добрался до площадки и только там обнаружил, что у меня не хватает духу посмотреть вниз - как там идут дела у Эндертона. Вместо этого я смотрел на свинцово-серые воды озера, на далекие купола и вышки космопорта. Давешний снегопад прекратился к полудню, светило яркое солнце, ветер был не сильный. Самая погода для плавания через озеро. Зато здесь было _х_о_л_о_д_н_о_. Мы нарочно дожидались полудня, чтобы воздух прогрелся, а солнце самым удобным для, нас образом освещало Малдун. И все же дыхание вырывалось у меня изо рта клубочками пара. Я был тепло одет, и, пока двигался, мерзли только нос и щеки. Но что будет потом? И это я сам предложил проторчать на верхушке башни Бог знает сколько времени, не отрываясь от телекона! Если я и не разобьюсь насмерть, то уж точно превращусь в сосульку! Тут я ощутил несильный удар по коленке, и услышал хриплый, нетерпеливый голос Эндертона: - Чего ждешь? Лезь дальше. Я посмотрел вниз, что было с моей стороны большой ошибкой. Пэдди был прямо подо мной, ожидая очереди ступить на площадку. Далеко под ним, словно игрушечные, были разбросаны домики, дороги, изгороди, поля. Казалось невозможным, что и наш дом отсюда, всего с половины высоты водокачки, будет казаться таким крошечным. Чтобы побороть страх, я начал карабкаться дальше так быстро, как только мог. Даже слишком быстро. Только когда моя левая нога соскользнула с очередной скобы, и на короткую, но страшную секунду я повис на руках, я снизил темп до разумного предела. Я задыхался. Но скоро надо мной нависла круглая туша резервуара. И наконец я вытянулся на настиле площадки, переводя дух. Только теперь я понял, что громкое дыхание, которое я слышал, принадлежало не только мне, но и Эндертону. Как я не догадался раньше? Возьмите человека, чьи легкие повреждены долгой работой в космосе, да в придачу несчастным случаем. Заставьте его дышать воздухом таким ледяным, что даже здоровяк Джей Хара весь продрог. И наконец, заставьте его лезть на стофутовую башню с тяжелым грузом на спине. Эндертон никогда не доберется до площадки. Он ослабнет и упадет. На какую-то секунду даже хотелось, чтобы он упал, но затем я спохватился и решил спуститься и помочь ему. По крайней мере надо было посмотреть вниз - как он там. Но прежде чем я сделал движение, скобы подо мной заскрипели, и слабый хриплый голос произнес: - Возьми... мешок... пока я не упал. Я перегнулся через край отверстия. При взгляде вниз у меня сразу же закружилась голова, и мелькнула странная мысль: "Что за чушь! Я хочу быть космолетчиком и боюсь высоты!" И все же я сосредоточил внимание на Пэдди Эндертоне. Он висел всего в нескольких скобах от площадки. Его обычно бледное лицо окрасилось в неестественно сине-фиолетовый цвет. Рюкзак с частями телекона был достаточно близко от меня, чтобы я мог схватить его за лямки и потянуть вверх. Спустя двадцать секунд, задыхаясь и дрожа, мы лежали лицом к лицу, на узкой галерейке, опоясывавшей верх башни. Несомненно, у Пэдди Эндертона было много недостатков - больше, чем я знал тогда, - но уж в недостатке воли его никак нельзя было упрекнуть. Пока я думал, что он умирает, он уже выпрямился, глядя через озеро в сторону порта Малдун. - Ах... - произнес он, - ах... - Он судорожно глотал воздух, поэтому слова выдавливал из себя урывками: - Неплохо... Малдун... Сойдет... Сойдет... Он сделал знак, чтобы я помог ему, и начал доставать из рюкзаков детали телекона. Даже в его трясущихся руках они, казалось, сами соединялись друг с другом. Основная часть прибора была собрана за пару минут; мне же оставалось только сидеть и смотреть. В последнюю очередь Эндертон вынул окуляры. Он нацелил их на дальний берег и испустил странный свистящий звук, словно весь воздух разом вышел из его легких. - Вот и все, - произнес он. - Все кончено. Мне конец. Он прислонился спиной к стенке цистерны и положил окуляры на настил. Я поднял их и посмотрел сам. Холодный металл обжигал кожу. Порт Малдун был виден как на ладони. По голосу Эндертона я ожидал сразу же увидеть безрукого мужчину, несущего на спине безногого брата. Но ничего необычного в порту я не заметил. Он был тих и спокоен, между зданиями слонялось не больше десятка человек. И тут я сообразил, что именно было не так. Когда я побывал там в последний раз, порт гудел как улей. Теперь он был почти пуст. Конец навигации. Я все еще смотрел на опустевший порт, когда Эндертон вырвал у меня окуляры и развернул аппарат. Я не сразу понял, что он делает. Он осматривал южный берег и дорогу, ведущую в Толтуну. - Ничего не видно, - пробормотал он наконец. - Но это еще ничего не значит. Они умеют искать. Они уже в пути. Они могут быть здесь в любой момент. Эндертон отложил окуляры в сторону и рискованно свесился через парапет. Сначала он глянул в сторону Толтуны, потом - в противоположную. - Та дорога по берегу, - резко произнес