги его больше не слушались. Данди, разинув рот, смотрел на бутылку. Наконец полицейский взял ее, вытер горлышко и протянул ему со словами: - После вас,.мйстер Данди. Данди сделал пару неуверенных шагов к Флаэрти. Он принял бутылку и поднес ее ко рту, потом протянул полицейскому. Двое мужчин сидели бок о бок, по очереди прикладываясь к бутылке, отдавая должное необычному подарку, который оба считали плодом своего воображения так же, как и неожиданное тепло, проникающее в их желудки. Но сидеть они сидели. И пили, это уж точно. И правдоподобная жидкость из воображаемой бутылки была самым вкусным бренди, которое они когда-либо пили. Легкие снежинки мягко опускались в свете фонаря на углу улицы, где сидел Корвин, держа мешок между ногами. Люди приходили и уходили. Но приходили они с пустыми руками, а уходили с любыми небольшими вещами, о которых просили. Старик нес смокинг. Иммигрантка, закутанная в шаль, с печальным лицом, с любовью смотрела на ботинки, украшенные мехом, которые она сжимала в руках, уходя прочь. Два маленьких пуэрториканца нагрузили свои подарки в новенькую тележку и, лопоча, как бельчата, бежали через сугробы. Глаза их сияли. Безработный с воспаленными веками счастливо вцепился в переносной телевизор. А люди все приходили и уходили - маленькая негритянка, едва умеющая ходить; восьмидесятилетний старик, когда-то первый парень со шхуны, которая уже двадцать лет не выходила в море; слепой церковный певчий, который невидящими глазами смотрел в снежную ночь, тихо плача, когда его два соседа несли к нему в квартиру новый орган. Голос Корвина перекрывал шум машин, а его руки так и летали в мешок и обратно. - Счастливого Рождества... Счастливого Рождества... Счастливого Рождества... Вот свитер для вас. Что тебе нужно, милая, - игрушку? Вот, держи. Электрический поезд? У меня их полным-полно. Смокинг? Сколько угодно. Чего тебе хочется, дорогая? Куколку? А какие волосы тебе нравятся больше всего? Тебе блондинку, брюнетку, шатенку или с волосами, как твои? И снова появлялись подарки, и Генри Корвин чувствовал радость и удовлетворение, ранее ему незнакомое. Келокола на далекой колокольне пробили двенадцать, когда Генри Корвин понял, что большинство людей исчезло, и у его ног безвольно лежал пустой мешок. Беззубый старичок, надевший смокинг поверх своего драного пальто, глянул туда, откуда шел звук. - Это Рождество, Генри, - мягко сказал он. - Мир на Земле всем людям доброй воли. Маленький пуэрториканец выстраивал солдатиков на тротуаре прямо на снегу, он улыбнулся Сайта Клаусу, сидящему на тротуаре. - Благослови их, Господь, - прошептал он, - каждого. Корвин улыбнулся и почувствовал влагу на щеках, которая не была снегом. Он с улыбкой коснулся мешка. - Всем веселого Рождества. Он поднялся и посмотрел на старика около себя. Потом поправил фальшивую бороду и пошел по улице. Старик тронул его за руку. - Эй, Сайта! А для тебя ничего нет к этому Рождеству? - Для меня? - тихо сказал Корвин. - О, да у меня в жизни не было такого хорошего Рождества. - Но ведь ты ничего не получил? - настаивал старик. Он показал пустой мешок. - Совсем ничего не осталось? Корвин потрогал фальшивые усы. - Ты что-нибудь можешь придумать? Я не знаю, чегo мне хочется. Он глянул на пустой мешок, - Думаю, что одного мне хотелось всегда. Стать дарителем всех времен. В какой-то мере я достиг этого сегодня. Он медленно шел по заснеженному тротуару. - Хотя, если бы у меня была возможность выбора... любая, - он помедлил и оглянулся на старика, - я бы тогда загадал вот что: я хочу, чтобы так было каждый год. Он подмигнул и улыбнулся. - Ну, это был бы настоящий подарок, не так ли? Старик улыбнулся в ответ. - Господь благословит вас, - проговорил Корвин, - и веселого Рождества! - И тебе, Генри, и тебе, - отозвался старик. Генри Корвин медленно шел по улице, чувствуя неожиданную пустоту, - мрак, словно он прошел землю света только для того, чтобы попасть в темницу. Он не ведал, почему остановился, но затем понял, что стоит у входа в аллею. Он глянул туда и, затаив дыхание, смотрел не отрываясь. Его сознание, логика, понимание возможного и невозможного в один короткий миг сказали ему, что это лишь