ь себе столь длительное путешествие. Помедлив, он произнес: - Мы нигде не найдем места для размещения семидесяти восьми человек за эти тридцать дней! Ни на Вельмизе, ни на Салимине, ни в каком-либо другом месте. - Тогда нам придется разделиться на несколько групп... - Нет! - яростно оборвал его Вальбен с внезапной жесткой решительностью. - Нет! - Нет? Гм-м... - Я бы не хотел, чтобы так получилось. Желательно сохранить наше сообщество. - Ну, а если сие невозможно? - Мы обязаны найти выход. У нас нет такого права. Нельзя людей, проживших всю жизнь вместе, разбрасывать по этому треклятому океану. Нид, мы ведь одна семья. - Неужели? Кажется, я никогда не воспринимал жителей нашего острова как единую семью. - Попробуйте это сделать сейчас. - Ну, тогда... - произнес Делагард как-то неопределенно. Несколько минут он посидел молча, нахмурившись и перебирая возможные варианты эвакуации. - Полагаю, в крайнем случае мы можем просто прибыть на один из островов, где не живут люди, и попросить у тамошних джилли убежища. Такие вещи случались и раньше. - Тем двеллерам будет прекрасно известно, что нас вышибли с Сорве "наши" джилли... О причине этого они тоже узнают. - Возможно, не так уж это и важно. Вы же знаете аборигенов не хуже, чем я, док. Многие из них относятся к нам с большой терпимостью. Для них мы просто еще один пример неисповедимости путей Вселенной, нечто такое, что вынес на их планету бесконечный и загадочный Космос. Они хорошо понимают, сколь пуста трата душевной энергии, чтобы попытаться понять непостижимость Вселенной. Вот почему, как мне кажется, джилли просто и быстро смирились с нашим появлением на их планете. - Гм... Вероятно, самые мудрые из них так и поступают. Но зато остальные ненавидят и презирают нас и не хотят иметь с нами ничего общего. С какой стати, черт побери, должны двеллеры на каком-то другом острове принимать людей в то время, как джилли с Сорве вышвырнули их как убийц? - Все будет в порядке, - произнес Делагард с нотками торжественного спокойствия в голосе, внешне никак не прореагировав на то неприятное слово, что употребил Вальбен. Он вертел в руках свой стакан с бренди, не отрывая от него глаз. - Мы поплывем на Вельмизе... А может, на Салимин или на Грейвард... В конце концов, в любое новое, абсолютно новое, место и высадимся там все вместе! Вот тогда и начнется жизнь... Я уже подумал об этом и обо всем позабочусь. Можете на меня положиться. - У вас хватит кораблей, чтобы разместить население Сорве? - Так... Шесть судов... По тринадцать человек на каждое... Не беспокойтесь, док. Лучше выпейте еще стаканчик. - Мне достаточно. - Не станете возражать, если я пропущу еще один? - Как вам будет угодно. Делагард расхохотался. Он пьянел на глазах. Нид взял глобус и погладил его, словно женскую грудь, а затем осторожно поставил на место в шкафу. Бутылка с бренди почти опустела, и захмелевший судовладелец вынул откуда-то еще одну и налил себе стакан. Расплескав спиртное по столу, Нид рассмеялся и заговорил, тяжело ворочая языком. - Я могу вас заверить в одном, док... Вывернусь наизнанку, но найду новый остров для нас и доставлю туда всех жителей Сорве живыми и здоровыми! Вы мне верите, док? - Да, да, конечно. - А вы можете мне простить то, что я сделал с теми ныряльщиками? - плаксиво поинтересовался Делагард. - Конечно, конечно... - Вы - лжец! Вы же ненавидите меня всей душой! - Да ладно, кончайте, Нид. Что сделано - то сделано. Теперь нам придется жить с этим... - Вы изъясняетесь, как настоящий философ. Ну, выпейте еще! - Хорошо, давайте. - И еще чуточку для старого доброго Нида Делагарда. Почему бы и нет? Еще чуточку для старого доброго Делагарда... Вот, Нид... Ну, спасибо... Большое спасибо. Черт возьми, неплохая выпивка! Неплохая... выпивка... - Владелец верфи зевнул. У него закрылись глаза, голова стала клониться все ниже к столу. - Неплохая выпивка... - еще раз промямлил он, вновь зевнул, тихо икнул и - заснул. Лоулер допил свой бренди и покинул дом опьяневшего Делагарда. На улице стояла полнейшая тишина, лишь от залива доносился едва слышимый шум волн, но Вальбен уже настолько привык к нему, что не замечал. До рассвета оставалось примерно часа два. Над головой у него пылал Крест, прорезая темный небосвод от края до края, словно удерживая весь мир Гидроса от распада. Мысли Лоулера в эту минуту обрели редкую кристальную ясность. Он почти физически ощутил работу своего мозга. Неожиданно он понял, что вовсе не против покинуть Сорве. Сама мысль просто поразила Вальбена. "Ты пьян", - сказал сам себе Лоулер. Может быть, это и так, но каким-то непонятным образом в одно из мгновений нынешней ночи шок от размышлений об изгнании прошел. Прошел насовсем. Теперь он оказался способен смотреть госпоже Перспективе Отъезда прямо в глаза. Теперь-то Лоулер сумеет совладать с этим - с необходимостью покинуть Сорве. Даже более того... Перспектива отъезда