он. - Что там дальше, на севере? Она идет вдоль берега или сворачивает? - Вдоль берега, но не все время. Сначала она уходит восточнее, потом сворачивает у моста в Тулламоре. Я сам там не бывал, но доктор Эйлин - часто. Она говорит, что по глубокому снегу там вообще не проехать. Эндертон не сказал ничего, только схватил телекон и начал разбирать его и запихивать детали в мешок. Я не представлял себе, как это один человек сможет утащить весь этот груз. Только когда он поставил ногу на верхнюю скобу, я понял, что он оставляет его здесь. - Но телекон... - Ничего с ним здесь не сделается. - Он спустился еще на три скобы. - Он твой. Можешь забрать его, когда хочешь. Пошли. Я не имел ни малейшего представления, что он собирается делать, но оставаться на верху водокачки мне тоже не особенно хотелось, а воздух становился все холоднее. Я в последний раз взглянул на мешок с телексном, закинул на спину пустой рюкзак и полез следом. Я не смотрел по сторонам, а тем более я не смотрел вниз, но слышал отчетливо бормотание Эндертона подо мной: - На север нельзя. В Толтуну нельзя. Они наверняка перекрыли дороги. Значит, вода. Ничего другого не остается. Спускаясь, я считал скобы. После семьдесят восьмой мы оказались на промежуточной площадке. Эндертон не останавливался отдохнуть, я - тоже. На сто тринадцатой я, наконец, осмелился посмотреть вниз. Эндертон был уже у самой земли. Лицо его приобрело пурпурный цвет, каждый вздох отдавался стоном. Я продолжал спуск, и вскоре под моими башмаками захрустел снег. Блаженное чувство облегчения и безопасности овладело мной. Только на мгновение. Ибо секунду спустя Пэдди Эндертон схватил меня за руку. Он оперся на мое плечо, одновременно увлекая меня вниз по холму - прочь от дома. - Не туда! - запротестовал я, делая попытку вырваться. - Нет. Только туда! - Его пальцы сжались еще сильнее, и я вскрикнул от боли. - Мы плывем через озеро, Джей! - Но мы не можем! Через полчаса стемнеет! Этот довод он проигнорировал. - Ваши вещи остались дома! - Все нужное у меня с собой. - Он похлопал себя по карману. - Кончай разговор. Ты меня повезешь. Сейчас. - Но мама не знает, где я. Я не могу. - Можешь, если тебе дорога жизнь. Или ты думаешь, Молли Хара предпочтет увидеть сына мертвым? Выбирай! Свободной рукой он полез в карман и вытащил оттуда нож с тонким лезвием. - Ты переправишь меня в порт Малдун, Джей Хара. Сегодня. Или я, не сходя с этого места, перережу тебе глотку и попытаюсь переплыть озеро сам. 6 Раньше мне казалось, я смогу описать, каково это - плыть через озеро Шилин зимней ночью, когда порывы ветра швыряют маленький парусник, а у твоего горла - лезвие ножа. Но я не могу, как ни стараюсь. Наверное, страх сродни боли в ушах или в животе. Когда она проходит, ты знаешь, что это было с тобой недавно, что было больно, очень больно, но стоило ей пройти - и ты уже не можешь почувствовать ее снова или хотя бы вообразить. Я знаю, что в лодке, должно быть, было ужасно холодно, но не помню, чтобы мерз. Я должен был поставить парус и править на далекие огни порта Малдун, но этого я тоже не помню. Все, что я помню, - это сумасшедшее чувство облегчения, когда в четверти мили от берега Пэдди Эндертон убрал нож и вытащил из кармана тот же маленький прямоугольник из черного пластика, который он вертел в руках дома. Казалось, будто с тех пор миновали недели, хотя на самом деле это было только вчера. Теперь он сделал с ним что-то другое, так как воздух вокруг карточки вдруг наполнился разноцветными светящимися точками, которые к тому же двигались. Эндертон долго смотрел на них, потом его рука протянулась в самую середину этого сияния. Огоньки погасли. В его руках снова был неприметный черный прямоугольник. Наверное, восхищение при виде этих волшебных огней послужило причиной того, что я не заметил перемены в самом Эндертоне. Уже тогда, когда мы спустились с водокачки и продирались сквозь метель к пристани, дыхание его сделалось совсем хриплым и болезненным. Оказавшись же в лодке, я был слишком занят, чтобы обращать на него внимание. Теперь же каждый его выдох был громким болезненным стоном. Внезапно он схватился за горло. Его лицо казалось в темноте белым пятном, и я наклонился поближе. В этот момент он кашлянул, дернулся и упал ничком, ударившись головой о мое колено, а затем - с глухим стуком - о деревянную банку. Поначалу я решил, что он сделал это нарочно. Потом, очнувшись, я протянул руку и потряс его за плечо: - Мистер Эндертон! Он лежал лицом вниз, зацепившись ногами за банку. Если бы не это, я думаю, он свалился бы за борт. Но так или иначе, лодка была слишком узкой, и у меня не хватало сил, чтобы поднять или хотя бы перевернуть его. Я наклонился к нему, почти прижавшись к его голове лбом. Он дышал, но редко и неровно. Я посмотрел вперед. Мы одолели не больше четверти пути. Ветер был попутный, огни