видение, вдобавок к ночи иллюзий. Но это было. Далеко в конце аллеи стояла упряжка, в которую были запряжены восемь маленьких оленят. И еще более удивительно, рядом стоял и курил трубку маленький эльф. Корвин вдавил большие пальцы в глаза и сильно потер их, но когда он посмотрел снова, ничего не изменилось. - Мы уже давно ждем, Сайта Клаус, - сказал эльф и выпустил дым. Корвин покачал головой. Ему хотелось лечь в снег и заснуть. Все это казалось выдумкой, в этом не было никакого сомнения. Он глупо улыбнулся и, хихикнув, указал на трубку. - Из-за этого вы не растете. Затем он снова хихикнул и решил, что ложиться спать нет смысла, поскольку было очевидно, что он именно это и делал - спал. В голосе маленького эльфа слышалось легкое нетерпение. - Ты слышал меня? Я сказал, что мы долго ждали, Сайта Клаус. Корвин переварил это, медленно поднял правую руку и показал на себя. Эльф кивнул. - Впереди у нас - год тяжелой работы, мы будем готовиться к следующему Рождеству, поэтому помни! Генри Корвин медленно вошел в аллею и, как во сне, сел в маленькие сани. Патрульный Патрик Дж. Флазрти и Уолтер Дандь - Вы домой, ссржхкн Флаэртн? - спросил Даиди. Флазрти улыбнулся ему в ответ, глядя тусклыми глазами. - Иду домой, мистер Данди. - Иду домой, сержант Флаэрти. Это самое лучшее Рождество в моей жизни. Послышался какой-то звук. Данди вздрогнул. - Фла... Фла... Флаэрти? Я могу поклясться, что... - Он посмотрел на полицейского, который моргал и тер глаза. - Вы это видели? Патрик кивнул. - Думаю, да. - Что именно вы видели? - Мистер Данди, я думаю, мне не стоит вам этого говорить. Вы подадите на меня рапорт за то, что я пью на посту. - Валяйте, - настаивал Данди. - Так что вы видели? - Мистер Данди... это был Корвин! Такой же, как всегда... в санях с оленями... он сидел рядом с эльфом и ехал прямо на небо! Он закрыл глаза и испустил глубокий вздох. - Я говорил о его размерах, не так ли, мистер Данди? Данди кивнул. - Да, о размерах. Его голос казался тонким и напряженным. Он повернулся к долговязому копу[Коп - распространенное прозвище американских полицейских. ]. - Послушайте, что я вам скажу. Вам лучше идти ко мне домой. Мы сварим себе кофе, и мы нальем туда виски, и мы будем... Его голос дрогнул, когда он уставился на снежное небо, и когда он оглянулся на Флаэрти, на его лице была какая-то ослепительная улыбка. - И мы возблагодарим Господа за Чудеса, сержант Флаэрти. Вот что мы сделаем. Мы возблагодарим Господа за чудеса. Рука об руку двое мужчин шли в ночи, и, перекрывая затихающий звук маленьких колокольчиков, раздался глубокий перезвон церковных колоколов. В этот момент, они вступили в следующий день. Удивительный день. Самый восхитительный день из всех восхитительных дней- день Рождества. ПОЛУНОЧНОЕ СОЛНЦЕ "Секрет настоящего художника, - много лет назад говорил ей старый учитель, - заключается не в том, чтобы перенести краску на холст, а в том, чтобы передать эмоции, используя масло и кисть как разновидность нервных каналов". Норма Смит взглянула из окна на гигантское солнце, потом - на холст, закрепленный на мольберте, который она установила возле окна. Она пыталась нарисовать солнце, и физически ей это удалось - огромный желто-белый круг, накрывший, казалось, полнеба. И уже можно было определить его неровные края. Оно было обрамлено огромными движущимися протуберанцами. Это движение можно было увидеть на ее полотне, но жара, - невыносимая, испепеляющая жара, накатывавшаяся волнами и жарившая город снаружи, не поддавалась кисти и не могла быть описана. Она ни на что не походила. И не имела прецедентов. Эта длительная, нарастающая и губительная жара подобно невидимому огню путешествовала по улицам. Девушка положила кисть и медленно прошла через комнату к маленькому холодильнику. Она достала молочную бутылку, полную воды, и аккуратно отлила в стакан. Сделав глоток, девушка почувствовала холодную жидкость, влившуюся в нее. За последние несколько недель простое питье вызывало очень специфическую реакцию. Она действительно не могла припомнить, чтобы хоть раз она чувствовала воду. Раньше она испытывала сначала жажду, потом облегчение; но теперь даже глоток чего-нибудь холодного