ения?! - Мы изменили методы работы и не думали, что все так получится, - голос Делагарда сделался несколько более энергичным. - Послушайте, Лоулер, вы хоть представляете себе, насколько ценны самородки этих минералов? Они могут совершенно преобразить все наше существование в этой чертовой водяной дыре, которую какой-то идиот почему-то назвал планетой! Откуда мне было знать, что ныряльщики заплывут прямо в эту треклятую сеть подъемника? Заплывут да еще останутся там после сигнала о начале выборки? - Ныряльщики оставались там не по своей доброй воле! Скорее всего, они запутались. Разумные животные такого типа никогда не пойдут на такой шаг по собственной воле: ведь сеть поднимается со скоростью метр в секунду. Причем с большой глубины! Делагард бросил на Вальбена взгляд, исполненный откровенного вызова, и пробурчал: - Все произошло так, как я рассказывал. Причины произошедшего мне неизвестны. - Но тень наглости мгновенно исчезла, и снова на доктора смотрели умоляющие, ожидающие чуда глаза. "Неужели он все еще питает какую-то надежду? Даже сейчас?" - изумился Вальбен. - Разве нет никакой возможности помочь им? Совсем безнадежно? Ведь вы могли спасти их? - Ну, конечно, я мог! Я очень многое мог бы. Но, по всей видимости, находился не в настроении! - Извините. Я сказал глупость. - Коммерсант выглядел почти сконфуженно. - Понимаю, вы сделали все, что в ваших силах... Послушайте, я могу в качестве оплаты послать вам что-нибудь в ваш ваарг... Например, упаковку бренди из трав или несколько хороших корзин... А может, полуфабрикатов для бифштексов из мяса бангеров на целую неделю... - Бренди... - повторил Лоулер. - А что? Неплохая идея. Я смогу напиться и позабыть обо всем, что здесь увидел. - На какое-то мгновение он закрыл глаза. - Кстати, джилли известно, что у вас сегодня ночью находились три умирающих ныряльщика. - Известно?! Но вы-то откуда можете знать это? - Я встретился сегодня утром с несколькими аборигенами во время прогулки по берегу залива, и они были так настроены, что мне показалось, джилли готовы оторвать голову не только с моих плеч. Гидранцы просто сходили с ума от гнева! А вы что, не видели, как они прогнали меня? - Лицо Делагарда неожиданно приобрело пепельно-серый оттенок, и он отрицательно покачал головой. - Да, да, прогнали! Но я ведь не сделал ничего дурного, кроме того, что, вероятно, слишком близко подошел к их электростанции. Но они раньше не считали эту территорию запретной... Поэтому пришлось задуматься и прийти к выводу... Да, да, не смотрите так удивленно. Их поведение напрямую связано со случаем с ныряльщиками! - Откуда такие выводы? - Вы считаете, есть и другие причины? - Ладно. Тогда садитесь... Док, нам нужно поговорить. - Только не сейчас. - Послушайте меня! - Не желаю ничего слушать! Понятно? Я не могу без толку тратить время... Существуют и другие дела. Наверное, меня уже ждут пациенты. Черт побери, в конце концов, я еще не завтракал. - Док, подождите лишь секунду... Пожалуйста... Делагард протянул к нему руку, но Лоулер отмахнулся. Внезапно Вальбена затошнило от жаркого сырого воздуха в сарае, смешавшегося со сладковатым запахом начинающегося разложения трупов. У него закружилась голова. Даже терпение и выдержка врача имеют свои пределы. Лоулер обошел Делагарда, словно столб, и вышел на улицу. Застыв у двери, доктор несколько мгновений стоял, покачиваясь и закрыв глаза. При этом он глубоко дышал и прислушивался к урчанию в пустом желудке и к скрипу пирса под ногами. Наконец Вальбен выплюнул что-то сухое и зеленое и уставился на собственный плевок, словно увидел нечто удивительное. Господи! Ну и утро! Наступил рассвет. Сорве располагался вблизи экватора, и солнце здесь всходило над горизонтом очень быстро. Утреннее небо выглядело просто изумительно: ярко-розовые полосы перемежались с вкраплениями оранжевого и малахитового, разбросанными по небесному своду. "Как это похоже на саронг Делагарда", - подумал Лоулер. Он уже полностью успокоился. Для этого многого не понадобилось - просто вышел из сарая и вдохнул свежего морского воздуха. Теперь в нем поднималась новая волна негодования, отдававшаяся неприятным резонансом во всем теле. Вальбен отвернулся, опустил голову и снова сделал глубокий вдох, стараясь избавиться от омерзительного ощущения гадливости. "Интересно, что мне нужно? - спросил сам себя доктор. - Наверное, поскорее добраться домой. Итак, дом, завтрак и капля или две наркотической вытяжки из трав... После этого можно приниматься за обычную повседневную работу". Облегченно вздохнув, он стал подниматься по склону. А в глубине острова уже проснулись люди, засуетились и приступили к делам. На Сорве никто не спал после наступления рассвета. Для сна существовала ночь, день полностью отдавался труду. На обратном пути в свой ваарг, где ему предстояло ожидать очередную утреннюю партию как по-настоящему больных, так и