порта ярко сияли в темноте, и мы могли бы без особых затруднений попасть туда. Но что я там буду делать? Я не сомневался, что у Пэдди Эндертона были на этот случай свои планы, но какие именно, я не знал. А учитывая то, что порт пуст, вряд ли кто-нибудь поможет мне вытащить его из лодки. С другой стороны, что он сделает, если я поверну обратно, а он придет в себя и обнаружит, что я нарушил его приказ? За меня все решила погода. Пока я сидел, не зная, что предпринять, вновь пошел снег. Спустя всего несколько минут огни Малдуна исчезли за белой завесой. Я наклонился и обшарил карманы Пэдди. Найдя нож, я выкинул его за борт. Только после этого я развернул лодку, вновь поставил парус и направил ее к восточному берегу. Огни Толтуны тоже не были видны, поэтому править приходилось наугад. Мне повезло - я подошел к берегу всего в паре сотен ярдов к югу от нашего причала. Подвести лодку к причалу и привязать ее мне не составило труда, но даже в хорошую погоду я не смог бы дотащить Пэдди Эндертона до дома. Ему пришлось остаться в лодке - лежа ничком с припорошенной снегом спиной и непокрытой головой, - пока я бежал домой, молясь про себя, чтобы мать не отправилась искать меня, чтобы дома оказался хоть кто-то, способный помочь. Мать была на кухне. И дядя Дункан тоже. - Вот, Молли, - сказал он, когда я ворвался в дом. - Я ведь говорил тебе, что с ним все в порядке. - Джей! - начала было мать. - Я тысячу раз говорила тебе... - И тут она увидела мое лицо. - Мистер Эндертон... - выдохнул я. - Ему очень плохо. На берегу. Я не могу втащить его. В обществе гостей-космолетчиков матери нравилось разыгрывать из себя слабую и беспомощную. На деле-то она не была такой, и ее реакция была лучшим тому подтверждением. - Потерял сознание? - спросила она. - Когда я его оставил, он был без сознания. - Ладно, - сказала она, ничего больше не спрашивая. - Дункан, мне нужно одеяло и что-нибудь, на чем его можно будет нести. Нет, сама найду. Ты бери фонарик и наши пальто. Быстро. Мать взялась за дело. И сразу же я почувствовал себя совершенно опустошенным. Все, чего мне хотелось, (это лечь на пол - прямо здесь, на теплой кухне) и уснуть. Но и этого я не мог: мать вновь послала меня на улицу. Показывать дорогу. Пэдди Эндертон не сдвинулся с места с той минуты, когда я его оставил, и на какое-то мгновение мне показалось, что он мертв. Но он застонал, когда дядя Дункан вытаскивал его, и бормотал что-то невнятное, когда его заворачивали в одеяло. Я стоял рядом, готовый в случае необходимости помочь, но все, что мне позволили - это светить фонариком. Мать и дядя Дункан отнесли его в дом и уложили на кушетку, поближе к огню. Цвет его лица был ужасен: свинцово-серый если не считать розовых пятен на скулах. Мать прижалась ухом к его груди и оставалась в этом положении довольно долго. Наконец она выпрямилась и подошла к стулу у кухонного стола, на котором я сидел. - Мне очень жаль, Джей, - тихо сказала она, - но тебе придется выйти еще раз. Мы сделаем все, что можем, но без помощи врача он умрет. Что заставило его выйти в озеро в такую погоду с его-то легкими? Она даже не ждала моего ответа, хотя он был у меня наготове. - Ты знаешь, где живет доктор Эйлин. Иди к ней. Скажи ей, что случилось. Скажи, что твоя мать говорит, что это срочно, и приведи ее с собой. Иди, и постарайся обернуться побыстрее. И прежде, не успев опомниться, я вновь оказался в морозной тьме на южной дороге. Снежные хлопья бесшумно ложились мне на плечи. С самого начала снегопада по дороге не прошел никто; местами я проваливался в снег по колено. Я брел, упрямо наклонив голову. Хорошо хоть ветер дул мне в спину. По крайней мере глаза и лицо оставались незапорошенными. Все остальное было менее утешительным. День меня измотал - как душевно, так и физически, - и я едва держался на ногах. Не одолев и сотни ярдов, я остановился, не в силах сделать более ни шага. Так я никогда не доберусь до доктора Эйлин. Я просто-напросто свалюсь от усталости, и первый, кто пройдет утром по этой дороге, наткнется на мой окоченевший труп. На мысль, спасшую мне жизнь, меня подтолкнул ветер. До меня вдруг дошло, что стоит спуститься с дороги к берегу, и я окажусь точно в том месте, где привязана моя лодка. С попутным ветром будет проще простого дойти до домика доктора Эйлин у озера. Даже ночью черные воды озера и белый заснеженный берег не дадут мне сбиться с пути. Я еще обдумывал все это, а ноги уже сами шагали вниз к причалу. Спустя пару минут я был в лодке, стряхивая снег с паруса. Еще минута - и лодка плавно скользила вдоль берега. Плавание представлялось мне сущей ерундой, но как обычно, действительность оказалась не такой простой и приятной, как рисовало мое воображение. Пальцы окоченели почти сразу же, так что приходилось держать румпель одной рукой, пока вторая отогревалась под курткой. Затем