показалась... вдохновляющей? Неужели такое возможно? Да, вдохновляющей! Схема его жизни была давно и вполне определенно очерчена, застыв в своей определенности: д-р Лоулер с Сорве. Потомок Отцов-Основателей, Лоулер из семейства Лоулеров, с каждым днем становящийся старше, усердно исполняющий свою повседневную работу, лечащий больных, насколько ему позволяют его скудные познания в медицине, прогуливающийся вдоль дамбы, немного умеющий плавать и рыбачить; тот, кто со временем научит своему ремеслу юного преемника; тот, кто ест и пьет, кто ходит в гости к старым друзьям, к тем самым старым-престарым, которые знакомы еще с детства; тот, кто, закончив день, ложится спать, чтобы с наступлением утра проснуться и начать все с самого начала. Так проходит зима и наступает лето, прекращаются дожди и надвигается засуха. А потом все повторяется снова. Он будет жить в каком-то другом месте, сможет вообще стать другим. Сама мысль об этом наполняла его душу восторгом. Вальбена поражало, что он чувствовал даже некоторую благодарность по отношению к судьбе. В конце концов, Лоулер провел здесь слишком много времени. Он слишком долго оставался самим собой. - Ты очень, очень пьян, - снова сказал себе доктор и рассмеялся. - Очень, очень, очень, очень, очень... Непонятно по какой причине, но неожиданно в голову пришла мысль о прогулке по спящему поселку. Захотелось совершить эдакое сентиментальное путешествие, попрощаться со всем и вся, взглянуть вокруг, будто в последний раз, пережить заново то, что происходило с ним здесь, вспомнить каждый эпизод своей жизни на Сорве. Обойти те места, где он стоял с отцом, всматриваясь в туманную бескрайнюю даль моря, и те, где он слушал фантастические истории старого Джолли; те, где поймал свою первую рыбу и где обнял свою первую девушку. Места, связанные с воспоминаниями о друзьях и любимых... Появилось желание увидеть тот берег залива, где он чуть было не заколол Нико Тальхейма, и то место за свалкой, где пришлось наблюдать, как седобородый Маринус Кадрели занимался любовью с сестрой Дамиса Сотелла Мириам, ставшей теперь монахиней. Это, в свою очередь, напомнило ему о том времени, когда несколько лет спустя он сам занимался любовью с Мириам там, на территории джилли; они оба жили тогда в атмосфере постоянной опасности, и им это страшно нравилось. Воспоминания обрушились на Лоулера, грозя затопить мощным потоком. Вот возникла призрачная фигура его матери... Появились его братья: этот, который умер совсем юным, и тот, что ушел в море и навсегда исчез с Сорве и из жизни Вальбена. Вспомнился отец, неутомимый, величественный, отчужденный, всеми почитаемый, постоянно наставляющий его в вопросах медицины тогда, когда ему так хотелось поплескаться в заливе; в памяти всплыли те дни далекого детства, совсем не походившего на счастливое (так много в нем было тяжелых и мрачных часов занятий, лишавших его обычных для мальчишек игр и развлечений). "Когда-нибудь ты сам станешь врачом, - постоянно твердил ему отец, - обязательно станешь!" А вот его жена - Мирейль - поднимается на борт Морвендирского парома... Время пошло в обратную сторону. Удар колоколов незримого часового механизма - и перед ним тот день, когда он совершил путешествие на остров Тибейр. Удар - и вот Лоулер вместе с Нестером Янезом убегает, задыхаясь от смеха и ужаса, от разъяренной самки джилли, в которую они бросали яйцами гинзо. Удар - и перед ним делегация людей с вытянутыми от горя лицами. Они сообщают ему о смерти отца. Теперь Вальбен должен по праву занять его место и начать самостоятельную медицинскую практику. Удар - и к нему возвращается то мгновение, когда он впервые узнал, как происходит рождение ребенка. Удар - и вот Вальбен, пьяный до умопомрачения, танцует на самом верху приливного вала в разгар Ночи Трех Лун с Нико и Нестором Лионидисом, с Мойрой, Милой и Квиггом... Молодой, веселый... Вся его жизнь, все сорок с небольшим лет, проведенных на Сорве, проплывали перед ним сейчас в яркой ретроспективе. Часы памяти отстукивали "тик-так, тик-так"... "Да, я действительно хорошо прогуляюсь по прошлому до того, как встанет солнце, - подумал Лоулер. - Пройдусь с одного конца острова до другого... Да, кстати, неплохо бы наведаться в свой ваарг, прежде чем отправиться на прогулку... Зачем? А черт ее знает!.. Но надо..." Проходя через низкий вход своего жилища, Вальбен за что-то зацепился ногой и растянулся на полу да так и остался лежать до самого рассвета, пока лучи утреннего солнца не разбудили его. Какое-то мгновение Лоулер не мог вспомнить, что он говорил и делал прошлой ночью, но потом все вернулось: объятия джилли (запах, напомнивший ему об этом эпизоде, еще не улетучился), затем - Делагард, бренди, потом еще бренди, перспектива путешествия на Вельмизе или куда там еще... Всплыло в памяти и это странное мгновение восторга при мысли, что можно покинуть остров. "Неужели все происходило на самом деле? - с каким-то радостным испугом подумал Вальбен. - Да. Да!.. Теперь я трезв, но восторг и восхищение не покинули меня. Но, Боже мой, голова!.. Какое же количество бренди удалось влить в меня Дела гард у?" Высокий детский голосок зазвенел у входа в ваарг. - Доктор! Доктор! Я ушиб ногу. - Одну секунду, - хрипло ответил Лоулер, собираясь с мыслями и готовясь начать свой рабочий день, один из последних рабочих дней на Сорве. 