хронических ипохондриков, Лоулер встретил и пожелал доброго утра значительной части всего человеческого населения острова. Здесь, на узком краешке Сорве, где жили люди, все постоянно сталкивались друг с другом. Большинство из тех, с кем он здоровался, поднимаясь по пологому склону, были ему давно знакомы уже на протяжении десятилетий. Почти все население нынешнего человеческого поселка родилось на Гидросе, а более половины людей появилось и выросло прямо здесь, на этом острове, кстати, как и сам Лоулер. Поэтому о большинстве из них нельзя сказать, что они по собственной воле решили провести свою жизнь на чуждом им "водяном шарике". Сама Судьба соизволила распорядиться ими. Так что другого варианта просто не существовало. Лотерея жизни в момент рождения выдала младенцу билетик на Гидрос, и если он оказался здесь, то уже не мог покинуть планету ни под каким предлогом - здесь не имелось космодромов и не было другого способа сбежать отсюда, кроме как отправиться в мир иной. Появившись на Гидросе, вы будто приговаривались к пожизненному заключению. Представьте себе, насколько необычно обитать в Галактике, полной обжитых и более пригодных для человека планет, и не иметь возможности выбрать место жительства. Но ведь существовали и другие, те, кто залетел сюда из иных миров в космическом челноке и у кого все-таки имелось право выбора, кто мог отправиться в любую точку Вселенной и, тем не менее, предпочел прибыть на Гидрос, заранее зная, что пути назад нет. Вот это уже выглядело совсем странно! Даг Тарп, руководивший работой радиостанции и немного "подхалтуривавший" в качестве дантиста (а иногда и помогавший Лоулеру как анестезиолог), оказался первым, кого встретил доктор по пути домой. Даг выглядел невзрачно: маленький нескладный человечек с красноватым лицом, очень хрупкого телосложения, с тощей шеей и крупным острым крючковатым носом, возвышавшимся между маленькими глазками и тонкими, почти незаметными губами. За ним по тропе следовал Свейнер, ремесленник и стеклодув, невысокий старичок весь в бородавках и наростах, и его половина, тоже покрытая бородавками и наростами, выглядевшая, словно сестра-близнец. Некоторые из новых поселенцев полагали, что так оно и есть, но Лоулер-то знал наверняка, кем эта парочка приходится друг другу. Дело в том, что жена Свейнера была родной сестрой Вальбена, а с самим Свейнером их не связывали никакие, даже отдаленные, родственные отношения. Эти старички, как и Тарп, родились на Гидросе, на острове Сорве. Обычно люди-гидранцы не женились на женщинах со своего клочка тверди, Свейнер пошел наперекор традициям. Это - вместе с поразительным сходством супругов - и породило вышеназванные слухи. Вальбен уже находился неподалеку от центра острова, представлявшего собой высокую главную террасу. К ней вел широкий псевдодеревянный скат, потому что на Сорве не существовало лестниц: джилли с их толстыми короткими и не слишком проворными ногами не могли пользоваться ими. Доктор быстрыми шагами взошел на скат и поднялся на террасу - плоскую полосу из плотных и твердых, прочно связанных волокон морского бамбука, покрытую лаком. Это сооружение покоилось на решетке из тяжелых черных бревен, изготовленных из древовидных водорослей. По настилу проходила узкая центральная дорога острова. Если вы сворачивали с нее направо, то попадали в ту часть Сорве, где жили джилли; поворот налево приводил в район трущоб, где обитали люди. - Доброе утро, господин доктор, - пробормотал Натим Гхаркид, находившийся примерно в двадцати шагах от Вальбена, и почтительно уступил дорогу. Гхаркид прибыл на Сорве четыре или пять лет назад с какого-то другого острова. Его внешность располагала к общению: приятное ласковое лицо с такими же притягательными глазами, гладкая кожа темного цвета, ровная спокойная манера разговора. Ему до сих пор не удалось приспособиться к стилю жизни человеческой общины на этом клочке тверди. Он занимался торговлей водорослями и сейчас шел на свою обычную работу - собирать "товар" на отмелях. Большинство же людей на Гидросе обладало сразу несколькими профессиями. Это было вполне объяснимо: при такой небольшой численности населения каждый должен владеть целым рядом специальностей. Но Гхаркида, казалось, это совершенно не волновало. Например, Лоулер являлся не только главным - и практически единственным - врачом на Сорве; он занимался фармакологией и метеорологией, владел похоронным бюро и, по мнению Делагарда, считался неплохим ветеринаром. Однако Натима, кроме сбора и продажи водорослей, ничего не интересовало. Вальбен полагал, что этот человек тоже родился на Гидросе, но не был уверен полностью в своих умозаключениях: Гхаркид редко говорил о себе. В Натиме желание стушеваться, не бросаться в глаза проявлялось в большей степени, чем в ком угодно другом из людей, известных доктору. Он выглядел тихим, терпеливым, трудолюбивым, дружелюбным