настала очередь... гм... нижней части тела. Это не шутка - три четверти часа сидеть съежившись на деревянной банке. Штаны промокли довольно быстро, и ощущение оказалось не из приятных. В довершение всего я пережил несколько неприятных минут, когда потерял из вида береговую линию. Однако с этим справиться оказалось проще всего - достаточно было взять курс левее, и вскоре я увидел огни Толтуны, а там уже и дом доктора Эйлин показался. Оставалось неясным одно: будет ли она дома, или чей-то срочный вызов выгнал ее в ночь. Так или иначе, в одном я был уверен: дом доктора Эйлин - последний пункт моих сегодняшних странствий. Разумеется, в этом я тоже ошибся. Вообще на протяжении тех двух дней каждый раз, когда, как мне казалось, я знал, как повернутся события, на деле все происходило с точностью до наоборот. Доктор Эйлин была дома и, несмотря на поздний час, совершенно одета. Поэтому стоило мне произнести: "Мама говорит, это очень срочно", как она втолкнула меня в свой глайдер и направила его на север, к нашему дому. Хорошо, что машина прилетела над заснеженной дорогой так же легко, как над чистой. Еще большей удачей было то, что доктору Эйлин приходилось порой жить в машине по несколько дней, так что на маленькой плитке в задней части салона можно было подогреть еду и питье. Поэтому не успели мы миновать Толтуну, как я снова почувствовал себя человеком. Я, по мере возможности, ответил на вопросы, рассказав о прерванном плавании в порт Малдун, о приступе у Пэдди Эндертона, о его симптомах и о моем отчаянном решении добраться до нее по воде. Последний вопрос вызвал, похоже, наибольший интерес. Доктор Эйлин спокойно сидела в водительском кресле и вела глайдер быстро, но аккуратно. Я сидел за ее спиной, не глядя по сторонам - тем более, что стоило нам тронуться, как все скрылось за белой пеленой. - Я правильно поняла, - неожиданно произнесла доктор Эйлин, - что ты не мог пройти по дороге, потому что там не было утоптанной тропы? - Верно. От нашего дома до Толтуны не проходил никто. - Значит, с тех пор кто-то по ней прошел. И не один. Посмотри сам. Снег уже заметал следы, но они виднелись еще достаточно четко. Пять или шесть разных следов, и все они вели в направлении, куда ехали мы сами. Обратно не вел ни один след. Я вылез из машины и пошел по следам, совершенно уверенный в том, что вот-вот они свернут с дороги в гору или вниз, к берегу. Следы не сворачивали. Они тянулись непрерывной цепочкой и упирались прямо в крыльцо нашего дома. Даже тогда я не встревожился. Удивился, да. Кому понадобилось навестить нас в такой час, в такую погоду? Но опасности я не чувствовал. Зато доктор Эйлин остановила машину в двадцати ярдах от дома и осторожно ступила в глубокий снег. - Подожди-ка здесь, Джей, - сказала она. Но было уже поздно. Я выбрался из машины следом за ней. На крыльце, сразу за кромкой нанесенного снега, виднелся странный бело-красный комок. Я подбежал к нему. Это был Чум. В луже крови. Мой маленький горностай был распорот от шеи до хвоста и пригвожден к деревянной ступеньке одним из наших длинных кухонных ножей. - Джей! - окликнула меня доктор Эйлин. Но я уже распахивал входную дверь, заранее содрогаясь от того, что увижу. То, что предстало моему взгляду, поначалу оправдало самые худшие мои опасения. В гостиной - ни души, но вся мебель была изломана и перевернута. На полу лежал, вытянувшись, Пэдди Эндертон. Его лицо потемнело, и он не дышал. Все кухонные шкафы и полки были распахнуты, а их содержимое вышвырнуто на пол. И никаких следов матери или дяди Дункана. Пока доктор Эйлин осматривала Пэдди Эндертона, я бросился наверх. Лестничная площадка была пуста. Дверь гостевой - в данный момент моей - спальни раскрыта настежь, внутри царил тот же разгром. Все мои пожитки валялись, разбросанные по полу. Ощущая в животе неприятную пустоту, я толкнул дверь в спальню матери. Она была там - лежала лицом вверх на кровати. Пальто, которое было на ней, когда я отправлялся к доктору Эйлин, было сорвано, платье разодрано от шеи до талии. Руки ее были связаны, на рту - широкая повязка из обрывка платья, на левой щеке - ссадина. Но когда я бросился к ней, она открыла глаза и оторвала голову от подушки. - Доктор Эйлин! - крикнул я, почти сорвавшись на визг. Я повернул голову матери, чтобы добраться до узла на кляпе. - Мама здесь, живая. Ее били! Пока я возился с кляпом, Эйлин Ксавье взлетела по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и ворвалась в спальню. - Посторонись, Джей, - она оттолкнула меня и перерезала кляп одним движением скальпеля. А я и не заметил, как он оказался в ее руках. Мать закашлялась и выплюнула комок материи. Доктор Эйлин отступила на шаг и быстро осмотрела ее с головы до пят. - Дункан Уэст? - спросила она. Мать отрицательно мотнула головой. Она попыталась сказать что-то, но у нее вырвался