6 Сегодня в общественном центре состоялось собрание. Люди обсуждали сложившуюся ситуацию. Там стояла духота от испарений множества тел, остро пахло потом. Страсти накалились до предела. Лоулер сидел в дальнем углу, рядом с дверью, на своем обычном месте. Отсюда он видел практически все. Делагард не пришел, отговорившись неотложными делами на верфи: он ждал известий со своих кораблей, находившихся в море. - Я думаю, все это - ловушка, - сказал Данн Хендерс. - Наше пребывание здесь просто надоело джилли, но они не хотят пачкать руки и стремятся силовыми методами заставить нас выйти в море, где морские леопарды быстренько все обтяпают за них. - Откуда ты знаешь? - поинтересовался Нико Тальхейм. - Мне известно ровно столько же, как и тебе. Я просто строю предположения... пытаюсь понять, почему джилли заставляют нас покинуть остров из-за столь тривиальной вещи, как три мертвых ныряльщика. - Три мертвых ныряльщика - не так уж и тривиально! - откликнулась Сандира. - Не забывайте - мы говорим о разумных существах! - Разумных? - насмешливо переспросил Даг Тарп. - Да, разумных! И будь я на месте двеллеров, у меня бы тоже появилось желание избавиться от этих убийц. - Ну, как бы там ни было... - произнес Хендерс. - Если аборигенам удастся нас отсюда вышвырнуть, то, скажу я вам, весь этот треклятый океан восстанет против людей с Сорве, как только мы оторвемся от берега. И не просто так... Ведь джилли контролируют всех обитателей моря. Это прекрасно все знают. Они воспользуются этой возможностью, чтобы стереть с лица Гидроса надоевших им людей. - А если мы просто не позволим аборигенам вышвырнуть нас отсюда? - спросил Дамис Сотелл. - Начнем бороться... - Бороться?! - перебил его Бамбер Кэдрелл. - Как? С кем и чем? Ты сошел с ума, Дамис. Они оба являлись капитанами паромов, людьми, твердо стоявшими на ногах и уверенными в себе, друзьями с детских лет. Но сейчас моряки смотрели друг на друга тупыми, ненавидящими глазами смертельных противников. - Сопротивление, - провозгласил Сотелл. - Партизанская война. - Мы проберемся на их край острова, похитим все, что кажется ценным из их священных зданий, - предложил Нимбер Танилинд, - и не отдадим до тех пор, пока они не разрешат остаться на Сорве. - Господи! Вы говорите, словно идиоты! - возмутился Кэдрелл. - Согласен с вами, - вставил словечко в разговор Нико Тальхейм. - Похищение их амулетов ничего не даст нам. Вооруженное сопротивление - вот выход, как верно заключил Дамис. Партизанская война - это правильно... Пусть кровь джилли зальет улицы, пусть она течет до тех пор, пока они не согласятся отменить свой ультиматум о нашем изгнании. На этой планете аборигены даже не представляют себе, что такое война. Джилли не поймут наших действий, когда мы приступим к ведению боевых действий. - Шаликомо, - произнес кто-то из задних рядов. - Вспомните, что там произошло. - Да, Шаликомо, - поддержал высказавшегося другой голос. - Они перебьют нас точно так же, как уничтожили людей там. Мы ничего, черт побери, не сможем сделать, чтобы остановить их. - Правильно, - подхватила Мария Хайн. - Не они, а мы не представляем себе, что такое война. Джилли прекрасно умеют убивать, когда это необходимо. С чем мы будем нападать на них? С ножами для чистки рыбы? С молотками и стамесками? Плохие же мы вояки... Возможно, настоящими воинами были наши предки, но для нас сражаться... - Нам придется научиться, - перебил ее Тальхейм. - Нельзя допустить, чтобы выгоняли из собственного дома. - Неужели? - не унималась Мария. - Разве у вас есть выбор? Мы живем здесь лишь благодаря их милостивому соизволению. Они терпят нас. Но чаша их терпения переполнилась. Это их остров! И джилли отказывают нам в своем гостеприимстве. Если же мы попытаемся сопротивляться, они вышвырнут нас одного за другим в море, как это произошло на Шаликомо. - В таком случае прихватим и их с собой! - воскликнул Дамис Сотелл, закипая от гнева. Данн Хендерс расхохотался: - В море?! Правильно, правильно! Будем держать головы джилли под водой до тех пор, пока они не испустят дух. - Вы прекрасно понимаете, что я хотел сказать, - пробурчал Сотелл. - Око за око, зуб за зуб! Как только они начнут погибать, у них быстренько изменится мнение по поводу собственного ультиматума. - Джилли перебьют нас гораздо быстрее, чем мы - их, - заметила жена Пойтина Стайвола, Лейнила. Ее муж считался вторым из главных капитанов Делагарда после Госпо Струвина. В настоящее время он плавал на Кентрупском пароме. Его