и... непостижимым, словно загадочное молчание невидимки. Проходя мимо друг друга, Лоулер и Гхаркид обменялись чисто формальными "автоматическими" улыбками. Затем на дороге появились одна за другой три женщины, все - в одинаковых зеленых одеяниях: сестры Халла, Мариам и Фекла, которые пару лет назад создали некое подобие монастыря у самой оконечности острова, за лачугой старьевщика, где сваливали разные кости; из них затем получали известь, а из извести - мыло, чернила, краску и химические вещества для самых различных целей. Обычно это место никем лишний раз не посещалось, кроме собирателей отходов. Сестры, поселившись за свалкой костей, оказались застрахованными от всякого рода незваного вмешательства в их уединенную жизнь. И тем не менее, сам выбор сего места был весьма необычен. С тех пор, как они организовали свою обитель, женщины старались как можно реже общаться с мужчинами. К этому времени в "монастыре" уже жило одиннадцать представительниц прекрасного пола, то есть почти треть всего женского населения Сорве - очень странное явление, можно сказать, уникальное в короткой истории острова. В голову Делагарду приходили всякие грязные мысли по поводу того, что творилось на территории обители. Вполне возможно, он не так уж и далек от истины. - Сестра Халла, - произнес Лоулер, поочередно приветствуя всех троих, - сестра Мариам. Сестра Фекла. В ответ они взглянули на него так, словно он сказал нечто гадкое и непотребное. Вальбен пожал плечами и пошел дальше. Впереди находился главный резервуар, крытая круглая емкость в три метра высотой и в пятьдесят - шириной, сложенная из лакированных свай, изготовленных из водяного бамбука и скрепленных ярко-оранжевыми обручами из волокон водорослей. Внутри этот огромный бак люди просмолили красной смолой, добытой из морских огурцов. Из резервуара выходил целый лес труб и веером тянулся до вааргов, которые располагались почти рядом. Емкость, наверное, являлась самой важной постройкой в поселке. Ее соорудили первые люди, оказавшиеся здесь пять поколений назад, в начале XXIV века, когда Гидрос использовался в качестве планеты-тюрьмы, куда ссылали самых отпетых каторжников. Теперь бак нуждался в постоянном ремонте, бесконечном просмаливании, проконопачивании и новых креплениях-стяжках. По крайней мере, десять последних лет шли настойчивые разговоры о том, чтобы заменить его более элегантной конструкцией, но практически в этом направлении ничего не делалось, и Лоулер сомневался, что эта задумка претворится в жизнь. Тем более, старый резервуар до сих пор вполне удовлетворял нужды жителей острова. Приближаясь к этой большой емкости, Вальбен заметил священника, недавно прибывшего на Гидрос и представляющего Церковь Всех Миров, отца Квиллана. Он медленно огибал огромный бак и при этом совершал нечто в высшей степени странное: через каждые десять шагов священник останавливался, поворачивался лицом к резервуару, простирал руки по направлению к нему в каком-то подобии объятия, то и дело задумчиво прижимая кончики пальцев к его стенке, словно желая удостовериться, не протекает ли он. - Боитесь, что образовалась течь? - крикнул ему Лоулер. "Священник - чужак, пришелец с другой планеты... Он пробыл на Гидросе меньше года, - почему-то мелькнуло в голове доктора. - Гм... А на Сорве приплыл всего несколько недель назад". - Не беспокойтесь, ничего не случится. Квиллан поспешно повернулся, явно смущенный неожиданной встречей, отнял пальцы от резервуара. - Здравствуйте, Лоулер. Святой отец являл собой тип крепкого человека аскетического вида, лысеющего и гладко выбритого, которому можно дать сколько угодно лет - от сорока пяти до шестидесяти. Он был худ, словно вся плоть усохла и сошла вместе с потом, имел вытянутое, овальной формы лицо с крупным костистым носом. Его глубоко посаженные глаза холодного светло-голубого цвета в упор смотрели на собеседника, а кожа отличалась необычайной бледностью и казалась почти выбеленной, хотя постоянный рацион из даров моря начал придавать ей тускловатый оттенок, который отличал коренных жителей Гидроса. - Не беспокойтесь, резервуар в высшей степени надежен, - бросил Лоулер. - Уж поверьте мне, святой отец. Я провел здесь всю жизнь, и ни разу стенки емкости не подвели. Поймите, такая авария просто непозволительна. Квиллан неловко рассмеялся. - О, я вовсе не этим интересуюсь... Просто пытался почувствовать его внутреннюю силу. - А-а-а... Понимаю. - Хотелось ощутить все то, что составляет его мощь. Только представьте - огромная сила, взятая в тиски... Сила, сдерживаемая лишь могуществом человеческой воли и решительности. - Ага, а также большим количеством стволов морского бамбука и деревянных обручей, святой отец... Ну... и Божьим благословением, конечно. - Верно, верно, - согласился священник. "Очень странно, - подумал доктор, - пытаться обнять резервуар, чтобы ощутить его мощь... Гм..." Но Квиллан