только кашель. - Джей, посмотри в третьей спальне! - повернулась ко мне доктор Эйлин. Теперь-то я понимаю, что она просто отсылала меня из комнаты, чтобы осмотреть мать. Но тогда это просто не пришло мне в голову, и я двинулся в мою старую комнату наполовину уверенный в том, что найду там тело дяди Дункана. Я ошибался. Комната была пуста в том смысле, что в ней никого не было. Зато разгром тут царил почище, чем в других комнатах. Бес было не просто разбросано, все было разбито на мелкие куски - содержимое Эндертонова сундука, шкафов, полок. Стол лежал вверх ножками. Занавески сорваны и располосованы. Матрас выпотрошен, и клочья набивки были раскиданы по всей комнате. Даже окно было распахнуто настежь, и кто-то явно проверял лезвием ножа, не спрятано ли что-нибудь под слоем снега на карнизе. Я совершенно бестолково топтался минуту-другую среди всего этого бедлама, потом опомнился, закрыл окно и вернулся в спальню к матери. Она уже сидела. - Дядя Дункан... - начал я. - С ним все в порядке, - сказала доктор Эйлин. - Он ушел сразу за тобой поискать помощи где-нибудь еще. Задолго до того, как они здесь появились. Мать кивнула, подтверждая это, и одарила меня улыбкой. Улыбка вышла, впрочем, несколько кривоватой. - Мистер Эндертон? - спросил я. - Его... его... Я вдруг обнаружил, что никак не могу выговорить конец вопроса. - Боюсь, он мертв. - Доктор Эйлин помогла матери подняться на ноги. - Умер собственной смертью, спустя несколько минут после того, как ты ушел. Что бы он там ни делал сегодня, эта нагрузка оказалась слишком большой для его сердца. - Должно быть, она заметила мое виноватое выражение лица. - Не скисай, Джей. Видишь ли, я вряд ли смогла бы спасти его, будь я здесь вовремя. Он не следил за своим здоровьем даже после того, как я его предупредила. Ладно, дай руку матери и давай выбираться отсюда. Вы оба проведете ночь у меня. - Вы думаете, они вернутся? - Я не знал, кто это "они", но смертельно их боялся. Они убили Чума просто так, ни за что ни про что. Он был самым безобидным из всех безобидных зверьков на свете, пухлый комочек меха, который ни на кого никогда не нападали. - Мы не знаем, кто они такие, - ответила доктор Эйлин, - поэтому неизвестно, вернутся они или нет. Но они очевидно искали что-то, старательно искали и все же не нашли. Их было четверо, и я не знаю, захочет ли кто-нибудь из них попытаться еще раз. - Не думаю, что попытается. - Голос матери был чуть громче шепота. Мы накинули на нее пальто и повели из комнаты. - Они спорили, уходя. Они... они сменили тему. Она посмотрела на свое изорванное платье, потом на доктора Эйлин. - Тебе чертовски повезло, Молли, - заявила доктор Эйлин. - Повезло, что их головы были заняты другим, что времени у них было в обрез. - Не без моего участия, Эйлин. - Судя по голосу, мать приходила в себя. - Я не удержалась от некоторых комментариев. Так, мелочь, просто чтобы они слегка перессорились. - Но куда они делись потом? - обратился я к доктору, открывавшей нам дверцу машины. - Мы видели следы, ведущие сюда, и никаких - обратно. Она не ответила, только указала рукой на спуск к озеру. К воде вели несколько цепочек припорошенных снегом следов. Похоже, не один я додумался до того, что плыть в лодке гораздо легче, чем пробиваться по заснеженной дороге. Однако когда я погрузился в мягкое кресло докторской машины и закрыл глаза, в мою усталую голову закралась еще одна мысль: загадочные налетчики, возможно, руководствовались совсем другими соображениями. В отличие от глубокого снега на глубокой воде не остается следов. 7 Что касается следующего утра и большей части дня, то я их проспал. Поэтому, что бы там ни говорила доктор Эйлин насчет писания "понаслышке", про этот день я ничего больше сказать не могу. По крайней мере, до той минуты, когда я уселся на кухне у доктора Эйлин перед миской, полной сортовых оладий, и сковородкой с яичницей. Напротив восседал дядя Дункан собственной персоной. Он зевал, потягивался и всеми прочими способами выказывал недовольство тем, что ему не удалось выспаться. За завтраком - хотя по времени это был скорее обед - выяснилось, что он вернулся к нам домой, притащив с собой, за неимением никого другого местного ветеринара. То, что они застали в доме, немало их озадачило: полнейший разгром, труп Пэдди Эндертона на полу и никаких следов ни меня, ни матери. Как люди рационального склада ума, они, вместо того, чтобы вываливаться на снегопад, разожгли печь и оставались в доме до утра. Налетчики, кто бы они ни были, больше не возвращались, и, в конце концов, дядя Дункан решил отправиться к доктору Эйлин. Матери повезло меньше. Она сидела наедине с мертвым Эндертоном, когда в дом без предупреждения ворвались четверо мужчин. Вид Пэдди Эндертона, лежавшего без признаков жизни, привел их в ярость. - Они не могли в это поверить, - рассказывала