жена, невысокая и порывистая женщина, постоянно возражала Сотеллу. Эта привычка сохранилась у нее с детства. - Даже если мы поступим по принципу: "Один джилли - за одного человека", что нам это даст? - потребовала ответа Лейнила. Дана Сотелл кивнула. Она прошла через зал и остановилась рядом с Марией и женой капитана Стайвола. Большая часть женщин оказалась на одной стороне помещения, а горстка мужчин, составлявших "фракцию войны", - на другой. - Лейнила права. Если мы попытаемся драться, то все погибнем. А какой в этом смысл? Представьте себе: началась война, люди сражаются, как настоящие герои... потом все гибнут... Чего же мы добьемся? Не лучше ли просто погрузиться на корабли и отправиться в поисках другого места? Ее муж резко повернулся, посмотрел ей в глаза и бросил: - Помолчи, Дана. - Не стану я молчать, Дамис! Не стану! Ты думаешь, я буду сидеть здесь, словно малое дитя, и спокойно выслушивать вашу болтовню о том, что вы планируете нападение на группу представителей иной цивилизации, физически нас превосходящих да и численно тоже? Задумайтесь! Соотношение сил - десять к одному! Причем не в нашу пользу... Мы _не можем_ бороться с ними. - Но нам придется! - Нет! Нет! - Все разговоры о борьбе - сплошной идиотизм. Джилли просто провоцируют нас, - заявила Лис Никлаус. - Они не собираются нас выгонять с острова. - Ты не права! - Они не посмеют сделать это, если Нид по-настоящему возьмется за дело! - Именно твой драгоценный Нид и втянул нас всех в данную мерзкую историю! - закричала Мария Хайн. - И он нас из нее вытащит, - уверенно отрезала владелица кафе. - Джилли злятся только сейчас, но потом... - А вы что думаете, док? - обратился кто-то из присутствующих к Лоулеру. Во время спора Вальбен хранил молчание, ожидая, пока улягутся страсти. Он всегда понимал, как неразумно вмешиваться в перебранку. Но сейчас он встал со своего места, и в зале тотчас же воцарилась тишина. Все глаза устремились на него. Люди ждали ответа. Не просто ответа, а какого-то чуда, какой-то надежды на выход из сложившейся ситуации. Они почему-то были уверены, что он снимет с них это тяжелое бремя: ведь Лоулер - Столп их общины, потомок знаменитого Основателя, врач, которому все верят и который знает их тела лучше, нежели их обладатели, мудрый и всегда трезво мыслящий, уважаемый всеми податель разумных советов. Перед началом своей речи Вальбен оглядел всех пришедших в этот зал, словно заранее ища поддержку и понимание. - Простите меня, Дамис, Нико, Нимбер... Я думаю, что разговоры о сопротивлении ни к чему хорошему не приведут. Нам следует признаться самим себе - это не выход. - Среди сторонников войны раздалось недовольное ворчание. Но Лоулер одним холодным взглядом заставил их замолчать. - Пытаться воевать с джилли - все равно что выпить море. У нас нет оружия... Мы располагаем, в лучшем случае, только сорока способными к бою мужчинами против нескольких сотен двеллеров. Об этом не стоит даже и думать. - В зале наступило ледяное молчание, но Вальбен чувствовал, что его слова запали в души присутствующих: люди обменивались взглядами, кивали головами. Он обратился к хозяйке кафе: - Лис, джилли вовсе не собираются блефовать. У Нида нет никакой возможности заставить их отменить приказ о нашем изгнании. Он беседовал с ними, я тоже пытался... Вы знаете об этом. И если вы все еще полагаете, что двеллеры готовы изменить свою точку зрения, значит, у вас бред, как при самой высокой температуре. Какими торжественными и мрачными выглядели все в эту минуту! Свейнеры, Даг Тарп, Тальхеймы, Сотеллы, Сидеро Васькин и его жена Элка, Данн Хендерс, Мартин Янеш... Молодой Джон Янеш, Лис, Лео Мартелло, Тила Браун... Лейнила Стайвол... Сандира Тейн... Он их всех хорошо знал, всю эту, в общем-то, довольно небольшую группу. Они были его семьей. Именно об этом Вальбен и сказал Делагарду во время их ночной попойки. - Друзья, - произнес Лоулер, - стоит взглянуть правде в глаза. Мне данная ситуация нравится ничуть не больше, чем вам, но у нас нет выбора. Джилли говорят, что мы должны покинуть Сорве? Но ведь это их остров. На их стороне численный перевес и преимущество в физической силе. В ближайшее время нам предстоит искать новое место для жизни... Это - единственный выход. Конечно, мне жаль, что не могу предложить вам что-то более обнадеживающее. Но ведь никто не может. Никто. Вальбен ждал гневных возражений от Тальхейма, Таналинда или Дамиса Сотелла, но им нечего было сказать. Никто не мог возражать ему. Вся эта болтовня о вооруженном сопротивлении оказалась лишь бессмысленным сотрясением воздуха. Собрание закончилось без какого-то определенного решения. Другого выбора, кроме подчинения приказу джилли, не существовало, и все прекрасно понимали это. В полдень, на второй неделе после предъявления ультиматума, Лоулер стоял у дамбы между верфью Делагарда и электростанцией джилли и наблюдал за тем, как меняется цвет залива в лучах