был известен своими странностями. В этом человеке постоянно присутствовала отчаянная жажда Божьей милости, Божьего прощения - словом, чего-то такого, что помогло бы ему полностью отдаться некой высшей, значительно более могущественной силе, чем он сам. И, естественно, в нем жила неутолимая жажда веры. Лоулеру даже казалось странным видеть святого отца, которому недостает духовной силы. - Кстати, этот резервуар создал мой прадед, - заметил Вальбен, - Гарри Лоулер, один из Отцов-Основателей... Он претворял в жизнь все, что взбредало ему в голову, как говаривал мой дед. Прадед по праву считался настоящим мастером на все руки. Он мог удалить аппендицит, провести корабль от одного острова к другому, наконец, создать эту емкость. - Лоулер на мгновение замолк. - Старину Гарри сослали на Гидрос за убийство. За убийство человека. - Я не знал этого. Выходит, ваша семья всегда жила на Сорве? - Да, с самого начала. Я здесь и родился... Примерно в ста восьмидесяти метрах отсюда. - Вальбен ласково похлопал ладонью по стенке резервуара. - Старый добрый Гарри... Тяжеловато нам пришлось бы без него. Вы уже, наверное, обратили внимание, насколько сухо у нас? - Начинаю это чувствовать, - отозвался священник. - Неужели здесь никогда не идут дожди? - Почему же? Но только в определенные периоды года, - сказал Лоулер. - Сейчас как раз не сезон. Вам придется ждать дождичка примерно месяцев девять. Вот почему мы вынуждены так тщательно строить такие сооружения. - И он снова похлопал ладонью по стенке емкости. - Теперь вы понимаете, что ни капельки не должно пропасть зря. Воды на Сорве действительно было маловато. По крайней мере той, что пригодна для людей. Большую часть года остров проплывал по засушливым территориям, подчиняясь неумолимому и неизменному направлению морских течений. Плавучие сооружения Гидроса, несмотря на перемещение по океанским просторам, казавшиеся на первый взгляд совершенно свободными, оказывались на многие десятилетия привязанными к определенной географической долготе мощными течениями, напоминающими крупнейшие земные реки. Каждый год все острова "послушно" мигрировали по строго определенному курсу от одного полюса до другого и обратно. Каждый полюс окружал невероятно стремительный водоворот, который захватывал дрейфующие острова, разворачивал их и направлял к противоположному краю планеты. Но хотя плавучие сооружения проходили практически все параллели во время своих ежегодных миграций с севера на юг и обратно, их отклонения в направлении восток-запад оказывались минимальными из-за силы преобладающих течений. Таким образом, Сорве в своих бесконечных странствованиях вверх и вниз по планете оставался в пределах сорокового и шестидесятого градуса западной долготы. А этот пояс отличался небольшим количеством осадков в большинстве широт. Дожди выпадали редко, за исключением тех периодов, когда остров проплывал район полюсов, где ливни считались вполне обычным явлением. Почти непрерывный засушливый период не создавал никаких проблем для джилли, организм которых приспособился к усвоению морской воды, но у людей возникали определенные проблемы. Распределение воды по карточкам являлось обычным делом. Правда, дважды случалось так, что капризные дожди шли, не переставая, в течение нескольких недель. Тогда все резервуары и дополнительные емкости были переполнены, и ограничения на потребление пресной воды пришлось отменить. Примерно неделю ливни казались чем-то новым и необычным, а затем бесконечная барабанная дробь дождевых капель, пасмурные дни и неприятный запах плесени начали надоедать. Так что в целом Лоулер предпочитал засуху - по крайней мере, он к ней привык. - Это место восхищает меня, - смущенно признался Квиллан. - Здесь самый удивительный мир из всех мне известных. - Думаю, что могу присоединиться к вашему мнению. - Вы много путешествовали? Я имею в виду, на Гидросе. - Однажды я побывал на острове Тибейр, - ответил Вальбен. - Он проплывал очень близко от нас, чуть ли не у самой нашей гавани, несколько наших взяли лодку и... Они провели там целый день. Мне тогда исполнилось пятнадцать... Заметьте, это единственный раз, когда я смог побывать где-то еще, кроме Сорве. - Он красноречиво взглянул на Квиллана. - Вот вы-то настоящий путешественник, насколько мне известно. Говорят, вам удалось повидать немалую часть Галактики. - Да, кое-что, - согласился священник. - Впрочем, не так уж и много. Я посетил семь миров. Вернее, восемь, если считать и этот. - Гм... Ровно на семь больше, чем я когда-нибудь увижу. - Но теперь я окончательно достиг своей цели. - В этом сомневаться не приходится, - подтвердил Лоулер. Вальбен не понимал чужаков, переселявшихся на Гидрос. Зачем они так поступают? Позволить, чтобы тебя запихнули в космический челнок на Санрайзе, ближайшей планете, находившейся на расстоянии приблизительно десятка миллионов километров, затем перебросили