мать. - Самый большой из них подбежал к нему и пнул его йогой, ругаясь так, будто тот умер нарочно, чтобы им досадить. "Проклятый Черный Пэдди" - так они его называли. Старший обыскал одежду Эндертона, потом послал остальных обыскать дом, а сам допрашивал меня. Ну а я как могла прикидывалась дурочкой. Сказала, что Эндертон только снимал у меня комнату наверху и почти не спускался вниз. Больше я и сама-то ничего не знала, так что казалась, поди, дура дурой. - Да уж, наверное, - согласилась доктор Эйлин. Все утро она провела у пациентов, да и сейчас снова собиралась, уходить. - Ты можешь их описать? - Наверное. Только смысла в этом мало, разве только если сама увижу их снова. Они космолетчики, в этом я уверена, но больше ничего необычного в них не было. - Никого без рук или без ног? - неожиданно для всех выпалил я и покраснел, увидев реакцию Дункана Уэста. Он смотрел на меня как на полоумного. - Я пыталась заставить их проговориться, что они ищут, - продолжала мать, - но у меня ничего не вышло. Я открыл было рот, готовый рассказать всем о телеконе, что остался на верхней площадки водокачки. Но следующие слова матери отмели это предположение. - За чем бы они ни охотились, - сказала она, - размером это не больше ладони - судя по местам, где они искали. Они рылись всюду, ничего не находили, и бесились все больше. Потом начали ломать вещи. Вот тогда и мне досталось немного - так, чуть-чуть, они просто злобу срывали. Потом они пошли наверх и там связали меня. Сдается, они имели на меня и другие виды, но тот, большой, приказал им забыть об этом: мол, шеф ждет, а шеф сказал не усердствовать с рыжей бабой. - Тебе повезло, - заметил дядя Дункан. - Ну уж, не знаю, - улыбнулась ему мать, обращаясь тем не менее к доктору Эйлин. - Мне кажется, еще минут пять, и я сумела бы заставить их вцепиться друг дружке в глотку. - Или перерезать твою, - заметила доктор Эйлин. - Молли, ты неисправима. Пошли. Отвезу вас с Джеем домой. А потом найду в Толтуне четверых мужиков покрепче, чтобы остались с вами во избежание неприятностей. Я выглянул в окно. Небо было чистым, выпавший снег быстро таял. - Перегоню-ка я лодку домой, - сказал я. - Лучше сделать это сейчас. - Ладно, - без особого энтузиазма согласилась мать. - Только на этот раз никаких фокусов далеко от берега. Мне не хотелось бы думать, что ты увиливаешь от уборки комнаты. Выражение "убирать комнату" приобрело в этот день совершенно особый смысл. Пока они выходили из дома, я понял, что мать права. Мне _н_е х_о_т_е_л_о_с_ь_ возвращаться домой. Но к уборке это не имело никакого отношения. Скорее, это было воспоминание о Чуме - походя убитом и пришпиленном к крыльцу. Что бы там ни натворил Пэдди Эндертон, что бы ни хотели от него те, другие, этого делать они не должны были. У меня сразу пропал аппетит. Я вымыл посуду, накинул пальто и пошел туда, где была привязана моя лодка. Ночное плавание и то, что за ним последовало, представлялись теперь каким-то нереальным сном. Я даже удивился, обнаружив все таким, каким оставил ночью: наспех убранный парус, заснеженные банки и дно лодки. Пришлось прежде навести в лодке хоть какой-то порядок. Я взял деревяшку побольше и, используя ее как лопату, начал сгребать снег и скидывать его за борт. Не прошло и двух минут, как я наткнулся на черную пластиковую карточку. Она лежала на дне. Там, где выпала из рук Пэдди Эндертона. Мать ясно и недвусмысленно наказала мне без промедления плыть домой. Но никакая сила во Вселенной не помешала бы мне усесться на дно лодки и рассмотреть эту загадочную штуку. Она было тонкой, не толще обычной пластиковой кредитной карточки, и на первый взгляд ее поверхность была гладкой. При более тщательном рассмотрении я обнаружил на ней дюжину чуть заметных углублений, каждое в размер подушечки пальца. Я нажимал на все - сначала по очереди, потом попарно. Никакого результата. Но ведь появился же минувшей ночью странный узор из светящихся точек! Что делал Эндертон? Я попытался вспомнить и довольно скоро пришел к выводу, что не имею об этом ни малейшего представления. Не то, чтобы я не мог вспомнить; просто в тот момент было темно, и пока вспыхивали эти странные огоньки, я вряд ли обращал на карточку больше внимания, чем на нож, что был у него в руках. Еще минуту-другую я ломал голову, потом сдался и вылез из лодки на причал. Доктора Эйлин Ксавье дома уже нет. Она везет мать к нам. Вопрос только в том, задержится ли она у нас настолько, чтобы я успел застать ее, если отплыву сейчас же? А если нет, куда она поедет дальше, домой или к пациентам? В очередной раз за эти дни за меня все решил ветер. Он усиливался; маленький вымпел на мачте зеленым пальцем указывал на север. На север. Домой. Я запихнул пластиковую карточку во внутренний карман куртки так, чтобы у меня не возникало соблазна возиться с ней в неподходящее время, поставил