полуденного солнца. А там, внизу, плавала Сандира Тейн. Она подняла голову, взглянула на него и приветливо кивнула. Вальбен ответил ей и помахал рукой. Ее длинные стройные ноги мелькнули в воздухе - она сделала резкий прыжок. Тело Сандиры изогнулось и скрылось под водой. Какое-то мгновение над поверхностью белели ее мальчишеские ягодицы, затем она стремительно стала погружаться все глубже, стройное, обнаженное, загорелое видение, уплывающее все дальше и дальше от берега. Лоулер, не отрывая взгляда, следил за ней до тех пор, пока Сандира окончательно не скрылась из вида. "Она плавает, как джилли, - подумал он. - Тейн не всплывает на поверхность, чтобы вдохнуть воздуха, в течение трех-четырех минут... Вероятно, она вообще может не дышать?.. Мирейль тоже была отличной пловчихой", - неожиданно вспомнил Вальбен. Он нахмурился. Его удивило, что давно ушедшая жена вдруг вновь появилась в воспоминаниях. Лоулер не думал о ней уже много лет, но тут же припомнил, как она пришла к нему во сне прошлой ночью после очередной выпивки. Да, Мирейль... Господи! Какая древняя история... Она почти воочию предстала перед ним. Ему снова двадцать три. Вальбен - новый молодой врач, и Мирейль, белокурая, светлокожая, крепко сбитая, с широкими плечами и бедрами, с несколько широковатой нижней частью тела - словом, женщина, напоминающая мощный, хотя и небольшой, реактивный снаряд с округлыми формами, мускулистая и сильная. Однако Лоулер почему-то никак не мог отчетливо представить ее лицо. Вообще не мог его вспомнить... Мирейль действительно была великолепной пловчихой. В воде она двигалась, словно мощно летящее копье. Казалось, ее тело не знает усталости и может находиться под водой целую вечность. Хотя Вальбен и сам выделялся силой и энергией, но ему всегда приходилось напрягать до предела ресурсы организма, чтобы не отстать от нее во время их совместных заплывов. В конце концов Мирейль обычно останавливалась, поворачивалась, смеясь, и ждала его. Он подплывал к ней, крепко сжимал в объятиях и долго удерживал, не отпуская. И вот они вновь плавали вместе. Вальбен приблизился к ней, и она раскрыла свои объятия. Вокруг них плескалось множество маленьких блестящих существ, гибких и дружелюбных. - Нам следует пожениться, - сказал Лоулер. - Неужели? - Да! - Гм... Жена врача... Никогда бы не подумала, что стану женой врача. - Она заразительно рассмеялась. - Кому-то же надо ею быть. - Нет, нет, никому не надо. Но мне хочется, чтобы ею стала ты. Мирейль оттолкнула его и поплыла дальше. - Попробуй поймать меня, и тогда я выйду за тебя, - задорно крикнула она. - Это нечестно. У тебя преимущество... Ты раньше начала заплыв. - Ну да! У тебя все всегда нечестно! - шутливо огрызнулась она. Он широко улыбнулся и поплыл за ней, напрягая все силы, используя все резервы энергии организма. На этот раз Лоулер догнал ее где-то посередине залива. Причем он не мог сказать уверенно, произошло ли это потому, что ему пришлось превзойти самого себя или Мирейль позволила поймать ее. "Скорее всего, и то и другое вместе", - решил Вальбен. Что ж, теперь у врача есть жена. - Ты счастлива? - спрашивал он. - О, да, да... - И я тоже. Крепкий брак. Так Лоулер, по крайней мере, предполагал. Но Мирейль не находила себе места. Она приплыла на Сорве с другого острова, теперь ей хотелось поехать еще куда-нибудь, повидать мир, он же привязался к Сорве, да и его врачебные обязанности играли в этом случае немалую роль. Вальбен даже не подозревал, насколько велика в его жене страсть к путешествиям. Ему казалось, эта тоска по другим островам - лишь очередной этап ее жизни. Все пройдет, как только устроится их семейная жизнь. И вот - другая сцена из прошлого... В гавани, через одиннадцать месяцев после их свадьбы... Мирейль садится на межостровной паром Делагарда, направляющийся на Морвендир. Она оборачивается, чтобы бросить последний взгляд на пирс и помахать рукой на прощание. Но без улыбки, столь обычной для нее. Не улыбнулся и Лоулер, неуверенно ответив на прощальный жест. Затем она отвернулась, и... все кончилось. Вальбен больше никогда не слышал о ней и не получал никаких известий. Все это случилось двадцать лет назад. Он только надеялся, что Мирейль нашла свое счастье. Пусть у нее все будет хорошо, где бы она ни жила. Вдали Лоулер увидел стайку летающих скиммеров, выпрыгивающих из воды и резко взмывающих в воздух. Их чешуя отливала различными оттенками красного и золотого цвета, подобно драгоценным камням из тех сказочных историй, которые он читал в детстве. Ему никогда не приходилось рассматривать такие камешки - ничего подобного не существовало на Гидросе. Но невозможно было вообразить нечто более прекрасное, чем эти летающие рыбешки в мгновение полета на закате солнца. А что может быть чудеснее вида залива Сорве, исполненного вечерними красками?! Какой удивительный летний вечер! Правда, бывали и другие времена года, когда воздух