на околопланетную орбиту, с которой ты плюхнешься в океан неподалеку от одного из плавучих островов, сознавая при этом, что навеки обречен оставаться на Гидросе?! Так как джилли решительно отказывались рассматривать любые предложения относительно строительства космодрома, путешествие сюда ни для кого не предусматривало возвращения обратно, и каждый совершающий его прекрасно все понимал. И тем не менее, они продолжали прибывать. Правда, понемногу, но тонкий ручеек переселенцев никогда не иссякал. Решившие прилететь на Гидрос избирали жизнь изгнанников и отшельников на морских берегах, которые и берегами-то можно назвать с трудом, предпочитали существование в мире без деревьев и цветов, птиц и насекомых, без лугов, поросших зеленой травой, без пушистых зверей и без тех, у которых имелись копыта, без спокойствия, без удобств, без достижений современной техники, раскачиваемые бесконечными приливными волнами в столь же бесконечном плавании от полюса до полюса и обратно на плетеных островах в мире, созданном лишь для существ с плавниками и ластами. Лоулер не знал, почему Квиллан решил прилететь на Гидрос. Подобные вопросы обычно не задавались. Возможно, его наказали за что-то, а может, это своеобразный способ уничижения. Но в любом случае, он прибыл сюда вовсе не для исполнения обязанностей священника. Церковь Всех Миров представляла собой секту, отколовшуюся от постпапистского католицизма, и у нее, насколько знал Лоулер, на Гидросе не имелось последователей. Квиллан также не производил впечатления как миссионер: он с момента появления здесь не делал никаких попыток обратить в свою веру жителей Сорве, но это и не имело принципиального значения, так как религия никогда не интересовала островитян. "Бог слишком далеко от нас", - любил говорить отец Вальбена. На какое-то мгновение выражение лица Квиллана сделалось мрачным, словно он задумался над безрадостной перспективой провести остаток своих дней на Гидросе. Потом священник спросил: - А вам не надоедает все время жить на одном месте? И никогда не хочется что-то изменить? Неужели вам не интересно, как протекает жизнь на других островах? - По большому счету... нет, - ответил Лоулер. - Мне показалось, что Тибейр почти ничем не отличается от нашего Сорве. И внешне он практически такой же, и жизнь такая же... Просто я не был знаком с его жителями. Если одно место ничем, по сути, не отличается от другого, гораздо разумнее оставаться там, где ты все хорошо знаешь, и с теми, с кем прожил всю жизнь. - Вальбен прищурился, размышляя. - По-настоящему меня интересовали только другие _миры_, планеты, которые имеют сушу, настоящие и твердые космические тела. Интересно бы повидать те места, где можно много дней подряд идти и так и не добраться до моря, где все постоянно живут на твердой почве, а не на каком-то острове, обитают на огромном континенте, которому нет конца и края, на этом массивном куске настоящей суши с городами, горами и широкими реками. Но для меня только что сказанное - не более чем пустые бессмысленные слова. Города... Горы... Мне бы хотелось узнать, что такое деревья, птицы и растения, на которых распускаются цветы. Меня очень интересует Земля... Даже снится, что она все еще существует, а я хожу по ней, дышу ее воздухом, чувствую ее твердь под ногами. Я пачкаю в земле свои руки, она набивается мне под ногти... Ведь на Гидросе нет и намека на почву, вы же это понимаете... Только песок с морского дна. - Лоулер бросил быстрый взгляд на руки священника, на его ногти, будто под ними могла сохраниться грязь с Санрайза. Квиллан прекрасно понял состояние Вальбена, улыбнулся, но ничего не сказал. - На прошлой неделе в Доме нашей общины я краем уха услышал вашу беседу с Делагардом, святой отец. Вы говорили о той планете, на которой вам пришлось жить до прибытия сюда, и каждое ваше слово врезалось мне в память. Ведь вы рассказывали о Земле, не так ли? О Земле, кажущейся беспредельной: вначале вы идете по лугу, затем заходите в лес, за ним начинаются горы, а за горами - пустыня... Во время вашего повествования я все сидел и пытался представить, как это выглядит. Увы! Мне этого никогда не узнать... Отсюда невозможно попасть в другие миры. Для нас они не существуют. А так как все места на Гидросе абсолютно одинаковы, следовательно, я не склонен к странствиям. - Мне нечего спорить с вами, - согласился Квиллан, а затем добавил: - Хотя это и не так уж типично, не правда ли? - Нетипично? Для кого? - Для людей, живущих на Гидросе. Я имею в виду никогда не путешествовать. - Ошибаетесь, святой отец. Среди нас все-таки есть путешественники. Им нравится каждые пять-шесть лет переселяться с острова на остров. Правда, некоторое не находят в этом никакого удовольствия... Я бы сказал, таких большинство. Меня можете спокойно отнести к последней категории. Квиллан задумался. - В самом деле, - пробормотал он рассеянно, словно