парус и отправился домой. Была идеальная погода для прогулки под парусом: тихая и ясная, с попутным ветром. Тишина нарушалась только шелестом рассекаемой воды. В любой другой день я наслаждался бы каждым мгновением такого плавания. Только не сегодня. Я почти не замечал царившей вокруг меня красоты, и все по причине, которая кому-нибудь другому показалась бы мелкой в сравнении с другими неприятностями. Мать моя унижена и избита. Пэдди Эндертон - мертв. Дом - разгромлен. Но я думал только о Чуме. Когда я вернусь домой, мне придется выдернуть нож, пригвоздивший его к крыльцу, унести маленькое тельце от дома и закопать его. Перед моими глазами отчетливо стояла картина; четверо разъяренных мужчин вываливаются из дома на заснеженную улицу. Чум, исполненный веры в то, что весь мир любит его, что каждый бегущий человек собирается с ним поиграть, радостно бросается им навстречу. Человек шарахается от неожиданности и, выругавшись, взмахивает ножом... По крайней мере все произошло быстро. Чуму повезло - он умер, так и не поняв, что произошло. Но это мало утешало меня. Лодка подошла к пристани у нашего дома. Я ощупал карман. Одно я знал наверняка: если они искали именно эту вещь, от меня они ее не получат... ...если только я смогу им помешать. Эта мысль неожиданно пришла мне в голову, когда я начал подниматься наверх по тропинке. Мои шаги замедлились. Еще пара шагов - и меня увидят из дома. Машины доктора Эйлин на дороге не видно. Скорее всего она уже уехала, а мать сидит дома в окружении решительно настроенных мужиков из Толтуны. Наверное, она уже начала уборку. А если нет? Допустим, мать и доктор Эйлин еще не добрались сюда, а те, кто врывался в дом ночью, вернулись и ждут теперь не дождутся... кого? Меня? И того, что лежит у меня в кармане. Я немного отошел по тропинке назад и опустился на одно колено. Здесь было любимое убежище Чума - нора, которую он старательно выкопал и выстелил сухими листьями. Я вытащил черный пластиковый прямоугольник и сунул его в круглое темное отверстие. И тут же отшатнулся: мои пальцы наткнулись на холодный, мокрый мех. Труп Чума. И никто, кроме моих близких, не знал об этом его убежище. Я вскочил и, не выпуская из рук пластиковой карточки, бегом бросился к дому. Когда мне оставалось пробежать каких-то двадцать ярдов, с грохотом пушечного выстрела распахнулось окно, и в нем показалась голова матери. - Джей! Я что тебе говорила? Домой, быстро! Я остановился. - Чум... - Я позаботилась о нем. Я отнесла его в его норку. Если ты хочешь, чтобы он был похоронен где-нибудь еще... - Нет, - я не мог поднять на нее глаза, хотя она только хотела помочь мне. - Там его дом. Пусть остается. Я сунул Эндертонову карточку в карман и побрел в дом. Кухонные шкафчики и полки снова стояли и висели на своих местах, обломки были убраны. Три мужчины из Толтуны играли за столом в карты. Я знал их. Это были крепкие, уверенные в себе люди. Они кивнули мне в знак приветствия. - Я не трогала твою комнату, - сказала мать. - Мне казалось, ты предпочтешь разбирать ее сам. Пойдем посмотрим. Когда мы оказались на верхней площадке, я понизил голос до шепота: - Мама! Я нашел то, что эти люди искали ночью. Она застыла в дверях гостевой спальни и торопливо оглянулась на лестницу. Первый раз в жизни мне показалось, что она боится. - Ступай в мою комнату, - сказала она и, пропустив меня вперед, плотно закрыла за нами дверь. - Ну, что ты там нашел? Я вынул такую безобидную на вид карточку из черного пластика и рассказал ей, откуда она у меня. Взяв ее у меня из рук, мать повертела ее перед глазами. - У него вчера эта штука работала, - сказал я. - Он заставил ее светиться в воздухе какими-то огоньками. Но я не знаю, как ее включать. Что это, а? - Не знаю. - Мать присела на краешек кровати. Ее комната тоже приобрела почти нормальный вид. Она потыкала пальцем в углубления на пластике. - Если хочешь знать мое мнение, я бы сказала, что эта вещь сделана не на Эрине. И вообще не в Сорока Мирах. Это значит, она очень старая, еще до Изоляции. Было очень странно слышать от нее такие рассуждения. - А мне казалось, ты не веришь в Сверхскорость. - О, я просто не спорила с Дунканом. Он говорит, что ее никогда не было. Но если бы ты побывал в большом музее в Роскоммоне, ты бы убедился в том, что мы давным-давно прилетели сюда с другой звезды и что люди и грузы на протяжении веков прибывали на Эрин. И так было до того дня, когда эта связь исчезла. - Что же ты тогда не свозила туда дядю Дункана, не показала ему? - Очень просто. Ему жаль времени. Он говорит - и я отчасти с ним согласна - какая разница? _Т_е_п_е_р_ь_ у нас нет Сверхскорости, так что надо приспосабливаться к жизни без нее. Я и сама не любительница копаться в прошлом, а уж Дункан Уэст как никто другой живет только сегодняшним днем. За это он мне и нравится. Он здесь в