совсем не отличался такой мягкостью и приятным теплом, - те сезоны, когда остров находился в полярных водах и над ним проносились черные бури и ледяные дожди со снегом. Придет пора, когда бураны станут настолько частыми, что редко кто отважится дойти даже до берега залива, чтобы половить рыбы или набрать водорослей. Тогда всем придется питаться сушеным мясом морских животных и мукой из водных растений или их высушенными побегами. В такие периоды все население острова собирается в своих вааргах и с нетерпением узников ожидает возвращения в теплые широты. Но летом! Ах, это лето, когда Сорве проплывал по тропическим водам! Нет ничего прекраснее этого. Изгнание с острова как раз в середине такого чудесного времени делало это наказание еще более мучительным: у них отбирали лучший период года. "Увы! Такова участь человечества с самого начала его существования, - подумал Лоулер. - Одно изгнание за другим, начиная с библейских времен". Поглядывая на залив во всей его изумительной красе, Вальбен ощутил резкую боль утраты. Его жизнь на Сорве уходила безвозвратно, мгновение за мгновением. Но и тот странный восторг при мысли о новой обстановке в каком-то другом месте, тот восторг, что ощутил он в первую ночь, еще не совсем прошел. Правда, теперь это было не нечто постоянное, а лишь в отдельные минуты посещавшее его. Лоулер подумал о Сандире, представил себя в постели с ней. Бессмысленно притворяться, что она совершенно не интересует его. Эти длинные стройные ноги, эта гибкая, изящная, атлетическая фигурка... Ее энергия, живой, уверенный стиль поведения... Он нарисовал в своем воображении картину, как его пальцы касаются ее бедер, скользят по гладкой прохладной коже; Вальбен держит эти маленькие груди в своих ладонях, а крошечные розовые соски щекочут его тело. И если Сандира занимается любовью наполовину менее энергично, чем сейчас, при купании, все равно это будет восхитительно. Лоулеру показалось странным, что он вновь захотел женщину, хотя... Ему так долго приходилось довольствоваться одиночеством, но уступить желанию означало потерять часть психологической брони, которую он создал с таким трудом. Все-таки перспектива отъезда с острова всколыхнула в его душе какие-то глубинные силы, до сих пор дремавшие в тайниках сознания. Через некоторое время Вальбен понял, что прошло, по крайней мере, десять минут, может, больше, а он не видел, чтобы Сандира вынырнула на поверхность. Вряд ли даже сильнейший пловец способен выдержать так много времени под водой, если, конечно, является человеком. Обеспокоенный таким неприятным обстоятельством, Лоулер принялся лихорадочно рассматривать поверхность залива в поисках Тейн. Вдруг краем глаза он заметил женскую изящную фигурку, появившуюся слева от него на дорожке вдоль дамбы. Сандира! Ее темные влажные волосы были перевязаны на затылке ленточкой, она успела набросить голубую накидку из волокон ползучих водорослей, едва прикрывавшую ее тело. Должно быть, Тейн сделала круг к южной стороне залива и вышла на берег рядом с верфью, а он и не заметил этого. - Не возражаете против моего общества? - с улыбкой спросила Сандира. Лоулер широко развел руками. - Здесь на всех хватит места. Она подошла и встала рядом с ним, в точности повторив позу Вальбена: наклонившись вперед и облокотившись на перила ограждения. Тейн стала рассматривать блики на водной глади. - Вы казались таким серьезным, когда я проплывала мимо несколько минут назад, - тихо сказала она. - Наверное, полностью погрузились в свои мысли? - Неужели? - А разве не так? - Гм-м... Наверное, вы правы. - Вас занимали мысли глобального масштаба, доктор? - Ну... Не совсем... Я просто размышлял. - Естественно, Вальбен не мог сказать ей честно о своих думах и грезах наяву. - Просто пытался примириться с перспективой отъезда с Сорве, - ответил он, сочиняя на ходу, - с необходимостью снова отправиться в изгнание. - Снова? - переспросила Сандира. - Простите, не понимаю. Что вы имеете в виду под словом "снова"? Неужели вам приходилось покидать какой-то остров до этого? Мне казалось, ваша жизнь полностью прошла на Сорве. - Это действительно так... Но ведь это - второе изгнание для всех нас, не так ли? Да поймите же, что вначале наших предков убрали с Земли! А теперь нас вышвыривают с этого острова. Тейн обернулась и удивленно взглянула ему в глаза. - Ну, мы-то не относимся к числу изгнанников с Земли. Никто из родившихся на Терре не переселялся на Гидрос... Наша прародина погибла за несколько столетий до того, как первые переселенцы появились на этой планете. - Но это не имеет значения. Изначально мы все - выходцы с Земли. И мы потеряли ее. Поэтому я и называю это изгнанием, имея в виду всех, всех людей, живущих в самых разных мирах Вселенной. - Внезапно слова хлынули из него неудержимым потоком. - Послушайте, ведь когда-то у нас была своя родная планета, единая материнская планета... и ее больше нет. Она