размышляя о чем-то чрезвычайно сложном. Казалось, священник исчерпал весь запас вопросов и теперь ему хотелось представить некий весомый и крайне значимый вывод из всего услышанного. Лоулер наблюдал за ним без особого интереса, вежливо ожидая, не пожелает ли его собеседник сказать еще что-то. Но пауза затягивалась, и Квиллан, по-видимому, не собирался прерывать ее. - Ну что ж... - протянул Вальбен, - пора открывать свою лавчонку. И он направился в сторону вааргов. - Подождите, - крикнул вслед священник. Лоулер обернулся. - Да? - Доктор, с вами все в порядке? - А что такое? Я выгляжу больным? - Нет, скорее, расстроенным, - ответил Квиллан. - Обычно вы ведете себя иначе. Когда я впервые вас встретил, вы произвели на меня впечатление человека, который принимает жизнь без предвзятостей и просто живет день за днем, час за часом... Но сегодня утром... Нет, у вас явно что-то случилось... Эти ваши романтические излияния по поводу иных миров... Не знаю, но мне кажется, это не совсем похоже на вас. Конечно, я не могу утверждать, что хорошо знаю вашу натуру... Лоулер недоверчиво взглянул на священника. Он не мог рассказать ему о трех мертвых ныряльщиках в сарае на пирсе Джолли. - Прошлой ночью меня увлек ряд вопросов... Я плохо спал из-за этого... Вот уж не предполагал, что сие будет заметно. - От меня вообще трудно что-либо скрыть, - улыбнулся Квиллан. Взгляд его бледно-голубых глаз, обычно смотревших отчужденно и равнодушно, показался в этот момент необычайно проницательным, почти пронизывающим. - Для сего не нужно быть сверхнаблюдательным... Послушайте, доктор, если вам захочется побеседовать со мной на какие-либо отвлеченные темы или просто снять тяжесть с души и тела... Лоулер широко улыбнулся и показал пальцем на свою обнаженную грудь. - На этом теле не такой уж большой груз. - Вы прекрасно понимаете, о чем я говорил, - заметил священник. На несколько секунд показалось, что между ними возникла некая таинственная, неуловимая связь, что-то вроде напряжения, вызвавшего в душе Вальбена неприятные ощущения. Затем Квиллан снова добродушно улыбнулся, пожалуй, слишком добродушно. Улыбка выглядела вежливой, неопределенной, мягкой, словно специально предназначенной для установления какой-то дистанции между ними. Он поднял руку, и этот жест мог быть с одинаковой вероятностью истолкован и как благословение, и как проявление желания поскорее отделаться от собеседника. Священник кивнул, повернулся и пошел своей дорогой. 3 Приближаясь к своему вааргу, Лоулер заметил, что там его ожидает женщина. Ее длинные темные волосы развевал легкий ветерок. "Пациентка", - подумал он. Она стояла к нему спиной, и доктор никак не мог понять, кто это. По крайней мере, у четырех представительниц прекрасного пола на Сорве были такие же прически. В квартале, где жил Лоулер, стояло около тридцати вааргов, ближе к оконечности острова располагалось еще примерно шестьдесят. Правда, некоторые из них пустовали. Постройки выглядели, как нечто похожее на пирамиду высотой в два метра, заканчивающуюся тупой и неровной верхушкой, которая имела отверстия, устроенные таким образом, чтобы дождь попадал внутрь жилища только в случае сильнейшего ливня, да и то не всегда. Ваарги были построены из какой-то шершавой разновидности целлюлозы, сморщившейся и грубой, - очередного продукта моря (другого источника строительного материала просто и быть не могло). Их возвели давным-давно. Исходные компоненты для стен жилищ оказались на удивление прочными и стойкими. Если ударить по поверхности ваарга палкой, то создавалось впечатление, что она - из металла. Первые поселенцы, прибыв на остров, сразу же обнаружили эти пирамидальные строения и приспособили их под временные дома. Это случилось около ста лет назад, но до сих пор люди продолжали жить в них. Никто не знал, каким образом они здесь появились и с какой целью. Практически на каждом островке имелись "поселки" из вааргов. Предполагали, что это заброшенные гнезда каких-то вымерших существ, деливших территорию с джилли, которые обитали в жилищах совершенно иного типа - в шалашах из водорослей. Один раз в несколько недель аборигены оставляли свой "дом" и строили новый. Пирамидальные строения казались символом нерушимости и постоянства в этом струящемся водном мире. - Что это такое? - поинтересовались первые поселенцы, и джилли коротко ответили: - Ваарги. Что значит данное слово, никто не знал, а общение с аборигенами даже теперь являлось делом довольно сложным и непредсказуемым. Когда Лоулер подошел ближе, то понял, что женщина, ожидающая его, - Сандира Тейн. Подобно священнику, она тоже считалась новичком на Сорве. Эта высокая серьезная молодая особа приехала с острова Кентруп несколько месяцев назад на одном из кораблей Делагарда. Она занималась ремонтом и обслуживанием лодок, сетей, корабельного оборудования, но главной сферой ее интересов, скорее всего, являлись