сам по себе был событием. Она поставила бутылку назад в холодильник и быстро взглянула на часы, стоящие в книжном шкафу. Они показывали 11.45. До девушки донеслись шаги. Ктото спускался по ступенькам, и она медленно подошла к двери, открыла ее и вышла в коридор. Маленькая четырехлетняя девочка рассудительно смотрела на нее, потом глаза остановились на ее стакане с водой. Норма села на колени и приложила стакан к губам ребенка. - Сьюзи! - вмешался мужской голос. - Не пей у леди воду. Норма взглянула на высокого, мокрого от пота мужчину в расстегнутой спортивной рубашке. - Все нормально, мистер Шустер, - сказала Норма, - У меня ее много. -Ни у кого ее нет в большом количестве. - Мужчина дошел до нижней Ступеньки и подвинул девочку в сторону. - Такого понятия как "много" больше не существует. - Он взял девочку за руку и повел к двери напротив. - Миссис Бронсон, мы уже едем, - проговорил он, постучав в дверь. Миссис Бронсон открыла дверь и вышла в холл. Это была женщина средних лет в тонком домашнем халате. Ее лицо блестело от пота. Выглядела она неряшливо и уныло, хотя Норма могла вспомнить, что не так уж давно это была очаровательная, довольно красивая женщина, да и выглядела она намного моложе своих лет. Теперь ее лицо было усталым, волосы растрепались и не были уложены в прическу. - У вас есть газ? - спросила миссис Бронсон ровным утомленным голосом. - Высокий мужчина кивнул. - У меня двенадцать баллонов. Я посчитал, что его хватит, по крайней мере, до Буффало. - Куда вы едете? - спросила Норма. По ступенвкам спускалась жена высокого мужчины. - Мы пытаемся добраться до Торонто, - ответила она. - У мистера Шустера там живет двоюродный брат. Миссис Бронсон погладила девочку по голове, потом вытерла пот с маленького пылающего лица, - Не думаю, что это мудро - так поступать. Автострады забиты. По радио говорят, что они стоят бампер к бамперу. Даже невзирая на нехватку газа и все остальное... Шустер перебил ее: - Я знаю, - кротко сказал он, - но в любом случае мы должны попытаться. - Он облизнул губы. - Мы просто хотели попрощаться с вами, миссис Бронсон. Мы наслаждались жизнью здесь. Вы были очень добры. - Потом как-то обеспокоенно он обратился к своей жене: - Пойдем, дорогая. С этими словами он поднял единственный чемодан и, держа ребенка за руку, начал спускаться вниз по ступенькам. Жена пошла за ними. - Удачи вам! - крикнула им вслед миссис Бронсон. - Безопасного путешествия! , - До свидания, миссис Бронсон, - отозвался женский голос. Входная дверь открылась и закрылась. Миссис Бронсон долго смотрела вниз, потом повернулась к Норме. --Теперь мы остались вдвоем,- мягко сказала она. - Они последние жильцы? - спросила Норма, показывая на ступеньки. -Последние. Во всем доме нет никого, кроме тебя и меня. .. Из квартиры миссис Бронсон вышел мужчина. В его руках была сумка с инструментами; - Вода снова бежит, миссис Бронсон, - сказал он. - Я не могу дать гарантию, как долго она будет, но какое-то время она не причинит вам беспокойства. Он быстро взглянул на Норму и нервно показал на сумку. - Вы можете заплатить наличными? - спросил он. - У меня есть счет в банке, - ответила миссис Бронсон. Слесарю было не по себе.. - Мой шеф велел мне брать только наличными. - Он извиняюще улыбнулся Норме. - Мы работаем двадцать четыре часа в сутки. В городе каждые полторы минуты ломается холодильник. Все пытаются делать лед, а когда ток отключают каждые два часа, машины не выдерживают. С видимым усилием он снова посмотрел на миссис Бронсон. - Насчет этого счета, миссис Бронсон... - Сколько я вам должна? Мужчина смотрел на свои инструменты и низким голосом проговорил: - Я должен взять с вас сто долларов. Он печально покачал головой. Спокойный голос миссис Бронсон не мог скрыть ее ужаса: - Сто долларов? За пятнадцатиминутную работу? Мужчина кивнул с несчастным видом. - За пятнадцатиминутную работу. Остальные конторы просят по двести и по триста за такую работу. Так длится уже месяц. С тех пор, как... - Он глянул на улицу через окно коридора. - С тех пор, как это произошло. Последовало тревожное молчание, и наконец миссис Бронсон сняла обручальное кольцо. - У меня больше не осталось дене