погибла, уничтожена... Все кончено! И ничего не осталось, кроме воспоминаний, очень смутных воспоминаний, ничего, кроме горстки мелких осколков, подобных тем, что вы видели у меня в ваарге. Мой отец часто говорил нам: "Земля - огромная восхитительная планета чудес, самая прекрасная из всех планет, когда-либо существовавших. Мир-сад! Рай!" Возможно, так оно и было. Но есть и другие, кто говорит, что это неправда. По их словам, Земля - кошмарное место, из которого люди бежали, потому что жить там стало невозможно. Не знаю... На сегодняшний день все рассказы о нашей прапланете стали мифами. Но, в любом случае, она являлась нашим домом, а мы бросили его... Дверь закрылась за нами навсегда. - Я вообще никогда не думала о Земле, - спокойно заметила Сандира. - А я думаю все время... У всех других цивилизаций Галактики есть своя родная планета, но только не у нас. Мы рассеяны по сотням разных миров: пятьсот человек живет здесь, тысяча - там... Люди вынуждены селиться в самых необычных для них местах. К нам относятся более-менее терпимо разнообразные представители иных миров, на чьих планетах человеку удалось найти пристанище. Вот что я имел в виду, произнося слово "изгнание". - Но даже если бы Земля продолжала существовать, мы не смогли бы вернуться на нее. Вернее, только не с Гидроса. Наш дом - эта планета, а не мифическая Земля, и никто не изгоняет нас с нее. - Согласен. Зато людей выселяют с Сорве. Против этого вы, надеюсь, не станете возражать? Выражение ее лица, которое за время беседы сделалось несколько насмешливым и даже слегка раздраженным, теперь смягчилось. - Вам только кажется это изгнанием, потому что вы нигде не жили, кроме вашего острова. Для меня же Сорве - всего лишь очередная поверхность, где можно поселиться, просто остров. Все они более или менее похожи друг на друга. Я живу какое-то время на одном, затем у меня возникает желание сменить обстановку. Значит, нужно плыть в другое место. - Сандира положила свою ладонь на его запястье и слегка сжала пальцы. - Поверьте, я не понимаю, как вы можете все воспринимать иначе? Впрочем... извините меня... Лоулеру страшно захотелось как можно быстрее сменить тему разговора. Благодаря ей он вызвал сочувствие в душе Тейн, а это значит, заставил ее откликнуться на то чувство, что Сандира примет за жалость к самому себе. Беседа явно пошла не в том направлении, и теперь трудно что-либо изменить. Вместо того, чтобы болтать об изгнании и о горькой доле несчастного бездомного человечества, разбросанного по Галактике подобно горсти песка, ему следовало бы просто сказать, как потрясающе она выглядела, когда совершала свои изумительные прыжки в воде, а затем пригласить в свой ваарг и предложить заняться перед обедом веселой вольной борьбой. Но начинать такой разговор уже поздно. А может, все-таки попытаться?.. - Ну, как поживает ваш кашель? - с улыбкой поинтересовался Лоулер. - Все в порядке. По-моему, мне еще нужно принимать ваше лекарство. У меня в запасе еще два дня... - Зайдите ко мне, когда закончатся капли, я дам вам новый пузырек. - Обязательно, - спокойно ответила Сандира. - Кроме того, мне очень хотелось взглянуть на ваши земные реликвии. - Конечно, конечно... Если вам будет интересно, я многое мог бы рассказать о них. Правда, некоторые очень быстро устают от моих "баек". - Знаете, а я даже не подозревала о вашем увлечении Землей и ее историей. Никогда не приходилось встречать такого человека, кто так много размышляет над очень сложными проблемами. Для большинства из нас Терра - это всего лишь место, где жили наши предки. Но все это находится за пределами понимания людей, живущих здесь или в других мирах. Мы задумываемся о Земле не больше, чем о том, как выглядели пра-пра-пра-пра-пра-прародители всего человеческого рода. - А вот я очень часто размышляю над этим, - возразил Лоулер, - и даже не могу назвать причину... Мне нередко приходят в голову мысли о том, что находится за пределами моей досягаемости. Например, представляю себе настоящую сушу, где у меня под ногами черная почва, из которой поднимаются разнообразные растения, и некоторые из них раз в двадцать выше человека... - Вы, наверное, говорите сейчас о деревьях? - Да, о них. - Я тоже кое-что знаю об этих удивительных растениях... Действительно фантастическое творение природы! Их стволы бывают настолько широки, что не обхватишь руками, и они сверху донизу покрыты твердой шершавой кожурой... нет, корой. Невероятно! - Вы так говорите, словно воочию видели их, - заметил Лоулер. - Я? Нет! Да и каким образом? Я родилась на Гидросе, как и вы... Но мне пришлось познакомиться с людьми, которые жили на планете, где есть суша. На Симбалимаке я много времени проводила с одним человеком с Санрайза. Он рассказывал мне о лесах, о птицах, о горах, о всем том, чего у нас нет... О деревьях, о насекомых... пустынях... Все его истории казались такими загадочными и сказочными! - Представляю, - скрывая