сами гидранцы. Лоулер слышал, что Сандира является одним из основных специалистов по культуре, биологии и прочим аспектам жизни населения этой планеты. - Я не слишком рано? - смущенно поинтересовалась Тейн. - В принципе, нет, если вы сами так не считаете. Заходите. Вход в ваарг Лоулера представлял собой низкую треугольную дыру в стене, похожую на дверь для гномиков. Он наклонился и прошел внутрь. Сандира последовала за ним. Они были примерно одного роста. Тейн казалась чем-то озабоченной, занятой какими-то мыслями, тяжелыми и мрачными. Тусклый утренний свет пробивался сквозь щели в вершине ваарга. На нижнем уровне перегородки, изготовленные из того же материала, напоминающего металл, разделяли помещение на три маленькие неправильной формы комнаты: его кабинет, спальню и прихожую, которую Вальбен использовал в качестве гостиной. "Скорее всего, сейчас где-то около семи, - подумал Лоулер. - Не мешало бы позавтракать. Но придется пока отложить сие мероприятие". Он, как бы между прочим, влил несколько капель настоя из наркотических трав в кружку, добавил немного воды и выпил смесь маленькими глотками, словно лекарство, прописанное самому себе для ежедневного употребления по утрам. В каком-то смысле так оно и было. Вальбен виновато посмотрел на свою пациентку. Она, слава Богу, не обратила никакого внимания на этот странный ритуал, а продолжала рассматривать его маленькую коллекцию предметов с Земли. Всякий приходивший сюда непременно интересовался собранием реликвий Лоулера. Робким движением она коснулась неровного края оранжево-черного черепка и провела по нему пальцем, затем вопросительно посмотрела на Лоулера. Он улыбнулся. - Эта штука из того места, которое когда-то называлось Грецией, - пояснил Вальбен. - В давние времена на Земле все знали, где она находится. Мощные алкалоиды, содержавшиеся в настойке, быстро завершили свое движение по крови Лоулера и почти мгновенно достигли мозга. Он почувствовал, как улетучивается напряжение, вызванное неприятными ранними встречами. - У меня кашель, - сказала Тейн, - и никак не прекращается. Словно по подсказке, она разразилась оглушительным сухим кашлем. На Гидросе подобная штука - явление обычное, вполне тривиальное, как и в любом другом месте, но тем не менее, оно свидетельствует о чем-то довольно серьезном. Все островитяне прекрасно знали об этом. Дело в том, что здесь существовал один паразитический грибок, обитавший в воде - обычно в северных умеренных широтах - и размножавшийся спорами, попадающими в организмы различных морских существ. Эти "семена" выбрасывались грибками прямо в атмосферу в виде плотных черных облаков. Одна такая спора, попав через дыхательные пути в тело морского млекопитающего в момент его выхода на поверхность за очередной порцией свежего воздуха, тут же обосновывалась в пищеводе и почти мгновенно начинала прорастать, выбрасывая густую сеть ярко-красных отростков, без труда проникающих в легкие, пищеварительную систему, даже в мозг. Внутренности зараженного организма превращались в плотно упакованную массу ярко-алой паутины. Цель действий этого грибка - отыскать респираторный пигмент, гемоцианин, содержащий медь. У большинства обитателей моря на Гидросе это вещество содержалось в крови, что придавало ей голубоватый оттенок. Сей паразит, по-видимому, тоже каким-то образом использовал гемоцианин. Смерть от грибковой инфекции бывала медленной и страшной. Зараженный организм раздувался от газов, выделяемых "захватчиком", и беспомощно плавал на поверхности, но через какое-то время неизбежно погибал; вскоре после этого сквозь свищ, образованный грибком в животе зараженной особи, прорастали созревшие структуры паразита. Образовывалась шарообразная масса, которая очень скоро будто раскалывалась, высвобождая новое поколение зрелых грибков, те, в свою очередь, производили новые тучи спор - и все повторялось заново. "Семена" грибка-убийцы могли укореняться и в легких человека, что не приносило особой выгоды паразиту: организмы людей не производили гемоцианин, но "диверсант" в поисках этого вещества вторгался во все органы, что, по сути, оказывалось бессмысленной тратой энергии с его стороны. Первым симптомом грибковой инфекции в человеческом организме являлся непрекращающийся кашель. - Расскажите немного о себе, - попросил Лоулер. - А потом мы посмотрим, что происходит с вами. Он вытащил новую папку для ведения истории болезни из ящика и написал на ней имя Сандиры Тейн. - Сколько вам лет? - Тридцать один. - Где родились? - На острове Хамсилейн. Лоулер взглянул на пациентку. - Это на Гидросе? - Да, - ответила она несколько раздраженно. - Конечно. - Ее охватил новый приступ кашля. - Вы никогда не слышала о Хамсилейне? - спросила Сандира, когда смогла преодолеть болезненный приступ. - Островов много... А я очень мало путешествую. Но об этом вообще не приходилось слышать. Кстати, в каком