настоящем. - А где, кстати, он сам? - До меня вдруг дошло, что его нет в доме. - Ушел, как только убедился, что я под надежной охраной. Он сказал, что бы там ни было вчера, а сегодня ему надо зарабатывать на хлеб. Все время, пока мы говорили, мать внимательно изучала черную пластинку, пытаясь нажать углубления в разных сочетаниях. - Вот! - сказала она наконец. - Вот как она работает. Я наклонился поближе. Никакого намека на красивую трехмерную игру огоньков, что я видел в лодке, зато на темной поверхности высветился ряд цифр и обозначились круглые пятна. - Как ты это сделала? - Я ее только включила. Она, наверное, была защищена от случайного срабатывания. Чтобы включить ее, надо нажать одновременно сюда, сюда и сюда. Видишь? Три пальца одновременно надавили на пластинку. Цифры исчезли, осталась только ровная черная поверхность. Стоило матери надавить еще раз, цифры появились снова. - Но что это такое? - спросил я. - Не знаю точно, но мне кажется, это что-то вроде калькулятора. Так или иначе, трудно поверить, что прошлой ночью они искали именно эту штуку. Держи, - она протянула ее мне. - Теперь, когда Пэдди Эндертон умер, у тебя на нее больше прав, чем у кого бы то ни было. Она встала. - Ладно. Займись пока разборкой своей комнаты и комнаты, где жил Эндертон. Постарайся привести их в порядок. Складывай все, что принадлежало мистеру Эндертону, отдельно. Потом вынесешь это на лестницу. Когда разберешься с его барахлом и решишь передохнуть, можешь возиться с этим калькулятором. - Ночью это был не просто калькулятор. - И тут я сообразил, что красивые огоньки были дисплеем. Странным, но дисплеем. То, что я держал в руках, вполне могло быть и калькулятором. Или чем угодно еще. - Как ты думаешь, дядя Дункан сможет заставить эту штуку работать? - Поговори с ним, хотя нет, не думаю. Что бы это ни было, наверняка это микроэлектроника. Его недостаточно просто встряхнуть. Встряхнуть. Это замечательно характеризовало талант Дункана Уэста, хоть и не полностью объясняло его. Слава его гремела по всему южному побережью озера Шилин, где он пробавлялся (и неплохо), починяя любые механические устройства, вышедшие из строя. Мне приходилось видеть машины, которых притаскивали к нашему дому на буксире отчаявшиеся, проклинавшие все на свете владельцы, а час спустя они уезжали прочь своим ходом - после того, как Лункам поколдовал над механическими потрохами их драндулетов. Иногда это было не так быстро и легко. Я помню, как после обеда он засиживался за столом над сломанными часами. Утром, когда я вставал к завтраку, весь стол был завален винтиками и колесиками, а дядя Дункан сидел над ними все в той же позе. Как сказала мать, он был весь в настоящем; возможно, поэтому точное время так волновало его. Как правило, где-нибудь к полудню все винтики и колесики бывали собраны воедино, и дядя Дункан, уходя, уносил с собою идеально работающие часы. Я посидел у окна, ломая голову над загадкой Пэдди Эндертона, и решил, что меня и самого не вредно было бы встряхнуть. Мать просила убраться в комнате, но, разумеется, я об этом тут же забыл. Слишком уж тянула меня к себе эта загадочная черная пластинка. Включать и выключать ее оказалось проще простого - после того, как мне это показали. Ненамного сложнее было использовать ее как обычный калькулятор. Для этого достаточно было найти точки, соответствующие арифметическим действиям. Но ведь этим ее возможности не ограничивались! Целых три ряда углублений были предназначены неизвестно для чего. Поэтому я продолжал свою работу - если только так можно назвать то бессистемное (и безрезультатное) тыканье пальцами - еще несколько часов. Один раз за это время в комнату заглянула мать. Как ни странно, она вышла, не сказав ни слова. В конце концов мои усилия увенчались-таки успехом, хотя моей заслуги в этом нет ни капельки. Все знают шутку об обезьяне, которая если дать ей пишущую машинку и неограниченное время, настучит шедевр. Примерно то же имело место и со мной. Я наткнулся на сочетание, с моей точки зрения ничем не отличавшееся от других. Внезапно пластинка исчезла, а воздух передо мной наполнился крошечными разноцветными светящимися точками. Я бестолково таращился на них, одновременно пытаясь вспомнить, что же именно я сделал. Два обстоятельства были мне ясны с самого начала. Во-первых, это не совсем то, что сотворил Пэдди Эндертон ночью. Эти огоньки не двигались. Во-вторых, хотя поверхность пластинки сделалась почти невидимой, как бы растворившись в дымке, я продолжал видеть цифры. Это была мучительная минута. С одной стороны, я должен проверить, верно ли я запомнил сочетание "кнопок" с тем, чтобы в любой момент воспроизвести объемное изображение, с другой - я отчаянно боялся выключить эту штуку. А вдруг я не смогу включить ее снова? Наверное, лучше всего было бы пойти к матери и показать ей, чего я д