недовольство, пробормотал Вальбен. Эта тема для беседы нравилась ему ничуть не больше, чем предыдущая. Не было никакого желания слушать о лесах и птицах, о горах, и тем более о неизвестном с Санрайза, с которым Сандира проводила так много времени на Симбалимаке. Тейн бросила в его сторону странный взгляд. Наступила долгая и неприятная пауза, пауза с подтекстом, хотя, черт побери, он никак не мог понять, с каким. Совершенно неожиданно Сандира с несколько резкой, незнакомой ему интонацией спросила: - Доктор, вы ведь никогда не были женаты? Вопрос удивил Вальбена и показался совершенно необычным. - Почему же? Однажды имел счастье... Правда, это произошло давным-давно и длилось недолго. Брак оказался большой ошибкой... с моей стороны. А вы? - Никогда. Думаю, что просто не понимаю, как это делается... Гм... Навсегда привязать себя к одному человеку - странно и необычно, на мой взгляд. - Говорят, такое возможно, - заметил Лоулер, - и мне довелось увидеть собственными глазами доказательство... Но личного опыта в данной области у меня нет. Тейн неуверенно кивнула. Казалось, она пытается что-то побороть в своей душе. Вальбен тоже испытывал нечто подобное, но он-то знал, с чем ему приходится сражаться: в его сознании заговорило нежелание выходить за пределы, им самим для себя созданные после ухода Мирейль. Лоулера обуял страх. Он боялся вновь столкнуться с риском возобновления уже почти забытых мучений. Вальбен свыкся с монашеским, предельно упорядоченным стилем своего существования, даже более чем свыкся: сей порядок жизни казался ему верхом совершенства, к которому он всегда стремился и который прекрасно сочетался с его глубочайшими потребностями. Не дерзая, ничего не теряешь. И теперь Сандира ждет от него ответного хода. Или... это только кажется? Такое впечатление... "Но стоит ли что-то предпринимать? - пронеслось в голове Лоулера. - Способен ли я ответить? Черт! Кажется, я попался в собственную ловушку непреклонного безразличия... Как же теперь выбраться из нее?" Легкий летний ветерок с юга пахнул на него ароматом ее влажных волос, взметнув накидку Сандиры и напомнив Вальбену, что под ней - обнаженное женское тело. Оранжевый свет заходящего солнца, мерцая на коже Тейн, покрывал едва заметные волоски на ней яркой позолотой, и от этого казалось, что просвечивающиеся сквозь одежду груди женщины сверкают. Ее тело еще не высохло после купания, а маленькие бледные соски словно пили вечерний прохладный воздух. "Черт возьми! Какая она изящная и соблазнительная! - почти задыхаясь, подумал Лоулер. - Я хочу ее!" Неожиданно в его сознании ожил внутренний голос: "Ну, хорошо... Тогда приступай к делу. Ведь тебе уже не пятнадцать лет. Единственное, что сейчас нужно - просто сказать ей: "Вместо того, чтобы ждать до утра, пойдемте прямо сию минуту ко мне в ваарг, и я дам вам лекарство. Потом мы вместе пообедаем и пропустим по стаканчику бренди. Знаете ли, мне так хочется поближе познакомиться с вами". Таким образом ты положишь начало вашим отношениям..." В этот миг на тропе показался Гейб Кинверсон; он возвращался домой после трудового дня в море. Под мышкой Гейб держал свернутый парус. Рыбак остановился неподалеку от парочки и застыл, словно обточенный многовековым прибоем риф, от него исходило странное ощущение огромной силы, которую он с великим трудом сдерживает, и распространялось сияние разрушительной энергии и опасности. - А вот и вы, - прогудел Кинверсон, обращаясь к Сандире. - Я искал вас... Добрый вечер, док. Он говорил спокойным, мягким и загадочным тоном. В его голосе никогда не звучала та угроза, которая неизменно таилась во внешности. Гейб жестом поманил Сандиру, и она без малейшего колебания направилась к нему. - Было приятно побеседовать с вами, доктор, - любезно произнесла Тейн, бросив взгляд через плечо на Лоулера. - Мне тоже. "Кинверсону просто нужна ее помощь... Видимо, порвался парус, и его необходимо починить. Вот и все. Ничего больше... Только починить парус, - попытался успокоить себя Вальбен. - Только парус... И хватит сомневаться!" Ему снова приснился один из его снов о Земле. Всего их было два: один - очень неприятный и мучительный, другой - не такой уж и плохой. По крайней мере, раз в месяц к Вальбену обязательно приходил какой-то из них. На сей раз Лоулера посетило более приятное сновидение, то, где он видел себя на Земле идущим по твердой почве. Вальбен - босой, только что прошел дождь, и земля - мягкая и теплая. Он поджимает стопу и видит, как комья грязи налипают между пальцами, напоминая песок, набивающийся во время прогулки по воде у береговой линии залива. Но почва на Терре гораздо темнее песка и тяжелее, ее так странно ощущать под ногами... Вальбен идет по лесу, со всех сторон его окружают деревья, в чем-то похожие на древовидные водоросли, с длинными стволами и густыми кронами далеко вверху, но они гораздо массивнее морских растений, к