море он дрейфует? - В Лазурном. - В Лазурном, - повторил Вальбен, изумляясь. У него было весьма туманное представление о месте названного моря на огромном шарике Гидроса. - Подумать только! Должно быть, вы проделали немалый путь, не так ли? - Она ничего не ответила. После короткой паузы доктор поинтересовался: - Вы ведь приехали к нам с Кентрупа, и не так давно? - Да. - И вновь ее тело сотряслось от кашля. - Сколько времени вы здесь живете? - Три года. - А до этого? - Восемнадцать месяцев на Вельмизе... Два года на Шактане... Около года на Симбалимаке. - Тейн бросила на него холодный взгляд и едко заметила: - Кстати, Симбалимак тоже находится в Лазурном море. - Я слышал об этом острове, - заметил Лоулер. - А до этого я жила на Хамсилейне. Таким образом, Сорве - мой шестой дом, если можно так выразиться. Вальбен занес все услышанное в историю болезни. - Состояли в браке? - Нет. Он записал и это. Характерное для островитян нежелание вступать в брак с жителями собственного "плавучего дома" породило обычай неофициальной экзогамии на Гидросе. Одинокие люди, собиравшиеся образовать семью, как правило, переплывали в поисках пары на другой остров. И если столь привлекательная женщина так часто меняла место жительства и при этом ни разу не была замужем, то, значит, либо она излишне привередлива в своем выборе, либо ее вообще не интересует проблема создания семьи. Лоулер подозревал, что Сандира действительно никого не искала. Единственный человек, с которым она, по наблюдениям доктора, проводила время в течение этих нескольких месяцев ее пребывания на Сорве, оказался Гейб Кинверсон, местный рыбак. Хмурый, немногословный, с грубым скуластым лицом, Гейб считался сильным и как-то по-звериному притягательным мужчиной, но он явно не принадлежал к числу тех счастливчиков, которые, по мнению Вальбена, могли претендовать на сердце Сандиры Тейн, если, конечно, исходить из предположения, что она ищет мужа. Да и Кинверсон никогда не стремился к браку. - Когда у вас начался этот кашель? - поинтересовался Лоулер. - Восемь или десять дней назад. Около последней Ночи Трех Лун. - У вас случалось нечто подобное раньше? - Нет, никогда. - Лихорадка, боли в груди, озноб? - Нет. - При кашле есть выделения? Ну-у, слизь или кровь? - Слизь? Вы хотите сказать, жидкость? Нет, такого не наблюдается. У нее начался очередной приступ. На глаза навернулись слезы, щеки покраснели, все тело сотрясалось. После этого Тейн еще долго сидела, опустив голову, и казалась бесконечно измученной и несчастной. Лоулер ждал, пока к ней вернется способность нормально дышать. - В тот момент, - наконец произнесла Сандира, - мы находились не в тех широтах, где растет грибок-убийца. Я постоянно твержу себе об этом... - Сие ничего не значит, знаете ли. Споры могут переноситься ветром на многие тысячи километров. - Большое спасибо. - Неужели вы серьезно считаете, что заразились грибком? Тейн подняла голову и почти свирепо посмотрела на него. - Откуда мне знать?! Возможно, меня уже всю сверху донизу изнутри опутали эти чертовы красные нити, а я ничего не знаю. Единственное, что мне известно наверняка, - кашель не прекращается. Только вы в состоянии объяснить, почему. - Возможно, - согласился Вальбен. - А может, и нет... Ладно. Давайте посмотрим. Снимите рубашку. Он извлек стетоскоп из ящика стола - смешной до нелепого инструмент, представлявший собой небольшой цилиндр из морского бамбука, к которому были прикреплены две гибкие трубки с жесткими пластиковыми наушниками на концах. Лоулер практически не располагал ничем из современного медицинского оборудования, не говоря уже о последних новинках техники. Ему приходилось обходиться примитивными вещицами, средневековым инструментарием. Рентгеновское сканирование могло бы за пару секунд помочь определить, заражена его пациентка или нет. Но где взять рентгеновскую установку? Гидрос почти не контактировал с "внешним миром", поэтому не существовало ни торговли, ни ввоза, ни вывоза хоть какого-либо товара. Им просто посчастливилось, что здесь имелось такое примитивное оборудование. И вот такие недоучки-врачи, которые могли оказать элементарную медицинскую помощь. Люди, жившие на этой планете, испытывали недостаток во всем. Население было немногочисленным, а его профессиональные возможности - весьма ограниченными. Сандира, обнаженная до пояса, стояла у рабочего стола Лоулера и наблюдала, как он приготавливает стетоскоп для исследования. Она выглядела довольно неплохо: стройна, даже немного худовата; длинные руки с небольшими твердыми мускулами; груди - маленькие, округлые и далеко расположенные друг от друга. Черты ее широкого лица словно концентрировались в его центре: небольшой рот, тонкие губы, узкий нос, холодные серые глаза. Лоулер с удивлением подумал, что же такого привлекательного он поначалу нашел в ней. Бесспорно, ее внешность не имела ничего такого, что трад